– Да, я побывал там, а почему ты вспомнил о стадионе, Артуро? – спросил Миллер.
Генерал произнес:
– Совершить переворот в стране – только полдела. Нужно еще суметь удержать бразды правления. А это не так-то просто.
– Что же ты предлагаешь?
– Ну-ка рассуди сам. Мы арестовали несколько десятков тысяч человек. Это потенциальные наши враги – одни более активные, другие менее. Куда прикажешь их девать?
– В расход.
Четопиндо покачал головой.
– Негуманно, – сказал он. – Гитлер в таких делах, увы, явно перегибал палку, за что, в конечном счете, и поплатился собственной шкурой. Я не собираюсь повторять его ошибки, да и времена теперь не те. Во-первых, большую силу забрало так называемое общественное мнение, мировая пресса, и с этим нельзя не считаться. Если мы сразу уничтожим наших врагов (что, в общем-то, наше внутреннее дело), за границей такой вой поднимут, хлопот не оберешься. Ну, а во-вторых, у некоторых арестованных найдутся богатые родственники за рубежом. Они пойдут на все, чтобы выкупить своих дорогах родичей, попавших в беду. Собранные деньги можно будет обратить на нужды нации…
Когда Четопиндо произнес «нужды нации», Миллер подумал о драгоценностях, с которыми пришлось расстаться, как только он ступил на землю Королевской впадины. О возврате хотя бы части из них генерал и не заикался.
– Стадион превратить в лагерь?
– Конечно. Он достаточно вместителен, обладает приличной оградой…
– Постой, постой, – перебил Миллер. – Футбольное поле огорожено колючей проволокой. Это твоя работа?
– Тут ты попал пальцем в небо, – улыбнулся Четопиндо. – У нас на всех стадионах имеется колючая проволока. Без нее наши болельщики могут судью на части разорвать. – И без всякого логического перехода напутствовал: – Поезжай, Карло, займись боеприпасами. И поскорее возвращайся.
В дороге Миллер припомнил, как допрашивал доставленного из Свинемюнде француза, подозреваемого в связях с саботажниками. Пуансон в полубреду и наболтал много всякой всячины, в частности, об удивительном открытии некоего неведомого Миллеру доктора Гофмана, которое тот сделал совсем недавно в Швейцарии… После того как француз потерял сознание, Миллер, обыскав его вещи, нашел в подкладке клочок бумаги с химическими формулами. Он в химии ничего не смыслил, но бумагу на всякий случай припрятал. Уж больно диковинные вещи рассказывал француз о препарате, структурная формула которого была изображена на измятом листке. Препарат был зашифрован аббревиатурой, начинавшейся буквой «Л». Последующие буквы вытерлись, и разобрать их не удалось.
Листок с формулами Миллер сразу после допроса сунул в бумажник и тогда же думать о нем забыл, поскольку препарат, по словам Пуансона, не имел никакого отношения к военному делу.
Нынче утром в отеле, пересчитывая перед поездкой свою наличность, Миллер высыпал содержимое бумажника на стол. Он сразу вспомнил, откуда у него этот словно изжеванный клочок бумаги, испещренный загадочными символами. Листок был немного подпорчен влагой – вероятно, это случилось в трюме «Кондора» либо на плоту, когда судно Педро уже затонуло.
Он решил было выбросить бумажку в корзину, но что-то, однако, удержало его.
…Миллер слез с автобуса, огляделся. Кроме него, на остановке не сошел никто. Предвечерний городишко был пуст, словно вымер.
Автобус прогудел и удалился, волоча за собой тяжелые клубы пыли. Привязанная поодаль к колышку коза равнодушно посмотрела на Карло и снова принялась щипать траву.
Немец наугад двинулся по улице. После многочасовой тряски в автобусе он устал и насквозь пропылился. Впрочем, эта пыль отлично гармонировала с одеждой батрака-сезонника, в которую он обрядился.
– Работу ищешь, парень? – неожиданно окликнул его из-за низкого забора старик.
– Ищу, – остановился Миллер.
– И напрасно. Здесь работы нет, – вздохнул старик. – Поезжай в горы, на медные рудники. Или на селитру… Или того лучше – в Королевскую впадину, там всегда докеры требуются. Вон у тебя какие плечи – мне бы такие!..
– Я слышал, у вас тут есть завод, связанный с химией, – осторожно спросил Миллер.
– Есть.
– Не знаешь, нужны там чернорабочие? – Слово «чернорабочие» он выпалил без запинки, поскольку много раз повторял его про себя в автобусе, как и другие.
– Вряд ли, – вздохнул старик. – Оттуда сейчас тоже пачками людей выгоняют.
– А где этот завод? Пойду все-таки, попытаю счастья.
– Что ж, попробуй. – И старик подробно объяснил дорогу.
Завод химических удобрений помещался на самой окраине. Он был легко узнаваем по трубам, которые извергали в осеннее небо желтые клубы дыма.
Путь к заводу преграждала узкоколейка. Миллер терпеливо подождал, пока допотопный паровозик проволочит товарный состав, и подошел к входу на территорию завода. Он знал, что нужный ему человек работает в фосфатном цехе.
Его одежда инкилина – бедного крестьянина-батрака – не вызвала у сторожа-охранника никаких подозрений: мало ли их шляется нынче по дорогам, ищущих работы ради куска хлеба!..
Миллер подошел к охраннику и, униженно поклонившись, сказал, что хотел бы увидеть брата, который работает на заводе. Много лет они не виделись, и вот ему выпала судьба попасть в этот городок…
– Как зовут твоего брата? – спросил охранник.
Здесь-то и вышла заминка. Имя нужного человека было настолько труднопроизносимым для немца, что, хотя он много раз по бумажке повторял его, выскочило из головы. Охранник подозрительно посмотрел на Карло, но тот, собравшись, припомнил и выпалил:
– Ильерасагуа!
Охранник почесал в затылке:
– А в каком цеху он работает?
– В фосфатном.
– Что же ты сразу не сказал, остолоп! – воскликнул охранник. – Это же изобретатель.
– Он самый, – на всякий случай согласился Миллер, хотя и не понимал, о чем идет речь.
Охранник по местному телефону вызвал Ильерасагуа.
Сквозь полуоткрытую дверь заводской охраны было видно, как из ближнего корпуса вышел маленький взъерошенный человечек. Недоуменно прищурясь, он огляделся, затем заковылял к проходной. Сердце у Миллера упало: в первую минуту ему показалось, что это воскресший Пуансон направляется к нему. Впрочем, волнение, изобразившееся на лице инкилина, показалось охраннику естественным: десять лет разлуки – не шутка.
Заключив не успевшего опомниться человечка в крепкие объятия, Карло похлопал его по спине и громко сказал:
– Дядя прислал тебе привет.
Ильерасагуа вздрогнул.
– Ты тоже передай поклон дяде, – уныло попросил он.
Услышав ответ на пароль, Миллер облегченно вздохнул.
Они условились встретиться вечером, после работы, Ильерасагуа дал ему свой адрес. Карло отправился бродить по городу – в оливийской провинции он очутился впервые.
Если Ильерасагуа вызвал в его памяти француза, то здешние улочки чем-то напомнили нижнесаксонский городок. Такие же островерхие домики, утопающие в зелени, аккуратные ограды, вытертые плитки каменных тротуаров, даже лавочки у калиток и медные кольца на дверях. Правда, подобной зелени не увидишь в Нижней Саксонии. Это сколько же тысяч миль отсюда до Нижней Саксонии?!
Близ одного особенно фешенебельного особняка – их было несколько на главной площади – немец остановился. Дом был выстроен в готическом стиле, с лепным гербом на фронтоне. Стрельчатые окна, занавешенные гардинами, не давали возможности рассмотреть, что там внутри. Карло подошел поближе и попытался присмотреться – гардины были воздушными, ячеистыми.
Через минуту отворились ворота, из них вышел дюжий детина в брезентовом фартуке.
– Чего тебе? – спросил грубо вышедший из ворот.
– Да вот… работу ищу… – пролепетал Миллер, припомнив, что он всего-навсего батрак.
– Нет работы. Проваливай давай, бродяга. Еще раз увижу тебя здесь – бока намну, – пообещал брезентовый фартук и прошипел вслед: – Инкилин паршивый.
Настроение испортилось. Миллер без всякого аппетита перекусил в какой-то подозрительной лавчонке, у высокой грязной стойки, где был принят за своего обедавшими там погонщиками скота. Расплачиваясь, Карло лишний раз проверил содержимое своего бумажника, что отнюдь не улучшило его настроения. Он вытер жирные пальцы бумажной салфеткой, оглядел посетителей, никак не реагируя на их разговоры, и отправился убивать остаток дня.
Явившись по адресу, он застал Ильерасагуа уже дома.
– Ужинал? – спросил Ильерасагуа.
– Да.
– Это хорошо, – кивнул хозяин. – Я, как видишь, живу один, питаюсь на заводе, это выходит дешевле. Да и возни поменьше.
– Никак не запомню твое имя, – пожаловался Карло.
– Зови меня изобретатель, – улыбнулся растрепанный человечек. – Я привык уже к этому прозвищу.
– Изобретатель так изобретатель, – согласился гость, опускаясь на некрашеный стул.
– А тебя как зовут?
– Карло, – ответил Миллер. Он внимательно присматривался к изобретателю. Видимо, тот не так прост, как кажется с первого взгляда, недаром же он отвечает за такое важное звено в планах генерала Четопиндо, как обеспечение боеприпасов.
– Что передал генерал Четопиндо? – спросил Ильерасагуа, словно прочитав мысли гостя.
– Нужно подготовить тысячу гранат со слезоточивым газом.
– Срок?
– Неделя.
– Сложно за такой срок. – Ильерасагуа прошелся по комнате.
– Это не ответ.
– Вот что, Карло, – сказал Ильерасагуа. – Мне нужно некоторое время, чтобы переговорить с нашими людьми. Можешь ты подождать два-три дня?
– Двое суток – и ни часу больше.
– Ладно, – кивнул Ильерасагуа. – Живи у меня, это самое безопасное. Днем только нос на улицу особенно-то не высовывай.
– А что?
– У нас городок небольшой, каждый чужой человек на виду. Попадешь в поле зрения полиции, начнут копать – кто да откуда, неприятностей не оберешься…
– Почему тебя прозвали изобретателем? – поинтересовался Миллер за чаем.
– Ты обратил внимание, Карло, что наш завод довольно основательно охраняется?
– Как не обратить.
– Тебя это не удивило?
– Честно говоря, удивило, – кивнул Миллер. – Можно подумать, что у вас там не удобрения, а алмазные россыпи.
Ильерасагуа усмехнулся.
– А ведь ты угадал, Карло, – сказал он. – В некотором роде у нас там действительно алмазные россыпи.
– В виде суперфосфата?
– Напрасно смеешься. У нас есть что охранять. В сущности, «завод удобрений» – только вывеска. У нас мощная лаборатория синтеза, где получают вещества с весьма любопытными свойствами.
– Например?
Ильерасагуа махнул рукой.
– Тебе не интересно. В общем, речь идет об искусственных тканях, дешевых и необычайно прочных. Фактически я руковожу этой лабораторией. Отсюда мое прозвище… Ну, а под это дело мы, между прочим, и взрывчаткой можем заниматься…
В этот момент Миллер вспомнил о бумажке, отобранной у француза.
– Послушай, изобретатель, а ты можешь воссоздать вещество по его химической формуле? – спросил он.
Собеседник пожал плечами:
– Это мой хлеб.
Карло вытащил из бумажника измятый листок и протянул его Ильерасагуа.
– Ну и ну! – улыбнулся тот. – Интересно, что ты делал с этой бумажкой?
– Под дождь попал.
Ильерасагуа долго молча внимательно разглядывал листок, наконец спросил:
– Откуда это у тебя, Карло?
– Неважно.
– А все-таки?
– Допустим, приятель дал. А что?
Изобретатель еще несколько минут исследовал листок, вертя его так и этак, потом медленно произнес:
– Видишь ли, Карло, это очень интересная штука… Она получается из простых исходных веществ, но схема синтеза чрезвычайно остроумна.
– Можешь ты получать это вещество?
– Да зачем оно тебе?
– Сделай это. Мне очень нужно.
– Боюсь, ничего не получится, Карло, – сказал Ильерасагуа. – Эта штука ужасно трудоемкая, а у меня абсолютно нет времени. К тому же теперь гранатами надо заниматься…
– Послушай, изобретатель, или как там тебя… Я шутить не собираюсь, – с угрозой в голосе произнес Миллер. – Это вещество мне необходимо.
– Нет.
Миллер схватил Ильерасагуа за ворот куртки и тряхнул так, что у того в глазах потемнело.
– Ну! – рявкнул немец.
– Карло, пойми же, такую работу мне не осилить.
– А знаешь, Ильера… Ильерасагуа, – с внезапным спокойствием произнес приезжий, споткнувшись на трудном слове. – Я одним ударом вышибаю дух из человека. Проверено на опыте. – Он сжал огромный кулак, поднес его к лицу хозяина. – Желаешь убедиться?
Изобретатель отшатнулся.
– Кто же тогда выполнит задание генерала? – выдавил он подобие улыбки, идя на попятный.
– Что делать… Такова жизнь, как говорят французы, – пожал плечами Миллер. – Надеюсь, господь бог и генерал Четопиндо меня простят. Ну, так как?
– Ладно, давай свою бумажку, – сказал Ильерасагуа. – Попробую завтра в лаборатории что-нибудь придумать. Недаром говорится – утро вечера мудренее. – И, еще раз просмотрев сложные структурные формулы, вздохнул: – Бог ты мой, чего тут только не наворочено! Честное слово, это скорее математика, чем химия. Умная голова придумала. Карло, познакомь меня с этим человеком.
– Каким?
– Который дал тебе этот листок.
– Это невозможно.
– Он не наш человек?
– Он погиб.
– Печально, – подытожил Ильерасагуа. – Ну ладно, попробую сам все-таки разобраться.
– Попробуй только не разобраться! – пригрозил Миллер. – Четопиндо с тебя шкуру спустит.
– Я сразу догадался, что это задание Четопиндо, хотя ты и пытался морочить мне голову…
После этого Миллер заставил его переписать формулу, а свою бумажку, бережно свернув, тщательно спрятал в карман.
Разослав своих помощников под благовидными предлогами, Ильерасагуа заперся в лаборатории и принялся тщательно исследовать структурные формулы. Ильерасагуа успел заметить, что в оригинале они были выведены на бланке научно-исследовательской лаборатории швейцарской корпорации «Сандоз». В левом верхнем углу стоял штамп – «Сектор фармакологии». Бумага была датирована апрелем 1943 года. Лист был подписан четкими, чопорными готическими буквами – «д-р Гофман».
Как попала эта бумага из Европы сюда, в Оливию? Как очутилась она у генерала Четопиндо? Вероятно, ее привез генералу кто-то из людей, нелегально прибывающих из-за океана.
Работа увлекла его, и он не заметил, как наступил полдень. Судя по всему, синтезируемое вещество должно было обладать чрезвычайно интересными свойствами – на такие вещи у изобретателя за долгие годы выработался нюх.
В качестве рабочего вещества Ильерасагуа взял спорынью. Дело продвигалось успешно.
Само вдохновение руководило действиями Ильерасагуа. К тому же к его услугам было превосходное химическое оборудование, которым он мог пользоваться бесконтрольно. К этому нужно прибавить еще большое желание угодить Четопиндо…
Так или иначе, через определенное время на дне пробирки блестело несколько белых кристалликов – результат титанического труда Ильерасагуа. Он с гордостью посмотрел пробирку на свет и, сунув ее в карман, отправился домой.
Миллер, который весь день провел взаперти, уже начал было беспокоиться.
Сияющий Ильерасагуа вошел в дом, с треском захлопнул за собой дверь и с порога провозгласил:
– Все в порядке, Карло!
– Со взрывчаткой?
– Со взрывчаткой – само собой, – улыбнулся Ильерасагуа. – Я имею в виду последнее задание шефа.
– Неужели ты получил вещество? – недоверчиво переспросил Миллер.
Ильерасагуа вместо ответа похлопал себя по карману.
Немец протянул руку:
– Давай.
Взъерошенный человечек вытащил из кармана пробирку, тщательно обернутую вощеной бумагой.
– Осторожно, Карло, – предупредил он. – Я и сам не знаю, какими свойствами оно обладает.
«Зато я догадываюсь», – подумал Миллер. Сердце его радостно колотилось: если все будет как задумано, то генерал Четопиндо у него в руках!
Теперь хорошо бы эти кристаллики на ком-нибудь испытать. «Стоп! А почему бы не использовать самого изобретателя в качестве подопытного кролика? Будем надеяться, это ему не очень повредит, ведь Ильерасагуа может еще понадобиться. С другой стороны, больше испытывать не на ком, да и времени в обрез. В конце концов, это справедливо: пусть-ка химик сам отвечает за то, что сотворил», – весело подумал Карло.
В комнату, насвистывая, вошел Ильерасагуа с большим чайником. Настроение у изобретателя было превосходное – он выполнил оба задания генерала Четопиндо: и снадобье синтезировал по формуле, и с боеприпасами дело на мази.
Мелодия, которую насвистывал Ильерасагуа, показалась Карло знакомой.
– Это что за мотив? – спросил он, пока Ильерасагуа расчищал место на столе.
Изобретатель охотно пояснил:
– У нас все рабочие напевают эту песню.
– И слова знаешь?
– Нет.
– Так вот, советую тебе забыть этот мотивчик, – строго сказал Миллер.
Ильерасагуа удивленно воззрился на гостя:
– А в чем дело?
– А в том, что за эту песню скоро будут вешать на фонарных столбах.
– Кто будет вешать?
Миллер отрезал:
– Мы!..
– Да брось ты, Карло, говорить загадками! – воскликнул Ильерасагуа. Он пристроил, наконец, чайник на столе и получил возможность жестикулировать обеими руками, что и проделывал с темпераментом южноамериканца. – В Оливии за пение еще никого не вешали!
– Все впереди. – Гость усмехнулся.
В лице собеседника Ильерасагуа на мгновение почудилось что-то страшное.
– По-моему, мотивчик довольно милый, – неуверенно произнес Ильерасагуа.
– Этот милый, как ты говоришь, мотивчик принадлежит Рамиро Рамиресу, – сказал Миллер.
– А, ну это дело другое. Рамиро давно у нас в печенках сидит, – согласился Ильерасагуа и следующим рейсом принес с кухни миску бобов со свининой, чай пока настаивался.
– Садись-ка, друг, отдыхай. Что еще надо принести? Давай я схожу, – предложил Миллер.
– Пару стаканов для чая. Вымой только их, они грязные.
На кухне Миллер выбрал из груды грязной посуды два стакана, тщательно вымыл их, затем протер. После этого на дно одного стакана бросил несколько крохотных, почти неприметных, кристалликов из пробирки. Подумал: «Вот будет номер, если я перепутаю стаканы».
Хозяин успел к этому времени разложить бобы на тарелки. Карло сам разлил чай и заботливо пододвинул Ильерасагуа стакан.
– Благодарю, – сказал Ильерасагуа. Рот у него не закрывался ни на миг: теперь он оживленно рассказывал эмиссару шефа, как подвигается работа по начинке гранат слезоточивым газом.
В паузах, жмурясь от наслаждения, он прихлебывал ароматный индийский чай. Миллер настороженно следил за собеседником, однако каких-либо отклонений от нормы в его поведении обнаружить не мог.
Карло начал было подумывать, что либо француз, либо изобретатель надули его.
– …После этого я, представь себе, беру баллон, заряжаю его и иду в подвал, – продолжал свой рассказ Ильерасагуа. – И учти, Карло, все это происходит под самым носом у начальства, которое ни о чем не подозре…
Ильерасагуа умолк, поперхнувшись на полуслове. Миллер посмотрел на него – глаза химика расширились. На лице застыло выражение изумления – казалось, кто-то нашептывает ему на ухо необыкновенно интересные вещи и он внимает, боясь проронить хотя бы слово.
Карло хотел задать вопрос, но не успел. Ильерасагуа завизжал, с грохотом откинул стул и с вилкой бросился на Карло. Миллер в последнее мгновенье ловким ударом вышиб вилку и завернул руку изобретателя назад.
Ильерасагуа зарыдал и опустился на пол.
– Тигр! Тигр! – выкрикивал он сквозь слезы. – Твоя взяла! Жри меня, рви мясо, дроби кости, высасывай мозг!
Миллер стоял в растерянности, не зная, что делать. Столь быстрая и непредвиденная смена ситуации даже его выбила из колеи. Вдруг на крики сбегутся соседи, явится полиция – как он объяснит свое присутствие здесь? Видимо, он отмерил химику слишком большую дозу этого чертова снадобья…
– Замолчи, идиот! – прошипел Карло, изо всех сил сжав плечо тщедушного Ильерасагуа. Тот изловчился, схватил гостя за руку и укусил, да так, что Миллер взвыл. Он попытался отработанным еще в лагере движением схватить Ильерасагуа за горло, чтобы унять наконец вопли, но тот ловко вывернулся, вскочил на ноги и отбежал на несколько шагов, остановившись в углу комнаты. «Хорошо, что хоть окна занавешены», – мелькнуло у Миллера.
Пока Карло раздумывал, что делать дальше, химиком вдруг овладело неистребимое веселье.
Не зная, что предпринять. Миллер долго ждал, пока Ильерасагуа придет в себя. Его слух прервался так же внезапно, как и начался, сменившись остолбенением. Румянец исчез, щеки покрылись смертельной бледностью. На лбу блестели крупные капли выступившего пота.
– Пить… – прошептал он, в недоумении озираясь.
Миллер протянул Ильерасагуа стакан не успевшего остыть чая, затем, спохватившись, выплеснул его под стол, а химику дал свой стакан.
Ильерасагуа пил судорожно, большими глотками, проливая чай на пол и на одежду. Напившись, он сжал стакан с такой силой, что стекло треснуло.
Изобретатель с недоумением посмотрел на кровь, которая показалась из порезанной ладони.
– Что случилось, Карло? – спросил он, озирая мутными глазами беспорядок в комнате.
Немец вкратце описал внезапный припадок Ильерасагуа, опуская, само собой, некоторые детали.
Ильерасагуа лизнул порезанную ладонь и опустил голову. Плечи его тряслись.
– Я безумен, Карло, – проговорил он глухо. – Это наследственное. Моего дядю доконала белая горячка, он умер в смирительной рубашке. Меня, похоже, ждет то же самое…
Разумеется, швыряя в стакан Ильерасагуа несколько крупиц снадобья, Карло отдавал себе отчет, что идет на определенный риск. Однако выхода не было: он должен был определить действие нового вещества, которое волею судьбы и обстоятельств попало в его руки. Ведь не станет же он, в самом деле, использовать себя в качестве подопытного кролика?!
С другой же стороны, Миллер рассудил, что особой опасности он изобретателя не подвергает: от одного раза ничего страшного с Ильерасагуа не произойдет – едва ли он пристрастится к снадобью.
– У тебя раньше бывали такие приступы? – спросил немец, глядя на бледного как мел Ильерасагуа.
Тот покачал головой.
– Я всю жизнь жил в ожидании этих приступов, Карло, – сказал он слабым голосом. – Надо мной тяготеет рок наследственности. Но никогда не думал, что это так ужасно… Спасибо, Карло, ты поступил как настоящий друг.
Помолчав, Ильерасагуа продолжал, прикрыв глаза:
– Мне кажется, что мой обморок длился несколько столетий… Да, столетий… Сначала я попал в джунгли. Путь мне преграждали стволы деревьев, поваленные бурей. Под ногами чавкало болото, с веток свисали то ли лианы, то ли змеи…
Немец слушал красочный рассказ Ильерасагуа и лишь покачивал головой. Он понял, какое могущественное снадобье волею судеб попало в его руки. Наркоман Четопиндо едва ли устоит против этого оружия.
Ильерасагуа до глубокой ночи рассказывал Миллеру о своем приступе. Несчастный изобретатель ужасно боялся, что он повторится, но еще больше, что о нем узнает генерал и тогда он, Ильерасагуа, выйдет из игры. Карло успокоил его, обещав сохранить все в тайне.
Через четыре дня, когда вопрос с боеприпасами окончательно прояснился, они расстались приятелями.
Карло больше не повторял свой рискованный эксперимент с веществом из пробирки: он уже примерно представлял себе, какая доза необходима на один прием. Нужно взять один-единственный, почти незаметный для глаза кристаллик. Для того чтобы удобнее было пользоваться веществом, надо досыпать в пробирку сахару, подумал Миллер.
– Что ты собираешься делать с этим снадобьем, Карло? – спросил Ильерасагуа, с интересом наблюдая за действиями гостя.
– Советую не болтать лишнего, – многозначительно произнес немец, тщательно пряча пробирку. – Шеф, сам знаешь, не любит болтунов. Ты рецепт не потерял?
– Какой рецепт?
– Бумажку, на которую ты переписал структурные химические формулы, – пояснил Миллер.
– Листок у меня здесь, – Ильерасагуа похлопал по карману.
– Лучше отдай его мне, раз у тебя такие приступы… – приказал немец. – Возможно, через какое-то время нам понадобится еще одна порция этой штуковины. Тогда я привезу тебе эти формулы. А сейчас проводи меня до автобуса.
– Эта штуковина называется диэтил… – начал Ильерасагуа.
– Прикуси язык! – зло прервал его Миллер.
Изобретатель поправил сползающие очки.
– О своем приезде ты извести меня заранее, Карло, – попросил он, – с этим снадобьем возни много, и сырье нужно заранее раздобыть.
– Я пришлю телеграмму.
– Ты что! – замахал руками Ильерасагуа, испуганно глядя на гостя. – У нас в городе полиция всю почту проверяет.
– Телеграмма будет условная. Ну, скажем, такая… – Немец на секунду задумался, потом продолжил: – «У дяди разыгралась подагра, приготовьте лекарство». И скажу тебе напоследок одну вещь: если хоть одна живая душа узнает о снадобье, которое ты соорудил, пеняй на себя. Тогда я за твою жизнь не дам и ломаного гроша. У генерала руки длинные, сам знаешь. Да что Четопиндо, – повысил голос Карло, – я сам тебя задушу, вот этими руками!
– Никто не узнает об этом, Карло, клянусь! – испуганно ответил взъерошенный человечек.
– Смотри, если что, со дна океанского достану, – пообещал Миллер, глядя на дорогу.
Химик поджал губы:
– Что же я, враг себе?
Вдали в клубах пыли показался автобус.
– Всюду дожди, а у нас сушь, – произнес Ильерасагуа и добавил: – Не знаю, застанет ли меня на месте твоя телеграмма, Карло…
– За тобой слежка? Ты заметил «хвост»? – встревоженно схватил его за плечо немец. – Что же ты сразу мне не доложил?