Докеры зашумели, Орландо остановил их жестом.

Вперед шагнул Рамиро:

– Твои слова прозвучали не вовремя, Франсиско!

– Нет, вовремя, – сказал Гуимарро. Нужно назвать вещи своими именами. Не нужно замазывать наши промахи. Нужно, чтобы на наших ошибках, если мы погибнем, учились другие… Мир твоему праху, Гульельмо, – закончил он и бросил в могилу ком влажной земли. – Ты навсегда останешься в нашей памяти!..

За крепостными стенами громыхнуло один за другим несколько разрывов. Дыхание близкой – рукой подать – опасности коснулось суровых лиц докеров. Они, конечно, еще не знали, что правительство так и не решится применить против них артиллерию, опасаясь общественного мнения за рубежом.

Рамиро подошел к Люсии и сжал ее руку.

– Ты не жалеешь, что вчера пошла со мной в порт? – шепнул он ей.

– Я благословляю судьбу, что оказалась вместе с тобой.

Орландо Либеро шагнул к изголовью могилы. Все ждали, что он ответит Гуимарро.

– Вы все знаете, что у меня были разногласия с покойным, – глухо произнес Орландо. – Но я преклоняюсь перед Гульельмо, его чистотой и героизмом. В этот трудный час я призываю вас не оглядываться назад, а смотреть вперед. Нам нужно думать не о смерти, а о жизни. Правительство полагает, что поймало нас в ловушку. А мы превратим крепость в ловушку для правительства! Мы вырвемся отсюда, и вся трудовая Оливия поддержит нас!

Неожиданно для себя Рамиро выступил вперед и запел. Это была новая песня, которую он сочинил на днях. Люди не знали слов. Но так удивительно созвучна была она чувствам восставших докеров, что припев подхватили все.

– А теперь за дело, – сказал Орландо, когда песня отзвучала. – Прежде всего, нужно установить круглосуточные посты на стенах, подсчитать запасы продовольствия, выяснить, что с водой…

Проходя мимо Рамиреса, Орландо, улыбнувшись, пожал ему руку и произнес:

– Рад, что мы вместе.


Прошло несколько дней. Первые атаки на крепость были отбиты успешно.

В стачечном комитете разгорелись жаркие споры: что делать дальше?

Добровольцы проверили старинный подземный ход, ведущий к побережью. Ход кое-где осыпался, поэтому сквозь него мог с трудом протиснуться только щуплый человек. В течение долгих столетий ход никто не чистил.

Гуимарро предложил:

– Расчистим и укрепим ход, а потом ночью по одному покинем цитадель.

– Убежим с поля боя? – спросил Рамиро.

– Этот бой нам навязали, – ответил Гуимарро.

– Теперь на нас смотрит вся Оливия! – воскликнул Рамиро. – Мы обязаны принять бой.

– Запасов кукурузы от силы хватит на десять дней, – озабоченно произнес пожилой докер. – Еды оказалось меньше, чем думали. Вода… Сами знаете, водопровод еле действует, засорился, а отремонтировать его у нас нет возможности: только внимание к болоту привлечем. Полицейские вокруг так и шныряют. Воды у нас по кружке на брата в сутки, да и той в любой момент может не стать. Кроме того, в крепости имеются женщины. Имеем ли мы право подвергать их опасности?

– Женщины будут сражаться наравне с мужчинами, – произнесла Люсия.

– И наравне с мужчинами будут гибнуть, – вздохнул Гуимарро.

Орландо дал всем высказаться. Он сидел, попыхивая сигаретой, положив на колени скомканный, зачитанный до дыр номер газеты. Эту газету с риском для жизни доставил в крепость по подземному ходу мальчишка из фавел. Здесь содержалась перепечатка из зарубежной газеты, посвященная Гарсиа, вместе с его фотографией…

– Твое слово, Орландо, – сказал Гуимарро.

– Идти на прорыв, Франсиско. Длительная блокада – не в нашу пользу. У нас нет запасов воды, и нет возможности их пополнить. Достаточно противнику нащупать и перерезать водную артерию – и нам придется плохо… На нас смотрит вся трудовая Оливия. И мы обязаны принять бой, даже если нам его навязали.

– Боюсь, ищейки уже нащупали, откуда мы берем воду, – сказал докер, подходя к комитетчикам.

Все повернулись в его сторону.

– Только что я был на северной стороне, – продолжал докер. – С углового бастиона хорошо просматривается болото. Там я обнаружил в бинокль несколько человек. По виду батраки, а там – кто их знает… Батракам вроде искать на болоте нечего.

– Что они делали? – задал вопрос Орландо.

– Шли цепочкой. Дошли до середины, а потом повернули обратно.

– Они достигли дамбы?

– В том-то и дело.

– Но вода продолжает поступать.

– Все равно, не нравятся мне эти батраки, – произнес Орландо, оглядывая нахмурившиеся лица комитетчиков. – Передайте всем докерам: сегодня в ночь мы все идем на прорыв.


Вода из железной трубы тонкой струйкой стекала в чан. Раз в день, когда накапливалось достаточное количество воды, происходила раздача. Ею ведала Люсия: каждому выдавала по кружке, женщинам и детям по две.

Иногда бывало и так, что всем воды не хватало. Но никто не роптал.

В этот день, однако, чан набрался почти полный. Взяв свою порцию, Люсия отошла в сторонку. Она привыкла пить воду маленькими глотками, смакуя, стараясь не пролить ни капли драгоценной влаги. Люсия сделала первый глоток. Ей показалось, что вода сегодня имеет какой-то странный привкус. Может быть, болотная вода в водопровод просочилась?

Стена перед Люсией покачнулась. «Это от недоедания», – подумала она и быстро допила воду, боясь, что расплещет ее. Затем опустилась на землю. Крепостная стена растаяла. Дерево перед ней вспыхнуло многоцветными огнями, стало ярким, словно платок, который индианка надевает в праздник. Цветное дерево склонилось над ней, ветви хищно изогнулись, словно щупальца, готовые сдавить горло…


События в Королевской впадине всколыхнули всю страну, вместо того чтобы устрашить ее. В этом состоял самый серьезный просчет генерала Четопиндо.

Орландо Либеро был особой фигурой. Такой популярности, как он, не знал ни один политический деятель Оливии. Орландо любили и крестьяне, и ремесленники, и шахтеры, и батраки.

Стихийное движение в защиту осажденных росло словно снежный ком. Ширясь день ото дня, оно выплеснулось наконец через край: словно сговорившись, люди из самых разных мест Оливии направились в Королевскую впадину, к осажденной цитадели. Ими двигало одно желание – разорвать кольцо, освободить докеров, которые попали в беду.

Движение масс было таким мощным, что полиция в растерянности отступила: можно перекрыть ручей, но попробуй перегородить реку, которая в половодье бурлит, широко разлившись, и сметает на своем пути все преграды.

Людские потоки сливались в пути, заполняли дороги. Появлялись самодельные лозунги: «Свободу докерам!», «Долой кровопийц Четопиндо!», «Свободы и хлеба!». Но чаще других встречался лозунг «Да здравствует Орландо Либеро – первый рабочий президент!».

Генерал Четопиндо с министром внутренних дел и группой высших офицеров наблюдали с холма в бинокли за тем, что происходит внутри крепостных стен. Ему удалось привести в исполнение свой план – отравить источник воды, которым пользовались осажденные. Теперь нужно было набраться терпения и ждать несколько часов, чтобы посмотреть, насколько акция окажется эффективной.

Как только наблюдатели доложили, что в цитадели начали делить воду, на холме собралось избранное общество.

– Что же все-таки придумал наш Артуро? – спросил какой-то полицейский чин.

– Сейчас увидите, – уклончиво ответил генерал.

– Началось! – взволнованно воскликнул офицер, стоящий поодаль, и все поспешно прильнули к биноклям.

Миллер обратил внимание на одинокую женскую фигурку, находившуюся в дальнем от него конце цитадели. Женщина, что-то сжимая в руке – один из офицеров уверял, что это кружка для воды, – сделала несколько зыбких шагов, затем упала под деревом.

– Через несколько минут можно будет собирать урожай, – сказал Четопиндо.

– Ты кудесник, Артуро, – похвалил президент.

Министр внутренних дел взял Четопиндо за руку и отвел его в сторонку.

– Артуро, ты не яду им подсыпал? – спросил озабоченно министр, понизив голос.

– Ты угадал, – произнес Четопиндо. – Между прочим, яд ничем не хуже бомбежки с воздуха, артиллерийского обстрела или танков.

– Значит, мы войдем в крепость без единого выстрела?

– Именно. Посмотри-ка, какая красотка корчится там, под деревом, – протянул Миллер министру свой бинокль.

– Красотки потом, – отвел министр бинокль. – Что же ты все-таки с ними сделал? Каким ядом попотчевал?

– Вели-ка лучше своим частям занимать крепость, – ответил Четопиндо.

– Итак, новое оружие?

– Вроде того.

– Разве мы вызвали подкрепление? – донесся до них чей-то растерянный голос.

Четопиндо и министр враз обернулись: на дороге, которая вела от Королевской впадины к цитадели, встало огромное облако пыли.

Поток людей двигался неотвратимо, подобно лаве во время извержения.

Министр нахмурился.

– Полиция! – истерически выкрикнул он. – Немедленно навести порядок!

– Основные полицейские части находятся в Санта-Рите, – ответил заместитель министра.

– Почему?

– Генерал Четопиндо сказал, что они ему не понадобятся. И вы с ним согласились.

– Вызовите по радио!

– Не успеют…

– Сам вижу… Но неужели у нас здесь нет ни одного танка, ни одной пушки?

Министр покачал головой.

– Что один танк, что десяток – какая разница с точки зрения иностранного корреспондента? – заметил он. – Мы ведь приготовились брать цитадель голыми руками.

– Сколько у вас полицейских?

– Пятьдесят человек.

– Поднимите их в ружье!

– Бессмысленно, – тихо сказал министр. – Излишнее кровопролитие. Многотысячная чернь сомнет нас.

– Что же делать? – упавшим голосом произнес Четопиндо.

Толпа приближалась. Уже можно было различить отдельные лица, прочесть лозунги, колышущиеся над толпой.

Те, кто был на холме, сбились в кучку.

x x x

Накануне штурма, перед вечерней раздачей воды, стачечный комитет принял решение: все, кто пожелает, могут покинуть цитадель по подземному ходу.

Желающих, однако, не оказалось. Даже женщины наотрез отказались уйти из крепости.

– А кто вас перевязывать будет? – сказала жена одного докера в ответ на слова Орландо Либеро о том, что женщинам с детьми лучше покинуть крепость.

– А с детьми как? – спросил Гуимарро.

– Дети могут спрятаться в одном из бастионов, – предложил Рамиро. – Пули их там не достанут.

Мальчик-связник, который доставлял осажденным вести с воли, уходил из крепости со слезами на глазах. Ему очень хотелось остаться со всеми, но необходимо было доставить на явку свежие материалы для «Ротана баннеры».

– Будь осторожен, – сказал Орландо мальчишке на прощанье.

– Я ни одной бумажки не потеряю, – заверил мальчик, похлопав по карману.

– Себя береги. Расскажешь на воле…

– Про что? – поднял мальчик смышленое личико, усыпанное веснушками.

– Про все, что видел в крепости, – сказал Либеро. – Про то, как нас всех пытались отравить.

…Теперь мальчишка вместе с толпой, которую повстречал на полпути к фавелам, двигался к цитадели. Вместе со всеми он восторженно скандировал:

– Долой ищеек Четопиндо! Да здравствует Орландо Либеро!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дав согласие на оформление в Оливию, Талызин основательно засел за испанский. А в ближайший свободный день с утра отправился в Библиотеку иностранной литературы. Хотелось почитать об Оливии, чтобы побольше изучить эту далекую страну.

Выписав книги, Талызин направился к своему излюбленному месту у окошка, которое, он заметил издали, было не занято. В эту пору читальный зал был еще почти пуст. В ожидании заказа Иван просмотрел свежие газеты.

Наконец его читательский номер вспыхнул на табло, и Талызин пошел к выдаче.

– Вы увлеклись Оливией, Иван Александрович? – улыбнулась молоденькая библиотекарша, пододвигая Талызину стопку выписанных им книг.

– Да, хочу получше узнать эту страну.

– Я убеждена, что лучший способ узнать страну – это читать ее газеты, – серьезно сказала девушка. – Знаете, у нас есть подшивки оливийских газет. Особая наша гордость – «Ротана баннера».

– «Ротана баннера»?

– Так называется левая оливийская газета, – пояснила девушка.

– Красиво звучит.

– На одном из местных диалектов это означает «Красное знамя».

– Можно получить подшивку?

– Конечно. Только, пожалуйста, бережней с «Ротаной». У нас издание в одном экземпляре, а некоторые номера клеены-переклеены. Я пойду в хранилище, подберу… Подойдите ко мне минут через пятнадцать.

Подшивка «Ротана баннеры», в отличие от других, оказалась на удивление тонкой. Талызин бережно перенес ее к своему столику. Сначала только бегло просматривал листы малого формата. Особенно интересно было рассматривать фотографии и разбирать подписи к ним.

В одном из номеров его внимание привлек вид дымящегося вулкана, контуры и название которого он знал еще из курса школьной географии. Вулкан возвышался вдали, а на переднем плане, на фоне бензоколонки находились два человека. Одежда на них была измята. Один, высокий, был в военной форме, явно утратившей щегольской вид. Второй – в штатской одежде, на голове его красовалось огромных размеров сомбреро. «Генерал Четопиндо», – прочел Талызин подпись к фотографии. Из текста подписи явствовало, что рядом с генералом находится бразильский коммерсант Карло Миллер. Прочитав фамилию, Талызин невольно вздрогнул и, удвоив внимание, начал вглядываться в не очень четкое фото. В эти мгновения в памяти Ивана невольно всплыл тот, другой Карл Миллер из-под Гамбурга, из лагеря… Нет, они разные люди, только имя общее. У этого, на фото, совсем другое лицо. И пенсне отсутствует. Пенсне он мог снять, положим… Жаль, эта дурацкая шляпа не дает возможности рассмотреть лицо как следует.

Талызин разглядывал фотографию, вертя газету так и этак. В фигуре коммерсанта ему почудилось что-то знакомое. И разворот плеч, и манера держать голову… Он принялся переводить статью под фотографией…

Это было официальное сообщение. Заглядывая в словарь, Талызин проштудировал текст, однако ничего интересного не почерпнул.

Бразильский торговец, будучи в Оливии по своим делам, оказался поблизости от генерала Четопиндо, когда тот попал в малоприятную историю. Шофер диктатора бежал на машине в неизвестном направлении, и генерал оказался один в горах, далеко от всякого жилья.

«Были в окружении Четопиндо и смелые люди, – подумал Талызин. – Ведь шофер не мог не понимать, что ему грозит в случае поимки».

Особенно поразила Ивана головокружительная карьера безвестного бразильского коммерсанта, по сути – гостя страны, который за короткое время сумел стать правой рукой Четопиндо. В стремительности продвижения к власти Карло Миллера таилась некая загадка.

Любопытно, а как комментирует это происшествие «Ротана баннера»? В номере с официальным сообщением комментарии отсутствовали – они просто не успели появиться. А последующих номеров в подшивке не было. Возможно, они не дошли до Москвы. А может, тираж был конфискован… Кто знает, что произошло?

Талызин читал газеты из других подшивок все с большим интересом. Волнения в столичном порту – Королевской впадине… Темпераментные стихи и песни Ра-миро Рамиреса в «Ротана баннере»… Героическая оборона докерами цитадели… Сильнодействующая отрава, которую осаждающие бросили в воду, чтобы сломить сопротивление защитников крепости… Взрыв народного возмущения, свержение клики Четопиндо и приход к власти народного правительства Орландо Либеро…

– Не прячьте газеты далеко, – попросил он девушку, покидая с последними посетителями библиотеку. – Я приду завтра.

– Все подшивки оставить?

– Нет, только эту, – указал Талызин на «Ротана баннеру».

– В других ничего интересного?

– У меня мало времени.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Встречу со специалистами, которые приехали из-за рубежа по приглашению нового правительства, президент назначил на семь тридцать утра – другого свободного времени в этот день у него не оказалось.

Приезжие остановились в гостинице, расположенной в центре Санта-Риты. Рано утром прибыло несколько машин, чтобы доставить их в президентский дворец.

Столица еще хранила следы праздничного четырехдневного карнавала. Красочные балаганы, обрывки серпантина, россыпи конфетти, обертки от мороженого и конфет свидетельствовали о разгуле веселья, которое еще недавно царило на улицах Санта-Риты.

В головной машине ехал доброжелательный сопровождающий, он ловил каждый вопрос гостей и охотно давал пояснения. Это был плотный, похожий на штангиста человек с тронутыми проседью вислыми усами. Машины приехали слишком рано, и он решил показать приезжим город.

– Меня зовут Франсиско, – прежде всего представился он.

Притихшие улицы убегали назад, и Франсиско не умолкал:

– Здание университета… Национальный стадион… Между прочим, господа, оливийская сборная встретится здесь со сборной Бразилии. Ровно через две недели… Ну, не знаю, попадете, если повезет… Да, вы не ошиблись, это действительно особняк старинной постройки…

Шофер по просьбе Франсиско притормозил. Дом стоило осмотреть повнимательнее.

– Да нет, архитектура, в общем, обычная, хотя и производит впечатление, не правда ли?.. При прежнем режиме здесь помещался Комитет общественного спокойствия, или спасения, как его еще иногда называли… Да, вроде тайной полиции… С тех пор прошла целая вечность. Конечно, если время измерять не годами, а событиями…

Вереница машин снова тронулась.

– Новый мост… Мы построили его своими силами, когда иностранные инженеры забастовали. Говорят, один из самых красивых на континенте. Впечатляет, правда?.. Площадь Свободы… Эта статуя символизирует медь – одно из главных богатств республики… Президентский дворец. Мы приехали, господа.

Последним из машины вышел высокий человек. Костюм на нем сидел мешковато, видно было, что он не от портного, а из магазина готового платья, причем не перворазрядного. Пока они ехали, человек этот не задавал никаких вопросов, но всматривался в окно машины так жадно, словно кого-то искал на пустынных после утомительного карнавала улицах Санта-Риты.

«Может быть, этот человек бывал уже в Оливии?» – подумал Франсиско.

Президентский дворец снаружи подавлял своей массивностью и основательностью.

Обмениваясь впечатлениями, люди, высыпавшие из машин, гурьбой двинулись к центральной арке.

Два гвардейца застыли перед ней словно статуи.

– Совсем как у нас перед Букингемским дворцом, – заметил один из приезжих.

– Ничего похожего, Джонни, – возразил другой. – На этих, посмотри, кители современного покроя, сапоги армейского типа. Никакой тебе особой парадности, если не считать оранжевых перчаток да светлых ремней…

– Нам нужны пропуска? – спросил у Франсиско кто-то из группы.

– Никаких пропусков, – сказал Франсиско. – В президентский дворец вход свободный.

Во внутреннем дворе президентского дворца даже в этот ранний час было немало народу. Но это не были ни праздношатающиеся, ни туристы. Люди торопились по своим делам, что не мешало им на ходу обмениваться шутками, улыбаться друг другу.

– Оливия – веселая страна, – заметил, ни к кому не обращаясь, респектабельный господин, судя по выговору – француз.

Они вошли в гулкий портал. Изнутри дворец был отделан вполне современно. Перед входом стояла охрана.

Франсиско нажал на кнопку вызова лифта.

– Господа, – он глянул на часы, – у нас еще десять минут. Если хотите, можем бегло осмотреть дворец.

Слова Франсиско встретили одобрение.

Выйдя из лифта, они прошли анфиладу комнат. Вход в каждую сторожили сумрачные бутафорские рыцари в доспехах.

– Здесь мы оставили все, как было прежде, – пояснил Франсиско. – Доспехи – подлинное средневековье, испанская работа. Музейная ценность, если хотите.

Мраморные лестницы поражали великолепием. Стены были украшены живописной росписью, сюжеты которой отражали оливийскую историю. Однако не было времени, чтобы хорошенько рассмотреть их.

Наибольшее впечатление на приезжих произвел зал, в котором заседал парламент.

– Вот уж поистине музей! – восторженно произнес француз. – Эти статуи и картины украсили бы и Лувр, и Лондонскую национальную галерею…

– Вы не ошиблись, – живо обернулся к нему Франсиско. – В течение долгих десятилетий и даже столетий здесь собирали полотна и скульптуры лучших мастеров Европы и Америки. Прежние правители не жалели на это народных денег… Обратите внимание на золотую маску – вон там, слева от распятия. Она из древнего саркофага. Маска была куплена в Египте за бешеные деньги.

– Неужели подлинник? – произнес англичанин.

– Подлинник, – кивнул Франсиско. – У нас имеется заключение экспертизы Британского исторического музея. Оно висит под маской, в рамочке.

Они миновали зал заседаний и вошли в небольшую, скромно обставленную комнату.

– Садитесь, господа, – пригласил Франсиско и, бросив взгляд на часы, добавил: – Орландо Либеро сейчас придет.

Ровно в семь тридцать в комнату вошел президент. Его никто не сопровождал.

Орландо обошел иностранных специалистов, каждому пожимая руку. Последним Орландо приветствовал высокого, чуть сутуловатого гостя.

– Иван Талызин, – представился тот, крепко пожимая руку.

– Добро пожаловать! – с акцентом произнес президент по-русски.

– Я рад, что приехал в вашу страну, – перешел Талызин на испанский.

– Вы так хорошо знаете наш язык? – удивился Орландо Либеро. – Мне кажется, что каждый человек должен знать несколько языков, так ведь намного легче общаться, пользоваться литературой… Я вот начал изучать русский.

– Трудно?

– Трудно. Но трудности для того и существуют, чтобы их преодолевать, – улыбнулся Орландо.

Присутствующие с вежливым вниманием слушали разговор Талызина с президентом, за которыми едва поспевали переводчики.

Затем президент обратился ко всем. Он коротко рассказал приехавшим специалистам о тяжелом наследии, которое оставил старый режим, о необходимости менять все – от устарелого оборудования фабрик, заводов и рудников до отношений между людьми.

Гости внимательно слушали, изредка задавая вопросы.

– У нас еще много различных трудностей, но мы стараемся их преодолевать, надеемся, что и вы, иностранные специалисты, в этом нам поможете, – заключил Орландо Либеро. – Вслед за вашей группой последуют другие… Республика не пожалеет средств на свое экономическое обновление, на то, чтобы повысить индустриальный потенциал. – Президент задумчиво посмотрел в окно и продолжал: – Нам многое пришлось наверстывать. Люди жили ужасно. Например, фавелы – думаю, вы представляете, что это такое, – мы их смогли снести буквально накануне… Крестьяне получили землю.

– Насколько я понял, в Оливии теперь не хватает рабочих рук? – спросил англичанин.

– Рабочей силы у нас достаточно, – ответил Орландо Либеро. – Беда в том, что она по большей части – неквалифицированная.

– Какова обстановка в Оливии? – спросил француз.

– Вы все увидите своими глазами, – посуровел президент. – Нам немало усилий пришлось приложить, чтобы выкорчевать саботаж и диверсии правых элементов. Теперь в Оливии спокойно.

– Спокойно? – переспросил американец, вертя на пальце красивый перстень.

– Настолько спокойно, – сказал Орландо Либеро, – что недавно мы сочли возможным выпустить досрочно из тюрьмы некоторых из тех, кто был повинен в злоупотреблениях прежнего режима.

– О, это гуманно! – воскликнул француз.

– А может быть, несколько опрометчиво? – усомнился англичанин.

– Мы достаточно сильны, чтобы не бояться змеи, у которой вырвано жало, – сказал президент.

Красивая мулатка, улыбаясь, внесла поднос с традиционным кофе. Француз галантно помог ей составить чашечки на стол.

Президент подсел к Талызину, долго расспрашивал его о Советской России, сказал, что мечтает побывать в СССР.

Зазвонил телефон. Президент, извинившись, взял трубку.

– Королевская впадина? И снова четвертый причал? – озабоченно переспросил он. – Хорошо, я вышлю к вам особую группу. Этот клубок пора наконец распутать.

– Опять контрабандистов поймали, – пояснил Орландо Либеро, с досадой бросив трубку.

– Что за товар? – поинтересовался француз.

– Наркотики! – в сердцах воскликнул Орландо Либеро. – Как у вас в Европе обстоит дело с наркоманией?

– Судя по газетам, число наркоманов растет во всем мире, – сказал англичанин.

– Вы верите газетам? – спросил его второй, недоверчиво улыбаясь.

– Боюсь, в данном случае это чистая правда.

– А у меня насчет наркотиков собственное мнение, – заметил француз. – Видите ли, господа, я убежден, что все человечество в целом смертно точно так же, как отдельный индивидуум, – произнес он, становясь серьезным. – Отдельный человек умирает от какой-либо болезни: от туберкулеза, рака или инфаркта… Коль скоро человек смертен, то не все ли равно, от чего он умрет? Наркотики я считаю болезнью человечества. Не какого-нибудь отдельного человека, а всего несчастного рода людского. И эта болезнь так же неизлечима, как те, о которых я упоминал.