Когда Миллер и Росита между столиками пробирались к месту, где кружились пары, к ним подскочил вылощенный метрдотель.
– Все в порядке, господа? – спросил он угодливо. – Не желаете ли…
Миллер перебил его:
– Повторить!
– Вы желаете повторить заказ, господин? – не понял метрдотель.
– Не заказ, а песенку, – пояснил Миллер и неожиданно пропел: – «Синий огонь в небесах, синий огонь у любимой в очах…»
Метрдотель подбежал к капельмейстеру, что-то прошептал ему, тот взмахнул дирижерской палочкой, и певица, поклонившись публике, начала свой номер сначала.
Парочки, начавшие было расходиться, снова потянулись к танцевальному кольцу.
– Видишь, как в этом заведении любят генерала Четопиндо, – с удовлетворением произнес Миллер. – Даже его шофер – и тот пользуется уважением.
– Разве тебя здесь знают?
– Этот прохвост во фраке, кажется, узнал… Но это не имеет значения…
В танце он вел уверенно, прижимая Роситу.
– Ты разрешишь мне проводить тебя домой? – спросил Миллер, не отрываясь глядя на ее полные губы.
Росита засмеялась:
– У меня строгий отец.
– Я люблю строгих людей, – сказал Миллер. – Быстро нахожу с ними общий язык.
Они сделали еще круг.
– Знаешь, Росита, я не встречал еще такой девушки, как ты, – начал он.
– Какой?
Миллер замешкался, подыскивая слово.
– Такой странной.
– Я не странная.
– А почему ты побежала от меня, когда мы столкнулись на улице?..
Росита на минуту устало прикрыла глаза.
– Не знаю…
– А все-таки?
– Показалось что-то… Померещилось… Дело в том, что… Ну что ты пристал! – в сердцах отмахнулась Росита.
x x x
Выходя из порта, Гульельмо почувствовал, что за ним следят: за несколько лет революционной работы у него выработался отменный нюх на такие вещи. Шпиков он не боялся. Однако сейчас существовала опасность вывести их на подвал в фавелах, где товарищи готовят ротатор для листовок.
Гульельмо словно невзначай оглянулся. Эти двое висят на хвосте, сомнений нет. Нужно принимать решение.
Он шел по дороге, ведущей из порта, и что-то безразлично насвистывал, провожая взглядом каждую проносящуюся мимо машину.
Из-за поворота показался длиннющий, с низкой посадкой рефрижератор. Гульельмо заметил за ветровым стеклом кабины знакомого шофера. На борту машины было выведено огромными лиловыми буквами: «Перевозка мяса. Королевская впадина – Санта-Рита». Когда машина поравнялась с ним, он вскочил на подножку.
– Гони! – крикнул шоферу, просовывая голову в приспущенное стекло кабины.
Шофер прибавил газ.
Двое одураченных шпиков остались на дороге. Они что-то закричали – из-за грохота слов нельзя было разобрать. Гульельмо рассмеялся.
Рефрижератор мчался и дребезжал так, что казалось, вот-вот развалится. Слева проплыли фавелы.
– Оторвался от «хвоста»! – прокричал Гульельмо шоферу, сунув голову в приоткрытое стекло кабины.
Тот вместо ответа подмигнул.
Гульельмо спросил:
– В Санта-Риту, друг?
– Да. А тебя куда подбросить?
– Нам по пути. Мне как раз туда и надо, – ответил Гульельмо и закашлялся.
Когда показались дома столичной окраины, Гульельмо попросил остановить машину.
– Дальше пойду пешком, – сказал он и спрыгнул с подножки. – Спасибо, друг.
Шофер отсалютовал и тронул машину.
Собственно говоря, никакого определенного плана у Гульельмо не было. Он знал только, что в этом огромном городе на какой-то из улиц – Росита. А почему – на одной из улиц? А может, она в каком-нибудь здании? В магазин зашла? В кафе?
Гульельмо решил три-четыре часа посвятить поискам Роситы – практически безнадежным, он понимал это, – а затем вернуться в фавелы и заняться ротатором.
С чего начать поиски? Просто бродить по улицам, надеясь на счастливый случай? Или придерживаться какого-либо определенного плана? Ну, хорошо, допустим, он встретит Роситу. Но что он скажет ей? Зачем он, собственно, ищет ее? Росита может послать его к черту – и будет права.
И все-таки он найдет ее! Просто чтобы увидеть, услышать ее голос.
С каждым часом надежды Гульельмо таяли. Если в городе сотни тысяч людей, как встретить среди них одного-единственного, который тебе нужен?
Для этого необходимо чудо.
Гульельмо верил в чудеса. Именно поэтому он продолжал упорно вышагивать, глазея по сторонам. Он проходил улицу за улицей, заглядывал в широкие стекла магазинов, парикмахерских, кафе; Роситы нигде не было. Он уже начал ругать себя за глупую затею.
Наступил вечер. Гульельмо отчаянно устал и проголодался. Давно пора было возвращаться в фавелы. Он двинулся к автобусной станции.
До фавел он добрался глубокой ночью, совершенно измученный. Товарищи его ни о чем не расспрашивали, а сам Гульельмо отмалчивался. Ротатор наладили только к рассвету, зато теперь он работал бесперебойно.
Утром Гульельмо вручил Орландо свежеотпечатанную листовку и рассказал, что вчера обнаружил за собой «хвост». О своей внезапной поездке в Санта-Риту он умолчал.
Рамиро, пристроившись у окна, внимательно читал текст, над которым ему пришлось изрядно помучиться.
– А вам не кажется, что мы сами гасим революционный порыв масс? – спросил Гульельмо. – После исчезновения Гарсиа Оливия наэлектризована…
– Вот мы и должны собрать это электричество воедино, – возразил Орландо. – Если рабочие начнут выступать несогласованно, нас разобьют поодиночке.
Получив очередные задания, члены комитета разошлись. Гульельмо и Либеро вышли на улицу вместе.
– Ты домой? – спросил Гульельмо не без задней мысли: идти одному к Росите он считал неудобным.
– Нет. Заскочу в порт.
– Будь осторожен.
– Ничего, – махнул рукой Орландо. – Там кругом свои. Если что, докеры в обиду не дадут…
– Росита дома?
– Опять убежала ни свет ни заря, благо табачная фабрика закрыта. А ты куда сейчас?
Гульельмо похлопал себя по карману, в котором лежала пачка листовок для распространения.
– Отдохни сначала часок-другой, – сказал Орландо. – На тебе лица нет. И кашляешь ты сегодня больше, чем обычно.
– Пустяки, – беспечно отмахнулся Гульельмо.
– Ох, молодость, молодость, – вздохнул Либеро.
Гульельмо рассудил, что улицы Санта-Риты подходят для распространения листовок ничуть не хуже, чем любой другой пункт страны. А главное – есть надежда повстречать там Роситу. Теперь в столицу его тянуло словно магнитом.
Гульельмо не спеша шел по улице, ведущей к центру. Со стен и афишных тумб на него глядели предвыборные плакаты – агитационная кампания с каждым днем набирала силу. Каждая партия ратовала за своего кандидата, каждая обещала своим избирателям полное благополучие, а стране – избавление от экономических неурядиц.
Оглянувшись, Гульельмо нырнул в подъезд большого дома. Прокламации он решил подсовывать под двери. Пусть их первой увидит прислуга, которая убирает квартиру, – так даже лучше.
Распространив всю пачку прокламаций и устав бродить по вечерним улицам Санта-Риты, решил перекусить в знакомом ресторанчике. Нет, он не искал уже Роситу, убедившись в бессмысленности подобной затеи.
Под потолком шумели вентиляторы, напоминая шум моря. Что-то мелодично играл оркестр.
Гульельмо сидел за столиком, погруженный в невеселые думы. Пища показалась пресной, словно трава. Хотелось поскорее расплатиться и уйти – здесь, даже под высокими потолками, в табачном дыму тяжело было дышать, и он с усилием сдерживал приступы кашля. «Сегодня пойду к ней, – думал Гульельмо, подперев лоб рукой в ожидании официанта. – Если Роситы не окажется дома, сяду у порога и буду ждать хоть целую вечность». На эстраду вышла певица и запела танго, которое любил Гульельмо:
Синий огонь в небесах,
Синий огонь
У любимой в очах…
Он поднял голову, взглянул на танцующих, и не поверил глазам: Росита танцевала с Миллером. Да, это был Миллер – Гульельмо узнал бы его из тысячи. Он запомнил это лицо по фотографии в газете.
Гульельмо поднялся и пошел к танцующим. Официант, плывущий навстречу с полным подносом, посмотрел на него и сделал поспешный шаг в сторону.
Расталкивая танцующих, он подошел к Миллеру.
– Гульельмо, – тихо произнесла Росита, опустив руки, – я все объясню тебе…
У него перехватило дыхание. Он хотел ей крикнуть, что самое гнусное на свете – это измена, что вдвойне омерзительна измена тому, кого любишь, товарищам по борьбе!.. Сдерживая изо всех сил кашель, разрывавший легкие, Гульельмо размахнулся и ударил Роситу по щеке.
К ним уже бежали со всех сторон официанты, метрдотель, побледневший как мел хозяин ресторана…
Миллер схватил Гульельмо за руку. Он мог бы убить его одним ударом кулака, но сразу узнал в нем того самого Новака, которого велел охранять Четопиндо.
Гульельмо свободной рукой двинул Миллеру в переносицу. Кровь хлынула из носа, запачкав белоснежную сорочку.
Сквозь плотную толпу ресторанной публики с трудом пробился наряд полиции.
– Что здесь происходит? – спросил сержант, беря перед Миллером под козырек.
– Вот этот пьянчуга приставал к даме этого сеньора, безобразничал, затеял драку, – зачастил хозяин ресторана, показывая попеременно на Гульельмо, которого держали за руки два дюжих официанта, Карло и Роситу.
– Это я… я во всем виновата, – срывающимся голосом произнесла Росита.
– Я ценю ваше благородство, мадам, – сурово сказал ей сержант, – но в данном случае оно неуместно. Взять его! – обратился он к двум полицейским, кивнув на Гульельмо.
– Оставьте его, сержант, – неожиданно шагнул вперед Миллер. – Я сам с ним разберусь.
Сержант посмотрел на нарушителя:
– Как тебя зовут?
– Гульельмо Новак.
– Почему ты ударил даму?
– Вы же видите, он просто выпил лишнего, но мне не сделал ничего плохого, – сказала Росита.
– Пойдем, Новак, – произнес Миллер и попытался взять Гульельмо за плечо.
Сержант отвел руку Миллера. Тот пожал плечами и вытащил носовой платок, с помощью которого попытался остановить кровь, – она продолжала сочиться из носа.
– Забавно получается, – процедил сержант. – Значит, этот парень и вам тоже ничего плохого не сделал? – И, не слушая возражений, патруль удалился, уводя с собой арестованного Новака.
Миллер был взбешен и растерян.
Гульельмо Новак, которого он должен был опекать, вдруг оказался арестованным полицией, причем в его присутствии. Скверно! Новак теперь не сможет заниматься в Королевской впадине «отчаянно революционной» агитацией, чего больше всего хотел в настоящее время генерал Четопиндо. Накануне всеобщих парламентских и президентских выборов ему крайне необходима была любая зацепка, которая дала бы возможность ввести в силу закон о чрезвычайном положении.
Особенно злило, что он, сам того не желая, оказался косвенной причиной ареста Гульельмо Новака.
Выбитый из колеи происшествием в ресторане, Миллер поначалу совсем выпустил из виду, что между Комитетом общественного спокойствия и полицией существует вражда, – ему и сам Четопиндо не раз говорил об этом. Эта вражда тлела постоянно, несмотря на то что министр внутренних дел побаивался генерала Четопиндо и время от времени по его просьбе выделял ему отряды полицейских.
Генерал как-то спросил Миллера:
– Ты любишь Дюма?
– Любил в детстве, – ответил тот, сбитый с толку. – А что?
– А то, что у нас отношения с полицией, как у мушкетеров с кардиналом Ришелье, – усмехнулся Четопиндо.
За короткое время пребывания в Оливии Миллер не смог понять, чем была вызвана эта вражда, но было ясно: с ней необходимо считаться.
…Они вернулись за столик.
Росита не могла понять, почему Карло вступился за Гульельмо.
– Откуда ты знаешь этого бандита? – спросил Миллер.
– Это не бандит.
– Кто же это?
– Мой товарищ.
– Хорош товарищ, – покачал головой Карло. – Ну ничего, полиция с ним рассчитается. – Он со злобой сплюнул. – Ты, однако, не ответила на мой вопрос.
– Я не обязана отвечать. Ты меня обманул.
– Ах, вот ты о чем, – протянул Миллер. – Да, я не шофер генерала Четопиндо. Я его помощник.
– Шофера?
– Генерала. Ну и что? Разве это что-нибудь меняет? Мне казалось, что шофера ты скорее полюбишь.
Снова заиграл оркестр, вышла певица, закружились танцующие.
Росита пристально посмотрела на Миллера:
– Ты страшный человек, Карло.
Тот пожал плечами:
– Такой же, как все.
Она встала и направилась к выходу. Миллер кинул деньги на стол и бросился следом.
И только когда они вышли на улицу, Миллера осенило. Как это сразу не пришло ему в голову? Ведь все улики, говоря языком криминалистов, налицо. Нужно было только взять на себя труд сопоставить их.
Он до мельчайших подробностей, будто при мгновенном озарении, вспомнил поездку к Шторну. Четопиндо что-то говорил насчет свадьбы своего шофера Гарсиа, которая должна была быть сыграна после возвращения из этого рейса. Тогда же и имя невесты упоминалось – Росита. Правда, «Росита» в этой стране – имя довольно частое. Но ведь неспроста же она проявляет такой интерес к пропавшему Гарсиа! «Что ж, тем лучше. Ситуацию можно обратить себе на пользу», – решил Миллер.
– Хочешь узнать о Гарсиа? – спросил он.
Росита остановилась.
– О Гарсиа?
– Да, правду о Гарсиа.
– Так он жив?
– Думаю, да.
– А точнее?
– Пока не могу сказать.
Росита опустила голову.
– Видишь ли, Росита, я не хочу обманывать тебя или быть голословным, – вкрадчиво начал Миллер. – Мы с тобой знакомы не очень много времени, но мне кажется, что я знаю тебя давно. Не сочти это, пожалуйста, дешевой бразильской сентиментальностью. Я не знаю, кем тебе доводится Гарсиа, и не хочу знать. С меня достаточно, что ты им интересуешься. Я сделаю все, чтобы помочь тебе, Росита.
– Помоги, Карло!..
– У моего шефа обширная служба информации. К нам стекаются, как ты понимаешь, сведения не только со всей Оливии, но и из-за рубежа. Из них можно выудить то, что тебя интересует. Как видишь, Росита, я с тобой откровенен.
– Когда ты сможешь узнать что-нибудь?
Миллер мысленно прикинул, сколько времени потребуется капитану Педро для выполнения задания генерала.
– В принципе, это может произойти скоро. Давай сделаем вот что, – предложил Миллер, – ты оставишь мне свой адрес…
– Мой отец убьет меня.
– Если не хочешь, я не буду приезжать к тебе. Ограничусь письмом.
– Письмом? – Эта простая мысль не пришла ей в голову.
– Конечно. Как только я узнаю что-либо определенное о Гарсиа – сразу напишу тебе.
– Только без обратного адреса.
– Само собой. И ты приедешь в Санта-Риту.
– Зачем?
– Потому что подобные сведения не для почты.
– Хорошо, приеду.
– Встретимся в том же ресторане…
– Только не там!
– Как хочешь. Можно будет встретиться прямо здесь, на автобусной станции, – сказал Миллер.
– А что будет с ним?
– С кем?
– С Гульельмо.
Миллер потрогал переносицу:
– Я к полиции не имею никакого отношения.
– Но я прошу, Карло… Помоги ему. Парень выпил лишнего…
– Парня следовало бы хорошенько проучить. Ну да ладно, постараюсь что-нибудь придумать.
На этом они расстались.
Когда Гульельмо Новака доставили в полицейский участок и бросили в камеру, у него снова открылось кровохарканье. Он долго не мог прийти в себя. Все, что произошло, казалось сном, диким и неправдоподобным. Неужели Росита танцевала с Миллером?! Неужели он, Гульельмо, ударил ее вот этой рукой?
Гульельмо неутомимо ходил по камере из конца в конец, снова и снова вспоминая мельчайшие детали происшедшего в ресторане. Он старался придумать не то что оправдание – хотя бы объяснение поведению Роситы.
А может, Росита просто не знала, кто является ее партнером по танцам?! Нет, бессмыслица. Гульельмо тут же отверг это предположение, припомнив, как долго и напряженно рассматривала Росита газету с фотографией Миллера. Ей даже померещилось, что на бразильце шляпа Гарсиа… Да и вообще такое лицо, как у него, раз увидев, едва ли забудешь.
Нужно встретить Роситу, поговорить с ней. Поговорить? Да разве она станет теперь говорить с ним?
Гульельмо забарабанил в дверь. На пороге вырос флегматичный метис-охранник.
– На допрос, – сказал он.
Гульельмо, конечно, не знал и не мог знать, что его скоропалительному вызову на допрос предшествовали некоторые немаловажные события.
Простившись с Роситой и усадив ее в автобус, Миллер в смятенных чувствах отправился к Четопиндо. Поручение шефа он провалил.
…Никогда еще Карло не видел Четопиндо в такой ярости.
– Нашел время шляться с проститутками по кабакам! – орал он, побагровев. – Ничтожество с куриными мозгами!
Помощник стоял молча: он чувствовал свою вину. Четопиндо затянулся сигарой и продолжал, немного успокаиваясь:
– Ну, а что с другим заданием?
– Либеро?
– Да.
– С Орландо Либеро все в порядке, ваше превосходительство.
– Занятно.
– Мои люди ведут его, не отпуская ни на шаг. Они ждут только сигнала, чтобы… – Помощник осекся, посмотрев на генерала.
Четопиндо взял со стола узкий листок и протянул его Карло со словами:
– Это мне передали по телефону двадцать минут назад.
Текст гласил: «Орландо Либеро исчез. Поиски пока безрезультатны».
– Что скажешь, коммерсант?
Голос генерала звучал зловеще.
– Даю слово…
– Запомни, – жестко проговорил Четопиндо, – или ты будешь служить мне как следует, или… – Он надолго замолчал, словно прислушиваясь к чему-то, затем произнес: – Собирайся в Королевскую впадину. Не найдешь Либеро – считай себя трупом.
Миллер послал агентов прочесывать фавелы, а сам решил попытать счастья в порту. Пробродив без всякого толку до вечера, Карло решил сыграть ва-банк. А что, если попробовать действовать самым примитивным, прямым способом? Иногда, в виде исключения, это дает неплохие результаты…
– Где мне найти Орландо Либеро? – спросил он у первого попавшегося докера.
Тот остановился.
– А зачем тебе Орландо? – спросил он, смерив Миллера подозрительным взглядом.
– Дело есть.
Докер неожиданно спросил:
– Когда переменится ветер?
Вероятно, это было нечто вроде пароля, по которому докеры отличали своих от чужаков.
– Погода устойчивая, – бросил Миллер наугад и повернулся, чтобы идти.
Докер схватил его:
– А ну-ка выкладывай, субчик, какое у тебя дело к Орландо Либеро?
Вокруг стали собираться портовые рабочие.
– Соглядатай!..
– Я его и вчера, и позавчера тут видел…
– Оловянные глаза.
– Давай его в пакгауз!
– Смотри, чтоб не убежал!
В пакгаузе было полутемно, пахло прелой кожей. Когда глаза привыкли к слабому свету, падавшему из неплотно прикрытой двери, Миллер подивился огромности помещения. «Здесь спрятать труп – раз плюнуть. Сто лет не найдешь», – подумал он.
К Карло подошел широкоплечий вислоусый грузчик. Люди перед ним уважительно расступались.
– Ты кто?
– Безработный.
– Откуда?
– Из Бразилии, – ответил Миллер после секундного колебания. От сильного волнения он говорил с акцентом, и это придавало его словам правдоподобность.
– Спроси у него, Гуимарро, зачем ему Орландо Либеро нужен, – предложил кто-то из толпы.
– Откуда ты знаешь Орландо Либеро? – спросил вислоусый.
– У нас в Бразилии все батраки его знают. – Карло, кажется, нащупал верный тон. – У нас говорят: Орландо Либеро всем дает работу. Вот я и приехал, чтобы разыскать его.
Вислоусый неожиданно улыбнулся.
– Ты что думаешь – Либеро фабрикант? Он батрак, такой же, как ты… Ладно, ступай. Работу подыщем.
– А мне говорили, в порту забастовка и с работой трудно, – осмелел Миллер.
– Надули тебя, дружок, – дружелюбно заметил докер, задержавший его. – Бастовать мы не собираемся, потому что…
– Не болтай лишнего, – оборвал его Гуимарро.
Карло кивнул всем и двинулся к выходу, все еще не веря в свое спасение. «Опоздал, черт! – стучало в висках. – Либеро спрятался. Упустили…»
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Орландо Либеро исчез не случайно.
По решению ЦК Демократической партии Оливия он ушел в подполье. Хотя формально Демократическая партия и не была запрещена, заседание ЦК решено было провести тайно, в цитадели. Ни полиция, ни агенты Четопиндо не только не сумели пронюхать, где состоится заседание ЦК, они даже не догадывались, что это заседание проводится.
ЦК должен был решить важные вопросы о тактике партии на предстоящих выборах, о том, какими методами следует вести агитационно-пропагандистскую работу.
«Пока что конституция в Оливии действует, хотя ее и могут отменить со дня на день.
Мы обязаны использовать этот шанс и развернуть перед выборами широкую кампанию по разъяснению политики Демократической партии. Необходимо, чтобы наши требования – национализация шахт, фабрик и заводов, раздел земли между беднейшими крестьянами – нашли дорогу к сердцу каждого рабочего, каждого докера, каждого батрака.
Пусть народ на выборах выразит свою волю.
Мы не побоимся выслушать эту волю, потому что мы – партия народа.
Я верю – большинство пойдет за нами.
Если народ нашей страны даст нам власть, я верю – мы сумеем удержать ее.
(Из речи Орландо Либеро на заседании ЦК Демократической партии Оливии. Цитадель.)»
«…Обсудив различные предложения (см. протоколы прений), Центральный Комитет постановляет:
утвердить кандидатом в президенты от Демократической партии товарища Орландо Либеро.
Цитадель».
Генерал Четопиндо задернул шторой окно, за которым сияло и плавилось щедрое оливийское солнце, затем подошел к телефону и набрал номер министра внутренних дел.
Едва обменявшись приветствиями, Четопиндо перешел к делу.
– Полиция час назад арестовала в Санта-Рите некоего Гульельмо Новака.
– За что?
– Пьяный дебош в ресторане.
– И что же?
– Освободи его.
Министр промямлил что-то насчет законности.
– Какая там законность, – возмутился Четопиндо, – история-то выеденного яйца не стоит… Ну ладно, затребуй дело, я подожду, потом перезвони мне.
Генерал в сердцах бросил трубку на аппарат и вышел из-за стола. Чем объяснить строптивость министра? Он ему и в больших услугах не отказывал. Видимо, предвыборная лихорадка вносит во все взаимоотношения свои коррективы.
Четопиндо почти успел докурить очередную сигару, когда зазвонил телефон.
– Я ознакомился с досье Гульельмо Новака, – приглушенно прозвучало в трубке.
– Ну?
– Дело совсем не так просто, как кажется.
«Докопался, сволочь», – мелькнуло у Четопиндо.
– Этот человек – видный деятель левого движения, – продолжал министр.
– Знаю.
– Знаешь – и просишь за него? – удивился министр. – Я прочитал донесения моих сотрудников…
– Ты слишком доверяешь своим филерам, – перебил Четопиндо. – А они рады нагородить что угодно, чтобы подзаработать. Их-то никто не контролирует.
– Генерал Четопиндо в роли противника института осведомительства? – удивился министр. – Ну и ну! Клянусь богом, такое не часто услышишь.
Генерал и сам понял, что его немного занесло.
Этот разговор с министром все больше его раздражал. Не мог же генерал сказать, что Новак нужен ему… для революционной агитации в Королевской впадине и других «горячих точках» Оливии!
– Комитет настоятельно просит.
– Нет, Артуро, – вздохнул министр.
– Ты меня обижаешь. А Четопиндо не из тех, кто забывает обиды.
– Хорошо. Сделаем так, – предложил министр. – Я переправлю Новака к тебе. В конце концов, у нас родственные организации.
– Когда ты пришлешь его?
– Да хоть сейчас.
– Ладно. Я высылаю машину.
Гульельмо долго вели по коридорам, лестницам, переходам старого здания, где размещалось министерство внутренних дел.
– Куда мы идем? – спросил он у конвоира.
Молоденький конвоир пожал плечами. На лице его было написано смущение. Он однажды слышал пламенную речь Гульельмо Новака.
Это было, когда их роту послали на усмирение шахтеров. Лишенные прав люди, работавшие в бесчеловечных условиях, требовали прибавки заработной платы и элементарной техники безопасности. Запали в сердце слова Гульельмо, обращенные к ним, солдатам. Он говорил, что солдаты – братья шахтеров, рабочих, крестьян, что они должны повернуть свои штыки против угнетателей… Поймать Гульельмо тогда не удалось – он выскользнул из заградительной цепи, словно дьявол…
Теперь конвоир молча вел Гульельмо Новака на допрос. Ему очень хотелось ответить Гульельмо и кое-что спросить, но за разговор с заключенным могло здорово нагореть.
Гульельмо втолкнули в машину, охранники устроились по бокам, как положено.
– К Четопиндо! – уловил он предельно обостренным слухом тихо отданную команду.
Итак, его переправляют в Комитет общественного спокойствия. Ясно, этот перевод ничего хорошего не сулит.
Через некоторое время он понял, что везут его в ведомство Четопиндо вовсе не кратчайшим путем.
Машина на хорошей скорости миновала центр и вырвалась на окраину. Здесь не было оживления главных улиц, не было богатых магазинов, вечерней толпы, блестящих витрин, зазывной рекламы. Однообразные домишки, где ютилась городская беднота, глядели на мир божий подслеповатыми оконцами.
Его хотят, наверно, без лишнего шума прикончить где-нибудь на пустыре, подальше от лишних глаз. Если бы только увидеть перед смертью Роситу… Хотя бы на одну минуту…
– Ты не заснул, парень? – толкнул его в бок конвоир.
Гульельмо посмотрел вперед. На лобовое стекло машины упало несколько капель дождя. Они ехали по широкой, деревенского вида улице, идущей под уклон.
Улица была пустынна. Ни машин, ни пешеходов. Длинные вечерние тени пересекали дорогу.