Навстречу Миллеру кто-то, тяжело дыша, поднимался по каменной лестнице. «Запоздавший гуляка», – подумал он.
В этот момент луна вышла из-за тучи, осветив гору, лестницу и двух людей, идущих навстречу друг другу.
Миллер глянул вниз – и ему показалось, что он сходит с ума: навстречу ему поднимался Иван Талызин.
Миллер подошел к самому краю лестницы и отвернулся от поднимавшегося Талызина, сделав вид, что любуется звездным небом. Он вздрогнул, будто от удара током, когда рука Талызина коснулась его плеча.
– Звезду свою ищешь, камарадо? – приветливо спросил Талызин по-испански.
Миллер развел руками и покачал головой, давая понять, что не понимает языка.
Талызин повторил свой вопрос по-русски – с тем же успехом.
– Все ясно, камарадо: ты тоже иностранец, как и я, – рассмеялся Талызин. Русский был настроен благодушно и, похоже, не собирался скоро расстаться со случайным прохожим, несмотря на обнаруженный между ними языковой барьер.
Миллер пришел в себя и несколько приободрился, вспомнив, что благодаря работе Шторна Талызину узнать его мудрено.
Наконец, отчаявшись добиться взаимопонимания, Иван оставил встречного в покое, пожелал ему доброй ночи и двинулся вверх по лестнице, что-то напевая под нос.
Когда они разминулись, Миллер перевел дух. У него было такое ощущение, что он чудом избежал смертельной опасности, словно перескочил через рельсы перед самым носом бешено мчащегося поезда. Следующей мыслью, когда он увидел, что Талызин от него удаляется, было: бежать прочь! Бежать без оглядки.
Все это было похоже на наваждение: как очутился Иван Талызин здесь, на краю земли, за океаном?! Да, против судьбы человек бессилен.
Сначала Миллеру не приходило в голову, что встреченный им на лестнице Иван Талызин и есть тот самый русский инженер, о котором только что говорилось в доме директора. Чуть позже он догадался об этом и попытался заставить себя рассуждать логически. Ну, ладно, он нос к носу столкнулся с Талызиным. И что же из этого следует? Да ровным счетом ничего. Ведь Талызин его не узнал?.. И не узнает. Хорошо, что он сумел отмолчаться. По голосу можно узнать человека и через тридцать лет, он где-то слышал об этом. Все вроде сошло гладко. Гладко?.. А что, если у Талызина все-таки возникли какие-то подозрения? Тогда бегство не спасет, и никуда он не скроется. Ведомства Четопиндо, которое могло бы его прикрыть, не существует, а народная полиция в два счета отыщет его в любом уголке Оливии. И все же пока надо остаться здесь, на комбинате. И вести себя как ни в чем не бывало. Прежде всего попытаться выяснить, какова реакция Талызина на их встречу. И если что-то покажется подозрительным – убрать Талызина. Здесь, в горах, это сделать несложно.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Педро, говоря его собственными словами, был человеком с изломанной судьбой.
О многом мечтал он в жизни, за многое хватался, иногда, казалось бы, давалась ему в руки синяя птица удачи – но никогда Педро не мог удержать счастье надолго.
Если доводилось сорвать изрядный куш – то ли в азартной игре, до которой он был очень охоч, то ли за счет доставки в нужное место важного и денежного пассажира, то ли на контрабанде, – богатство у Педро не задерживалось, деньги ускользали из рук подобно морскому песку, который просыпается из горсти.
Он был натура увлекающаяся, пылкий фантазер. Отсюда, видимо, появились и никогда не существовавшие предки голубых кровей, и многое другое, чему Шторн, как медик, поставил безапелляционный диагноз: «Все это от комплекса неполноценности».
Друзей у Педро не было. Приятели, собутыльники – этих сколько хочешь. Особенно когда гулевых денег полны карманы, а руки хозяина щедро швыряют монеты – лови кто хочет! В сущности, он, Педро, любил и уважал только одного человека – Рамиро Рамиреса. Вот за кого он с радостью пошел бы в огонь и в воду. Но Рамиро, похоже, не воспринимал его всерьез.
Педро часто вспоминался их давнишний разговор в Королевской впадине, когда он предложил Рамиро основать с ним дело, намекая на деньги, которые у него завелись. Рамиро поначалу принял слова Педро за шутку, а потом предложил раздать их докерам. Педро вспылил тогда, возмутился. Но денежки эти пошли прахом, и Педро подумал, что, пожалуй, Рамиро давал недурной совет. Уж лучше было раздать деньги обездоленным, чем так бездарно пустить их по ветру.
Хотя к печатному слову Педро всю жизнь относился скептически, однако после переворота незаметно для себя стал заглядывать в газеты, приучился листать книги. Однако самый прямой путь к сердцу Педро находили не газетные статьи, не книги, пусть горячие, умные и правдивые, а стихи Рамиро.
Политические события в родной стране на многое раскрыли ему глаза. Он не раз наблюдал жестокость прежней полиции, охранки Четопиндо. Педро долго удивлялся, куда подевался его пассажир, немец с той же фамилией, что и первый помощник генерала Четопиндо. Этого немца он в конце войны доставил в Оливию, после чего следы его затерялись. Если он отдал концы, то это и к лучшему, рассудил Педро.
Сильнее всего беспокоило, что не без его, Педро, помощи Четопиндо удалось опорочить исчезнувшего Гарсиа.
Педро, правда, не знал, что в действительности произошло с шофером Четопиндо, но выполнил задание генерала, результатом чего явился номер зарубежной газеты с фотографией улыбающегося, преуспевающего Гарсиа, а также статья «возмущенного очевидца», рассказывающая о сладкой жизни беглого шофера, укравшего важные государственные документы.
Со временем это беспокойство перешло в угрызения совести. А с некоторых пор Педро почувствовал, что больше не может носить этот камень на душе.
Он решил разыскать единственного человека, которому полностью доверял, – Рамиро и рассказать ему все, как было. Решение это окрепло окончательно месяц назад, после того как его шхуну с грузом наркотиков задержали пограничники Королевской впадины.
Этим своим рейсом Педро решил сыграть ва-банк: он вложил в него почти все свои деньги, рассчитывая, и не без оснований, на немалые барыши. Когда его поймали с товаром, он надеялся еще как-то выкрутиться, но, услышав, что в Королевскую впадину по случаю его поимки с поличным вызвали самого Орландо Либеро, понял, что дело худо.
x x x
После памятных событий в цитадели и прихода к власти Демократического фронта наладить нормальную жизнь в стране было непросто.
Промышленные магнаты и крупные землевладельцы, поначалу было затаившиеся, осмелели и на каждом шагу старались тормозить проведение демократических преобразований. Национализация промышленности наталкивалась на бешеное сопротивление местной буржуазии, чувствовавшей, что почва уходит у нее из-под ног. К тому же ее всячески поддерживала могущественная соседняя держава.
Вскоре после победы Демократического фронта поселок фавел близ столицы снесли бульдозерами. Весь, подчистую. Беднота, ютившаяся там, получила благоустроенные квартиры в Санта-Рите и ее пригородах.
Себе Орландо взял жилье последним и долго после этого не хотел переезжать в президентский дворец.
– Что мне там делать, в таких апартаментах? – отшучивался он. – Там в одном зале разместится добрая четверть бывших фавел.
– Будешь играть там в футбол, – посоветовал ему невозмутимый Гуимарро.
– Увы, не умею, ты же знаешь, – развел руками Орландо, – хотя сам страстный болельщик.
Через некоторое время Орландо переехал, конечно, в президентский дворец, но новую свою квартиру не любил, да и жил больше в гостиницах – приходилось все время колесить по стране.
Слухи о Гарсиа давно заглохли, докопаться до истины так и не удалось. Даже Росита уже потеряла надежду.
Странно, но Орландо вспоминал Гульельмо Новака чаще, чем Гарсиа. Да, дело прошлое – Орландо больше симпатизировал Новаку, несмотря на их разногласия. Впрочем, в главном они, конечно, были единомышленники. Расходились в вопросах революционной тактики. Но уж зато как расходились! До самых ожесточенных споров, даже до размолвок.
Гульельмо Новак весь был устремленный порыв, человек, чуждый любому компромиссу. Но революцию на одном порыве не сделаешь. Теперь, правда, Орландо частенько думал, что в чем-то Гульельмо был прав. Разве стихийные события, захлестнувшие Оливию после осады цитадели и приведшие к власти Демократический фронт, не подтвердили его правоту? Как был бы счастлив Гульельмо, узнав, что их общее дело восторжествовало!
А как бы нужен был сейчас Гульельмо, сколько бы дела ему нашлось! Как пригодился бы его авторитет: и докеры Королевской впадины, и сезонные батраки, и рабочие медных рудников прислушивались к нему, шли за ним.
Ведь сколько крови попортили правительству Орландо Либеро фирмы транспорта, грузовых и пассажирских перевозок, объединившись, объявили в свое время забастовку. Оливия – страна немалая, но железных дорог в ней немного, основными коммуникациями служат шоссейные пути. Поэтому, когда грянула стачка транспортных фирм, промышленность страны оказалась парализованной. Чтобы выправить положение, пришлось принимать энергичные меры…
В настоящее время президента больше всего беспокоили две вещи: распространение в стране наркотиков и положение на медных рудниках. Учащались и акты диверсий.
Не следует поэтому удивляться, что поимке в Королевской впадине шхуны Педро с наркотиками президент придал большое значение. Дело было, конечно, не в самом Педро, а в том, что наркотики постепенно становились сущим бедствием для страны.
Орландо очень хотелось выяснить, каковы корни наркомании, откуда, из каких краев, из каких темных источников тянутся к Оливии мерзкие щупальца контрабанды? А главное, почему она находит сбыт в стране? Подчас президенту казалось, что наркотики приносят стране вред больший, чем диверсии.
Капитана Педро президент знал давно, еще до цитадели. Впрочем, кто не знал капитана-авантюриста из тех, кто бывал в Королевской впадине?
Президент поднялся на борт шхуны, поздоровался с Педро и матросами, спустился в трюм, где осмотрел хитро задуманный тайник для наркотиков.
– Ну, что будем делать, капитан? – спросил Орландо Либеро, выйдя на палубу.
Глаза президента смотрели устало. Лицо его вдруг показалось Педро старым-престарым, как древняя индейская маска, хотя, в общем, Орландо был сравнительно молод.
Педро снял головной убор.
– Ваша воля, ваша и власть, президент, – произнес он наигранно бойко.
– Воля… – задумчиво повторил Орландо. Затем, помолчав, спросил: – Послушай-ка, Педро, а тебя интересует в жизни что-нибудь помимо барыша?
Не зная, что ответить, Педро промолчал. Ему пришло в голову сказать «стихи интересуют», но он решил, что это прозвучит глупо. А и в самом деле, что еще волнует его в жизни, помимо барыша?..
– Читаешь ты, например, газеты? – продолжал президент.
Педро оживился:
– Читаю.
– В таком случае, ты, наверно, помнишь о Нюрнбергском процессе?..
– Помню, – кивнул Педро, не понимая, куда клонит президент. – Суд над немецкими военными преступниками, которые…
– Так вот, Педро, – перебил Орландо Либеро, – ты такой же преступник. Тот же фашист, – добавил он негромко.
– Я не фашист! – воскликнул Педро.
– А как же назвать дело, которым ты занимаешься? Ты убиваешь людей, калечишь их.
– Я дарю людям радость!
– Ты тысячи людей делаешь несчастными.
Между тем двое помощников, с которыми прибыл на шхуну президент, вынесли из трюма пакеты с наркотиками и свалили их в груду на палубе, близ борта.
На лоб президента легла вертикальная складка, он произнес:
– Мы разыщем осиное гнездо на территории Оливии и раздавим его, будь уверен… Но теперь-то речь не о том. Тебе не приходило в голову, капитан, что, в сущности, нет никакой разницы – произведен ли яд у нас или привезен контрабандой из-за границы? Последствия его действия одинаковы.
Педро понурился.
Матросы стояли поодаль, глядя на своего капитана.
– Ну, вот что, – сказал Орландо Либеро после долгой паузы. – Ты-то сам считаешь, как с тобой нужно поступить? Предлагай.
Педро искоса глянул на президента: не шутит ли?
– Отпустите меня на сей раз, – сказал Педро проникновенно, – и я даю честное слово, что никогда больше не привезу в Оливию эту заразу, – пнул он ногой груду пакетов.
– А ведь ты мог бы быть полезным республике, Педро, – сказал Орландо Либеро, – нам нужны опытные капитаны, а опыт у тебя – дай бог… – Он указал рукой на верфи Королевской впадины и добавил: – Строим флот, а хороших мореходов не хватает.
«Издевается, – подумал Педро. – Сейчас прикажет взять меня. Зачем только тянуть, не понимаю».
– Я верю тебе, капитан, – сказал Орландо и положил Педро руку на плечо. – На этот раз верю.
С того памятного дня Педро стал другим человеком. Он твердо решил на доверие ответить искренностью и честностью: разыскать Рамиро Рамиреса и рассказать ему о своем участии в деле Гарсиа. Можно было бы, конечно, все рассказать и Орландо Либеро, но он не хотел бередить рану президента – ведь Гарсиа был жених его дочери. И потом, Орландо спросит: «Где ты был раньше?» А Рамиро… Рамиро поймет все.
В пятницу, освободившись от дел, Педро надел парадный костюм, нацепил новый галстук и отправился в Санта-Риту.
В редакции «Ротана баннеры» ему сказали, что Рамиро Рамирес уехал.
– Он назначил вам встречу? – спросил у Педро секретарь редакции, весьма серьезный молодой человек.
Педро отрицательно помотал головой.
– Надо было заранее созвониться, прежде чем ехать, – сказал секретарь. – Застать Рамиро на месте не просто.
– Он домой поехал?
– Нет, в горы, на медеплавильный комбинат. Его пригласили выступить там.
– Он завтра вернется?
– Завтра суббота. У вас, камарадо, что-нибудь срочное? Вы, наверно, хотите показать Рамиро свои стихи? – неожиданно улыбнулся секретарь.
– Стихов не пишу. Так будет Рамиро завтра?
– Едва ли. На медеплавильном комбинате дело одним выступлением не обходится. Нужно выступить перед шахтерами, подсобниками, транспортниками, они ведь работают в разных сменах… Раньше понедельника мы Рамиро не ждем.
Педро поблагодарил и вышел на улицу. Он решил ехать в горы, и немедленно. «Тем более, никогда не бывал там, – рассуждал Педро, шагая по широкому проспекту Независимости. – Стыдно сказать, не видел, как добывают медь. Разве можно быть оливийцем и не знать этого?!»
В вагончике, который карабкался на гору, Педро познакомился с попутчиком, о котором в два счета узнал всю подноготную: парня зовут Хозе, он недавно женился, работает на медеплавильном комбинате и очень любит стихи Рамиро Рамиреса. У Хозе свободный день, он проводил его в долине, а теперь вот поднимается в горы, на рудник, специально, чтобы послушать стихи и песни Рамиро.
– Тебе здорово повезло, – говорил Хозе, блестя глазами. – Ведь у вас, в Санта-Рите, на его концерт не попадешь, даже если он дает его на стадионе.
– Повезло, – согласился Педро. – Я тоже люблю Рамиро.
– Моя жена говорит: кто любит стихи Рамиро, тот хороший человек. Значит, ты хороший человек, – заключил Хозе.
– А жену почему не взял с собой?
– Жена с утра там. Помогает сцену устраивать.
– И она на комбинате работает?
– Да, откатчицей. И дети наши тоже будут медь работать, – сказал Хозе.
Выражение «медь работать» очень понравилось Педро.
Когда они прибыли на место и Педро увидел огромную территорию комбината, он немного растерялся: где искать здесь Рамиро?
– Спроси у любого шахтера, он тебе покажет, – посоветовал Хозе. – У нас любят Рамиро.
– Значит, у вас тут все хорошие люди?
– Почти все, – уточнил, обернувшись, Хозе и помахал на прощанье рукой.
Хозе оказался прав: первый же встреченный рабочий указал Педро на аккуратный коттедж, к которому вела длинная и крутая лестница.
– Рамиро в том коттедже, с дороги отдыхает, – сказал рабочий. – К выступлению вечернему готовится.
Едва открыв дверь и ступив в длинный коридор, Педро услыхал аккорды гитары. Он двинулся на звук. Шел осторожно, не спеша, стараясь угадать, за которой из одинаковых дверей играют. После нескольких аккордов Рамиро запел песню. Педро замедлил шаг: это была одна из любимых его песен.
Определив, наконец, нужную дверь, Педро тихонько постучал в нее – песня смолкла.
– Педро! Какими судьбами? – воскликнул Рамиро, глядя на капитана и поднимаясь ему навстречу. – Привел в горы свою посудину? Водишь «Кондор» по суху аки по морю?
– Да я ведь теперь…
– Знаю, все знаю, – перебил Рамиро, улыбаясь. – Знаю и поздравляю, рад за тебя.
– Благодарю.
– Я бы и сам пошел к тебе в стажеры. Давно мечтаю хлебнуть соленого ветра. Возьмешь?
– Отчего же не взять? – ответил Педро. – Научишься судно водить, будешь совершать интересные рейсы…
– Интересные рейсы! – захохотал Рамиро. – А где у меня время для них? Я смогу водить судно только при одном условии, дорогой Педро.
– Каком?
– Если на борт можно погрузить всю редакцию «Ротана баннеры».
– Вместе с вашим серьезным секретарем?
– Непременно.
– Нет у нас такой посудины, – вздохнул Педро, поглядывая на гитару.
– Вот это только меня и останавливает… Ну, а в горы зачем пожаловал? – спросил Рамиро, вновь становясь серьезным.
– Ты здорово сейчас занят?
– Репетирую.
– Неужели ты и так своих песен не помнишь?
– Я всегда репетирую перед выступлением.
Они помолчали. Педро медлил, стараясь оттянуть нелегкий разговор.
– Как Люсия? – спросил он.
– В порядке. Занята малышом. Но ты, думаю, приехал сюда не для того, чтобы задать этот вопрос? – усмехнулся Рамиро.
– Ты прав, как всегда, – вздохнул Педро. – Скажи-ка, ты помнишь Гарсиа?
– Гарсиа? – медленно переспросил Рамиро. – А почему ты спрашиваешь?..
x x x
Миллер долго ворочался на жесткой койке. Он хотел подремать после обеда, принесенного Шторном, но из этой затеи ничего не получилось.
За окном слышались голоса, смех. Миллер поднялся и в сердцах захлопнул створки. Он стал уже задремывать, но тут в коридоре раздался громкий женский смех. А теперь добавилась еще гитара в соседней комнате. Это упражняется Рамиро Рамирес, самый популярный в Оливии гитарист, который приехал из Санта-Риты на выступление. О том, что он прибывает сюда, Миллера днем предупредил директор.
Миллер помнил Рамиро Рамиреса еще по давним денькам своей недолгой (и, увы, неполной) власти, хотя тогда и не доводилось его видеть. Много крови Рамирес попортил и правительству, я генералу Четопиндо. Уж наверняка его гнусные подстрекательские песенки сыграли немаловажную роль в перевороте. В тревожные дни, предшествовавшие перевороту, филеры Комитета общественного спокойствия проморгали Рамиро Рамиреса: по их данным, этот уже в тогда популярный гитарист стоял в стороне от революционного движения, существовал сам по себе. И лишь во время осады цитадели случайно удалось выяснить, что Рамиро Рамирес входит в забастовочный комитет…
А теперь вот этот самый Рамирес важная шишка в правительстве Орландо Либеро. Оказывается, он помогает формировать общественное мнение. Миллер сжал кулаки: эх, миндальничали тогда!.. Такую богатую страну проворонили! Ну, ничего, не все еще потеряно. Если удастся захватить власть, он, Миллер, будет осмотрительней и с первого же дня займется… профилактикой.
Гитара за стеной раздражала, аккорды впивались в мозг. Миллер и в простыню заворачивался, и голову совал под подушку – ничего не помогало: звуки настигали его и там.
Пойти, что ли, сказать ему, чтобы перестал бренчать?.. Нет уж, лучше Рамиресу не показываться лишний раз на глаза – может заприметить, благоразумно решил Карло. Рамирес теперь опасный человек. У него в руках такой аппарат, как главная газета страны.
Ему вдруг припомнилась ядовитая заметка, помещенная некогда в «Ротана баннере» по случаю того, что безвестный бразильский коммерсант, по личным делам оказавшийся в Оливии, сумел оказать помощь генералу Четопиндо, который из-за происков шофера, связанного с левыми, очутился в критическом положении…
Миллер вытащил голову из-под подушки: от проклятой гитары никуда не спрячешься. Мысли снова потекли по привычному руслу. С Иваном Талызиным, кажется, все обошлось. Не узнал он Миллера, когда они нос к носу столкнулись на лестнице. Молодчина Шторн! Но все-таки лучше еще несколько дней воздержаться от активных действий.
Кто-то тихо шел по коридору. Приближаясь к комнате Миллера, замедлил шаг. Неужели за нам?.. Он подобрался. Но человек остановился у соседней двери, куда и постучал. Гитара смолкла, и пение больше не возобновлялось.
«Слава богу», – подумал Миллер. Но через несколько минут выяснилось, что не все слава богу: вместо аккордов за стенкой забубнили. Миллер попробовал прислушаться и внезапно разобрал имя «Гарсиа». Он сбросил простыню и приник ухом к тонкой стенке.
– …Где же ты раньше-то был, дурья башка? – сказал Рамиро, когда Педро смолк. – Почему сразу мне не рассказал? Ведь столько времени прошло!..
Педро вздохнул:
– Боялся за собственную шкуру.
– А теперь?
– Теперь не боюсь, – твердо сказал Педро. – Накажите меня по всей строгости закона – это будет только справедливо, и я готов…
– Погоди-ка со своим наказанием, – перебил Рамиро. – Нам нужно решить, как действовать: это дело не терпит отлагательства. Прежде всего необходимо связаться с Орландо.
– Позвони ему отсюда.
– Такие вещи не для телефона, – покачал головой Рамиро. – Прямой телефон стоит в управлении рудника, разговор может услышать директор…
– Ты не доверяешь ему?
– Нет.
– Тогда поедем в Санта-Риту.
– Да уж придется.
– Собирайся, Рамиро, – заторопил его Педро.
Рамиро прошелся по комнате.
– Нехорошо получается, – проговорил он задумчиво. – Рабочие оповещены, что я сегодня выступлю, они пригласили меня… А я вдруг уеду. Негоже срывать встречу, а?
– Негоже, – согласился Педро.
– Сделаем так, – решил Рамиро. – Я выступлю один раз, сегодня вечером, и сразу поедем с тобой в столицу. На рассвете застанем Орландо в президентском дворце…
«Да, дело это крайне важное, – размышлял Рамиро, продолжая расхаживать по комнате. – Речь идет не только о том, чтобы восстановить доброе имя нашего товарища. Я и без того всегда ему верил… Что они сделали с ним? Нужно немедленно начать расследование. Нужно объявить розыск по всей стране Миллера, потому что все нити преступления – а теперь уже мало сомнений в том, что совершилось преступление, следы которого искусно пытались замести, – ведут именно к нему. Миллер был правой рукой генерала Четопиндо… Эх, поспешил Орландо с амнистией!»
– Сколько времени осталось до твоего выступления, Рамиро? – перебил его размышления Педро.
Рамиро глянул на часы:
– Около часа.
– Пойдем, побродим? – предложил Педро. – Детали обсудим. Душно в комнате.
x x x
У всякого человека есть свое увлечение, страсть.
Не был исключением и Франсиско Гуимарро. Он любил собирать минералы. Его хобби появилось давно, когда еще работал шахтером, не исчезло оно и теперь, когда вел большую и ответственную работу в президентском дворце, будучи одним из близких помощников Орландо Либеро. За долгие годы у Гуимарро подобралась неплохая коллекция минералов.
– У тебя, дружище, коллекция побогаче, чем у самого Иоганна Вольфганга Гете, – сказал ему однажды Орландо.
– Ты разве видел коллекцию Гете? – улыбнулся Гуимарро.
– Только читал ее описание. А вообще-то и посмотреть мечтаю. Вот пойдут у нас дела на лад – съезжу в Европу.
– А меня включишь в делегацию?
– О чем разговор! – воскликнул Орландо Либеро. – Разве сможешь ты жить на свете, не повидав минералогическую коллекцию великого Гете!
Гуимарро знал директора медеплавильного комбината. Он часто наезжал сюда по разного рода жалобам, а также по поручениям президента. И бывал счастлив, когда у него выкраивался свободный часок для того, чтобы полазать по крутым склонам гор в поисках минералов. Особенно богата минералами была гора, которую шахтеры прозвали Вигвам. Вот на эту гору, расположенную близ горняцкого поселка, и решил на этот раз выбраться Гуимарро. Вверх вела, начинаясь от привычной лестницы, узенькая, еле заметная тропка: среди шахтеров было мало охочих карабкаться на угрюмую каменистую гору, покрытую скудной растительностью. Уж если выдастся свободный денек, разве не лучше провести его в цветущей долине?
Хобби Гуимарро, нужно сказать, не сводилось к простому собиранию образцов минералов. Коллекцию его, собранную в различных местах Оливии, любили рассматривать и изучать геологи, часто находя в ней нужный для себя материал. В частности, минералы, собранные в горах, прилегающих к комбинату, должны были, как надеялся Гуимарро, пригодиться для геологов.
На этот раз Гуимарро забрался не очень высоко.
Отбив геологическим молотком еще один образчик и сунув его в сумку, Гуимарро прикинул ее вес и решил сделать привал, чтобы разобрать и систематизировать собранное сегодня богатство.
Франсиско разложил перед собой разнокалиберные камни, любуясь игрой света на гранях и беспорядочных изломах. Незаметно его сморил сон. Так уж получилось, что в последнее время Франсиско недосыпал.