Михайлов Владимир Дмитриевич. Дверь с той стороны

Владимир Михайлов
Дверь с той стороны

Глава первая

   Инна говорила прерывистым полушепотом, от волнения не заканчивая фраз; слова торопливо набегали друг на друга. Нынче голос изменял ей - великолепный голос, хрупкий, с придыханиями, он всегда привлекал не меньше, чем облик, а порой и больше. Сейчас голос дрожал.
   - Ты придешь сегодня?
   - Милая...
   Истомин произнес это слово, не думая над ним и не ощущая смысла; слово было привычным, да и сама Инна тоже, с ее матовой кожей, с черными кольцами волос и профессиональной точностью и выразительностью движений. Произнес, и сразу же, по прывычке, увидел слово написанным.
   - Последний вечер. Последний... Почему все кончается? На Земле ты забудешь меня. Сразу...
   - Нет.
   - Поцелуй меня. Сейчас. Все равно, пусть видят, все равно. Не хочу терять тебя. Скажи, мы не расстанемся на Земле.
   - Мы встретимся.
   - Где? Когда? Говори сразу.
   - Потом, Инна.
   - О, я понимаю, понимаю... Не надо хитрить, милый. Старая женщина - на что я тебе там? Но все равно - спасибо.
   - Ты ошибаешься...
   Истомин должен был при этих словах нежно улыбнуться. Он и улыбнулся, только позже чем следовало - мыслями был уже не с ней. Он злился на самого себя, предугадывая вопрос, который ему зададут на Земле: "Ну, что вы для нас написали?" А он был где-то на полпути и потерял тут столько времени вместо того, чтобы работать.
   - Дорогая... - нерешительно начал он.
   - Лучше молчи, - попросила она. - Будем танцевать молча. Как быстро кончился полет...
   Полуторамесячный рейс Антора - Земля завершался. "Кит", корабль класса А, три дня назад удачно вышел из сопространства почти на границе Солнечной системы и теперь, идя в режиме торможения под углом в тридцать градусов к плоскости эклиптики, пересекал последние миллиарды километров. До финиша оставались сутки с небольшим.
   Чем ближе становилась Земля, тем быстрее росла уверенность в счастливом завершении полета (мысль о возможной катастрофе всегда гнездится в сознании пассажира), - и уверенности этой сопутствовал нервный подъем. Те отношения, что быстро возникают в путешествиях именно потому, что возникают случайно и ненадолго, все эти мимолетные любови, дружбы и антипатии вспыхивали в заключительный раз перед тем, как погаснуть и забыться после первых же шагов по надежной поверхности планеты.
   По давней традиции, в последний перед прибытием вечер команда корабля давала бал. Ужин кончился, свет в просторном салоне и палубой выше - в саду был притушен, звучала медленная музыка и пахло морем. Ожидали капитана; кое-кто танцевал, неспешные разговоры остальных были полны Землей.
   - Позволю себе заметить, администратор; власть, помоему, сродни любви - чувство, а не профессия. И вот вы, в предвкушении медового месяца...
   - Знаете, лучше не надо об этом. - В голосе Карского не было ни малейшего пренебрежения, он говорил искренне. - В полете есть нечто умиротворяющее: человек отрывается от повседневного, пребывает как бы в состоянии психической невесомости. Кроме того, я еще не введен в должность и, откровенно говоря, волнуюсь.
   - И напрасно, да будет мне позволено сказать так, - улыбнулся Нарев. - Не помню случая, чтобы избранный на планете кандидат после пятилетнего курса не был утвержден Советом Федерации. Но простите - не слишком ли сух наш разговор?
   Он повернулся в кресле и с минуту думал, сосредоточенно глядя на дринк-пульт, пошевеливая над ним расслабленными пальцами. Администратор смотрел на резкий профиль Нарева, на его длинный, характерного разреза глаз. Впрочем, и без этого в Нареве легко угадывался уроженец Ливии в системе Тау: манера разговора выдавала его, витиеватая, гипертрофированная вежливость. Каждая из обитаемых планет Федерации сохраняла обычаи, манеры, моды и привычки, существовавшие на Земле в тот период, когда происходило заселение именно этой планеты, хотя на Земле впоследствии все успевало уже не раз измениться. Периферия консервативна, подумал .Карский. Пусть сообщение между планетами поддерживается постоянно, но прилетают и улетают единицы, а жизнь на планетах развивается в тех направлениях, какие были определены вначале; вот одна из сложностей управления Федерацией. Карский и сам чувствовал себя в первую очередь анторианцем, хотя и старался избавиться от этого ограниченного патриотизма. Ничего, пройдет со временем, подумал он успокоительно. Пройдет...
   Нарев уже успел нажать клавиши и теперь ждал. Тихо шуршал механизм, потом сиреневая жидкость наполнила бокалы, Нарев протянул один администратору, откинулся на спинку кресла и поднес свой к губам. Напиток пахнул Землей, тропинками, солнцем.
   - На целый год стать членом Совета, - задумчиво проговорил Карский. - По сути дела - возглавить цивилизацию! Трудно не испугаться этого.
   - Я вряд ли ошибусь, сказав, что вы готовы к этому.
   - Время покажет... А помните, когда ввели эту систему, казалось нелепыми избирать человека, который займет свай пост лишь через пять лет, а до тех пор будет оторван от практической деятельности. Мне и самому не верилось...
   - Теперь, если я сужу правильно, вы убедились в ее целесообразности?
   - Во всяком случае, это было интереснейшее время. Пять лет назад я уже мог увидеть Федерацию такой, какой она стала только теперь. Пять лет не имел дела с каждодневными задачами, но следил за развитием главных линий, учился прослеживать ветвление и эволюцию потребностей общества. Я уже тогда видел, что за эти годы человек окончательно выключится из сферы материального производства, передав его автоматам и компьютерам. Так что мы - избранные тогда - заранее готовились решать проблемы направления и использования высвобождающейся человеческой энергии - грандиозные проблемы...
   - И куда же, если не секрет, собираетесь вы направить нашу энергию?
   - У меня есть немало мыслей по этому поводу, но пока они еще не стали мнением Совета, вряд ли я имею право... Да и, кроме того, мы ведь лишь начнем их решать. Разрабатывать намеченные направления станут наши последователи - те, кто и завтра, и еще целый год в своих кабинетах будут продолжать и координировать линии развития, долгими часами совещаться с футурологами и прогносеологами, как делали это и мы, будут наблюдать за развитием как бы со стороны и гадать о непредсказуемых факторах, возникновение которых неизбежно... Да, система оправдывается. Если не говорить о волнении - оно кажется мне естественным, - я чувствую, что прихожу к руководству во всеоружии.
   - И - сколь ни печально - только на год. Это не кажется вам обидным?
   Администратор .пожал плечами.
   - За год работы я неизбежно отстану. Буду координировать уже известные мне линии, но не хватит времени, чтобы следить за всем новым, что возникнет за этот год, настолько пристально, чтобы потом органично вплести его в старую сеть. Это сделают те, о ком я уже говорил - люди, избранные не пять, а четыре года тому назад. Нет, все совершенно разумно.
   - Да, - согласился Нарев после паузы, - воистину, система мудра. И это подтверждается: за все время не было ни единой попытки остаться на второй срок. Или еще пример: вы летите на рейсовом корабле, хотя вам наверняка могли предоставить и отдельную машину.
   Администратор улыбнулся.
   - Мы здравомыслящие люди. К чему зря расходовать топливо? Но не пора ли присоединиться к обществу?
   Он встал, чтобы выйти из бара в салон. Нарев покосился на него и тоже поднялся.
   - Меня терзает искушение заметить, что понятие здравомыслия всегда было относительным. Как добро и зло, например.
   - А вы пытались бы остаться у власти? И летали бы в одиночку на стоместном корабле?
   - Я? - усмехнулся Нарев. - Если я чего-то не умею, то, увы, как раз предугадывать свои поступки.
   Они неторопливо направились к выходу.
   - И еще, - сказал Карский, - всегда надо немного тосковать о том, что кончается. Иначе наступит пресыщение. 4 в вашей работе не так? Кстати, я и не знаю...
   Они остановились в салоне, привыкая к полутьме.
   - Осмелюсь перебить вас. Вот человек, которому пресыщение не грозит, - сказал Нарев, меняя тему разговора и указывая кивком на актрису, танцующую с писателем. Карский серьезно ответил:
   - Она очаровательна. Но я выбрал бы другую.
   - И я догадываюсь кого. Но не соглашусь с вами. Неразумно волновать капитана в полете.
   - Тем более, когда предстоит финиш, - сказал администратор и вздохнул. - Да, Земля... А вы надолго в метрополию? Вы хозяйственник?
   - Питаю надежду, что вы не думаете этого, - сказал Нарев, чуть изогнув губы в улыбке. - Будь я хозяйственником, я ни в коем случае не стал бы завязывать знакомство с вами, это могли бы расценить как, попытку устроить дела своей планеты или округа.
   - Вряд ли: вы не анторианин, а я буду заниматься делами именно этой планеты. Вы же, если не ошибаюсь, с Ливии?
   - Голос выдает? Противный голос, правда? Рискну употребить такое определение. Но это только при земной плотности атмосферы, как тут. На Ливии наши голоса звучат прекрасно. Кстати, могу ответить тем же: такие смуглые лица, как ваше, можно увидеть лишь на Анторе... А что касается моих занятий, то я путешественник. Самая независимая профессия. Несколько романтизируя, я сказал бы: прихожу без восторга и покидаю без сожаления. И на моей Ливии не был уже много лет.
   - Жаль. Я как раз собирался спросить: на этой планете недавно были какие-то осложнения, но я не успел получить информацию и не знаю деталей. Кто-то пытался встать во главе...
   - Вы заставляете меня пожалеть о том, что я совершенно не в курсе дела. Живу в пути и счастлив, и не желаю иного. Хотя нет, - порой мне хочеться быть капитаном такого вот А-лайнера. Вот где подлинная независимость, и судьба окружающих зависит только от вас.
   - А знаете, если верить курсу психологии, который я прошел, это ваше желание означает, что вы ощущаете в себе запас энергии и где-то обижены тем, что люди не используют ее по назначению с максимальным эффектом. Я прав?
   - Значит, вы разбираетесь во мне лучше, чем я сам.
   - Нет, я не замечал за собой такого.
   - Простите, если я смутил вас.
   - О, пожалуйста, я не в обиде.
   В центре круглого экрана капелькой янтаря сияло Солнце.
   - Вот он, - удовлетворенно сказал штурман Луговой. - Детка Йовис. Прошу отметить в журнале, капитан: рекорд. Еще никто не выходил на видеосвязь с системой Юпитера на таком расстоянии. Молодец я?
   - Это я выясню в Управлении кадров, - пообещал капитан Устюг.
   - А вообще, - продолжал штурман, - Солнечная загружена бездарно, нарушена центровка: все планеты на одном борту.
   - По прибытии подай рапорт в отдел перевозок, - посоветовал капитан.
   Штурман посмотрел на него со всей проницательностью, свойственной (как они сами полагают) людям, чей возраст перевалил уже далеко за двадцать.
   - Вы волнуетесь, мастер!
   Сколько-то мгновений они смотрели друг на друга молча. Капитан был вдвое старше и на целую голову ниже ростом, и все же чем-то они напоминали друг друга; может быть, ровным, характерного оттенка загаром, что приобретается под корабельным кварцем, или пристальностью взглядов, или неторопливой точностью движений, какой требуют корабли.
   - Следить за состоянием экипажа - это моя обязанность, ответил, наконец, Устюг. - А на моем корабле принято выполнять свои обязанности и не заниматься чужими. При входе в систему обязанность штурмана - следить за курсом и своевременно брать пеленг.
   Луговой улыбнулся.
   - Не беспокойтесь, мастер. Пока Солнце впереди и Ригель справа, нам бояться нечего. А скажите, так глубоко интересоваться состоянием пассажиров тоже входит в обязанности капитана?
   - Да, - сухо сказал Устюг. - Входит.
   - Но раньше в рейсах капитан доверял это Вере. Кто же беспокоит вас на борту "Кита"? Администратор Карский? Путешественних Нарев? Физик? Или Истомин - вы решили, что он напишет о вас книгу? Не старичок же Петров привлек ваше внимание и не футболист Еремеев, хотя он и чемпион Федерации...
   Капитан Устюг молча смотрел на штурмана, пытаясь понять, является ли причиной необычной болтливости предфинишная лихорадка, что треплет порой молодых судоводителей, или просто нахальство.
   - Мила едет с мужем, - продолжал перечислять Луговой. Актриса влюблена не в вас. И если только мы не везем зайцев, то это может быть лишь Зоя Серова. А она...
   Нет, решил капитан, никакая не лихорадка. Простое мальчишеское нахальство пополам с любопытством.
   - Пост-Юпитер уже пять секунд ждет ответа, - сухо сказал он.
   - Виноват, мастер, - спохватился штурман. - Прости.
   - Ох, и молод ты, Саша, - Устюг вздохнул то ли с сожалением, то ли с завистью. - Вызовешь меня, как только будет связь с Землей.
   - Решаюсь привлечь ваше внимание, дорогой администратор: вот человек, который не боится испортить капитану настроение. Ученые вообще немного самонадеянны, вы, конечно, уже не раз замечали это. Некоторая самоуверенность свойственна всем,кто имеет дело с фактами, неизвестными другим. Разумеется, это не относится к присутствующим... - добавил Нарев, увидев, что Карский поморщился.
   Физик Карачаров подтащил кресло поближе к Зое и с размаху плюхнулся в него.
   - Ути малые, - сказал он. - Крохотные девочки не должны скучать. Сейчас мы улыбнемся. Ну - раз, два! Что же вы?
   Господи, и этот не прошел мимо. А ведь целый месяц казался человеком не от мира сего, жил в каких-то иных измерениях и разве что не подносил за обедом ложку к уху. Что делать? Обрить голову? Прилепить нос до пояса? И прилепила бы, не пожалела себя. Но ведь не всякое внимание надоедает, и кто-то один должен смотреть, смотреть до рези в глазах. Ради одного приходится терпеть остальных. Не сидеть же безвылазно в каюте?
   Зоя вздохнула.
   - Вы сегодня неузнаваемы, - любезно сказала она.- Закончили, наверное, вашу работу?
   - Работу? - Физик, казалось, на миг растерялся. - Нет, к сожалению. Всегда не хватает какой-то недели... слишком быстро стали летать корабли, что ли? - Он моргнул, развел руками. - Или я живу медленно?
   Вот об этом пусть и говорит.
   - Почему же вы поторопились лететь?
   - Вызывали соратники по школе. Научной, конечно. Там завариваются дела...
   - Интересно. Расскажите.
   Но он не поддался на уловку,
   - С удовольствием - когда останемся вдвоем.
   Это вышло хорошо, почувствовал Карачаров. Он был сегодня ловеласом, донжуаном, покорителем сердец, и обожательницы валялись у его ног. Так он воспринимал этим вечером себя и весь окружающий мир. Мир этот был условен; и его позволялось вообразить каким угодно: настоящей оставалась лишь математика и то, что можно было выразить с ее помощью. Модели своего личного мира Карачаров строил в зависимости от настроения.
   - Боюсь, вы поздно спохватились, - сказала Зоя равнодушно. - Рейс кончается.
   - Что такое эти полтора месяца по сравнению со временем, которое у нас впереди!
   - Впереди у нас - разные времена. Я недолго буду на Земле. Сдам материалы, истории болезни со Стрелы-второй, проведу контрольный эксперимент...
   - На Стреле-второй все женщины так прекрасны? Хотя, конечно, нет, вы везде будете исключением. А что с вами стряслось?
   - Со мной? Ничего.
   - А болезнь?
   Она улыбнулась.
   - Болела не я. Хотя, возможно, в науке и останется "болезнь Серовой".
   Зоя постаралась, чтобы это прозвучало не слишком самоуверенно.
   Физик снова стал на миг серьезным.
   - Вы, значит, что-то закончили. Завидую.
   - Ну, не совсем еще. Просто оттуда нет регулярного сообщения с Землей, да и с Анторой - редкое. Вот я и воспользовалась возможностью. - Она помолчала, - И потом... просто не хотелось там оставаться.
   - А что же дальше?
   - Умчусь куда-нибудь, где поглуше, - искать новое заболевание.
   - Зачем же так далеко? Вот я: затронуто сердце...
   - Фу, - сказала она, - какая пошлость.
   - Могу иначе: хочу, чтобы вы были со мной.
   - Вы привыкли четко выражать мысли.
   - Не понимаю, почему мне прямо не сказать того, что я думаю. В науке не принята фигура умолчания. У каждого явления есть свое имя, и, отказавшись от него, вы ничего не сумеете доказать.
   - Вам не кажется, что вы рискуете?
   - Мне нечего бояться: женщина обижается, только если ей не воздают должного. В конце концов, поведение каждого человека - и ваше в том числе - сводится к уравнениям. А решать уравнения я привык.
   - И что же из них следует? Мне, непосвященной, наверное, не разобраться?
   - Кое-что могу пояснить популярно: я - гений. Понимаете? Тощий тип, сидящий рядом с вами и созерцающий ваши колени гений. Ну, признайтесь, часто ли гении пытались добиться вашей взаимности? Но я добьюсь ее.
   - Ну, спасибо, - сказала Зоя. - Вы меня развлекли.
   Она встала и медленно пошла по салону. Упершись ладонями в острые колени, Карачаров глядел ей вслед. В дверях стоял капитан. Зоя положила руки ему на плечи.
   Устюг помедлил, ловя такт. Потом они двинулись.
   Физик поднялся и, широко шагая, вышел. Он миновал коридор и поднялся в сад.
   Здесь пахло тропинками, широкие листья нависали над головой. Тихо журчала вода. Кто-то стоял возле пальмы, у которой один из листьев надломился, не выдержав последней перегрузки. Это была Вера, четвертый член экипажа. Карачаров приободрился.
   - Скажите, красавица, ухаживать за членами экипажа разрешается?
   - За кем именно - за капитаном, штурманом? Если за инженером Рудиком, то он отделяется от корабля только при полной разборке машин.
   Что такое сегодня с женщинами? Все прямо-таки готовы кусаться. Земля, - понял физик в следующий миг. Близость планеты, конец рейса. Кончается размеренная корабельная жизнь, и женщины раньше нас перестраиваются на другую частоту. Но еще целый вечер впереди.
   - Значит, остаетесь вы.
   Вера пренебрежительно повела плечом.
   - Не отвечаете? - Он усмехнулся. - Разве можно не отвечать пассажиру?
   Вера лукаво покосилась на него. И вдруг быстро и монотонно посыпались слова:
   - Прошу внимания! Корабль Трансгалакта "Кит" следует очередным рейсом Антора - Земля. Основная часть пути пролегает в сопространстве. Пассажирам это не причиняет неудобств. Путь до Земли займет около полутора месяцев, дополнительную информацию получите в полете. Здесь вы окружены тем же комфортом, что в вашей квартире или в отеле. К вашим услугам салон, бар, бассейн, спортивный зал, сад, прогулочная палуба, с которой вы сможете наслаждаться видом звездного пространства - до перехода в сопространство и после выхода из него. Обстановки кают закажите по вашему вкусу - через полчаса она будет на месте. Обед в салоне в семнадцать часов по условно-галактическому времени корабля. При желании обед доставляется в каюты, выход синтезатора - справа от двери. Выбор блюд не ограничен. Дамы, безусловно, будут заинтересованы тем, что новые туалеты изготовляются на борту в течение двух часов. Прошу обратить внимание на табло - вы можете поставить по нему ваши часы. Настроить их на земной двадцатичетырехчасовой цикл можно у меня. Теперь я рада ответить на ваши вопросы.
   Вера умолкла, смех распирал щеки. Высокая, бронзовокожая, красивая, она позволила физику полюбоваться собой, хотя, в общем-то, корабельная традиция не позволяла кокетничать с пассажирами.
   - Ах, вот как! - сказал физик, принимая ее игру. - А скажите, корабль и в самом деле так надежен?
   Вера очаровательно улыбнулась.
   - Последнее слово техники. Беспредельные запасы энергии мы черпаем ее из пространства. Неограниченная автономия. И так далее.
   - Вы меня успокаиваете, - сказал Карачаров с иронической улыбкой. - Весьма признателен.
   - Еще вопросы у пассажира?
   Физик мгновение смотрел на нее.
   - Да. Вот вы... Вы очень красивая девушка. Почему вы тут? Это ведь все равно, что оседлать маятник. Неужели вы не способны на большее? Или верите, что в пространстве дольше сохраняется молодость?
   На этот раз он был серьезен; может быть, это и-впрямь его заинтересовало - он и сам не знал. А может быть, просто хотел отомстить за ее шутку? Вера смотрела на него, чуть прикусив губу.
   - Хотите, я отвечу сам, - предложил Карачаров. - Все очень просто. Вы - анторианка, это видно сразу. И знаете, что красивы. И хотите жить на Земле. В центре Федерации, а не на ее окраине. Только на Земле, думаете вы, вас оценят по достоинству. Оценит не кто-нибудь, а человек значительный. Если и не член Совета, то хоть его консультант. Но население Земли давно уравновешено, и, чтобы получить земное гражданство, надо что-то такое совершить. Служба в Галактическом флоте, наверное, дает такие права. Вот и все. Сколько вам еще осталось летать? Не помню, какой нужен стаж...
   Вера вскинула голову.
   - Извините, - сказала она официальным, лишенным окраски голосом. - Я отвечаю только на вопросы, относящиеся к рейсу. А сейчас мне пора в салон.
   - Позвольте предложить вам руку, - галантно произнес Карачаров.
   - Я не падаю с трапа.
   Он все же проводил ее до салона; физику тоже почемуто сделалось невесело, а ей он, кажется, основательно испортил настроение. Уже войдя, Карачаров сделал попытку загладить неловкость:
   - Ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос, последний: как называется этот танец и как его танцуют?
   Вера, прищурившись, глянула на него и неожиданно усмехнулась.
   - О, показать я могу!
   Долговязый физик готовно склонился. Но Вера, озорно стрельнув глазами, повернулась и, слегка покачивая бедрами, пошла к сидящим пассажирам. Она остановилась перед администратором, и Карский встал, смущенно улыбаясь.
   "Пустой номер", - мысленно сказал Карачаров, провожая Веру взглядом. Сейчас он вдруг - незримо для других, разумеется, - стал совсем другим человеком: этаким старым циником, галактическим волком, не признающим женщин. И взгляд его сделался устало-пренебрежительным.
   - Пойдем и мы? - так поняла Мила легкое движение мужа. Он не решился бы произнести это вслух: ожидал бы, пока она не выскажет желания. Но всякая его мысль - Мила стала уже привыкать к этому - немедленно находила выражение в жесте, телом он говорил, передавая мысли точнее, чем словами. Недаром же он был чемпионом Федерации!
   Мила с удовольствием отдалась танцу. Валентин вел легко и строго, даже с женой не позволяя себе ни малейшей вольности, танцевал каждый раз словно на приз. С ним было хорошо на людях и хорошо вдвоем, он был добр и силен, и всякий раз она заново переживала случившееся. Мир полон чудес; оба - жители Земли, они так никогда бы и. не встретились на своей планете, затерялись бы среди миллиардов людей. Но ей понадобилось лететь на Антору - познакомиться с тамошними интерьерами, о которых многое слышала и которые и в самом деле оказались необычайно интересными; команда чемпионов мира оказалась там в то же самое время, - они совершали турне по Федерации. Нечаянно встретиться за столько парсеков от Земли - это ли не чудо? Увидев друг друга, они сразу поняли, что домой возвратятся вдвоем, и всегда будут вдвоем, всегда-всегда. Он ходил за нею всюду, кроме времени тренировок и игр, когда она сидела на трибуне стадиона. Потом команда улетела, а он задержался: наверное, не мог расстаться на тот месяц, который ей еще предстояло провести на Анторе. Он, конечно, переживал, что команда уехала без него; но в конце концов его товарищи решили, что несколько игр проведут сами. Пожелали ему счастья...
   Она подняла глаза. Валентин улыбался.
   - Что ты?
   - Вот это па - чистый финт, понимаешь? Ну, сделаем еще раз, и ты увидишь.
   На этот раз усмехнулась Мила - правда, про себя: ничего, она научит мужа разговаривать и на другие темы, нужно только время и терпение. Терпения ей не занимать, а времени у них впереди - бездна... Еще одна мысль проскользнула, тоже связнная с будущим, но она была неприятна, и Мила постаралась сразу же прогнать ее подальше.
   - Отдохнем, - сказала она.
   - Хочешь посидеть?
   - Совершим набег на какую-нибудь компанию.
   Они направилсь в бар. Там уже сидели Инна Перлинская и писатель. Истомин вскочил и поспешно придвинул ей кресло.
   - Хотите выпить? Инна, Мила?
   - Минеральную, - сказала Инна шелестящим, напряженным полушепотом, словно поверяла тайну. Затем повернулась к Миле. - Этот костюмчик с Анторы? Очень милый. У них, на этой планете, есть вкус. Ваш муж очень сердит? Я немного побаиваюсь его.
   - О, разве можно его бояться?
   - Мы ведь конкуренты. После того, как театр признал непредсказуемость развязки, когда древний принцип импровизации возвратился на сцену, мы стали серьезно конкурировать со спортом, с играми.
   - Это не конкуренция, - сказал Еремеев. - Это соревнование. А спорт и есть соревнование.
   - Вы обязательно должны увидеть меня - хотя бы в спектакле "Я утром должен быть уверен!" Классика, но как совремнно звучит! Вещь прошла у нас уже пятьдесят раз, и ни в одном представлении действия не повторялось дальше второй картины. Пятьдесят разных развитии, разных финалов. В каждом я находила новый поворот! Открытие сезона - через неделю, я смогу помочь вам... Спасибо, милый, - поблагодарила она Истомина. Жест был исполнен величия. - Да, представьте, я сделала прелестный комплект здесь, на корабле, - специально для открытия...
   - ...Я всегда заранее знаю, забью или нет. Бывает, выйдешь на хорошую позицию, все ждут - миллионы людей! - а я чувствую: не пойдет. И отдаю пас. Раньше я все равно бил по голу, но стоит неудачно пробить - начинаешь сомневаться в себе, и потом так и уходишь с поля, не забив. - Он на миг помрачнел, голубые глаза потемнели. - На Анторе я сыграл плохо. Не видели? Никудышно. Встретился с Милой - какая тут игра... Стыдно. Вспоминаю, как грустно играл - и места себе не нахожу... - он говорил быстро, ему, видно, давно хотелось выговориться и выслушать слова утешения, не формально-вежливого, а подлинного: собеседник в таких случаях искал не слова, а мысли, которые помогли бы другому собраться о силами.