Во-первых, я, видимо, ошибся, определяя объем задачи. Когда я увидел унтера, то решил, что корнету не поручалось убрать меня, но лишь пасти – и прибрать к рукам ту самую кристеллу, вместо которой я состряпал ему некий документ. Сойдя на Симоне, он должен был, по моей гипотезе, доложить о результатах по команде. Но что он мог сообщить? Что я убит. Но в таком случае не было никакого смысла подсылать ко мне еще кого-то. Разве что – с веночком на похороны. Нет, сменивший его в моей каюте унтер явно пил из другого источника, то есть еще кому-то, кроме Иваноса, хотелось следить за мной и, вероятно, пытаться завладеть кристеллой, которая то ли была у меня, то ли ее больше не было.
Но из этого следовал и второй вывод: Король пентаклей, на которого я грешил, к этой операции отношения скорее всего не имел. Как я буду вести себя в дороге, вряд ли представляло для него такой интерес, чтобы он пошел на немалый расход: нанять филера даже для действий в пределах одного мира стоит дорого, что уж тут говорить о галактических масштабах. Конечно, совершенно отрицать такую возможность нельзя, но следует просчитать и другие варианты. Всегда приятно знать, кто же ловит тебя в перекрестие прицела.
А это означало, что надо будет, используя оставшееся до Топси время, допросить моего нового попутчика со всем возможным пристрастием.
Так я и сделал, воспользовавшись той же ситуацией, какая уже возникла у меня с корнетом с Симоны. Только на сей раз я не ждал, когда сосед начнет предпринимать какие-то действия (если вообще начнет), но, как только мы покинули Простор, начал работать сам.
Усыпить его было непросто: клиент оказался очень невосприимчивым к воздействию на его психику и тонкие тела, которых к тому же обнаружился дефицит. Когда я в этом убедился, все остальное стало для меня ясным. И то, что в его двойном дне ничего не оказалось, кроме простенькой задачи – той самой, которую я прочитал, еще даже не успев как следует разглядеть его. Да и самого этого дна тоже не было. Парень как парень – решил я, – нормально отработанный зомби, в котором, к сожалению, начисто стерто – кто его послал: задание, как я уже говорил, детское – пасти меня на Toпe заботливо, как любимую корову бабушки; но такое мог поручить кто угодно – от самых крутых, пока еще не вполне известных мне врагов до лучших друзей, заботящихся о моей сохранности; впрочем, вернее всего то не были ни те, ни другие, а кто-то третий. Решив так, я ограничился лишь одной попыткой выжать из него информацию:
– Кто послал тебя?
Ответил он не очень вразумительно:
– Их нет… Никого нет. И после паузы:
– Это лабиринт. Лабиринт. Я – твой проводник. Приведу тебя, куда нужно.
– Кому нужно?
– Кому нужно, тот знает.
И более ни слова. Только храп. Безнадежно.
После такой неудачи я залег в компенсатор и перестал думать об унтере до самой Топси. Если его кто-то встретит – увижу и попытаюсь разобраться. Если нет, то уж как-нибудь от него отвяжусь.
Но и когда мы наконец долетели, мне не очень-то хотелось следить за тем, как он готовится к высадке, наводя пожарный блеск на свои бутсы, бляху и нагрудник. Время от времени он поглядывал на меня и нерешительно улыбался, что вообще-то не свойственно зомбированным. Я знал, что он никуда не денется. Постарается не потеряться. А пока мне куда интереснее было – разглядывать на обзорном экране приближающуюся поверхность планеты, на которой мне никогда раньше не приходилось бывать. И на которой я не без основания рассчитывал найти если не сам ключ к записям (а они, как я был подсознательно уверен, в свою очередь, помогли бы найти пресловутые семена уракары), то, во всяком случае, направление, в котором следовало его искать, чтобы затратить на решение задачи как можно меньше времени. Интуиция почему-то подсказывала, что время во всей этой истории было решающим фактором и самым дефицитным слагаемым успеха.
Из справочника известно, что Топси диаметром и поверхностью несколько уступает Теллусу, но по массе почти равна ему. Вторая планета в плоской системе Ульдемира. Атмосфера пригодна для дыхания, хотя кислорода в ней на три процента больше, чем у нас, а углекислого газа – меньше. Климат теплый и сухой, открытой воды вдвое больше земного, на единственном материке есть большие реки, хотя их немного. В океане – множество островов, группирующихся в архипелаги. Растительность приближается к субтропической, впрочем, чуть ли не все виды, завезенные с Теллуса, не прижились. Спор о том, можно ли ввозить земную живность, ведется до сих пор. Я имею в виду живность для заселения тех ниш, которые до освоения планеты пустовали; для прокормления небольшая часть поверхности обрабатывается, существуют и стада – дойное и мясное; поголовье строго ограничивается местными законами – чтобы скот не съел планету. Вероятно, по этой же причине ограничена и иммиграция, хотя туризм, как уже говорилось, поощряется. Из многих людей, с кем мне приходилось пересекаться в жизни, лишь один, насколько помню, лет пятнадцать тому назад эмигрировал на Топси и вроде бы прижился. Еще трое пыталось – но просьбы их были отклонены без указания причин. Просто «из-за отсутствия возможности обеспечить необходимые рабочие места и должный уровень жизни» – стандартная отговорка, не более.
Помню, в детстве меня страшно интересовало: как это люди ухитряются находить планеты, столь похожие, в общем, на Землю и пригодные для жизни? Меня смущало то, что в нашей системе такая была и есть только одна. В свое время, говорят, один простак сильно удивлялся тому – каким образом люди узнали названия звезд? Ему не пришло в голову, что не узнали, а сами придумали. Я же потом, повзрослев, понял все-таки: находят – потому что ищут, и на каждую пригодную приходятся десятки, а то и сотни совершенно безжизненных планет. Но во Вселенной всего сотворено много, надо лишь искать. Для теллуриан это стало возможным после изобретения ВВ-связи и транспорта; а уже и вовсе недавно, когда разобрались наконец не только в принципах, но и в математике творения, можно стало даже прогнозировать местонахождение (приблизительное, конечно) искомых объектов. Так что теперь я ничему уже больше не удивлялся – если говорить о вопросах заселения планет, разумеется. В других областях многое меня и по сей день удивляет – и, наверное, еще долго (я надеюсь) будет удивлять. Кто-то сказал: жизнь есть движение. От себя добавлю: жизнь есть удивление. Когда ничто более тебя не удивляет – и, значит, не интересует, не волнует, – вызывай гробовщика и проси снять с тебя мерку.
И сейчас, глядя на обзорный экран, я снова удивлялся: тому, насколько все-таки не совпадает картина, составленная тобой по книжным материалам, с той, что возникает перед взором в реальности.
Топси принято было считать миром глубоко провинциальным. Но после выхода из прыжка, когда наш «Титан» вошел в техносферу мира, это представление пришлось изрядно откорректировать. Прилегающая к планете область пространства оказалась хорошо обставленной не только необходимыми маяками и станциями связи; я успел заметить, самое малое, два мощных, судя по габаритам, энергососа, чьи kW-воды были заботливо обвехованы, а кроме того (и это было уже немалой неожиданностью) мы прошли достаточно близко от громадных – без малого в футбольный стадион площадью – антенн перехватчиков связи. И еще – несколько сторожевиков лениво обращались по своим орбитам в разных широтных и долготных плоскостях, да к тому же в два слоя: внешний – близ границы сферы возникновения, а внутренний – на самом рубеже техносферы. Кто-то явно не пожалел вложить в энергетику, связь и безопасность Топси очень немалые деньги. Трудно было даже прикинуть, о каких порядках величины могла идти речь. Во всяком случае, Теллусу такая роскошь была сейчас не по силам.
Не совпал с ожиданиями и облик самой планеты. Я ожидал увидеть что-то вроде полупустыни, в лучшем случае – сухих степей, каких все больше возникало на Теллусе – безлюдных равнин, в которых тут и там поднимаются к облакам многоэтажия городов. Я как-то упустил из виду, что все население Топси, по статистике, насчитывало что-то около двух с половиной миллионов человек – а следовательно, воображенные мною города просто некому было бы населять; и – следующий вывод из этого – планета с высоты должна была выглядеть необитаемой на девяноста девяти процентах своей территории. Меня ввели в заблуждение проспекты, которые топсийские власти рассылали по всей Галактике: на них были и степи, и небоскребы. Действительность же оказалась совсем иной. На материке я успел заметить громадные лесные массивы, обширные зеленые луга, горные хребты, над которыми поднимался Эверест местного значения, да и степь действительно существовала – только не занимала сколько-нибудь значительной территории.
Что же касается городов, то с высоты был заметен один-единственный – и так оно и было на самом деле. Странно, что город этот находился на острове средней величины, лежавшем в океане близ экватора, а космодром, как потом оказалось, – тоже на острове, размером побольше, этот улегся на самом экваторе, недалеко от Топсимара (так этот единственный город назывался). Возможно, у топсиян были какие-то причины избегать материка? Хотя это вряд ли могло иметь отношение к моим делам.
Было солнечно, снижаясь, мы не встретили ни единого облачка: видимо, тут сейчас стояло лето. Я надеялся, впрочем, что жара не будет слишком изнуряющей: уроженцу средних широт, мне по вкусу умеренные температуры.
В общем, приятно смотрелся мир Топси с высоты. И этот его облик – или что-то другое начало действовать на меня: в условиях, какие я наблюдал сверху, исчезнуть в случае осложнения было бы очень просто. Но крепла надежда на то, что скрываться ни от кого и не понадобится.
Наверное, это Топси уже проявляла свой характер.
Да, подумал я еще раз. Веселая планета.
Впрочем, это настроение изгладилось очень быстро. Уже на поверхности, в зале прибытия топсийского космотерминала, подсознание подсказало мне: что-то не так. Это произошло, когда я, среди прочих прилетевших, направлялся к пограничной стойке.
Может быть, причина ощущения заключалась в том, что терминал оказался не пустым (как я ожидал, исходя из того, что на «Титане» прилетело никак не более двадцати человек). Наоборот, людей в обширных залах оказалось множество. Оказывается, незадолго до нас на Топси сели, один за другим, два пассажирских корабля: «Кастор» с Милены и «Цицернак», пришедший с Лорика. И тот, и другой привезли, похоже, по целому полку курортников, так что общий зал был под завязку набит пестрыми футболками, шортами, темными очками, багажными тележками, футлярами с удочками, раздутыми рюкзаками, водными лыжами и серфами, орущими младенцами и мало ли еще чем. А также и по той причине, что станция вневремянки здесь почему-то оказалась совмещенной с космотерминалом – и оттуда чуть ли не ежесекундно возникали все новые и новые представители рода человеческого, еще более увеличивавшие царившую в залах в момент моего появления сумятицу. Она, впрочем, была скорее кажущейся, чем подлинной: все это людское – если не море, то, уж во всяком случае озеро – быстро разбивалось на несколько рукавов, из которых каждый медленно втекал в один из пограничных выходов, чтобы, зарегистрировавшись, обрести наконец свободу передвижения и устремиться к своим целям. Все это было, в общем, легко объяснимо и совершенно естественно; но мне от этого легче не становилось.
Я-то рассчитывал, оказавшись здесь, быстро сориентироваться, просмотреть всех прилетевших и встречающих и таким способом определить, кто прибыл встретить меня и то ли ненавязчиво сопровождать при всех моих передвижениях по Топси, то ли (такое вовсе не исключалось), напротив, – лишить меня всякой возможности передвигаться и вообще действовать самостоятельно. При двух-трех десятках людей выполнение моей программы отняло бы минимум времени и усилий. Но их тут ходили немереные сотни, и излучаемые этой толпой поля смешивались в такой нечленораздельный коктейль, из которого было совершенно невозможно выделить хоть одну составляющую. Иными словами, поджидавшее меня лицо – или лица – могло находиться тут на расстоянии протянутой руки – и я никак не смог бы засечь его.
А не зная подлинной обстановки, покидать терминал было просто опасно.
Но, впрочем, может быть, я просто-напросто сам настраиваю себя на испуг, а на самом деле опасность мне не грозит?
Пришлось быстро думать, одновременно замедляя шаг, пропуская вперед шедших позади. В чем могла заключаться опасность? Примем как данность, что розыскное требование Служб Геллуса на меня уже дошло сюда по ВВ-связи. И таким же путем прибыли и люди, которым надлежало, самое малое, взять меня и переправить на родную планету. Предположим, так оно и есть. Но как можно им опознать меня? По внешности? Вряд ли: выглядел я благодаря искусству Короля пентаклей, вовсе не похожим на самого себя – такого, каким меня знали на Теллусе все, с кем приходилось встречаться. Документы? Они ничем не хуже настоящих хотя бы потому, что они и есть настоящие: не подделанные, а купленные. Правда, мне не удалось на борту «Титана» совершить очередную метаморфозу: из-за возни с унтером на это не хватило времени. Но, может быть, это и к лучшему: мой воинский антураж способен сыграть благую роль. Солдат всегда воспринимается как человек казенный, и как бы подразумевается, что его подлинность удостоверяется государством.
Что-нибудь компрометирующее в поклаже? Там нет совершенно ничего подозрительного. Оружие? Но я -солдат, мне положено носить его, и потому оно записано в моем предписании, в графе «Вооружение». И сериал, и дистант; и то, и другое является также и армейским оружием, заводские номера его безошибочно занесены в документ…
Номера, да.
Номера!..
Черт, как же можно было не подумать об этом вовремя?
Раз уж розыскное требование дошло до этих краев (а сомневаться в этом было бы крайне легкомысленно), то в нем – стопроцентно! – указаны и номера оружия, которое может находиться при мне. Номер сериала дамы-киллера у них, конечно же, есть, да и все данные моего дистанта тоже: он был официально зарегистрирован и у меня имелось разрешение. Хоть бы его не было!..
Стоит мне предъявить на выходе оружие – и меня схватят. Вся история закончится, не успев толком начаться.
Оставить оружие здесь, спрятать где-нибудь? Но вроде бы негде; а если и удастся сделать это – меня совершенно логично спросят: а где те штуки, которые согласно предписанию должны быть при вас? Вы же не потеряли их, старший унтер, и не подарили кому-нибудь? Ах, у вас их украли в дороге? Корнет с Симоны? Прекрасно, мы начнем его поиски – а вам тем временем придется задержаться у нас, мы никак не можем пропустить вас в такой ситуации.
Обильно смазать узкое место, чтобы беспрепятственно проскользнуть? На Теллусе я бы так и сделал; но здесь – кто знает, какие тут в этом отношении порядки? Брать, конечно, берут, как и везде, хоть один такой да найдется; однако смазки явно не хватит. Рулями с Теллуса здесь не отмажешься – да и тех осталось не очень много, а кроме них, у меня есть только чек. Сумма в него вписана достаточно солидная, но отдать его – значит остаться совсем без гроша: как-то не принято просить сдачи, давая взятку. Да и попросив – не получишь. Остаться же совсем без ничего значит сразу усложнить ситуацию процентов на триста, а то и на все пятьсот. Опять-таки, будь это на Теллусе…
Но до него очень далеко. И надо решать быстро, иначе еще через несколько минут ты останешься тут один – и своей медлительностью привлечешь к себе совершенно излишнее внимание.
Постой. А зомбированый эмпи, самозваный проводник по лабиринту? Пограничники, как правило, считают полицию, включая и военную, своими людьми, и проверяют обычно спустя рукава. Так что если у него даже обнаружится пара лишних стволов, большого шума никто тут поднимать не станет.
Назвался проводником – вот пусть и проводит! Конечно, потом возникнет еще одна задача: вернуть оружие самому себе. Однако я полагал, что в споре с зомби всегда выйду победителем.
Где же он? Наверняка где-то рядом: в его задачу не входит бросать меня на произвол судьбы. Я оглядел зал, постепенно пустеющий. Унтера не было видно.
Затаился где-нибудь, сукин сын, и следит за мной. Ничего удивительного: ему-то здесь ведом каждый закоулок. А у меня просто не было времени детально разобраться с такими вещами, как, например, план терминала. У меня его, кстати, и не было: улетать пришлось, мягко говоря, второпях.
Но унтер где-то здесь; я прекрасно ощущаю его присутствие.
Я снова просканировал окружающее пространство, но на сей раз третьим, всевидящим глазом. И без труда обнаружил парня. Но, к сожалению, там, куда сейчас никак не мог добраться.
МП-унтер успел уже пройти контроль, выйти из зала и теперь находился рядом со стойкой – но увы, с другой, внешней стороны.
Я попытался вызвать его, послав ему соответственную команду. Будь он нормальным человеком – команда подействовала бы, но он был зомбирован и настроен на команды только своего хозяина, я же мог воздействовать на него, лишь стоя рядом с ним. Ничего не получилось.
А время шло. Надо было что-то делать. На меня уже поглядывали от стоек; смотрели с подозрением. Пограничники, такой народ.
Мне, в общем, выбирать было не из чего. Заплатить – значит, попасть в сложные обстоятельства. Не заплатить равносильно немедленному провалу. Так что куда ни кинь – всюду клин.
Я вытащил из дальнего кармана аккуратно сложенный чек. Из другого, поближе, – воинскую иденткарту. Раскрыв чек, скользнул взглядом по проставленной в нем сумме, очень привлекательной сумме. Словно попрощался с нею. Но расставаться с деньгами было не впервой. Ничего, останемся живы – заработаем еще… Снова сложил чек, зажал его в пальцах вместе с иденткартой. Правила общения между мирами Федерации оставались почти точно такими же, какими были и сто, и двести лет назад: как я уже говорил, общество, невзирая на то, что расползлось по десяткам миров, последние века делало площадку, сохраняя нравы и обычаи – видимо, потому, что они наилучшим образом согласовывали интересы всех слоев, от правителей до бомжей. Держа все наготове, подхватил сумку и неторопливо направился – в числе последних – к пограничным стойкам с турникетами.
Стоек было четыре, и сейчас главным и решающим было – не ошибиться в выборе. Я начал справа, пытаясь забраться поглубже в психику сидевшего в будке пограничника. Установив канал связи, легко послал ненавязчивую мысль: хорошо, если бы кто-нибудь сейчас предложил сотню-другую… По легкой отдаче почувствовал, как мысль вошла в сознание адресата. И тут же сгорела. Мгновенно. Он даже не попробовал повертеть ее в голове: уничтожил сразу. Хорошо для пограничной службы Топси. А для меня – плохо.
Со вторым получилось лучше, но незначительно. Мысль осталась живой, но он упрятал ее так далеко, что стало понятно: чтобы подвигнуть его на такое действие, как пропуск через границу человека, у которого что-то не в порядке, с ним пришлось бы долго работать. Он просто-напросто боялся, хотя было совершенно ясно, что, к примеру, найди он такую сумму на улице – не побежал бы в стол находок и не стал бы расклеивать объявления. Трусоват и потому нерешителен. Не годится.
Третий – совсем плохо. Мысль ему понравилась, и он немедленно начал развивать ее дальше. Возникла картинка: ему предлагают взятку – и он немедленно хватает виновного за руку и поднимает большой шум. Честолюбив, не испытывает большой нужды в средствах, но очень недоволен продвижением по службе и сделает что угодно, чтобы отличиться. Затевать операцию с ним – хуже, чем войти безоружным в клетку с голодным тигром и начать дразнить его. Отпадает совершенно.
Плохо, плохо. Если и четвертый окажется идеалистом, трусом или карьеристом – положение станет действительно пиковым.
Я даже не успел составить мнения по поводу четвертого. Потому, видимо, что народу по эту сторону барьера оставалось совсем мало, он просто-напросто закрыл свою форточку, вышел из будки, запер ее и направился к буфету, что находился по эту сторону границы, затесавшись между магазинчиками «такс фри». Проголодался, наверное.
Буфет «такс фри» – не самое дешевое место. Тем более что близ терминала по ту сторону границы – в этом я был более чем уверен – имеется достаточно забегаловок самого разного уровня. Вывод: человек, пользующийся таким буфетом, не очень стеснен в средствах. Это и хорошо, и плохо. Плохо – потому, что он может и не пойти на правонарушение ради некоторой суммы, тут важно, однако, знать – где та цифра, ради которой он рискнет. Хорошая же сторона дела заключается в том, что откуда-то же он берет деньги, чтобы заказать… что именно? Ага. Чтобы заказать не что-нибудь, а крабовый салат, тибоунстейк и бутылку красного вина – название было мне незнакомо, вероятно, оно было из местных сортов. Не слабо. Его заказ не остался для меня секретом потому, что я уже стоял у него за спиной, ожидая своей очереди. Он заплатил семнадцать топсийских уников с мелочью. Непохоже было, что у него они – последние. Я мысленно перевел уники в галлары; н-да-с. Этот немолодой уже мужик должен был зарабатывать очень неплохо. Оклад пограничника, пусть даже и в звании субкапитана и с большой, судя по шевронам на плечe, выслугой вряд ли мог обеспечить ему такой уровень существования. С другой же стороны – если государственный служащий не скрывает, что живет не только на оклад, его доходы должны быть в полном смысле слова безгрешными. Или же…
Вот именно: или же. Я вспомнил характеристику Топси как мира, в котором законность соблюдается меньше, чем на любой другой обитаемой планете. Может быть, здесь и не принято скрывать своих побочных доходов? Может быть, ими даже гордятся?
Субкапитан заплатил и отошел к столику, куда ему должны были принести все заказанное. Столик он выбрал ближайший к буфетному прилавку. Наверное, не случайно.
Дама за стойкой уже нетерпеливо постукивала ногтями по лакированной доске. Я поспешил изобразить смущенно-нерешительную улыбку.
– Скажите, пожалуйста, вы принимаете земные рули? Она презрительно изогнула губы:
– Кроме уников – только галлары. Написано же! И ткнула пальцем вверх. Над ее головой и в самом деле висела табличка: «Расчет только в униках и галларах», и я, конечно, успел прочитать надпись. Но нужно же было как-то завязать разговор.
– Ах да, простите, не обратил внимания. Ладно, пусть будут галлары. Вот только у меня не кэш, а трэвел-чек…
Я вытащил чек и положил на прилавок. Она посмотрела. И проговорила – уже совсем другим тоном, даже с нотками извинения, при этом из ее речи почти исчезла легкая шепелявость телецкого диалекта (так он назван, поскольку Топси на земном небе располагается в созвездии Тельца):
– К сожалению, не могу вам помочь. Мы не принимаем чеков, только наличными. Даже карточками у нас не пользуются.
Одновременно она быстро просканировала меня острым взглядом. Видимо, очень уж несовместимыми показались ей – сумма и занюханный армейский унтер.
– А где-нибудь здесь можно реализовать чек?
– Только в городе, в банке. Это не так уж далеко отсюда… Да и вряд ли здесь – даже будь тут обмен – нашлось бы столько денег: пятьдесят тысяч!
– Я понимаю, но у вас здесь все выглядит очень уж соблазнительно!
Думаю, что слова эти прозвучали убедительно: мне и в самом деле хотелось есть. Хотя это было не главным. Куда важнее было то, что за спиной у меня произошло некоторое движение: слышно было, как ножки стула скользнули по полу. Это означало, что наш разговор – а точнее, названная вслух (вряд ли случайно) сумма привлекла внимание субкапитана.
– Я бы накормила вас в кредит, – продолжала между тем буфетная фея, – но у нас это не практикуется. – Она развела руками.
– Спасибо за сочувствие, – грустно сказал я. – Видно, придется и в самом деле перехватить что-нибудь там, снаружи.
За моей спиной послышались шаги. Субкапитан остановился рядом со мной.
– Царапочка, я заждался, – проговорил он вовсе не сердито. И медленно, как бы нехотя, повернулся ко мне. Наши взгляды встретились; и я сразу же ощутил, как его незримые, но от этого не менее реальные астральные щупальца утыкаются в мой блок, пытаясь разглядеть – что там у меня внутри; со своей стороны, и я попытался сделать то же самое – и безуспешно. Это было, как мгновенная стычка на фехтовальной дорожке: выпад – рипост – прыжок назад, чтобы разорвать дистанцию. Глаза пограничника на миг блеснули, но он тут же отвел взгляд и сказал, не улыбаясь:
– Потерпевший крушение в шлюпке гибнет от жажды – похоже, да?
Он тоже заговорил чисто, на литературном феделине. Возможно, тут это считалось признаком уважения, но скорее он просто думал, что я не разберусь в диалекте.
Усмехнувшись, я кивнул и жизнерадостно заверил:
– Ничего, выплыву. Берег близко.
– Близко, – согласился он. – Однако накат большой, а и тут не пляж – скалы. Без помощи трудно придется.
– Думаете?
– Если бы не так, – ответил он, – вы были бы уже на берегу, а не здесь. Угадал?
Я не стал отвечать, памятуя, что молчание – знак согласия.
Буфетная фея собралась уже нести на столик заказ субкапитана. Но он удержал ее: