– Я бы назвал это куклой. У меня было четыре кристеллы, на каждой из которых были записаны цифры, полученные от генератора случайных чисел, я просто сгруппировал их, так что выглядело это как шифрограмма, и снабдил кристеллы защитным механизмом – но таким, чтобы вскрыть его все-таки можно было: для более сложного у меня не было ни времени, ни аппаратуры.
– Что же они ухитрились там прочитать, если никакого осмысленного текста там не содержалось?
– Ну, вы просто недооцениваете современную криптотехнику, – возразил я. – Если есть уверенность, что перед вами зашифрованный текст, то ваши машины раньше или позже, но докопаются до него, а проще говоря – сочинят. Это старое искусство, уже сотни лет тому назад литературоведы и критики, например, ухитрялись выискивать в произведениях очень многое, что авторам и не снилось даже в самых крутых кошмарах. Чем же нынешние компьютеры хуже, если с ними работают люди, ничем не отличающиеся от критиков? Вот они и прочли – и в каждом случае содержание оказалось другим; но они, как вы понимаете, не сравнивали результатов: каждый был уверен, что именно он обладает абсолютной истиной.
– Это к вечному вопросу: что же такое – истина, – глубокомысленно молвил старший федерал.
– Давным-давно один мудрец сказал: истина – это то, что работает, – ответил я. – И потому сейчас для меня – да и для вас тоже – истина заключается в том, что я оставлю вас здесь погруженными в размышления и поеду наконец домой, потому что и так уже я по вашей милости задержался чуть ли не на день и рискую встретить не самый ласковый прием.
– Я скажу, чтобы тебя отвезли, – сказал Иванос.
– Сэкономлю деньги, – согласился я. – Жена будет довольна.
Лючана, кажется, и не заметила, что я опоздал: она, одетая в самое ничего, пыталась навести в нашем жилище порядок, но без видимого успеха. Там работы было, я полагаю, не меньше чем на неделю. Зато Вратарь приветствовал меня, как мне показалось, с оттенком радости в голосе хотя это была, разумеется, чистой воды иллюзия. Только услышав его голос, жена выглянула в предбанник. В руке она держала мокрую тряпку, так что сердце у меня екнуло, но оказалось, что тряпка не была орудием наказания: она тут же полетела в угол.
– Не приближайся! – заявила женщина строго: – Я вся в грязи и пыли. Чем это они тебя травили?
Я даже обиделся.
– Это был прекрасный арманьяк, подлинный…
– А, так ты еще и выпил? Я тут разрываюсь на части…
– Послушай, Мартина! – сказал я урезонивающе. – То есть я хотел сказать – Ариана. Клара? Да нет, Сабина! Я думал, ты обрадуешься – услышав, что мне в конце концов заплатили за работу и я смогу отдать тебе должок: те сто штук, что ты ссудила мне на базаре…
– Сто? – возмутилась она. – А проценты? И кроме того – как насчет особой платы за то, что я тащила твою сумку с самой Топси?
– Проценты получишь натурой. Она оглядела меня с ног до головы, как будто видела впервые в жизни.
– Ты полагаешь, что еще способен на это?
– Испытай.
– Непременно. Давай в ванну – быстро!
– Ненавижу одиночество. В той лодке мы были вдвоем…
– Ну и память у тебя! – сказала она. – Ладно уж. Надо ведь как-то отметить твое появление – живым и здоровым…
Мы отмечали нашу встречу достаточно долго. Все-таки дома – это вовсе не то, что в ресторанном погребе, рыбацкой каморке и даже на постели в поселке, официально вовсе не существующем. И только потом начали разговаривать. Хотя это и разговором назвать было нельзя.
– Трудно было мотаться за мной по Галактике? И как же ты ухитрялась поспевать вовремя?
– Я как раз успела закончить работу, когда ты мне сказал, во что ввязался. Ну, когда в последний раз вышел на связь отсюда.
– Да помню я. И что же?
– Я скостила им половину договорной платы и вместо нее потребовала экстра-карту на ВВ. То есть транспорт и связь по любому каналу. Иначе мне и впрямь было бы не поспеть за тобой. Жалко было денег, конечно. Но…
– Не грусти. Мне в конце концов заплатили. И неплохо.
– Это хорошо… – сказала она уже совсем сонно. – И почему это денег всегда не хватает? Куда они деваются?
– Я попытаюсь увидеть ответ во сне, – сказал я и стал подниматься с поля битвы.
– Ты куда?
– Спи. А мне сейчас не помешает хорошая медитация. Думаю, я снова имею право говорить – с теми, кто откликается.
– Ага, – согласилась она уже сквозь сон. – Имеешь, наверное.
И вот я снова…
Поднимаюсь по крутому склону, не щадя локтей и коленок. Во плоти никогда бы не отважился на такое. Первый слой облаков остался далеко внизу, сейчас предстоит пробиться через второй сквозь густой туман, в котором не различаешь даже собственных пальцев, судорожно вцепляющихся в малейшие неровности стены, теперь уже почти вертикальной. Но миную второй слой неожиданно быстро. Вот и вершина. Пятачок, на котором устоять можно, но растянуться, чтобы отдохнуть, никак не удастся, но сюда поднимаются не для отдыха. Над головой – густая, темная синева и пристальные, немерцающие звезды. Как и тогда – нет ветра, штилевой воздух кажется непроницаемым, как сама скала. Но это меня радует: благоприятный признак. Намек на то, что я, возможно, добирался сюда и не зря. Потому что перед тем, как начать этот подъем, я ведь постарался вернуться к себе – тому, каким был перед началом путешествия по кольцу уракары, к себе – не убегающему, не убивающему, не обманывающему, не стремящемуся побольше заработать…
Теперь – последний этап: полет.
Облака, пик, сама планета – все остается далеко. Уношусь ввысь. Хотя теперь это уже не высь, неопределенное направление.
– А, ты вернулся наконец?
– Прости, – смиренно отвечаю я. – Мне снова стало необходимо если не увидеть тебя, то хотя бы услышать. И сказать: я выполнил то, что ты поручал мне.
– Это ты прости меня. Потому что этим я нанес тебе немалый урон. За это время ты не продвинулся ни на шаг. Но, поверь, просто не было другого выхода. Иначе откатился бы назад и весь твой мир.
– Я понимаю. И я не в…
Но он, как это иногда с ним бывает, меня не слушал:
– Что ждало бы вас? Снова, как это уже бывало, – потеря ценностей истинных и погоня за мишурой. Забвение духа. Внешний лоск – и внутренняя дикость. Бегом за Армагом. Но их уже ни один, даже самый продвинутый, спасти не возьмется, Теллус же уже встал, казалось, на верный путь – и снова такая угроза… Я виноват перед тобой, но перед миром – прав. И ты тоже прав. Чего ты хочешь просить у меня?
– Ничего. Просто – услышать… то, что ты сказал.
– Тогда помолчи.
А я и сам не решился бы сказать еще что-нибудь.
– Говорят о вечности, – слышу через какое-то время (тут его течение не ощущается). – И о конце света. Он будет, будет. Очередной. Но и после него возникнет цивилизация; и сейчас, может быть, решается – кто положит ей начало. Однако до этого, может быть, еще очень долго. По счету жизни.
Я не решаюсь спросить. Но после паузы он говорит и сам:
– Это не первое творение. Но еще неясно – будет ли последнее. Возможности множатся, я вижу все больше… Снова пауза. И наконец:
– Не забываю об отмеченных. Но двигайтесь, двигайтесь. Смысл этого творения – в развитии. А я увижу. Мы – те, кто тут, – все увидим. Что еще? Хорошо, что ты не очень переходил границы…
Так и не закончив, совсем как в предыдущий раз, он ушел – я сразу почувствовал, что он оказался вне моего восприятия.
Пора возвращаться. Наверное, на этом все. Пока.