– Как это ты ухитрилась так прочно окопаться? – спросил я уже намного позже.
– Опыт, мой ласковый, – сказала она. – Опыт. Покрутись с мое – и не тому еще научишься. Все надо знать: кому, когда, где…
– Давно здесь?
– Это тебе ни к чему.
– И надолго?
– Как повезет.
– Будем надеяться, что повезет, – пожелал я. И, даже не взглянув на часы, определил: – Мне пора, пожалуй.
– Куда ты сейчас?
– Я объяснил ей, куда хочу попасть.
– Знаю это место, – сказала она. – Успела оглядеться. Хочешь – провожу?
– Хочу, – согласился я, немного подумав.
– Проведу так, как туда обычно никто не ходит. А у тебя там: свидание?
– В этом роде. Только не ревнуй: с мужиком.
– Мужики тут бывают всякие… – в ее голосе я услышал сомнение. – Так что будь начеку – если в нем не уверен.
– В себе-то я уверен, – постарался я ее успокоить.
– Дай-то бог… – проговорила Ариана серьезно, – Ну пошли – как бы тебе не опоздать.
Я не опоздал и пришел на встречу своевременно, хотя найти указанное Акридом местечко даже вместе с Арианой удалось далеко не сразу, оно и в самом деле было неплохо упрятано от посторонних глаз и ушей. То есть топологических затруднений у нас вроде бы не возникло: пропетляв пару километров по опустевшему после заката пляжу и каким-то задворкам, мы без особого труда обнаружили нужный ориентир: закрытый на ночь ларек, при свете дня торговавший прохладительными и мороженым, таких здесь были десятки. Я предполагал, что именно внутри него Акрид собирался уединиться со мною, и, надо сказать, идея не вызвала у меня одобрения: чтобы никто не смог бесшумно приблизиться и услышать все, что будет говориться внутри, пришлось бы выставить оцепление из дюжины охранников, но Акрид вряд ли собирался вовлекать в сделку лишних участников, хотя бы пассивных. Тем не менее, подойдя, я попытался проникнуть внутрь – и потерпел неудачу: дверца была заперта, а насчет взлома мы не договаривались. Я приготовился ждать, чтобы потом высказать ему мои критические замечания по поводу неудачно выбранного местечка, Ариана же сказала:
– Вряд ли это будет здесь. Скорее тебя подберут и отвезут куда надо. У тебя с собой есть что-нибудь?
– Нет. И ни к чему.
– Тебе виднее.
На всякий случай я решил объяснить:
– Я свою сумку оставил в камере хранения на входе, все в ней. Номер четыре-восемь-четыре-шесть. В случае чего… Если у меня возникнут сложности…
Ариана понимающе кивнула:
– Не беспокойся. Сохраню. Где меня найти – уже знаешь.
– Спасибо, что проводила. Иди – у тебя же свои дела, наверное…
– Всех дел не переделаешь. Но вам мешать не собираюсь. Всего, душа моя. Еще увидимся.
– Хотелось бы, – от всего сердца ответил я. Но Ариана уже слилась с темнотой, какая бывает только в тропиках – к тому же не знающих лунного света.
Я приготовился к долгому ожиданию, поскольку даже третий глаз не обнаружил поблизости ни души. Но ждать мне пришлось очень недолго, и все получилось вовсе не так, как я предполагал.
«Местечко» прибыло в точку рандеву почти сразу же после того, как исчезла Ариана. Именно прибыло, поскольку для конфиденциальной беседы мой предполагаемый партнер использовал очень неплохой прогулочный катер с хорошим запасом хода и надежный по мореходности. Такие сдавались тут напрокат за очень немалые деньги. Этот, однако, был не из арендных, как выяснилось немного позже, Акрид и был его владельцем, хотя мне показалось, что он не стремился афишировать этот факт. Что же, вполне понятно: тогда ему пришлось бы признать, что он является постоянным обитателем Амора, а ему хотелось выглядеть человеком, прилетевшим сюда на недельку-другую просто для отдыха – поскольку в местах, где гости составляют большинство населения, к хозяевам относятся с меньшим доверием, чем к своему брату курортнику; понятно ведь, что хозяева живут именно за счет приезжих, и поэтому туземцев всегда подозревают в намерениях еще хоть немножко надуть, урвать, поводить за нос.
Катер – это было, безусловно, придумано хорошо. По нескольким причинам. Во-первых, потому что никто посторонний не смог бы приблизиться к нам незамеченным, даже будь он подводным пловцом: катера такого класса оборудованы хорошей электроникой, и появление на борту лишнего человека мгновенно вызвало бы большой шум. И не только на борту: даже если бы человек остался в воде и воспользовался остронаправленным микрофоном, его электроника, а с нею и он сам были бы сразу же зафиксированы, последствия вряд ли оказались бы для него благоприятными. То есть катер обеспечивал конфиденциальность. Во-вторых, собеседник владельца катера с момента своего появления на борту оказывался в зависимости от принимающей стороны и вынужден с этим обстоятельством серьезно считаться: он не мог в любой момент прервать переговоры, встать и уйти – ему пришлось бы ждать, пока катер не доставит его на сушу. Я был уверен, что едва приняв пассажира на борт, судно отойдет от берега достаточно далеко, чтобы человеку не захотелось добираться до сухопутья в очередной раз вплавь. В очередной – потому что дно тут отлогое, катер, судя по его размерам и по тому, как далеко от берега стоял он днем, сидит достаточно глубоко, так что ближе он не подойдет и до него мне придется добираться вплавь, если только за мной не пришлют тузик; а его высылать явно не собирались, не зря же Акрид ненавязчиво поинтересовался, умею ли я плавать. Перед тем как плыть, нормальный человек разденется до пределов возможного, чтобы одеться уже потом, на палубе. А раздевшись, он лишается возможности пронести на борт какое-нибудь серьезное оружие. Иными словами, переговоры на катере сразу же ставят хозяина в куда более выгодное положение. И, наконец, в-последних: если в результате переговоров возникнет тело, то не будет никаких забот с его сокрытием: груз к ногам – и за борт. Это, кстати, проясняло кое-какие обстоятельства, до сих пор остававшиеся не вполне ясными. Я не мог не признать, что это было неплохо измышлено. Но у меня не оставалось иного выхода, как согласиться на предлагаемые условия.
Примерно так оно и получилось. С борта промигали мне ратьером: «Выслать лодку затрудняюсь, добирайтесь вплавь». Нахал этот Акрид, конечно, но хорошо, что ход его мыслей оказался для меня понятным. Я разделся и бесшумно вошел в воду, волна была низкой, медленной, теплой. Приятной. Плыть пришлось недолго, с полкабельтова, одежду, аккуратно свернутую, я держал в левой руке над водой и плыл оверармом (стиль не олимпийский, но полезный). С невысокого борта был спущен штормтрап, я ухватился за выбленку, а Акрид, перегнувшись, принял мой узелок. Он не был настолько наивным, чтобы предполагать, что в мою одежду завернут дистант, таким простаком он меня все же не считал. Хотя (я заметил это) не преминул прощупать узелок пальцами. Будь там оружие, он его, конечно, нащупал бы, но оружия не было: я полагал, что мне оно будет ни к чему.
Акрид оказался любезным хозяином: у него была наготове купальная простыня, которой я вытерся. Увидев, что я начал одеваться, он деликатно отвернулся. Вечер был теплым, и я надел свой наряд только для того, чтобы дать ему понять, что сигать за борт не собираюсь, а значит – намерен вести переговоры всерьез и до конца. Да так оно на самом деле и было. Он же, отворачиваясь, как бы показывал, что совершенно мне доверяет и не боится, что я сзади попытаюсь выключить его ударом по голове хотя бы кулаком. Этот его жест, впрочем, малого стоил: и отвернувшись, он прекрасно видел мое отражение в окне надстройки, для такого катера необычно высокой, – и в случае чего успел бы среагировать. Однако я не собирался обходиться с ним круто – во всяком случае, пока.
Когда я, причесавшись, завершил свой туалет, он поинтересовался:
– Хочешь разговаривать на ветерке? Или в салоне?
– Вы хозяин, – ответил я. – Вам виднее, а я заранее соглашусь.
Похоже, это ему понравилось, он улыбнулся:
– В таком случае – приглашаю войти. Там, кстати, найдется, чем подкрепиться, восстановить силы.
От восстановления сил я отказываться не стал: силы мне – полагал я – сегодня еще понадобятся.
В салоне – каюте в надстройке, небольшой по площади, отделанной и убранной так, что заслуживала это название, – столик оказался уже накрытым. Пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы глаза не разбежались так, что потом их и не собрать бы было. Ничего горячего, разумеется, однако вся закуска – мясная, рыбная, салаты – не пахла пикниковой самодеятельностью: все было явно ресторанного производства, каждое блюдо выглядело произведением искусства – даже жалко было разрушать его И возвышавшиеся в центре стола несколько бутылок тояа были не тех сортов, какими торгуют на улице и на базаре.
Акрид искоса наблюдал за мной и явно остался доволен произведенным впечатлением.
– Предлагаю сперва утолить голод и жажду, – сказал он и, засмеявшись, продолжил: – Наукой установлено: насытившись, все люди добреют и легче идут на уступки. – И сразу же дополнил: – Не пугайся: я не стану очень уж нажимать. Все будет по правилам.
Кажется, он всерьез вошел в роль мэтра, которому предстоит учить ремеслу – или все же скорее искусству – зеленого новичка и одновременно колоть глуповатого агента. Так что подыгрывать ему было одно удовольствие.
Повинуясь его жесту, я приблизился к столу. Мое внимание привлекли приборы: хотя за столом могло усесться (судя по числу стульев) восемь человек, накрыт он был лишь на двоих, а тарелки и все прочее располагались не друг напротив друга, как принято в таких случаях, а рядом. Это сразу позволило понять, какую именно методику он предпочел для работы со мною. Не «глаза в глаза», никаких гипнотических воздействий: видимо, в этой области он не чувствовал себя сколько-нибудь сильным – или, может быть, несмотря на мои старания, днем ему удалось все-таки определить, что я отношусь к невнушаемым. Ну что же: меня это тоже вполне устраивало.
Тем не менее я счел себя обязанным приподнять брови. Впрочем, было бы странно, не сделай я этого.
– Люблю тесное общение, – заявил он, не дожидаясь формального вопроса. – Так сказать, ощущать тепло собеседника. – И тут же предупредил, пристально глядя мне в лицо: – Только, ради Кришны, не пойми это слишком примитивно: в сексе я придерживаюсь самой широкой ориентации. А ты, насколько могу судить, любишь красоток? – и он позволил себе подхихикнуть.
Этого ему говорить, пожалуй, не следовало. Потому что из такого намека сразу же возникли выводы: то, что я ушел с пляжа с девушкой, не осталось незамеченным. Сам Акрид наблюдать этого не мог: он в это время был уже далеко от берега – плыл к вот этому катеру, надо полагать. Значит, на пляже он был не один, вернее всего его охраняли. Кто? Но ведь там же выслеживали меня и Верига с компанией. Не могло ли существовать некоей оси «Верига – Акрид?» Я-то рассчитывал, что Акрид о Вериге даже понятия не имеет. Должно быть, я слишком мало знал о давнем знакомце: следовало допустить и такой вариант, что Акрид был предупрежден о моем визите, и мой приход не оказался для него неожиданностью. Какой могла быть для них цель такой комбинации – думать над этим сейчас не оставалось времени. Но если так, то и нынешнее мое местопребывание не было тайной для Вериги с компанией – или очень скоро перестанет быть.
Отвечая на его пояснение, я сказал как можно небрежнее:
– Нет, я просто думал, что на катере есть команда. Неужели вы справляетесь с таким судном в одиночку?
– Одного человека вполне достаточно, – сказал он. – Автоматика и электроника на пределе. А что касается других дел – разве мы с тобой не обойдемся без посредников?
– Ага, – сказал я, – понятно. Обойдемся, конечно. Понятным пока было лишь то, что от вопроса о других людях на борту он предпочел уйти; видно, не решил, какой ответ для него выгоднее, что лучше: заранее припугнуть меня или, наоборот, позволить мне развернуться во всю ширь – и тогда, если понадобится, призвать своих на помощь. Что касается меня, то я полагал, что обойдусь и без его ответа.
Жестом он пригласил меня сесть и сам занял место рядом. Повернулся ко мне. На мгновение наши глаза встретились. Его взгляд был спокойным, уверенным – но что-то иное таилось в его глубине, даже не в глазах, а где-то позади. Я не сразу сообразил: то было выражение тоски – бездонной, смертельной. Тоски глубоко и безвозвратно зомбированного человека. Это не значило, разумеется, что он был оживленным мертвецом, как это обычно понимают; нынешний зомби – это тот, кто себе не хозяин, чьи действия не зависят от его собственной мотивации, но диктуются извне. Это было плохо: на такого человека нельзя воздействовать обычными средствами, не удастся простым внушением переподчинить его себе. Придется на ходу искать другие способы, чтобы оказаться сильнее. Не самое легкое занятие. Но никуда от него не уйти – иначе мне здесь сегодня не выжить. Да, соглашаясь на такую встречу я имел в виду нечто другое… Значит, будем менять тактику. Прямая атака в лоб не пройдет; поэтому – показать слабость вместо силы, спровоцировать его на атаку и перехватить инициативу тогда, когда он будет меньше всего ожидать этого. Когда поверит в свой успех.
Акрид тем временем, отведя взгляд, доброжелательно улыбнулся. Развернул салфетку.
– Прошу! – сказал он гостеприимно и потянулся за бутылками. – Есть правило: начинать лучше с крепкого, продолжать можно и тем, что полегче. Однако некоторые предпочитают поступать наоборот. Что для тебя предпочтительнее?
Я успел уже внимательно ознакомиться с содержимым сосудов, не на вкус, конечно, но проанализировать его при помощи третьего зрения и еще некоторых приемов, известных продвинутым. Этикетки на бутылках мне ничего не говорили: я хорошо разбираюсь только в земной продукции. Что же касается содержимого, то оно было с добавками во всех бутылках, добавки, правда, были разного свойства: от почти невинных до без малого убойных – во всяком случае, надолго выводящих из строя. Видимо, Акрид заранее принял меры, чтобы самому не подвергнуться воздействию своих микстур: не мог же он предполагать, что я стану пить в одиночку, и чересчур наивным было бы рассчитывать, что он сможет переправлять жидкость из своего бокала куда-нибудь, кроме собственного желудка. Он просто принял что-то нейтрализующее. На его месте я и сам поступил бы так – если бы думал, что имею дело с новичком. С такими штуками должен быть хорошо знаком любой оперативник или спутник – иначе он не телохранитель, а недоразумение. Это все задачки для детского сада.
Поэтому я без колебаний указал ему на ту бутылку, начинка которой была самой взрывчатой:
– Начнем с крепкого, пожалуй. И тут же ощутил знакомое – и очень неприятное – постукивание в левом виске. И, на мгновение зажмурив глаза, увидел на темном берегу, у самого уреза воды, знаковую фигуру все того же Вериги – и не одного его. Увидел лишь на миг: третий глаз не успел еще как следует разогреться. Но и этого мгновения было достаточно.
Это значило, что время мое оказывалось очень ограниченным.
Надо было торопиться.
– Начнем с крепкого!
Похоже, этот мой заказ несколько удивил Акрида и одновременно обрадовал: делец, видимо, ожидал, что ему придется меня уговаривать, я же, так сказать, сам решил свою судьбу. Он выбрал широкие, приземистые бокалы и наполнил их осторожно, словно опасаясь пролить хоть каплю. Я же тем временем, не сдвинувшись с места, успел при помощи третьего глаза закончить осмотр катера, как говорится, от кильсона до клотика, и убедился, что посторонних на борту и на самом деле не было: видимо, мой новый знакомец вполне полагался на свои силы и возможности. После этого у меня осталось ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы навести нужный порядок во всех моих тонких телах.
Замысел мой заключался в том, чтобы предоставить в распоряжение Акрида верхний, внешний слой моей психики, все же остальное запереть наглухо; при этом никакие яды и дурманы не были для меня страшны, хотя внешне могло показаться, что я уже полностью во власти собеседника. Когда я закончил самонастройку, мой сосед по застолью был готов предложить первый тост:
– За успех наших дел!
Против такого пожелания у меня не нашлось возражений, и я незамедлительно поднес ароматное пойло к губам и препроводил куда следовало. Да, это был напиточек! Я имею в виду не вкус (он был нормальным, даже истинный знаток не нашел бы, к чему придраться, равно как и к крепости: тут тоже все было на уровне), но количество и, главное, качество присадок: несведущего и незащищенного они за полчаса обратили бы в полного зомби, начисто лишенного собственной воли, желаний и мыслей. Мне пришлось сделать анализ добавленных веществ уже внутри собственного организма. Результат был интересным. Акрид, как я понял, располагал последними достижениями химии: сложными, сильнодействующими синтетиками с молекулами чудовищного размера. Противоядия от них не было – во всяком случае, мне о таких не было известно ничего, если они и появились, то уже после того, как я отошел от службы и перестал интересоваться дьявольской кухней. Однако и без противоядий мы ведь и раньше умели как-то справляться с такими штуками. Мы знали, что слабость крылась в их собственной сложности. Они не обладали устойчивостью против сверхвысокочастотных полей: разлагались, как многие соединения распадаются под влиянием световых частот, просто у новых диапазон уязвимости был куда шире. Молекулы разваливались на обломки – а из них, обладая определенными знаниями и умениями, можно было незамедлительно синтезировать (опять-таки при помощи высокочастотных полей) другие вещества, порой весьма полезные.
Но даже несмотря на принятые предосторожности, я в первую же минуту почувствовал, что сопротивляемость моя резко идет на убыль, пришлось принять дополнительные меры. Я постарался, однако, чтобы эти мои действия никак не проявились внешне: пусть Акрид действует по своему плану – тем более что намерения его стали теперь для меня совершенно ясными.
А он не заставил себя долго ждать. Видя, как я слабею на глазах, Акрид придвинул свой стул к моему, правой рукой обнял меня за плечи и заговорил в самое мое ухо – негромко, ласково, словно пытался улестить женщину:
– Ну как – тебе хорошо, правда? Согрелся? Усталость уходит? (Я с некоторым запозданием кивнул). Вот и прекрасно, вот и чудесно. Ну что – можешь уже говорить о деле, или хочешь еще подкрепиться? Давай примем еще по одной – другого сорта…
Я выкатил на него глаза, постаравшись лишить взгляд какого бы то ни было выражения, и вместо ответа лишь пожевал губами, как бы смакуя предложенный напиток. Акрид и не сомневался в моем согласии, я четко ощущал, как он, окутав меня своим полем (оно оказалось сильнее, чем я предполагал, но очень ненамного), шарит в моем сознании, чтобы разобраться в моих мыслях и чувствах, впрочем, до последних я его не допустил, и вместо настоящих эмоций, владевших мною, выдал ему куклу. Он принял ее за подлинник и совершенно успокоился, посчитав, что я готов для дальнейшей обработки.
– Так кто же тебя, дружок, направил сюда? Кого это так заинтересовала моя персона? И чем? Не стесняйся, говори, я тебе ничего не сделаю, совершенно ничего плохого. Скажи мне на ушко: может быть, вовсе не во мне дело, в чем-то другом? Ты собираешься на Синеру; а может быть, как раз наоборот – прибыл оттуда? Наверное, там очень волнуются насчет уракары – куда девались ее драгоценные семена, а? Но, может быть, и наоборот – тебя прислали те, у кого семена сейчас находятся, и им хочется знать – не вышли ли уже на их след? Не молчи, дружок, говори, могу твердо обещать: это твой секрет, и никто, повторяю – никто на свете об этом не узнает. И я заплачу тебе за откровенность, хорошо заплачу, больше, чем тебе обещали… кто? Кто обещал хорошо заплатить тебе, если ты что-то узнаешь у меня насчет уракары? Ну не серди меня, дружок, лучше скажи сразу, пока я не стал плохим. А я могу быть очень плохим, ты даже не представляешь – каким. Могу сделать тебе очень больно. Зато если ты сейчас скажешь мне все без утайки, я буду к тебе очень добрым и ласковым. Ты ведь хочешь, чтобы я любил тебя? Обещаю тебе: я буду. Мы с тобой можем быть очень счастливы…
Его действия даже в большей степени, чем слова, свидетельствовали о том, что он усвоил внедренную мною в него информацию: я внушил ему, что являюсь голубым и что он мне очень нравится. Это заставило его пойти по той дорожке, на которой мне будет куда легче контролировать его действия: зомбирование, как правило, не распространяется на сексуальную сферу, и в ней человек продолжает оставаться самим собой и подчиняться нормальным инстинктам. Он успел уже поцеловать меня в шею, а сейчас действия его делались все более настойчивыми. Видимо, Акрид рассчитывал еще и на то, что я, впав в сексуальный транс, не смогу не удовлетворить его любопытства.
Я изобразил сопротивление, но очень слабое. С его точки зрения, я был уже покорен, налеплен на стенку, и оставалось только меня по ней размазать, иными словами – уложить в постель и допрашивать там. Видимо, опыт говорил ему, что любое сопротивление гаснет на определенной степени опьянения. И он продолжил атаку, налив бокал снова:
– Ну, за твое счастье. Не сомневайся, я уж о нем позабочусь. И за нашу любовь!
И он, подавая пример, выпил первым. Я не стал отставать. Нужно было, чтобы он развернулся полностью, не ожидая сопротивления. Только тогда настанет моя очередь атаковать. Но, пожалуй, надо ускорить процесс: как я только что убедился, снова прибегнув к помощи третьего глаза (хотя она оказалась куда слабее, чем обычно: при опьянении третий глаз очень быстро теряет свои способности и очень медленно восстанавливает), на берегу вокруг Вериги собралось уже довольно много народу (наверное, все, прибывшие на Амор, чтобы изловить меня).
Нетрудно было понять, что им вероятнее всего было обещано, что, описав круг, катер, незаметно для меня, оглушенного и деморализованного, снова подойдет – на этот раз к самому берегу, так что для них не составит труда подняться на борт и взять меня тепленьким, однако я без труда установил, что круг был достаточно пологий, – и было ясно, почему Акриду показалась куда более заманчивой идея прежде всего самому вытянуть из меня всю информацию – и лишь после этого сдать меня преследователям. На берегу же, похоже, уже обеспокоились тем, что операция непредвиденно затягивалась, не составило труда догадаться, что они сейчас вызовут – или уже вызвали – другое судно, чтобы взять нас, как встарь, на абордаж. Доводить дело до этой стадии мне вовсе не улыбалось.
– Кто меня послал? – промямлил я, словно с трудом соображая, о чем идет речь. – Нель-зя, никак неззя, сов-вершенно секретно… Скажи, я тебе нравлюсь?
– Разве между любящими бывают секреты? Мы ведь любим друг друга, верно? Скажи, ты любишь меня? Нет, ты скажи!..
Все шло в точности по старому анекдоту, и пришлось сделать усилие, чтобы не рассмеяться ему в лицо.
– Да, да, конечно!
– Не верю.
– Верь! Я говорю – веррь!
– Тогда зачем же не говоришь – кто?
Секрет, которого он так добивался, был мною заготовлен заранее. Информация была, конечно, липовой, из области фантастики. Но упаковал я ее весьма правдоподобно.
– Ничего я не прячу! Обижаешь. Хочешь – сейчас все расскажу!
– Как сам хочешь. Я ведь не настаиваю.
– Я хочу! Только… сделай мне приятное. Он неправильно понял меня, и пришлось слегка оттолкнуть его:
– Не спеши так, я еще не… Я хочу, чтобы мы плыли вон к той звезде! Прямо к ней. Она мне так нравится!..
Выбранный мною курс требовал от Акрида прекратить циркуляцию и уходить от берега. Он колебался лишь мгновение:
– Ну только если ты сразу же расскажешь…
– Расскажу, конечно, разве я не обещал?;
Он послушно задал комп-штурману новый курс.
– Спасибо. Ты молодец. Слушай. Значит, так. Никто меня не посылал. Но я тебе соврал, что не был на Рынке. Был. И там купил информацию. Насчет этих зерен. Что они очень дорогие. Только не спрашивай, почему. Я не знаю. Да мне и не нужно этого знать. Эти самые зерна уру… ару… Ну ты знаешь, о чем я. Получилось так, что я еще раньше купил данные о том, как до них сейчас добраться. Решил: найду и куплю. А продам дороже. И хорошо заработаю… Но меня обдурили, понимаешь? Потому что все данные оказались глухо зашифрованными. Так что не прочитать. А я отдал за кристеллу такие деньги, такие… – и я всхлипнул, вновь переживая обиду.
– Погоди. Неясно. Что ты мог купить на Рынке? Какую информацию?
– Очень простую. О том, что семена эти были украдены. И куда-то их собирались переправить. Но там что-то случилось, и они по адресу не попали. Кто-то их переворовал. Это мне стоило немалых денег. Не поверишь…
Но его сейчас, похоже, сумма не интересовала.
– Ты что же – прямо там и получил все это? Это была ловушка, но уж очень наивная.
– Да что ты! Ты совсем не знаешь, как это делается. Я купил номер, а потом уже по этому номеру получил сведения.
– Откуда?
– С Синеры, откуда же еще?
– И номер этот у тебя есть? Можешь показать?
– В мике. Смогу, понятно.
– Ладно. Рассказывай дальше. Значит, оттуда ты узнал что семена куда-то исчезли. Хорошо. Но там ведь тебе сказали, что к этому делу какое-то отношение имею я?
Начав сочинять – не останавливайся, думал я тем временем, и не меняй интонации, не превращай миф в сказку это настораживает…