Евгений обрадовался и закричал из-за колонны, куда я загнала его:
   — Вот видишь как хорошо все получилось!
   — Молчи, изверг, — для порядка прикрикнула я, хотя абсолютно была с ним согласна.
   Более того, я подумала: «И день рождения, слава богу, отпадает. Не хватит же совести у Тамарки тащить меня к своему Фролу Прокофьевичу. Я там всех гостей распугаю.»
   — Поехали домой, — скомандовала я.
   Евгений вышел из-за колонны и с ужасом воззрился на мертвецки спящего кота.
   — Он живой? — спросил Евгений.
   — Конечно, — заверила я. — Живой по всем признакам.
   — По каким признакам? Он даже не дышит!
   — Это от лени. Нормальное его поведение. Этого кота можно бросать хоть с Эфелевой башни, он и не почувствует, столько на нем жира и шерсти. Хочешь, наступлю ему на хвост, он не издаст и звука.
   — Нет, не надо, — поспешно отказался Евгений. — Но я не понял, ты что, все эти аргументы приводишь в пользу того, что кот жив? Какие же тогда будут в пользу его смерти?
   — Никаких. Этот кот бессмертен. Если бы ты видел, что проделывает с ним Даня, пришёл бы к такому же выводу. Бросим его здесь, а утром Даня подберёт.
   И мы ушли. Точнее, уехали, поскольку дача Тамарки за городом. Дома я горестно обследовала своё лицо и поняла, что это плата за мою чрезмерную гордыню. Нельзя кичиться своей красотой, когда вокруг столько уродов. Надо быть скромней, а то сглазят.
   С этой разумной мыслью я и легла спать, давая себе клятвы ни за что не идти на день рождения Фрола Прокофьевича.
   Может потому, что моя последняя мысль была о нем, он мне и приснился.
   Всю ночь мне снился Фрол Прокофьевич, причём в самом непотребном виде. Этот достойный, всеми уважаемый человек, адвокат с приличным именем гонялся за мной по Тамаркиной даче (только представьте) в чем мать родила. Я тут же выяснила, что он мал и тощ, особенно некоторыми местами. Это открытие сильно увеличивало ту скорость, с которой я убегала. И все же он меня догнал и…
   Дальше все было неожиданно мило: он признался мне в любви и попросил у Евгения (с которым мы за малым не муж и жена) моей руки. Как ни странно, Евгений с радостью нас благословил, и вот тут-то начался сущий ад. Набежали его жены. Я имею ввиду бывших жён Фрола Прокофьевича. Все они были ужасно злы, впрочем, как и в жизни, и все требовали, чтобы Фрол Прокофьевич, с его тощими и малыми местами, бросил меня.
   — Да я сама его брошу! — обиделась я и… проснулась.
   Меня тряс за плечо Евгений. Он был удивлён.
   — Чем ты занимаешься во сне? — спросил Евгений. — Ты издаёшь такие знакомые звуки.
   Я сочла за благо на этот вопрос не отвечать.
   — Уже утро? — спросила я.
   — Как видишь, — ответил Евгений. — Но я бы назвал это днём: как никак двенадцать часов. В России это называется полдень.
   И в этот миг раздался телефонный звонок. Евгений дёрнулся к аппарату, но я успокоила его:
   — Я сама возьму трубку. Это Тамарка. Будет терроризировать меня своим днём рождения, до начала которого осталось всего два часа.

Глава 3

   Но это была не Тамарка. Как ни странно, это был Фрол Прокофьевич. Он никогда не звонил мне раньше, я даже удивилась откуда у него мой номер, но вида не подала и обрадовалась. После такого сна он был мне уже не чужой.
   — Сонечка, поскольку вы все равно придёте на мой день рождения, я хотел бы обратиться к вам с одной просьбой, — произнёс он хорошо поставленным голосом.
   Я испытала противоречивые чувства: с одной стороны настоящий Фрол Прокофьевич, статный, симпатичный, одетый с иголочки, воспитанный, образованный, эрудированный и к тому же дамский угодник, а с другой стороны тот, из сна, с тощими местами. Но вместе с тем, у того, из сна, были со мной отношения, а у этого, настоящего, ещё нет. И кто знает, что у него под костюмом? Ну, уж Тамарка точно знает.
   — Фрол Прокофьевич, — призналась я, — не хочу вас огорчать, но мне не доведётся побывать на вашем дне рождения.
   Моё невинное признание по непонятным причинам его ужасно огорчило.
   — Почему? — возмутился он. — Как вы можете не придти на мой день рождения? Такого ещё не бывало. Я ужасно! Ужасно обижусь! Нет, об этом не может быть и речи! Сейчас же наряжайтесь, я за вами заеду!
   — Но если бы вы видели во что я превратилась, вы бы сами не рекомендовали мне этого делать. Я упала с третьего этажа.
   Я не лгала, потолок Тамарки был не ниже, во всяком случае такое осталось у меня впечатление о том потолке. И я с него упала. Однако, Фрол Прокофьевич проявил немыслимую для него чёрствость.
   — Но говорить-то вы можете? — спросил он.
   — Могу, — призналась я.
   — Тогда я к вам еду, — и он бросил трубку.
   Пулей меня вынесло из постели. Приговаривая «такой мэн, такой мэн» я помчалась в ванную, посмотреть что можно сделать. Глянув на себя в зеркало я похоронила желание что-либо исправлять. В таком виде можно смело идти под пивнуху, там я буду в доску своя — такой приговор я вынесла себе и отправилась к Евгению.
   — Женя, ты меня любишь? — спросила я.
   — Если ты имеешь ввиду своё лицо, то да, так ты выглядишь гораздо добрей.
   — Спасибо, дорогой, ты умеешь поддержать в трудную минуту. Сам признался, никто за язык не тянул, следовательно сейчас пойдёшь, откроешь дверь Фролу Прокофьевичу и скажешь, что меня нет дома.
   — А где ты?
   — Где угодно: в магазине, в театре, в кино, на свидании, на встрече с читателями!
   — С таким лицом? — удивился Евгений.
   — Но он-то не знает.
   — Но ты же только что ему сообщила.
   — О, язык мой — враг мой! — застонала я.
   Но долго убиваться по этому поводу мне не пришлось — раздался звонок в дверь. Видимо, Фрол Прокофьевич находился где-то неподалёку от моего дома. Я в отчаянии закатила глаза и знаками приказала Евгению открыть дверь.
   Врать он любил только мне, поэтому нехотя отправился в прихожую, а я на цыпочках за ним, подслушивать. Я тут же поняла, что дело швах, едва приложила ухо к двери. Фрол Прокофьевич был слишком настойчив. Против его пассивной интеллигентной агрессии Евгению не устоять. Дело шло к тому, что Фрол Прокофьевич вот-вот расположится на кухне дожидаться меня и парализует жизнь в моей квартире, ведь туалет и ванна совсем рядом, кто знает какие возникнут у меня потребности? Я буду страдать, а Фрол Прокофьевич попивать кофеёк.
   К тому же, совершенно очевидно, что ему изрядно приспичило со мной поговорить, раз он — вежливый и тактичный — врывается в квартиру, несмотря на все отговорки хозяев. Значит он может ждать долго, очень долго. Этак я потеряю день.
   «Пора принимать меры!» — решила я и храбро шагнула в прихожую.
   Евгений в это время, не жалея слов, как раз расписывал Фролу Прокофьевичу как внезапно понадобилась я своему издателю, какое важное там у нас дело и как не скоро я приду.
   — Да вот же она! — обрадовался Фрол Прокофьевич.
   Несмотря на «фарш» и фингалы он меня узнал, зато Евгений, похоже, не очень. Он растерялся и смотрел на меня, как на чужую. Потом зло сплюнул, выматерился и ушёл в гостиную смотреть телевизор. Я проводила его осуждающим взглядом и приветливо улыбнулась Фролу Прокофьевичу.
   — Фрол Прокофьевич, — заворковала я, — вы должны нас простить. Мой Женя такой рассеянный, он опять не заметил, как я вернулась.
   — Да-да, конечно, понимаю, понимаю, — вежливо бубнил Фрол Прокофьевич, хотя совершенно невозможно было понять как за те пять минут, которые прошли со времени нашего с ним разговора, я успела смотаться к издателю, провернуть там своё важное дельце, вернуться незамеченной домой да ещё и переодеться в домашний халат. Если, конечно, не предположить, что я моталась в домашнем халате.
   И все же, как приятно иметь дело с интеллигентными людьми. Врать им одно удовольствие — все снесут, причём с виноватой улыбкой.
   Однако, далее Фрол Прокофьевич повёл себя не совсем интеллигентно.
   — Где тут у вас спальня? — спросил он.
   — Зачем вам? — удивилась я.
   — Для серьёзного разговора.
   Я вспомнила сон и кивнула на дверь, через которую только что вышла.
   Фрол Прокофьевич схватил меня за руку и потащил в спальную. Там он внимательно посмотрел на меня и оптимистично констатировал:
   — Прекрасно выглядите!
   — Надеюсь, вы шутите! — воскликнула я.
   — Ни в коем случае, — торопливо заверил он. — Думал, все будет гораздо хуже. Снимайте халат.
   Я опешила, не ожидая такого напора. Господи, неужели сон в руку?!
   — Что значит — снимайте халат? Мы с вами ещё не в таких отношениях!
   Фрол Прокофьевич смутился и забормотал:
   — Простите, Сонечка, совсем замотался, идиот. Понимаете, времени у меня в обрез, приходится быть лаконичным запредельно. Умоляю, войдите в моё положение и не сопротивляйтесь. Снимайте, снимайте халат, я отвернусь.
   «Он отвернётся, очень мило, а как быть с моим Евгением? — возмущённо подумала я. — Женя без пяти минут мой муж! Но и Фрол Прокофьевич уже не чужой, после этого сна. Конечно, я знаю его много лет, правда встречаемся раз в году и в такой обстановке… В общем, отношения у нас слишком официальные, но Евгений же в гостиной, между нами две комнаты. Евгений, конечно, в гостиной и смотрит там телевизор, но вдруг он заинтересуется где мы? И что он скажет обнаружив нас в спальной? У разобранной кровати… Да ещё я без халата… Стоп! А почему это, собственно, я должна снимать этот чёртов халат? По первому же требованию едва знакомого мужчины!»
   — Фрол Прокофьевич, — воскликнула я, — может вы сначала объясните мне, что здесь происходит, а уж потом я сниму свой халат, раз вам так этого хочется.
   — Сонечка, умоляю, не спрашивайте ничего, — сказали он и побежал к моему платяному шкафу.
   — А почему мы должны разговаривать обязательно в спальне? — наконец-то озадачилась я.
   — Потому что я знаю: в спальне обязательно будет зеркало, туалетный столик, и гардероб, — ответил он, распахивая сразу все створки моего шкафа.
   «Боже, какой извращенец! — ужаснулась я. — Да все ли у него дома?»
   — Приберите свою постель, — тем временем приказал Фрол Прокофьевич, усиленно перебирая вешалки с моими нарядами.
   «Как это — приберите?» — внутренне возмутилась я и с большим сожалением накинула на кровать покрывало.
   — О! Вот это нам подойдёт! — обрадовался Фрол Прокофьевич, вытаскивая из прочих нарядов мой новый замшевый костюм леопардовой расцветки — по чёрному полю жёлто-коричневые пятна и разводы.
   У него хороший вкус, вынуждена признать. Костюм баснословной цены, я ещё ни разу его не надевала, потому что он был сюрприз для моего Евгения, так сказать, подарок к нашей свадьбе. В моем возрасте идти под венец в белом платье уже глупо. И расточительно. Хватит, уже поумнела, у меня два чемодана забиты этими подвенечными платьями, хоть ателье проката открывай. Костюм же я могу носить и после развода.
   — Примерьте его, — приказал Фрол Прокофьевич.
   Естественно, против этого я ничего не имела, потому что обожаю устраивать примерки и готова мерять все подряд с утра до вечера. Жалко только, что мало для этого времени. Я, уже без лишних вопросов, тут же натянула на себя пиджак, а Фрол Прокофьевич продолжал копаться в моем гардеробе. Он ушёл в мой шкаф едва ли не с головой.
   — Платок, платок, теперь нужен платок, — озабоченно бормотал он.
   — Платки на верхней полке, — подсказала я, застёгивая пуговицы пиджака и гадая, на чем это я успела так сильно раздобреть.
   Пиджак на мне еле сходился. Точнее, только благодаря ему у меня ещё была талия.
   — Если вы ищете платок к пиджаку, то там есть такой же, леопардовый, но, на мой взгляд, сюда больше подошёл бы чёрный, — заметила я.
   — Чёрный? Нет, — возразил Фрол Прокофьевич. — Чёрной будет шляпа.
   — Но у меня нет чёрной шляпы. Я дала её поносить этой растяпе Марусе. Кто же мог подумать, что в этой шляпе Маруся попрётся в рощу пугать ворон. Вороны так испугались, что утащили мою шляпу прямо с париком Маруси, который она взяла у вашей Тамарки. Тамарка тяжело пережила утрату своего парика. С тех пор они не разговаривают, не все же такие добрые как я. Я-то шляпу Марусе простила. Теперь эта дурочка таскает в рощу всех претендентов на её крепкую руку и огромное сердце. Там они смотрят на вороньё гнездо, которое расположилось в моей шляпе. Думаю, строительным материалом для гнёзда послужил Тамаркин парик. И все же жаль, что они поругались. Маруся, конечно, не подарок, ещё тот фрукт, но и Тамарка ей не уступит. Уж вы-то знаете, раз были её первым мужем. Но с другой стороны в этой жизни…
   — Простите, — смущённо перебил меня Фрол Прокофьевич, видимо отчаявшись дождаться конца моего монолога. — Простите, Сонечка, но вы уже надели пиджак, забыв надеть юбку.
   — Ах, это, ерунда, — успокоила его я, нехотя прикрываясь халатом. — Юбка прекрасно надевается через ноги. Я всегда так делаю.
   — Не вы одна, — заметил Фрол Прокофьевич, — а и многие в нашей стране все делают через… ноги. Пока вы будете надевать юбку, я на секунду отлучусь, — и он выскользнул из спальни.
   Я надела юбку, попривыкла к себе и крутилась перед зеркалом, уже поражаясь красоте своей фигуры, когда Фрол Прокофьевич, что-то пряча за спиной, просочился в комнату.
   — Вы не находите, что я чрезмерно располнела для этого костюма? — спросила я, явно напрашиваясь на комплимент.
   — Ну что вы, Сонечка, напротив, костюм так удачно вас облегает, — заверил Фрол Прокофьевич и тут же очень искренне восхитился: — Такие формы! Такие роскошные формы! Давайте теперь примеряем этот платок, — и он протянул мне леопардовый.
   — Вы все же решили остановиться на нем? — удивилась я. — На костюме чёрная отделка, поэтому платок должен быть тоже чёрным.
   — Нет, нет, чёрной будет шляпа, — решительно возразил Фрол Прокофьевич.
   Я вскипела и уже хотела повторить ему ту историю с моей чёрной шляпой, париком, воронами и Марусей, историю, которая поссорила Марусю и Тамару, но в этот миг заметила в руках у Фрола Прокофьевича огромную картонную коробку, в которых хранят только шляпы.
   — Я захотел вам сделать подарок, — немного смущаясь, пояснил он и снял с коробки крышку.
   Давно я не испытывала подобного потрясения, а потому застыла как вкопанная, что совсем нетрудно понять: элегантная чёрная шляпа из натуральной соломки лежала на дне коробки.
   Чудо! Прелесть!! Очарование!!!
   Представляю сколько это стоит!
   — Фантастика! — прошептала я, не отрывая глаз от шляпы. — Просто фантастика!
   — Это вам, — скромно тупясь, произнёс Фрол Прокофьевич.
   Я все ещё столбенела. А мой Евгений сидит в гостиной. Смотрит телевизор. А здесь происходит такое! Боже, перед таким чудом у любой женщины померкнет разум! Таким состоянием легко воспользоваться, как это часто и происходит. Да, да, я просто разум теряю, глядя на шляпу. Евгений, правда, сидит в гостиной. Смотрит телевизор. Но он в любой момент может заинтересоваться: чем же мы тут заняты?
   А здесь происходит такое!
   — Нет, я не могу принять ваш подарок! — воскликнула я, устремляясь на шляпу всею собой и хищно простирая к ней руки. — Это не в моих правилах.
   — Но, Сонечка, я же от всей души, — взмолился Фрол Прокофьевич.
   — Нет, нет, об этом не может быть и речи, — возразила я, спешно накручивая на голову леопардовый платок. — Даже не просите!
   — Сонечка, не так, два раза вокруг шеи и побольше на щеки, — сказал Фрол Прокофьевич и поправил на мне платок, сделав с ним что-то такое, после чего мой «фарш» на щеках стал совсем не виден.
   Если бы не фингалы, я была бы даже прелестна.
   — Сонечка, я вас просто умоляю, вы должны мой подарок принять, — снова начал упрашивать Фрол Прокофьевич.
   — Нет, нет, это исключено, — ответила я, водружая шляпу на голову поверх платка.
   Фрол Прокофьевич глянул на меня, я тоже глянула на себя и…
   — Очаровательно, — произнёс он. — Просто очаровательно, но чего-то не хватает. Очков!
   — И туфель! — воскликнула я. — Чёрных туфель и очков в леопардовой оправе. Возьмите в тумбочке туалетного столика.
   Он полез в тумбочку, а я устремилась к шкафу и в два счета отыскала чёрные туфли на высоченной золотой шпильке, все в тон моему «леопарду». Туфли просто шик! Ходить на них невозможно, но как роскошно можно на них стоять!
   Тут же к туфлям я подобрала сумочку и заткнула её под мышку. Фрол Прокофьевич водрузил мне на нос леопардовые очки, и мы снова застыли перед зеркалом.
   — Роскошно! — восхищённо выдохнула я.
   — Просто классика, — констатировал он. — Кто теперь скажет, что вы упали с третьего этажа?
   — Да, теперь это даже трудно предположить. Щёк и фингалов не видно, а остальное прекрасно сохранилось. Я довольна.
   — Но опять чего-то не хватает, — озабоченно проворчал Фрол Прокофьевич. — А! Понял! Локона на лбу!
   — Точно! И губной помады.
   Фрол Прокофьевич опешил:
   — Зачем на лбу губная помада?
   — Губная помада не на лбу, а на губах, — пояснила я. — И пудру на нос не помешает.
   В одно мгновение я напудрила нос, подрисовала губы и плойкой сделала из чёлки локон. И вновь застыла перед зеркалом, безмерно любуясь собой.
   — Фантастика! — воскликнул Фрол Прокофьевич и рухнул на кровать, которая жалобно под ним заскрипела. — Фантастика! Это должны увидеть все!
   Я же, глядя на себя, дар речи вовсе потеряла и издавала одни лишь междометия, поахивая, постанывая и даже повизгивая от удовольствия.
   В какой-то миг мне показалось, что кто-то стоит за дверью, но разве мне было до этого?
   — Все! Это решает все! Умоляю! Соглашайтесь! — с жаром воскликнул Фрол Прокофьевич, нещадно скрипя кроватью. — Я больше не могу! Это так неподражаемо! Вы должны! Вы должны…
   — Нет, — прервала его я. — Не смогу решиться. Не просите, не смогу, к тому же у меня муж. Как он на это посмотрит?
   — Но при чем здесь муж? Соня, как же? Я так хочу вам сделать приятно! — окончательно разволновался Фрол Прокофьевич, нервно ёрзая на кровати.
   «Боже, как она скрипит! — подумала я. — Матрасы совсем разболтались.»
   — Ну что мне, на колени что ли стать? — в отчаянии вопросил Фрол Прокофьевич и пригрозил: — Сейчас стану, если вы не согласитесь.
   — Согласна, — ответила я и с визгом бросилась его целовать.
   Он на кровати, конечно, сидел, но когда я на него прыгнула, он упал, и мы оба, ужасно скрипя, покатились — кровать широкая, слава богу было куда. И в это время распахнулась дверь, и на пороге вырос мой Евгений. Я испугалась, вскочила, одёргивая юбку и готовясь буквально ко всему. Фрол Прокофьевич тоже изрядно струхнул и с бормотанием «простите, простите» начал поправлять покрывало. Однако, произошло чудо: мой Евгений, смущаясь не меньше нашего, пролепетал «извините» и закрыл дверь спальни с другой стороны.
   «Он меня не узнал!» — обрадовалась я.
   Словно в подтверждение моих слов, Евгений сквозь едва приоткрытую дверь заглянул в спальню опять и спросил:
   — Простите, а Соня где?
   — Да вот же я! — с дуру завопила я.
   Евгений тут же вошёл.
   — Фрол Прокофьевич подарил мне вот эту шляпу, — принялась оправдываться я, не подозревая, что все выглядит ещё более двусмысленно, чем мне представлялось, — надо же было его поблагодарить, вот я и бросилась…
   — Все ясно, — мрачнея сказал Евгений и, хлопнув дверью, вышел.
   — Надеюсь, он не подумал ничего такого? — озабоченно спросил Фрол Прокофьевич, делая игривое движение рукой.
   — Я тоже надеюсь, — ответила я и случайно глянула на себя в зеркало.
   Впрочем, «случайно» здесь не подходит. Мой взгляд притягивало туда, словно магнитом. Я глянула и горе, как рукой сняло.
   — Как меняет человека одежда, — восхитилась я. — Только что была жуткая образина, сверзнувшаяся с третьего этажа, и вот уже вам красавица с обложки журнала. Просто блеск!
   — Только скажите мне после этого, что не пойдёте на мой день рождения, — шутливо пригрозил Фрол Прокофьевич.
   Я посмотрела на него с тем подозрением, которое должно бы было возникнуть ещё тогда, когда он попросил меня снять халат.
   — А что это вы так суетитесь? — спросила я. — Притащили, вон, шляпу, наряжаете меня…
   Фрол Прокофьевич мгновенно посерьёзнел и заявил:
   — Вы должны спасти мне жизнь!
   — Жизнь? — изумилась я. — За шляпу?
   — Соня, я всего лишь прошу вас решиться стать моей женой! — на одном дыхании выпалил Фрол Прокофьевич и нервно хихикнул. — Спасайте меня!
   «Сон в руку! — подумала я. — Но как же Евгений? Я уже дала ему такие надежды!»
   — Женой? — усмехнулась я. — Если память мне не изменяет, таким образом вас спасали уже пять человек, начиная с моей Тамарки.
   — Да, но вас я прошу понарошку. Вам придётся всего лишь притвориться, что вы стали моей женой. Понимаете? Не по-настоящему.
   — Это обидно! — возмутилась я. — Чем я хуже Тамарки или этой, вашей второй… Господи, как же её?
   — Зинаиды, — вежливо подсказал Фрол Прокофьевич.
   — Вот именно, Зинаиды! Зинки-пензючки! Чем я хуже? У неё на голове три волосины и те пожеванные! Лысая! Лысая!
   — Ну что вы, Сонечка, — с укором произнёс Фрол Прокофьевич. — У Зиночки роскошная шевелюра, а лысый — это её парик. Она не любит тратить время на причёску.
   — Ха! Хуже этого парика нет на свете причёски! Ха! Она не любит тратить время на причёску! Что я слышу? Можно подумать, она это, высвобожденное с помощью лысого парика время расходует с большой пользой! Тратит его на тараканов!
   — Но она же энтомолог, — с благоговением напомнил Фрол Прокофьевич.
   Я подбоченилась:
   — Ха! Энтомолог! Разводит тараканов! У меня тоже есть такой энтомолог, за стенкой живёт и регулярно снабжает меня тараканами. Старая дева, могу познакомить. Кстати, на ней вы не хотите жениться?
   Фрол Прокофьевич замахал на меня руками.
   — Соня, Соня, вы напрасно обижаетесь. Я неравнодушен был к вам с ранней юности, просто удивительно, что я на вас не женился.
   Я воспряла:
   — Да? Это правда? Вы были неравнодушны?
   — Могу сказать, что немного и сейчас, — краснея, признался Фрол Прокофьевич.
   — Почему же это не очень заметно?
   — Тамара. Всегда мешала Тамара. Вы же так дружите, я не мог оскорбить её достоинства. Сами понимаете, ухлёстывать за подругой, это так низко…
   — Только не говорите этого больше никому, — посоветовала я. — Мужчины вас поднимут на смех. Но зачем вам представлять меня своей женой?
   Фрол Прокофьевич пригорюнился:
   — Соня, признаюсь вам: я так больше не могу. Они жизни мне не дают, они лишают меня личной жизни. Вы только представьте: у каждой есть ключ от моей квартиры. Как только на горизонте появляется новая жена, они сразу же все тут как тут и давай меня отговаривать, а если я упрусь, то давай дружить с моей женой ну и…
   — И разведут обязательно, — продолжила его мысль я. — И все по-новой.
   — Вы же сами знаете, — едва не плача подтвердил Фрол Прокофьевич.
   Я знала, потому что после его развода с моей Тамарой неоднократно была свидетельницей тому.
   — Так не давайте им ключи, или поменяйте замок, — посоветовала я.
   Он покачал головой:
   — Пробовал — не помогает. Сам не знаю как, но у них появляются ключи: то даст новая жена, то я сам дам, а потом забуду, то ещё какой хитростью выманят и заходят как к себе домой. Больше так продолжаться не может. Возраст у меня критический, если сейчас не вступлю в постоянный брак, потом это будет сделать невозможно. И я хочу детей! Я их ещё успею воспитать!
   — Желание законное, но глупое, — сказала я, вспоминая своего сынишку Саньку, отправленного в санаторий на море с бабой Раей. — А почему вы остановили свой выбор на мне?
   — Ну как же? Вы самый активный человек, из всех моих знакомых, — вдохновенно поведал Фрол Прокофьевич. — Порой мне кажется, что вам все по плечу.
   Признаться, я не ожидала и даже не знала как относиться к подобному высказыванию — на комплимент это было не слишком похоже.
   — В качестве моей жены вы быстро отвадите всех моих бывших жён, и я смогу, наконец-таки, жить спокойно, без этих советов и рекомендаций.
   — Тогда вам лучше остановить свой выбор на Марусе, — сказала я, предвидя большие затруднения.
   — На Марусе? Почему на Марусе?
   — Маруся огромная и сильная. Ей есть, что предъявить и противопоставить вашим жёнами, а я, боюсь, не справлюсь. Все же пять человек…
   — Но на Марусе я жениться не могу! — едва ли не взвыл Фрол Прокофьевич. — Маруся уже двадцать лет не разговаривает с Тамарой!
   — Боюсь, что больше, но какое это может иметь значение?
   — Ну как же? Тамара, женись я на Марусе, расценит это как предательство.
   — Вы слишком деликатны, — заявила я. — Женись вы на Марусе, Тамара и носа к вам не покажет, а если покажет, то вмиг его лишится вместе с лицом. Маруся просто схватит её за ноги и будет долго бить головой об пол. Не думаю, что после этого у Тамары появятся возражения.
   Бедного Фрола Прокофьевича от сказанного передёрнуло.
   — Что вы говорите?! — объятый ужасом, закричал он. — Мою Тамару?! Об пол головой?! И после этого вы советуете мне жениться на Марусе?
   — Боюсь, в противном случае то же самое произойдёт со мной. Их пятеро! Пять разъярённых баб, и все на меня! Храброй я не была никогда!
   — Перестаньте, — успокоил он меня. — Вы разозлитесь, и они отступят.
   — Я бы не стала на это надеяться.
   — А на что бы вы стали? — заинтересовался Фрол Прокофьевич.
   — На то, что останусь дома и не надо мне никаких ролей, и забирайте свою шляпу. Такой ценой она мне не нужна. Зачем мне шляпа, если вы предлагает мне лишиться того, на чем её носят? К тому же у меня Евгений. Вы думаете ему понравится, если он узнает, что я хоть несколько часов была вашей женой?