В тот самый миг, когда я снял картошку с плиты и залил сметаной, чтобы томилась в кастрюле, меня посетило предчувствие. Мы, злобные амбициозные гномы, иногда способны видеть сквозь стены. Гном Бонапарт предугадал вмешательство Блюхера под Ватерлоо. Гном Пушкин, говорят, предчувствовал появление анонимного письма с гербом "Ордена рогоносцев". А я, заливая сметаной картошку, физически ощутил приближение высшего существа. Возможно, ангела. Или про 100 очень положительного супергероя - полковника звездного флота Галактической Федерации либо юного герцога, путешествующего инкогнито. Я - профессиональный сценарист игровых ситуаций, и авторское чутье никогда не обманывает: если мизансцена созрела и картошка сварилась, положительные супергерои слетятся на угощение как голодные шершни.
   Итак, я замер в акте ясновидения, ощущая мощное астральное поле высокого гостя. В воздухе сгущались тяжелые эфирные масла, послышался приближающийся гром боевых тамбуринов и трепет старых знамен империи. Огромный кухонный нож неудержимо пополз к краю 100ла - и поспешно обрушился вниз. Вонзился осЗем в линолеум и нервно задрожал рукоятью. Светотехник приблизил каминную спичку к магниевой стружке, а рабочие за кулисами уже взялись за канат театральной машины, при помощи которой боги спускаются с небес на сцену. В воздухе запахло статическим элекЗчеством и удушливым одеколоном "Шевиньон". Усилием воли я вырвал организм из оцепенения и бросился к кастрюле. Важно успеть съесть как можно больше картофелин в одиночку.
   Гулкий удар ногой в дверь - и мой сосед М.Бисеров вошел, задевая полами белого плаща, гордо вытянув вперед обе руки, в каждой - по бутылке.
   - Привет-привет тебе, любезное дитя! - зычно гаркнул М.Бисеров с порога, и я улыбнулся в ответ. Я сов7 не похож на любезное дитя, но Бисеру многое прощается, потому что в большинстве проявлений своей богатой натуры он хороший человек: ~:о]. Вот и сегодня он нежно опустил тяжелые стеклянные предметы на 100л и гордо выпятил грудь, ожидая благодарного рева толпы. Изображая толпу, я начал гудеть и скандировать лозунги. Я рад видеть Бисера даже больше, чем любого полковника Звездной Федерации. Польщенный Бисер извлек из внутреннего кармана два безудержно смятых плавленых сырка и, царственно поведя плечами, стряхнул с плеч забрызганный плащ. В этом неизменно-белом плаще три года назад он влетел в 100личную жизнь как в самый грязный и переполненный московский трамвай. Везде, в самой убийственной толчее ему находилось ме100, и отовсюду он выходил чист и свеж, как поцелуй ребенка. Отечественная грязь, казалось, не приставала к снежной ткани от Джулио Берсотти. Только разноцветные паутинки женских волос то и дело приходилось стряхивать с широких плеч...
   Я посмотрел на стеклянные предметы на столе, и в душе моей сдержанно про100нали фанфары. Повторяю, что рад был видеть его. Две кристалловские поллитровки - это потому, что сегодня закончилась сессия. Плюс заветный сосуд с "Бифитером" у меня в тумбочке - бережно хранимый подарок сбежавшей возлюбленной. Начало каникул - прекрасный повод выпустить жуткого джинна из бутыли.
   - Надеюсь, мы успеем разделить твою картошку на двоих, - сказал Мстислав Бисеров, приближаясь к кастрюле стремительно, как грозовой фронт. В серых глазах его отчетливо прорезался голод.
   Он зря надеялся. Мягко хрустнул замок, и на пороге появился человек в черном. Некоторые не любят людей в черном и сразу пугаются. Напрасно. Господин Старцев - чрезвычайно просветленная личность, хотя и облачается почти исключительно в мрачные однобортные костюмы из английского сукна. Возможно, узкое лицо Старцева кому-то покажется строгим - это из-за круглых очков в тонкой стальной оправе: В-| Пожалуй, его взгляд порою пронзителен и льдист (тоже от близорукости) - зато он нравится романтически настроенным девушкам. Я признаю, кроме того, что у моего друга и впрямь жестковатое рукопожатие. Но дети мои, не пугайтесь господина Старцева. Ну-ну, не хнычьте... Прижмите к груди любимого плюшевого медведя, положите под подушку свой черный пи100лет, переведите дыхание - и давайте все же знакомиться с этим человеком.
   - На зэйи хрониа полла! - сказал Алексис Старцев и приветственно взмахнул в воздухе узкими пальцами. Потом таинственно усмехнулся, раскрыл черный, поблескивавший дождем дипломат и медленно извлек оттуда... четырнадцать белых кроликов, написал бы писатель-дилетант, стремясь произвести впечатление на доверчивого читателя. Но я замечу, что белые кролики, резиновые курицы и цветные платки - дешевая чепуха по сравнению с тем, что находилось в чемоданчике господина Старцева. В этом черном чемоданчике таилась некая полуфантастическая вещь, по убойной силе сравнимая разве что с глокой вадждрой конфуцианских магов. Это был... небольшой журнальчик. Самый обыкновенный на вид, но совершенно жуткий внуЗ.
   Господин Старцев взмахнул рукой - небрежно метнул журнальчик на истертую столешницу секретера в круг желтого света, падавшего от лампы. Обернулся и загадочно блеснул прямо на меня очковыми стеклами. Затем, почти не отбросив тени на грязную стену с плакатом Памелы Андерсон, целенаправленно скользнул к обеденному столу и - замер, проницательно глядя на кастрюлю. Бледные ари100кратические ноздри дрогнули.
   - Картош-шка... - е2 слышно выдохнул он. - Угу...
   - Даже не надейся, - бесстрашно ответил Мстислав Бисеров, прикрывая кастрюлю локтем.
   - Ваша закусь - мое шампанское! - Алексис сухо щелкнул пальцами, и в другой руке появилась бутылка недурного игристого вина, выхваченная из-под пиджачной полы. Насмешливо сощурившись на миг, он тут же придал физиономии торжественное выражение. Мстислав поморщился, и я тоже понял, что Старцев скажет речь.
   - Quousque tandem12, собратья мои, возможно прозябать в пошлой плоскости параграфов и шпаргалок? Ни минуты больше не стерплю! Вперед, к свежему воздуху московского лета!
   (Он был велик на фоне огромного имперского триколора, закрепленного на стене над кроватью. Мне даже захотелось вставить впечатляющий образ воодушевленного господина Старцева в очередную версию электронной игры "Товарищ Троцкий выступает с речью перед делегатами II съезда ВАСХНИИЛ", сценарий которой мне заказали на прошлой неделе специалисты пи-ар из коммунистической партии Башкортостана. Я давно заметил, что Алексис выгодно смоЗтся в торжественных декорациях. Правая рука его, описав в воздухе краткую дугу, легла за отворот темного пиджака. Тонко зазвенело надтреснутое стекло книжного шкафа, по занавескам заструилось легкое волнение, знамя на стене вздулось и трепетно опало - за окном на улицы блудливой бессонной Москвы опускалась благородная русская ночь.)
   - Братья студенты! Пора гасить свечи ученичества и отряхать пыль послушания с капюшонов. Забудем книги и латинские стихи! Дружно вольемся в летнее наступление народных масс на республику! Наполним новым содержанием интимную жизнь первокурсниц! Сейчас, в этот неизбывный момент, в эту гулкую революционную полночь, когда длятся последние секунды уходящего учебного года...
   - ...Мы просто вымрем от голода, если ты немедленно не заткнешься! громогласно закончил Мстислав и тут же звездно улыбнулся, протягивая свою тарелку к кастрюле.
   Безумный грохот вылетевшей пробки заглушил по100ронние звуки. Толстая струя воздушного вина, шипя, взметнулась ввысь, но, так и не достигнув потолка, рассыпалась и опала крупными каплями на сидевших за столом. Поверх столкнувшихся стаканов Алексис обвел окружение теплым взглядом:
   - Ну вот мы и вырвались на волю, господа студенты. Велите поднять знамена отдыха и невинных игр.
   И мы почувствовали, как наступило лето. Оно пришло не сразу, а где-то после третьей. Сначала на дне бокала, а затем и в ночном небе за окном появились пульсирующие южные звезды. Комната постепенно наполнилась их многоцветным сиянием. В воздухе запахло чесночным соусом и слегка подтухшими водорослями - это ветер странствий пьяно ввалился в окно и тут же начал вальяжно приставать к занавеске. Нетрезвый зюйд-вест принес с собой запах пороха, золотистую пыль Эльдорадо и острый аромат каленого железа, которое словно умоляло ковать, пока горячо. Мстислав добавил в шампанское немного водки и стало сов7 весело. Все вокруг тянуло на авантюрный экшн. Из стены выдвинулась огромная бычья голова, провоцировавшая немедленно взять за рога. У противоположной стены из полумрака соткался гигантский болт с отчетливой гравировкой: "забей меня на все". Сушеные грибы на подоконнике бесстрашно назвались груздями и, облачившись в шведские камуфляжные бронежилеты, стройными колоннами полезли в кузов. "Мене, текел, фарес, волков бояться - в лес не ходить", вывела на стене невидимая рука посредством аэрозольного баллончика с краской. "Кто не рискует, тот не пьет шампанское!" - строго напомнил невидимый официант у меня за плечом и попытался отобрать стакан. Памела Андерсон на плакате раскраснелась и откровенно строила Мстиславу глазки. Мстислав воодушевленно восЗл виртуальные лыжи. "Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним", - рефреном звенело в голове. Невесть откуда на столе появился томик Жюля Верна и призывно зашелестел страницами. По обоям замелькали тени дирижаблей с отважными путешественниками в идиотских пилотских очках. Я посмотрел на часы и ужаснулся. Часы показывали без тридцати полпервого. В сей страшный миг русский студент способен на все. В такую минуту можно одним махом написать на смятой салфетке венок сонетов. Сочинить стильный сценарий для компьютерной real-time стратегии с правдоподобной экономической моделью. Или, скажем, в одиночку напасть на толпу вооруженных кавказцев. Можно даже... сломать свою гордость и позвонить любимой девочке в Цюрих. Одним словом, в этот миг особенно легко влететь в и100рию - на крейсерской скорости и с максимальным количеством искр.
   Так оно и вышло. Так получилось. Именно в это опасное время Алексис вдруг повернулся на стуле (он сделал это менее грациозно, чем обычно, но никто не заметил неловкости) - и... протянул... руку... к журнальчику на столе.
   - Так вот, любезные собутыльники мои! Это, как говорится, прелюбопытная находка. - Журнальчик дрогнул в его жестких пальцах, но голос не дрогнул ничуть. - Заглянул я давеча в один журналец под звучным названием э-э... "Наследие". И вдруг, вообразите себе, нахожу там заметку, подписанную знакомым именем! Как по-вашему, чье это было имя?
   - Александра Сергеича Пушкина? - искренне полюбопытствовал Мстислав.
   - Отнюдь нет. Степана Тешилова!
   Стул подо мной покосился - это милый Мстиславушка дружески вломил кулаком в плечо. "Ха! Прозаик! Начинающий московский беллеЗст! Качать его! Читать его!" - радостно закричали собутыльники, и пришлось объясниться.
   - Это прошлогодняя история. Дело было на практике по сбору фольклора. Нас, студентов филфака, послали под Кандалакшу. Натравили на тамошних старушек: надлежало записывать байки на магнитофон. А потом моими записями заинтересовался редактор "Наследия"...
   Я вдруг почувствовал, что страстно желаю прочитать опубликованное. И не потому, что это была первая публикация Степана Тешилова в серьезном окололитературном журнале. Дело в том, что... об этом журнальчике мне успела рассказать Ника. Мы ехали в аэропорт. Я смотрел на нее близорукими глазами влюбленного идиота, а она улыбалась и безудержно хвалила мою публикацию! "Ah, cher Stephane!13 - чирикало это восхитительное синеглазое чудовище в мини-юбке и черной маечке, приобнажавшей пупок. - J'ai lu ton article dans numero de "Nasledie"... C'est formidable! C'est absolument круто, comme on dit en Russie..."14. Проклятая фея утверждала, что прочитала мою статью до конца и якобы поверила каждому слову...
   Алексис, смакуя ситуацию, медленно разогнул тоненькую книжечку, поправляя на длинном носу астигматические линзы в английской оправе.
   - "Легенда о Серебряном Колоколе", - драматично зачитал он и покосился на слушателей. Мстислав подавил зевок и с усилием сосредоточил взгляд обоих глаз на лице Алексиса.
   "...Давным-давно тут монастырь стоял. Там, где теперь некоей напротив острова, на том берегу Супони. И в том монастыре хранился серебряный колокол. Именно что хранился, потому как монахи в тот колокол никогда не били. В прочие часто званивали, а в серебряный - нельзя. Непростой, гляди-ка, предмет был.
   Ну вот, а потом пришла сюда англичанка. Много кораблей - и под Архангельским встали, и к нам сюда дивизию свою послали. А монахи, как узнали про это, за колокол испугались, оно и ясно - серебряный. Сняли его с колокольни, да унесли в лес, к реке - с пением, со свечами, с почтением, как полагается. Пронесли поза рекой да где-то на валунах в воду и опустили, чтоб англичанка не нашла.
   Корабли-то ихние скоро ушли - пожгли у нас, конечно, много - и деревни, и в монастыре пожар был. Когда все потушили, пошли колокол доставать - а уж где там! И сам он на глубину ушел, в самую пучину, и берег над ним обвалился... Монахи его веревкой заденут, потянут - а он все доньше идет. Словом, погоревали, да оставили.
   А колокол и верно непростой был. Ежели его наверх-то здынуть, да ударить в него - тогда по всей Руси жизнь перевернется и по-старому пойдет. Вот, примерно сказать, школа и сельсовет - все это тихонько под землю скроется, и холм сверху сойдется, весь строевым лесом порастет. Снова пойдут по лесу девки в снарядных сарафанах собирать малину и княжевику-ягоду. Дороги зарастут, как их и не было - будем в гости реками ходить. А где кипиратив теперь - там церква снова построится, как встарь была - беленькая, тоненькая вся... Старуха-то бабка покойная мне про нее сказывала. Вот так все будет - надо, однако, колокол достать, да ударить с толком. Впрочем... нам, старикам, теперь не в силу его вытянуть. А молодые что? - только смеются. Скоро все старые-то повымрут, тогда и место забудется - то самое, где колокол упрятан. Посмеетесь тогда, ага..."
   Мстислав незамедлительно рассмеялся, чудом не подавившись куском сосиски. А я вспомнил, как старый Евсеич, рассказывая, медленно ковырял ножом маленькое зеленое яблочко, которое собирался съесть, порезав на дольки. Так и не съел уронил под лавку в траву.
   - Самое интересное, что это не моя выдумка, - сказал я, подливая закашлявшемуся Мстиславке джина sans tonique. - Кое-какие частушки, и правда, мы сами придумывали и выдавали за народную мудрость. Но эту романтическую байку мне поведал совершенно конкретный Николай Евсеич Тихомиров, старый сторож поселкового пищеблока. Этот Евсеич действительно существует в природе.
   - А... колокол? - вдруг спросил Мстислав и, странно прищурившись, медленно поднес к губам граненый стакан с "Бифитером".
   - Что - колокол?
   - Колокол тоже существует в природе?
   Я только рассмеялся и полез вилкой в кастрюлю. И вдруг понял, что смеюсь в одиночестве. Эти двое сидели напротив и были совершенно серьезны. Наконец Алексис встал и, уронив стул, отошел к окну. Там он по100ял некоторое время, массируя пальцами переносицу, и внезапно обернулся:
   - Я уже думал об этом. Серебряный колокол надо найти.
   Так были произнесены эти страшные слова. Как видите, изначально виноват не я, а господин Старцев. Лично мне не пришла бы в голову такая пьяная ерунда.
   - Гей, славяне! - Мстислав откинулся на спинку стула, и в глазах его заискрились шампанские блестки. - А ведь это будет недурной бизнес... Два-три пуда серебра - это, конечно, не миллион долларов, но...
   - Нет, это не миллион долларов! - горячо подхватил Старцев, прыгая обратно к столу,- и я увидел, что его очки слегка запотели от возбуждения, - Это наш последний шанс! Вернуть старую Русь, раз и навсегда очистить ее от сельсоветов и "кипиративов"! Это вызов, и я принимаю его! Evadere ad auras... hie labour est! Я сегодня же еду в Кандалакшу. Какое счастье, что я слегка нетрезв! Только по пьянке русский интеллигент способен на действие... Alea, alea jacta!
   - Ага, я бы тоже метнулся в Кандалакшу, - сказал Мстислав, отставляя опустевший стакан с жалкой лимонной корочкой на дне. - Жаль только, что за билет принято платить деньги, а их не было с прошлой стипендии.
   - У нас есть десять долларов, - радостно сказал Алексис, ощупывая внутренний карман. - Этого недостаточно, и поэтому мы, так и быть, возьмем с собой Стеньку. У Стеньки всегда есть денежка.
   Тут я вывернул наизнанку бумажник и бережно положил на стол четыре банкноты. На каждой гордо значилось:
   "Республиканский банк. Десять рублей". Все, что осталось от гонорара за краткий обзор современных эротических видеоигр, написанный с неделю назад для мужского журнала "Верзилка".
   - Ура, - подавленно сказал Мстислав. - Как раз хватит на утреннюю банку пива.
   Он выжидательно воззрился - и словно весь мир замер, прислушиваясь к ответу Степана Тешилова... Показалось, что я попал в хитроумную игру фирмы "Sierra" - и должен вот-вот принять судьбоносное и, как водится в играх Sierra, единственно правильное решение.
   Стало быть, о5 нужны деньги. В который раз одно и то же! Я медленно опрокинул полета грамм. Выдохнул. Потом откинулся на спинку стула, картинно ероша довольно длинные вьющиеся волосы над сравнительно высоким лбом. Уехать с горя за полярный круг - это сильно. Я люблю подобные акции протеста. Она - в Цюрих, а я - в Лапландию, погибать среди айсбергов и безразличных тюленей! Определенно, надо ехать. Иначе эта любовная тоска удавит меня...
   Я протянул руку к магнитофону и выдавил из него разгоряченный диск с эстетствующим Рахманиновым. Довольно слез! Выбросите вон осколки сердца! Пора менять тональность повествования. Когда уходит любовь, начинается рок-н-ролл. Вот она, дребезжащая кассета с корявой надписью: "Пыж и компания". Музыка странствий. Коллекция гимнов для пьяных авантюри100ов... Госпелы для алкоголиков, блюзы для неудачников. Я быстро сбросил подтяжки и запонки. Вместо модных брюк натянул... нет, не кавалерийские галифе и не за5нанные тропическим камуфляжем рейнджерские бриджи. Есть еще версии? Вовсе не старые байкерские джинсы, исчерканные шариковой ручкой (автографы случайных попутчиц). Не эротичные велосипедные шортики и даже не боевой килт озлобленного горского клана Гленов-Макливеттов. Всего лишь... тренировочные штаны с оттянутыми коленками.
   Друзья в ужасе наблюдали за многообещающей сменой имиджа. Они знали, что такие штаны - это неспроста. Это боевые доспехи. В них я облачаюсь, когда работаю над сценариями игр. Строго по формуле "ДДТ": "Я шабашу на кухне в дырявом Зко". Более того. Именно в этой униформе я совершил оба величайших подвига своей жизни: а) десять раз подряд подтянулся на перекладине и б) ущипнул (тоже на спор) выдающуюся задницу абсолютно трезвой однокурсницы, забредшей попросить французский словарь. Вообще-то я человек слабый и несмелый. Почти не занимаюсь спортом (кроме электронной версии гольфа в Инфернете) и побаиваюсь щипать однокурсниц. Но в тренировочных штанах преображаюсь и становлюсь похож на Роджера Вилко, Ларри Лизарда и прочих компьютерных персонажей. А все из-за чудесно оттянутых коленок. Недоброжелатели утверждают, что я специально их оттягивал, дабы придать стильность. Клевещут. Колонки оттянулись сами собой.
   Итак, я оправил штаны и сказал...
   Нет, не так было дело. Сначала я выдвинул ящик письменного стола и осторожными пальцами вобрал в прохладную ладонь три маленьких кубика из слоновой кости - подарок Ники. Игровая зернь. Подбросил... поймал. Посмотрел на комбинацию очков. И только потом оправил штаны и сказал:
   - Знаю, где взять деньги.
   Деньги были у Данилы. Этот полумистический легендарный Данила считался моим приятелем, хотя я знал о нем крайне мало. Известно, что у Данилы были странные глаза - не светло-карие, а желтые, как у дикого животного (поэтому недоброжелателям он напоминал знаменитого крушителя нацистов Иована Блашковича из игры "Вольфштайн"). Известно также что полгода назад Данила единственным и неожиданным ударом сломал челюсть тележурналисту Леве Галевичу за то, что тележурналист Лева Галевич в одной из своих передач обозвав плоскостопым фашистом старого физтеховского профессора Бородавкина. Какой-то черт дернул Леву Галевича зайти на физтеховскую дискотеку - очевидно, он не знал, что Данила случайно увидел его телерепортаж по своему девятнадцатидюймовому "Айва". В тот вечер мы с Данилой вместе располовинили бутылку мерзейшей лимонной водки, и с тех пор считалось, что мы как бы знакомы.
   Ничуть не стыдясь тренировочных штанов, я подчеркнуто твердо вышел в коридор и поднялся на одиннадцатый этаж, где обитали в одиночных комнатах сумасшедшие люди с физико-технического факультета. Известно, что девять из десяти первокурсников физтеха в первые полгода теряют рассудок под влиянием технического спирта и тяжелых формул, но зато оставшийся процент за десятерых двигает вперед отечественную науку. Данила с ума не сошел, а потому отечественная наука надеялась на него - и, кажется, совершенно напрасно. Размышляя об этом, я постучал в дверь (звонок куда-то подевался, хотя я честно искал его минуты две).
   Данила возник на пороге, и я увидел на нем огромные белые шорты до колен. В рыжеватых волосах на широкой груди тускло поблескивал нательный крестик, а в ушах торчали крошечные наушники аудиоплейера. Лицо Данилы было тяжелым и скучным, но я все равно шагнул через порог.
   Я знал, что завтра у него пересдача экзамена по теорфизу, и потому удивился, заметив на столе не развал запредельных учебников, а одинокую и толстую черную книжку - на обложке читалось короткое слово: "БЕСЫ". Данила вынул наушники и бросил плейер на кровать.
   Я мужественно выдержал взгляд волчьих глаз и с ходу попросил денег.
   - Зачем тебе деньги, Стеня? - Он тяжко опустился в кресло, и я рассказал ему про колокол. По простоте душевной.
   Он слушал, листая "БЕСОВ", и определенно скучал. Наконец я замолчал, и в комнате мерно затикал элекЗческий будильник.
   - Хочешь сбежать отсюда? - спросил он, откладывая книгу.
   - Надоело... - внезапно ответил я. - Я здесь никто. А там будет весело и шумно. Он кивнул.
   - Когда вы едете?
   - Прямо сейчас, если деньги дашь.
   - Я еду с вами.
   ...Счастлив тот, кто встречает утро похмелья своего в домашней постели. Я же оторвал больную голову от жесткой повлажневшей подушки с клеймом МПС и, увидев над собой пластиковый потолок купе, в медлительном ужасе сомкнул веки. Я помнил страшный Петербургский вокзал, затянутый волнами едкой гари, поднимавшейся от горевшего мусора. Помнил вокзальный буфет - мы ждали посадки на мурманский поезд, пели неприличные песни про муниципальных милиционеров и в упор обсуждали ночную девушку, развлекавшую огромного тощего негра за соседним столиком. У девушки были губы в шоколадной помаде и серебристая ювелирная змейка на шее... Проснись я раньше, все сталось бы иначе, но я открыл глаза где-то между Сухиничами и Костерином - наш поезд был уже критически близок к Кандалакше, и пришлось ехать до конца.
   Какой там колокол! Все, что мне нужно, это даже не три мегатонны плутония, а... три таблетки "Алка-Зельтцер". Провинциальный вокзалец был пустым и светлым - летнее утро светилось сквозь непромытые окна. Старинный паровозик дремал на постаменте, и его спящее лицо было болезненно-чинным, как у крейсера "Аврора". Мы сидели в жестких стульях с фанерными спинками и думали, где найти денег на обратный билет до Москвы. А Мстислав не сидел и не думал. Он поморщился и, прижимая ладонь к животу, пошел в противоположный конец вокзала - ну, всякое бывает с людьми, тут понимание нужно. По пути он стянул с газетного прилавка тоненькую четвертушку районной "Зари Заполярья" (три рубля за экземпляр) и, свернув ее в трубочку, болезненно удалился.
   Его не было минут пять. Наконец Данила, оторвав плоские ладони от лица, вгляделся в дальний угол здания и удивленно двинул бровью: Мстислав приближался стремительно, расталкивая старушек, юрко путавшихся под ногами, русые волосы необычно растрепаны, влажные татарские глаза (подарок покойной бабушки) глядят ненормально. Еще мгновенье - и он рядом: молча, не моргая, протягивает обрывок заполярной газетки.
   Кратковременная схватка с Алексисом (четыре кадра из регби) - и я побеждаю: в руках расправляется неприлично помятый кусок газетной передовицы. Сразу - жирный заголовок с обкусанными буквами на конце: "КОМУ МЕШАЕТ МУЗЕЙ-ЗАПОВЕДН..." Еще прыжок в сторону - подальше от жестких пальцев Данилы, тянущихся к моей бумажке, и читаем - скорей, прыгая по абзацам: "...Возрождение религиозного самосознания не должно привести к средневековому наступлению на музейные комплексы"... Дальше, быстрее: "...Вопрос о передаче Русской Православной Церкви комплекса зданий историко-архитектурного заповедника Спасо-Челобитьевского монастыря не может быть решен положительно до тех пор, пока..." Все это неинтересно - дальше! - "...о невозможности сохранения здания в условиях ежедневной эксплуатации во время церковных служб"... Мимо! - ага, вот: "бесценный музейный экспонат, шитое золотом покрывало с мощами местного святого было передано храму еще в прошлом году, а теперь..." "...теперь решается вопрос о судьбе уникальной находки, обнаруженной два месяца назад в старом русле реки Супонь - речь идет о серебряном колоколе работы неизвестного мастера XVI века"...
   Здесь начинается Древнерусская Игра. Слышите шум? Он приближается, поэтому спешу объясниться. Прежде чем читатель перевернет эту страницу, ему придется сделать выбор. Если тебе плохо с нами, добрый читатель, - не уходи. Если тебе неуютно с нами, всегда помни: это не более чем сказка. Просто игра: в любой момент можно закрыть книгу, и строки исчезнут, и Русь оставит тебя в покое. Если мы тебе чужие, не верь ни единому слову. Помни, что в природе не бывает серебряных колоколов. Повторяй себе, что история не движется вспять. Убеждайся, что прежнюю, колокольную родину уже не вернуть. Если ты поморщился в середине предыдущей фразы, прошу тебя: не доверяй глупым северным легендам. Потому что, поверив старому Евсеичу хоть на миг, ты попадаешь в ловушку, в русскую западню: ты уже не просто читатель, а... действующее лицо будущих томов этой книги. Согласившись с нами, ты принимаешь правила этой Игры - а ведь это не "просто игра" и, уж конечно, никакая не сказка. Открою тебе секрет: удар колокола не возвращает древнюю, былинную Русь ДЛЯ ВСЕХ. Он дарит ее только тому, кто поверил... Берегись, игрок: не вышло бы так, что в тот самый момент, когда ты вдруг почувствуешь реальность возвращенной истории, какой-нибудь идиот под Кандалакшей ударит в серебряный колокол, и...