Миронов Арсений. Древнерусская Игра - Украшения строптивых

   - Он что... безногий? Раненый был?
   - Угадаи все безноги. Пешком ходить - позор для угадая. Нелюди поганые, полканы-полукомони! Ножки у них малюсеньки - едва бы верхом сидеть. Даже спят в седле. У этого, видишь ты, лошадь захворилась. Вот и везли рогача в стойла, нового комонька выбирать. А тут вы набежали... с дружком твоим неловким...
   Она вдруг запнулась... И улыбнулась, мило приобнажив пару беленьких зубков под верхней губой:
   - Спасибо вам.
   - Сколько таких мразей в городе? - Даниле стало любопытно, и всерьез.
   Псанечка закатила голубые глаза, загибает бледные пальцы.
   - Один, два... Три. Еще три угадая да двадцать младших волхвов.
   - Сколько? - прохрипел Данька.
   - Осьмнадцать, - поправилась Псаня, оглянувшись на двоих незнакомцев в черных плащах, которые по-прежнему пребывали в беспамятстве.
   - Тебе повезло. - Псашенька похлопала по плечу. - Быстро их оземь метнул. Не успели очуровать. Они, видишь, мечтали тебя клинками порезать - думали, ты слабанька безоружный. Потому не стали ворожить.
   - Обычно ворожат?
   - Разумеется, - кивнула богатырка. - Порчу веют, глазами урочат, кости-пакости выворачивают. Моего мужа цвето-маревом удушили.
   Странно, подумал Данила. О недавней гибели мужа говорит с чудовищным спокойствием. Металлические нервы.
   - О, гляди! - почти радостно воскликнула поляница Псаня. - Да вон они приближаются! Один, два, три... Четыре волхва и угадай на лошади.
   Сказала так хладнокровно, что Данька поначалу не поверил. Улыбнулась:
   - Вот уж накликали горе. Тебя прикончат; меня - сквозь дым и в упряжь.
   Сигнал, опомнился Данька. Подать сигнал моим ребятам! Они успеют, их много! Дюжина кораблей, почти четыреста человек! Поднимут якоря, выскочат из протоки - через пять минут будут здесь...
   - Псаня, быстро! Растормоши моего дружка, - заторопился Данька, оглядываясь на далекие темные фигуры, возникшие в конце улицы. Стыря жив, Стыря знает сигнал! - Давай, буди его! Пускай свистит, надо вызвать ватагу!
   - У тебя есть ватага? - Голубые глаза недоверчиво сощурились.
   - Слушай, рвать твою мать, и выполняй! - рявкнул Данила, внезапно разъяряясь. - Буди Стырю! Ты поняла меня? Быстро.
   Ничуть не обиделась. Скорее наоборот: светлая волна удовольствия блеснула во взгляде.
   - Я бы рада, только Стыря твой не проснется. Он крепко ранен, - спокойно сказала девушка. - Целая лужа крови.
   - Тогда надевай хомут, - злобно сказал Данька.
   Проклятие! Только Хлестаный знает условный свист влажской сарыни... Данила слышал этот сигнал всего один раз, когда Хлестаный брал на абордаж его собственный коч. Кажется, два длинных посвиста и задорный перелив... Нет, Данька не вспомнит.
   В дальнем конце улицы кто-то пронзительно закричал; дробно загрохотали копыта. Ну вот, подумал Данила, враг поднял тревогу. Заметили свою повозку, недвижно замершую посреди дороги. Скоро будут здесь.
   Псаня молча поднялась с корточек, отряхнула ладошки и - решительно вложила мизинцы в маленький рот...
   Свист резанул Даньку по глазам, мгновенно оглушая и вышибая слезы. Два длинных и перелив, как и было сказано. Все точно.
   - Откуда знаешь воровские посвисты? - спросил Данила, когда в голове утих болезненный перезвон. - Ты жила с разбойниками?
   - Я многое знаю, - заметила девица, вытирая влажные мизинцы о порты. - Мой муж был боевым магом на службе Траяна Держателя.
   VI
   Поляница Псаня оказалась на редкость недурно осведомлена о численности оккупационного гарнизона в Висохолме. Когда Чурила уходил из города, здесь остались четыре рогатых рыцаря и двадцать молодых волшебников в одинаковых черных плащах с электрическим сиреневым проблеском по волнующемуся подолу. Этих тощих парней, удивительно коварных и лютых, несмотря на незрелый возраст, Данька про себя обозвал "комсомольцами". В список их полномочий входила организация нового быта в городке. Именно комсомольцы расставляли повсюду курильницы и воздушные сопелки, стонущие от дуновения особого ветра, насылаемого Сварогом с юго-востока. Они же руководили строительством погановидной пагодоподобной божницы в центре местного кремля - обчуриливали молодых поселянок, обрезали им волосы, переодевали зачем-то в мужские порты и программировали на тяжелый физический труд во имя возлюбленного Чурилы.
   Десант Зверкиной ватаги вышиб всю иноземную дрянь из города приблизительно за полтора часа. Три уцелевших рогоносца - один угадай и два патрульных дива пострадали в первую очередь. Их попросту стащили с коней и забили дубинами. Одну бойцовую обезьяну удалось даже взять живьем - ревущую бронзовую тварь опутали сетями, затащили на мелководье и держали там, пока не затихла. Потом, навалившись оравой, сорвали бронзовые чешуины и, полуживую, кинули в клетку причем Зверко приказал выставить охрану, ибо находилось слишком много желающих выпустить стрелу в рыжее брюхо гигантской гориллы (а дядька Сильвестр и вовсе едва не помешался - залег на некотором отдалении и терпеливо выжидал удобного момента, дабы обмануть бдительность сторожей, оторвать у клетки пару прутьев, залезть внутрь и вызвать экзотическую иноземную гадость на честный рукопашный бой).
   Тщедушные злодеи в плащах оказали, как ни странно, неизмеримо большее сопротивление, нежели восточные рыцари-броненосцы. Памятуя волшебную легкость, с которой он сам давеча справился с двумя черномагами, княжич Зверко поначалу приказал не убивать злодеев сразу, а связывать и приводить на допрос. Такое решение оказалось весьма ошибочным и едва не стоило жизни десяткам влажских разбойников. В ближнем бою "комсомольцы" действительно почти не представляли опасности - однако, расползаясь по закоулкам и подворотням Висохолма, делались практически неуловимы. И тут же принимались творить чародейные гадости. Заползали на крыши и сбрасывали на головы ярыг мешочки с ядовитыми порошками. Выскакивали из-за угла и, быстро бормоча заговоры на лезвие ножа, пускали вослед толпе разбойников дурной ветер, несущий споры сонливой лихорадки. Дошло до того, что некоторые Зверкины головорезы таскали с собой веники да метлы, заметая собственные следы, чтобы их нельзя было срезать и употребить для наведения порчи. Однако по-настоящему Зверко испугался, когда на улицах стали ловить обкуренных, полоумных славянок с горящими факелами в руках. Зомбированные бабы бегали с глупыми улыбками и поджигали собственные дома, распевая короткие бессмысленные стишки. Осознав, что "комсомольцы" начали кодировать рабынь, надеясь на скорый и бурный пожар, Данька Повелел негодяев живыми не брать. Обрадованные ярыги справились с новой задачей гораздо быстрее - и даже ухитрились все-таки привести одного чародея живым (правда, с сулицей в бедре).
   А спустя несколько минут сообщили о поимке второго "языка" (судя по количеству трупов он был последним из отряда волхвов) - негодяй скрывался на крыше конюшни, однако был выслежен лично Псанечкой и обезврежен с пугающей жестокостью. Богатырка привела его к Даниле на допрос, придерживая железной ручкой за самодостоинство.
   Приведя "языка", девушка повалилась на скамейку и тихонько захрапела: в момент задержания "комсомолец" метнул в нее горсть сон-травы; девушка отскочила в сторону - но, видимо, успела нанюхаться. Княжич Зверко проводил допрос вдвоем со Стырей, который только что пришел в себя и был весьма зол. Несмотря на Стырину раздражительность, беседа с двадцатилетним фанатиком не дала ощутимых результатов. Где Чурила? - На подходе к Властову. - Что ему нужно? - Он несет славянам весну, хочет осчастливить ваш дикий, неблагодарный народ. - Давно ли ты на Чурилиной службе? - Восемь лет обучался при Сварожьем жрище у великого волхва Куруяда. - Есть ли еще твои соратники в окрестностях Висохолма? - О да, нас много, мы повсюду! Мы теперь везде! Будем оберегать эту землю, приглядывать за цветами и злаками; наши глаза смотрят из-под земли, наши руки движутся в шуме ветвей... - Куда вы дели городских мужиков? - Мужики не нужны. - Что значит не нужны, гнида? - Здешние мужи бесполезны. Русь есть страна прекрасных, трудолюбивых женщин. Эти женщины достойны других, более высокородных мужей - и такие небеснорожденные мужья скоро явятся на Русь, чтобы поселиться навсегда.
   Пленный волхв не смог ответить и на главный вопрос, интересовавший Данилу: чем вы очуриваете женщин? - Это брага из драгоценной травы, растущей на берегах небесной реки Суры. На грязной земле она известна под названием кропийной сароги. Мы смешиваем ее с другими зельями и делаем сладкий ветер, который учит людей внутреннему песнопению. - Что есть противоядие, как можно расколдовать очурованного человека? - Это невозможно. - Отвечай, гнида, или я выдам тебя моим удальцам. - Разворожить невозможно. Никогда. Человек, побывавший на берегах небесной реки, не пожелает опуститься обратно на грязную землю. Внутреннее песнопение поселяется в человеческой душе навсегда. Ни одно из земных растений не осмелится вызвать на магический поединок огненную сарогу-траву!
   Данька подавил вздох и отошел к окну. Молодой шаман не лжет: он действительно не знает противоядия. А за окном весело. Кипит безумство факелов, пляска обнаженных кинжалов - победа! город наш! Но - Данька знал: нет никакой победы. Чуть вдали, над высоким берегом, под нежно вечереющим небом по-прежнему движется тупой злокачественный хоровод... Уже сломали рогатую часовню с непристойными идольцами, заглушили ноющую музыку, разбили кадильницы - они все танцуют. Как если бы музыка успела проникнуть внутрь и поселиться в размягченной душе.
   Как испугалась бедная Рута, когда увидела эти медленные кольца! "Страшно-престрашно, братец, - зашептала, прижимаясь рыжей головкой к Данькиному плечу. - Тянет, словно чернота в коловодце!" Потом стиснула зубки, прыгнула вперед и вырвала из хоровода-коловода крошечную девушку, еще подростка... Трясет за плечи: "Проснись, миленькая!" - а сама плачет; а девочка закатывает красивые серые глазки и бормочет что-то чудовищно неблагозвучное и нескладное про горькую черешню да кривую радугу...
   "Помоги, деда Посух, - глухо попросил Данька, в пояс кланяясь старому пасечнику. - Ты премудрый волшебник; ты знаешь, как их расколдовать". - "Я то премудрый, а ты, паря, видать, шавшем тупой, - серьезно ответил старик, раздумчиво теребя бороду. - Я не волшебник, тудысь-растудысь! А лекарштвие от зачурания ты и сам жнаешь". - "Правда?" - оживился Данила, поспешно полез в мошну и начал выкладывать на стол мешочки со снадобьями: "Может быть, толченый ядрань поможет? Или кострючий корень? Если смешать с распаром из цветков кочедыжника..." - "Ты не прошто тупой, - вздохнул пасечник. - Ты еще и жутко глупый! - И добавил, строго моргая голубыми глазками: - Жабудь про эту плесень. У тебя ешть другое оружье, куда посильнее..." Данька удивился: "Какое? Я не знаю". А в ответ: "Знаешь. Просто боишься вспомнить".
   Данька отвернулся. Сгреб со стола цветные мешочки и ушел. Да, он знал способ. Но... это греческое лекарство, драгоценное супероружие погибшей Империи сейчас неприменимо. Все равно что использовать термоядерную бомбу для отопления холодной комнаты.
   ...Между тем в крепнущей темноте за окном начались молодецкие пляски, кулачные бои и аттракционы: кто быстрее расшибет топором страхолюдного болванчика из пагоды (Стыря сказал, что статуи сделаны из желдяной падубы редкой породы железного дерева). Данька догадывался: парни уже напились, буянят, потихоньку грабят опустевшие без мужиков дома, тайком растаскивают по темным подклетям безвольных, обкуренных женщин с дурными улыбками на слюнявых губах. Странная победа. Странное у меня войско. Улица моя тесна, говаривал Емелька Пугачев. Данька мрачно усмехнулся: вот и пришлось заделаться самозванцем. Теперь он руководит воровским сбродом - по щучьему велению, по Зверкину хотению! Горька моя черешня, крива моя радуга...
   - Лодьи! Лодьи плывут! - загудела толпа за окошком. Луженые глотки! Рев такой, что стонут матицы в тесной нережской избе, облюбованной под ставку княжича. Рута отбросила рукоделье (сама в кольчуге, а пальчики иголками исколоты!) - сиганула к подоконнику.
   - Точно кораблики плывут! Ха-ха, до чего красивеньки! Погляди, братец. Она махнула Даньке ручкой.
   Пара быстроходных кочей, вынырнув из темноты, направились к пристани - кто такие? Похоже на купецкие... однако отсюда видать пятна щитов, развешанных по борту, да и соколиный глаз, намалеванный на носу, поглядывает довольно хищно...
   - Братья Плешиватые, ушкуйники с Керженца, - пригляделся Стыря в прореху бычьего пузыря на крохотном окне. - Шибко гребут, и ветрилы раздуты... Никак худое стряслось?
   Вскоре в сени влетела запыхавшаяся Псаня - в мужских штанах и короткой рваной рубахе с треском в грудях - на бегу зачерпнула воды из кадки, прыгнула на середину комнаты.
   - Ужасные новости, княжич! - выпалила, вытирая жаркий мокрый рот. Кумбал-хан перешел Влагу и вторгся в Залесье! Сельцо Олешье взято, Стожарова Хата сожжена! Столица Глыбозерского княжества, по слухам, уже осаждена Сварожьими угадаями! Чурила начал войну! Да-да. Это война, княжич.
   Стыря как стоял, так и присел на корзину с козьим сыром.
   Данька недоумевающе покосился на него:
   - Я тоже должен испугаться? Это действительно опасно?
   - Почти смертельно, - серьезно ответила богатырка, в упор глядя голубоватыми глазами. - Триста всадников с разрывчатыми луками. Они оставляют позади себя выжженную землю. Братья Плешиватые сегодня за полдень дошли в родную Стожарову Хату из Созидаля - они увидели там золу да горькие трупы. Раньше Хата была крупным селом - теперь в Хате живут только черви.
   - Сарынь! Сарынь! - взревела, засвистела толпа снаружи. В полутемной комнате почти просветлело от звонкого блеска сотен кинжальных лезвий за окном - как зарница полыхнула.
   Данька выглянул: боже мой, сколько народу! Копья торчат, на копьях что-то насажено - кое-где петухи жареные, а вон там - ужас: мертвая голова с козлиной бородкой... Посреди площади, в центре всеобщего внимания - братья Плешиватые: два пышнокудрых (вопреки прозвищу) гиганта залезли на телегу и размахивают руками: жалуются ватаге о зверствах Кумбал-хана. Толпа слушает, надувается тягучей злобой - багровеют хари и чешутся руки... Потянув носом дымную, пахнущую потом струю, долетевшую с улицы, Данька отчетливо различил тонкий, солоноватый аромат ненависти, разлившийся в воздухе.
   - Дави полканов! Бей погань! Долой Чурилу! - заорали злые голоса; Данька поморщился.
   - Фу, как противно кричат, - прозвенел из угла серебряный голосок. Рута подняла синие глаза от рукоделия. - Чего они свистят, глупенькие? Вот дураки. Правда, миленький братец?
   - Братья Плешиватые бьют тебе челом, княжич, - продолжала меж тем Псанечка, игнорируя замечания Руты - поляница глядела только на Данилу. Хотят служить наследнику. Просят допустить в твою ватагу... Точнее... - Она с досадой тряхнула платиновым каре, поправилась: - Точнее говоря, в твое войско.
   - Надо брать, - торопливо сказал Стыря. - Братаны Плешиватые - крепкие молодцы. У старшого, Ноздрата, - двадцать головорезов охраны! А младшенький, Хват Плешиватый, шибко топоры кидать умеет. Кабана с левой руки валит, сам видал.
   - Погоди... - Данька вдруг опомнился, испугался: - Псашенька, милая... ты сказала, что войско Кумбал-хана переправилось через Влагу и сразу пошло на Олешье, верно?
   - Да-да, мой княжич, точно так.
   - Стало быть... Кумбал прошел через... Жиробрег? В дальнем углу избы что-то звонко ударило об пол. Это Рута выронила из рук серебряную коробочку с жемчужистым бисером. С густым шорохом быстрые жемчужинки раскатились по полу будто чашку молока плеснули оземь.
   Два глупых, испуганных синих глаза. Данька почти разозлился:
   - Ты беспокоишься о своем премиленьком князе?
   - Ax... - произнесла Рута, румяное личико вмиг стало сливочно-белым. Рывком обернулась к Пеане, умоляюще сложила ручки: - Они не убили князя Лисея, ведь правда? Они не могли сжечь Жиробрег?
   Псаня молчит, будто не слышит. Смотрит только на Данилу и размеренно моргает. Январский антициклон в арийских глазах.
   - Отвечай, - нехотя сказал Данька. - Кумбал-хан разрушил Жиробрег?
   - Вовсе нет, мой князь. - Псаня качнула волосами. - Вражеское войско прошло мимо Жиробрега. Тамошний князь Лисей собрал все свои силы и немедленно выступил вослед неприятелю, намереваясь дать бой. По слухам, битва состоится нынче ночью либо поутру - в окрестностях Глыбозера.
   - Братец! - Рута прыгнула, как рысенок, через всю комнату: сильные пальчики ухватили Даньку за локоть, рыжие косички хлестнули в лицо. - Мы ведь поможем князю Лисею?! Мы ведь поплывем к Глыбозеру, правда? Быстро-пребыстренько? Ну пожалуйста!
   - А как же... наш брат Михайло? - Данька медленно отстранился, высвободил локоть из нежного, но крепкого захвата. - Ты уже забыла о нем? Мы не будем его спасать?
   - Ой! - сказала Рута и схватилась за голову. - И верно позабыла! Какая я глупая! Глупая и злая! А... что же делать, братец?
   Опять этот невинный лазоревый взгляд. Данила отвернулся.
   - Княжна Рута говорит правильно, - вдруг звонко сказала Псаня, скрещивая на груди красивые руки, тонкие и мускулистые. - Надо плыть на помощь Лисею Вещему. Чурила вторгся на Русь как завоеватель. Надо его уничтожить. Да-да. Уничтожить.
   - Безусловно, ты права, - жестко сказал Данила. - Чурилу надо уничтожить. Только, пожалуйста, без меня.
   Псаня подняла светлые брови - медленно и вопросительно.
   - Я все понимаю. Отечество в опасности. Древнерусский раек закрыт, все ушли на фронт борьбы с Чурилой, - раздраженно рассмеялся Данька. - Хотите новость? Вы меня достали с этим Чурилой. Вы можете плыть в Глыбозеро и биться с Кумбал-ханом. Я отправлюсь в Калин один. Назло всему... - Данька тряхнул головой. - Назло всему я спасу Михайлу Потыка.
   - Дерррьмо! - вдруг рявкнула Псаня, скалясь и хищно приседая.
   Рута просто замерла в шоке, раскрыв ротик. Стыря еще глубже просел в корзину с сырами. Данька не поверил своим глазам. Показалось, что светлые волосы на голове Псанечки зашевелились: лицо светлоокой берсеркини стало нежно-малиновым, белые зубки обнажились, а нос сморщился и задрожал, как у злобной собаки.
   - Дерррьмо твой Потык! - прохрипела валькирия, дергая руками так, будто намеревалась разорвать рубашку на груди. - Прредатель! Раб греческого бога! Раб своей женки-тороканки!
   - Как ты смеешь?! Грязная простолюдинка! - крикнула рыжая хищница Рута, прыгая вперед, - Данька едва успел поймать за узенькие плечи. - Как ты назвала братца Михайлу?! Да я тебе...
   - Шшшаг назад, барышня! - прошипела Псаня, пригибаясь и поднимая к перекошенному лицу маленькие жесткие кулаки. - Прррочь...
   - Я тебе не барышня! - визгнула Рута. - Я княжна властовская!
   Она вдруг дернулась с неожиданной силой! Выскочила из Данькиных объятий и как огненный петух налетела грудью на холодную поляницу! Едва не стукнулись лбами - сцепились взглядами! Отсветы рыжего пламени ударили в бледное лицо Псани; на высоколобый профиль Руты легла холодная голубая тень.
   - Ты княжна, это верно... - проговорила богатырка, злобно и тщательно растягивая слова. - А твой брат Потык - предатель.
   Рута быстро обернула к Даньке испуганное, почти плачущее лицо.
   - Братец... я ее сейчас ударю, - прозвучала знакомая фраза. Данила молча бросился вперед. Загрохотала повергаемая мебель - одновременно с Данькой метнулся, поспешно вылетая из насиженной корзины, Стыря Хлестаный. Разбойник тоже прекрасно знал: самородная княжна Рутения Властовская выполняет подобные обещания мгновенно.
   Мог получиться красивый и непредсказуемый поединок, подумал Данька, распихивая широкими плечами схлестнувшихся барышень. Стыря налетел сзади: вцепился в стальную талию Псанечки - оттащил к стене; Данила бережно вытолкнул рыжую сестрицу в сени.
   - Успокойся, тише... - глухо бормотал он, нажимая плечом, стараясь не дрожать от близости разгоряченного стройного тела. - Поди в спальню, подожди меня. Разбери снадобья в мешочках. Отвлекись... И - не вмешивайся.
   - Это... это... какая-то недобрая баба, - шепчет, стонет Рута, вяло сопротивляясь и испуганно заглядывая в глаза. - Она злая-презлая! Как мужик с титьками!
   - Жди здесь. - Мягко толкнув княжну на кровать, Данила отскочил и захлопнул дверь. В ушах еще звенит колючий голос: "Предатель... раб..." Постой же, псова дочка. Ты сейчас все расскажешь! Он прыгнул в сени, оттуда на порог комнаты: - Хлестаный! Оставь нас вдвоем.
   Стыря послушно, почти радостно шмыгнул вон.
   - Говори, откуда знаешь Потыка, - быстро приказал Данька, надвигаясь на поляницу. Богатырка отступила на шаг, но гордо подняла голову:
   - Мне говорил муж. Он был боевой маг. Муж многое знал. Все славянские волхвы презирают Потыка. Потык был рожден богатырем, но Перун и Стожар напрасно надеялись на него. Потык предал дедовских божков и принял греческое имя. Муж рассказывал: Потык могуч, но слабоволен. Потык носит на шее крест заморского Бога и хочет быть рабом. Потык никому не нужен, он всюду чужой.
   - Потык не чужой. - Данька поднял указательный палец с черным перстнем. Он мой брат.
   - Потык недостоин твоего родства, княжич Зверко! Ты смелый воин и гордый волхв. Ты научишься многому и станешь великим. А Потык - жалкий недобогатырь. Он растерял драгоценный дар, завещанный русичам от Сварога и Световита: он утратил ненависть к врагу.
   Данила вздрогнул: мягко заныло сердце. Нервы шалят.
   - Ты - надежда Руси, а твой брат давно перестал быть русичем. Греческая вера, тороканская жена! Разве такой наследник спасет Залесье от Чурилы? Никогда. Потык потерял главное - гордость. Забывший побеждать да погибнет. Нет-нет. Твой брат не сможет побороть тороканское заклятие. Ляжет в женину могилу и сгниет заживо.
   Уже совершенно успокоилась. Ее голос звучит размеренно и четко. Иногда Даньке кажется: слова поблескивают в воздухе. Колючие звуки позванивают в Данькиной голове, как скачущие сюрекены. И все-таки... милая Псанечка... ты не права!
   - Потык мой брат. Я освобожу его. У меня есть... Богатырка внезапно смолкла, предчувствуя недоброе...
   - У меня есть Имперские Стати.
   Пошатнулась! Оскользнулась на бисерной россыпи - всплеснула рукой, с лету сшибла какие-то горшки, хлестко размазала кашу по скатерти... Нет, не упала: уцепилась побелевшими пальцами за подоконник и болезненно стонет:
   - Где?! Где они?! Скорее - УНИЧТОЖЬ!!!
   Данька замер. Что это - актерская импровизация? Неужели греческие Стати способны повергнуть в ужас отважную богатырку? льдинку-блондинку Псанечку, дочь Желтого Пса?
   - Стати - греческая западня. Они убьют тебя!
   Красивая, когда волнуется. Глаза и губы темнеют, а дыхание становится почти теплым.
   - Муж говорил о замысле хитроумных греков. Греки прислали могучие Стати на Русь, чтобы уничтожить наше древнее чародейство! Наших божков и весь поднебесный Вырий! Это ловушка, княжич! Опомнись!
   Восхитительная гиперборейская злоба в глазах молодой женщины заставила Даньку содрогнуться. Уфф... мурашки по хребту. Сколько солнечной ярости в холодном теле, сколько яда на кончике бледного языка! Чудесный генофонд... Что она кричит? Данила почти не слушал слова, он думал о другом. У такой самки будут великолепные детеныши - бестрепетные убийцы и гениальные философы. Просто протянуть руку. Мягко взять рукой за горло и овладеть. Прямо здесь, на дощатом полу, чтобы просыпанный бисер хрустел под ними и вдавливался в мускулистую белую спину...
   К счастью, он не успел протянуть руку.
   - Не смей прикасаться, - тихо сказала Псаня.
   Данька отшатнулся. Бррр.
   - Не смей прикасаться к Статям. Они убьют в тебе гордость. Убьют нарождающегося богатыря. Помни: именно ты, а вовсе не старший брат Потык должен унаследовать трон! Только ты спасешь русичей от Чурилы и других иноземцев...
   Данила устало вздохнул. Протянув руку к самому лицу богатырки, слегка придавил указательным пальцем кончик ровного арийского носика:
   - Красивый носик. И очень красивые слова, Псаня. Вы все умеете красиво говорить. А я не умею. Я молчу. У каждого свое дело: вы - уговариваете, я молчу и упрямлюсь... Ха. Вот сейчас уговариваешь ты. А прежде этим занимался мой вещий друг, князь Алеша...
   - Вещий Лисей будет биться с Кумбал-ханом сегодня ночью, - быстро перебила поляница. - Обе армии погибнут. Ты должен прийти и забрать славу победителя. Славяне назовут тебя главным защитником! Ты нужен народу, княжич!
   Данила поморщился.
   - Я не знаю, что такое народ, - сухо сказал он. - Я с ним не знаком. Проблема в том, что я помогаю только знакомым. В первую очередь - братьям. Поэтому еду в Калин.
   - Ты делаешь ошибку, княжич. - Ее голос шелестит, как коса в пыльной траве. - Спасаешь Потыка, теряешь себя. Отдаешь ферзя за пешку!
   - Повтори, - спокойно и строго сказал Данька. - Повтори последнюю фразу.
   - Ты... меняешь ладью на лапоть, вот что я сказала! - озлобленно выдохнула Псаня. - Губишь будущего исполина Зверку ради ничтожного Потыка...
   - Все, замолчи. - Данила вдруг устал. - Я уже принял решение.
   Хлопнула дверь. Взбешенная поляница выскочила из комнаты. Невежливая барышня, усмехнулся Данила. Разве можно так вести себя с высокородной особой княжеской крови? После неприятного разговора гудит в голове. Впрочем... гул доносится снаружи; там по-прежнему буйствуют мои головорезы. Мои милые бандиты, воры и ярыги. Господи, как я одинок.
   - Братец? - Дверь приоткрылась, робко просунулась рыжая головка. - Она ушла? Ты велишь мне зайти?
   Княжна проскочила в узенькую щель, подбежала к лавке и присела - ровная спинка, - сжатые коленки. Свежая сорочка, пламенные косички рассыпались по плечам. С виноватой улыбкой помахала Даньке костяным гребешком: