Миронов Арсений. Древнерусская Игра - Украшения строптивых

   - Хэй, уважаемая, - начальственно кликнул я. - Кидай свою мотыгу. Поди-ка лучше нагрей мне воду в бассейне. Да побыстрее, йокарный Йемен, дери меня, точно-точно. И так я зол, а тут еще ты.
   Старушка не ответила. Видать, глуховата. Скрючилась на корточках, как ворох темного тряпья - медленно, сонно ползет по грядке. Из-под подола видны ржавые сморщенные ступни в мозолях.
   - Слышь, клюка старая? Иди воду грей, а то уволю! - беззлобно рявкнул я (боссу надо быть строгим, иначе рухнет бизнес). - Да забудь ты эту грядку, родимая! Я в бассейн хочу!
   Я успел сделать немного широких шагов, гневливо подгребая к нерасторопной служанке. И тут с бабцом случилось неладное. Видимо, апоплексический удар. Она вдруг протяжно застонала и - как начнет .мотать головой, замотанной в бурый платок! Как давай ручонками сучить! Ну, думаю, надо звонить 911. Отходит старушка, точно-точно. Угораздило же ее гикаться на территории нашего предприятия! Сейчас начнется - проблемы, формальности, оплата похорон...
   Я подбежал к агонизирующей бабульке и схватил за ветхий шиворот.
   - Нет, родимая! Не смей, слышишь, - зашептал я, сгребая сухонькое тельце в объятья. - Ты должна жить, ты будешь жить! Я прошу тебя, слышишь?
   Сизые птичьи пальчики вцепились в плечо - бабка ловко повисла на шее; из-под платка высунулся острый носик.
   - Тихо, не ори, - сипло простонала старушенция. - И так башня раскалывается. Не видишь, даме плохо? Давай энергично тащи меня в терем, пока я не сдохла, йо-майо...
   Голос был абсолютно незнакомый - сухой и надтреснутый, как у курящих пенсионерок. Однако кое-что в этом голосе заставило меня вздрогнуть... Ой. Я почувствовал, как холодеют ноги в расписных сапогах. Есть версия, что это вовсе не бабка, а...
   Я быстро заглянул под платок и нахмурился: нет, точно бабка. Сплошные морщины вокруг длинного носа, сизые сморщенные губы в бородавках... Тьфу, вот ведь каргища древняя! Висит на шее, как молодая невеста!
   - Бабушка, отцепитесь! - вежливо предложил я.
   - Я тебе ща отцеплюсь, кретин! - отчетливо прошипела бабка. - Не узнаешь, что ли? Неси давай в терем - и не ори, а то заметят! Меду, меду быстрее! Не видишь - мне абзац, подыха...
   Головка дернулась и откинулась набок - бабушка потеряла сознание. Какая неприятность. Я уже хотел было кинуть размякшее тельце обратно на грядку - но вдруг налетел ветер, сухо врезал мне в рожу, высекая слезы, и дернул грязный платок на бабкиной голове...
   Из-под платка со звоном вырвалось наружу ясно-солнечная прядь: летучие, витые спиральки золотых волос!
   Вау-вау, подумал я и быстренько побежал к терему, таща бессознательную Метанку на руках - ее голова часто билась в мое плечо, отросшие волосы трепались на ветру, как перепутанный пучок тонкой соломы. Я бежал и ужасался. Моя подруга сильно изменилась, дери ее... Надеюсь, это просто камуфляжный макияж...
   Я ошибся. Морщины были настоящие. Прогрохотав сапогами по винтовой лестнице, вломился в первую попавшуюся спальную клеть, разогнал служанок, бережно кинул Метанкино тело на лавку... Задернул окна, вызвал из коридора дежурного боевого жаба, чтобы сторожил у порога... Стиснул зубы и склонился над тельцем девушки...
   Оседая, схватился за стул. Ласточка моя! Как же тебя судьбина уделала... я б на твоем месте сразу сиганул с Бруклинского моста. Едва сдерживая тошноту, я стащил с тихо бредящей Метанки огромный платок, завязанный концами на спине. Ужас. Это была, натурально, маленькая старушка. Правда, необычная - высохшая, сгорбленная, с тощими белыми ножками - и... огромными грудями под платьем. Никогда не видел такой чудовищной фигуры... Да что там фигура! Гляньте на это личико... Нет, лучше не надо: вас стошнит. Лично я предпочитаю сто раз услышать, чем один раз увидеть эдакое.
   Рассказываю: уши у нее были, как... Нет, не могу! Подбородок удвоился и выглядел, как... нет, язык не поворачивается! Короче говоря: в новом имидже не осталось, кажись, ни следа прежней Метанки.
   Впрочем... когда она открыла глаза и спокойно глянула мне в лицо, я узнал и убедился: точно, Метанка. Глазищи были молодые и чудовищно зеленые, как прежде. С золотыми искрами в черном зрачке. И еще: на бледных, высохших и втянувшихся щечках я увидел веснушки...
   Жуткий гибрид старухи и девочки вздохнул и, хрустя костями, потянулся на лавке.
   - Я понимаю, что выгляжу не супер, - прохрипела бабка. - Еще бы: вторые сутки без меда! Вся высохла, и ноги не держат, зато - похудела!
   Мелко жуя сиреневыми губами, она поправила златорунный локон над сморщенным лбом и подмигнула:
   - Поясок ты не вернул, это раз. Опястье приворотное тоже сперли, это два. Плюс любимые сестры выследили: чуть не заклевали до смерти. Еле оторвалась; потом три часа в гнилом дупле пряталась - с червяками страшными! Когда ты меня позвал, я думала - не долечу. Сил совсем никаких. К тому же сеструхи могли перехватить... К счастью, обошлось. Очень рада тебя видеть, мой мальчик. Страшно соскучилась...
   Я втянул голову в плечи и сглотнул. Надеюсь, не будем целоваться?
   - Ты не бойся, глупенький. Я не состарилась, это сестры из меня красоту вытягивают, - расхохоталась полуденица (будто жестяная банка проскрежетала). Ой... опять башню вертит... Щас отключусь... Давай быстрей мед - буду лечиться!
   Я не шелохнулся. Глядел на нее, жалостно кивая головой. М-да. Ты-то сейчас, подруга, нажрешься меду и завалишься спать. А мне что делать? Как я приведу тебя к папаше Катоме в таком непрезентабельном виде? Какой идиот поверит, что ты и впрямь двадцатилетняя дочка посадника?
   - Я чего-то не поняла, где мой мед? - настойчиво поинтересовалась старуха. Я лениво щелкнул пальцами: вбежала проворная сенная девушка - получив приказ, удалилась.
   - Будет тебе и мед, и пастила, и лукум с рахатом, - как-то недобро сказал я. Вот, йой быканах, эдакая задница случается всякий раз. Только-только дела пошли в гору - на тебе: облом. И кто, я спрашиваю, всегда подводит фирму? Правильно: бабы. Либо выбалтывают все конкурентам, либо - вот! - стареют некстати.
   - Да не бойся ты, я сейчас похорошею, - хрюкнула старушка, оптимистично морщась. - Сейчас поясок свой надену и сразу стану юной и сексуальной, как прежде.
   Я поднял бровь.
   - Ведь ты, я надеюсь, собираешься вернуть мне волшебный поясок? Не так ли, милый? - Бабушка в свою очередь вздернула седые кустистые бровищи.
   Я нахмурился и принялся сосредоточенно выкладывать свежайший яблочный мед из горшка в тарелочку. Вообще-то поясок мне и самому нужен... нравится он мне... розовый такой, пушистый...
   - Ну разумеется, ты немедленно отдашь мне поясок! - убежденно прохрипела старуха. - Ведь я отработала три желания плюс четвертое дополнительное... Теперь, по нашему договору, ты отпускаешь меня на свободу... Правда, милый?
   - Это так, - вздохнул я. - Но не совсем.
   - Не поняла, - спокойно сообщило Метанище и хрустнуло пальцами. - Ты позвал меня, чтобы... отдать поясок, не правда ли?
   - Да! - Я вскинул голову и постарался блеснуть глазами. - Я хотел отдать проклятый, уже ненавистный мне поясок! Но еще я хотел... я хотел... просто увидеть тебя. Я... так соскучился... мне не хватало твоего смеха, и вообще...
   - Bay, - сказала Метанка, подпирая уродливую голову костлявым кулачком. С любопытством приподняла брови: - Продолжай, пожалуйста.
   - Мне... так не хватало... твоего смеха! - Фантастика; я с пугающей легкостью вошел в роль. - Так не хватало... твоего запаха, этих милых ужимок, этих вечных стружек в волосах... Не хватало детской улыбки, внезапного блеска твоих жемчужных зубов... твоих идио... твоих милых шуток...
   - Как любопытно, - прохрипела бабка, мотая обалдевшей головой. - И че ж в итоге?
   - Ну... В итоге я вызвал тебя, потому что ощутил странную потребность... чувствовать тебя рядом, говорить с тобой, смотреть, как ты слизываешь сладкий мед с ножа...
   - Я в другом смысле, - нервно перебила Метанка. - Поясок-то в итоге вернешь, али как?
   - Да верну! - Я вскочил! отшвырнул ложку в дальний угол стола! И вдруг как бы сник... снова осел на стул... как-то судорожно оправил волосы надо лбом и закатил глаза: - Верну. Но... я подумал... если я отдам тебе поясок, то ты сразу улетишь... И больше никогда не вернешься, ведь так?
   Дар речи вернулся к старушке секунд через двадцать.
   - Стоп-стоп, - забормотала она. - Прости, но я запуталась. Давай... давай сначала вернем мне поясок, а потом продолжим разговор. Ты пойми, какая фигня: каждые полчаса без меда и пояска прибавляют мне старости на целый год! Представляешь, какой кошмар! За день я внешне старею на двенадцать лет! За час - на полгода! А сейчас мне уже примерно под девяносто! Это не шуточки, согласись? Надеюсь, ты не хочешь дождаться и поглядеть, как я выгляжу в возрасте египетской мумии?
   Я вспомнил картинку из русскоязычного "Пари матч" 1998 года: на весь разворот - цветные фото найденных в Египте мумий. Среди прочих там была мумия девочки лет двенадцати - вся высохшая, как освенцимская старушка, а волосы огненные, золотые! Круто, правда? Может - все-таки подождать, посмотреть на Метанку спустя недельку?
   - Абзац, подруга! - Я вдруг опомнился. - Стало быть, волшебный поясок вернет тебе моложавость?
   - Йес! - радостно визгнула старушка, дернув жилистым кулачком. - Ура, наконец-то понял. Ты сделал это! Ты осознал!
   - Если наденешь поясок, то - сразу помолодеешь? - Возможно, я и впрямь медленно соображаю - впрочем, немудрено: за день выпито немало. - Или не сразу? Или сразу?
   - Да, йошкин коготь! Да! Да! Да! - Изнывая от моей тупости, Метанка попыталась даже постучать головой в стену. - Сразу-пресразу помолодею! В шесть секунд!
   - ДЕРЖИ, - сказал я.
   - Что? - тихо спросила ведьма.
   Я провел по лицу ладонью, на миг закрыв глаза.
   - ВОЗЬМИ ПОЯСОК.
   Она перевела зеленый взгляд ниже, на мою протянутую руку.
   - И это... тот самый, настоящий мой поясо... впрочем, я вижу... это он, быстро забормотала она, часто моргая (показалось, что комнату озарила серия зеленых вспышек). - Я могу взять его себе?
   - Быстрее, - простонал я. - Бери - и улетай! Уматывай! Рви когти! Чтоб я тебя не видел! Чтобы мог поскорее забыть о тебе - и никогда, никогда не вспоминать! Вырвать тебя из сердца, как холодную отравленную стрелу!
   Ошарашенно моргая, старушка забилась в уголок, прижимая к груди розовую тесемочку.
   - Удаляйся, прочь! Теперь меня спасет только время! Оно залечит эти рваные раны от маленьких когтей! Ветер странствий сотрет с моей души страшное тавро, гнусную татуировку твоего имени! О сердце полуденицы! Где ты спрятано, в каком гнилом дупле, в каком ледяном бронированном гробу - ведь не разбудить тебя ни слезами, ни поцелуями... - Я и не заметил, как отшатнулся к дверям, вяло размахивая руками, будто защищаясь от удара. Замер на пороге, ухватившись за дверное кольцо. - Что ж... прощай навсегда, чудовищная ошибка моей юности! Неразгаданная, никому не исповеданная тайна сердца моего! Прощай, невызревщее семя! Изыди прочь, и аз изгрядаю отсель!
   - Славик... - простонала бабка. - Ты чего, а? Славик...
   - Между нами... кончено. Я прощаю тебе все. Все! - сказал я. И повторил отчетливо, по буквам: Вэ. Сэ. Йо.
   И понял, что добил ее. Даже не видел этих наводнившихся травяных глаз: просто услышал первый судорожный всхлип. Ну, началось.
   - Славик, ты... я тебя... сейчас поцелую, можно?.. - Хлюпая носом, ветхая Метанка потянулась было ко мне; морщинистая рожица покраснела, зеленые слезы в глазах - но вдруг... ах! мелко дернулась! схватилась за поясницу! Хрум! Хрустнули старые кости! Бедняжка, она забыла о своем возрасте...- Славик, подожди! - простонала бабка, цепляясь побелевшими руками в изголовье кровати. - Не уходи...
   Быстро схватила курячьими лапками ненаглядный поясок, нервными пальцами, темными зубами поспешно растянула узелки, сизым языком, как старая кошка, разгладила слипшиеся кисточки...
   - Подожди, подожди...
   Вдруг закусила побелевшую губу, рывком откинула голову на подушки - с трудом прогнулась в спине, просунула под себя костлявую ручку с концом малинового пояска, замерла на миг, как перед погружением в прорубь, и - хоп! Обвила вкруг костлявых бедер! Секунда тишины, и - бац! Я ослеп: ударило лазоревыми искрами, запахло паленым - дым рассеялся: и все будто по-прежнему: старуха сползает с кровати, но движения у нее быстрые и сильные, как у проснувшейся кошки.
   - Не уходи, я сейчас...
   Поясок медленно движется по Метанкиной талии, как розовая змея, тихо шипя и постреливая мелкими искрами: он затянулся уже в три оборота! Старуха вскакивает на ноги и - встает на цыпочки, как девочка: сладко потягивается, быстро озирается на широкий стол с медовыми яствами... Bay! Какой прыжок к столу: корявые старческие ручки впиваются в горшочек, она приникает к нему дрожащим темным ртом: глоток за глотком катятся по дряблому горлу - и я вижу... йокарный комар! вижу, как маленькая горбатая старушка начинает подниматься все выше, стремительно вырастая на стройных ножках - ножки почему-то вытягиваются первыми, уже потом розовеют и округляются руки, светлеет шея...
   - Минуточку, минутку подожди, - суетится Метанка, прыгает к зеркалу (лицо еще старое, а плечи уже расправились, сладко прогнулась узкая спинка). Р-раз рывком опустила голову, волосы нахлынули, как золотистая пена - она взбивает их, вытряхивая седые курячьи перышки, медную стружку, каких-то засохших пчел и бабочек: платиновая пыль оседает на мутное зеркало, а я смотрю на оттопырившийся задик: как странно просвечивают розовые ягодицы в прорехах драного старушечьего платья! Круто, круто. Вот так бабка, дери ее...
   Так же резко откинула голову назад - просветлевшие волосы отхлынули на плечи, из мутного вьющегося золота вынырнул гладкий лоб, длинный розовый носик с чуть покрасневшими ноздрями, алый кончик языка мелькнул меж бледных обсахаренных губ... Bay, Метаночка. Я и забыл, что ты такая офигительная клава...
   - Ну как? - обернулась робко-испуганно. - На сколько выгляжу? На тридцать выгляжу? А на двадцать?
   Я смог только зажмуриться, кивнуть и снова вытаращить глаза.
   - Вроде все... Нет, не все! - вдруг спохватилась, подбежала к сундукам в углу, рывком вздела крышку - окунулась, подбрасывая руками какие-то тряпки... о! Йес! Нашла зеленую ленточку, вплела в волосы...
   - Теперь все. - Обернулась, оправила чудовищное платье с заплатками теперь оно едва достигает тонких поцарапанных коленок. В плечах широко, висит горбом - зато грудь выпирает так, что по комнате стоит легкий треск медленно расходящихся швов...- Так лучше?.. - Метаночка моргнула и отерла медовую слюну со рта. Ого! Зеленый взгляд жарит на полную мощность! - Теперь... может быть, тебе не будет противно, если я на тебе повисну?
   ...Да не завидуй так, ушастый. Дать девочке повиснуть - не главное. Главное - сохранить в голове остатки разума. И вовремя вспомнить о посаднике Катоме. И о шпицрутенах...
   На самом деле в тот миг я чуть не шлепнулся - тут же, на паркет, как юнкер Меньшиков в "Сибирском Цирюльнике". Но я был не слабонервный юнкер, а боевой офицер - посему устоял. Лениво поморщившись, отпустил стиснутое в пальцах дверное кольцо и промямлил:
   - В принципе ты не заслужила... ну ладно... висни, только осторо...
   Договорить не успел. Я и забыл, что она такая летучая. Вжиххх... что-то фыркнуло, легкий удар в грудь - сразу охватила шею теплыми ручками, обвила, ногами бедра. Я чуть не упал - не от толчка (она совсем легкая), а от запаха: волосы душисто плеснули в лицо, и мозги наперебой кинулись в карусель...
   - А хочешь... я вообще не буду улетать? - услышал у самого уха. Так тихо, что я понял: мне почудилось. Сердце старого боевого офицера радостно затумкало: у меня на шее висит юная, сексуальная девочка... к тому же - дочь посадника.
   - О, совсем забыл! - прошептал я, вслепую шевеля губами в густом мареве солнечных волос. - У меня же для тебя офигительная новость!
   Метанка не ответила - только сильнее прижалась. Интересно, мы так и будем маячить в дверях: я одной ногой на пороге, а Метанка - одной грудью у меня на плече?
   - Очень классная новость, - настаивал я, пытаясь разыскать в волосах ее ухо. - У тебя объявился отец!
   - Ой, - вздохнула девочка. - Пусти.
   Я осторожно выпустил: ножки повисли вниз, коснулись земли. Руки сползли с моих плеч, и золотая паутина отхлынула от лица. Метанка тихонько, на цыпочках, отшатнулась в сторону - оперлась ручкой о столешницу:
   - Повтори.
   - Представляешь, это полный улет! Я недавно выяснил, что у тебя есть папа! Ты вовсе не сирота! Круто, правда? Папенька ожидает твоего возвращения, прикинь! Я знаю, в такую радость сразу трудно поверить, но...
   Она медленно отошла еще дальше, села на кровать. Поднесла к бледному лицу ладошку - нащупала конец зеленой ленточки. Молча выпутала из волос, аккуратно положила на край постели.
   - Все, заткнись. Я поняла. - Голос грустный и холодный. - Это очередная афера. Ты вызвал меня, потому что снова нужно кого-то обмануть.
   Минута молчания: я беззвучно таращусь и хлопаю ртом, Метанка злобно кусает губки.
   - Опять понадобился специалист по охмуряжу, да? Без меня нельзя обойтись? Ты очень умненькая сволочь, Мстислав. Теперь ты думаешь... ты привязал меня крепче, чем волшебным пояском?
   - Ластень... ласточка моя, ты не понимаешь... Тебя ждет папенька! Настоящий папенька, родненький!
   - Стало быть, новая роль. Любящей дочери, да?
   - Мать, ты че, с дуба рухнула? - Я нахмурился. - Ты че, в натуре, не понимаешь: надо вернуться к отцу. К безутешному, между прочим! Кстати, твой папа - не какой-нибудь бомж или холоп, а очень богатый дядька. Сам Катома, властовский посадник!
   - Ага. Посадник. - Наглая девка фыркнула и устало закатила глазки. - Ну разумеется, я его дочка, это бесспорно. Слушай, а почему ты не выбрал жертвой английскую королеву? Давай лучше я буду внучка английской королевы, а? Или правнучка Билла Клинтона? Незаконнорожденная, от Мони Левинской? Так интереснее: замах на большие бабки!
   - Да какие бабки, о чем ты! - Я не сдержал улыбки. Кажется, медовая дурочка не верит своему счастью. - Я просто желаю блага - тебе и посаднику Катоме. Он такой классный мен! И такой несчастный...
   - Верю-верю, - кивнула зеленоглазая стерва, не переставая гримасничать. Одного не пойму: какие ты за это получишь бонусы? Должность в администрации? Акции властовской ушкуестроительной верфи? Давай раскрывай карты. Не надо вешать маленькой девочке квашню на уши...
   Она разъярялась прямо на глазах, как вынутый из стакана кипятильник. Травянисто-зеленые глаза сухо прожелтели, приближаясь по цвету к мутному хаки. Щечки в свою очередь воинственно разрозовелись.
   - Невольницу себе нашел, да? Рабыню? Думаешь, я теперь за твои серые глаза буду на халяву пахать, добрых людей на бабки разводить? Подленькая разбойная тварь! Я тебе кто - робот механический? Кукла заводная, да? Электроник с кнопкой на спине?
   Ой. Дело пахнет длинными когтями. Кажется, киска готовится к прыжку. На всякий случай я снова попятился к двери... Поздно!
   - За живую меня не считаешь! - визгнула Метанка - и прыгнула. Йошкина кошка! Скакнула, как мелкая льветка-леопардица - через всю комнату кинулась, не поленилась. И поцарапала.
   - Ты че, мать? - поразился я, разглядывая покоцанную руку.
   - За живую не считаешь! - крикнула Метанка уже тише (глаза заметно потемнели). - Очень больно, да? Впрочем, так тебе и надо. - Взяла себя в руки; снова села на кровать. - Хам. И подлец. Вот!
   - Какая же ты, в сущности, бездушная и злая девчонка, - поразился я, вылизывая царапину на запястье. - Сколько я страдал ради тебя! Сколько мучился! Писал тебе письма, потом рвал и выкидывал... снова писал, рвал, снова выкидывал, мучился, опять выкидывал, опять рвал, опохмелялся, опять мучился и снова рвал... а ты меня подлецом, да? Нет у тебя сердца!
   - Славик! - Она подскочила как ужаленная. - Не издевайся, ну пожалуйста! Ну - нет сердца, и что? Подумаешь! Для полуденицы это нормально... Зато у меня глаза зеленые. И грудь красивая. А про сердце - не надо, прошу тебя. Мне неприятно.
   - Так, - спокойно сказал я. - Иди сюда. Вскочила и подбежала.
   - Глаза закрой, - посоветовал я и приложил руку туда, где, по моим расчетам, у девушек должно быть сердце.
   - Не дыши так громко, - сказал я через некоторое время. - Мне ничего не слышно.
   - Тэк. Все в порядке: сердце имеется, - заявил я минут через пять, когда мы перестали целоваться. - Поэтому не ври, что ты не живая. Собирай вещи и возвращайся в отчий дом, к папеньке. Поняла?
   - Ты так ничего и не понял, - грустно заметила Метанка, доедая восьмую порцию меда. - Я не могу быть его дочкой.
   - Короче, слушай сюда, дитя мое! - Я начинал сердиться. - Жил-был боярин Катома и женушка его Ведуница, то бишь Дуня. И пошел молодой Катомушка на охоту. Ходил-ходил парень со своим пампганом и вконец притомился. Лыжи затупились, бензин на исходе, смотрит - ура: деревенька меж бамбука виднеется. Заходит в деревеньку - а она вся заброшенная! И колодец посреди двора. Ну, вздумалось балбесу молодому чисто воды попить, наклонился он, а оттуда...
   - Знаю-знаю, - вздохнула Метанка. - Из колодца рука - хвать его за бороду! И не отпускает.
   - Совершенно верно, - похвалил я. - А все почему? Потому что бриться нужно каждый день. Тогда проблем не будет. Но - Катома был глупый, и была у него борода. А рука и говорит: "Hey, what's up bro?"66 Катома в ответ: извините, мол, не понял вас, повторите, пожалуйста. А ручища в ответ:
   "Oh уо та fa! Whatta hell U dun' in a' neibahud, U white trash?"67
   Бедный Катома растерялся: да вот не обессудьте, дескать, мимо шел, заблудился, хотел водицы испить.
   - Ага, - перебила Метанка. - А рука ему: хочешь типа жить - отпущу. Только с уговором: отдашь мне то, что у тебя дома есть, а ты об том не ведаешь. Знакомый хинт. Так дело было?
   - Точно-точно. Короче, глупый Катома в мозгах прикинул: чего у него такое дома имеется, о чем он не знает? Ну думает: небось фигня какая-нибудь. Типа кто-то из гостей зажигалку за диван уронил или жена полтинник тайком заначила. "Лады, - говорит, - согласен". Ну, рука его и отпустила. А потом приходит Катома домой - а у него беременная супруга красавицей дочкой разродиться успела. Три шестьсот, глаза былененькие. Пока он по лесу шлялся. Такие дела. Все радуются, а Катома мрачный, как памятник Пушкину. Вот. Дочка росла себе, росла, доросла до пяти лет и превратилась в писаную такую фотомодель в бантиках и белых гольфиках. Ну вот. Пошла с нянькой в сад типа бабочек для гербария подналовить, солнечную ванну принять. Вдруг - гром, визг, хохот! Телохранители с доберманами прибежали: нянька посиневшая в смородине валяется, а посадниковой дочки вообще нету. В принципе. Кстати, с тех пор Катома бороды не носит.
   - Как звали девочку? - еле слышно спросила Метанка, глядя в сторону.
   - Не успели назвать, в том-то и дело! Маленькая была... Разве не знаешь, что у сребрян девочкам имя лет в двенадцать дают? Мамки да няньки ее то "цыпочкой", то "кисонькой" звали, а официально ребенок оставался безымянным. Во всяком случае, так говорит Катома. Этот Катома мне еще много чего наговорил: глаза, дескать, имелись чрезвычайно зеленые, как у матери. И волосики белобрысенькие. Улавливаешь мыслю?
   - Послушай, скотина. Если ты сейчас врешь...
   - Не вру, дура.
   Я раздраженно сломал самодельную зубочистку:
   - Ты ж вся в матушку, в покойницу Ведуницу! Если хочешь знать, супруга Катомы была знаменита в народе вовсе не пирогами и даже не золотыми руками. Догадываешься, за какие достоинства посадник Дубовая Шапка выбрал в жены именно ее? Из четырехсот невест-конкуренток?
   - Поразительная фигня. - Метанка хмыкнула и прищелкнула пальцами. - Я никак не разберу: ты мне врешь или не совсем? Очень странно... никак не могу залезть в твои мысли...
   - Че-че? Не понял... - насторожился я (как раз думал неприличное).
   - Ну... обычно я легко читаю твои мысли, - хладнокровно пояснила девочка. - Они у тебя короткие. Яркие, как ярлычки от портвейна. А сегодня... никак не разберу, пургу гонишь или взаправду говоришь... Такое ощущение, что у тебя панцирь на душе. Признавайся: кто тебя прикрыл?
   - Никто не накрывал! - хмуро буркнул я. - Я сам кого хошь...
   - Я не в этом смысле, - терпеливо улыбнулась Метанка. - Такое ощущение, словно... кто-то из божков тебя покрывает. Будто некий гроссмейстер из Вырия тебя на нитку намотал. Говори честно: кому продался? Вижу, что не Мокоши змейки нету. Тогда - Стожару? Дидилии? Или, может быть... - она поежилась, самому дядюшке на букву Сэ?
   - Ты что, мать? Я непродажный. Мы, стожаричи, сами по себе...
   - Ага, непродажный и безгрешный! - окрысилась медовая блондинка. Думаешь, не чувствую, какое у тебя тут в горнице магиполе? Полных полтыщи единиц! Просто Чернобыль какой-то - только не радиоактивный, а магический. Вон, например, в мусорке огрызок наливного яблочка валяется. - Она ткнула пальчиком в дальний угол. - Думаешь, не чую? Откуда у тебя, балбеса, взялись наливные яблочки, а?
   - Ну... вырастил яблоню. Окучивал, поливал, прививки делал...
   - Безусловно, - лучезарно улыбнулась ведьма. - Я тебе верю. Теперь расскажи, где взял прочие волшебные предметы? Вон, я гляжу, бузинный посох на стене висит... Если не ошибаюсь, настоечка из корня краснобая в серванте имеется, в графинчике... Огнедышлая самопалица в ящике письменного стола... Откуда столь классные феньки у скромного шута-подрядчика?
   Я потупился.
   - Наконец, вопрос на засыпку. - Метанка торжествующе сморщила насмешливый носик. - Почему твою замечательную, фешенебельную студию охраняет четверка неведомых мне, но недурно вооруженных аватаров Вдохновения, представляющих собой соподчиненную группу виртуальных объектов, навороченных ажио до девятой стадий градиентной объективации рифмованной воли по шкале Да Винчи-Булгакова?