Миронов Арсений. Древнерусская Игра - Украшения строптивых

   Вот и Медова исчезает с русской карты... Иногда казалось, что сквозь серую завесу пыли - то здесь, то там - прорывается корявое и тяжкое скакание черных броненосных глыб, грузно прыгающих через разметанные плетни, через трупы в белых сорочках... Триста всадников на одну деревню! Господи, как они помещаются там, на тесном полуострове шириной всего-то в полкилометра? Должно быть, толкают друг друга бронированными крупами, сталкиваются железными коленями...
   Я представил себе: лязг. Кишение лап и панцирей среди дыма и грохота рушимых кровель. Триста черных скорпионов в узкой стеклянной пробирке...
   - Удивительно удачный момент для атаки, - прогудел из-под бронзовой личины голос царя Леванида. Алыберский самодержец поманил металлическим пальцем, приподнял забрало: - Обычно они опасаются тесноты. У меня на родине... мы могли побеждать этих только в ущельях. А сейчас они, видимо, расслабились жгут и грабят самозабвенно.
   Его величество покосился на ближайший камнемет, с недобрым скрежетом ползущий по лесной дороге чуть позади:
   - Если ударить валунами в самую гущу... Одним залпом можно накрыть до полусотни негодяев. Знаю, что говорю.
   Я и сам понимал это. Тяжеловооруженные конные лучники сильны в чистом поле: они разворачиваются широким подвижным фронтом, охватывая неприятеля со всех сторон, осыпая тучей бронебойных стрел. При этом сами почти неуязвимы для стрел неприятельских и недосягаемы для неприятельской медлительной пехоты.
   А сейчас унгунны уязвимы как никогда. Столь удобный момент для внезапной атаки - драгоценная редкость. Ударить по ним теперь - все равно что накрыть спящие вражеские стелсы на взлетном поле итальянского аэродрома.
   - Мы дадим один залп, максимум два. Потом унгунны заметят нас и пойдут в атаку...
   - Не волнуйся, дорогой! - Алыберский царь расхохотался. - Сделаем два залпа и убежим! Катапульты могут бить издалека... Пока они разберутся, откуда летят камни, мы успеем уйти за рощу, в овраги! Ха-ха, слушай: это и есть наша любимая горская тактика. Удар - и спрятались. На следующий день еще удар снова спрятались! - Леванид протянул рукавицу и задорно похлопал меня по кольчужному колену. - Здесь нет трусости, ведь противник весьма превосходит нас в числе. Здесь только военная хитрость. Ах, дорогой! просто не Терпится ударить по этим... как встарь!
   Внезапно я понял: Леванид прав. Это мой шанс. Альтернативы нет: встреча с унгуннами в чистом поле закончится очень быстро и очень плачевно для моей армии. Тридцать катафрактов и двадцать славянских дружинников - слишком мало для честного боя. Греческая пластинчатая броня и русская кольчуга в равной мере бессильны против разрыв-стрелы.
   Что ж... повеселимся. Время кидать камни. Я тряхнул головой и поднял правую руку. Длинная колонна всадников послушно остановилась, одна за другой повернулись стальные личины дружинников, заморгали внимательные глазки ратников под мятыми шлемами. Поспешно подскакали десятники.
   - Всем спешиться и взять коней под уздцы. Катапульты прикрыть ветвями. Двигаться очень тихо. Выходим из леса, без остановки пересекаем выжженный посад и занимаем оборону в разрушенном кремле. Основной рубеж - развалины восточной стены. Арбалетчики выбирают позиции на развалинах башен. Ушкуйники собирают камни для катапульт.
   ...Все-таки у моей армии довольно высокий уровень боевого духа. Может быть, благодаря чудовищному имиджу алыберских камнеметов? Или (странно сказать) они доверяют своему лидеру? Честно говоря, я опасался, что парни начнут роптать: что, если поганые заметят и настигнут прежде, чем мы убежим обратно в лес?
   Но парни не роптали. Они бросились выполнять приказ с таким рвением и смешным кровожадием, что даже мне подумалось: а может быть... и правда, еще возможен хеппи-энд?
   Узкий распаханный полуостров длиной около двух километров выдавался далеко в Глыбокое озеро. По форме он чем-то напоминал Крым, только в миниатюре: у нижней оконечности (как бы в районе Севастополя) - разрушаемая деревня Медова. Бесчинствующая толпа унгуннов по всему южному берегу. А на севере, на узком перешейке (что-то вроде Перекопа) высятся развалины крепости с засевшими в них дружинниками Лисея Вещего.
   Вот такие дела, джентльмены. Мы сидели тихо, приготовив камнеметы для чудовищного залпа. Двадцать зарядов (по 10 пудов камней в каждом) уложены в железные ковши; двадцать разгибистых скорпионьих хвостов гудят и стонут, насильно притянутые к земле, - машины жадно и раздраженно ждут, пока царь Леванид, главный баллист, отдаст приказ сорвать стальные рычаги. Но медлит Леванид: по его словам, катапульты не смогут добить до дальнего конца полуострова, где гремит и поблескивает сквозь дым основная масса черных скорпионов Кумбал-хана. Надо подождать, пока унгунны построятся в бунчуки (отдельные отряды по полета всадников) и начнут отходить от Медовы, двигаясь на север. Поближе к нам... Когда глаз различит мутные ало-фиолетовые разводы на конских бронях, можно бить...
   Я ненавидел ждать так долго. Признаюсь честно: нервничал. Ведь это первая моя битва. Позавчера я наблюдал за налетом ватаги княжича Посвиста на алыберские лодьи - созерцал схватку со стороны. А теперь... кто знает. Возможно, мы не успеем отступить незамеченными - и мой маленький меч впервые отведает экзотической крови восточных чудовищ.
   Чудовища, кстати, были разноликие. Только теперь, наблюдая за огромным войском Кумбал-хана долго и пристально, я осознал: твари делятся на три касты. Внешне выглядят похоже: никаких знаков различия, даже броня одинакова. Однако... вот эти - которые помельче ростом и посуетливее - так называемые песиголовцы. Леванид клялся, что у тварей действительно звериные головы грязно-рыжие и кудлатые, как у шакалов. По сравнению с коренастым человечьим туловищем песьи головки в тесных черных шлемах с золотыми навершьями казались непропорционально мелкими. Совсем иначе сложены горные дивы. Дивьи головы широкие и массивные, как пивной котел. Да и сами твари (Бисер называет их кинг-конгами) покрупнее - доспехи на гориллах на несколько размеров побольше. Я заметил, что движутся эти гиганты лениво, будто нехотя... "Дивы - самые крепкие на рану, однако из лука бьют хуже прочих унгуннов и сражаются неповоротливо, - жарким шепотом пояснял царь Леванид. - Песиголовцы весьма вертки - зато удар держат гораздо хуже". - "А третьи кто?" - поинтересовался я, приглядываясь к унгуннам, которые более всего напоминали гуманоидов. Леванид поскучнел: "Это, собственно, и есть сорочинские рыцари-угадаи. Не звери, а почти люди - только слишком жестоки и привычны к человекоядию". Правда ли? - я удивленно поморщился. Леванид кивнул и добавил со вздохом: "Сварог приучил угадаев пировать победу прямо на поле отгремевшей брани".
   - Ну Фамусов! Умел гостей назвать! Какие-то уроды с того света! неожиданно и горько расхохотался ваш покорный слуга (и с чего вдруг пробрал меня нервный грибоедовский хохот? неужели истерика?). - Строжайше б запретил я этим господам на выстрел подъезжать к столицам!
   Фамусовский смешок прозвучал диковато в декорациях полуразрушенного средневекового замка. Кто-то из славянских дружинников удивленно обернулся... Плевать. Я уловил странную прелесть в черном юморе Грибоедова. Может быть, именно с эдакой улыбкой автор "Горя от ума" стоял на горячем пороге своего посольского дома в Тегеране, ожидая, когда на двор ворвется толпа мусульманских фанатиков?
   Любопытный феномен: старый алыберский царь воспринял мой юмор совершенно адекватно.
   - Это верно замечено, - серьезно сказал Леванид. - К столицам этих допускать нельзя, иначе гибель. Однако... отчего же не подпустить на выстрел? Напротив, даже нужно.
   Сказав сие, его величество в очередной раз пошел проверять боеготовность страшноватых механизмов для камнеметания.
   Наконец твари стронулись. Грянули тамтамы, высокая пыль потемнела и колыхнулась вперед - от берега до берега загрохотало и завизжало сталью. Кишащий паучий коктейль закипел на дне узкой пробирки, поганые насекомые полезли вверх, на выход. Из бесящейся мути вонючего дыма вывалил первый бунчук - полсотни песиголовцев: грязь стекает по стальным лошадиным бокам, кровь подсыхает на шипованных нагрудниках железных жеребцов. Красивый доспех разработал Сварог для Чурилиных гусар.
   - Ах, Чацкий! Я вам очень рада, - пробормотал я, вглядываясь из-под руки в тысячеглазое лицо наезжающей смерти... Да, гордый взгляд и резкий тон... Опять реплика Софьи Фамусовой! Да зачем привязался ко мне этот глумящийся Грибоед! Почти три часа я нервно расхаживал меж катапульт и моих затаившихся дружинников. Теперь ругаюсь и смеюсь. Правда, похоже на истерику? Простите: мой первый бой.
   Черные адские чацкие в глухих шлемах шли широко и вольготно. Ага, вот вослед за песиголовцами развернулся бунчук горных дивов: шипастые загривки, красивые рогатые налобники... Что ж, идите сюда, мерзавцы. Ближе. Ближе. Полюбоваться дайте-ка на вас... Ах, мальчики мои! Какой фасон прекрасный! Какие складочки! Обшито бахромой!
   Курчавые! Горбом лопатки!
   Сердитые! Кошачьи все ухватки!
   Да как черны... да как страшны!
   Ведь создал же Господь такое племя!
   ...Ничего-ничего. А потом Господь создал камнеметы. Для экологического равновесия. Разрыв-стрела впивается в наковальню на три дюйма. Толщина самого тяжелого греческого панциря - полдюйма. Азиаты напирают, ломают ворота - посол русской империи Александр Грибоедов выходит на горячий, нагретый персидским солнцем каменный порог своей резиденции, смотрит, как через стену лезут твари с кинжалами. Они хотят нас убить, они хотят нас убить, говорит русский дворянин Грибоедов. И добавляет: Ничего. Жанфудр70.
   Жанфудр.
   Зрелищно, как монстры из первого сна Софьи Павловны, пошел третий бунчук рыцари-угадаи. Черны как смерть и дыбом волоса! Тут с громом распахнули двери какие-то не люди и не звери... Нас провожают стон... рев... хохот... свист чудовищ!
   Да-да, стон и свист. Это снова заныли трубы, чаще-чаще-гуще застучали поганые сердца шаманских барабанабатов. Обгоняя тяжелых унгуннов, вперед вынеслась лихая ватага бойцов психологической поддержки: тридцать волшебников и злобных музыкантов с бичами, перьями, трещотками, жезлами... Наводят порчу, заклинают ветер, творят землетрясения и гром... Вот они, политруки Кумбал-хана. Визжат, танцуют в седлах, роняют по ветру вязкую слюну... Словечка в простоте не скажут, все с ужимкой.
   Эти-то парни и лягут первыми.
   Я так хочу. Пусть первый залп накроет их, а не унгуннов. Страшны унгунны, но волхвы лютее. Ах, злые языки страшнее пистолета! Вот верное наблюдение, золотое правило родного фамусовского общества, на защите которого я сегодня немного постою.
   Я и мои камнеметы.
   - Вот этих затейников. Всех сразу, - зачарованно прошептал я царю Леваниду. - Очень прошу. Чтобы ни одного... ни души... и чтоб на семена не осталось...
   - Сделаем, дорогой! - улыбнулся голос Леванида из-под сурового забрала.
   Загорелые руки алыберов легли на рычаги...
   И я понял: нет звука слаще, чем рев разгневанного железного скорпиона. Жахнуло, как сказал бы Бисер, и жахнуло преславно. Белыми искрами брызнуло в стены, от грохота тонко заорали лошади - одну кобылу волной ужаса сбило с ног. Долгожданная свобода бьющего скорпионьего хвоста, красивая сила древних агрегатов горской самообороны злогремуче вынесла в небо тридцать два центнера горячих воющих камней - легко перекинула через стену полуразрушенного замка, проводила на километр южнее и уронила аккурат посреди полуострова. На чьи-то горячие головы.
   Я понял: мы не промахнулись. И знаете почему? Стало тихо.
   Воющий, свербящий звук, липкий и гнилой, как одуряющие газы, смолк внезапно и уже навсегда. Затихли грозные тамтамы, трещотки больше не звучат... Я вскарабкался на остов южной стены и посмотрел в бойницу. Котлован. То есть как обычно. Не осталось ни лошадей, ни перьев.
   - Что за тузы в Москве живут... и умирают, - весело прозвенело в голове. Готовьте второй залп. Еще разочек кинем, и пора уходить.
   Славянские бородачи метнулись к болтающимся цепям и веревкам - нелегко снова принудить к послушанию однажды высвобожденные пружины-рычаги, выкованные древними мастерами Алыберии из загадочного иверьянского булата... К счастью, хоть камни давно заготовлены. Надеюсь, минуты через три на Лисея Вещего снова возложат приятную обязанность: выбрать цель.
   Кажется, тупые твари Кумбал-хана не поняли, что произошло... еще оседает взрытая земля, еще движутся по кровавому месиву камни, оскальзывая по склонам котлована, а железная лавина продолжает катиться... по инерции. Теперь отчетливо слышны - отдаленный хруст стальных сочленений, да конский храп, да визганье кнутов... Дивы медленно соображают, улыбнулся я. Они не поняли, куда вдруг подевался (целиком) крикливый да шумный отряд офицеров магического воздействия... Отлично. Унгунны по-прежнему приближаются.
   За многие десятилетия ущельных войн алыберы научились удивительно метко разбрасывать свои камни. Вторая порция обломков известняковым градом обрушилась на передовой тумен песиголовцев... Ха-ха! Мильон терзаний - грудям от дружеских тисков, ногам от шарканья, ушам от восклицаний, а пуще головам от тяжких валунов! Оказывается, иногда приятно слышать хруст костей и лязганье сплющиваемых панцирей, подумал я - но не стал карабкаться на стену и наслаждаться кровавым зрелищем сквозь узкую бойницу. Надобно спешить. Я верю: мы не промахнулись. Теперь важно вовремя исчезнуть. По-индейски испариться, по-скифски ускользнуть, по-горски удрать.
   - Полная тишина! Катапульты снова укрыть ветками! Сначала уходят катафракты, потом гриди, потом камнеметы. Отступаем туда, откуда пришли. Потом сворачиваем севернее, за Щебетну Рощу. Спускаемся в овраг и сидим тихо.
   - Они не станут нас искать, - спокойно заметил царь Леванид, карабкаясь в седло. - Они спешат, им некогда. Им пора выдвигаться дальше на Властов...
   Я кивнул, подбежал к лошади, просунул носок сапога в стремя.
   Проклятие!
   Что это?! Голос боевого рога?! Совсем рядом, громогласно! Ах, болваны! Я же сказал: уходим в полной тишине!
   - Молчать! Прекратить! - зашипел десятник Неро, выпрыгивая с плетью в руке. - Кто трубил?
   И тут я понял: трубили снаружи. Просто звук отразился от стен и прозвучал отчетливо-ясно. Я медленно поднял лицо и - чувствуя, как по-птичьи замирает сердце - вопросительно посмотрел на дозорного алыберского арбалетчика на башне. Тот отчаянно размахивал рукавицей, указывая на север.
   - Он видит неприятельское войско на северных подступах, - негнущимся голосом сказал царь Леванид. Вздохнул и добавил: - Большое войско. Это они трубят.
   Серебряный голос боевого рожка прозвучал снова - задорно и весело. Я вздохнул, выдернул носок сапога из тесного стемени...
   - Приказ отменяется, - сказал я десятнику Неро. - Скажите дружине... пусть снова занимают оборону. Заряжайте камнеметы. Если не ошибаюсь, к нам пожаловали властовские полицейские. Во главе с этим идиотом боярином Гнетичем.
   Удрать не удалось, подумал я, быстрым шагом пересекая двор крепости в направлении северных ворот. Я попробую, конечно, повлиять на полковника Гнетича... Все-таки он - известный человек, солидный. Отличья знаков много нахватал; умен не по летам, и чин завидный; не нынче-завтра генерал.
   ...Скотина он, а не генерал. Смешал все карты, шериф проклятый.
   - Опустите мостик, - приказал я. Ушкуйники поспешно растворили северные ворота и кинули узенький дощатый мост через ров, почти сплошь засыпанный обломками стены. - Не надо охраны, - сказал я телохранителям. Теперь вся надежда на психологический эффект моего выхода. Грохоча каблуками по доскам, недобро и почти насмешливо поглядывая из-под нахмуренных бровей, вышградский князь Лисей Вещий вышел из раненой глыбозерской крепости навстречу блистательному войску боярина Гнетича.
   Надеюсь, успею очаровать Гнетича прежде, чем унгунны доберутся до наших боевых порядков... У меня в запасе не более трех минут.
   Сияющий кольчужный всадник уже скакал навстречу, мелко перетряхиваясь в дорогом седле. Боярин Гнетич был молод, серьезен и великолепен. Не меньше двух метров росту, окладистая свежая бородка, ясный взгляд прапорщика... От плеча до плеча на могучей груди - целое море звенящих блях, висюлек, побрякушек. И все же я заметил: Гнетич волнуется. Несмотря на стройные ряды копейщиков за спиной, он побаивается легендарного иноземца Лисея...
   - Боярин Гнетич, торопитесь! - быстро и сухо заговорил я, шагая навстречу. - Поганые наступают! Быстрее! Мы заперли их на полуострове, бьем этих тварей из камнеметов! Вы прибыли очень вовремя - теперь живо! Выдвигайтесь на правый фланг! Занимайте оборону рядом с моими катафрактами...
   Двухметровый воевода смутился, потом насупился.
   - Я послан усмирить тебя, князь Лисей! - вдруг выпалил он.
   - Что? Молчать... - захрипел я, подскакивая. - Как смеешь говорить с князем? А ну... вон из седла!
   Молодой боярин покраснел и, сопя, спешился. Он был хорошо воспитан и любил казаться строгим, но вовсе не хотел прослыть нечестивым невежей.
   - Посадник Катома приказал мне разоружить твое войско, князь Лисей! упрямо повторил Гнетич, спустившись на землю. - Ты хитрый иноземец! Ты заодно с Чурилой! Ты захватил Глыбозеро и теперь засел в чужой крепости! Ты помогаешь поганым! Ты...
   - А ну молчать, - прошипел я, злобно щурясь и по-княжески раздувая ноздри. - Кто распространяет эту ложь?
   - Так говорит посадник Катома. - Гнетич приосанился и даже впервые посмотрел сверху вниз. - Почему поганые не сломали твой город Жиробрег? Потому что вы заодно.
   - Они не сломали Жиробрег потому, что я умею защищать мой народ! взвизгнул я. - Они испугались меня, ясно? Потому что я - Вещий Лисей, умею воевать! В отличие от вас, глупых славянских медведей! Только и знаете, что драться друг с другом... Теперь ты пришел совать копья в колеса моих камнеметов? Никто, кроме меня, уже не сможет защитить Залесье! Тебе понятно, боярин? Никто! Князь Глыбозерский - стар и бессилен. Князь Опорьевский - молод и глуп. Посадник Тягота молит меня о помощи! Осажденная Зорянь умоляет о дружбе!
   Боярин Гнетич раскраснелся и засопел чаще.
   - Вы, славяне, не умеете бить Чурилиных тварей! Только у меня есть алыберские камнеметы! Кто на Руси знает, как устоять против разрыв-травы! Ты знаешь, боярин Гнетич?
   - Не ведаю, - честно признался гигантский воевода.
   - А я ведаю. И я побью эту погань, если не будешь мешать, - негромко, но отчетливо сказал Лисей Вещий. Почти по слогам, чтобы Гнетич осознал смысл сказанного.
   Воевода с болезненным вздохом потер нахмуренный лоб.
   - У меня приказ, княже... Не изволь гневаться. Ведено тебя бить.
   - Посадника Катому обманули злые люди, - торопливо зашептал я. - Катома думает, что я помогаю Кумбал-хану. Очень смешно. Кумбал вот-вот пойдет на меня приступом, и я буду обороняться. А ты - поберегись! Стой в стороне и смотри. Тогда поймешь, кто из нас истинный защитник Залесья.
   Грохот сзади! Ударная волна! Я пошатнулся, Гнетич вздрогнул... Что-то рвануло за моей спиной, в крепости - будто сработала установка залпового огня. Ах, это царь Леванид в мое отсутствие продолжает геноцид унгуннов. Очень кстати. Залп прозвучал как весомое доказательство моей правды.
   Я с твердой улыбкой глянул на Гнетича. Потом, круто повернувшись на каблуках, быстро пошел прочь, пружиня на гнущихся досках тщедушных мостков. Будь что будет. Все равно помирать - уж лучше в героическом бою с погаными, чем в междоусобной драке с братушками славянами.
   Вечерело, но кровопролитие откладывалось. После третьего залпа унгунны дрогнули, грузно развернулись и потекли вспять - ушли на южный край полуострова. Туда катапульты добить не могли. "Жаль, - покачивал шлемом царь Леванид. - Успели сделать всего три выстрела".
   Ничего, тоже неплохо. Первый залп похоронил инициативную группу шаманов, а два следующих всмятку раздавили передовой бунчук песиголовцев. Пятью десятками бронированных тварей меньше! Шестая часть армии Кумбала уничтожена, и ни одной потери в нашем стане! Пятьдесят - ноль! Ах, на этом бы и закончить первый раунд - удрать бы в кусты, да нельзя: армия Гнетича перекрывает путь. Небольшое, но крепкое воинство на светлых лошадках. Тридцать верховых дружинников из Властова (блестящий молодняк, кровь с молоком) плюс два десятка стариков ветеранов Старомира Глыбозерского (те самые кольчужные деды, что сдуру ушли из Глыбозера воевать мою столицу Вышград, да в пути встретились с армией Гнетича и поневоле примкнули).
   К счастью, Гнетич не торопился вышибать меня из крепости. Видимо, наш разговор все-таки произвел впечатление на симпатичного верзилу полководца: он медлил, наблюдал - и, скорее всего, срочно списывался с властовским начальством на предмет уточнения приказа. Азиатские пауки тоже не спешили выползать из пробирки наружу, под удары катапульт. "Они ждут темноты", грустно вздохнул царь Леванид. "Зачем?" - испугался я. "В темноте мои камнеметы бессильны... у этих машин солнечные прицелы... Прицеливаться по луне невозможно". Мне оставалось только руками развести: вот непонятная для меня, но любопытная и бодрящая новость. Видимо, этой ночи нам пережить не суждено. Под покровом тьмы бунчуки пойдут в атаку - катапульты сделают два-три залпа наугад, и - финал: плотный смертоносный дождь накроет нас тысячами разрыв-стрел... Возможно, потом о Лисее Вещем сложат героические баллады.
   В июне темнеет поздно, и можно многое передумать перед смертью. Я сидел на гребне искореженной стены: смотрел туда, где в мутной дали на фоне догорающей Медовы копошились угловатые тени унгуннов. И размышлял... о чем может размышлять человек, попавший в тиски? Разумеется, о долгожданном слесаре, добром мастере-спасателе, который придет, и сломает тиски, и выпустит вас на свободу из застрявшего лифта истории. На этот раз в роли доброго спасателя мог выступить только мой друг Мстислав Бисеров.
   Удивительно! Еще шесть часов назад я гневался на него. Злился, что Бисер совершенно позабыл про боевое задание.
   Вместо того, чтобы лететь в Немогарду на поиски четвертого старца с золотой цепью, мой разболтанный и отмороженный приятель заехал по пути в веселый город Властов. И - накрепко осел там, среди шумных кабаков и белокурых горожанок. По слухам, Бисер освоил профессию скомороха и даже сделался вхож ко двору тамошнего посадника, всемогущего Катомы. Я уже собирался написать Бисеру гневное письмо с упреками, но вместо этого пришлось сочинять письмо просительное. Умолять, чтобы Бисер вызволил нас из тисков...
   Около одиннадцати вечера начало всерьез темнеть. Почти сразу унгунны перестали поить алчущих копытных в озере и гоняться верхом за недобитыми медовскими девками - начали строиться в боевой порядок "три плюс два". Кумбал-хан не мог развернуть широкий фронт на тесном полуострове, ему пришлось группировать всадников в широкие зловещие каре. Первая линия слева направо: мрачный бунчук дивов, бунчук угадай-рыцарей и, наконец, суетливое каре песиголовцев. Во втором ряду - еще два полка: дивий и рыцарский. Монстры строились неторопливо: видно, как толкаются крупами, споря за почетные места в первом ряду...
   Около полуночи поганые построения были успешно завершены. Грозные каре замерли, ожидая хриплого ханского приказа. Примерно в это же время - по закону подлости - очнулся и некстати оживился воевода Гнетич. Арбалетчики доложили, что славяне гасят бивачные костры и лезут в седла.
   Ну, вот - с севера опять пропел задиристый славянский рожок. Неужели Гнетич и унгунны тронутся в атаку одновременно? Что ж... в этом есть некая трагическая красота! Жанфудр. Такого иронического невезения не выпадало даже на долю бедного Грибоеда. Я представил: во время штурма посольства персидскими фанатиками к Тегерану подступает русская армия генерала Паскевича и сдуру начинает бить артиллерийскими гранатами по собственной дипломатической миссии... А что? Очень похоже на мою ситуацию.
   - Они идут. Они пойдут в атаку, - в смятении пробормотал я, глядя на стройные ряды властовских дружин. - Леванид... Ваше величество, дорогой... Давай-ка врежем валунами, а? Прямо по кострам, я думаю?
   Его величество не удостоил меня ответом. Проклятие! Опять эти алыберские капризы... он не хочет бить по славянам?!
   - Все равно гибель! - крикнул я в спину удаляющемуся царю. - Какая разница! Этот Гнетич - полный идиот! Надо бить, надо проучить его...
   Леванид обернулся, усталым жестом приподнял личину. Посмотрел молча, потом блеснул глазами:
   - Я уже говорил два раза. Мои катапульты - священное оружие мщения. Только против Чурилы. Все. Хочешь бить славян камнями - сначала убей меня.
   Я сплюнул и отвернулся. Впервые я оскорбил царя Леванида подобным жестом. Плевать. Жанфудр! Я был разгневан. Гнетич доберется до нас даже раньше унгуннов, и мы позорно умрем на родных славянских копьях!
   - Дружина-а! - рявкнул я во весь голос, закидывая к черному небу больную голову в зазвеневшем шлеме. - К обороне! против сумасшедшего воеводы Гнетича! го-о-отовьсь!