Мож Роже. Дикари

   — Эй, Сулла! — вскричал тот. — В этот раз обошлись без меня...
   — Да, но сегодня вечером ты должен постараться. Представь меня стариком, лет шестидесяти, неравнодушным к мальчикам...
   Сертий засмеялся:
   — Эдакую старую тетку, расфуфыренную, с множеством колец и крашеными волосами?
   — Точно.
   — Это раз плюнуть, — продолжил парикмахер. — Я сделаю вам накладную задницу и разодену в сандалии с дешевыми пряжками. Ведь вам нужна карикатурная фигура.
   — Мне нужно другое.
   — Вы же знаете, господин Сулла, я готов на все, чтобы услужить вам.
   — Благодарю тебя. Не забудь про носилки, эдакие дешевые и вычурные, в которых поедет мой персонаж.
   — Сейчас же пошлю за такими к одному. Он дает их внаем. И носильщики нужны?
   — Нет, — сказал Сулла. — Уже есть. Они ждут во дворе.
   — Понимаю, — сказал Сертий с улыбкой. — А еще?
   На этот раз Сулла заговорил тише:
   — Еще мне нужен яд. Яд мгновенного действия.
   Сертий замолчал. Он начал уже причесывать волосы Суллы, раздумывая, какой парик выбрать из своей коллекции, единственной в своем роде в Риме. И вдруг замер с расческой в руке. Поймал взгляд Суллы в зеркале напротив. Сулла выдержал его взгляд.
   — Невозможно? — спросил наследник Менезия.
   — Да нет, — ответил тот с сомнением.
   — Так ты сможешь быстро достать его, как и носилки?
   — Смогу, — сказал парикмахер. — Только он гораздо дороже стоит, чем носилки.
   — Догадываюсь... Моя месть не имеет цены. Ты знаешь, я решился на все и накажу тех, кто погубил Менезия... Я заплачу столько, сколько нужно.
   Сертий продолжал причесывать своего клиента, рассматривая в зеркале его лицо.
   — Господин, — сказал он, — я не прошу никаких объяснений. Вы меня попросили. Я достану. — И, немного помолчав, парикмахер продолжил: — Я знаю, что вы человек, вы не используете такую вещь во зло...

Глава 17
У сутенера

   Сулла остановил носилки на углу улицы. Котий подошел к дверце. Он сам и три его товарища были одеты в сиреневые, достаточно смешные ливреи. Сертий выбрал среди своего хламья костюмы, оставшиеся от театральной комической пьесы, в которой главный герой недавно разбогател и выставлял напоказ свое богатство.
   — Видишь, в глубине улицы, — сказал Сулла, — хорошо освещенное здание с двумя красными фонарями на втором этаже? Там и живет сутенер Ихтиос. Пойди и осмотри дом. Узнай, есть ли двор позади, и расспроси, где сейчас находится сам Ихтиос. Скажешь, что твой хозяин Вестиний, любитель молодых юношей, хочет его видеть. Ты пришел заранее, чтобы предупредить о моем приезде.
   Котий пошел в направлении дома. Носилки — а в них был Сулла в своем двусмысленном наряде — поставили вдоль стены, в полумрак. Два носильщика отдыхали, опершись спинами о стену. Третий, в роли сменного носильщика и одновременно лакея, держал в руке дубинку, похожую на ту, которой был вооружен Котий. Такую же носили рабы, когда сопровождали своих хозяев по улицам Рима, чтобы защищать их от воров-карманников и проходимцев.
   Минут десять спустя из здания, принадлежавшего Ихтиосу, вышел ветеран. С ним, как казалось, молоденький мальчик. Это действительно был разодетый мальчик, с подведенными глазами и прекрасными кудрявыми черными волосами. Они подошли к носилкам. Котий сказал ему немного подождать сзади, а сам приблизился к дверце.
   — Два окна второго этажа выходят в узкий переулок, — сказал он. — Сзади ни двора, ни сада. Об остальном вы расспросите мальчика, которого я взял на ночь.
   Ветеран исчез. Сулла поманил рукой мальчика. Тот подошел к дверце.
   — О! Какой красивый мальчик! — жеманясь, сказал галл в парике. — Иди садись рядом со мной, мой красавчик...
   Глаза маленькой жертвы на секунду отразили отчаяние при попытке улыбнуться.
   — Прекрасные зубы! — воскликнул Сулла смешным голосом, схватил руку эфеба и положил на свое бедро.
   Котий закрыл дверцу и отошел в сторону.
   — Скажи мне, малыш, сколько тебе дает Ихтиос, когда ты отправляешься вот так с кем-то на ночь?
   — Он дает мне каждый раз три асса.
   — Скажи-ка — немного!
   Малыш запротестовал, защищая свое положение и того, кто во всяком случае спас его от нищеты улицы.
   — Да, но нас кормят и одевают, — объяснил он.
   — Вот как, — согласился Сулла. — И как съедобно то, что вам дают?
   Мальчик рассмеялся.
   — Не всегда! — бросил он. — Но иногда бывает и вкусно.
   — А как Ихтиос обращается с тобой и другими?
   Малыш по-новому посмотрел на старого педераста, который задавал ему такие вопросы:
   — Почему вы меня спрашиваете? Вы что, заодно с ночными стражниками?
   — Нет, совсем нет, — сказал Сулла. — Просто ты мне нравишься. Это естественно! Ну, Ихтиос хорошо обращается с тобой?
   — Он три раза наказывал меня кнутом, вот и все.
   — А почему?
   Тот покачал головой. Сулла не стал настаивать на своем" вопросе.
   — Послушай меня, — вновь заговорил галл. — Я подарю тебе пятьдесят сестерциев сегодня вечером. Не возражаешь?
   — Конечно, — сказал малыш, преодолевая свое беспокойство.
   Что попросит старый дурак от него за такую сумму?
   — Скажи мне, что сейчас поделывает Ихтиос?
   — Он наверху. У него комната на втором этаже. Принимает людей и может поспать.
   — А вас заставляет подниматься к нему наверх и спать с ним?
   — Не часто, — сказал мальчик. — У него есть женщина, и он живет у нее, на другой улице, рядом. Внизу — два типа. Они занимаются нами и принимают клиентов.
   Сулла сунул руку в карман и достал несколько монет по десять сестерциев. Отсчитал таких пять.
   — Ты останешься со мной на ночь?
   — Да, — сказал мальчик. — Но я должен вернуться завтра в одиннадцатом часу, обязательно...
   — А если сейчас я тебя отпущу, у тебя есть где провести ночь, не возвращаясь к Ихтиосу?
   Мальчик широко открыл глаза и посмотрел на монеты в руке Суллы.
   — Вы... Вы не хотите, чтобы я остался с вами?
   Сулла почувствовал его обеспокоенность тем, что он не понравился, и теми последствиями, которые могли его ожидать.
   — Не в этот вечер, — сказал он.
   Пальцы мальчика забрались под одежду и добрались до члена Суллы.
   — Я могу вас сейчас пососать, — сказал он вполголоса и, открыв рот, показал свой язык.
   — Ты очень мил, — ответил ему Сулла, — и я уверен, что ты все делаешь очень хорошо. Но у меня дела. Я вернусь в другой раз.
   — Если узнают, что я вам ничего не сделал, меня побьют кнутом, — возразил малыш.
   — Если ты ничего не скажешь, то никто ничего не узнает, — ответил Сулла. — Но ты мне не ответил. Где ты проведешь ночь?
   — У меня друг, работает в ресторане. Обслуживает посетителей. Пойду помогу ему, а потом посплю с ним в его комнате.
   — Так и сделай, — сказал Сулла. — И добавил, кладя серебро ему в руку: — Иди и никому ничего не рассказывай.
   Сулла позвал жестом Котия, который открыл дверцу носилок. Мальчик пошел прочь, ускоряя шаг.
   — Купи длинную веревку на той улице, что мы недавно проходили, где было полно лавок. Принесешь в носилки, а носилки доставите в переулок, в тот, куда выходят два окна второго этажа. Я поднимусь к Ихтиосу.
   Котий вскоре ушел. Носильщики взялись за ручки носилок и поднесли их к входу в дом сутенера. Ветеран, выполнявший роль лакея с дубинкой, открыл дверцу носилок, церемонно склонился и помог старому педерасту, опиравшемуся на цветную палку, выбраться из них.
   Дом Ихтиоса был обставлен длинными, тщательно отделанными деревянными скамьями с большим количеством подушек. На них сидела добрая дюжина маленьких мальчиков с хорошо уложенными волосами, накрашенными лицами, одетых в модную одежду разных цветов. Блестевшая от воска лестница, несомненно, вела на второй этаж.
   Двое, на вид лет тридцати, сидели на табуретах, поджидали клиентуру. Видимо, о них и говорил малыш — эдакие упитанные и изнеженные пастухи, охранявшие стадо женообразных мальчиков.
   Один из них поднялся при виде богатого любителя, о приходе которого сообщил Котий, и стал кланяться:
   — Входите, господин, входите, садитесь с нами и познакомьтесь с нашими милыми молодыми людьми...
   — Ах, какие все миленькие! — сказал Сулла с улыбкой. Лицо в макияже сморщилось в гримасу. — Великие боги! Ах молодость, ах свежесть!
   Он прошел на середину комнаты и стал гладить руку эфеба лет четырнадцати. Потом он повернулся к своднику:
   — Вам сказали, что я хочу встретиться лично с Ихтиосом?
   — Да, господин, — поторопился ответить толстяк. — Сейчас же схожу за ним наверх...
   — Пожалуйста, — сказал Сулла, — не проси его спуститься! Мне нужно пошептаться с ним. Я предпочитаю встретиться с ним с глазу на глаз. Покажи мне дорогу...
   — Следуйте за мной, господин Вестиний. Мы уже сообщили ему о вашем приходе, сразу, как только ваш раб предупредил нас.
   Сулла поднялся за ним на площадку. Тот постучал в дверь. Ихтиос пригласил их войти. Толстяк объявил о приходе Вестиния.
   — Входи, Вестиний, входи! — сказал сутенер, почтительно поднимаясь навстречу.
   Греческие сутенеры главенствовали в своей профессии. А сама Греция представляла собой неистощимый источник, поставляя Риму детей обоего пола для занятий проституцией.
   — Чем я могу тебе услужить? — спросил он, как только его посетитель уселся в одно из двух кресел с сиденьями из слоновой кости перед его бюро. — Видел ли ты наших молодых людей — там, внизу? Нет ли среди них того, кто тебе понравился? Если ты ищешь чего-то особенного, то я смогу поискать в другом месте и быстро...
   — Меня привело действительно нечто совершенно особенное, — сказал Сулла.
   — Все найдем! — обещающе вскричал сутенер. — Рим — город всевозможных наслаждений, здесь поклоняются Эросу и Афродите!
   — Итак, — продолжил Сулла. — У меня два больших пса. Они надрессированы заниматься любовью с детьми...
   Ихтиос улыбнулся с понимающим видом:
   — Я понял, господин Вестиний, понял... Ты ищешь маленьких мальчиков, которые могли бы...
   — И девочек тоже! И нужно, чтобы и те и другие были очень молоды. Не старше десяти лет. Вот что мне требуется. Я устраиваю вечер для моего друга. Ему интересны подобные вещи...
   — И сколько нужно детей?
   — Я думаю, что с полдюжины достаточно... Дорого будет стоить?
   — Ты понимаешь, Вестиний, это несколько специальный заказ. Детей надо выбирать. Чтобы вели себя соответствующим образом. А тут новые законы, которые запрещают плохое обращение с рабами. Иногда законы так трактуются изворотливыми судьями, что некоторых сутенеров приговаривают к штрафам. К тому же мы храним тайну. Придется заплатить значительную сумму.
   — Мой друг, кому я собираюсь показать спектакль, очень богатый человек. Я сам не так богат... Тем не менее я решил доставить ему удовольствие. Впрочем, ты конечно же слышал о нем, о патриции Менезии, судовладельце, кандидате на должность трибуна...
   Вначале в глазах сутенера появилось изумление, которое быстро сменилось страхом. Сулла, до сих пор подражавший манерами и голосом гомосексуалистам, заговорил другим тоном.
   — Но... — протянул Ихтиос, совершенно растерявшись. — Менезии мертв! Разве он не был...
   — Да, — прервал его Сулла. — Отравлен.
   Сулла вытащил из складок своей вычурной туники кинжал. Ихтиос приподнялся со своего места.
   — Сиди и не вставай, — приказал галл. — Мои люди внизу. Никто не защитит тебя. Не кричи и не зови на помощь. Иначе убью.
   Блестящее, идеально заточенное лезвие галл направил прямо на Ихтиоса. С ватными ногами он рухнул в кресло.
   — Всемогущие боги, что у меня общего со смертью Менезия? — вскричал он.
   — Многое, — бросил Сулла, — именно ты достал яд.
   — Я? — вскричал грек, пытаясь зацепиться за ложь, как за спасательный круг. — Безумие! Как и зачем делать мне зло человеку, которого я даже не знал?
   — Вот это-то ты мне и расскажешь сегодня же вечером.
   — Мне нечего рассказывать, Вестиний, мне ничего не известно...
   — Я не Вестиний! Я — Сулла, друг и наследник Meнезия.
   — Сулла! — повторил тот. На лбу выступили капли пота.
   — Да, если сниму мой парик. Сулла, бывший офицер разведки, служил вместе с Менезием в Паннонии, да и в других местах. Галл Сулла, которого ты попытался убить на постоялом дворе, что напротив дворца Менезия.
   — Да ты потерял разум! И как я мог такое сделать?
   — Ты послал туда людей. — Сулла приблизил к нему свой кинжал. — Вот этим самым кинжалом я убил одного в тот вечер. Ведь один не вернулся обратно с остальными. Да и не рассказал тебе, что произошло, не так ли? Знай, перед тем как я проткнул его грудь, он назвал мне имя того, кто послал его: сутенер Ихтиос. Разве он лгал?
   Ихтиос побледнел.
   — Ложь, — неуверенно произнес он. Но так как Сулла оставался бесстрастным, он спросил: — И что ты теперь намереваешься делать? Ты же понимаешь, что не я в Риме отдаю приказы убивать людей. Я должен сам подчиняться. У меня нет выбора! Но можно все уладить... Я объясню, что случилось...
   — Объяснишь. Только не здесь. Я отвезу тебя во дворец Менезия.
   Облегчение промелькнуло в глазах Ихтиоса. К нему вернулась надежда, что во время долгого пути по оживленному ночному городу ему удастся позвать на помощь или убежать.
   Сулла подошел к сутенеру. Вынул из своей одежды матерчатый кляп и заткнул ему рот.
   — Теперь подойди к окну, открой и посмотри, что там внизу.
   Тот повиновался. Он увидел носилки, такие широкие, что занимали почти весь переулок. Двоих мужчин, державшихся в стороне. Остальные, должно быть, стояли у входа в дом или вошли внутрь.
   Кинжал Суллы упирался ему в бок...
   Один из двух слуг, вероятно Котий, бросил в окно свернутую веревку. Сулла поймал ее на лету, порезал на куски кинжалом и завязал греку руки за спиной. А потом пропустил один из двух концов веревки под мышками пленника. Приказал сесть на окно и свесить ноги наружу. И спустил его по веревке вниз. Котий принял пленника и втолкнул в носилки, где завязал и ноги. Потом закрыл дверцу и задернул занавески.
   Сулла вышел из комнаты и спустился по лестнице.

* * *

   Впереди носилок шел Сулла, вслед за ним Котий. Кортеж дошел до перекрестка, где галл нанял носилки с носильщиками. Важно уселся в одни и скомандовал отнести его на постоялый двор «Два жаворонка», что напротив дворца Менезия.
   Носильщики заторопились. Группа Котия, в сиреневых ливреях, немного замедлила шаг и последовала за носилками Суллы.
   Доехав до трактира Состия, Сулла вышел из носилок и щедро заплатил носильщикам, после того как пощупал их мускулы и сказал несколько комплиментов голосом гомосексуалиста, в которого был переодет. Подождал, пока они удалятся. Котию с носилками, ожидавшему в стороне, сделал знак следовать по направлению к внушительному портику дворца Менезия в глубине площади. Котий и другие удивились, так как не подозревали, что дворец и есть тот городской дом, о котором им говорил бывший офицер. Сулла подошел к двум охранникам перед маленькой дверью. Пока он переходил в темноте площадь, то снял с себя парик и вытер макияж платком, который всегда носил в кармане вместе с веточками калины.
   Стражники узнали его по голосу и открыли дверь. Сулла подождал, пока раскрашенные носилки и лакеи в сиреневых костюмах пройдут через вход, и только тогда вошел сам. Кортеж оказался в самом начале длинной кипарисовой аллеи. Она вела и к садкам, если пройти по ней немного и повернуть налево, также к большому атрию дворца, если идти все время прямо. И наконец, в самом ее конце, к портику и маленькому павильону, где погиб хозяин дом.
   Котий подошел к Сулле.
   — Это и... Так это твой дом? — спросил он.
   Сулла посмотрел на него с улыбкой:
   — Дом Менезия, именно здесь его и отравили.
   Котий покачал головой:
   — И много рабов в этом имении?
   — Около ста тридцати, — ответил Сулла.
   — Теперь я понимаю, почему днем ты говорил, для нашей повозки найдется место...
   Он задумался, обмениваясь взглядами с другими ветеранами. Сулла обратился к одному из стражников:
   — Скажи мне! Где Сирии, которого я вчера приказал побить палками?
   — Он в казарме, хозяин. Хирург велел ему лежать.
   — Сходи за ним, подними и тотчас приведи сюда.
   Стражник побежал выполнять приказание. Несколько минут спустя появился вместе с наказанным. Он шел с трудом, но, завидев Суллу, выпрямился и принял бодрый вид.
   — Оставь нас, — приказал Сулла охраннику. — Вернись к входу и никого не пускай на аллею до моего распоряжения.
   Стражник отошел к потайной двери.
   — Итак, — сказал бывший офицер тому, кого приказал жестоко избить, — готов ли ты приступить к службе сегодня вечером?
   — Слушаю.
   — Я вчера отправил деньги твоей жене и детям. Ты знаешь?
   — Нет, Сулла, я не выходил из дворца...
   Быстро потянулся к руке галла, чтобы поцеловать ее. Сулла позволил, но потом оттолкнул его.
   — Я знаю, ты выдержал наказание стоически. Я отблагодарю тебя, как это принято в армии, за смелость... Теперь слушай! — Он указал на носилки. — Там, внутри, один из тех, кто отравил твоего хозяина Менезия. Пойдешь с нами до садков, там и встанешь. Никого не пропускать, что бы ни случилось. Сторожи как следует!.. А все то, что ты увидишь и услышишь, пусть умрет вместе с тобой. В память о Менезии. Понятно?
   Стражник качнул головой в знак согласия. Сулла повернулся, позвал за собой Котия и остальных его товарищей. Они пошли по направлению к входу в садки.

* * *

   Пустынные аллеи и бассейны освещались лишь светом луны. Носилки спускались сверху по ступенькам по склону холма от одного бассейна к другому. В одном водоеме плескалась речная рыба, далее чередовались водоемы с морской рыбой, с бассейнами для ракообразных. Ветераны молча смотрели на роскошное изобилие. Без сомнения, они испытывали те же чувства, что и Сулла, когда впервые попал в это место той роковой ночью.
   Сулла подошел к носилкам. Обратился к Котию достаточно громко, чтобы сутенер Ихтиос тоже услышал его:
   — Спускайтесь вниз вдоль бассейнов, пока не увидите тот, где содержатся мурены. Там и остановитесь.
   Котий посмотрел бывшему офицеру прямо в глаза. На лице у него отразилось нечто вроде улыбки. И повторил его команду, как положено в легионах:
   — Спуститься до бассейна с муренами и там поставить носилки на землю!
   Носилки заколыхались. Котий шел впереди и рассматривал содержимое бассейнов. Сулла сверху видел, как он подал знак рукой носильщикам и они опустили груз на землю в указанном месте. Теперь и Сулла спустился к ним. Сирия стоял спиной, сторожил проход к аллее. Под молчаливые взгляды ветеранов галл открыл дверцу носилок и приказал Котию развязать ноги пленника, вывести из носилок.
   Лунный свет осветил бледное, охваченное ужасом лицо Ихтиоса. Он повернулся спиной к бассейну, так как не хотел видеть тех животных, которые там плавали.
   — Сулла, — пробормотал он, как только у него изо рта был вынут кляп, — ты не совершишь столь ужасную вещь, ты ведь офицер, солдат...
   Четверо ветеранов наблюдали за передвижениями мурен в воде: их блестящие спины иногда показывались на поверхности, длинные тела волнообразно перемещались в воде.
   Ихтиос застучал зубами. Его лицо уже заливали слезы.
   — Как? — удивился галл. — Ты-то хотел смерти Менезия и моей, укрываясь дома среди твоих симпатичных мальчиков, а теперь не хочешь умирать!
   — Но не таким же образом, не таким, Сулла, я умоляю тебя...
   Он бросился на колени и подполз к ногам наследника Менезия.
   Ветераны невозмутимо наблюдали за сценой, которую часто видели раньше: вымаливающий пощаду перед лицом смерти...
   — Умоляю тебя, Сулла! — стонал Ихтиос, целуя ноги галла и омывая их слезами. — Лучше убей кинжалом! Не надо мурен, не надо!
   Сулла наклонился, схватил сутенера за горловину туники и заставил его встать. Схватил его за обе руки, повернул и силой подвел к краю бассейна.
   — Нет! — закричал несчастный. — Нет!
   — Посмотри, — приказал галл, — какие голодные...
   Некоторые мурены достигали трех метров в длину. Они плавно скользили в воде, уверенные в своей силе. Не один месяц рыбаки Менезия потратили в поисках таких монстров. Мурены подплыли к бортику, надеясь получить какой-нибудь корм. Их круглые глаза бросали хищные взгляды на силуэты людей.
   Ихтиос тоже смотрел на них, и зубы его по-прежнему стучали. Сулла резко наклонил пленника назад, потом повернул лицом к себе.
   — Ну, достаточно? — спросил он. — Я хочу совершить с тобой сделку.
   — Да, — торопливо заговорил сутенер, — да! Я сделаю все, что ты захочешь. Только не здесь! Прошу тебя, пойдем в другое место, пройдем подальше!
   — Как хочешь! Ты заговоришь, клянусь всеми богами!
   Они отошли от бассейна с муренами. Сулла толкал впереди себя пленника. У садков с более мирными рыбами Сулла остановился и сказал:
   — Котий! Достань ящик из-под сиденья носилок и принеси то, что там лежит.
   Ветеран повиновался и скоро вернулся с ящиком полированного дерева.
   — Доставай! — сказал Сулла.
   Котий достал из ящика флакон из толстого хрусталя, закрытого фигурной пробкой, и серебряный кубок. И то и другое уютно лежало в ящике в обитых ячейках.
   Сулла взял флакон и показал греку.
   — Там, внутри, яд, похожий на тот, которым отравили Менезия. Расскажешь, как и кто организовал преступление. Если меня удовлетворит твой рассказ, то я налью тебе яду, ты выпьешь его перед нами и умрешь через несколько мгновений. Если всего не расскажешь, то я брошу тебя к муренам. И развяжу тебе руки, чтобы ты смог побороться с ними. Тогда твоя смерть наступит не сразу.
   — Я все расскажу тебе, — согласился грек слабым голосом.
   — И помни, как сам подло хотел убить меня, подослав в трактир мерзких людей с ножами, — бросил Сулла. — Я же, напротив, предоставляю тебе умереть смертью Сократа! И Менезия... Говори! Кому ты подчиняешься?
   — В Помпеях живет человек, занимается многими вещами и содержит гладиаторскую школу. Его имя — Палфурний. А какой фальсификатор — он как раз и начинал с того, что подделывал подписи, печати, документы. Именно от него ко мне приходили приказы и деньги...
   — Не пытайся обмануть меня, Ихтиос! — пригрозил Сулла. — Кому он подчиняется? Тебе нечего скрывать перед смертью!
   — Я не пытаюсь обмануть тебя. Палфурний протеже Лацертия, этого тебе должно быть достаточно. Поищи сам того, кто близок к трону Цезаря и считает Лацертия своим другом... Я же не знаю, что происходит в императорском дворце. Я все сказал. Я лишь исполнял приказы, которые получал...
   — А почему ты, сутенер Ихтиос, подчинялся этим приказам?
   — Раньше я заставлял заниматься проституцией детей из свободного сословия, которых выдавал за рабов. По закону меня должны были приговорить к работам в руднике, если бы не помощь Палфурния и его друзей. Они помогли мне избежать позора...
   Сулла покачал головой:
   — И ты опять запятнал себя, отравив честного человека по имени Менезий, у которого в поместье есть садки с муренами... Скажи мне теперь, как ты организовал это убийство. Вместе с Металлой, конечно?
   — У меня никогда не было никаких дел с Металлой, — опроверг грек.
   — Кто тогда принес в дом яд, который ты достал? Кто налил его в кубок?
   — Главный управляющий Менезия. Патробий много воровал у своего хозяина. Я знал. Я поставлял ему мальчиков. Он боялся, как бы никто не прознал про растраты. Тогда бы он не избежал галер. Я с ним договорился...
   — Он сам налил яд?
   — Нет. Еще тот ловкач. Он знал все, что творилось вокруг Менезия. Знал, что малышка, игравшая на тамбурине, влюблена в хозяина. Тот несколько раз спал с ней. И та вбила себе в голову, что если бы Менезий освободил ее, то она смогла бы занять определенное положение. Управляющий поощрял ее фантазии. Я послал ему гадалку и ворожею. Та нагадала малышке, что ее полюбит очень могущественный человек и сделает из нее настоящую принцессу. Ей ничего не стоило убедить девушку подлить Менезию в питье приворотного зелья... И еще ей сказала, что если он выпьет тот напиток, а она вслед за ним, то он все время будет желать ее и будет вечно к ней привязан. Зелье и было моим ядом. Она налила его в вино, предназначенное для Менезия и хранившееся в леднике. Яд содержал также и снотворное. Так что Менезий заснул перед смертью. Девушка также выпила вина... Выпей другие, и они бы тоже умерли. Та же участь ждала и Металлу, но она отказалась...
   — А где сейчас твой друг Патробий?
   — Сбежал, как только узнал, что ты — наследник Менезия. Возможно, он поехал к Палфурнию, в Помпеи, там сел на корабль и покинул Италию...
   — А Порфирия? — спросил галл. — Она имеет к этому какое-нибудь отношение?
   — Управляющий спит с ней. Он подробно рассказывал ей о делах Менезия. Возможно, что она была в курсе. Не знала или надеялась, быть может, что Менезий не писал нового завещания и что все перейдет ей. Ведь они еще не развелись... Но наверняка я ничего не знаю. — Потное лицо Ихтиоса блестело под лунным светом. — Так ты удовлетворен? — спросил он разбитым голосом. — Теперь дай мне яда, и пусть все будет кончено...
   — Нет, еще не все. Ты назвал не всех. Наверное, есть и другие, кто замешан в преступных делах Лацертия. Не говори, что не знаешь их!
   — Их не так много, — запротестовал сутенер. — Знаю одного человека по имени Мнестр. Мне приходилось несколько раз с ним иметь дело. В Риме он распоряжается деньгами Палфурния. По его распоряжению платили кому и куда надо. Таким образом выходит, что сам Палфурний в этих платежах не замешан. Мнестр и мне заплатил за яд.