Страница:
Мистер Кисс выпустил из рук ножницы, уронив их на мертвого пса, и блеванул в отвинченный конус. Даже в этих обстоятельствах мистер Кисс сохранял привычки одинокого холостяка. Он определенно чувствовал, что все еще не пришел в себя. Хотя он рисковал собственной жизнью и спас жизнь других людей, все, что он сделал, было чистым безумием. Керосиновая лампа начала гаснуть. Подняв ее, он пошел к воротам и попытался открыть их. Безобидная бомба медленно покачалась в своей самодельной оснастке, как казненный убийца.
Он потряс ворота и вернулся в дом, где внимательно обыскал полки и шкафчики, пока не нашел маленький ключ на колечке. Собаки лаяли, прыгали и наскакивали на него, словно радуясь своему спасению.
— Я идиот, — с пафосом сообщил он им. — Дурак. Вы — мои единственные свидетели, но даже вы не видели, как я с ней боролся. Ваш друг отомщен. Когда люди перестанут надеяться на власть и начнут сражаться на этой войне всерьез, у них появится шанс на победу. Но вот кто поймет это первым, мы или немцы? — Он громко расхохотался. И немного протрезвел. — Это оказалось не так уж трудно! Всегда надо сохранять присутствие духа!
Плача от счастья, он обнимал собак, теребил их шерсть и не пошел сразу отпирать ворота, а остался с собаками и посидел немного на диване, наслаждаясь атмосферой этого дома. Хотя он чувствовал теперь неимоверную усталость, он считал нечестным просто лечь и заснуть. Он поднялся в ванную. Нагреватель не работал, но немного теплой воды еще оставалось. Не зная, сколько времени займет ремонт электрического кабеля, он тщательно умылся и с любопытством посмотрел в зеркало на свое круглое лицо, обрамленное нимбом светлых волос.
— Черт побери, Д. К., ты все-таки загнал ее в угол!
И он откинул назад голову, изумляясь своей счастливой судьбе.
Бет Скараманга крикнула тем, кто шел за ней:
— Все в порядке! А вы в порядке, уполномоченный? Вы уже возвращаетесь?
— Бомба безопасна, — улыбнулся Джозеф Кисс. — Сегодня вы сможете лечь спать в собственной постели.
Не вынимая изо рта сигарету, с лестницы неловко спустился сторож Лен. Мальчик поднялся наверх.
— Я не ожидал снова тебя увидеть, старина. Компания должна быть тебе жутко благодарна. Босс не захотел приехать. Прислали констеблей патрулировать округу. Так ты, значит, порешил бомбу?
— Точно, приятель, секир-башка ей сделал!
Лен затряс его руку, и мистер Кисс ощутил укол совести.
какой кошмар хотя в этом есть что-то чудовищно возбуждающее моя печенка так и лежит на столе если эти чертовы крысы еще до нее не добрались скорей бы все кончилось смешно но кажется каюк ей всюду мерещился запах стружки посмотри что они делают с Ист-Эндом думаешь это из-за евреев?
— Фред и Хлоя понесли Паффи к ветеринару. — Вытащив из сумочки пачку сигарет, Бет предложила ему закурить, а когда он отказался, спросила машинально: — Вы не против? — И чиркнула спичкой. — Так с домом все в порядке? — В отблесках пламени ее глаза показались очень большими.
— В полном порядке, мисс Скараманга. — Приподняв каску, он отдал ей ключ от ворот. — Собакам, кажется, нужно ваше внимание. И кто-то должен там прибраться. Это все ужасно. Мертвый пес и все такое. — Он постеснялся сказать, что и сам внес вклад в это «все такое».
— Вы не останетесь с нами на чашечку чая? Или даже на ночь? Вы, должно быть, совсем разбиты.
— Поеду-ка я лучше в Харроу. Жена и дети могут волноваться. Хотя вряд ли они будут думать, что я там. — Он махнул рукой на восток.
— Да, конечно. И телефон не работает. Могу я что-нибудь для вас сделать?
— Передавайте привет вашей сестре. Я счастлив, что встретил двух таких красивых женщин.
— А у вас есть телефон? Номер, по которому мы можем найти вас? В казарме или в отделении?
— Лучше думайте обо мне как о корабле, прошедшем мимо вас в ночи. Как о Зорро. — По правде, с тех пор как Глория начала нервничать, видя его в таком состоянии, он был бы не прочь отдохнуть в этом коттедже. И если бы он нашел работающий телефон-автомат, позвонил ей и сказал, что с ним все в порядке, то не был бы уверен в том, как поступит дальше.
— Нет, в самом деле. Мы должны вас как-то отблагодарить.
— Вы чертовски храбрый парень! — У констебля был высокий голос. — Не позволяйте никому в этом сомневаться. Это было похоже на подвиг короля Артура.
Окруженная дымом, на ступеньках моста показалась Хлоя.
— Мистер Кисс? С вами все хорошо?
— Он сделал это, Хло! Бомба обезврежена!
— Вы останетесь и выпьете что-нибудь, мистер Кисс?
необычайный день но не так чтобы совсем катастрофа на ней халат почти как кринолин и никуда не уйти пока не унесет ветром не могу никого обвинять ведь был полный кувшин похоже на рубины я видела их в солнечном свете и джунгли зеленые как на картинке это все было похоже на открытку и только ожог никак не заживал и никогда не будет никого кто придет так как ты воображаешь или надеешься так глупо надеяться просто ребенок плачет и девушка мужчина мертв что ли помоги нам помоги нам мне так тяжело
— Жена и малыши будут о нем беспокоиться, — сказала Бет строго.
— А может, заглянете к нам завтра? У вас есть наш телефон?
— ЛЭД-девяносто три семьдесят пять, — сказала Бет. — Пожалуйста, запишите.
Он достал записную книжку из кармана куртки и огрызком карандаша записал номер:
— Я буду очень рад позвонить вам. Если бы я мог связаться с Глорией… Я немного устал. Такой долгий день. Был бы рад принять ваше приглашение.
— Вы больше нас привыкли ко всему этому! — Бет помогала констеблю сматывать веревку.
Джозеф Кисс почувствовал, что готов сказать правду, но сдержался.
— Что ж, если вы будете меня ждать, то я вернусь. Я вернусь. — Вытащив слуховую трубку и ножницы из ранца, он отдал их вместе с фонарем констеблю со словами: — Не будете ли так добры передать это викарию?
И поклонился сестрам, прекрасным, словно кельтские богини.
через какое-то время начинаешь засыпать дым содрал с этой старухи всю одежду на улице в чем мать родила как на тех карточках которые двоюродный брат присылал ей из Германии что они пытаются с нами сделать? Что мы им сделали?Почему они нас ненавидят ? Неужели все мужчины ненавидят всех женщин потому что мы дали им жизнь? Ненавидят жизнь ненавидят все что живет рвут его и пачкают лишают достоинства индивидуальности мы-то тут при чем жги-круши даже обезьянка шарманщика обгорелое тельце в паре минут отсюда ну скоро там они фокус в том чтобы не думать об этом но тихо как в могиле тихо как никогда и так жарко даже когда мы пытаемся сделать то что они хотят
Джозеф Кисс бросился искать телефон-автомат, вглядываясь в темноту. Он решил отправиться в Ноттинг-Хилл. Он все еще чувствовал за спиной тепло двух женщин, почти равное жару, нисходящему с бушующего неба. Он знал, что влюблен — великолепно, бескорыстно и, возможно, платонически. Он взглянул на черного коня, несущегося по крышам Кембридж-Гарденс, и заставил себя сосредоточиться на дороге. Он знал, что у станции Ладброук-Гроув он обязательно найдет телефон-автомат.
Зайдя под железнодорожный мост, он прекратил петь и прислонился к стене, ожидая, пока старая дама не выйдет из телефонной будки. Он не увидит сестер Скараманга еще два месяца.
Преждевременные похороны 1946
Он потряс ворота и вернулся в дом, где внимательно обыскал полки и шкафчики, пока не нашел маленький ключ на колечке. Собаки лаяли, прыгали и наскакивали на него, словно радуясь своему спасению.
— Я идиот, — с пафосом сообщил он им. — Дурак. Вы — мои единственные свидетели, но даже вы не видели, как я с ней боролся. Ваш друг отомщен. Когда люди перестанут надеяться на власть и начнут сражаться на этой войне всерьез, у них появится шанс на победу. Но вот кто поймет это первым, мы или немцы? — Он громко расхохотался. И немного протрезвел. — Это оказалось не так уж трудно! Всегда надо сохранять присутствие духа!
Плача от счастья, он обнимал собак, теребил их шерсть и не пошел сразу отпирать ворота, а остался с собаками и посидел немного на диване, наслаждаясь атмосферой этого дома. Хотя он чувствовал теперь неимоверную усталость, он считал нечестным просто лечь и заснуть. Он поднялся в ванную. Нагреватель не работал, но немного теплой воды еще оставалось. Не зная, сколько времени займет ремонт электрического кабеля, он тщательно умылся и с любопытством посмотрел в зеркало на свое круглое лицо, обрамленное нимбом светлых волос.
— Черт побери, Д. К., ты все-таки загнал ее в угол!
И он откинул назад голову, изумляясь своей счастливой судьбе.
В полной эйфории он почистил куртку и надел ее, водрузил на голову каску и спустился вниз. Там он осторожно поставил ящик с инструментами на кухонный стол, а свои вещи сложил в ранец, оглянулся по сторонам, все ли в порядке, потом закрыл дверь перед носом своих новых четвероногих друзей и пошел к воротам, где обнаружил, что ключ подходит. Он спустился на узкий бечевник, тянувшийся вдоль канала, и вдохнул густую смесь его запахов. Небо все еще было в огне, но он пел и отгонял своим пением и чужие голоса.
Веселитесь, не толпитесь, расступитесь,
ведь сама
Королева едет в Сити.
С королевой вся семья.
И сейчас они откроют
Мост, что мы смогли построить!
Перед ступеньками, которые вели на Ладброук-Гроув, навстречу ему зашевелились какие-то фигуры. Он посветил фонарем и увидел, что поперек бечевника протянута веревка. За ней стояли Бет Скараманга в летнем платье и накинутом поверх него китайском шелковом халате, седовласый констебль и возбужденный парнишка в кепке, очевидно на два размера больше, чем нужно. Их силуэты казались нереальными на фоне полыхающего вдали пожара, а голоса прерывались частыми взрывами в стороне Ист-Энда, где происходил, конечно, настоящий кошмар, совершенно чудовищная катастрофа.
В расфуфыренных нарядах кавалеры все при дамах.
Это свита, а с боков работяги Том и Боб
И кудрявый негр Джим машут ручками. Стоим,
Ждем, когда она проедет на своем велосипеде
И откроет Виадук! То-то праздник будет тут!
Бет Скараманга крикнула тем, кто шел за ней:
— Все в порядке! А вы в порядке, уполномоченный? Вы уже возвращаетесь?
— Бомба безопасна, — улыбнулся Джозеф Кисс. — Сегодня вы сможете лечь спать в собственной постели.
Не вынимая изо рта сигарету, с лестницы неловко спустился сторож Лен. Мальчик поднялся наверх.
— Я не ожидал снова тебя увидеть, старина. Компания должна быть тебе жутко благодарна. Босс не захотел приехать. Прислали констеблей патрулировать округу. Так ты, значит, порешил бомбу?
— Точно, приятель, секир-башка ей сделал!
Лен затряс его руку, и мистер Кисс ощутил укол совести.
какой кошмар хотя в этом есть что-то чудовищно возбуждающее моя печенка так и лежит на столе если эти чертовы крысы еще до нее не добрались скорей бы все кончилось смешно но кажется каюк ей всюду мерещился запах стружки посмотри что они делают с Ист-Эндом думаешь это из-за евреев?
— Фред и Хлоя понесли Паффи к ветеринару. — Вытащив из сумочки пачку сигарет, Бет предложила ему закурить, а когда он отказался, спросила машинально: — Вы не против? — И чиркнула спичкой. — Так с домом все в порядке? — В отблесках пламени ее глаза показались очень большими.
— В полном порядке, мисс Скараманга. — Приподняв каску, он отдал ей ключ от ворот. — Собакам, кажется, нужно ваше внимание. И кто-то должен там прибраться. Это все ужасно. Мертвый пес и все такое. — Он постеснялся сказать, что и сам внес вклад в это «все такое».
— Вы не останетесь с нами на чашечку чая? Или даже на ночь? Вы, должно быть, совсем разбиты.
— Поеду-ка я лучше в Харроу. Жена и дети могут волноваться. Хотя вряд ли они будут думать, что я там. — Он махнул рукой на восток.
— Да, конечно. И телефон не работает. Могу я что-нибудь для вас сделать?
— Передавайте привет вашей сестре. Я счастлив, что встретил двух таких красивых женщин.
— А у вас есть телефон? Номер, по которому мы можем найти вас? В казарме или в отделении?
— Лучше думайте обо мне как о корабле, прошедшем мимо вас в ночи. Как о Зорро. — По правде, с тех пор как Глория начала нервничать, видя его в таком состоянии, он был бы не прочь отдохнуть в этом коттедже. И если бы он нашел работающий телефон-автомат, позвонил ей и сказал, что с ним все в порядке, то не был бы уверен в том, как поступит дальше.
— Нет, в самом деле. Мы должны вас как-то отблагодарить.
— Вы чертовски храбрый парень! — У констебля был высокий голос. — Не позволяйте никому в этом сомневаться. Это было похоже на подвиг короля Артура.
Окруженная дымом, на ступеньках моста показалась Хлоя.
— Мистер Кисс? С вами все хорошо?
— Он сделал это, Хло! Бомба обезврежена!
— Вы останетесь и выпьете что-нибудь, мистер Кисс?
необычайный день но не так чтобы совсем катастрофа на ней халат почти как кринолин и никуда не уйти пока не унесет ветром не могу никого обвинять ведь был полный кувшин похоже на рубины я видела их в солнечном свете и джунгли зеленые как на картинке это все было похоже на открытку и только ожог никак не заживал и никогда не будет никого кто придет так как ты воображаешь или надеешься так глупо надеяться просто ребенок плачет и девушка мужчина мертв что ли помоги нам помоги нам мне так тяжело
— Жена и малыши будут о нем беспокоиться, — сказала Бет строго.
— А может, заглянете к нам завтра? У вас есть наш телефон?
— ЛЭД-девяносто три семьдесят пять, — сказала Бет. — Пожалуйста, запишите.
Он достал записную книжку из кармана куртки и огрызком карандаша записал номер:
— Я буду очень рад позвонить вам. Если бы я мог связаться с Глорией… Я немного устал. Такой долгий день. Был бы рад принять ваше приглашение.
— Вы больше нас привыкли ко всему этому! — Бет помогала констеблю сматывать веревку.
Джозеф Кисс почувствовал, что готов сказать правду, но сдержался.
— Что ж, если вы будете меня ждать, то я вернусь. Я вернусь. — Вытащив слуховую трубку и ножницы из ранца, он отдал их вместе с фонарем констеблю со словами: — Не будете ли так добры передать это викарию?
И поклонился сестрам, прекрасным, словно кельтские богини.
через какое-то время начинаешь засыпать дым содрал с этой старухи всю одежду на улице в чем мать родила как на тех карточках которые двоюродный брат присылал ей из Германии что они пытаются с нами сделать? Что мы им сделали?Почему они нас ненавидят ? Неужели все мужчины ненавидят всех женщин потому что мы дали им жизнь? Ненавидят жизнь ненавидят все что живет рвут его и пачкают лишают достоинства индивидуальности мы-то тут при чем жги-круши даже обезьянка шарманщика обгорелое тельце в паре минут отсюда ну скоро там они фокус в том чтобы не думать об этом но тихо как в могиле тихо как никогда и так жарко даже когда мы пытаемся сделать то что они хотят
Джозеф Кисс бросился искать телефон-автомат, вглядываясь в темноту. Он решил отправиться в Ноттинг-Хилл. Он все еще чувствовал за спиной тепло двух женщин, почти равное жару, нисходящему с бушующего неба. Он знал, что влюблен — великолепно, бескорыстно и, возможно, платонически. Он взглянул на черного коня, несущегося по крышам Кембридж-Гарденс, и заставил себя сосредоточиться на дороге. Он знал, что у станции Ладброук-Гроув он обязательно найдет телефон-автомат.
должен возвратиться туда где я был счастлив почему не могу ни принять настоящее ни предать прошлое память блаженных тропиков как наказание
И взметнутся развеваться
Флаги всех племен и наций,
Что строительство вели
И построить мост смогли,
Тот, который открывает
Королева при параде!
больно
По мосту без остановки
За повозкою повозка!
Лишь колеса тук-тук-тук!
Вот так славный Виадук!
Зайдя под железнодорожный мост, он прекратил петь и прислонился к стене, ожидая, пока старая дама не выйдет из телефонной будки. Он не увидит сестер Скараманга еще два месяца.
Преждевременные похороны 1946
— Я дрейфую, старина. — Холеная рука Джозефа Кисса опускается на плечо Данди Банаджи. — Предлагаю тебе на выбор: лечь в дрейф вместе со мной с риском налететь на скалы власть имущих или немедленно высадиться на берег.
Он стоит среди холодных развалин и глядит на реку. Его сапоги и брюки забрызганы грязью. До войны на этом месте был склад детских игрушек и учебных пособий. Он поднимает покореженный кусочек жести.
— Надо же, — говорит он, — игрушечный грузовичок!
— Куда ты собираешься плыть? — Данди Банаджи и любуется другом, и беспокоится за него. — Наверное, сам не знаешь?
— Да куда хочешь, только не отставай. — Летний дождь донес до развалин свежий запах мокрой травы, одуванчиков, маргариток, мака и барвинка. Крохотная коричневая бабочка кружит несколько мгновений вокруг головы Банаджи, а потом опускается на куст рододендрона. — Будь со мной, и увезешь в Бомбей веселые воспоминания.
Данди не хочет огорчать друга, подозревая, что его решение уехать отчасти стало причиной того, что Джозеф Кисс перестал принимать таблетки, которые обычно помогали ему держать эмоции под контролем.
— А что, если произойдет кораблекрушение? — спрашивает он насмешливо. — Я утону вместе с тобой?
— В ближайшие дни этого не случится. Они неплохо меня подлечили, — с веселой самоиронией отвечает мистер Кисс. — Прошу тебя.
Данди и раньше редко мог устоять перед обаянием Джозефа Кисса, а сегодня смутное чувство вины вытесняет любой трезвый довод, к которому он мог бы прибегнуть.
— Отлично, но курс выбираешь ты.
— Идем на запад. В таких случаях запад всегда предпочтительнее. Мы отправимся к Тауэрскому мосту, дорогой Данди, и возьмем там лодку. Поедем вверх по реке, может быть, до самого Хэмптон-Корта. Насладимся цветущими полями. Надоели мне клумбы. — Вскарабкавшись на разбитую кладку кирпичной стены, напоминающей капитанский мостик севшей на мель античной галеры, он вглядывается в мерцающую воду, скрывающую донные отложения войны — камень и ржавое железо. — Солнце опять показалось. Чудесно! Купим на ланч сандвичей или закусим продуктовыми карточками, если проголодаемся. Подожди-ка! — Преувеличенно комическим жестом он хлопает себя по лбу: — Я знаю, о чем вы думаете! Вы беспокоитесь, да? О родственнике? Нет? О друге? Я так и думал, сэр. О друге. О леди? Нет? Нет! О джентльмене. Вы думаете, что он съехал с катушек? Что у него не все дома? Да, сэр? Я прав? Что ж, время покажет, сэр!
— Оставим руины позади и будем смотреть только на довоенные пейзажи. Сбежим из этого города преступников и тружеников, тумана, грязи, разрухи и газонов с желтыми цветочками. Откажемся от обеда у миссис Даксбери, не станем заказывать столик у мистера Родригеса, забудем о «Локарно», не вспомним про «Эмпайр», на Лестер-Сквер. Тебе понравится, милый Данди, больше, чем на спектакле сенегальского балета в Культурном центре. Нам будет так же здорово как в независимой Индии! Ах, какая это будет независимость! Все, о чем мечтал Ганди, и все, чего он боялся! Ты все это увидишь своими глазами! Завидую тебе, парень!
— Поедем со мной! — не в первый раз позвал его Данди.
— Я ментально зависим от Лондона, мой дорогой Гитлодей, и от его пригородов. К тому же я женатый человек с кучей обязанностей. Особенно по отношению к детям. Мои обязанности в отношении жены в последнее время сведены к минимуму. Но, так или иначе, это совсем другой соус, и пробовать его мы будем в другой раз. Идем же, мой мальчик!
Они проходят под железным виадуком Линк-стрит и направляются к Лондонскому мосту. Воздух удивительно прозрачен и тих, словно решетки оград, кирпичные стены, строительные леса и асбестовые щиты, составляющие ныне основную часть Саутуорка, действительно поглощают все звуки. Как только они вступают на Лондонский мост, со стороны верфи Стим-Пакет и рынка Биллингсгейт, ощутимой волной накатывает рыбный запах, мир становится красочнее и солнечные лучи начинают обретать силу. Попав на рынок, с его классицизмом восемнадцатого века, Данди, как всегда, восхищается корзинами, которые носильщики носят на голове, суматошной атмосферой, грубостью шуток и неожиданно бодрым настроением этого места. Потом они идут по набережной мимо мрачного здания Таможни, почти так же пропахшего рыбой, как галереи рынка, мимо воронок, оставшихся с войны, к железной лестнице, ведущей вверх по мокрому склону холма к Белой башне с развевающимся над ней королевским стягом. Вновь спускаются на набережную, к пушкам, готовым потопить любого незваного голландца, который попытается войти в Темзу. У Ворот изменников Джозеф Кисс говорит о том, что испытал бы огромное удовлетворение, увидев, как головы Муссолини, Гитлера и Хиро-хито скалятся на древних пиках, разглядывая произведенные ими безумные разрушения. Когда война еще продолжалась, он сам отправился на Даунинг-стрит с кавалерийской саблей, подаренной ему в сорок первом году польским графом Обтуловичем, и рассказал им о своем плане. Этот опрометчивый поступок стоил ему месяца в Орчард-Вью, частной больнице рядом с Кентербери, предназначенной для пациентов, повредившихся в рассудке за время налетов, и где, не имея сведений о его истории болезни, к нему отнеслись с куда большим сочувствием, чем он ожидал. У окошка билетной кассы он приподнимает соломенную шляпу, улыбается пожилой женщине и покупает два билета:
— Пересадка в Вестминстере, пожалуйста.
Не дойдя до калитки, ведущей к пирсу, Джозеф Кисс и Данди Банаджи замечают трубу парохода, изрыгающую густые клубы дыма. Это знак того, что пароход готов к отплытию. Джозеф Кисс бросается вперед, крича, чтобы их подождали, и, может быть, в первый и последний раз в жизни пораженный капитан делает то, о чем его просят.
если в этом году опять будет ярмарка мы пойдем он разбился на дельтаплане забавно никогда не доверял педикам тоже мне динамитчик бросил шашку-другую в почтовый ящик теперь евреи здесь все скупят уж поверьте
На корме собралась довольно пестрая толпа пассажиров, а на носу — группа школьников. Поморщившись, Джозеф Кисс отходит от них подальше.
— Понимаешь, они пахнут, — шепчет он, — запах появляется лет в одиннадцать и не исчезает до двадцати. Я с трудом его переношу даже у собственных детей, которых люблю.
Крупная женщина с корзинкой для пикника пододвигается, чтобы освободить им место на корме. Джозеф Кисс касается пальцами полей своей шляпы:
— Премного благодарен, мадам.
— Ну что вы. — Она польщена. На ней платье в гигантских калифорнийских маках, сумочка сшита из безвкусного яркого материала, на ногах босоножки на высоких каблуках. Босоножки докрасна натерли ей пятки. Внезапно заметив ее огромные голые ступни, потрясенный Данди Банаджи громко смеется, и, чтобы скрыть смущение, она смеется вместе с ним, а потом протягивает ему сигарету.
— Курите?
— К сожалению, нет.
— Тем больше нам останется. — Она прикуривает. — А вы?..
— Разрешите представить вам, мадам, полковника А. Дж. Даддерджи, командира Королевского бомбейского кавалерийского полка ее величества, кавалера трех крестов Виктории. Здесь, разумеется, инкогнито, во избежание шума, — с важностью произносит Джозеф Кисс.
— Да ну вас! — Она подмечает взгляд Данди. — Ваш друг шутит!
Но Данди уже успел заразиться веселым настроением:
— Нет-нет, на самом деле я простой магараджа.
— Да? Слоны, изумруды и все такое прочее?
— Сотни две слонов, горсти три изумрудов. У меня крохотное княжество, Банаджистан.
— Мне бы вполне хватило! — Переставив корзину на другую сторону скамьи, она берет его за руку. — А я Мэвис Эсаян. Имя почти такое же смешное, как и ваше, не правда ли? У вас очень светлая кожа. Сначала я подумала, что вы цыган или итальянец. У меня была назначена здесь встреча с моим молодым человеком. Мы собирались в Кью на пикник, но я не против поехать и с вами. И с вашим приятелем, конечно.
— Вы завоевали ее, ваше высочество, — улыбается Джозеф, изображая из себя придворного сердцееда. — Мы с удовольствием поможем вам расправиться с припасами, мадам. Мы тоже собирались в Кью.
Данди предпочитает не напоминать о Хэмптон-Корте. Приключение уже началось, а там, где решает судьба, вмешиваться не стоит. Толстушка ему симпатична, а настроение Джозефа Кисса помогает Данди преодолеть обычную сдержанность. По мере того как они плывут на запад, река становится чище, и вода теряет серовато грязный оттенок.
— Прекрасно, — с видимым удовольствием обращается она к Джозефу Киссу. — Вы не знаете, нас довезут прямо до Кью?
— Знаю, мисс Сайн. Мы пересядем на Вестминстерском пирсе, ниже Стрелковой башни, напротив «Королевы Боудики».
— Эсаян. Поначалу многие ошибаются. А как вас зовут?
— Кисс. Джозеф Кисс.
— А где служили, Джо?
— Он сапером был, — отвечает Данди. — Спасал население. Герой. Почти святой.
— Правда? — Мэвис поводит плечами. Судно проходит мимо дока и развалин какого-то официального здания. Подъемные краны и бульдозеры расчищают завалы. — Слава богу, я не видела бомбежек. Была в Норфолке у сестры. Мы копали оборонительные линии. Работали тяжко, но, конечно, по сравнению кое с чем другим это была хорошая жизнь. Мы много смеялись. А вы здесь были во время войны, мистер… полковник… ваше высочество?
К восхищению своего друга, Данди Банаджи начинает припоминать свою фантастическую военную карьеру на нескольких континентах, завершившуюся сбросом атомной бомбы на Хиросиму в тот момент, когда американскому летчику не удалось это сделать. К тому времени, когда они переходят на борт другого пароходика, Мэвис окончательно сражена:
— Да, здорово. Честно говоря, я мало чего ждала от сегодняшней прогулки. Этот тип, ну, тот парень, который не пришел, он приятель мужа моей сестры. Электрик.
пуританская помесь шотландка с поджатыми губками предрассудок на предрассудке фанатичная реакционерка а у Бена дрогнуло сердечко говорил всегда мол должно быть право выбора почему если адвокат то обязательно еврей а мой барристер чертов индус так мало того адвокат женщина так что если желаете мистер Уитстро мы можем сдаться сейчас иначе это будет для них безоговорочная победа натуральный переворот что ли да уж ничего хорошего нельзя было так на самом деле я просто прекратил ее мучения и за какие-то три фунта
Пароход идет мимо Уоксхолла и Челси, и следов войны становится все меньше, хотя враг уничтожил почти все важные объекты на реке. Джозефу Киссу не хочется вспоминать тяжелые дни, а Мэвис пристально вглядывается в огромные трубы. Для лондонцев тот факт, что электростанция в Баттерси уцелела во время налетов, кажется чудом.
— Вы бывали там? Бен водил меня. Это как фильм про замок. Очень красиво. Представляете, внутри как настоящий дворец. Все как в кино показывают.
Большую часть развалин здесь уже сровняли с землей, и теперь повсюду на гладких пустырях растет трава.
— Отсюда начинался заплыв Баттерси-Хаммерсмит. — Голос Джозефа Кисса становится бархатным. — Любой мог принять в нем участие. Сотни человек плавали. До войны в основном дети, но они подросли, так что взрослых участников теперь больше. Жители Баттерси и Фулема. Чтобы научить ребенка плавать, его кидают в воду. А вода здесь никогда не была чистой. Вдоль Хаммерсмита подряд идут электростанции. А деревья вокруг Патни и Барнса, полоска лугов Харлингема и Бишопс-парк придают этому району деревенский, здоровый вид. Вода почти всегда была теплая. В двадцать первом году мой дядя Эдмонд — денди, человек со связями, выступавший на ипподроме в Ньюмаркете, джентльмен-любитель, то есть джентльмен во всем, кроме титула, проплыл здесь шестнадцать раз, пока его не вытащили из воды.
Думали, что он умер. Моя сестра, конечно, мечтает, чтобы мы все умерли. Она ведь пошла в политику. Перспективный член парламента. Рано продала свою душу. За хорошую цену, впрочем.
Буффало Билл и Техасец Джек ищут на берегу пустынной реки след Сломанного Ножа вождя черноногих я теперь предпочитаю сигары хотя глупо война ведь неужели золото Трои закопано на «Кенсал-Райз» его увезли из Берлина два эсэсовца в сорок четвертом контрабанда слитками процветает погорячее и выше ногу
Когда на другом конце скамьи загорелый мужчина в спортивной куртке делает рукой раздраженное движение, его жена шипит: «Замолчи!», но он продолжает ворчать. Она вскидывает красивые голубые глаза, извиняясь.
— Вы несете чушь! — горячится он. — Я всю жизнь прожил в Фулеме. У нас есть лодочная гонка, от Патни до Морт-лейка. А никакого заплыва пловцов нет. Уж я-то знаю это, приятель. Я работаю на местную газету.
— Всегда готов преклонить голову перед прессой, — хмурится Джозеф Кисс, — однако…
— Не строй из себя дурака, Дикки. — Одергивает его жена и извиняющимся тоном объясняет: — Он думает, что все знает.
— Я читаю газеты от корки до корки, разве не так? Каждую чертову неделю! И там нет ничего подобного. Нельзя разрешать вам говорить о том, чего не было. Изображать из себя гида.
— Меня зовут Кисс. — Ухватившись за металлический поручень, он величественно встает, чтобы отразить столь ничтожную атаку. — Вы, несомненно, слышали об экспедиции Кисса и Банстеда тысяча девятьсот двадцать восьмого года? Банстед, конечно, был убит туземцами выше по реке. Но я продолжал исследовать здесь каждый уголок, дорогой Дикки! Хотя, как я полагаю, вы не помните, Дикки, что флот викингов прошел вверх по течению до Фулемского дворца, собираясь разграбить сокровищницу епископа? Где вы были во время налетов? Нет, сэр. Не садитесь, сэр. Встаньте и объяснитесь. Вы обвинили меня во лжи.
— Он псих! — Моргая, Дикки смотрит на жену. — Чокнутый.
— Позовите капитана. — Хотя Данди и видит в глазах мистера Кисса искру иронии, ему ясно, что его друг теряет над собой контроль.
— Я все улажу. Капитан!
— Извинись. Попроси прощения.
Дикки прислушивается к жене.
— Хорошо, я прошу прощения.
— Чрезвычайно мило с вашей стороны. — С кроткой улыбкой Джозеф Кисс оборачивается к остальным зрителям этой сцены, большинство которых уже пересели на другие места, куда подальше, и приподнимает свою соломенную шляпу: — Я тоже прошу прощения, сэр, за то что позволил себе предположить, что вы трус.
— Он вам очень благодарен, — говорит жена Дикки. — А теперь, ради бога, заткнись, Дикки. Вечно ты так. Вечно думаешь, что все знаешь. И выставляешь себя дураком.
Она вновь начинает листать журнальчик, смакующий скандалы из жизни звезд.
— О, посмотрите! Лебеди! — Мэвис Эсаян крепче вцепляется в Данди Банаджи. — Мы и не заметим, как уже будем в Кью. Вам нравится там, мистер К.?
— Нравится ли мне Кью, прекрасная Мэвис? Я его обожаю! Эта жара! Эти испарения! — Он вращает глазами как блаженный. — Мэвис, вы не можете себе представить, что значит для меня Кью! Там на меня снизошло божественное откровение.
Он стоит среди холодных развалин и глядит на реку. Его сапоги и брюки забрызганы грязью. До войны на этом месте был склад детских игрушек и учебных пособий. Он поднимает покореженный кусочек жести.
— Надо же, — говорит он, — игрушечный грузовичок!
— Куда ты собираешься плыть? — Данди Банаджи и любуется другом, и беспокоится за него. — Наверное, сам не знаешь?
— Да куда хочешь, только не отставай. — Летний дождь донес до развалин свежий запах мокрой травы, одуванчиков, маргариток, мака и барвинка. Крохотная коричневая бабочка кружит несколько мгновений вокруг головы Банаджи, а потом опускается на куст рододендрона. — Будь со мной, и увезешь в Бомбей веселые воспоминания.
Данди не хочет огорчать друга, подозревая, что его решение уехать отчасти стало причиной того, что Джозеф Кисс перестал принимать таблетки, которые обычно помогали ему держать эмоции под контролем.
— А что, если произойдет кораблекрушение? — спрашивает он насмешливо. — Я утону вместе с тобой?
— В ближайшие дни этого не случится. Они неплохо меня подлечили, — с веселой самоиронией отвечает мистер Кисс. — Прошу тебя.
Данди и раньше редко мог устоять перед обаянием Джозефа Кисса, а сегодня смутное чувство вины вытесняет любой трезвый довод, к которому он мог бы прибегнуть.
— Отлично, но курс выбираешь ты.
— Идем на запад. В таких случаях запад всегда предпочтительнее. Мы отправимся к Тауэрскому мосту, дорогой Данди, и возьмем там лодку. Поедем вверх по реке, может быть, до самого Хэмптон-Корта. Насладимся цветущими полями. Надоели мне клумбы. — Вскарабкавшись на разбитую кладку кирпичной стены, напоминающей капитанский мостик севшей на мель античной галеры, он вглядывается в мерцающую воду, скрывающую донные отложения войны — камень и ржавое железо. — Солнце опять показалось. Чудесно! Купим на ланч сандвичей или закусим продуктовыми карточками, если проголодаемся. Подожди-ка! — Преувеличенно комическим жестом он хлопает себя по лбу: — Я знаю, о чем вы думаете! Вы беспокоитесь, да? О родственнике? Нет? О друге? Я так и думал, сэр. О друге. О леди? Нет? Нет! О джентльмене. Вы думаете, что он съехал с катушек? Что у него не все дома? Да, сэр? Я прав? Что ж, время покажет, сэр!
Весело напевая, он увлекает Данди с собой. Его яркая фланелевая куртка развевается, как палатка на ветру.
Будем пить и веселиться до упаду, от души.
Можно с радости напиться, можно с горя, как решим.
Мир изменчив и неверен. На качелях в прах и пыль
Обратится наша вера, красота, любовный пыл.
Через сотню лет, мой друг, не останется вокруг
Ни намека, ни следа от тебя и от меня!
— Оставим руины позади и будем смотреть только на довоенные пейзажи. Сбежим из этого города преступников и тружеников, тумана, грязи, разрухи и газонов с желтыми цветочками. Откажемся от обеда у миссис Даксбери, не станем заказывать столик у мистера Родригеса, забудем о «Локарно», не вспомним про «Эмпайр», на Лестер-Сквер. Тебе понравится, милый Данди, больше, чем на спектакле сенегальского балета в Культурном центре. Нам будет так же здорово как в независимой Индии! Ах, какая это будет независимость! Все, о чем мечтал Ганди, и все, чего он боялся! Ты все это увидишь своими глазами! Завидую тебе, парень!
— Поедем со мной! — не в первый раз позвал его Данди.
— Я ментально зависим от Лондона, мой дорогой Гитлодей, и от его пригородов. К тому же я женатый человек с кучей обязанностей. Особенно по отношению к детям. Мои обязанности в отношении жены в последнее время сведены к минимуму. Но, так или иначе, это совсем другой соус, и пробовать его мы будем в другой раз. Идем же, мой мальчик!
Они проходят под железным виадуком Линк-стрит и направляются к Лондонскому мосту. Воздух удивительно прозрачен и тих, словно решетки оград, кирпичные стены, строительные леса и асбестовые щиты, составляющие ныне основную часть Саутуорка, действительно поглощают все звуки. Как только они вступают на Лондонский мост, со стороны верфи Стим-Пакет и рынка Биллингсгейт, ощутимой волной накатывает рыбный запах, мир становится красочнее и солнечные лучи начинают обретать силу. Попав на рынок, с его классицизмом восемнадцатого века, Данди, как всегда, восхищается корзинами, которые носильщики носят на голове, суматошной атмосферой, грубостью шуток и неожиданно бодрым настроением этого места. Потом они идут по набережной мимо мрачного здания Таможни, почти так же пропахшего рыбой, как галереи рынка, мимо воронок, оставшихся с войны, к железной лестнице, ведущей вверх по мокрому склону холма к Белой башне с развевающимся над ней королевским стягом. Вновь спускаются на набережную, к пушкам, готовым потопить любого незваного голландца, который попытается войти в Темзу. У Ворот изменников Джозеф Кисс говорит о том, что испытал бы огромное удовлетворение, увидев, как головы Муссолини, Гитлера и Хиро-хито скалятся на древних пиках, разглядывая произведенные ими безумные разрушения. Когда война еще продолжалась, он сам отправился на Даунинг-стрит с кавалерийской саблей, подаренной ему в сорок первом году польским графом Обтуловичем, и рассказал им о своем плане. Этот опрометчивый поступок стоил ему месяца в Орчард-Вью, частной больнице рядом с Кентербери, предназначенной для пациентов, повредившихся в рассудке за время налетов, и где, не имея сведений о его истории болезни, к нему отнеслись с куда большим сочувствием, чем он ожидал. У окошка билетной кассы он приподнимает соломенную шляпу, улыбается пожилой женщине и покупает два билета:
— Пересадка в Вестминстере, пожалуйста.
Не дойдя до калитки, ведущей к пирсу, Джозеф Кисс и Данди Банаджи замечают трубу парохода, изрыгающую густые клубы дыма. Это знак того, что пароход готов к отплытию. Джозеф Кисс бросается вперед, крича, чтобы их подождали, и, может быть, в первый и последний раз в жизни пораженный капитан делает то, о чем его просят.
если в этом году опять будет ярмарка мы пойдем он разбился на дельтаплане забавно никогда не доверял педикам тоже мне динамитчик бросил шашку-другую в почтовый ящик теперь евреи здесь все скупят уж поверьте
На корме собралась довольно пестрая толпа пассажиров, а на носу — группа школьников. Поморщившись, Джозеф Кисс отходит от них подальше.
— Понимаешь, они пахнут, — шепчет он, — запах появляется лет в одиннадцать и не исчезает до двадцати. Я с трудом его переношу даже у собственных детей, которых люблю.
Крупная женщина с корзинкой для пикника пододвигается, чтобы освободить им место на корме. Джозеф Кисс касается пальцами полей своей шляпы:
— Премного благодарен, мадам.
— Ну что вы. — Она польщена. На ней платье в гигантских калифорнийских маках, сумочка сшита из безвкусного яркого материала, на ногах босоножки на высоких каблуках. Босоножки докрасна натерли ей пятки. Внезапно заметив ее огромные голые ступни, потрясенный Данди Банаджи громко смеется, и, чтобы скрыть смущение, она смеется вместе с ним, а потом протягивает ему сигарету.
— Курите?
— К сожалению, нет.
— Тем больше нам останется. — Она прикуривает. — А вы?..
— Разрешите представить вам, мадам, полковника А. Дж. Даддерджи, командира Королевского бомбейского кавалерийского полка ее величества, кавалера трех крестов Виктории. Здесь, разумеется, инкогнито, во избежание шума, — с важностью произносит Джозеф Кисс.
— Да ну вас! — Она подмечает взгляд Данди. — Ваш друг шутит!
Но Данди уже успел заразиться веселым настроением:
— Нет-нет, на самом деле я простой магараджа.
— Да? Слоны, изумруды и все такое прочее?
— Сотни две слонов, горсти три изумрудов. У меня крохотное княжество, Банаджистан.
— Мне бы вполне хватило! — Переставив корзину на другую сторону скамьи, она берет его за руку. — А я Мэвис Эсаян. Имя почти такое же смешное, как и ваше, не правда ли? У вас очень светлая кожа. Сначала я подумала, что вы цыган или итальянец. У меня была назначена здесь встреча с моим молодым человеком. Мы собирались в Кью на пикник, но я не против поехать и с вами. И с вашим приятелем, конечно.
— Вы завоевали ее, ваше высочество, — улыбается Джозеф, изображая из себя придворного сердцееда. — Мы с удовольствием поможем вам расправиться с припасами, мадам. Мы тоже собирались в Кью.
Данди предпочитает не напоминать о Хэмптон-Корте. Приключение уже началось, а там, где решает судьба, вмешиваться не стоит. Толстушка ему симпатична, а настроение Джозефа Кисса помогает Данди преодолеть обычную сдержанность. По мере того как они плывут на запад, река становится чище, и вода теряет серовато грязный оттенок.
— Прекрасно, — с видимым удовольствием обращается она к Джозефу Киссу. — Вы не знаете, нас довезут прямо до Кью?
— Знаю, мисс Сайн. Мы пересядем на Вестминстерском пирсе, ниже Стрелковой башни, напротив «Королевы Боудики».
— Эсаян. Поначалу многие ошибаются. А как вас зовут?
— Кисс. Джозеф Кисс.
— А где служили, Джо?
— Он сапером был, — отвечает Данди. — Спасал население. Герой. Почти святой.
— Правда? — Мэвис поводит плечами. Судно проходит мимо дока и развалин какого-то официального здания. Подъемные краны и бульдозеры расчищают завалы. — Слава богу, я не видела бомбежек. Была в Норфолке у сестры. Мы копали оборонительные линии. Работали тяжко, но, конечно, по сравнению кое с чем другим это была хорошая жизнь. Мы много смеялись. А вы здесь были во время войны, мистер… полковник… ваше высочество?
К восхищению своего друга, Данди Банаджи начинает припоминать свою фантастическую военную карьеру на нескольких континентах, завершившуюся сбросом атомной бомбы на Хиросиму в тот момент, когда американскому летчику не удалось это сделать. К тому времени, когда они переходят на борт другого пароходика, Мэвис окончательно сражена:
— Да, здорово. Честно говоря, я мало чего ждала от сегодняшней прогулки. Этот тип, ну, тот парень, который не пришел, он приятель мужа моей сестры. Электрик.
пуританская помесь шотландка с поджатыми губками предрассудок на предрассудке фанатичная реакционерка а у Бена дрогнуло сердечко говорил всегда мол должно быть право выбора почему если адвокат то обязательно еврей а мой барристер чертов индус так мало того адвокат женщина так что если желаете мистер Уитстро мы можем сдаться сейчас иначе это будет для них безоговорочная победа натуральный переворот что ли да уж ничего хорошего нельзя было так на самом деле я просто прекратил ее мучения и за какие-то три фунта
Пароход идет мимо Уоксхолла и Челси, и следов войны становится все меньше, хотя враг уничтожил почти все важные объекты на реке. Джозефу Киссу не хочется вспоминать тяжелые дни, а Мэвис пристально вглядывается в огромные трубы. Для лондонцев тот факт, что электростанция в Баттерси уцелела во время налетов, кажется чудом.
— Вы бывали там? Бен водил меня. Это как фильм про замок. Очень красиво. Представляете, внутри как настоящий дворец. Все как в кино показывают.
Большую часть развалин здесь уже сровняли с землей, и теперь повсюду на гладких пустырях растет трава.
— Отсюда начинался заплыв Баттерси-Хаммерсмит. — Голос Джозефа Кисса становится бархатным. — Любой мог принять в нем участие. Сотни человек плавали. До войны в основном дети, но они подросли, так что взрослых участников теперь больше. Жители Баттерси и Фулема. Чтобы научить ребенка плавать, его кидают в воду. А вода здесь никогда не была чистой. Вдоль Хаммерсмита подряд идут электростанции. А деревья вокруг Патни и Барнса, полоска лугов Харлингема и Бишопс-парк придают этому району деревенский, здоровый вид. Вода почти всегда была теплая. В двадцать первом году мой дядя Эдмонд — денди, человек со связями, выступавший на ипподроме в Ньюмаркете, джентльмен-любитель, то есть джентльмен во всем, кроме титула, проплыл здесь шестнадцать раз, пока его не вытащили из воды.
Думали, что он умер. Моя сестра, конечно, мечтает, чтобы мы все умерли. Она ведь пошла в политику. Перспективный член парламента. Рано продала свою душу. За хорошую цену, впрочем.
Буффало Билл и Техасец Джек ищут на берегу пустынной реки след Сломанного Ножа вождя черноногих я теперь предпочитаю сигары хотя глупо война ведь неужели золото Трои закопано на «Кенсал-Райз» его увезли из Берлина два эсэсовца в сорок четвертом контрабанда слитками процветает погорячее и выше ногу
Когда на другом конце скамьи загорелый мужчина в спортивной куртке делает рукой раздраженное движение, его жена шипит: «Замолчи!», но он продолжает ворчать. Она вскидывает красивые голубые глаза, извиняясь.
— Вы несете чушь! — горячится он. — Я всю жизнь прожил в Фулеме. У нас есть лодочная гонка, от Патни до Морт-лейка. А никакого заплыва пловцов нет. Уж я-то знаю это, приятель. Я работаю на местную газету.
— Всегда готов преклонить голову перед прессой, — хмурится Джозеф Кисс, — однако…
— Не строй из себя дурака, Дикки. — Одергивает его жена и извиняющимся тоном объясняет: — Он думает, что все знает.
— Я читаю газеты от корки до корки, разве не так? Каждую чертову неделю! И там нет ничего подобного. Нельзя разрешать вам говорить о том, чего не было. Изображать из себя гида.
— Меня зовут Кисс. — Ухватившись за металлический поручень, он величественно встает, чтобы отразить столь ничтожную атаку. — Вы, несомненно, слышали об экспедиции Кисса и Банстеда тысяча девятьсот двадцать восьмого года? Банстед, конечно, был убит туземцами выше по реке. Но я продолжал исследовать здесь каждый уголок, дорогой Дикки! Хотя, как я полагаю, вы не помните, Дикки, что флот викингов прошел вверх по течению до Фулемского дворца, собираясь разграбить сокровищницу епископа? Где вы были во время налетов? Нет, сэр. Не садитесь, сэр. Встаньте и объяснитесь. Вы обвинили меня во лжи.
— Он псих! — Моргая, Дикки смотрит на жену. — Чокнутый.
— Позовите капитана. — Хотя Данди и видит в глазах мистера Кисса искру иронии, ему ясно, что его друг теряет над собой контроль.
— Я все улажу. Капитан!
— Извинись. Попроси прощения.
Дикки прислушивается к жене.
— Хорошо, я прошу прощения.
— Чрезвычайно мило с вашей стороны. — С кроткой улыбкой Джозеф Кисс оборачивается к остальным зрителям этой сцены, большинство которых уже пересели на другие места, куда подальше, и приподнимает свою соломенную шляпу: — Я тоже прошу прощения, сэр, за то что позволил себе предположить, что вы трус.
— Он вам очень благодарен, — говорит жена Дикки. — А теперь, ради бога, заткнись, Дикки. Вечно ты так. Вечно думаешь, что все знаешь. И выставляешь себя дураком.
Она вновь начинает листать журнальчик, смакующий скандалы из жизни звезд.
— О, посмотрите! Лебеди! — Мэвис Эсаян крепче вцепляется в Данди Банаджи. — Мы и не заметим, как уже будем в Кью. Вам нравится там, мистер К.?
— Нравится ли мне Кью, прекрасная Мэвис? Я его обожаю! Эта жара! Эти испарения! — Он вращает глазами как блаженный. — Мэвис, вы не можете себе представить, что значит для меня Кью! Там на меня снизошло божественное откровение.