Страница:
Он задумался.
— Не все. Ноттинг-Хилл и Бейсуотер — теперь не моя территория. Слишком много цветных. А еще греки!
Она лукаво заметила:
— А я думала, что в Ноттинг-Хилле в основном ирландцы живут!
— Не знаю, не знаю, миссис Г. Папаша мой, конечно, чертов ирландец. Но сам я кокни. Когда в Гейте поселились пареньки из Вест-Индии, они его немного оживили. Район стал чуть получше. Вы ведь помните, что это была за дыра? А беспорядки помните?
— Если верить Дэвиду, несколько стиляг попытались тогда снять черных, приняв их за проституток. А уж газеты раздули из этого «беспорядки».
— Совершенно в его стиле! — Невольно заскучав за беседой, Кирон допил виски. — Пойдем. Сдержу свое обещание и отвезу тебя домой.
От выпитого джина усталость усилилась. Она оглядела еще раз «Томаса Бекета». Монахи улыбались ей. Под их ногами мерцали вырезанные по дереву надписи. «Полную чашу налей!» вдруг превратилось в «Беги поскорей!» Дурной знак. Надо как можно скорее добраться до постели и выспаться. Она постаралась взять себя в руки.
— Это было бы здорово.
Голос Кирона доносился до нее смутно. В голове поднялся шум океана, накатывающего на галечный берег, и поэтому, напряженно прислушиваясь, она могла лишь кивать. Обычно она возбуждалась, когда голоса проникали в ее голову, и теперь была рада тому, что город еще относительно безлюден. Они вернулись к «порше» и поехали по боковым улочкам Южного Лондона. Кирон вел машину с гордостью, и они достаточно быстро проехали Клэпем-Коммон, а затем пересекли серо-розовую каменную громаду моста Хаммерсмит.
В какой-то момент там, на Хаверсток-Хилл, до меня дошло, что она может быть убийцей. И святой не помог. Не выкроишь минутку-другую в субботу?
— А ты, кажется, и в самом деле устала? — Его голос разбудил ее. Она заснула как раз перед «Феникс-Лодж». Не выключая мотора, Кирон остановил машину во дворе. — Не помню, какой твой?
На секунду ее охватила паника: она испугалась, что где-то оставила сумочку. Но сумочка лежала у нее под ногами. Она порылась в ней в поисках ключей.
— Я бы с радостью угостила тебя чашкой чая.
Он поцеловал ее в щеку.
— Ты страшно измотана. Я сразу не понял. А джин совсем тебя подкосил. Оставь мне телефон.
Как это часто бывает, кратковременное забытье дало ей передышку. Она чувствовала себя больной, но в здравом рассудке. Нашла записную книжку и черкнула номер. Аккуратно оторвала страничку, протянула ему.
— Я хотел бы повидать Дейви. Так он по вечерам заглядывает в «Арчери»?
— Точно знаю, что по средам. Всем добро пожаловать, говорит. Так как насчет чашки чая?
— Пара спаниелей в Орпингтоне ждут меня не дождутся. — Он поправил манжеты.
— А ведь ты еще из-за меня задержался. Да? — Она была тронута. — Долго придется добираться до дому.
— Полчаса. Рад был снова повидать тебя, миссис Г. — Он положил бумажку с номером в карман. — Я позвоню. Может, как-нибудь поужинаем втроем, а? Ты, я, Дейви.
Кирон выкатил обратно на Шепердз-Буш-роуд, по которой они приехали. Мэри помахала ему. Он рванул с места, ни дать ни взять лесной удалец на коне. Похож на Стюарта Грейнджера в каком-то романтическом фильме. Только бы не попал в беду. А может, он просто дилер? Может, нынешний рыцарь дороги этим и занимается — торгует дорогими машинами? Но более вероятно, что он их крадет. Голос был четкий и незнакомый.
Она глубоко вздохнула и, держа ключи в вытянутой руке, направилась к входной двери. Выложенные из красного кирпича башенки и фронтоны жилого дома «Феникс-Лодж» все были погружены в сон. Даже молочник еще не появлялся. Она оказалась в сумрачном вестибюле, где, как ей почудилось, на страже стояли великаны.
Красноватый блеск покрывал все его лицо, и, когда я смотрела на него, распростертого на моем теле, он казался отлитым из раскаленного металла. Увы, он не был богом, он был слишком уродлив, чтобы быть богом. Зи бетратен дас дункле хаус.
Взяв себя в руки, она постаралась дышать медленно и ровно. Это помогло остановить панику. Быстрое биение сердца и приток адреналина вызывали галлюцинации, обычно имеющие вполне физические причины. Она остановилась и расправила плечи. Лестница перед ней начала извиваться и корчиться, как змея. Выходя из дому, она не брала с собой таблетки, не хотела зависеть от них. А поскольку она собиралась быть дома вчера к семи вечера, то была уверена, что таблетки ей не понадобятся.
Писая ему в рот она сказала ну куда это годится чтобы жена моя зарабатывала вот так…
Она гневно уставилась на ступеньки, пока те не перестали извиваться, перевела дух и взлетела на раскачивающуюся лестничную площадку. Хрен тебе будешь у меня визжать будешь у меня потеть ради куска ты шлюха да кто черт побери тебя слушает… будешь делать что я скажу… Трахаться с кем скажу… хочешь еще схлопотать да так заткни свой поганый рот боже ну и отстой а дождь над Шотландией будет лить все утро… Обшарпанная белая краска входной двери. Ничего угрожающего. Никаких голосов, и, что самое главное, внутри тихо. Она вставила ключ в замок и, открыв дверь, с облегчением рассмеялась.
— Ох, Мэри, ты ведь не Жанна д'Арк!
Она прошла по комнатам, открывая шторы и впуская весенний свет. Квартира наполнилась веселой птичьей трелью. Канарейка, проснувшись, встречала хозяйку.
Капитан Джек Кейд 1968
— Не все. Ноттинг-Хилл и Бейсуотер — теперь не моя территория. Слишком много цветных. А еще греки!
Она лукаво заметила:
— А я думала, что в Ноттинг-Хилле в основном ирландцы живут!
— Не знаю, не знаю, миссис Г. Папаша мой, конечно, чертов ирландец. Но сам я кокни. Когда в Гейте поселились пареньки из Вест-Индии, они его немного оживили. Район стал чуть получше. Вы ведь помните, что это была за дыра? А беспорядки помните?
— Если верить Дэвиду, несколько стиляг попытались тогда снять черных, приняв их за проституток. А уж газеты раздули из этого «беспорядки».
— Совершенно в его стиле! — Невольно заскучав за беседой, Кирон допил виски. — Пойдем. Сдержу свое обещание и отвезу тебя домой.
От выпитого джина усталость усилилась. Она оглядела еще раз «Томаса Бекета». Монахи улыбались ей. Под их ногами мерцали вырезанные по дереву надписи. «Полную чашу налей!» вдруг превратилось в «Беги поскорей!» Дурной знак. Надо как можно скорее добраться до постели и выспаться. Она постаралась взять себя в руки.
— Это было бы здорово.
Голос Кирона доносился до нее смутно. В голове поднялся шум океана, накатывающего на галечный берег, и поэтому, напряженно прислушиваясь, она могла лишь кивать. Обычно она возбуждалась, когда голоса проникали в ее голову, и теперь была рада тому, что город еще относительно безлюден. Они вернулись к «порше» и поехали по боковым улочкам Южного Лондона. Кирон вел машину с гордостью, и они достаточно быстро проехали Клэпем-Коммон, а затем пересекли серо-розовую каменную громаду моста Хаммерсмит.
В какой-то момент там, на Хаверсток-Хилл, до меня дошло, что она может быть убийцей. И святой не помог. Не выкроишь минутку-другую в субботу?
— А ты, кажется, и в самом деле устала? — Его голос разбудил ее. Она заснула как раз перед «Феникс-Лодж». Не выключая мотора, Кирон остановил машину во дворе. — Не помню, какой твой?
На секунду ее охватила паника: она испугалась, что где-то оставила сумочку. Но сумочка лежала у нее под ногами. Она порылась в ней в поисках ключей.
— Я бы с радостью угостила тебя чашкой чая.
Он поцеловал ее в щеку.
— Ты страшно измотана. Я сразу не понял. А джин совсем тебя подкосил. Оставь мне телефон.
Как это часто бывает, кратковременное забытье дало ей передышку. Она чувствовала себя больной, но в здравом рассудке. Нашла записную книжку и черкнула номер. Аккуратно оторвала страничку, протянула ему.
— Я хотел бы повидать Дейви. Так он по вечерам заглядывает в «Арчери»?
— Точно знаю, что по средам. Всем добро пожаловать, говорит. Так как насчет чашки чая?
— Пара спаниелей в Орпингтоне ждут меня не дождутся. — Он поправил манжеты.
— А ведь ты еще из-за меня задержался. Да? — Она была тронута. — Долго придется добираться до дому.
— Полчаса. Рад был снова повидать тебя, миссис Г. — Он положил бумажку с номером в карман. — Я позвоню. Может, как-нибудь поужинаем втроем, а? Ты, я, Дейви.
Кирон выкатил обратно на Шепердз-Буш-роуд, по которой они приехали. Мэри помахала ему. Он рванул с места, ни дать ни взять лесной удалец на коне. Похож на Стюарта Грейнджера в каком-то романтическом фильме. Только бы не попал в беду. А может, он просто дилер? Может, нынешний рыцарь дороги этим и занимается — торгует дорогими машинами? Но более вероятно, что он их крадет. Голос был четкий и незнакомый.
Она глубоко вздохнула и, держа ключи в вытянутой руке, направилась к входной двери. Выложенные из красного кирпича башенки и фронтоны жилого дома «Феникс-Лодж» все были погружены в сон. Даже молочник еще не появлялся. Она оказалась в сумрачном вестибюле, где, как ей почудилось, на страже стояли великаны.
Красноватый блеск покрывал все его лицо, и, когда я смотрела на него, распростертого на моем теле, он казался отлитым из раскаленного металла. Увы, он не был богом, он был слишком уродлив, чтобы быть богом. Зи бетратен дас дункле хаус.
Взяв себя в руки, она постаралась дышать медленно и ровно. Это помогло остановить панику. Быстрое биение сердца и приток адреналина вызывали галлюцинации, обычно имеющие вполне физические причины. Она остановилась и расправила плечи. Лестница перед ней начала извиваться и корчиться, как змея. Выходя из дому, она не брала с собой таблетки, не хотела зависеть от них. А поскольку она собиралась быть дома вчера к семи вечера, то была уверена, что таблетки ей не понадобятся.
Писая ему в рот она сказала ну куда это годится чтобы жена моя зарабатывала вот так…
Она гневно уставилась на ступеньки, пока те не перестали извиваться, перевела дух и взлетела на раскачивающуюся лестничную площадку. Хрен тебе будешь у меня визжать будешь у меня потеть ради куска ты шлюха да кто черт побери тебя слушает… будешь делать что я скажу… Трахаться с кем скажу… хочешь еще схлопотать да так заткни свой поганый рот боже ну и отстой а дождь над Шотландией будет лить все утро… Обшарпанная белая краска входной двери. Ничего угрожающего. Никаких голосов, и, что самое главное, внутри тихо. Она вставила ключ в замок и, открыв дверь, с облегчением рассмеялась.
— Ох, Мэри, ты ведь не Жанна д'Арк!
Она прошла по комнатам, открывая шторы и впуская весенний свет. Квартира наполнилась веселой птичьей трелью. Канарейка, проснувшись, встречала хозяйку.
Капитан Джек Кейд 1968
Когда Патси Микин поднял голову над могильной плитой, свежий весенний папоротник так царапнул его щеку, что Патси вскочил. Он тяжело задышал, испугавшись, что потерял ингалятор с сульфатом амфетамина. Только что под прикрытием этих мрачных надгробных памятников он сделал ингаляцию, а теперь пытался сфокусировать объектив шестнадцатимиллиметрового фотоаппарата сквозь рассеянный свет над яркой гладью канала. Он не понимал, для чего клиенту понадобилось фотография самого обыкновенного дома, но ведь это была его первая платная съемка с тех пор, как два года назад он окончил Лондонскую школу кинотехники. Он догадывался, что участвует в какой-то шпионской операции, и потому волновался так, словно ему предложили эпизодическую роль в «Мстителях» или «Человеке ПАПы». По такому случаю он купил себе на Карнаби-стрит бархатный, цвета бургундского вина камзол, будто из эпохи Регентства. Ночная деятельность в Хите позволяла ему неплохо заработать.
Запах папоротника и свежескошенной травы вернул Патси в детство. Подкравшись поближе к перилам ограды над каналом, он поймал в кадр соломенную крышу маленького коттеджа. Дом выглядел неуместно среди муниципальных зданий и заброшенных промышленных ангаров. За коттеджем поднимались огромные газгольдеры, а канал был сильно загажен, хотя парочка неунывающих рыбаков пыталась ловить рыбу в мутной воде. Южнее тянулись бетонные колонны новой автострады. Может быть, клиент был заинтересован в какой-нибудь сделке с недвижимостью в этом районе. Все кому не лень занимаются теперь спекуляцией на участках Западной магистрали.
Коттедж, который он пытался снимать, был почти неразличим. Только вскарабкавшись на дерево, Патси смог увидеть каменную кладку стены. Разнообразные пристройки были примерно одного стиля, но высокая изгородь не позволяла толком что-либо разглядеть. Время от времени раздавались странные звуки, потом кто-то кого-то звал высоким голосом. Но хотя воображение и рисовало Патси картины радостных оргий на свежем воздухе, в объектив он так ничего и не поймал. Постепенно, однако, объект наблюдения начал занимать его куда больше, чем собственное разыгравшееся воображение. Построенный столетие назад коттедж явно был обитаемым, и это немного пугало Патси, начитавшегося книжек о привидениях. Он разглядел ступеньки, которые вели к узкой протоке. Кажется, там была привязана лодка. Когда Патси начал наводить на нее объектив камеры, то задел левой рукой жгучие стебли крапивы. Его вскрик тут же передразнила птица, сидящая на ветке дуба у него над головой. Птица эта, скорее всего улетевший из клетки попугай, расправив крылья, спланировала через канал к коттеджу. Решив, что на сегодня с него хватит, Патси выполз из крапивы. Утро, проведенное на заброшенном кладбище, утомило его. Скоро он отдаст пленку посреднице, Рини Фокс, заберет свои пятьдесят фунтов, и тогда со всем этим будет покончено.
Патси очень хотелось узнать, что здесь заинтересовало Рини. Вернее, в чем он не сомневался, ее брата Джона. Место было весьма любопытным, но Фоксы не увлекались антиквариатом. Ночная кража со взломом не их стиль. Похищение с целью выкупа — совсем другое дело. Патси постарался отогнать эту мысль. Семь лет назад он позволил Джону и Рини вовлечь себя в неудачную попытку похищения одного американского бизнесмена, игрока в покер. Потом оказалось, что у похищенного при себе не больше десяти фунтов. В угнанной машине они поссорились из-за того, что с ним дальше делать. И тут неуравновешенный брат Джона, Бобби, врезал американцу по физиономии, а Патси вытолкал обоих из машины, пока дело не зашло слишком далеко. Джон даже поблагодарил его за это. Что касается Рини, то она занималась порошком и это получалось у нее очень ловко. Таланты Джона распространялись не дальше рэкета. Вдобавок он держал маленькое музыкальное агентство, принимающее заказы от пабов на ритм-энд-блюзовые ансамбли, а если ему надо было кого-нибудь запугать, то обращался к своему дебиловатому братцу Бобби. Патси советовал им заниматься только тем, что они хорошо знают, избегая безумных затей вроде тех, что вышли боком братьям Креям. Впрочем, советы пропали втуне, и в результате попытки ограбления кондитерской в Далстоне Бобби застрял на два месяца в больнице и на год в тюрьме. И все из-за того, что хозяйка магазина огрела его совком для угля. Связь Патси с Фоксами началась в то время, когда он мотался по Европе, а они запрягли его в качестве курьера. Когда же он наконец понял, какой объем героина пришлось ему перетаскать в своем рюкзаке, он решительно отклонил дальнейшие предложения Рини и вернулся к Кирону.
Рини из кожи вон лезла, уверяя Патси, что съемки — дельце не пыльное. «Абсолютно, милый. Ну да, в последний раз была не права. Наверное, я должна была намекнуть, что в чемодане лежат „железки“, но ведь они были разобраны и не могли выстрелить. Ведь патроны я отправила посылкой. Ничего плохого ведь не случилось, правда? Зато подработал и в Абиссинии отдохнул. Ведь так?» Патси часто говорил, что фигура у нее как мешок. Когда на вечеринках она срывала с себя платье, а это случалось довольно часто, выглядела она ужасно. Ростом ниже самого Патси, около пяти футов одного дюйма, но толще. Она сказала, что отдаст пленку «деловому партнеру, расширяющему сферу своих интересов». Возможно, сам Джон ввязался в спекуляции недвижимостью, но вполне вероятно также, что он решил купить этот коттедж для себя, на всякий случай. Участок был зажат между каналом, автострадой и газовым заводом и совсем не походил на живописный уголок сельского ландшафта прошлого века. Может быть, Джон хотел подыскать место, где можно было в случае чего залечь на дно?
Засунув фотоаппарат в футляр, Патси закурил и направился к воротам, останавливаясь порой, чтобы прочитать надпись на каком-нибудь особенно вычурном надгробии. Ему хотелось, чтобы на его могиле тоже стоял высеченный из черного мрамора скорбный ангел. Если когда-нибудь он начнет наконец снимать настоящие фильмы, то обязательно будет откладывать на это. Диплом до сих пор не принес ему никакой работы, и он по-прежнему был связан с Кироном. Два года назад надеялся поехать в Африку или, может быть, поработать с каким-нибудь ведущим голливудским кинорежиссером, но обнаружил, что вся ирония заключается в том, что в этом мире, кажется, легче проложить путь болтовней и хвастовством, чем попыткой доказать свой профессионализм. Понял, как мало поэзии осталось в кино. Сплошная индустрия.
После ингалятора Патси ощутил прилив бодрости, и, гуляя среди могил, запел. «Прости-прощай, меня не забывай!» Он остановился, чтобы утереть слезы, внезапно нахлынувшие, когда он вспомнил, что Вуди Гатри уже год как умер. Он не заметил того, как быстро его героя скрутила болезнь. Он жалел о том, что бросил музыку. Гораздо менее талантливые люди поднялись наверх из тех же самых пабов, где он играл со своими ребятами. Но он был слишком горд, чтобы уступить коммерции. Из их компании преуспели только Джосс и Мэнди. Джосс заделался басистом в IronButterfly и, несмотря на все катаклизмы, превратился в загорелую звезду. Теперь он живет в Сан-Франциско. Мэнди выступает с переменным успехом и живет в Норт-Финчли с любовником-китайцем и двумя дочками.
Выходя через каменные ворота кладбища на Харроу-роуд, Патси взглянул на часы. У него оставалось меньше часа на то, чтобы попасть на Каннон-стрит в кафе «Капитан Джек Кейд», где он условился встретиться с Рини. Он хотел сам проявить и распечатать пленку, но, видимо, придется отдать ее в кассете. Потом у него останется время, чтобы съездить в парк Баттерси на весенний карнавал «перламутровых королей» и «королев». Он всегда хотел пощелкать участников в костюмах, со всеми их пони и повозками. Может быть, Дэвид Маммери согласится написать для него сценарий документального фильма про Лондон для американского телевидения. При нынешней шаткой ситуации, полицейских на велосипедах и прочей чепухе, сейчас лучшее время для того, чтобы пробиться на Си-би-эс, например. Он смог бы неплохо заработать. Может, и на билет в Голливуд хватило бы. Туристические путеводители Маммери «выдержаны в тоне», в них есть стиль, так что если Дейви все еще живет в Ноттинг-Хилле, надо позвонить ему. Они могли бы поделить на двоих денежки. Громко насвистывая, Патси прыгнул в первый попавшийся автобус. Он чувствовал, что сегодня — его день. Когда ковбойские сапоги коснулись подножки, ветер откинул назад его длинные рыжие волосы и так раздул бархатный камзол, что пуговицы звякнули и засверкали. На какой-то миг он стал похож на огромную птицу из кельтской легенды.
— В кого ты таким уродился? — Женщина сказала это сидевшему рядом мужчине, но Патси вдруг укололо одно воспоминание. Точно такие же слова произнесла Джинни, когда он в последний раз позвонил ей, надеясь наладить отношения. Тем не менее даже это не смогло надолго испортить его настроение. Он уселся на переднем сиденье и стал наблюдать, как по мере приближения к Эджвер-роуд свет начинает оживлять унылые серые здания, добавляя солнечную охру на стены.
«У проходной завода ее я целовал… » Сколько еще таких, как Джинни! Теперь он не мог поверить в то, что позволил себе увлечься. Пусть катится ко всем чертям, ловит на крючок какого-нибудь придурка в белом воротничке. Патси подмигнул сидящей напротив молодой женщине в афганском платке, с длинными каштановыми волосами.
— Чудный день, а? Она покраснела.
— И куда же вы направляетесь в это прекрасное утро? — Теперь ухмылка Патси лишь смутно напоминала его давешнюю мальчишескую улыбку. Обаяния ему явно недоставало. Девушка отвернулась к окну, и Патси почувствовал, как на него накатывает кураж. — Пойдем со мной, лапочка! Если такие, как мы, не могут поладить друг с другом, остальным и надеяться не на что.
Она повернула к нему свое красивое овальное лицо.
— Я еду на демонстрацию, — сказала она. — К Олд-Бейли, слышали? Мы выступаем за свободу прессы, за «Френдз».
Показав ей фотоаппарат, Патси решил испытать свой шанс:
— Да что ты! Я ведь и сам туда отправляюсь на съемки. Я работаю на «Интернешнл таймс», «Оз» и тому подобные издания. — Уж если это не настроит ее на романтический лад, подумал он, то ничто не поможет.
Она немного оживилась.
— Да?
— Я Звездный Спасатель, дорогая. Делаю репортажи со всех больших демонстраций. Со всех вечеринок, концертов.
Покраснев, она начала кивать головой. Ее большие карие глаза были сильно накрашены. Если не считать бледной губной помады, другой косметики на лице не было.
— Для меня это первая настоящая демонстрация. Я обещала, что приду.
— Кому обещала, милая?
— Ребятам из редакции «Френдз». В прошлую субботу я была в Портобелло, торговала на улице. Я была в офисе. Вы знаете Йона Тракса? Джона Мея?
— Мы старые приятели. Я еду туда, но сначала мне надо передать одну пленочку. Почему бы тебе не пойти со мной? Выпьем по одной, а потом вместе отправимся на демонстрацию.
— Меня ждут к часу.
— Ну, как угодно, дорогая. Что ж, может быть, увидимся. Оставь мне свой телефон на случай, если мы по какой-либо причине разминемся. Я ищу модель для фотосъемки. Ничего сексуального, не бойся. Ты была бы первоклассной моделью.
— У меня нет телефона. Но я часто бываю в редакции «Френдз». — Когда она отвернулась к окну, чтобы перевести дух, Патси принялся насвистывать и страшно удивился, когда она вдруг поднялась:
— Как, ты уже выходишь?
— Пересаживаюсь. А вы?
— Я дальше. — Он увидел, что автобус доехал до Мраморной арки. Если бы он вышел, то опоздал бы на встречу с Рини, а ему были нужны деньги. — Наверно, твой парень тоже среди демонстрантов?
Она усмехнулась и помахала ему на прощание. Он смотрел, как она идет по Оксфорд-стрит, похожая на сказочную принцессу в ярких шелках.
— Такая красотка! — пробурчал он под нос — А ведь того и гляди нарвется.
Он, конечно, успеет заскочить на демонстрацию. Здорово было бы заснять это событие, особенно если что случится, а ребят из теленовостей поблизости не окажется. И можно было бы подкупить травки и познакомиться с какой-нибудь активисткой.
Патси интересовался контркультурой потому, что она притягивала симпатичных девчонок. Все его прежние развлечения в джазовых и богемных кругах разочаровали его, потому что девицы оказывались пухленькими, близорукими и треп о сексе предпочитали самому сексу. Патси понимал, что на его запястьях бисерные фенечки выглядят неубедительно, однако решал эту проблему, выставляя себя фотографом и художником. Если мероприятие сулило радость общения с юными куколками, хорошая травка освежала его потасканный вид. Они всему верили, так что он мог не беспокоиться. В конце концов, именно среди них он нашел Джинни.
Когда он доехал до Фаррингдона, у него было еще пятнадцать минут, чтобы добраться до Каннон-стрит. В своем маскарадном костюме он выглядел экзотично в толпе высыпавших на обеденный перерыв клерков, поглядывавших на него с нескрываемым любопытством. Слегка запыхавшись, он поднялся на Ладгейт-Хилл и, пройдя мимо собора Святого Павла, обрел второе дыхание, поравнявшись с блестящими на солнце фасадами новых зданий. Он намеренно не стал заглядывать на Олд-Бейли. То и дело ему встречались группы ярко одетых молодых людей, направлявшихся в сторону Английского банка. Народу на демонстрацию собиралось много.
Повернув за угол на Кэннон-стрит, Патси оказался в самом, по его мнению, настоящем лондонском Сити: здесь, в «Капитане Джеке Кейде» — здании со средневековым фасадом, расположенном прямо напротив железнодорожного вокзала, он выступал в фолк-клубе «Новых социалистов». Паб был построен на месте камня, который разбил своим мечом, приведя в город повстанческую армию, герой Джек. Паб «Джек Кейд» был символом надежд и идеалов поколения Патси, и, может быть, поэтому он решил встретиться с Рини здесь, а не в Сохо и не в Ист-Энде. Там была вероятность наткнуться на какую-нибудь знакомую физиономию, которая тут же напомнила бы ему о долгах или, наоборот, попросила в долг. Словно герой вестерна, Патси толкнул ногой дверь «салуна» и протолкался сквозь толпу горожан, игнорируя их шуточки по поводу своего костюма. Он знал, что с тех пор, как прославились «Битлз», в этом самонадеянном сердце консервативного Сити к «художникам» стали относиться с подозрительным почтением, потому что клерки больше не были уверены в том, кто из волосатиков революционер, а кто миллионер. Для Патси это был еще один повод цинично относиться к идеалам хиппи.
За столом у дальней стены Рини читала «Пентхаус» и тянула портвейн с лимоном. Волосы ее сверкали свежей хной. Она была одета в бесформенный фиолетовый балахон, на груди болталось несколько бирюзовых, яшмовых и малахитовых ожерелий. Патси уловил аромат духов, смешанный с дымом «житана». Она подняла голову, кашлянула в знак приветствия и подвинулась, дав ему место рядом на скамье.
— Припозднился, Пат. Что будешь? «Гиннес»?
Она взяла было сумочку и хотела встать, но Патси остановил ее:
— Я сам. Тебе повторить?
— Давай. — Она сунула ему фунтовую бумажку. — Смотри только, чтоб я потом на ногах стояла.
Вернувшись, Патси спросил, как поживает ее вечно держащийся в тени супруг. По слухам, Гораций, зная в деталях все о любой контрабандной сделке от Дувра до Макао, редко появлялся на людях.
— Прихворнул. — Рини была тронута. Мало кто понимал ее привязанность к мужу. — Когда я уходила, он сидел в постели с чашкой горячего апельсинового сока, двумя сухариками и новым атласом, который я подарила ему на день рождения. У него болит горло и нос заложен.
Она почесала себя под мышкой и запустила карминные ногти в рыжие волосы. В том углу паба, где они сидели, было шумно.
— Ну, как съемка? Он протянул сумку.
— Не вынимай. Пленку нужно проявить и распечатать.
— Это он сам. — Достав кошелек, она вытащила пять скрепленных друг с другом десятифунтовых банкнот. — Держи, Пат. Но если получилось плохо, в течение недели придется переделать.
— Как договорились. — Вздохнув, Патси сделал глоток.
Министерство — ни к черту. Спекуляции стали обычным делом. Я боюсь, что никогда не был особенно принципиальным. Бюст? Как ты сказал — бюст? Просто неописуемый, старина. А что супруга? Ха-ха-ха, ха-ха-ха, ха-ха-ха.
Джудит Парк, одетая в строгое выходное платье, вытерла губы салфеткой и улыбнулась Джеффри Уорреллу, чтобы показать ему, как ей понравилась «пастушья запеканка».
— Я действительно не ожидал, что здесь будет столько народу. — Он прикусил нижнюю губу. — В следующий раз пойдем в ресторан.
Намек был многообещающим, потому что ему понравились ее рисунки и он хотел опубликовать десять из них на поздравительных открытках, а в случае, если они пойдут хорошо, заказать еще. Довольная предложенной суммой, Джудит была огорчена тем, что это был разовый гонорар. Мэри Газали советовала ей потребовать «тиражные». Теперь она не могла найти подходящий момент, чтобы попросить об этом. Она признавалась себе, что при виде Джеффри, его черных волос, голубых глаз, мягкой загорелой кожи и сильных рук у нее подгибаются колени, к тому же он каждым жестом демонстрировал ей свое восхищение. К удивлению, она обнаружила, что ее совершенно не заботит, женат он или нет. С недавних пор она устала от компромиссов, последние десять месяцев ни с кем не знакомилась и даже перестала ругаться со своим «бывшим». Но сегодня она была готова на все: у нее участился пульс, и она испытывала тот ликующий ужас, с которым в юном возрасте отправлялась гулять с мальчиками. Тем не менее ее восторженная реакция на Джеффри, готовность с жаром отвечать на самые дурацкие вопросы застали ее врасплох. Она попыталась взять себя в руки и, пока он рассуждал о проблемах современной цветной печати, решила сама проявить инициативу.
— Может, мы продолжим на улице? То есть, если вы хотите, конечно. Сейчас так тепло, так чудесно. Мы бы могли пройтись.
— А как вы относитесь к хорошей деревенской харчевне? — И он рассказал ей о трактире в нескольких милях от Оксфорда и о том, какое там замечательное пиво. Потом фамильярно помахал бармену и распахнул перед ней дверь. Взял папку. — Я понесу? — Ласковая улыбка, слабый сладковатый запах дорогого табака.
— Она не тяжелая.
Они направились к улице Королевы Виктории и к набережной. Заказ был важным, и Джудит тщательно подготовилась. Она знала, что стрижка под Мэри Куант делает ее моложе, что она правильно сделала, надев черные выходные туфли, потому что Джеффри на добрых три дюйма выше ее. Год тому назад она твердо решила, что в следующий раз потеряет голову лишь из-за абсолютно неотразимого мужчины. Джеффри, в твидовом пиджаке, в строгих брюках и в хорошо начищенных ботинках, был идеален. Когда они шли под подернутым дымкой небом, Джеффри продолжал говорить, а она тихонько поддакивала и была близка к тому, чтобы взмахнуть ресницами. В эту весеннюю погоду она была терпелива. Еще слишком ранний час для того, чтобы отваживаться на что-то серьезное, но она знала, что, когда настанет время, она сможет оказаться на высоте.
Джеффри часто останавливался и неуверенным тоном спрашивал, не надоел ли ей, а она с откровенным лицемерием отрицала саму возможность такого предположения, и казалось, что все ею сказанное доставляет ему удовольствие. Они вышли на набережную, где кружили чайки, а дикие утки громко ссорились друг с другом. Он начал говорить о том, как хотел бы показать ей весенние пейзажи Оксфордшира, а она, даже не покраснев, объявила, что Оксфордшир — самое любимое ее место во всей Англии.
Они постояли у военных кораблей, навеки застывших у бетонных причалов: это были «Президент», «Хризантема», «Веллингтон». Он знал немного о каждом.
— Как это удивительно хорошо, — сказала она, — прогуливаться вот так с кем-то, с кем тебе действительно легко!
Она добавила, что чувствует себя так, словно знает его много лет, что он напоминает ей ее брата. Раз заговорили о родственниках, он спросил, замужем ли она, и она вскользь упомянула о разводе.
— Вы смелая, — воскликнул он, — раз отважились начать новую жизнь!
Запах папоротника и свежескошенной травы вернул Патси в детство. Подкравшись поближе к перилам ограды над каналом, он поймал в кадр соломенную крышу маленького коттеджа. Дом выглядел неуместно среди муниципальных зданий и заброшенных промышленных ангаров. За коттеджем поднимались огромные газгольдеры, а канал был сильно загажен, хотя парочка неунывающих рыбаков пыталась ловить рыбу в мутной воде. Южнее тянулись бетонные колонны новой автострады. Может быть, клиент был заинтересован в какой-нибудь сделке с недвижимостью в этом районе. Все кому не лень занимаются теперь спекуляцией на участках Западной магистрали.
Коттедж, который он пытался снимать, был почти неразличим. Только вскарабкавшись на дерево, Патси смог увидеть каменную кладку стены. Разнообразные пристройки были примерно одного стиля, но высокая изгородь не позволяла толком что-либо разглядеть. Время от времени раздавались странные звуки, потом кто-то кого-то звал высоким голосом. Но хотя воображение и рисовало Патси картины радостных оргий на свежем воздухе, в объектив он так ничего и не поймал. Постепенно, однако, объект наблюдения начал занимать его куда больше, чем собственное разыгравшееся воображение. Построенный столетие назад коттедж явно был обитаемым, и это немного пугало Патси, начитавшегося книжек о привидениях. Он разглядел ступеньки, которые вели к узкой протоке. Кажется, там была привязана лодка. Когда Патси начал наводить на нее объектив камеры, то задел левой рукой жгучие стебли крапивы. Его вскрик тут же передразнила птица, сидящая на ветке дуба у него над головой. Птица эта, скорее всего улетевший из клетки попугай, расправив крылья, спланировала через канал к коттеджу. Решив, что на сегодня с него хватит, Патси выполз из крапивы. Утро, проведенное на заброшенном кладбище, утомило его. Скоро он отдаст пленку посреднице, Рини Фокс, заберет свои пятьдесят фунтов, и тогда со всем этим будет покончено.
Патси очень хотелось узнать, что здесь заинтересовало Рини. Вернее, в чем он не сомневался, ее брата Джона. Место было весьма любопытным, но Фоксы не увлекались антиквариатом. Ночная кража со взломом не их стиль. Похищение с целью выкупа — совсем другое дело. Патси постарался отогнать эту мысль. Семь лет назад он позволил Джону и Рини вовлечь себя в неудачную попытку похищения одного американского бизнесмена, игрока в покер. Потом оказалось, что у похищенного при себе не больше десяти фунтов. В угнанной машине они поссорились из-за того, что с ним дальше делать. И тут неуравновешенный брат Джона, Бобби, врезал американцу по физиономии, а Патси вытолкал обоих из машины, пока дело не зашло слишком далеко. Джон даже поблагодарил его за это. Что касается Рини, то она занималась порошком и это получалось у нее очень ловко. Таланты Джона распространялись не дальше рэкета. Вдобавок он держал маленькое музыкальное агентство, принимающее заказы от пабов на ритм-энд-блюзовые ансамбли, а если ему надо было кого-нибудь запугать, то обращался к своему дебиловатому братцу Бобби. Патси советовал им заниматься только тем, что они хорошо знают, избегая безумных затей вроде тех, что вышли боком братьям Креям. Впрочем, советы пропали втуне, и в результате попытки ограбления кондитерской в Далстоне Бобби застрял на два месяца в больнице и на год в тюрьме. И все из-за того, что хозяйка магазина огрела его совком для угля. Связь Патси с Фоксами началась в то время, когда он мотался по Европе, а они запрягли его в качестве курьера. Когда же он наконец понял, какой объем героина пришлось ему перетаскать в своем рюкзаке, он решительно отклонил дальнейшие предложения Рини и вернулся к Кирону.
Рини из кожи вон лезла, уверяя Патси, что съемки — дельце не пыльное. «Абсолютно, милый. Ну да, в последний раз была не права. Наверное, я должна была намекнуть, что в чемодане лежат „железки“, но ведь они были разобраны и не могли выстрелить. Ведь патроны я отправила посылкой. Ничего плохого ведь не случилось, правда? Зато подработал и в Абиссинии отдохнул. Ведь так?» Патси часто говорил, что фигура у нее как мешок. Когда на вечеринках она срывала с себя платье, а это случалось довольно часто, выглядела она ужасно. Ростом ниже самого Патси, около пяти футов одного дюйма, но толще. Она сказала, что отдаст пленку «деловому партнеру, расширяющему сферу своих интересов». Возможно, сам Джон ввязался в спекуляции недвижимостью, но вполне вероятно также, что он решил купить этот коттедж для себя, на всякий случай. Участок был зажат между каналом, автострадой и газовым заводом и совсем не походил на живописный уголок сельского ландшафта прошлого века. Может быть, Джон хотел подыскать место, где можно было в случае чего залечь на дно?
Засунув фотоаппарат в футляр, Патси закурил и направился к воротам, останавливаясь порой, чтобы прочитать надпись на каком-нибудь особенно вычурном надгробии. Ему хотелось, чтобы на его могиле тоже стоял высеченный из черного мрамора скорбный ангел. Если когда-нибудь он начнет наконец снимать настоящие фильмы, то обязательно будет откладывать на это. Диплом до сих пор не принес ему никакой работы, и он по-прежнему был связан с Кироном. Два года назад надеялся поехать в Африку или, может быть, поработать с каким-нибудь ведущим голливудским кинорежиссером, но обнаружил, что вся ирония заключается в том, что в этом мире, кажется, легче проложить путь болтовней и хвастовством, чем попыткой доказать свой профессионализм. Понял, как мало поэзии осталось в кино. Сплошная индустрия.
После ингалятора Патси ощутил прилив бодрости, и, гуляя среди могил, запел. «Прости-прощай, меня не забывай!» Он остановился, чтобы утереть слезы, внезапно нахлынувшие, когда он вспомнил, что Вуди Гатри уже год как умер. Он не заметил того, как быстро его героя скрутила болезнь. Он жалел о том, что бросил музыку. Гораздо менее талантливые люди поднялись наверх из тех же самых пабов, где он играл со своими ребятами. Но он был слишком горд, чтобы уступить коммерции. Из их компании преуспели только Джосс и Мэнди. Джосс заделался басистом в IronButterfly и, несмотря на все катаклизмы, превратился в загорелую звезду. Теперь он живет в Сан-Франциско. Мэнди выступает с переменным успехом и живет в Норт-Финчли с любовником-китайцем и двумя дочками.
Выходя через каменные ворота кладбища на Харроу-роуд, Патси взглянул на часы. У него оставалось меньше часа на то, чтобы попасть на Каннон-стрит в кафе «Капитан Джек Кейд», где он условился встретиться с Рини. Он хотел сам проявить и распечатать пленку, но, видимо, придется отдать ее в кассете. Потом у него останется время, чтобы съездить в парк Баттерси на весенний карнавал «перламутровых королей» и «королев». Он всегда хотел пощелкать участников в костюмах, со всеми их пони и повозками. Может быть, Дэвид Маммери согласится написать для него сценарий документального фильма про Лондон для американского телевидения. При нынешней шаткой ситуации, полицейских на велосипедах и прочей чепухе, сейчас лучшее время для того, чтобы пробиться на Си-би-эс, например. Он смог бы неплохо заработать. Может, и на билет в Голливуд хватило бы. Туристические путеводители Маммери «выдержаны в тоне», в них есть стиль, так что если Дейви все еще живет в Ноттинг-Хилле, надо позвонить ему. Они могли бы поделить на двоих денежки. Громко насвистывая, Патси прыгнул в первый попавшийся автобус. Он чувствовал, что сегодня — его день. Когда ковбойские сапоги коснулись подножки, ветер откинул назад его длинные рыжие волосы и так раздул бархатный камзол, что пуговицы звякнули и засверкали. На какой-то миг он стал похож на огромную птицу из кельтской легенды.
— В кого ты таким уродился? — Женщина сказала это сидевшему рядом мужчине, но Патси вдруг укололо одно воспоминание. Точно такие же слова произнесла Джинни, когда он в последний раз позвонил ей, надеясь наладить отношения. Тем не менее даже это не смогло надолго испортить его настроение. Он уселся на переднем сиденье и стал наблюдать, как по мере приближения к Эджвер-роуд свет начинает оживлять унылые серые здания, добавляя солнечную охру на стены.
«У проходной завода ее я целовал… » Сколько еще таких, как Джинни! Теперь он не мог поверить в то, что позволил себе увлечься. Пусть катится ко всем чертям, ловит на крючок какого-нибудь придурка в белом воротничке. Патси подмигнул сидящей напротив молодой женщине в афганском платке, с длинными каштановыми волосами.
— Чудный день, а? Она покраснела.
— И куда же вы направляетесь в это прекрасное утро? — Теперь ухмылка Патси лишь смутно напоминала его давешнюю мальчишескую улыбку. Обаяния ему явно недоставало. Девушка отвернулась к окну, и Патси почувствовал, как на него накатывает кураж. — Пойдем со мной, лапочка! Если такие, как мы, не могут поладить друг с другом, остальным и надеяться не на что.
Она повернула к нему свое красивое овальное лицо.
— Я еду на демонстрацию, — сказала она. — К Олд-Бейли, слышали? Мы выступаем за свободу прессы, за «Френдз».
Показав ей фотоаппарат, Патси решил испытать свой шанс:
— Да что ты! Я ведь и сам туда отправляюсь на съемки. Я работаю на «Интернешнл таймс», «Оз» и тому подобные издания. — Уж если это не настроит ее на романтический лад, подумал он, то ничто не поможет.
Она немного оживилась.
— Да?
— Я Звездный Спасатель, дорогая. Делаю репортажи со всех больших демонстраций. Со всех вечеринок, концертов.
Покраснев, она начала кивать головой. Ее большие карие глаза были сильно накрашены. Если не считать бледной губной помады, другой косметики на лице не было.
— Для меня это первая настоящая демонстрация. Я обещала, что приду.
— Кому обещала, милая?
— Ребятам из редакции «Френдз». В прошлую субботу я была в Портобелло, торговала на улице. Я была в офисе. Вы знаете Йона Тракса? Джона Мея?
— Мы старые приятели. Я еду туда, но сначала мне надо передать одну пленочку. Почему бы тебе не пойти со мной? Выпьем по одной, а потом вместе отправимся на демонстрацию.
— Меня ждут к часу.
— Ну, как угодно, дорогая. Что ж, может быть, увидимся. Оставь мне свой телефон на случай, если мы по какой-либо причине разминемся. Я ищу модель для фотосъемки. Ничего сексуального, не бойся. Ты была бы первоклассной моделью.
— У меня нет телефона. Но я часто бываю в редакции «Френдз». — Когда она отвернулась к окну, чтобы перевести дух, Патси принялся насвистывать и страшно удивился, когда она вдруг поднялась:
— Как, ты уже выходишь?
— Пересаживаюсь. А вы?
— Я дальше. — Он увидел, что автобус доехал до Мраморной арки. Если бы он вышел, то опоздал бы на встречу с Рини, а ему были нужны деньги. — Наверно, твой парень тоже среди демонстрантов?
Она усмехнулась и помахала ему на прощание. Он смотрел, как она идет по Оксфорд-стрит, похожая на сказочную принцессу в ярких шелках.
— Такая красотка! — пробурчал он под нос — А ведь того и гляди нарвется.
Он, конечно, успеет заскочить на демонстрацию. Здорово было бы заснять это событие, особенно если что случится, а ребят из теленовостей поблизости не окажется. И можно было бы подкупить травки и познакомиться с какой-нибудь активисткой.
Патси интересовался контркультурой потому, что она притягивала симпатичных девчонок. Все его прежние развлечения в джазовых и богемных кругах разочаровали его, потому что девицы оказывались пухленькими, близорукими и треп о сексе предпочитали самому сексу. Патси понимал, что на его запястьях бисерные фенечки выглядят неубедительно, однако решал эту проблему, выставляя себя фотографом и художником. Если мероприятие сулило радость общения с юными куколками, хорошая травка освежала его потасканный вид. Они всему верили, так что он мог не беспокоиться. В конце концов, именно среди них он нашел Джинни.
Когда он доехал до Фаррингдона, у него было еще пятнадцать минут, чтобы добраться до Каннон-стрит. В своем маскарадном костюме он выглядел экзотично в толпе высыпавших на обеденный перерыв клерков, поглядывавших на него с нескрываемым любопытством. Слегка запыхавшись, он поднялся на Ладгейт-Хилл и, пройдя мимо собора Святого Павла, обрел второе дыхание, поравнявшись с блестящими на солнце фасадами новых зданий. Он намеренно не стал заглядывать на Олд-Бейли. То и дело ему встречались группы ярко одетых молодых людей, направлявшихся в сторону Английского банка. Народу на демонстрацию собиралось много.
Повернув за угол на Кэннон-стрит, Патси оказался в самом, по его мнению, настоящем лондонском Сити: здесь, в «Капитане Джеке Кейде» — здании со средневековым фасадом, расположенном прямо напротив железнодорожного вокзала, он выступал в фолк-клубе «Новых социалистов». Паб был построен на месте камня, который разбил своим мечом, приведя в город повстанческую армию, герой Джек. Паб «Джек Кейд» был символом надежд и идеалов поколения Патси, и, может быть, поэтому он решил встретиться с Рини здесь, а не в Сохо и не в Ист-Энде. Там была вероятность наткнуться на какую-нибудь знакомую физиономию, которая тут же напомнила бы ему о долгах или, наоборот, попросила в долг. Словно герой вестерна, Патси толкнул ногой дверь «салуна» и протолкался сквозь толпу горожан, игнорируя их шуточки по поводу своего костюма. Он знал, что с тех пор, как прославились «Битлз», в этом самонадеянном сердце консервативного Сити к «художникам» стали относиться с подозрительным почтением, потому что клерки больше не были уверены в том, кто из волосатиков революционер, а кто миллионер. Для Патси это был еще один повод цинично относиться к идеалам хиппи.
За столом у дальней стены Рини читала «Пентхаус» и тянула портвейн с лимоном. Волосы ее сверкали свежей хной. Она была одета в бесформенный фиолетовый балахон, на груди болталось несколько бирюзовых, яшмовых и малахитовых ожерелий. Патси уловил аромат духов, смешанный с дымом «житана». Она подняла голову, кашлянула в знак приветствия и подвинулась, дав ему место рядом на скамье.
— Припозднился, Пат. Что будешь? «Гиннес»?
Она взяла было сумочку и хотела встать, но Патси остановил ее:
— Я сам. Тебе повторить?
— Давай. — Она сунула ему фунтовую бумажку. — Смотри только, чтоб я потом на ногах стояла.
Вернувшись, Патси спросил, как поживает ее вечно держащийся в тени супруг. По слухам, Гораций, зная в деталях все о любой контрабандной сделке от Дувра до Макао, редко появлялся на людях.
— Прихворнул. — Рини была тронута. Мало кто понимал ее привязанность к мужу. — Когда я уходила, он сидел в постели с чашкой горячего апельсинового сока, двумя сухариками и новым атласом, который я подарила ему на день рождения. У него болит горло и нос заложен.
Она почесала себя под мышкой и запустила карминные ногти в рыжие волосы. В том углу паба, где они сидели, было шумно.
— Ну, как съемка? Он протянул сумку.
— Не вынимай. Пленку нужно проявить и распечатать.
— Это он сам. — Достав кошелек, она вытащила пять скрепленных друг с другом десятифунтовых банкнот. — Держи, Пат. Но если получилось плохо, в течение недели придется переделать.
— Как договорились. — Вздохнув, Патси сделал глоток.
Министерство — ни к черту. Спекуляции стали обычным делом. Я боюсь, что никогда не был особенно принципиальным. Бюст? Как ты сказал — бюст? Просто неописуемый, старина. А что супруга? Ха-ха-ха, ха-ха-ха, ха-ха-ха.
Джудит Парк, одетая в строгое выходное платье, вытерла губы салфеткой и улыбнулась Джеффри Уорреллу, чтобы показать ему, как ей понравилась «пастушья запеканка».
— Я действительно не ожидал, что здесь будет столько народу. — Он прикусил нижнюю губу. — В следующий раз пойдем в ресторан.
Намек был многообещающим, потому что ему понравились ее рисунки и он хотел опубликовать десять из них на поздравительных открытках, а в случае, если они пойдут хорошо, заказать еще. Довольная предложенной суммой, Джудит была огорчена тем, что это был разовый гонорар. Мэри Газали советовала ей потребовать «тиражные». Теперь она не могла найти подходящий момент, чтобы попросить об этом. Она признавалась себе, что при виде Джеффри, его черных волос, голубых глаз, мягкой загорелой кожи и сильных рук у нее подгибаются колени, к тому же он каждым жестом демонстрировал ей свое восхищение. К удивлению, она обнаружила, что ее совершенно не заботит, женат он или нет. С недавних пор она устала от компромиссов, последние десять месяцев ни с кем не знакомилась и даже перестала ругаться со своим «бывшим». Но сегодня она была готова на все: у нее участился пульс, и она испытывала тот ликующий ужас, с которым в юном возрасте отправлялась гулять с мальчиками. Тем не менее ее восторженная реакция на Джеффри, готовность с жаром отвечать на самые дурацкие вопросы застали ее врасплох. Она попыталась взять себя в руки и, пока он рассуждал о проблемах современной цветной печати, решила сама проявить инициативу.
— Может, мы продолжим на улице? То есть, если вы хотите, конечно. Сейчас так тепло, так чудесно. Мы бы могли пройтись.
— А как вы относитесь к хорошей деревенской харчевне? — И он рассказал ей о трактире в нескольких милях от Оксфорда и о том, какое там замечательное пиво. Потом фамильярно помахал бармену и распахнул перед ней дверь. Взял папку. — Я понесу? — Ласковая улыбка, слабый сладковатый запах дорогого табака.
— Она не тяжелая.
Они направились к улице Королевы Виктории и к набережной. Заказ был важным, и Джудит тщательно подготовилась. Она знала, что стрижка под Мэри Куант делает ее моложе, что она правильно сделала, надев черные выходные туфли, потому что Джеффри на добрых три дюйма выше ее. Год тому назад она твердо решила, что в следующий раз потеряет голову лишь из-за абсолютно неотразимого мужчины. Джеффри, в твидовом пиджаке, в строгих брюках и в хорошо начищенных ботинках, был идеален. Когда они шли под подернутым дымкой небом, Джеффри продолжал говорить, а она тихонько поддакивала и была близка к тому, чтобы взмахнуть ресницами. В эту весеннюю погоду она была терпелива. Еще слишком ранний час для того, чтобы отваживаться на что-то серьезное, но она знала, что, когда настанет время, она сможет оказаться на высоте.
Джеффри часто останавливался и неуверенным тоном спрашивал, не надоел ли ей, а она с откровенным лицемерием отрицала саму возможность такого предположения, и казалось, что все ею сказанное доставляет ему удовольствие. Они вышли на набережную, где кружили чайки, а дикие утки громко ссорились друг с другом. Он начал говорить о том, как хотел бы показать ей весенние пейзажи Оксфордшира, а она, даже не покраснев, объявила, что Оксфордшир — самое любимое ее место во всей Англии.
Они постояли у военных кораблей, навеки застывших у бетонных причалов: это были «Президент», «Хризантема», «Веллингтон». Он знал немного о каждом.
— Как это удивительно хорошо, — сказала она, — прогуливаться вот так с кем-то, с кем тебе действительно легко!
Она добавила, что чувствует себя так, словно знает его много лет, что он напоминает ей ее брата. Раз заговорили о родственниках, он спросил, замужем ли она, и она вскользь упомянула о разводе.
— Вы смелая, — воскликнул он, — раз отважились начать новую жизнь!