Страница:
В последовавших затем "Письмах издалека" Ленин подробно разъясняет основную программу русского пролетариата начавшейся революции. В первом письме, напечатанном в свое время в "Правде", Ленин давал общую характеристику задач партии. Во втором он критиковал позицию временного правительства. В третьем письме (о пролетарской милиции), он на конкретных примерах давал характеристику того государства, к которому должен стремиться рабочий класс. Ленин указывал здесь, что Февральская революция была лишь первым этапом революции, что сейчас мы в периоде перехода к следующему этапу, который даст власть в руки рабочих, поддержанных крестьянством. Для того, чтобы свергнуть новое создавшееся правительство и захватить власть, нужно прежде всего создать крепкие пролетарские организации.
Обращаясь к рабочим, Ленин пишет: "Товарищи рабочие. Вы проявили чудеса пролетарского героизма вчера, свергая царскую монархию. Вам неизбежно придется в более или менее близком будущем (может быть, даже приходится теперь, когда я пишу эти строки) снова проявить чудеса такого же героизма для свержения власти помещиков и капиталистов, ведущих империалистскую войну. Вы не сможете прочно победить в этой следующей, "настоящей" революции, если вы не проявите чудес пролетарской организованности! Лозунг момента - организация".
В качестве основных форм Ленин указывал советы депутатов, отмечая, что в деревне необходимы отдельные советы наемных рабочих и затем мелких, не продающих хлеба, земледельцев от зажиточных крестьян. При помощи советов рабочий класс может захватить власть. Советы должны явиться органами восстания, но, захватив власть, пролетариат не будет нуждаться в том государстве, которое создала буржуазия. Нужно разбить эту государственную машину и заменить ее новой, сливая полицию, армию и бюрократию с поголовно вооруженным народом.
В качестве одной из первых мер, при помощи которой можно начать разбивать эту старую государственную машину и создавать новую, Ленин называл образование пролетарской милиции, как исполнительного органа советов рабочих депутатов.
В четвертом письме Ленин касался вопроса о том, как добиться мира. Он отмечал, что правительство Гучковых и Милюковых продолжает ту же самую войну, как и царское правительство, т.-е. войну империалистскую, грабительскую, разбойничью. "Обращаться к этому правительству с предложением заключить демократический мир, все равно, что обращаться к содержателям публичных домов с проповедью добродетели". Чтобы добиться мира, надо, чтобы власть в государстве принадлежала не помещикам и капиталистам, а рабочим и беднейшим крестьянам. Если бы государственная власть перешла к советам рабочих депутатов, то эти советы могли бы действительно провести мир в интересах трудящихся.
Лозунг мира сводился к тому, что нужно свергнуть буржуазные правительства, начиная с России, иначе никакого мира получить нельзя.
Таким образом, еще в Швейцарии, Ленин наметил ту программу действий, которую он обосновал в апрельских тезисах и других своих печатных и устных выступлениях по приезде в Россию.
Перед ним ясно рисовались ближайшие этапы революции и лозунги, под которыми должен пойти рабочий класс и вести за собою крестьянство.
Мих. Павлович.
ЛЕНИН И БРЕСТ*1.
XV-й том Собрания сочинений Н. Ленина охватывает период времени с 25 октября 1917 года до 31 декабря 1918 г.
Всю эту эпоху - как формулирует тов. Каменев в своем кратком, но содержательном предисловии - по характеру основных задач, требовавших решения от Советской власти и коммунистической партии, можно разбить на четыре периода.
Первый период - от ноября 1917 года до марта 1918 г.: подавление первых попыток сопротивления контр-революции (Краснов, Духонин, Каледин, Корнилов); распространение Советской власти из центра на места; заключение мира с Германией; спор с "левыми коммунистами", неприемлющими Брестского мира (речи Вл. Ил. на VII с'езде Р. К. П. и IV С'езде Советов; статьи "о революционной фразе" и т. д.).
Второй период - от марта до июня 1918 г.: первая "передышка", возможность для Советской власти впервые сосредоточиться на организационно-хозяйственных вопросах; В. И. формулирует основное положение для понимания особенностей настоящего момента и вытекающих отсюда задач Советской власти: "если бы мы захотели теперь продолжать прежним темпом экспроприировать капитал дальше, мы, наверное, потерпели бы поражение, ибо наша работа по организации пролетарского учета и контроля явно отстала от работы непосредственной экспроприации экспроприаторов" ("Очередные задачи Советской власти", статья т. Ленина 29 апреля 1918 г.). Одновременно выдвигается идея "государственного капитализма" (та же статья). Спор с "левыми" переносится в область хозяйственно-организационных вопросов (ст. Вл. Ил. о "левом ребячестве" и о "мелко-буржуазности", май 1918 г.).
Третий период - от июня до ноября 1918 г.: перелом; мятеж левых эс-эров; начало иностранной интервенции; восстание чехо-словаков; создание военных фронтов внутри страны; десант англичан в Архангельске, Скоропадский на Украине, Краснов на Дону, Алексеев на Юге; убийство Володарского и Урицкого; обострение голода в городах. Советская республика вооружается _______________
*1 Н. Ленин (В. Ульянов), Собрание сочинений, т. XV, Госуд. Издательство, 1922, стр. 629. и вступает в борьбу за существование со всем капиталистическим миром; начало периода "военного коммунизма"; восстановление идейного единства в партии (письмо Вл. Ил. к питерским рабочим "О голоде", речь "Борьба за хлеб" и т. д.).
"Четвертый период - от ноября до конца года: революция в Германии и Австрии; перемирие на фронтах империалистической войны (ноябрьские речи Вл. Ил. о мировой революции); колебания и разлад в рядах "демократической" контр-революции (статья Вл. Ил. "Ценные признания Питирима Сорокина", речь "О мелко-буржуазных партиях", ноябрь 1918 года...).
Мы не берем на себя задачи резюмировать взгляды т. Ленина по всем вопросам, затронутым в XV томе. Наша цель изучить постановку тов. Лениным вопросов международной политики и в особенности вопросов о войне, Брестском мире и т. д.
Прежде всего нужно подчеркнуть, что едва ли кто-нибудь из государственных деятелей Европы и теоретиков социализма, не исключая и наших русских марксистов, так ясно понимал и так ярко подчеркивал все значение международной обстановки и так называемых внешних факторов во внутренней жизни страны вообще, в победах и поражениях революции в особенности.
Самую возможность октябрьской революции и триумфальное шествие Советской власти в течение многих недель и месяцев после октября т. Ленин об'ясняет благоприятно сложившейся для нас международной кон'юнктурой.
"Если мы так легко справились с бандами Керенского, если так легко создали власть, если мы без малейшего труда получили декрет о социализации земли, рабочем контроле, то только потому, что специально сложившиеся условия на короткий момент прикрыли нас от международного империализма*1. Международный империализм, обладающий мощью всего об'единенного капитала и всею мощью военной техники, представляет гигантскую реальную силу, которая ни в коем случае, ни при каких условиях ужиться рядом с Советской Республикой не могла и по своему об'ективному положению, и по экономическим интересам того капиталистического класса, который был в ней воплощен, не могла в силу торговых связей, международных и финансовых отношений. Тут конфликт представлялся неизбежным. Здесь величайшая трудность русской революции, ее величайшая историческая проблема - необходимость решить задачи международные, необходимость вызвать международную революцию, проделав переход от нашей революции, как узко-национальной, к мировой. Эта задача стояла перед нами со всеми невероятными трудностями.
"Повторяю, что очень многие из наших молодых друзей, считающих себя левыми, стали забывать самое важное, а именно то обстоятельство, почему в течение недель и месяцев величайшего триумфа после октября мы получили возможность такого легкого перехода от триумфа к триумфу. Между тем это было легко только потому, что специально сложившаяся международная империалистическая атмосфера временно прикрыла нас от империализма. _______________
*1 Курсив везде наш. М. П. Ему было не до нас. Нам показалось, что и нам не до империализма. Отдельным же империалистам было не до нас только потому, что вся величайшая социально-политическая военная сила современного мирового империализма оказалась к этому времени разделенной междоусобной войной на две группы.
"Империалистические хищники, втянутые в эту борьбу, которая дошла до невероятных пределов, до мертвой схватки, попали в такое положение, что ни одна из борющихся групп сколько-нибудь серьезной силы сосредоточить против революции не могла. Мы попали как раз в такой момент в октябре, наша революция случилась как раз, - это парадоксально, но справедливо, в счастливый момент, когда неслыханные бедствия обрушились на громадное большинство империалистических стран ввиду уничтожения миллионов людей; на четвертом году войны, когда она измучила народ неслыханными бедствиями; когда воюющие страны подошли к тупику, к распутью; когда стал об'ективный вопрос, смогут ли дальше воевать доведенные до подобного состояния народы. Только благодаря тому, что наша революция произошла в этот счастливый момент, когда ни одна из двух гигантских групп хищников не могла немедленно броситься друг на друга, ни соединиться против нас. Только этим моментом международных политических и экономических отношений могла воспользоваться и воспользовалась наша революция, чтобы проделать свое блестящее триумфальное шествие по Европейской России, перекинуться в Финляндию, начать завоевывать Кавказ, Румынию" (Н. Ленин, стр. 126 - 127).
Как формулирует тов. Овсянников*1, Октябрьская революция подготовлялась и проходила в значительной степени под лозунгом борьбы за мир. Одним из первых актов Советской России был "декрет о мире", вотированный 26 октября 1917 г. II С'ездом Советов.
Скоро после начала мировой войны крестьянские массы стали обнаруживать утомление войной. При экономической отсталости России, война, требовавшая напряжения всех экономических сил страны, особенно тяжело ложилась на крестьянское хозяйство. Чем долее тянулась война, тем становилось яснее, что продолжение авантюры, в которую царизм втянул страну, грозит обезлошадить деревню, и без того бедную конским составом по сравнению с европейским сельским хозяйством, и вместе с тем лишить крестьянские семьи миллионов работников, отцов и сыновей, которые тысячами и тысячами ежедневно погибали на фронте. Благодаря сравнительно слабому техническому оборудованию, отсутствию пушек, пулеметов и даже винтовок, нехватке снарядов и патронов, русская армия, - которая в отличие от французской, английской и бельгийской армий, - была единственной армией Антанты, ведшей грандиозные военные операции на громадном фронте с наступлениями и отступлениями в глубину сотен верст, - теряла в течение одного какого-нибудь большого маневренного сражения убитыми и ранеными и вообще выбывшими из строя солдат, сколько не теряли англо-французо-бельгийские _______________
*1 См. "Современник", N 1, Н. Овсянников, "Ц. К. Р. К. П. и Брест." См. также Собрание сочинений Н. Ленина, т. XV, 619 - 636. войска за целые месяцы окопной войны и пресловутых "победных" наступлений с продвижениями на два-три километра. Между тем союзники, рассматривавшие Россию как резервуар пушечного мяса и державшие царское правительство, а затем и правительство Милюкова и Керенского в своих руках, требовали от русской армии неустанных наступлений и контр-наступлений, чтобы за счет жертв России сохранить по возможности свои собственные силы и пустить их в ход для окончательного удара в подходящий момент. Как цинично формулировал точку зрения Антанты французский посол в Петрограде Морис Палеолог (см. его мемуары "Царская Россия во время мировой войны") в беседе с Штюрмером, нельзя сравнивать гибель одного русского солдата с гибелью французского. В первом случае погибает некультурный человек, от которого мало пользы "цивилизации", во втором - мир теряет ценную единицу. С точки зрения Палеолога гибель даже десяти русских крестьян не могла уравновесить гибели одного французского солдата. Конечно, Палеологи, Клемансо, Фоши, Жоффры и т. д. вообще так же мало дорожили жизнью французского крестьянина и рабочего, как и русского, но при данных обстоятельствах задача французского командования и французской буржуазии заключалась в том, чтобы за счет русской армии и сенегальских дивизий сохранить по возможности нетронутой основную силу французской армии, дабы в момент заключения мира иметь возможность осуществить все планы французского империализма. Наглость французских претензий, циничное отношение французских биржевиков к многомиллионной стране не выразились ни в чем так ярко, как в требовании отправки во Францию 400.000 русских солдат, требование, которое было формулировано Вивиани во время его миссии в Россию (см. мемуары Палеолога).
С каждым днем русский крестьянин начинал все более и более сознавать, что он ведет войну за интересы своих собственных врагов, русских помещиков и капиталистов, как своих, так и иностранных.
Надо заметить, что недовольство войной, возмущение против правящих, вовлекших народные массы в кровавую бойню, все более и более нарастало и во всех западно-европейских странах. Уже с самого начала войны во Франции и в Германии циркулировали глухие слухи о фактах проявления протеста против войны в рядах войск. В частности, через несколько месяцев после начала войны в Париже втихомолку передавали, что один отряд на фронте взбунтовался и собирался итти на Париж с требованием мира, но отряд этот был остановлен бывшим героем Фашоды генералом Маршаном, которому-де удалось, не прибегая к кровопролитию, уговорить солдат вернуться к исполнению "долга". Понятно, военная цензура во всех странах не пропускала никаких сведений в прессу о настроении умов в армии. Однако уже чуть ли не с первых дней войны во французской империалистической прессе стали появляться тревожные сведения о настроении крестьян по отношению к находящимся на фронте сыновьям и членам семей крупных землевладельцев, графов, маркизов, вообще знатных или богатых людей. Как жаловались "Echo de Paris" (Парижское эхо), "Figaro" (Фигаро) и другие подобные органы печати, во многих сельских местностях Франции о всех лицах из господствующих классов, находящихся на фронте, в деревнях распространяются упорные слухи, будто означенные лица расстреляны или арестованы за сношение с неприятелем. Органы прессы требовали от министерства внутренних дел принятия энергичных мер для прекращения клеветнических слухов и для обнаружения злостных клеветников, и один из правых депутатов поставил даже в парламенте вопрос о мерах борьбы с кампанией клеветы, имеющей целью подорвать "священный союз" всех классов перед лицом внешнего врага. Распространение слухов об измене богатых людей, о их предательских сношениях с немцами, доверие ко всем подобным слухам было первым симптомом недовольства крестьян правящими классами, вовлекшими их в страшную бойню, которая особенно тяжело ложилась на крестьянство, на сельские местности, откуда все более или менее здоровые мужчины были взяты на фронт. Постепенно недовольство войной стало все больше и больше захватывать и армию, но уже под знаменем революционных идей. Как констатирует Луи Дюмор в романе "Les defaitistes" (Пораженцы), весной 1917 г. по французской армии прокатилась волна морального разложения. К 20 мая волнения охватили семь корпусов. К этому времени оказались дезорганизованными 113 войсковых единиц: 75 пехотных полков, 22 баталиона стрелков, 12 артиллерийских полков, два полка колониальной пехоты, один драгунский полк, один баталион сенегальцев. На пространстве от Суассона до Парижа находилось не более двух дивизий, на которые можно было положиться.
"В ряде полков офицеры были арестованы, в других солдаты отказывались повиноваться, пели "Интернационал" и выносили резолюции против правительства:
" - Наши жены умирают с голоду. Нужно судить правительство, отказывающееся заключить мир с Германией. Пойдем на Париж. В Палату Депутатов таков был язык этих резолюций".
"Кое-где солдаты избрали советы - "по образцу русских солдат". Были части или группы, которые и в действительности пошли на Париж, но были перехвачены на пути или кавалерией, или другими здоровыми частями армии".
Из мемуаров ренегата Шейдемана мы знаем о том настроении, которое царило в германской армии, жаждавшей мира, о грандиозных рабочих забастовках, прокатившихся по всей Германии перед конференцией в Стокгольме. Дух недовольства, революционное настроение все больше усиливалось в населении, особенно в рабочих массах. Шейдеман рассказывает о двух массовых забастовках в 1917 и 1918 г.г. и о том, как после начала движения он сам вместе с Брауном и Эбертом вступил в забастовочный комитет, "чтобы удержать движение в организованных рамках и как можно скорее прекратить его, переговорив с правительством"*1.
Одновременно волновались и низы армии, которая с нетерпением ждала конца войны. Как признает Шейдеман, в период Стокгольмской конференции _______________
*1 Курсив наш. См. Ф. Шейдеман, "Крушение Германской империи", стр. 105 - 110, Государств. Издательство, Москва - Петроград, 1923. над всеми окопами стояла мысль о Стокгольме, как о новой Вифлеемской звезде, которая должна привести к яслям мира. В течение трех месяцев мысль миллионных армий была направлена на результаты переговоров между представителями рабочих, и понятно, что бесплодность переговоров бесконечно усилила усталость от войны и отвращение к затягивающим войну аннексионным вожделениям*1.
Французские и немецкие социалисты сделали все, от них зависящее, чтобы побороть революционное настроение народных масс, особенно армии, и обмануть последнюю всякого рода обещаниями. Без помощи социал-патриотов буржуазии западно-европейских стран ни в коем случае не удалось бы так легко кончить войну и избежать самых серьезных внутренних потрясений, после четырех лет ужасной бойни, вырвавшей миллионы жертв из рядов пролетариата и крестьянства и обострившей в невероятной степени нищету народных масс. Своим громадным влиянием на рабочие массы, на миллион солдат на фронте и миллионы пролетариев на фабриках и заводах, Вандервельде, Ренодели, Лонге, Шейдеманы, Носке и Каутские воспользовались только для того, чтобы попытаться совершенно убить или парализовать в окопах и в тылу всякий дух революционной активности, жажду борьбы с правящей кликой. И шайка ренегатов блестяще выполнила взятую на себя задачу. Миллионы людей в окопах и на фабриках рвались в бой против виновников империалистической бойни, но вожди, в которых эти массы глубоко верили, за которыми готовы были итти слепо на смерть, играли изменническую роль и "продали шпагу свою" злейшим врагам народа. А мы знаем, какую роль в гражданской, как и во внешней, войне играет генеральный штаб и верховное командование - неограниченный руководитель и мозг действующей армии.
Иначе сложилось положение вещей в России. На-ряду с эс-эрами и меньшевиками, которые, по выражению Овсянникова, "беспомощно метались между английским проконсулом Российской Республики сэром Бьюкененом и проектировавшейся ими Стокгольмской конференцией, пытаясь остановить ход событий бонапартистскими речами Керенского и пацифистскими резолюциями Петербургского Совета и Ц. И. К. первого созыва"*2, существовала партия, руководимая гениальным и прямолинейным вождем, которая знала, что она хочет, к чему идет, и которая отлила в ясную и определенную форму брожение, охватившее преобладающую часть населения, почти все крестьянство, пролетариат и армию на фронте. На другой день после октябрьской революции партия большевиков поставила своей основной задачей немедленную ликвидацию войны, не поступаясь в то же время завоеваниями революции.
В отличие от положения вещей на Западе и тактики западно-европейских социалистов, в России не только большевики доказывали грабительский характер мировой войны, направленной против интересов народных масс и имеющей целью осуществление империалистических планов правящих классов. Заграничные эс-эры (в лице Чернова), меньшевики (в лице Мартова _______________
*1 Там же, стр. 159 - 160.
*2 "Современник", 1923, N 1, стр. 17. и т. д.), интернационалисты из "Новой Жизни" во главе с Сухановым, автором нашумевших брошюр против войны, неустанно доказывали с первого дня войны империалистический характер последней, ее противоречие жизненным интересам народных масс, ее роковые последствия для международного рабочего движения и международной солидарности рабочих. Но очевидно, все эти борцы против войны делали свое дело, согласно девизу: "писатель пописывает, читатель почитывает", не понимая и не предугадывая, что народные массы России, разбуженные громом военной непогоды, пройдя через горнило невероятных испытаний и мук, узнав правду об истинных целях войны, не пожелают погибать позорно, как бараны под ножом мясника, во имя явно преступного дела.
Только у большевиков слово не расходилось с делом, и вот почему народные массы пошли за ними, и вот почему также все сознательные, истинно революционные элементы из других социалистических партий покинули своих или трусливых или лицемерных и непоследовательных лидеров и примкнули к большевикам.
В первый момент после октябрьской революции задача немедленной ликвидации войны казалась легко разрешимой. Начавшаяся в Германии революция не замедлит притти на помощь русскому пролетариату и развяжет ему руки, превратив империалистическую бойню в революционную социалистическую войну. Необходимо только развязать германскую революцию, как можно энергичнее и громче провозгласив лозунг: "мир хижинам - война дворцам" и опубликовав тайные аннексионистские договоры прежних российских правительств и их союзников. Такова была тактика русской делегации в Бресте в первый период переговоров - тактика революционного натиска и упоения только что одержанной победой над собственной буржуазией (Овсянников, "Ц. К. Р. К. П. и Брест", "Современник", 1923, N 1).
Однако события не оправдали этих ожиданий. Тактика русской делегации в Бресте делала свое дело и революционизировала рабочие массы в Германии, но не так быстро, как мы надеялись, что же касается социал-демократической партии, поведение ее во время брестских переговоров было настолько позорное, что сам Шейдеман вынужден признать, что "роль социал-демократической партии в этом выдающемся факте германской политики была, к сожалению, отрицательная... "Нет", сказанное социал-демократической фракцией, отклонение мирного договора, внесенного в рейхстаг, имело бы, несомненно, глубокое значение"...*1.
В момент брестских переговоров Германия была, по выражению т. Ленина, "только еще беременна революцией" и разрешилась республиканским ребенком лишь в ноябре 1918 года, т.-е. через девять месяцев после 3 марта 1918 г., когда Советская Россия подписала брестские условия.
Итак, в течение брестских переговоров положение Советской власти было необычайно тяжелое. Старая армия была абсолютно неспособна отражать немецкое наступление, новой красной армии еще не было. Было необходимо _______________
*1 Ф. Шейдеман, "Крушение германской империи", стр. 209. ликвидировать войну во что бы то ни стало и пойти на похабный мир", чтобы, "жертвуя пространством, выиграть время". Этого "похабного мира" не могли переварить левые социалисты-революционеры, которые ответили на подписание брестских условий выстрелом в Мирбаха и июльским восстанием в Москве.
Чрезвычайно болезненно переживали кризис большевики. Как формулирует Овсянников: "Если левые эс-эры пали жертвой своих мелко-буржуазных предрассудков, то большая часть Р. К. П. была больна еще тогда неизвестной, но теперь хорошо изученной на ряде пациентов Коминтерна "детской болезнью левизны", одним из основных симптомов которой является неумение соразмерять силы с задачами, которые предстоит преодолеть. Эту непредвиденную корь, обязательную для всякого гражданина дошкольного возраста, необходимо было немедленно излечить, так как Гофман не соглашался ожидать естественного разрешения болезни и замахнулся хирургическим ножом, намереваясь зарезать дело всей революции. Лечить партию мог один только Ц. К., в паре хороших резолюций прописав ей основательную дозу жаропонижающих и приставив интернационалистские припарки. Но сам врач сделался жертвой эпидемии и заразился корью. Оставался здоровым Ленин, обладающий иммунитетом ко всякой инфекции, независимо от того, приносит ли ее правый или левый ветер".
Посмотрим, как ставился т. Лениным вопрос о мире. Еще задолго до начала переговоров с Германией Совет Народных Комиссаров неоднократно обращался к державам Антанты с предложением вступить в общие переговоры о мире. Такие обращения были адресованы к Франции и Англии 8 ноября, и в тот же день была послана нота правительствам нейтральных государств, предлагающая воздействовать на воюющие страны.
Обращаясь к рабочим, Ленин пишет: "Товарищи рабочие. Вы проявили чудеса пролетарского героизма вчера, свергая царскую монархию. Вам неизбежно придется в более или менее близком будущем (может быть, даже приходится теперь, когда я пишу эти строки) снова проявить чудеса такого же героизма для свержения власти помещиков и капиталистов, ведущих империалистскую войну. Вы не сможете прочно победить в этой следующей, "настоящей" революции, если вы не проявите чудес пролетарской организованности! Лозунг момента - организация".
В качестве основных форм Ленин указывал советы депутатов, отмечая, что в деревне необходимы отдельные советы наемных рабочих и затем мелких, не продающих хлеба, земледельцев от зажиточных крестьян. При помощи советов рабочий класс может захватить власть. Советы должны явиться органами восстания, но, захватив власть, пролетариат не будет нуждаться в том государстве, которое создала буржуазия. Нужно разбить эту государственную машину и заменить ее новой, сливая полицию, армию и бюрократию с поголовно вооруженным народом.
В качестве одной из первых мер, при помощи которой можно начать разбивать эту старую государственную машину и создавать новую, Ленин называл образование пролетарской милиции, как исполнительного органа советов рабочих депутатов.
В четвертом письме Ленин касался вопроса о том, как добиться мира. Он отмечал, что правительство Гучковых и Милюковых продолжает ту же самую войну, как и царское правительство, т.-е. войну империалистскую, грабительскую, разбойничью. "Обращаться к этому правительству с предложением заключить демократический мир, все равно, что обращаться к содержателям публичных домов с проповедью добродетели". Чтобы добиться мира, надо, чтобы власть в государстве принадлежала не помещикам и капиталистам, а рабочим и беднейшим крестьянам. Если бы государственная власть перешла к советам рабочих депутатов, то эти советы могли бы действительно провести мир в интересах трудящихся.
Лозунг мира сводился к тому, что нужно свергнуть буржуазные правительства, начиная с России, иначе никакого мира получить нельзя.
Таким образом, еще в Швейцарии, Ленин наметил ту программу действий, которую он обосновал в апрельских тезисах и других своих печатных и устных выступлениях по приезде в Россию.
Перед ним ясно рисовались ближайшие этапы революции и лозунги, под которыми должен пойти рабочий класс и вести за собою крестьянство.
Мих. Павлович.
ЛЕНИН И БРЕСТ*1.
XV-й том Собрания сочинений Н. Ленина охватывает период времени с 25 октября 1917 года до 31 декабря 1918 г.
Всю эту эпоху - как формулирует тов. Каменев в своем кратком, но содержательном предисловии - по характеру основных задач, требовавших решения от Советской власти и коммунистической партии, можно разбить на четыре периода.
Первый период - от ноября 1917 года до марта 1918 г.: подавление первых попыток сопротивления контр-революции (Краснов, Духонин, Каледин, Корнилов); распространение Советской власти из центра на места; заключение мира с Германией; спор с "левыми коммунистами", неприемлющими Брестского мира (речи Вл. Ил. на VII с'езде Р. К. П. и IV С'езде Советов; статьи "о революционной фразе" и т. д.).
Второй период - от марта до июня 1918 г.: первая "передышка", возможность для Советской власти впервые сосредоточиться на организационно-хозяйственных вопросах; В. И. формулирует основное положение для понимания особенностей настоящего момента и вытекающих отсюда задач Советской власти: "если бы мы захотели теперь продолжать прежним темпом экспроприировать капитал дальше, мы, наверное, потерпели бы поражение, ибо наша работа по организации пролетарского учета и контроля явно отстала от работы непосредственной экспроприации экспроприаторов" ("Очередные задачи Советской власти", статья т. Ленина 29 апреля 1918 г.). Одновременно выдвигается идея "государственного капитализма" (та же статья). Спор с "левыми" переносится в область хозяйственно-организационных вопросов (ст. Вл. Ил. о "левом ребячестве" и о "мелко-буржуазности", май 1918 г.).
Третий период - от июня до ноября 1918 г.: перелом; мятеж левых эс-эров; начало иностранной интервенции; восстание чехо-словаков; создание военных фронтов внутри страны; десант англичан в Архангельске, Скоропадский на Украине, Краснов на Дону, Алексеев на Юге; убийство Володарского и Урицкого; обострение голода в городах. Советская республика вооружается _______________
*1 Н. Ленин (В. Ульянов), Собрание сочинений, т. XV, Госуд. Издательство, 1922, стр. 629. и вступает в борьбу за существование со всем капиталистическим миром; начало периода "военного коммунизма"; восстановление идейного единства в партии (письмо Вл. Ил. к питерским рабочим "О голоде", речь "Борьба за хлеб" и т. д.).
"Четвертый период - от ноября до конца года: революция в Германии и Австрии; перемирие на фронтах империалистической войны (ноябрьские речи Вл. Ил. о мировой революции); колебания и разлад в рядах "демократической" контр-революции (статья Вл. Ил. "Ценные признания Питирима Сорокина", речь "О мелко-буржуазных партиях", ноябрь 1918 года...).
Мы не берем на себя задачи резюмировать взгляды т. Ленина по всем вопросам, затронутым в XV томе. Наша цель изучить постановку тов. Лениным вопросов международной политики и в особенности вопросов о войне, Брестском мире и т. д.
Прежде всего нужно подчеркнуть, что едва ли кто-нибудь из государственных деятелей Европы и теоретиков социализма, не исключая и наших русских марксистов, так ясно понимал и так ярко подчеркивал все значение международной обстановки и так называемых внешних факторов во внутренней жизни страны вообще, в победах и поражениях революции в особенности.
Самую возможность октябрьской революции и триумфальное шествие Советской власти в течение многих недель и месяцев после октября т. Ленин об'ясняет благоприятно сложившейся для нас международной кон'юнктурой.
"Если мы так легко справились с бандами Керенского, если так легко создали власть, если мы без малейшего труда получили декрет о социализации земли, рабочем контроле, то только потому, что специально сложившиеся условия на короткий момент прикрыли нас от международного империализма*1. Международный империализм, обладающий мощью всего об'единенного капитала и всею мощью военной техники, представляет гигантскую реальную силу, которая ни в коем случае, ни при каких условиях ужиться рядом с Советской Республикой не могла и по своему об'ективному положению, и по экономическим интересам того капиталистического класса, который был в ней воплощен, не могла в силу торговых связей, международных и финансовых отношений. Тут конфликт представлялся неизбежным. Здесь величайшая трудность русской революции, ее величайшая историческая проблема - необходимость решить задачи международные, необходимость вызвать международную революцию, проделав переход от нашей революции, как узко-национальной, к мировой. Эта задача стояла перед нами со всеми невероятными трудностями.
"Повторяю, что очень многие из наших молодых друзей, считающих себя левыми, стали забывать самое важное, а именно то обстоятельство, почему в течение недель и месяцев величайшего триумфа после октября мы получили возможность такого легкого перехода от триумфа к триумфу. Между тем это было легко только потому, что специально сложившаяся международная империалистическая атмосфера временно прикрыла нас от империализма. _______________
*1 Курсив везде наш. М. П. Ему было не до нас. Нам показалось, что и нам не до империализма. Отдельным же империалистам было не до нас только потому, что вся величайшая социально-политическая военная сила современного мирового империализма оказалась к этому времени разделенной междоусобной войной на две группы.
"Империалистические хищники, втянутые в эту борьбу, которая дошла до невероятных пределов, до мертвой схватки, попали в такое положение, что ни одна из борющихся групп сколько-нибудь серьезной силы сосредоточить против революции не могла. Мы попали как раз в такой момент в октябре, наша революция случилась как раз, - это парадоксально, но справедливо, в счастливый момент, когда неслыханные бедствия обрушились на громадное большинство империалистических стран ввиду уничтожения миллионов людей; на четвертом году войны, когда она измучила народ неслыханными бедствиями; когда воюющие страны подошли к тупику, к распутью; когда стал об'ективный вопрос, смогут ли дальше воевать доведенные до подобного состояния народы. Только благодаря тому, что наша революция произошла в этот счастливый момент, когда ни одна из двух гигантских групп хищников не могла немедленно броситься друг на друга, ни соединиться против нас. Только этим моментом международных политических и экономических отношений могла воспользоваться и воспользовалась наша революция, чтобы проделать свое блестящее триумфальное шествие по Европейской России, перекинуться в Финляндию, начать завоевывать Кавказ, Румынию" (Н. Ленин, стр. 126 - 127).
Как формулирует тов. Овсянников*1, Октябрьская революция подготовлялась и проходила в значительной степени под лозунгом борьбы за мир. Одним из первых актов Советской России был "декрет о мире", вотированный 26 октября 1917 г. II С'ездом Советов.
Скоро после начала мировой войны крестьянские массы стали обнаруживать утомление войной. При экономической отсталости России, война, требовавшая напряжения всех экономических сил страны, особенно тяжело ложилась на крестьянское хозяйство. Чем долее тянулась война, тем становилось яснее, что продолжение авантюры, в которую царизм втянул страну, грозит обезлошадить деревню, и без того бедную конским составом по сравнению с европейским сельским хозяйством, и вместе с тем лишить крестьянские семьи миллионов работников, отцов и сыновей, которые тысячами и тысячами ежедневно погибали на фронте. Благодаря сравнительно слабому техническому оборудованию, отсутствию пушек, пулеметов и даже винтовок, нехватке снарядов и патронов, русская армия, - которая в отличие от французской, английской и бельгийской армий, - была единственной армией Антанты, ведшей грандиозные военные операции на громадном фронте с наступлениями и отступлениями в глубину сотен верст, - теряла в течение одного какого-нибудь большого маневренного сражения убитыми и ранеными и вообще выбывшими из строя солдат, сколько не теряли англо-французо-бельгийские _______________
*1 См. "Современник", N 1, Н. Овсянников, "Ц. К. Р. К. П. и Брест." См. также Собрание сочинений Н. Ленина, т. XV, 619 - 636. войска за целые месяцы окопной войны и пресловутых "победных" наступлений с продвижениями на два-три километра. Между тем союзники, рассматривавшие Россию как резервуар пушечного мяса и державшие царское правительство, а затем и правительство Милюкова и Керенского в своих руках, требовали от русской армии неустанных наступлений и контр-наступлений, чтобы за счет жертв России сохранить по возможности свои собственные силы и пустить их в ход для окончательного удара в подходящий момент. Как цинично формулировал точку зрения Антанты французский посол в Петрограде Морис Палеолог (см. его мемуары "Царская Россия во время мировой войны") в беседе с Штюрмером, нельзя сравнивать гибель одного русского солдата с гибелью французского. В первом случае погибает некультурный человек, от которого мало пользы "цивилизации", во втором - мир теряет ценную единицу. С точки зрения Палеолога гибель даже десяти русских крестьян не могла уравновесить гибели одного французского солдата. Конечно, Палеологи, Клемансо, Фоши, Жоффры и т. д. вообще так же мало дорожили жизнью французского крестьянина и рабочего, как и русского, но при данных обстоятельствах задача французского командования и французской буржуазии заключалась в том, чтобы за счет русской армии и сенегальских дивизий сохранить по возможности нетронутой основную силу французской армии, дабы в момент заключения мира иметь возможность осуществить все планы французского империализма. Наглость французских претензий, циничное отношение французских биржевиков к многомиллионной стране не выразились ни в чем так ярко, как в требовании отправки во Францию 400.000 русских солдат, требование, которое было формулировано Вивиани во время его миссии в Россию (см. мемуары Палеолога).
С каждым днем русский крестьянин начинал все более и более сознавать, что он ведет войну за интересы своих собственных врагов, русских помещиков и капиталистов, как своих, так и иностранных.
Надо заметить, что недовольство войной, возмущение против правящих, вовлекших народные массы в кровавую бойню, все более и более нарастало и во всех западно-европейских странах. Уже с самого начала войны во Франции и в Германии циркулировали глухие слухи о фактах проявления протеста против войны в рядах войск. В частности, через несколько месяцев после начала войны в Париже втихомолку передавали, что один отряд на фронте взбунтовался и собирался итти на Париж с требованием мира, но отряд этот был остановлен бывшим героем Фашоды генералом Маршаном, которому-де удалось, не прибегая к кровопролитию, уговорить солдат вернуться к исполнению "долга". Понятно, военная цензура во всех странах не пропускала никаких сведений в прессу о настроении умов в армии. Однако уже чуть ли не с первых дней войны во французской империалистической прессе стали появляться тревожные сведения о настроении крестьян по отношению к находящимся на фронте сыновьям и членам семей крупных землевладельцев, графов, маркизов, вообще знатных или богатых людей. Как жаловались "Echo de Paris" (Парижское эхо), "Figaro" (Фигаро) и другие подобные органы печати, во многих сельских местностях Франции о всех лицах из господствующих классов, находящихся на фронте, в деревнях распространяются упорные слухи, будто означенные лица расстреляны или арестованы за сношение с неприятелем. Органы прессы требовали от министерства внутренних дел принятия энергичных мер для прекращения клеветнических слухов и для обнаружения злостных клеветников, и один из правых депутатов поставил даже в парламенте вопрос о мерах борьбы с кампанией клеветы, имеющей целью подорвать "священный союз" всех классов перед лицом внешнего врага. Распространение слухов об измене богатых людей, о их предательских сношениях с немцами, доверие ко всем подобным слухам было первым симптомом недовольства крестьян правящими классами, вовлекшими их в страшную бойню, которая особенно тяжело ложилась на крестьянство, на сельские местности, откуда все более или менее здоровые мужчины были взяты на фронт. Постепенно недовольство войной стало все больше и больше захватывать и армию, но уже под знаменем революционных идей. Как констатирует Луи Дюмор в романе "Les defaitistes" (Пораженцы), весной 1917 г. по французской армии прокатилась волна морального разложения. К 20 мая волнения охватили семь корпусов. К этому времени оказались дезорганизованными 113 войсковых единиц: 75 пехотных полков, 22 баталиона стрелков, 12 артиллерийских полков, два полка колониальной пехоты, один драгунский полк, один баталион сенегальцев. На пространстве от Суассона до Парижа находилось не более двух дивизий, на которые можно было положиться.
"В ряде полков офицеры были арестованы, в других солдаты отказывались повиноваться, пели "Интернационал" и выносили резолюции против правительства:
" - Наши жены умирают с голоду. Нужно судить правительство, отказывающееся заключить мир с Германией. Пойдем на Париж. В Палату Депутатов таков был язык этих резолюций".
"Кое-где солдаты избрали советы - "по образцу русских солдат". Были части или группы, которые и в действительности пошли на Париж, но были перехвачены на пути или кавалерией, или другими здоровыми частями армии".
Из мемуаров ренегата Шейдемана мы знаем о том настроении, которое царило в германской армии, жаждавшей мира, о грандиозных рабочих забастовках, прокатившихся по всей Германии перед конференцией в Стокгольме. Дух недовольства, революционное настроение все больше усиливалось в населении, особенно в рабочих массах. Шейдеман рассказывает о двух массовых забастовках в 1917 и 1918 г.г. и о том, как после начала движения он сам вместе с Брауном и Эбертом вступил в забастовочный комитет, "чтобы удержать движение в организованных рамках и как можно скорее прекратить его, переговорив с правительством"*1.
Одновременно волновались и низы армии, которая с нетерпением ждала конца войны. Как признает Шейдеман, в период Стокгольмской конференции _______________
*1 Курсив наш. См. Ф. Шейдеман, "Крушение Германской империи", стр. 105 - 110, Государств. Издательство, Москва - Петроград, 1923. над всеми окопами стояла мысль о Стокгольме, как о новой Вифлеемской звезде, которая должна привести к яслям мира. В течение трех месяцев мысль миллионных армий была направлена на результаты переговоров между представителями рабочих, и понятно, что бесплодность переговоров бесконечно усилила усталость от войны и отвращение к затягивающим войну аннексионным вожделениям*1.
Французские и немецкие социалисты сделали все, от них зависящее, чтобы побороть революционное настроение народных масс, особенно армии, и обмануть последнюю всякого рода обещаниями. Без помощи социал-патриотов буржуазии западно-европейских стран ни в коем случае не удалось бы так легко кончить войну и избежать самых серьезных внутренних потрясений, после четырех лет ужасной бойни, вырвавшей миллионы жертв из рядов пролетариата и крестьянства и обострившей в невероятной степени нищету народных масс. Своим громадным влиянием на рабочие массы, на миллион солдат на фронте и миллионы пролетариев на фабриках и заводах, Вандервельде, Ренодели, Лонге, Шейдеманы, Носке и Каутские воспользовались только для того, чтобы попытаться совершенно убить или парализовать в окопах и в тылу всякий дух революционной активности, жажду борьбы с правящей кликой. И шайка ренегатов блестяще выполнила взятую на себя задачу. Миллионы людей в окопах и на фабриках рвались в бой против виновников империалистической бойни, но вожди, в которых эти массы глубоко верили, за которыми готовы были итти слепо на смерть, играли изменническую роль и "продали шпагу свою" злейшим врагам народа. А мы знаем, какую роль в гражданской, как и во внешней, войне играет генеральный штаб и верховное командование - неограниченный руководитель и мозг действующей армии.
Иначе сложилось положение вещей в России. На-ряду с эс-эрами и меньшевиками, которые, по выражению Овсянникова, "беспомощно метались между английским проконсулом Российской Республики сэром Бьюкененом и проектировавшейся ими Стокгольмской конференцией, пытаясь остановить ход событий бонапартистскими речами Керенского и пацифистскими резолюциями Петербургского Совета и Ц. И. К. первого созыва"*2, существовала партия, руководимая гениальным и прямолинейным вождем, которая знала, что она хочет, к чему идет, и которая отлила в ясную и определенную форму брожение, охватившее преобладающую часть населения, почти все крестьянство, пролетариат и армию на фронте. На другой день после октябрьской революции партия большевиков поставила своей основной задачей немедленную ликвидацию войны, не поступаясь в то же время завоеваниями революции.
В отличие от положения вещей на Западе и тактики западно-европейских социалистов, в России не только большевики доказывали грабительский характер мировой войны, направленной против интересов народных масс и имеющей целью осуществление империалистических планов правящих классов. Заграничные эс-эры (в лице Чернова), меньшевики (в лице Мартова _______________
*1 Там же, стр. 159 - 160.
*2 "Современник", 1923, N 1, стр. 17. и т. д.), интернационалисты из "Новой Жизни" во главе с Сухановым, автором нашумевших брошюр против войны, неустанно доказывали с первого дня войны империалистический характер последней, ее противоречие жизненным интересам народных масс, ее роковые последствия для международного рабочего движения и международной солидарности рабочих. Но очевидно, все эти борцы против войны делали свое дело, согласно девизу: "писатель пописывает, читатель почитывает", не понимая и не предугадывая, что народные массы России, разбуженные громом военной непогоды, пройдя через горнило невероятных испытаний и мук, узнав правду об истинных целях войны, не пожелают погибать позорно, как бараны под ножом мясника, во имя явно преступного дела.
Только у большевиков слово не расходилось с делом, и вот почему народные массы пошли за ними, и вот почему также все сознательные, истинно революционные элементы из других социалистических партий покинули своих или трусливых или лицемерных и непоследовательных лидеров и примкнули к большевикам.
В первый момент после октябрьской революции задача немедленной ликвидации войны казалась легко разрешимой. Начавшаяся в Германии революция не замедлит притти на помощь русскому пролетариату и развяжет ему руки, превратив империалистическую бойню в революционную социалистическую войну. Необходимо только развязать германскую революцию, как можно энергичнее и громче провозгласив лозунг: "мир хижинам - война дворцам" и опубликовав тайные аннексионистские договоры прежних российских правительств и их союзников. Такова была тактика русской делегации в Бресте в первый период переговоров - тактика революционного натиска и упоения только что одержанной победой над собственной буржуазией (Овсянников, "Ц. К. Р. К. П. и Брест", "Современник", 1923, N 1).
Однако события не оправдали этих ожиданий. Тактика русской делегации в Бресте делала свое дело и революционизировала рабочие массы в Германии, но не так быстро, как мы надеялись, что же касается социал-демократической партии, поведение ее во время брестских переговоров было настолько позорное, что сам Шейдеман вынужден признать, что "роль социал-демократической партии в этом выдающемся факте германской политики была, к сожалению, отрицательная... "Нет", сказанное социал-демократической фракцией, отклонение мирного договора, внесенного в рейхстаг, имело бы, несомненно, глубокое значение"...*1.
В момент брестских переговоров Германия была, по выражению т. Ленина, "только еще беременна революцией" и разрешилась республиканским ребенком лишь в ноябре 1918 года, т.-е. через девять месяцев после 3 марта 1918 г., когда Советская Россия подписала брестские условия.
Итак, в течение брестских переговоров положение Советской власти было необычайно тяжелое. Старая армия была абсолютно неспособна отражать немецкое наступление, новой красной армии еще не было. Было необходимо _______________
*1 Ф. Шейдеман, "Крушение германской империи", стр. 209. ликвидировать войну во что бы то ни стало и пойти на похабный мир", чтобы, "жертвуя пространством, выиграть время". Этого "похабного мира" не могли переварить левые социалисты-революционеры, которые ответили на подписание брестских условий выстрелом в Мирбаха и июльским восстанием в Москве.
Чрезвычайно болезненно переживали кризис большевики. Как формулирует Овсянников: "Если левые эс-эры пали жертвой своих мелко-буржуазных предрассудков, то большая часть Р. К. П. была больна еще тогда неизвестной, но теперь хорошо изученной на ряде пациентов Коминтерна "детской болезнью левизны", одним из основных симптомов которой является неумение соразмерять силы с задачами, которые предстоит преодолеть. Эту непредвиденную корь, обязательную для всякого гражданина дошкольного возраста, необходимо было немедленно излечить, так как Гофман не соглашался ожидать естественного разрешения болезни и замахнулся хирургическим ножом, намереваясь зарезать дело всей революции. Лечить партию мог один только Ц. К., в паре хороших резолюций прописав ей основательную дозу жаропонижающих и приставив интернационалистские припарки. Но сам врач сделался жертвой эпидемии и заразился корью. Оставался здоровым Ленин, обладающий иммунитетом ко всякой инфекции, независимо от того, приносит ли ее правый или левый ветер".
Посмотрим, как ставился т. Лениным вопрос о мире. Еще задолго до начала переговоров с Германией Совет Народных Комиссаров неоднократно обращался к державам Антанты с предложением вступить в общие переговоры о мире. Такие обращения были адресованы к Франции и Англии 8 ноября, и в тот же день была послана нота правительствам нейтральных государств, предлагающая воздействовать на воюющие страны.