Страница:
Те, кто был близок ему, был своим в обстановке его речей, те естественно обладают верным подходом к ним, ибо для них каждое движение слова его, каждая интонация голоса, доходили, как он того и хотел, до конкретного факта решения. Но те, кто не имеет такого барометра, должны сначала его создать. Показать это и было последней целью этой статьи.
Примечание: Приведенные примеры взяты из следующих речей и статей Ленина:
НЕ ТОРГУЙТЕ ЛЕНИНЫМ!
В наших газетах появилось нижеследующее объявление:
[] 1. Объявление.
БЮСТЫ
В. И. ЛЕНИНА
гипсовые, патинированные, бронзовые, мра
морные, гранитные
В НАТУРАЛЬНУЮ и ДВОЙНУЮ ВЕЛИЧИНУ
с оригинала, разрешенного к воспроизведению
и распространению Комиссией по увековечению
памяти В. И. ЛЕНИНА
РАБОТЫ СКУЛЬПТОРА
С. Д. МЕРКУЛОВА
ПРЕДЛАГАЕТ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
для госучреждений, партийных и профессиональ
*** ных организаций, кооперативов и проч.***
КАЖДЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР АВТОРИЗОВАН.
осмотр и прием заказов
в Отделе КОММЕРЧЕСКИХ ИЗДАНИЙ
Москва, Рождественка, 4.
Иллюстрированные проспекты высылаются по пер
вому требованию бесплатно.
ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ И КОПИРОВАНИЕ БУДЕТ
ПРЕСЛЕДОВАТЬСЯ ПО ЗАКОНУ.
Мы против этого.
Мы согласны с железнодорожниками Казанской жел. дор., предложившими художнику оборудовать у них в клубе Ленинский зал без бюстов и портретов Ленина, говоря; "мы не хотим икон".
Мы настаиваем:
Не штампуйте Ленина.
Не печатайте его портретов на плакатах, на клеенках, на тарелках, на кружках, на портсигарах.
Не бронзируйте Ленина.
Не отнимайте у него его живой поступи и человеческого облика, который он сумел сохранить, руководя историей.
Ленин все еще наш современник.
Он среди живых.
Он нужен нам, как живой, а не как мертвый.
Поэтому,
Учитесь у Ленина, но не канонизируйте его.
Не создавайте культа именем человека, всю жизнь боровшегося против всяческих культов.
Не торгуйте предметами этого культа.
Не торгуйте Лениным!
Виктор Шкловский.
ЛЕНИН, КАК ДЕКАНОНИЗАТОР.
Несколько недель после смерти Ленина были неделями переименования. Все заводы, все фабрики, все Вузы хотели присоединить имя Ленина к названию своего коллектива.
Сейчас переименования проходят уже через ВЦИК.
Попытаемся выяснить результаты переименования.
Переименование может быть: 1) - разделительным. Это случается тогда, когда прежде единое явление распадается на два или несколько. Пример: "большевики и меньшевики". Ленина звали "раскалыватель", действительно, он охотно шел на раскалывание явления, на выделение его.
Русский политический словарь знал не только большевиков и меньшевиков, но и троцкистов, отзовистов и т. д.
Переименование большевиков в коммунистов тоже служит разделительным целям. По существу говоря, заменено было не слово большевик словом коммунист, а слово социал-демократ словом коммунист, большевик же остался, так сказать, в скобках (б). Отталкивание шло от слова - с.-д.
Таким образом, разделительное переименование есть один из способов отделять понятие от старого слова ему более не соответствующего.
Разделительный характер, оттенок чего-то нового В. И. Ленин умел придавать даже и наречиям, союзам, ставя на них ударение.
"Мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм......." и т. д. ("Против течения" (стр. 32). "О национальной гордости великороссов") Курсив "тоже" дан в подлиннике.
Курсивно выделяет Ленин слова - вполне, если, все, вкладывая в них своеобразный, местный смысл, заставляя их служить делу обособления понятия...
И может быть другое переименование: 2) - переименование предмета, неизменного и не появляющегося вновь.
Такое переименование имеет свой смысл, если оно не стихийное, потому что, если мы переименуем все вещи одинаково, например, если они все будут называться "октябрьскими", то они перестанут различаться, т.-е. название потеряет свой смысл.
При единичном же переименовании нужно иметь в виду, что здесь происходит вытеснение одного слова другим. Этот момент и только он и является агитационным. Переименование ощущается больше всего в момент вытеснения.
Может быть, отчасти этим объясняется существование в практике церкви, имеющей несомненный опыт в технологии языка, двух имен для одного человека, при неполном вытеснении старого имени новым, например, не только Ярослав не христианское имя, но и современник Ивана Грозного Морозов носил имя, не обозначенное в святцах - Дружина.
Быт ощущается в момент становления его.
Названия улиц Ленинграда были в 1919 г. знаком перемены, сейчас они средства обозначения.
В словах "август, июнь, июль, царь, король" есть, вернее были, моменты увековечения имени, но эти слова "привились" и потеряли этот элемент. Чем лучше прививается переименование, тем оно бесполезнее. Как только слово приростает к вещи, оно перестает ощущаться и лишается эмоционального тона. При более сложных переименованиях, когда образуются новые слова, происходит не только вытеснение одного слова другим, но и впадение нового слова в сферу старого.
Возьмем слово "октябрины", оно образовано из октября и крестины.
Несомненно, что это слово втягивает понятие в поле религиозного обряда. Оно не только вытесняет обряд, но и носит в себе его следы.
Оппозиция, имевшая место в некоторых коллективах против "октябрины" вероятно, вызвана "инами", так как это окончание несет в себе неожиданный, но навязчивый смысловой тон.
Иногда языковая техника пользуется тем новым смысловым ореолом, который получило старое слово.
Например, название "Чрезвычайная Комиссия по ликвидации безграмотности" дает слово "Чрезвычайная" не в смысле необычная, а в связи со вторым словом "комиссия", таким образом, получается не чрезвычайная + комиссия + по ликвидации безграмотности, а чрезвычайная комиссия + по ликвидации безграмотности, т.-е. как бы частный случай Ч. К., на фоне которой и ощущается все построение.
Таково значение укрепления и создания нового названия
Но дальше происходит явление, которое лучше всего исследовать на "языке революции".
Слово и целое выражение становится заклинанием.
Между термином, обычно выражаемым в нескольких словах, и предметом устанавливается привычная связь. При чем "выражение" обозначает уже не предмет, а, так сказать, место, занимаемое им в пространстве.
Граница явлений, соответствующих "выражению", быстро растет, переходные явления стремятся слиться с канонизованным. Они как бы закладываются за него, как за богатого сеньора.
Выражение становится фальшивой тенью предмета. В частном случае является то, что называется "революционной фразой".
Предполагается, что понятие, один раз проформулированное, останавливается.
Так продолжается до того момента, когда получается отрыв.
Особенностью стиля Ленина является отсутствие заклинания.
Каждая речь или статья как будто начинает все сначала. Терминов нет, они являются уже в середине данной вещи, как конкретный результат разделительной работы.
Спор Ленина со своими противниками, будут-ли то его враги или товарищи по партии, начинается обычно со спора "о словах" - утверждения, что слова изменились.
К самой "языковой стихии", которую Ленин хорошо понимал, у него своеобразное отношение, ироническое отталкивание.
"Я бы очень хотел взять, например, несколько гострестов (если выражаться этим прекрасным русским языком, который так хвалит Тургенев) и показать, как мы умеем хозяйничать". (Основные задачи партии при Нэп'е, стр. 137). Здесь можно подумать, что ирония относится к слову "гострест".
Но вот другой пример.
"Этого мы не сознаем, тут осталось коммунистическое чванство, комчванство, выражаясь тем же великим русским языком" (там же, стр. 139). Здесь интересно, что слово создается на наших глазах и в то же время подчеркивается его противоречие с "языковой стихией", которая и существует для того, чтобы ей противоречили.
Формула, когда она является в агитационной работе Ленина, организована так, чтобы не закрепиться.
Ленин презирает людей, которые заучили книжки. Его стиль состоит в снижении революционной фразы, в замене ее традиционных слов бытовым синонимом.
В этом отношении стиль Ленина близко примыкает по своему основному приему к стилю Льва Толстого. Ленин против названья, он устанавливает каждый раз между словом и предметом новое отношение, не называя вещи и не закрепляя новое название.
Любопытно бегло просмотреть, как употреблял Ленин в своих статьях и речах бытовой материал. Прежде всего он берет часто материал невероятный, такой, который как будто подлежит замалчиванию.
Один воронежский профессор написал Ленину письмо, где перечислил все беды, которые он испытывал в провинции. Начальник отряда, расквартированного в его квартире, вмешивался в частную жизнь профессора и требовал, например, чтобы тот спал в одной постели со своей женой.
Ленин ответил на это письмо.
В этом ответе он остановился на самом остром моменте, доказывая, что
-"Во-первых, поскольку желание интеллигентных людей иметь по две кровати, на мужа и на жену, есть желание законное (а оно, несомненно, законное), постольку для осуществления его необходим более высокий заработок, чем средний. Не может же автор письма не знать, что в "среднем" на российского гражданина никогда по одной кровати не приходилось" (том XVI, стр. 165).
Для понимания этого отрывка нужно знать, что в предидущем (в письме М. Дукельского и в ответе Ленина) разговор шел о спецставках, при чем Ленин отстаивал спецставки.
Кажется чрезвычайно странной и смелой попытка выдержать состязание по сложному вопросу на таком резком обидном примере.
Но резкость примера для Ленина находится в связи со всеми приемами его стиля.
Быт вводится Лениным для противоядия фразе, иногда для этого берется умышленно узкая тема: О чистке дворов и даже способе расклеивания объявлений.
Б. Эйхенбаум
ОСНОВНЫЕ СТИЛЕВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В РЕЧИ ЛЕНИНА
В работах, посвященных изучению поэтического языка, мы обычно исходили из противопоставления его языку "практическому". Это было важно и плодотворно для первоначального установления особенностей поэтической речи. Но, как позже не раз указывалось (Л. Якубинский), область так-называемого "практического" языка чрезвычайно обширна и многообразна. Вряд ли вообще существует такая область речи, в которой отношение к слову было бы до конца механизовано, в которой слово было бы исключительно "знаком"; что же касается таких форм, как ораторская речь, то, несмотря на свой "практический" характер, они во многом очень близки к речи поэтической. Для поэтического языка характерна лишь особая установка на отдельные элементы речи и их специфическое использование (особенно - в языке стихотворном).
Статья или речь представляет собою не голую формулировку мысли, не простое ее выражение в терминах, а некий речевой процесс, возникающий на основе определенного стимула. Процесс этот, независимо от породившей его мысли, имеет свою речевую динамику, свою последовательность, свою эмоциональную и стилевую окраску. Человек, пишущий статью или произносящий речь, выбирает слова, связывает фразы, строит периоды, меняет интонации и т. д. Речь получает определенное стилевое направление и организуется в некое последовательное движение, тем самым удаляясь от обиходного, разговорного словоупотребления и синтаксиса. Можно говорить об основных стилевых тенденциях автора статьи или речи в зависимости от установки его на те или другие речевые формы. Более того - можно говорить о стилевых традициях и направлениях, которыми характеризуются статьи и речи определенной эпохи или группы. Все это в особенности относится к таким статьям или речам, которые пишутся или произносятся с целью убедить других - к статьям и речам в той или иной мере агитационным. Естественно усиливающийся здесь речевой пафос окрашивает речь соответственным эмоциональным тоном и организует ее по определенному стилевому направлению. Сосредоточиваясь на этой стороне речи, мы получаем представление о стилевых тенденциях автора.
Речи и статьи Ленина - исключительно интересный материал для изучения ораторского стиля уже по одному тому, что слово было для него не профессией, не карьерой, а настоящим делом. При этом речь его обращена не к специалистам и не к "публике", а ко всему народу или ко всем народам.
Большинство статей и речей Ленина относятся к агитационному жанру. Самые заглавия его статей часто звучат как обличение или как лозунг: "Максимум беззастенчивости и минимум логики", "Народничествующая буржуазия и растерянное народничество", "Со ступеньки на ступеньку", "Учитесь у врагов", "Пусть решают рабочие!", "Колебания сверху, решимость снизу" или знаменитое "Лучше меньше, да лучше". Он почти всегда имеет перед собой, с одной стороны, противников и врагов, с другой - некую массу, на которую нужно воздействовать, которую нужно убедить. В связи с этим речь его всегда окрашена, с одной стороны, тоном иронии и насмешки, с другой - тоном категорического, энергичного утверждения. Однако этот общий эмоциональный тон не решает вопроса о стилевых тенденциях.
При первоначальном чтении статей Ленина может показаться, что у него нет никаких определенных стилевых тенденций - что стилевая сторона речи его не интересует. Никаких заметных ораторских приемов - ни торжественных периодов, ни сравнений и метафор, ни литературных цитат, ничего такого, чем, например, блещут статьи Л. Троцкого. Изредка пословица или поговорка, еще реже - ссылка на литературу: на "Горе от ума" (чаще всего), на Щедрина, Гоголя или Тургенева. Кажется, что к языку Ленин относится равнодушно - не как писатель и оратор, а лишь как деловой человек, пользующийся установленными формами русской интеллигентской речи, как они сложились к концу XIX века.
Однако, этому впечатлению противоречит уже тот факт, что Ленин очень определенно реагирует на чужой стиль и, полемизируя со своими противниками или врагами, часто обращает внимание на стилевые особенности их речи. Каждая партия для него - не только определенное мировоззрение, но и определенная система речевого стиля. Он то и дело выступает судьей, а иногда и страстным обличителем "краснобайства", видя в этом признак умственного бессилия и моральной пустоты. Именно на фоне этих чужих стилей, насмешливой характеристике которых Ленин нередко посвящает специальные строки, а иногда и статьи, ясно выступают стилевые тенденции его собственной речи.
В статьях 1901-1902 гг. (период "Искры") Ленин имеет дело с царским правительством и с враждебными партиями. Это период полемический и обличительный по преимуществу. В числе поводов для обличения или насмешки не раз фигурирует характеристика чужого стиля.
С особенным пафосом возмущается он языком правительственного циркуляра: "Мы сказали: если иметь терпение дочитать циркуляр г. Сипягина до конца. Терпения на это надо не мало, ибо на три четверти... - какое! на девять десятых циркуляр наполнен обычным казенным пустословием. Разжевывание вещей давным-давно известных и сотни раз повторенных даже в "Своде законов", хождение кругом да около, расписывание подробностей китайского церемониала сношений между мандаринами, великолепный канцелярский стиль с периодами в 36 строк и с "речениями", от которых больно становится за родную русскую речь и т. д. (Статья "Борьба с голодающими" - "Искра", 1901, N 9 и "Собр. соч." IV, 56).
Здесь особенно обращает внимание столь, казалось бы, необычное в устах Ленина выражение - "родная русская речь". Однако это не случайно. Как увидим дальше, Ленин, в противоположность многим другим политическим писателям и ораторам, ценит не книжную, а простую разговорную речь и вводит в свои статьи и речи самые обиходные, часто даже грубые слова и выражения. Характерно, что французскую поговорку "les beaux esprits se rencontrent" он передает русской, как бы намеренно подчеркивая контраст стилей: "свой своему поневоле брат". (В другом месте та же поговорка передается иначе - "рыбак рыбака видит издалека").
В связи с этим представляется характерным и то, что он высказал по поводу слова "Совнархоз" на VIII съезде Р. К. П.: "Это было бы похоже на то, как если бы мы сейчас в программе выставили всемирный Совнархоз. А между тем к этому уродливому слову "Совнархоз" мы сами еще не сумели привыкнуть; с иностранцами же, говорят, бывают случаи, когда они ищут в справочнике, нет ли такой станции". (Собр. соч. XVI, 132). Отмечу кстати, что в приведенной выше цитате рядом с книжным (постоянно употребляемым Лениным) "ибо" оказывается совершенно разговорный перерыв фразы восклицанием "какое!" - характерное для его стиля сочетание.
Противоположный канцелярскому приподнятый стиль эсеровских статей и прокламаций подвергается у Ленина систематическому высмеиванию.
В статье "Революционный авантюризм" ("Искра" 1902, N 23 и "Собр. соч." IV, 121) он иронизирует над искусством с.-р. прикрывать теоретическую беспринципность "потоками слов" и в пример приводит фразу: рабочий народ "мощной волной разобьет железные ворота".
Борьба с "революционной фразой" проходит через все статьи и речи Ленина - это одна из постоянных тем его иронии или насмешки, а иногда и серьезного обсуждения.
Особенно много внимания он уделяет этому в период 1917-1923 гг. - в связи с развитием политической литературы, появлением плакатов, лозунгов и т. д. В 1917 году в "Правде" (N 69) появилась его статья с характерным заглавием - "О вреде фраз" (Собр. соч. XIV, 222-4). Здесь Ленин смеется над стилем "Дела Народа": "Грозный тон, эффектные революционные восклицания.., "мы знаем довольно"... "вера в победность нашей Революции" (обязательно с большой буквы), "от того или иного шага... русской революционной демократии... зависит судьба... всего так счастливо, так победно поднявшегося Восстания (обязательно с большой буквы) трудящихся..." Конечно, если слова Революция и Восстание писать с большой буквы, то это "ужасно" страшно выходит, совсем как у якобинцев. И дешево, и сердито..... Господа герои фраз! Господа рыцари революционного краснобайства!" и т. д. В период борьбы с думскими кадетами (1906 г.) Ленин высмеивает их "обращения к народу" и восклицает: "А не смешно ли, наоборот, писать" "обращения к народу" тем деревянным языком заскорузлого российского стряпчего, которым пишут кадеты и (к стыду их будь сказано) трудовики?" ("Эхо" 1906, N 12 и "Собр. соч.", VII, ч. I, 348).
2.
О борьбе с "фразерством" и "пустословием" Ленин не устает говорить до конца, часто обращаясь уже не к врагам, а к единомышленникам, к товарищам по партии.
В брошюре 1919 г. "Великий почин" он пишет: "Карл Маркс в "Капитале" издевается над пошлостью и велеречивостью буржуазно-демократической великой партии вольностей и прав человека, над всем этим фразерством о свободе, равенстве, братстве вообще, которое ослепляет мещан и филистеров всех стран, вплоть до нынешних подлых героев подлого бернского Интернационала. Маркс противопоставляет этим пышным декларациям прав простую, скромную, деловую, будничную постановку вопроса пролетариатом.... "Формулы" настоящего коммунизма отличаются от пышного, ухищренного, торжественного фразерства Каутского, меньшевиков и эс-эров с их малыми "братцами" из Берна именно тем, что они сводят все к условиям труда. Поменьше болтовни о "трудовой демократии", о "свободе, равенстве, братстве", о "народовластии" и тому подобном.... Поменьше пышных фраз, побольше простого, будничного дела, заботы о пуде хлеба и пуде угля..... Мы должны все признать, что следы буржуазно-интеллигентского, фразистого подхода к вопросам революции обнаруживаются на каждом шагу повсюду, в том числе и в наших рядах". (Собр. соч. XVI, 255-6).
Ленина беспокоит не только фразерство, оперирующее с пышными словами, но и превращение дорогих для него и насыщенных глубоким содержанием слов в ходячие термины-названия, превращение этих слов в бытовые знаки и связанное с этим опустошение, обеднение слова.
В той же брошюре ("Великий почин") он говорит о том, что "слово коммуна у нас стало употребляться слишком легко", и приветствует решение Ц. И. К. отменить декрет Совнаркома в том, что касается названия "потребительских коммун": "Пускай будет название попроще". Он советует изгнать слово "коммуна" из "ходячего употребления, запретить хватать это слово первому встречному". В речи на Всероссийском съезде транспортных рабочих 1921 г. он подвергает критике распространенный плакат "Царству рабочих и крестьян не будет конца": "Сейчас, проходя ваш зал, я встретил плакат с надписью: "Царству рабочих и крестьян не будет конца". И когда я прочитал этот странный плакат, который, правда, висел не на обычном месте, а стоял в углу - может быть, кто-нибудь догадался, что плакат неудачен, и отодвинул его, - когда я прочитал этот странный плакат, я подумал: "А ведь вот относительно каких азбучных и основных вещей существуют у нас недоразумения и неправильное понимание". В самом деле, ежели бы царству рабочих и крестьян не было конца, то это означало бы, что никогда не будет социализма, ибо социализм означает уничтожение классов; а пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор остаются разные классы, и, следовательно, не может быть полного социализма".
Внимание Ленина останавливается на каждом преувеличении, на всем, что имеет характер автоматического пользования словом и тем самым лишает его действительной значимости.
В той же речи он говорит по поводу другого лозунга: "размышляя о том, как у нас 3 1/2 года спустя после октябрьского переворота существуют, хотя и отодвинутые немножечко, столь странные плакаты, я стал размышлять также и о том, что, пожалуй, и в отношении к самым распространенным и общеупотребительным у нас лозунгам есть еще чрезвычайно большие недоразумения. Все мы поем, что ведем сейчас наш последний и решительный бой вот, например, один из самыхъ распространенных лозунгов, всячески нами повторяемый. Но я побаиваюсь, что ежели бы спросить большую часть коммунистов, против кого вы ведете сейчас - не последний, конечно, это немного лишнего сказано, но один из ваших последних и решительных боев, - то я боюсь, что немногие дадут правильный ответ на этот вопрос и обнаружат ясное понимание того, против чего или против кого мы ведем сейчас один из наших последних и решительных боев".*1 ("Основные задачи партии при Нэп'е". Изд-во "Красная новь". Москва, 1924, стр. 29-30). _______________
*1 О том же в речи на II Всероссийском Съезде Политпросветов 17 окт. 1921 г.: "Если мы в песне поем, что, "это есть наш последний и решительный бой", то, к сожалению, это есть маленькая неправда, - к сожалению, "это не есть наш последний и решительный бой". ("Социалистическая революция и задачи просвещения". Статьи и речи. Изд. "Красная Новь", М. 1923, стр. 54).
Приведенный мною материал (который можно было бы значительно увеличить) показывает, что Ленин относился к слову с редкой для политического деятеля осторожностью и чуткостью, реагируя не только на пышное фразерство, но и на каждое проявление фальши, на каждый словесный штамп, на каждый необдуманный выкрик. Революционная эмфаза вызывает с его стороны гневную отповедь, демагогический жест - резкую критику и насмешку. Даже в приветственных речах он, отступая от обычая, не столько приветствует и поощряет, сколько обличает и предупреждает от увлечения фразами и "болтовней". По поводу названия "Политпросвет" он говорит на съезде: "Вы взяли на себя название политического просвещения. Когда вы такое название брали, вас все предупреждали - не замахивайтесь очень в названии, а берите название попроще". (Сборник "Социалистическая революция и задачи просвещения", стр. 62).
Примечание: Приведенные примеры взяты из следующих речей и статей Ленина:
НЕ ТОРГУЙТЕ ЛЕНИНЫМ!
В наших газетах появилось нижеследующее объявление:
[] 1. Объявление.
БЮСТЫ
В. И. ЛЕНИНА
гипсовые, патинированные, бронзовые, мра
морные, гранитные
В НАТУРАЛЬНУЮ и ДВОЙНУЮ ВЕЛИЧИНУ
с оригинала, разрешенного к воспроизведению
и распространению Комиссией по увековечению
памяти В. И. ЛЕНИНА
РАБОТЫ СКУЛЬПТОРА
С. Д. МЕРКУЛОВА
ПРЕДЛАГАЕТ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
для госучреждений, партийных и профессиональ
*** ных организаций, кооперативов и проч.***
КАЖДЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР АВТОРИЗОВАН.
осмотр и прием заказов
в Отделе КОММЕРЧЕСКИХ ИЗДАНИЙ
Москва, Рождественка, 4.
Иллюстрированные проспекты высылаются по пер
вому требованию бесплатно.
ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ И КОПИРОВАНИЕ БУДЕТ
ПРЕСЛЕДОВАТЬСЯ ПО ЗАКОНУ.
Мы против этого.
Мы согласны с железнодорожниками Казанской жел. дор., предложившими художнику оборудовать у них в клубе Ленинский зал без бюстов и портретов Ленина, говоря; "мы не хотим икон".
Мы настаиваем:
Не штампуйте Ленина.
Не печатайте его портретов на плакатах, на клеенках, на тарелках, на кружках, на портсигарах.
Не бронзируйте Ленина.
Не отнимайте у него его живой поступи и человеческого облика, который он сумел сохранить, руководя историей.
Ленин все еще наш современник.
Он среди живых.
Он нужен нам, как живой, а не как мертвый.
Поэтому,
Учитесь у Ленина, но не канонизируйте его.
Не создавайте культа именем человека, всю жизнь боровшегося против всяческих культов.
Не торгуйте предметами этого культа.
Не торгуйте Лениным!
Виктор Шкловский.
ЛЕНИН, КАК ДЕКАНОНИЗАТОР.
Несколько недель после смерти Ленина были неделями переименования. Все заводы, все фабрики, все Вузы хотели присоединить имя Ленина к названию своего коллектива.
Сейчас переименования проходят уже через ВЦИК.
Попытаемся выяснить результаты переименования.
Переименование может быть: 1) - разделительным. Это случается тогда, когда прежде единое явление распадается на два или несколько. Пример: "большевики и меньшевики". Ленина звали "раскалыватель", действительно, он охотно шел на раскалывание явления, на выделение его.
Русский политический словарь знал не только большевиков и меньшевиков, но и троцкистов, отзовистов и т. д.
Переименование большевиков в коммунистов тоже служит разделительным целям. По существу говоря, заменено было не слово большевик словом коммунист, а слово социал-демократ словом коммунист, большевик же остался, так сказать, в скобках (б). Отталкивание шло от слова - с.-д.
Таким образом, разделительное переименование есть один из способов отделять понятие от старого слова ему более не соответствующего.
Разделительный характер, оттенок чего-то нового В. И. Ленин умел придавать даже и наречиям, союзам, ставя на них ударение.
"Мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм......." и т. д. ("Против течения" (стр. 32). "О национальной гордости великороссов") Курсив "тоже" дан в подлиннике.
Курсивно выделяет Ленин слова - вполне, если, все, вкладывая в них своеобразный, местный смысл, заставляя их служить делу обособления понятия...
И может быть другое переименование: 2) - переименование предмета, неизменного и не появляющегося вновь.
Такое переименование имеет свой смысл, если оно не стихийное, потому что, если мы переименуем все вещи одинаково, например, если они все будут называться "октябрьскими", то они перестанут различаться, т.-е. название потеряет свой смысл.
При единичном же переименовании нужно иметь в виду, что здесь происходит вытеснение одного слова другим. Этот момент и только он и является агитационным. Переименование ощущается больше всего в момент вытеснения.
Может быть, отчасти этим объясняется существование в практике церкви, имеющей несомненный опыт в технологии языка, двух имен для одного человека, при неполном вытеснении старого имени новым, например, не только Ярослав не христианское имя, но и современник Ивана Грозного Морозов носил имя, не обозначенное в святцах - Дружина.
Быт ощущается в момент становления его.
Названия улиц Ленинграда были в 1919 г. знаком перемены, сейчас они средства обозначения.
В словах "август, июнь, июль, царь, король" есть, вернее были, моменты увековечения имени, но эти слова "привились" и потеряли этот элемент. Чем лучше прививается переименование, тем оно бесполезнее. Как только слово приростает к вещи, оно перестает ощущаться и лишается эмоционального тона. При более сложных переименованиях, когда образуются новые слова, происходит не только вытеснение одного слова другим, но и впадение нового слова в сферу старого.
Возьмем слово "октябрины", оно образовано из октября и крестины.
Несомненно, что это слово втягивает понятие в поле религиозного обряда. Оно не только вытесняет обряд, но и носит в себе его следы.
Оппозиция, имевшая место в некоторых коллективах против "октябрины" вероятно, вызвана "инами", так как это окончание несет в себе неожиданный, но навязчивый смысловой тон.
Иногда языковая техника пользуется тем новым смысловым ореолом, который получило старое слово.
Например, название "Чрезвычайная Комиссия по ликвидации безграмотности" дает слово "Чрезвычайная" не в смысле необычная, а в связи со вторым словом "комиссия", таким образом, получается не чрезвычайная + комиссия + по ликвидации безграмотности, а чрезвычайная комиссия + по ликвидации безграмотности, т.-е. как бы частный случай Ч. К., на фоне которой и ощущается все построение.
Таково значение укрепления и создания нового названия
Но дальше происходит явление, которое лучше всего исследовать на "языке революции".
Слово и целое выражение становится заклинанием.
Между термином, обычно выражаемым в нескольких словах, и предметом устанавливается привычная связь. При чем "выражение" обозначает уже не предмет, а, так сказать, место, занимаемое им в пространстве.
Граница явлений, соответствующих "выражению", быстро растет, переходные явления стремятся слиться с канонизованным. Они как бы закладываются за него, как за богатого сеньора.
Выражение становится фальшивой тенью предмета. В частном случае является то, что называется "революционной фразой".
Предполагается, что понятие, один раз проформулированное, останавливается.
Так продолжается до того момента, когда получается отрыв.
Особенностью стиля Ленина является отсутствие заклинания.
Каждая речь или статья как будто начинает все сначала. Терминов нет, они являются уже в середине данной вещи, как конкретный результат разделительной работы.
Спор Ленина со своими противниками, будут-ли то его враги или товарищи по партии, начинается обычно со спора "о словах" - утверждения, что слова изменились.
К самой "языковой стихии", которую Ленин хорошо понимал, у него своеобразное отношение, ироническое отталкивание.
"Я бы очень хотел взять, например, несколько гострестов (если выражаться этим прекрасным русским языком, который так хвалит Тургенев) и показать, как мы умеем хозяйничать". (Основные задачи партии при Нэп'е, стр. 137). Здесь можно подумать, что ирония относится к слову "гострест".
Но вот другой пример.
"Этого мы не сознаем, тут осталось коммунистическое чванство, комчванство, выражаясь тем же великим русским языком" (там же, стр. 139). Здесь интересно, что слово создается на наших глазах и в то же время подчеркивается его противоречие с "языковой стихией", которая и существует для того, чтобы ей противоречили.
Формула, когда она является в агитационной работе Ленина, организована так, чтобы не закрепиться.
Ленин презирает людей, которые заучили книжки. Его стиль состоит в снижении революционной фразы, в замене ее традиционных слов бытовым синонимом.
В этом отношении стиль Ленина близко примыкает по своему основному приему к стилю Льва Толстого. Ленин против названья, он устанавливает каждый раз между словом и предметом новое отношение, не называя вещи и не закрепляя новое название.
Любопытно бегло просмотреть, как употреблял Ленин в своих статьях и речах бытовой материал. Прежде всего он берет часто материал невероятный, такой, который как будто подлежит замалчиванию.
Один воронежский профессор написал Ленину письмо, где перечислил все беды, которые он испытывал в провинции. Начальник отряда, расквартированного в его квартире, вмешивался в частную жизнь профессора и требовал, например, чтобы тот спал в одной постели со своей женой.
Ленин ответил на это письмо.
В этом ответе он остановился на самом остром моменте, доказывая, что
-"Во-первых, поскольку желание интеллигентных людей иметь по две кровати, на мужа и на жену, есть желание законное (а оно, несомненно, законное), постольку для осуществления его необходим более высокий заработок, чем средний. Не может же автор письма не знать, что в "среднем" на российского гражданина никогда по одной кровати не приходилось" (том XVI, стр. 165).
Для понимания этого отрывка нужно знать, что в предидущем (в письме М. Дукельского и в ответе Ленина) разговор шел о спецставках, при чем Ленин отстаивал спецставки.
Кажется чрезвычайно странной и смелой попытка выдержать состязание по сложному вопросу на таком резком обидном примере.
Но резкость примера для Ленина находится в связи со всеми приемами его стиля.
Быт вводится Лениным для противоядия фразе, иногда для этого берется умышленно узкая тема: О чистке дворов и даже способе расклеивания объявлений.
Б. Эйхенбаум
ОСНОВНЫЕ СТИЛЕВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В РЕЧИ ЛЕНИНА
В работах, посвященных изучению поэтического языка, мы обычно исходили из противопоставления его языку "практическому". Это было важно и плодотворно для первоначального установления особенностей поэтической речи. Но, как позже не раз указывалось (Л. Якубинский), область так-называемого "практического" языка чрезвычайно обширна и многообразна. Вряд ли вообще существует такая область речи, в которой отношение к слову было бы до конца механизовано, в которой слово было бы исключительно "знаком"; что же касается таких форм, как ораторская речь, то, несмотря на свой "практический" характер, они во многом очень близки к речи поэтической. Для поэтического языка характерна лишь особая установка на отдельные элементы речи и их специфическое использование (особенно - в языке стихотворном).
Статья или речь представляет собою не голую формулировку мысли, не простое ее выражение в терминах, а некий речевой процесс, возникающий на основе определенного стимула. Процесс этот, независимо от породившей его мысли, имеет свою речевую динамику, свою последовательность, свою эмоциональную и стилевую окраску. Человек, пишущий статью или произносящий речь, выбирает слова, связывает фразы, строит периоды, меняет интонации и т. д. Речь получает определенное стилевое направление и организуется в некое последовательное движение, тем самым удаляясь от обиходного, разговорного словоупотребления и синтаксиса. Можно говорить об основных стилевых тенденциях автора статьи или речи в зависимости от установки его на те или другие речевые формы. Более того - можно говорить о стилевых традициях и направлениях, которыми характеризуются статьи и речи определенной эпохи или группы. Все это в особенности относится к таким статьям или речам, которые пишутся или произносятся с целью убедить других - к статьям и речам в той или иной мере агитационным. Естественно усиливающийся здесь речевой пафос окрашивает речь соответственным эмоциональным тоном и организует ее по определенному стилевому направлению. Сосредоточиваясь на этой стороне речи, мы получаем представление о стилевых тенденциях автора.
Речи и статьи Ленина - исключительно интересный материал для изучения ораторского стиля уже по одному тому, что слово было для него не профессией, не карьерой, а настоящим делом. При этом речь его обращена не к специалистам и не к "публике", а ко всему народу или ко всем народам.
Большинство статей и речей Ленина относятся к агитационному жанру. Самые заглавия его статей часто звучат как обличение или как лозунг: "Максимум беззастенчивости и минимум логики", "Народничествующая буржуазия и растерянное народничество", "Со ступеньки на ступеньку", "Учитесь у врагов", "Пусть решают рабочие!", "Колебания сверху, решимость снизу" или знаменитое "Лучше меньше, да лучше". Он почти всегда имеет перед собой, с одной стороны, противников и врагов, с другой - некую массу, на которую нужно воздействовать, которую нужно убедить. В связи с этим речь его всегда окрашена, с одной стороны, тоном иронии и насмешки, с другой - тоном категорического, энергичного утверждения. Однако этот общий эмоциональный тон не решает вопроса о стилевых тенденциях.
При первоначальном чтении статей Ленина может показаться, что у него нет никаких определенных стилевых тенденций - что стилевая сторона речи его не интересует. Никаких заметных ораторских приемов - ни торжественных периодов, ни сравнений и метафор, ни литературных цитат, ничего такого, чем, например, блещут статьи Л. Троцкого. Изредка пословица или поговорка, еще реже - ссылка на литературу: на "Горе от ума" (чаще всего), на Щедрина, Гоголя или Тургенева. Кажется, что к языку Ленин относится равнодушно - не как писатель и оратор, а лишь как деловой человек, пользующийся установленными формами русской интеллигентской речи, как они сложились к концу XIX века.
Однако, этому впечатлению противоречит уже тот факт, что Ленин очень определенно реагирует на чужой стиль и, полемизируя со своими противниками или врагами, часто обращает внимание на стилевые особенности их речи. Каждая партия для него - не только определенное мировоззрение, но и определенная система речевого стиля. Он то и дело выступает судьей, а иногда и страстным обличителем "краснобайства", видя в этом признак умственного бессилия и моральной пустоты. Именно на фоне этих чужих стилей, насмешливой характеристике которых Ленин нередко посвящает специальные строки, а иногда и статьи, ясно выступают стилевые тенденции его собственной речи.
В статьях 1901-1902 гг. (период "Искры") Ленин имеет дело с царским правительством и с враждебными партиями. Это период полемический и обличительный по преимуществу. В числе поводов для обличения или насмешки не раз фигурирует характеристика чужого стиля.
С особенным пафосом возмущается он языком правительственного циркуляра: "Мы сказали: если иметь терпение дочитать циркуляр г. Сипягина до конца. Терпения на это надо не мало, ибо на три четверти... - какое! на девять десятых циркуляр наполнен обычным казенным пустословием. Разжевывание вещей давным-давно известных и сотни раз повторенных даже в "Своде законов", хождение кругом да около, расписывание подробностей китайского церемониала сношений между мандаринами, великолепный канцелярский стиль с периодами в 36 строк и с "речениями", от которых больно становится за родную русскую речь и т. д. (Статья "Борьба с голодающими" - "Искра", 1901, N 9 и "Собр. соч." IV, 56).
Здесь особенно обращает внимание столь, казалось бы, необычное в устах Ленина выражение - "родная русская речь". Однако это не случайно. Как увидим дальше, Ленин, в противоположность многим другим политическим писателям и ораторам, ценит не книжную, а простую разговорную речь и вводит в свои статьи и речи самые обиходные, часто даже грубые слова и выражения. Характерно, что французскую поговорку "les beaux esprits se rencontrent" он передает русской, как бы намеренно подчеркивая контраст стилей: "свой своему поневоле брат". (В другом месте та же поговорка передается иначе - "рыбак рыбака видит издалека").
В связи с этим представляется характерным и то, что он высказал по поводу слова "Совнархоз" на VIII съезде Р. К. П.: "Это было бы похоже на то, как если бы мы сейчас в программе выставили всемирный Совнархоз. А между тем к этому уродливому слову "Совнархоз" мы сами еще не сумели привыкнуть; с иностранцами же, говорят, бывают случаи, когда они ищут в справочнике, нет ли такой станции". (Собр. соч. XVI, 132). Отмечу кстати, что в приведенной выше цитате рядом с книжным (постоянно употребляемым Лениным) "ибо" оказывается совершенно разговорный перерыв фразы восклицанием "какое!" - характерное для его стиля сочетание.
Противоположный канцелярскому приподнятый стиль эсеровских статей и прокламаций подвергается у Ленина систематическому высмеиванию.
В статье "Революционный авантюризм" ("Искра" 1902, N 23 и "Собр. соч." IV, 121) он иронизирует над искусством с.-р. прикрывать теоретическую беспринципность "потоками слов" и в пример приводит фразу: рабочий народ "мощной волной разобьет железные ворота".
Борьба с "революционной фразой" проходит через все статьи и речи Ленина - это одна из постоянных тем его иронии или насмешки, а иногда и серьезного обсуждения.
Особенно много внимания он уделяет этому в период 1917-1923 гг. - в связи с развитием политической литературы, появлением плакатов, лозунгов и т. д. В 1917 году в "Правде" (N 69) появилась его статья с характерным заглавием - "О вреде фраз" (Собр. соч. XIV, 222-4). Здесь Ленин смеется над стилем "Дела Народа": "Грозный тон, эффектные революционные восклицания.., "мы знаем довольно"... "вера в победность нашей Революции" (обязательно с большой буквы), "от того или иного шага... русской революционной демократии... зависит судьба... всего так счастливо, так победно поднявшегося Восстания (обязательно с большой буквы) трудящихся..." Конечно, если слова Революция и Восстание писать с большой буквы, то это "ужасно" страшно выходит, совсем как у якобинцев. И дешево, и сердито..... Господа герои фраз! Господа рыцари революционного краснобайства!" и т. д. В период борьбы с думскими кадетами (1906 г.) Ленин высмеивает их "обращения к народу" и восклицает: "А не смешно ли, наоборот, писать" "обращения к народу" тем деревянным языком заскорузлого российского стряпчего, которым пишут кадеты и (к стыду их будь сказано) трудовики?" ("Эхо" 1906, N 12 и "Собр. соч.", VII, ч. I, 348).
2.
О борьбе с "фразерством" и "пустословием" Ленин не устает говорить до конца, часто обращаясь уже не к врагам, а к единомышленникам, к товарищам по партии.
В брошюре 1919 г. "Великий почин" он пишет: "Карл Маркс в "Капитале" издевается над пошлостью и велеречивостью буржуазно-демократической великой партии вольностей и прав человека, над всем этим фразерством о свободе, равенстве, братстве вообще, которое ослепляет мещан и филистеров всех стран, вплоть до нынешних подлых героев подлого бернского Интернационала. Маркс противопоставляет этим пышным декларациям прав простую, скромную, деловую, будничную постановку вопроса пролетариатом.... "Формулы" настоящего коммунизма отличаются от пышного, ухищренного, торжественного фразерства Каутского, меньшевиков и эс-эров с их малыми "братцами" из Берна именно тем, что они сводят все к условиям труда. Поменьше болтовни о "трудовой демократии", о "свободе, равенстве, братстве", о "народовластии" и тому подобном.... Поменьше пышных фраз, побольше простого, будничного дела, заботы о пуде хлеба и пуде угля..... Мы должны все признать, что следы буржуазно-интеллигентского, фразистого подхода к вопросам революции обнаруживаются на каждом шагу повсюду, в том числе и в наших рядах". (Собр. соч. XVI, 255-6).
Ленина беспокоит не только фразерство, оперирующее с пышными словами, но и превращение дорогих для него и насыщенных глубоким содержанием слов в ходячие термины-названия, превращение этих слов в бытовые знаки и связанное с этим опустошение, обеднение слова.
В той же брошюре ("Великий почин") он говорит о том, что "слово коммуна у нас стало употребляться слишком легко", и приветствует решение Ц. И. К. отменить декрет Совнаркома в том, что касается названия "потребительских коммун": "Пускай будет название попроще". Он советует изгнать слово "коммуна" из "ходячего употребления, запретить хватать это слово первому встречному". В речи на Всероссийском съезде транспортных рабочих 1921 г. он подвергает критике распространенный плакат "Царству рабочих и крестьян не будет конца": "Сейчас, проходя ваш зал, я встретил плакат с надписью: "Царству рабочих и крестьян не будет конца". И когда я прочитал этот странный плакат, который, правда, висел не на обычном месте, а стоял в углу - может быть, кто-нибудь догадался, что плакат неудачен, и отодвинул его, - когда я прочитал этот странный плакат, я подумал: "А ведь вот относительно каких азбучных и основных вещей существуют у нас недоразумения и неправильное понимание". В самом деле, ежели бы царству рабочих и крестьян не было конца, то это означало бы, что никогда не будет социализма, ибо социализм означает уничтожение классов; а пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор остаются разные классы, и, следовательно, не может быть полного социализма".
Внимание Ленина останавливается на каждом преувеличении, на всем, что имеет характер автоматического пользования словом и тем самым лишает его действительной значимости.
В той же речи он говорит по поводу другого лозунга: "размышляя о том, как у нас 3 1/2 года спустя после октябрьского переворота существуют, хотя и отодвинутые немножечко, столь странные плакаты, я стал размышлять также и о том, что, пожалуй, и в отношении к самым распространенным и общеупотребительным у нас лозунгам есть еще чрезвычайно большие недоразумения. Все мы поем, что ведем сейчас наш последний и решительный бой вот, например, один из самыхъ распространенных лозунгов, всячески нами повторяемый. Но я побаиваюсь, что ежели бы спросить большую часть коммунистов, против кого вы ведете сейчас - не последний, конечно, это немного лишнего сказано, но один из ваших последних и решительных боев, - то я боюсь, что немногие дадут правильный ответ на этот вопрос и обнаружат ясное понимание того, против чего или против кого мы ведем сейчас один из наших последних и решительных боев".*1 ("Основные задачи партии при Нэп'е". Изд-во "Красная новь". Москва, 1924, стр. 29-30). _______________
*1 О том же в речи на II Всероссийском Съезде Политпросветов 17 окт. 1921 г.: "Если мы в песне поем, что, "это есть наш последний и решительный бой", то, к сожалению, это есть маленькая неправда, - к сожалению, "это не есть наш последний и решительный бой". ("Социалистическая революция и задачи просвещения". Статьи и речи. Изд. "Красная Новь", М. 1923, стр. 54).
Приведенный мною материал (который можно было бы значительно увеличить) показывает, что Ленин относился к слову с редкой для политического деятеля осторожностью и чуткостью, реагируя не только на пышное фразерство, но и на каждое проявление фальши, на каждый словесный штамп, на каждый необдуманный выкрик. Революционная эмфаза вызывает с его стороны гневную отповедь, демагогический жест - резкую критику и насмешку. Даже в приветственных речах он, отступая от обычая, не столько приветствует и поощряет, сколько обличает и предупреждает от увлечения фразами и "болтовней". По поводу названия "Политпросвет" он говорит на съезде: "Вы взяли на себя название политического просвещения. Когда вы такое название брали, вас все предупреждали - не замахивайтесь очень в названии, а берите название попроще". (Сборник "Социалистическая революция и задачи просвещения", стр. 62).