Страница:
3.
Упомянутые III-VI абзацы, а также отчасти и II-ой, построены в общем на основе типичного высокостильного синтактического развертывания пафосного оттенка. Приведу примеры.
В III абзаце после вопросно-ответного ввода ("Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно нет!") читаем: "Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы... поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больше всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывают отпор из нашей среды..." Это же построение с "мы...", с тою же функциональностью, продолжается и дальше - в IV абзаце: "мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский..." (начало абзаца); "мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже (курсив Ленина) создала революционный класс..." (середина абзаца); в V абзаце: - "Мы полны чувства национальной гордости и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое..." (начало абзаца); в VI абзаце: "и мы, великорусские рабочие, полны чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало..."; "именно потому, что мы хотим ее, мы говорим: нельзя в 20-м веке...".
В III абзаце отдельные части его, начинающиеся с "мы", "нам" и соответствующие друг другу, построены в восходящем порядке, т.-е. первая часть - менее строки, вторая - больше двух строк, третья - две с половиной строки, четвертая почти шесть строк. Четвертая часть периодизирована в том же "декламационном" направлении: "Мы гордимся тем, что эти насилия..., что эта среда..., что великорусский рабочий класс..., что великорусский мужик...". Подобное же периодизирование находим и в дальнейших элементах общего построения: "мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна..." (IV; курсив Ленина); и еще: "...ведут нас на войну, чтобы душить Польшу и Украйну; чтобы давить демократическое движение в Персии и Китае, чтобы усилить позорящую наше национальное достоинство шайку Романовых, Бобринских, Пуришкевичей" (V); "...мы говорим: нельзя в 20-м веке в Европе..., нельзя великороссам "защищать отечество" иначе..." (VI).
Уже во втором абзаце читаем: "...неприлично было бы забывать о громадном значении национального вопроса - особенно в такой стране, которую...; в такое время, когда..., в такой момент, когда...". Здесь тоже дана восходящая периодизация: первая часть - одна строка, вторая - около двух с половиной, третья - свыше четырех.
В соответствии с отмеченным синтактическим строением стоит и некоторый лексический и фразеологический "высокий" материал. Ср. "мы любим свой язык и свою родину" (родину без кавычек, как например, в первом абзаце), "национальная гордость" (III), "нашу прекрасную родину" (III); "мы гордимся" (III), "мы полны чувства национальной гордости" (III, V), "могучую революционную партию масс" (III), "Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции" (IV); "это были слова настоящей любви к родине, любви тоскующей....." (IV); "она (великорусская нация) способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм" (IV), "мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии". (VI) и пр.
В связи с упомянутыми фактами следует отметить явление лексико-синтактического порядка, которое можно назвать "лексическим разрядом" (впрочим я не настаиваю на этом термине) "Лексический разряд" может быть иллюстрирован следующими примерами из нашей статьи: "великорусская нация тоже доказала (курсив Ленина), что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за социализм, а не только великие погромы, ряды виселиц, застенки, великие голодовки и великое раболепство перед попами, царями, помещиками и капиталистами" (IV), "хотим..... свободной и независимой" и т. д. см. выше (VI), "царизм не только угнетает,.... но и деморализует, унижает, обесчесщивает, проституирует его..." (VI), "вся история капитала есть история насилий и грабежа, крови и грязи" (VII); "такой раб, вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения, есть холуй и хам" (V) и др.
С формальной точки зрения "лексический разряд" есть некоторое "перечисление", но логическое, предметное значение этого перечисления стоит совсем на заднем плане, и это "перечисление" является фактом эмоционального говорения (а следовательно, может быть использовано и как прием эмоционального внушения посредством речи), когда высокое эмоциональное напряжение разрешается мобилизацией ряда подобных членов предложения, при чем эти подобные члены следуют или непосредственно друг за другом, или ряд организован путем применения, например, союза "и" (как в некоторых из приведенных примеров).
Обыденная разговорная речь знает элементарные случаи лексического разряда, когда "подобные" члены ряда являются подобными не только морфологически, но и семантически, т.-е. доходят по существу до синонимичности, напр. при гневе: "подлец, мерзавец, негодяй.....", или в других случаях: "это ужасно, неслыханно, возмутительно....."; "мне нет дела ни до каких Петровых, Сидоровых, Степановых....." Иногда, повторяю, словесный разряд имеет и определенную логическую функцию перечисления, но тем не менее его эмоциональная значимость сохраняется. Именно так обстоит дело в конце первого абзаца нашей статьи: "....и кончая шовинистами по оппортунизму или бесхарактерности Плехановым и Масловым, Рубановичем и Смирновым, Крапоткиным и Бурцевым". Явление лексического разряда не обязательно соединяется с декламационно-пафосным строем речи, поэтому, говоря о его снижении, мы иногда говорим не о снижении декламационного строя, а о снижении эмоционально напряженной речи вообще.
4.
Эмоционально высокий напряженный строй речи дан в нашей статье, как я уже отмечал, в комбинации с такими синтактическими и лексическими явлениями, которые его объективно снижают.
Сперва о синтактическом снижении. Здесь, однако, необходимо сделать отступление и коснуться сперва вопроса о разрыве, деформации т. н. "плавности" речи у Ленина, вопроса, стоящего в несомненной тесной связи с нашим вопросом. Дело в том, что главная, непрерывно развертывающаяся речь есть постоянная особенность в декламационной пафосной речи, хотя обратное и не всегда верно; с другой стороны, "плавность" речи есть самостоятельный "прием" воздействия на читателя и слушателя, встречающийся у многих публицистов и ораторов: это один из так-называемых "диалектических" приемов внушающей и агитирующей речи. Разорванная, не плавная речь есть одна из особенностей языкового строя других публицистов и ораторов, при чем может иметь и самостоятельную функцию и выступать просто, как своего рода "отрицание" плавности речи в качестве диалектического приема, свидетельствовать об отсутствии установки на плавность речи у данного публициста или оратора (mutatis mutandis то, что здесь сказано о плавности и разорванности речи как диалектических приемах, может быть повторено и о декламационном строе и его снижении).
Выражение - гладкий, плавный язык есть в сущности, хотя и неплохой, но трудно поддающийся научной расшифровке, термин обывательской лингвистической терминологии. Реальная языковая подоплека того впечатления, которое обыватель именует "гладкостью", "плавностью" - очень многообразна. Здесь имеют значение и отношения фонетического порядка (напр. ритмические, интонационные, а также б. м. и словесноинструментовочные), и явления лексического порядка и, наконец, синтактические отношения, которые являются, пожалуй, доминирующими и определяющими остальные. С синтактической точки зрения, здесь является характерным (при прочих равных условиях) отсутствие синтактических отступлений, вводных, отвлекающих от наметившегося синтактического хода, синтагм, некоторая непрерывность развития синтактического настроения.
Приведу пример: "как много говорят теперь о национальности, об отечестве! Либеральные и радикальные министры Англии, передовые публицисты Франции, прогрессивные журналисты России - все утверждают свободу и независимость родины, величие принципа национальной самостоятельности".
Сравним приведенный отрывок в только что данной редакции с ним же в редакции несколько иной (опускаю восклицательный ввод отрывка): "Либеральные и радикальные министры Англии, передовые публицисты Франции (оказавшиеся вполне согласными с публицистами реакции), прогрессивные (вплоть до некоторых народнических и марксистских) журналисты России все..... и т. д.". Непрерывность синтактического построения отрывка во второй редакции разорвана скобками, "гладкость" и "плавность" речи весьма пострадали. Оба приведенные отрывка являются измененным мною началом статьи Ленина, разбираемой здесь; Ленинская редакция будет дана мною несколько ниже, однако подчеркиваю, что скобочный разрыв налицо и у Ленина. Скобки в подобной функции имеются и в других местах статьи; ср. следующие примеры: "Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т.-е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть..... Мы гордимся тем...." (III). Или еще: "Мы полны чувства национальной гордости и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое (когда помещики-дворяне вели на войну мужиков, чтобы душить....) и свое рабское настоящее, когда...."; "мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великоруссов, что эта среда..., что великорусский рабочий класс...., что великорусский мужик...." (III). В этом последнем случае мы имеем дело собственно не с "скобками", но с аналогичным скобке введением отводящей от основного течения речи синтагмы.
Скобочный разрыв особенно ощущается на фоне синтактического целого, определенно и сложно построенного в направлении плавности с тем или иным использованием подобных синтагм или вообще основанного на применении синтактического параллелизма; сравните в первом примере построение: "министры... публицисты... журналисты... все..."; во втором: "мы любим... мы больше всего работаем и т. д."; то же в третьем и четвертом примерах. Но и вне данного непрерывного сложного построения, обусловившего бы впечатление плавности речи без скобочного разрыва, мы констатируем этот разрыв и в пределах элементарно построенной фразы; напр.: "откровенные и прикровенные рабы великоруссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах" (IV); или: "нельзя в 20-м веке в Европе (хотя бы в дальневосточной Европе) "защищать отечество" иначе, как борясь...", или: "не наше дело, не дело демократов (не говоря уже о социалистах) помогать Романову-Бобринскому-Пуришкевичу душить Украйну и т. д."; в последнем примере, так сказать, двустепенный разрыв: а) не дело демократов, в) (не говоря уже о социалистах). Еще пример: "Интерес (не по холопски понятой) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев". Этот пример особенно интересен потому, что скобки здесь "необязательны": оба скобочных члена могли бы быть употреблены и не как вводные, вклиняющиеся в данное синтактическое развертывание элементы, а как равноправные "определения" - второе к слову "пролетариев", а первое к выражению "национальной гордости", но весь синтактический строй фразы оказывается в этом случае иным, интонация и распределение пауз - также.
Явление "скобки" - очень сложно, как по своей обусловленности, так и по своей функции. Можно, например, говорить об обусловленности скобочного синтаксиса особыми условиями спешной публицистической работы, не позволяющей обращаться к переделке раз написанного, сводящей к минимуму черновик и обработку языка статьи и вызывающей, таким образом, естественное появление пояснительных скобок, которые являются не чем иным, как поправкой, вносимой дополнительно к уже написанному; условия работы могут воспитать скобку уже просто, как привычку изложения и, так сказать, распространить ее на непринадлежащие ей "по праву" генезиса случаи. Можно говорить о скобках, как явлении, обусловленном самой особенностью высказывания и сообщения мыслей, как своего рода подчеркиваньи некоторых высказываний, заключаемых в скобки и поэтому воспринимаемых с большей отчетливостью в своей особости и отдельности, в своей выделенности из общего целого; как для некоторых писателей характерен в этом отношении курсив, так для других - скобки, порядок слов во фразе, применение подчеркивающих эпитетов и др.
Я нисколько не хочу касаться в этой статье многообразных функций "скобки"*1; мною отмечено выше значение скобки, как разрыва плавности речи да и то, главным образом, поскольку плавность речи связана с декламационным построением речи, а следовательно и сама скобка выступает в функции, разрывающей декламационное синтактическое построение с его интонацией, в функции снижающей "высокий стиль". Отсылаю к выше приведенным примерам и приведу еще случай, очень характерный, так как здесь чрезвычайно напряженный эмоциональный тон отрывка особенно _______________
*1 Синтаксису Ленина и в частности явлению "скобки" я посвящаю отдельную подробную работу. дает ощутить разрушающую, снижающую функцию скобки. "Никто неповинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремления к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает свое рабство (например, называет удушение Польши, Украйны и т. д., "защитой отечества" великороссов), такой раб, вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения, есть холуй и хам" (V).
Возвращаясь к первой редакции начала статьи (см. стр...) "как много говорят", - скажу, что в этом своем виде отрывок производит более "высокостильное" впечатление, чем во второй редакции. У Ленина от этой "высокостильности" и "пафосности" ничего не остается потому, что к разрушающему влиянию скобок присоединяется и снижающее значение лексического материала. К этому последнему я теперь и перехожу.
5.
Цитирую начало статьи так, как оно дано у Ленина: "Как много говорят, толкуют, кричат теперь о национальности, об отечестве! Либеральные и радикальные министры Англии, бездна "передовых" публицистов Франции (оказавшихся вполне согласными с публицистами реакции), тьма казенных кадетских и прогрессивных (вплоть до некоторых народнических и "марксистских") писак России - все на тысячу ладов воспевают свободу и независимость "родины", величие принципа национальной самостоятельности".
Если в первой редакции данный отрывок, в его синтактическом и лексическом строе, мог бы выполнить функцию эмоционально возвышенную, то подлинная ленинская редакция - с ее лексическим, фразеологическим и синтактическим содержанием (ср. подчеркнутые слова и выражения) исключает это вовсе.
Лексический и фразеологический материал является одним из моментов, могущих парализовать эмоционально возвышенные декламационные возможности синтаксиса. В данном случае такую функцию несет: ироническая (ср. "передовых", "марксистских", "родины", "воспевают"; отчасти: бездна, тьма), интимно-фамильярная (ср. толкуют на тысячи ладов) и грубословная (ср. казенных писак) лексика. Этот лексический материал привносит не только эмоциональный семантический тон, чуждый эмоционально-пафосной речи, но и интонацию, разрушающую собственную эмоционально-пафосную интонацию. Лексическое и фразеологическое снижение, на ряду с синтактическим ("скобки") и часто совместно с ним, может быть отмечено в разбираемой статье неоднократно.
Во II абзаце читаем следующее: "Нам, представителям великодержавной нации крайнего востока Европы и доброй доли
Юрий Тынянов.
СЛОВАРЬ ЛЕНИНА-ПОЛЕМИСТА.
"Надо уметь приспособить
схемы к жизни, а не повто
рять ставшие бессмысленны
ми слова".
(Н. Ленин. Письма о так
тике. Письмо 1.)
Предварительные замечания.
1.
Прежде всего о слове "словарь". Под этим словом в быту мы чаще всего разумеем "лексикон, сборник слов, речений какого-либо языка" (Даль) "Словарь при этом оказывается безразличной по функциям статической массой слов с различными делениями - словарь языка, наречий, диалектов; словарь класса; словарь технический; словарь индивидуальный. Это - один ряд.
Другой ряд - "пользование словарем"; те или иные словарные элементы используются в той или другой конструкции, несут на себе те или иные функции; один и тот же словарный элемент будет иметь разную функцию, разное назначение в разных речевых конструкциях.
Каждая конструкция имеет свои законы; поэтому безразличное само по себе слово оборачивается на ней своей новой конструктивной стороной. Обычное газетное слово, нами в газете почти незамечаемое (несущее в газетном языке определенные функции) - в стихе может быть необычайно свежим (нести другую функцию); обычное разговорное слово, примелькавшееся в бытовой речи, - в ораторской речи оборачивается особой стороной. И наоборот. На этом основана и эволюция словарного материала внутри этих конструктивных рядов; "словарь" в смысле "собрания слов" - эволюционирует внутри каждого конструктивного ряда, отбираясь по своему назначению в этих рядах, по своей функции. Пример - литературный язык, стиховой язык.
В начале XIX века Катенин употребил в высокой поэзии слова "сволочь", "плешивый". Это вызвало бурю, хотя слово "плешивый" в прозе употреблялось. Так же необычно выглядело в стихах Некрасова слово "проститутка", - вообще в литературе употребительное. Так же необычен словарь Маяковского, - но необычен только конструктивно, - вне конструкции и в другого рода конструкциях - он будет "выглядеть" по иному - будет функционально иной. Настоящая статья рассматривает не словарь Ленина-индивида, а словарь Ленина-оратора и политического писателя. С точки зрения функционального использования словаря, в слове интересны главным образом: 1) отношение к "основному признаку" значения слова; 2) отношение к "второстепенным признакам" значения слова; 3) отношение к "лексической окраске" слова; 4) то или иное использование отношения слова и вещи.
2.
Если мы проанализируем ряд словоупотреблений какого-нибудь одного слова, - мы натолкнемся на одно явление. Это - лексическое единство. Возьмем ряд словоупотреблений слова "голова":
1. Голова - часть тела.
2. За это головой ручаюсь.
3. Много ль голов скота держите?
4. "Гуляй казацкая голова". (Гоголь).
5. Это голова, каких мало!
6. Забрать себе что в голову.
7. Выкинуть что из головы.
8. В первую голову.
9. Голова делу.
10. "Сельский голова" (Гоголь) "городской голова".
В этом ряду - перед нами разные значения одного "слова" в разных словоупотреблениях. Такое слово как голова - в значении "городской голова", "сельский голова" как бы совершенно даже отделилось от ряда, что и подчеркивается изменением рода. Это доказывается, напр., - возможностью каламбура:
Хлопцы, слышали ли вы?
Наши ль головы не крепки!
У кривого головы
В голове расселись клепки,
Набей, бондарь, голову
Ты стальными обручами!
Вспрысни, бондарь, голову
Батогами, батогами.
("Майская ночь").
Бондарь приглашается набить обруч на голову N 1, а вспрыснуть батогами голову N 10.
И все-же, даже в этом значении не совсем стерлось единство со всем рядом. Ср. речь Каленика из той же "Майской ночи" о том же - голове:
- Ну, голова, голова. Я сам себе голова.
Здесь в слове голова - сельский голова подчеркивается оттенок значения, уже явно входящий во весь ряд, здесь это слово приведено к единству с другими словоупотреблениями; здесь в нем обнаружено наличие категории "лексического единства". Возьмем такую фразу:
- Какую голову с плеч снести!
Здесь "голова" - одновременно и в значении 1-ом и в значении 5-ом. Так, признак лексического единства позволяет совмещать в одном словоупотреблении разные, - и, казалось бы, несоединимые значения: голова часть тела и голова - ум. Такое же, собственно, совмещение в приемах 6-ом и 7-ом: "забрать себе что в голову" и "выкинуть что из головы" это одновременно и значение: "голова - часть тела и значение: голова ум".*1
Совмещение это становится возможным из-за наличия признака лексического единства, который назовем основным признаком значения.
В примере N 2 и N 8: "за это головой ручаюсь", "в первую голову", значение слова сильно стерто; здесь слово порабощено группой, фразой, осознаваемой, как единица, как целое; здесь основной признак сильно затуманен, лексическое единство затушевано фразовым единством. И все ж таки возможны такие условия, которые обнаруживают и в этих случаях наличие лексического единства.
Если мы будем, например, отправляться от значения N 1, если это значение будет нам задано, как некоторый тон, - то и в таких "бесцветных" значениях, как в N 2 и N 8 - обнаружится их связь с N 1, - а отсюда и со всем лексическим рядом. Поэтому в группе "головой ручаться" на военном языке или в такой исторической повести, где фигурирует плаха - значение слова "голова" будет отнесено к примеру N 1 - именно потому, что мы от него отправляемся, что оно дано как основное, - что мы двигаемся в определенном лексическом плане.
Значение лексического плана хорошо видно на следующем примере. Слово "земля" в таком соединении, как "черная, жирная земля", с одной стороны, и "бежать по земле, упасть на землю", с другой стороны, - будет иметь, конечно, разное значение. Можно бежать по песку, по глине, по любой почве - и все-таки бежать "по земле".
С другой стороны, ясно, что такая пара как "Земля и Марс" - нечто третье, ни то и ни другое. "Земля" в такой _______________
*1 Это "совмещение", основанное на лексическом единстве, может быть использовано как поэтический прием. Возьмем, например, два значения слова сердце: 1) Сердце - вместилище и средоточие эмоциональной жизни; 2) сердце - особое эмоциональное обращение. Блок вмещает оба в стихах:
Все б тебе желать веселья,
Сердце, золото мое. паре и пишется-то с большой буквы - и обозначает нашу планету, а никак не почву и не "низ".
И все-таки, если дело идет о том, что люди взлетели на Марс, то мы не можем, не рискуя быть комичными, говорить о марсианской почве - "земля", - или "спуститься на землю" (т.-е. спуститься вниз, на Марс). И когда Ал. Толстой, развертывая действие на Марсе ("Аэлита") пишет:
"Вот он (воздухоплавательный аппарат марсианина. Ю. Т.) нырнул и пошел у самой земли" (т.-е. марсианской. Ю. Т.) и дальше действие идет все на том же Марсе: "Но когда Лось и Гусев двинулись к нему (марсианину. Ю. Т.), он живо вскочил в седло... и сейчас же опять сел на землю", (Красная Новь, книга 6. стр. 125.), - то это производит комическое впечатление, которое не входило в расчет автора.
3.
Таким образом основной признак значения позволяет слову разноситься по лексическому плану. Мы видели, как лексический план не безразличен для значения слова: он придает значению, в котором употреблено слово в данном случае - признаки, которые идут от других значений слова. Условно назовем их второстепенными.
Проанализируем теперь, отчего неудачно словоупотребление у Ал. Толстого, отчего оно не удалось. Это словоупотребление - оказывается равнодействующим двух рядов: 1) фразового единства, 2) лексического плана.
В фразе: "пошел у самой земли" - слово "земля" имеет (вернее должно иметь) примерное значение: "у самого низа". Фраза подчиняет отдельное слово, она предопределяет значение; мы иногда можем свободно пропустить нужное слово, и однако ж все его сразу угадают. - Так оно подсказывается фразой, фразовым единством.
На этом основано явление, которое Вундт называет "сгущением понятия через синтактическую ассоциацию" (Begriffs verdichtung durch syntaktische Assoziation), - одно слово приобретает значение группы. Напр. "Наловчась подхватывали однозубой вилкой кубик колбасы, столь издававшей, что спасала лишь пролезшая в беседку сирень" (Ил. Эренбург. Жизнь и гибель Николая Курбова, стр. 36). Здесь группа "издавать запах" так тесно связала, ассоциировала оба члена, что один из них "издавать" вполне уж заменяет целую группу.
На этом основано и частное явление того же рода "заражение" (contagion - термин Бреаля): слово "заражается" общим смыслом фразы и взамен собственного значения приобретает общее фразовое значение. Примеры Бреаля: (Breal, M. Essai de semantique стр. 205):
je n'avance pas (passum); je ne vois point (punctum).
Слова: passum, point - получили из общего негативного (отрицательного) значения фразы, по связи, по ассоциации со словом ne - значение слов отрицания. На этом основано и превращение группы фразы - в группу с общим слитным значением для всех членов группы, где уже потеряно отдельное значение каждого из членов; иногда такие группы, такие слитные речения превращаются в слова (что ни будь = что-нибудь).
Любопытный пример "заражения" отдельного слова общим смыслом фразы в слове "оглашенный". Это слово - бранное, и употребляется в смысле, примерно: "бешеный", "неуемный".
Упомянутые III-VI абзацы, а также отчасти и II-ой, построены в общем на основе типичного высокостильного синтактического развертывания пафосного оттенка. Приведу примеры.
В III абзаце после вопросно-ответного ввода ("Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно нет!") читаем: "Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы... поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больше всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывают отпор из нашей среды..." Это же построение с "мы...", с тою же функциональностью, продолжается и дальше - в IV абзаце: "мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский..." (начало абзаца); "мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже (курсив Ленина) создала революционный класс..." (середина абзаца); в V абзаце: - "Мы полны чувства национальной гордости и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое..." (начало абзаца); в VI абзаце: "и мы, великорусские рабочие, полны чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало..."; "именно потому, что мы хотим ее, мы говорим: нельзя в 20-м веке...".
В III абзаце отдельные части его, начинающиеся с "мы", "нам" и соответствующие друг другу, построены в восходящем порядке, т.-е. первая часть - менее строки, вторая - больше двух строк, третья - две с половиной строки, четвертая почти шесть строк. Четвертая часть периодизирована в том же "декламационном" направлении: "Мы гордимся тем, что эти насилия..., что эта среда..., что великорусский рабочий класс..., что великорусский мужик...". Подобное же периодизирование находим и в дальнейших элементах общего построения: "мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна..." (IV; курсив Ленина); и еще: "...ведут нас на войну, чтобы душить Польшу и Украйну; чтобы давить демократическое движение в Персии и Китае, чтобы усилить позорящую наше национальное достоинство шайку Романовых, Бобринских, Пуришкевичей" (V); "...мы говорим: нельзя в 20-м веке в Европе..., нельзя великороссам "защищать отечество" иначе..." (VI).
Уже во втором абзаце читаем: "...неприлично было бы забывать о громадном значении национального вопроса - особенно в такой стране, которую...; в такое время, когда..., в такой момент, когда...". Здесь тоже дана восходящая периодизация: первая часть - одна строка, вторая - около двух с половиной, третья - свыше четырех.
В соответствии с отмеченным синтактическим строением стоит и некоторый лексический и фразеологический "высокий" материал. Ср. "мы любим свой язык и свою родину" (родину без кавычек, как например, в первом абзаце), "национальная гордость" (III), "нашу прекрасную родину" (III); "мы гордимся" (III), "мы полны чувства национальной гордости" (III, V), "могучую революционную партию масс" (III), "Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции" (IV); "это были слова настоящей любви к родине, любви тоскующей....." (IV); "она (великорусская нация) способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм" (IV), "мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии". (VI) и пр.
В связи с упомянутыми фактами следует отметить явление лексико-синтактического порядка, которое можно назвать "лексическим разрядом" (впрочим я не настаиваю на этом термине) "Лексический разряд" может быть иллюстрирован следующими примерами из нашей статьи: "великорусская нация тоже доказала (курсив Ленина), что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за социализм, а не только великие погромы, ряды виселиц, застенки, великие голодовки и великое раболепство перед попами, царями, помещиками и капиталистами" (IV), "хотим..... свободной и независимой" и т. д. см. выше (VI), "царизм не только угнетает,.... но и деморализует, унижает, обесчесщивает, проституирует его..." (VI), "вся история капитала есть история насилий и грабежа, крови и грязи" (VII); "такой раб, вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения, есть холуй и хам" (V) и др.
С формальной точки зрения "лексический разряд" есть некоторое "перечисление", но логическое, предметное значение этого перечисления стоит совсем на заднем плане, и это "перечисление" является фактом эмоционального говорения (а следовательно, может быть использовано и как прием эмоционального внушения посредством речи), когда высокое эмоциональное напряжение разрешается мобилизацией ряда подобных членов предложения, при чем эти подобные члены следуют или непосредственно друг за другом, или ряд организован путем применения, например, союза "и" (как в некоторых из приведенных примеров).
Обыденная разговорная речь знает элементарные случаи лексического разряда, когда "подобные" члены ряда являются подобными не только морфологически, но и семантически, т.-е. доходят по существу до синонимичности, напр. при гневе: "подлец, мерзавец, негодяй.....", или в других случаях: "это ужасно, неслыханно, возмутительно....."; "мне нет дела ни до каких Петровых, Сидоровых, Степановых....." Иногда, повторяю, словесный разряд имеет и определенную логическую функцию перечисления, но тем не менее его эмоциональная значимость сохраняется. Именно так обстоит дело в конце первого абзаца нашей статьи: "....и кончая шовинистами по оппортунизму или бесхарактерности Плехановым и Масловым, Рубановичем и Смирновым, Крапоткиным и Бурцевым". Явление лексического разряда не обязательно соединяется с декламационно-пафосным строем речи, поэтому, говоря о его снижении, мы иногда говорим не о снижении декламационного строя, а о снижении эмоционально напряженной речи вообще.
4.
Эмоционально высокий напряженный строй речи дан в нашей статье, как я уже отмечал, в комбинации с такими синтактическими и лексическими явлениями, которые его объективно снижают.
Сперва о синтактическом снижении. Здесь, однако, необходимо сделать отступление и коснуться сперва вопроса о разрыве, деформации т. н. "плавности" речи у Ленина, вопроса, стоящего в несомненной тесной связи с нашим вопросом. Дело в том, что главная, непрерывно развертывающаяся речь есть постоянная особенность в декламационной пафосной речи, хотя обратное и не всегда верно; с другой стороны, "плавность" речи есть самостоятельный "прием" воздействия на читателя и слушателя, встречающийся у многих публицистов и ораторов: это один из так-называемых "диалектических" приемов внушающей и агитирующей речи. Разорванная, не плавная речь есть одна из особенностей языкового строя других публицистов и ораторов, при чем может иметь и самостоятельную функцию и выступать просто, как своего рода "отрицание" плавности речи в качестве диалектического приема, свидетельствовать об отсутствии установки на плавность речи у данного публициста или оратора (mutatis mutandis то, что здесь сказано о плавности и разорванности речи как диалектических приемах, может быть повторено и о декламационном строе и его снижении).
Выражение - гладкий, плавный язык есть в сущности, хотя и неплохой, но трудно поддающийся научной расшифровке, термин обывательской лингвистической терминологии. Реальная языковая подоплека того впечатления, которое обыватель именует "гладкостью", "плавностью" - очень многообразна. Здесь имеют значение и отношения фонетического порядка (напр. ритмические, интонационные, а также б. м. и словесноинструментовочные), и явления лексического порядка и, наконец, синтактические отношения, которые являются, пожалуй, доминирующими и определяющими остальные. С синтактической точки зрения, здесь является характерным (при прочих равных условиях) отсутствие синтактических отступлений, вводных, отвлекающих от наметившегося синтактического хода, синтагм, некоторая непрерывность развития синтактического настроения.
Приведу пример: "как много говорят теперь о национальности, об отечестве! Либеральные и радикальные министры Англии, передовые публицисты Франции, прогрессивные журналисты России - все утверждают свободу и независимость родины, величие принципа национальной самостоятельности".
Сравним приведенный отрывок в только что данной редакции с ним же в редакции несколько иной (опускаю восклицательный ввод отрывка): "Либеральные и радикальные министры Англии, передовые публицисты Франции (оказавшиеся вполне согласными с публицистами реакции), прогрессивные (вплоть до некоторых народнических и марксистских) журналисты России все..... и т. д.". Непрерывность синтактического построения отрывка во второй редакции разорвана скобками, "гладкость" и "плавность" речи весьма пострадали. Оба приведенные отрывка являются измененным мною началом статьи Ленина, разбираемой здесь; Ленинская редакция будет дана мною несколько ниже, однако подчеркиваю, что скобочный разрыв налицо и у Ленина. Скобки в подобной функции имеются и в других местах статьи; ср. следующие примеры: "Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т.-е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть..... Мы гордимся тем...." (III). Или еще: "Мы полны чувства национальной гордости и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое (когда помещики-дворяне вели на войну мужиков, чтобы душить....) и свое рабское настоящее, когда...."; "мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великоруссов, что эта среда..., что великорусский рабочий класс...., что великорусский мужик...." (III). В этом последнем случае мы имеем дело собственно не с "скобками", но с аналогичным скобке введением отводящей от основного течения речи синтагмы.
Скобочный разрыв особенно ощущается на фоне синтактического целого, определенно и сложно построенного в направлении плавности с тем или иным использованием подобных синтагм или вообще основанного на применении синтактического параллелизма; сравните в первом примере построение: "министры... публицисты... журналисты... все..."; во втором: "мы любим... мы больше всего работаем и т. д."; то же в третьем и четвертом примерах. Но и вне данного непрерывного сложного построения, обусловившего бы впечатление плавности речи без скобочного разрыва, мы констатируем этот разрыв и в пределах элементарно построенной фразы; напр.: "откровенные и прикровенные рабы великоруссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах" (IV); или: "нельзя в 20-м веке в Европе (хотя бы в дальневосточной Европе) "защищать отечество" иначе, как борясь...", или: "не наше дело, не дело демократов (не говоря уже о социалистах) помогать Романову-Бобринскому-Пуришкевичу душить Украйну и т. д."; в последнем примере, так сказать, двустепенный разрыв: а) не дело демократов, в) (не говоря уже о социалистах). Еще пример: "Интерес (не по холопски понятой) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев". Этот пример особенно интересен потому, что скобки здесь "необязательны": оба скобочных члена могли бы быть употреблены и не как вводные, вклиняющиеся в данное синтактическое развертывание элементы, а как равноправные "определения" - второе к слову "пролетариев", а первое к выражению "национальной гордости", но весь синтактический строй фразы оказывается в этом случае иным, интонация и распределение пауз - также.
Явление "скобки" - очень сложно, как по своей обусловленности, так и по своей функции. Можно, например, говорить об обусловленности скобочного синтаксиса особыми условиями спешной публицистической работы, не позволяющей обращаться к переделке раз написанного, сводящей к минимуму черновик и обработку языка статьи и вызывающей, таким образом, естественное появление пояснительных скобок, которые являются не чем иным, как поправкой, вносимой дополнительно к уже написанному; условия работы могут воспитать скобку уже просто, как привычку изложения и, так сказать, распространить ее на непринадлежащие ей "по праву" генезиса случаи. Можно говорить о скобках, как явлении, обусловленном самой особенностью высказывания и сообщения мыслей, как своего рода подчеркиваньи некоторых высказываний, заключаемых в скобки и поэтому воспринимаемых с большей отчетливостью в своей особости и отдельности, в своей выделенности из общего целого; как для некоторых писателей характерен в этом отношении курсив, так для других - скобки, порядок слов во фразе, применение подчеркивающих эпитетов и др.
Я нисколько не хочу касаться в этой статье многообразных функций "скобки"*1; мною отмечено выше значение скобки, как разрыва плавности речи да и то, главным образом, поскольку плавность речи связана с декламационным построением речи, а следовательно и сама скобка выступает в функции, разрывающей декламационное синтактическое построение с его интонацией, в функции снижающей "высокий стиль". Отсылаю к выше приведенным примерам и приведу еще случай, очень характерный, так как здесь чрезвычайно напряженный эмоциональный тон отрывка особенно _______________
*1 Синтаксису Ленина и в частности явлению "скобки" я посвящаю отдельную подробную работу. дает ощутить разрушающую, снижающую функцию скобки. "Никто неповинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремления к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает свое рабство (например, называет удушение Польши, Украйны и т. д., "защитой отечества" великороссов), такой раб, вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения, есть холуй и хам" (V).
Возвращаясь к первой редакции начала статьи (см. стр...) "как много говорят", - скажу, что в этом своем виде отрывок производит более "высокостильное" впечатление, чем во второй редакции. У Ленина от этой "высокостильности" и "пафосности" ничего не остается потому, что к разрушающему влиянию скобок присоединяется и снижающее значение лексического материала. К этому последнему я теперь и перехожу.
5.
Цитирую начало статьи так, как оно дано у Ленина: "Как много говорят, толкуют, кричат теперь о национальности, об отечестве! Либеральные и радикальные министры Англии, бездна "передовых" публицистов Франции (оказавшихся вполне согласными с публицистами реакции), тьма казенных кадетских и прогрессивных (вплоть до некоторых народнических и "марксистских") писак России - все на тысячу ладов воспевают свободу и независимость "родины", величие принципа национальной самостоятельности".
Если в первой редакции данный отрывок, в его синтактическом и лексическом строе, мог бы выполнить функцию эмоционально возвышенную, то подлинная ленинская редакция - с ее лексическим, фразеологическим и синтактическим содержанием (ср. подчеркнутые слова и выражения) исключает это вовсе.
Лексический и фразеологический материал является одним из моментов, могущих парализовать эмоционально возвышенные декламационные возможности синтаксиса. В данном случае такую функцию несет: ироническая (ср. "передовых", "марксистских", "родины", "воспевают"; отчасти: бездна, тьма), интимно-фамильярная (ср. толкуют на тысячи ладов) и грубословная (ср. казенных писак) лексика. Этот лексический материал привносит не только эмоциональный семантический тон, чуждый эмоционально-пафосной речи, но и интонацию, разрушающую собственную эмоционально-пафосную интонацию. Лексическое и фразеологическое снижение, на ряду с синтактическим ("скобки") и часто совместно с ним, может быть отмечено в разбираемой статье неоднократно.
Во II абзаце читаем следующее: "Нам, представителям великодержавной нации крайнего востока Европы и доброй доли
Юрий Тынянов.
СЛОВАРЬ ЛЕНИНА-ПОЛЕМИСТА.
"Надо уметь приспособить
схемы к жизни, а не повто
рять ставшие бессмысленны
ми слова".
(Н. Ленин. Письма о так
тике. Письмо 1.)
Предварительные замечания.
1.
Прежде всего о слове "словарь". Под этим словом в быту мы чаще всего разумеем "лексикон, сборник слов, речений какого-либо языка" (Даль) "Словарь при этом оказывается безразличной по функциям статической массой слов с различными делениями - словарь языка, наречий, диалектов; словарь класса; словарь технический; словарь индивидуальный. Это - один ряд.
Другой ряд - "пользование словарем"; те или иные словарные элементы используются в той или другой конструкции, несут на себе те или иные функции; один и тот же словарный элемент будет иметь разную функцию, разное назначение в разных речевых конструкциях.
Каждая конструкция имеет свои законы; поэтому безразличное само по себе слово оборачивается на ней своей новой конструктивной стороной. Обычное газетное слово, нами в газете почти незамечаемое (несущее в газетном языке определенные функции) - в стихе может быть необычайно свежим (нести другую функцию); обычное разговорное слово, примелькавшееся в бытовой речи, - в ораторской речи оборачивается особой стороной. И наоборот. На этом основана и эволюция словарного материала внутри этих конструктивных рядов; "словарь" в смысле "собрания слов" - эволюционирует внутри каждого конструктивного ряда, отбираясь по своему назначению в этих рядах, по своей функции. Пример - литературный язык, стиховой язык.
В начале XIX века Катенин употребил в высокой поэзии слова "сволочь", "плешивый". Это вызвало бурю, хотя слово "плешивый" в прозе употреблялось. Так же необычно выглядело в стихах Некрасова слово "проститутка", - вообще в литературе употребительное. Так же необычен словарь Маяковского, - но необычен только конструктивно, - вне конструкции и в другого рода конструкциях - он будет "выглядеть" по иному - будет функционально иной. Настоящая статья рассматривает не словарь Ленина-индивида, а словарь Ленина-оратора и политического писателя. С точки зрения функционального использования словаря, в слове интересны главным образом: 1) отношение к "основному признаку" значения слова; 2) отношение к "второстепенным признакам" значения слова; 3) отношение к "лексической окраске" слова; 4) то или иное использование отношения слова и вещи.
2.
Если мы проанализируем ряд словоупотреблений какого-нибудь одного слова, - мы натолкнемся на одно явление. Это - лексическое единство. Возьмем ряд словоупотреблений слова "голова":
1. Голова - часть тела.
2. За это головой ручаюсь.
3. Много ль голов скота держите?
4. "Гуляй казацкая голова". (Гоголь).
5. Это голова, каких мало!
6. Забрать себе что в голову.
7. Выкинуть что из головы.
8. В первую голову.
9. Голова делу.
10. "Сельский голова" (Гоголь) "городской голова".
В этом ряду - перед нами разные значения одного "слова" в разных словоупотреблениях. Такое слово как голова - в значении "городской голова", "сельский голова" как бы совершенно даже отделилось от ряда, что и подчеркивается изменением рода. Это доказывается, напр., - возможностью каламбура:
Хлопцы, слышали ли вы?
Наши ль головы не крепки!
У кривого головы
В голове расселись клепки,
Набей, бондарь, голову
Ты стальными обручами!
Вспрысни, бондарь, голову
Батогами, батогами.
("Майская ночь").
Бондарь приглашается набить обруч на голову N 1, а вспрыснуть батогами голову N 10.
И все-же, даже в этом значении не совсем стерлось единство со всем рядом. Ср. речь Каленика из той же "Майской ночи" о том же - голове:
- Ну, голова, голова. Я сам себе голова.
Здесь в слове голова - сельский голова подчеркивается оттенок значения, уже явно входящий во весь ряд, здесь это слово приведено к единству с другими словоупотреблениями; здесь в нем обнаружено наличие категории "лексического единства". Возьмем такую фразу:
- Какую голову с плеч снести!
Здесь "голова" - одновременно и в значении 1-ом и в значении 5-ом. Так, признак лексического единства позволяет совмещать в одном словоупотреблении разные, - и, казалось бы, несоединимые значения: голова часть тела и голова - ум. Такое же, собственно, совмещение в приемах 6-ом и 7-ом: "забрать себе что в голову" и "выкинуть что из головы" это одновременно и значение: "голова - часть тела и значение: голова ум".*1
Совмещение это становится возможным из-за наличия признака лексического единства, который назовем основным признаком значения.
В примере N 2 и N 8: "за это головой ручаюсь", "в первую голову", значение слова сильно стерто; здесь слово порабощено группой, фразой, осознаваемой, как единица, как целое; здесь основной признак сильно затуманен, лексическое единство затушевано фразовым единством. И все ж таки возможны такие условия, которые обнаруживают и в этих случаях наличие лексического единства.
Если мы будем, например, отправляться от значения N 1, если это значение будет нам задано, как некоторый тон, - то и в таких "бесцветных" значениях, как в N 2 и N 8 - обнаружится их связь с N 1, - а отсюда и со всем лексическим рядом. Поэтому в группе "головой ручаться" на военном языке или в такой исторической повести, где фигурирует плаха - значение слова "голова" будет отнесено к примеру N 1 - именно потому, что мы от него отправляемся, что оно дано как основное, - что мы двигаемся в определенном лексическом плане.
Значение лексического плана хорошо видно на следующем примере. Слово "земля" в таком соединении, как "черная, жирная земля", с одной стороны, и "бежать по земле, упасть на землю", с другой стороны, - будет иметь, конечно, разное значение. Можно бежать по песку, по глине, по любой почве - и все-таки бежать "по земле".
С другой стороны, ясно, что такая пара как "Земля и Марс" - нечто третье, ни то и ни другое. "Земля" в такой _______________
*1 Это "совмещение", основанное на лексическом единстве, может быть использовано как поэтический прием. Возьмем, например, два значения слова сердце: 1) Сердце - вместилище и средоточие эмоциональной жизни; 2) сердце - особое эмоциональное обращение. Блок вмещает оба в стихах:
Все б тебе желать веселья,
Сердце, золото мое. паре и пишется-то с большой буквы - и обозначает нашу планету, а никак не почву и не "низ".
И все-таки, если дело идет о том, что люди взлетели на Марс, то мы не можем, не рискуя быть комичными, говорить о марсианской почве - "земля", - или "спуститься на землю" (т.-е. спуститься вниз, на Марс). И когда Ал. Толстой, развертывая действие на Марсе ("Аэлита") пишет:
"Вот он (воздухоплавательный аппарат марсианина. Ю. Т.) нырнул и пошел у самой земли" (т.-е. марсианской. Ю. Т.) и дальше действие идет все на том же Марсе: "Но когда Лось и Гусев двинулись к нему (марсианину. Ю. Т.), он живо вскочил в седло... и сейчас же опять сел на землю", (Красная Новь, книга 6. стр. 125.), - то это производит комическое впечатление, которое не входило в расчет автора.
3.
Таким образом основной признак значения позволяет слову разноситься по лексическому плану. Мы видели, как лексический план не безразличен для значения слова: он придает значению, в котором употреблено слово в данном случае - признаки, которые идут от других значений слова. Условно назовем их второстепенными.
Проанализируем теперь, отчего неудачно словоупотребление у Ал. Толстого, отчего оно не удалось. Это словоупотребление - оказывается равнодействующим двух рядов: 1) фразового единства, 2) лексического плана.
В фразе: "пошел у самой земли" - слово "земля" имеет (вернее должно иметь) примерное значение: "у самого низа". Фраза подчиняет отдельное слово, она предопределяет значение; мы иногда можем свободно пропустить нужное слово, и однако ж все его сразу угадают. - Так оно подсказывается фразой, фразовым единством.
На этом основано явление, которое Вундт называет "сгущением понятия через синтактическую ассоциацию" (Begriffs verdichtung durch syntaktische Assoziation), - одно слово приобретает значение группы. Напр. "Наловчась подхватывали однозубой вилкой кубик колбасы, столь издававшей, что спасала лишь пролезшая в беседку сирень" (Ил. Эренбург. Жизнь и гибель Николая Курбова, стр. 36). Здесь группа "издавать запах" так тесно связала, ассоциировала оба члена, что один из них "издавать" вполне уж заменяет целую группу.
На этом основано и частное явление того же рода "заражение" (contagion - термин Бреаля): слово "заражается" общим смыслом фразы и взамен собственного значения приобретает общее фразовое значение. Примеры Бреаля: (Breal, M. Essai de semantique стр. 205):
je n'avance pas (passum); je ne vois point (punctum).
Слова: passum, point - получили из общего негативного (отрицательного) значения фразы, по связи, по ассоциации со словом ne - значение слов отрицания. На этом основано и превращение группы фразы - в группу с общим слитным значением для всех членов группы, где уже потеряно отдельное значение каждого из членов; иногда такие группы, такие слитные речения превращаются в слова (что ни будь = что-нибудь).
Любопытный пример "заражения" отдельного слова общим смыслом фразы в слове "оглашенный". Это слово - бранное, и употребляется в смысле, примерно: "бешеный", "неуемный".