"Есть ведь такие мерзавцы, которые после года советской работы, когда между прочим продовольственники доказали, что мы 42 тыс. вагонов с продуктами за последние месяцы дали деревне, а получили взамен хлеба только 39 т. вагонов, есть мерзавцы, которые все же кричать": крестьяне, вас грабит Сов. власть. (Речь на митинге в ПБ. 13/III-19 г.).
   Сюда же относятся бранные слова, имеющие комическую окраску. Сниженная речь не боится "комической" окраски, тогда как высокая допускает только "остроумие" (т.-е. главным образом, игру словами, каламбуры):
   "Я очень хорошо помню сцену, когда мне пришлось в Смольном давать грамоту Свинхувуду (что значит в переводе на русский язык "свиноголовый") представителю финляндской буржуазии. (Речь на засед. ВЦИК 19/III-19 г. "Партийная программа").
   Здесь словарный комизм поддержан тем, что он мотивирован, - дан, как "перевод".
   Почти столь же сильно действие слов, имеющих хотя и не бранную, но "порицательную", нейоративную окраску, а главное "бытовую", т.-е. в литературном отношении сниженную:
   "Английские газеты открыто хвастали и английские министры тоже, что они дали помощь Деникину"...
   (Соврем. полож. XVI, 263).
   (Следует обратить внимание, кстати и на синтаксис в этой фразе: "и английские министры тоже", - этот синтаксис удаляет от литературы и придвигает к бытовой речи).
   Ср. также:
   "Он (Бутлид) нас уверял, - эти господа любят хвастаться - что Америка - все, а кто же считается с Францией при силе Америке. Когда же мы подписали договор, так и французский Клемансо и американский министр сделали такого рода жест. (Делает красноречивый жест ногой).
   Бутлид окаменел с пустейшей бумажкой, и ему сказали: кто же мог ожидать, чтобы ты был так наивен, так глуп и поверил в демократизм Англии и Франции".
   (Доклад Совета Нар. Ком. 6/XII-19 г. XVI, 415).
   Здесь собственно слова "хвастаться" эпитет: "пустейшая бумажка", так же красноречивы, как жест ногой. Это употребление слов, имеющих "бранную" окраску, ведущую к быту, - в ораторской речи, так же необычны для словаря ораторской речи, как необычен для ассортимента ораторских жестов "красноречивый жест ногой". "Так же, как он" - эти слова не только снижают всю речь, не только сбивают "ореолы" и "высоту" противников, - но апеллируют к бытовой речи каждого, апеллируют к быту, связывают речь ежедневной и повсюдной речью каждого, - а стало быть протягивает между ораторской речью и слушателем самые прочные и количественно и качественно бытовые ассоциативные связи.
   С этой точки зрения и важна лексическая окраска Ленинской речи. Таков "перевод" иностранного лексического плана в русский план (мы уже видели комический "перевод" фамилии Свинхувуда). Ср.:
   "Вопрос: как быть, если в России власть перейдет в руки Советов Р. и С. Д., а в Германии не произойдет такой революции, которая бы низвергла не только Вильгельма II, но и немецких Гучковых и Милюковых (ибо если немецкого Николая II заменять немецкие Гучковы и Милюковы, то по отношению к войне ровно ничего не изменится). (18/IV-17 г. Наши взгляды, Правда N 35).
   Назвать Вильгельма II - немецким Николаем II - это значит не только уподобить их друг другу, - сколько перенести все в русский лексический план. При этом здесь "Николай II" - не есть, конечно, именно "Николай II", - а только самая конкретная, самая ассоциативно богатая конкретизация слова "царь, самодержец" и т. д. произведенная в специфически русском и современном лексическом плане. Такие "переводы" обладают такой огромной снижающей предмет с читателем силой, что все остальное в статье, что относится к Вильгельму II и немецкой буржуазии - будет окрашено всей ассоциативной живостью русской лексической среды.
   Таковы же и следующие примеры лексической окраски, ведущей к быту:
   "Дохозяйничались господа из Временного Правительства".
   (К чему ведут контр-рев. шаги Вр. Правительства. Правда, N 43, 17 г.).
   Самый удобный прием ввести богатый такой лексической окраской словарный материал, - это материал образной речи.
   Подобно тому, как рифма в стихах связывает между собою не только окончания слов и не только рифмующие слова, но и целые стихи, строки, кончающиеся этими рифмами, - так и образ соединяет в сознании не только два данных понятия, два данных слова, - но приводит в связь два целых лексических единства, которые в свою очередь - каждое ведет к разным лексическим средам:
   "Рядом с этим Правительством, - в сущности, простым приказчиком миллиардных "фирм": Англии и Франции с точки зрения данной войны, - возникло новое...
   .....Русский капитал есть лишь отделение всемирной "фирмы", ворочающей сотнями миллиардов рублей и носящей названия: "Англия и Франция".
   (Первый этап первой революции, т. XIV. с. 10).
   Здесь даны образы: Англия и Франция - фирмы; Временное правительство - приказчик. Этот образ развернут: Англия и Франция - не только фирмы, но и "миллиардные фирмы", "фирмы ворочающие сотнями миллиардов рублей"; при чем во второй фразе образ дается в сгущенном подчеркнутом виде: "фирмы, носящей название Англия и Франция" - и таким образом слово "фирма" - дает тон, превалирует над второй частью образа; "Англия" и "Франция" - это уже не "фирмы", а только "названия фирм". Эти лексические единства: "фирма", "приказчик" - ведут ассоциативными нитями очень далеко в толщу повседневного буржуазного быта, - и очень сильно лексически окрашивают все, что после этого говорится еще об Англии и Франции и внешней политике Временного Правительства.
   Второй словарный прием, который здесь отмечу особо, - это прием лексической конструкции.
   Здесь для Ленина характерно употребление единственного числа в собирательном значении (американец вместо американцы, рабочий вместо рабочие). Этот прием делает фразу конкретнее.
   "Рабочий говорит" и "рабочие говорят", во втором случае множественное число лишает подлежащее конкретности, вносит в значение оттенок обобщенности, не конкретное множественное число "рабочие", а обобщающее: - рабочий класс".
   Между тем "рабочий" - хотя и собирательное, но единственное число делает его конкретным.
   Вместе с тем "рабочий говорит" конкретнее и во временном отношении, чем "рабочие говорят".
   Второе - общее, оно не имеет в виду настоящий момент (можно заменить его: "в рабочих слоях говорят, утверждают"). Эта конкретность единственного числа позволяет развертывать общие утверждения в форме конкретных сцепок: Ср.:
   "Мира без аннексий и контрибуций нельзя заключить, пока вы не откажетесь от собственных аннексий. Ведь это же смешно, это игра, над этим смеется в Европе каждый рабочий, - он говорит: на словах они красноречивы, призывают народы свергать банкиров, а сами отечественных банкиров посылают в министерство". (Всер. Съезд Советов Р. и С. Д. X 260).
   Еще яснее этот прием на следующем примере:
   "...Американец с точки зрения купца спрашивает: "заплатят или не заплатят" - и отвечает опять-таки с точки зрения совершенно делового коммерческого расчета": заплатить не из чего. И даже 20 к. за рубль не получишь. (Речь на митинге в ПБ 13/III-19 г.).
   Здесь этот прием усилен еще вводом цифр. Этот ввод примерных цифр также характерный прием лексического упрощения, очень частый у Ленина: Ср.:
   "Вы говорите, что они (рабочие и крестьяне) должны быть равны. Давайте взвесим, рассчитаем. Возьмите 60 крестьян и 10 рабочих. У 60 крестьян есть излишек хлеба. Они ходят оборванные, но у них есть хлеб. Возьмите 10 рабочих. После империалистической войны они оборваны, измучены, у них нет хлеба, топлива, сырья. Фабрики стоят. Что же они равны по-вашему? 60 крестьян имеют право решать, а 10 рабочих должны подчиняться. Великий принцип равенства, единства трудовой демократии и решения большинства!
   (Об обмане народа лозунгами свободы и равенства, XVI, 215).
   Примерные числа вместо простого множественного числа "рабочие" и "крестьяне" - конкретны, потому что уточняют отношение.
   Но они конкретнее действительных чисел, потому что большие числа не ощущаются, - и они должны быть упрощены, схематизированы - для того чтобы стать ощутимыми числами с ощутимыми между ними отношениями. В этом отношении любопытно происходящее в массах упрощение денежных чисел. Так, 50 миллиардов будет не только 50 тысяч в разговоре, но и 50 рублей (или 50 копеек). Здесь "миллиард" уже не число, а единица, и чем она проще, тем удобнее. Поэтому 60 крестьян и 10 рабочих удобнее, "конкретнее" чем 60 миллионов крестьян и 10 миллионов рабочих. (Поэтому газетное известие о единичной гибели - конкретнее чем известие о гибели тысяч).
   Особенно важно это, конечно, там, где дело идет не об абсолютных числах, а об отношении между ними, о составлении двух величин (притом неточных).
   "Демократы цивилизованных стран вооруженные до зубов, боятся однако появления в какой-нибудь стомиллионной свободной республике, в роде Америки, каких-нибудь ста большевиков; это такая зараза. Борьба с сотней выходцев из голодной, разоренной России, которые станут говорить о большевизме, оказывается демократам не под силу".
   (Речь на митинге в ПБ 13/III-19 г.). 7.
   Речь Ленина - упрощенная, сниженная, вносящая в традицию ораторской речи и политической литературы быт, - и потому необычно динамичная, влияющая, - есть новый этап в революции этих речевых конструкций: отдельные черты ленинского стиля - восходят к особой традиции.
   Откуда идет ленинская речь, где ее исторические зародыши и корни это особый вопрос. На его резких порою каламбурных формулах*1 в особенности же на полемических языках (ср. "оголение бонапартизма", "обкрадывание демократизма при лицемерном соблюдении внешности демократизма"), ("о героях подлога") ("детская болезнь левизны") и на названиях полемических статей - отразилась большая западная традиция революционного стиля; из русских именно на полемический стиль Ленина несомненно влиял стиль Герцена, в особенности намеренного вульгаризированный стиль его маленьких статей в "Колоколе" - с резкими формулами и каламбурными названиями статей. Но эта традиция была освежена вводом небывалого свежего лексического материала. Этот лексический материал сдвигает речь Ленина. Характер этого лексического материала находится в тесной связи с полемическим отношением Ленина к словарю противников: с его острым анализом лексического единства, (разоблачение "гладких" слов-мошенников, снятие "ореолов"), с разрушением "высокой" лексической окраски, наконец, с высвобождением движущейся, эволюционирующей вещи из-под схематического и неподвижного слова. _______________
   *1 Ср.: "Социалисты", высказывающиеся против "диктатуры вообще" и душой и телом стоящие "за демократию вообще". Тезисы и доклад о буржуазн. демократ. и дикт. пролетариата. 4. VII-19 г.).
   "Свободная торговля хлебом - это значит свобода наживаться для богатых, свобода умирать для бедных".
   (Ответ на запрос крестьянина. Правда 19 г. N 35).
   Борис Томашевский.
   КОНСТРУКЦИЯ ТЕЗИСОВ.
   В наши годы увлечения поэтикой совершенно забытой дисциплиной является сестра поэтики - риторика. Даже самое слово это звучит для нашего слуха как-то "неприятно" (реторика - риторика). Меж тем совершенно несомненно, что поэтика (т.-е. дисциплина, изучающая конструкцию словесно-художественных произведений) может развиваться нормально лишь на сравнительном базисе изучения реторики (соответственно на не-художественных словестных произведениях. Обычное противопоставление "поэзии" и "прозы"). Эта потребность в сравнительных экскурсах, при отрицании законности существования реторики, приводит к тому, что проблемы реторики рассовываются по смежным дисциплинам. В части языка проблемы реторики отошли к лингвистике (к сравнительно узкой сфере этой науки - к стилистике), в области мотивировки - эти проблемы вчитываются в логику и психологию, и от этих трех дисциплин поэтика ждет сравнительных указаний. Вместо ясного, хотя может быть терминологически и неудачного, противопоставления старой схоластической науки "поэзии" и "прозы", мы, склоняясь к путям лингвистики - выдвигаем другое противоположение - "практический" и "художественный" язык, хотя это противоположение не покрывает всех проблем конструкции словесных построений, касаясь исключительно сферы языка, во-вторых оно не соответствует и границам деления "поэзии" и "прозы", ибо "прозаический" язык быть может не менее "поэтического" следует противоставить "практическому".
   Проблемы логики и психологии, которые могут сослужить свою службу в анализе генезиса тех или иных словесных конструкций, совершенно ничего не говорят о самоценности этих конструкций в их словесном выражении, ибо как бы ни было связано наше мышление с языком - в форме внутренней речи - все равно нельзя подменивать проблем словесного построения проблемами мышления.
   Основные проблемы конструкции словесного материала не затрогиваются ни логикой, ни психологией, ни лингвистикой. Должна быть воскрешена старушка реторика так же, как воскресла поэтика. Пока этого не случилось, схоластическая "теория словесности" не теряет своего значения, ибо объединяет в себе проблемы реторики, еще не ассимилированные новой научной мыслью. Необходимо это и с точки зрения динамики современной культуры. В настоящее время происходит характерное "оседание" культуры. Прошла эпоха "парниковой" духовной жизни. Парниковая рассада пошла в дело. Отсюда и широкая демократизация искусства, и такие симптомы, как своеобразный утилитаризм в художественных направлениях. Все это - проявления здоровой тенденции создания широкой культурной традиции; традиция - это своего рода маховик, аккумулятор, обеспечивающий бесперебойную работу будущего. Это оседание, как всякий социальный процесс, сопровождается и отрицательными, уродливыми явлениями, но в основе это процесс здоровый и исторически необходимый. Парники ("интеллигентство" - которое напрасно смешивают с "интеллигенцией" профессиональной носительницей культуры, которая нужна при всяких социальных соотношениях) - эти парники разбиты.
   Проникновение культуры в "жизнь" - выражаясь грубо - влечет за собой и пристальную, внимательную культивировку прозаической речи. Мечта Писарева о слиянии художественной литературы с популярно-научной, наконец, обретает в России реальную почву, хотя и не в формах, мыслившихся реалисту. Пред нами стоит практический вопрос - выработка нормальной реторики.
   Такие факты, как появление курсов журналистики, ораторского искусства, преподавание искусства спора, и трактаты по этим вопросам доказывают стихийные этапы возникновения нормативной реторики. Но ни одна нормативная дисциплина не обеспечена в своем развитии без параллельного существования соответствующей теоретической дисциплины. Этим я не хочу сказать, что задачей теоретической реторики является разрешение нормативных проблем, как например, задачей общей теории упругости до сих пор является, главным образом, создание практической, технологической дисциплины сопротивления материалов, - нет, взаимоотношения нормативных и теоретических дисциплин значительно сложнее: непосредственный утилитаризм не всегда стимулирует культуру, и иногда ее тормозит, - но факт сосуществования этих двух рядов есть факт культурно-исторический, и в нем залог развития теоретических изучений в этой области.
   Впредь нельзя безнаказанно пользоваться "газетным стилем" и хаотической словесной конструкцией. Теперь на это обращено внимание, и каждый пишущий чувствует это постороннее наблюдение.
   Наиболее значительной областью современной прозы являются произведения социально-политические. Наиболее крупной, мировой величиной в современной социально-политической литературе был Ленин. Вот почему естественнее всего именно с Ленина начинать теоретические изучения в области реторики. Совершенно естественно, что на первой стадии этой дисциплины преобладать должны описательные приемы изучения. Описание конструкций Ленинских статей явится фундаментом новой реторики.
   Ленин, всю жизнь боровшийся словом, чувствовал всю ответственность словесного построения. Он знал как положительную - движущую силу слова, так и отрицательную его силу - силу инерции, трения, власти привычных, выветрившихся формул.
   Главной задачей словесных построений Ленина была их актуальная действенность. У него с редкой для теоретического мыслителя гибкостью общие положения переливаются в лозунги, словесные директивы политического действия. Отсюда тесная связь слова с делом и постоянная тема, особенно в полемике, о соотношении слова и дела: "сколько-нибудь опытный буржуазный политикан никогда не затруднится наговорить сколько угодно, "блестящих", эффектных, звонких, ничего не говорящих, ни к чему не обязывающих фраз... А коснется до дела - можно сфокусничать" ("Луиблановщина", 8 апреля 1917 г.). "Марксист должен учитывать живую жизнь, точные факты действительности, а не продолжать цепляться за теорию вчерашнего дня, которая, как всякая теория, в лучшем случае, намечает основное, общее, лишь приближается к охватыванию сложности жизни". (Письма о тактике апрель 1917 г.). "Настоящее рабочее правительство не обманывает рабочих болтовней о реформах, а борется на деле за полное освобождение рабочих" ("Пролетарская революция и ренегат Каутский", октябрь 1918 г.).*1
   Отсюда стремление в словесных конструкциях Ленина к формулам-лозунгам, имеющим тесное, конкретное, актуальное значение. Избегая универсальных общеполитических сентенций ("фраза", "теория", "болтовня"), он стремится кратко и ясно выразить директивы текущего политического действия.
   В этом отношении характерны его "тезисы", с которыми он выступил на следующий день по приезде в Россию, 4 апреля 1917 г.
   Самая форма выступления - "тезисы" - свидетельствует о стремлении большое политическое содержание - собственно декларацию всей политической деятельности партии большевиков - втиснуть в ряд кратких лозунгов. Форма эта не изолирована в творчестве Ленина. В чистом виде она повторена в декабре 1917 г. - "Тезисы об Учредительном Собрании", в январе 1918 г. "Тезисы о мире". Без внешнего аппарата расчленения на цифрованные пункты та же структура доминирует в Ленинских декларациях, резолюциях. Развернутыми "тезисами" являются такие работы, как "задачи пролетариата _______________
   *1 Все цитаты по изданию: Н. Ленин (В. Ульянов) Собрание Сочинений. Государственное Издательство. Москва. в нашей революции", "Политические партии в России и задачи пролетариата".
   Тезисы были напечатаны в "Правде" 7 апреля 1917 г. с обрамляющей их статьей, под заглавием "О задачах пролетариата в данной революции".
   В газете тезисам предпослана краткая справка относительно условий их опубликования, сухая статья (по объему вдвое короче первого тезиса), немедленно вводящая нас в деловую обстановку тезисов. Если вспомнить политическое окружение тезисов, глумление газет по поводу "пломбированного вагона", эмфатические словопрения на общие либеральные темы, общий задор и запальчивость, - то этот деловой тон вступления к тезисам есть своеобразный стилистический прием, придающий особую энергию словесному их выражению.
   Тезисы сгруппированы по внешне логической схеме: первые два представляют общеисторическую оценку момента (война и революция), два следующие - отношение к носителям власти в России (временное правительство и советы), следующие четыре развивают социально политическую программу революции (вопросы государственного устройства, аграрная программа, финансовая политика, организация производства), два последние касаются партийной жизни (созыв съезда партии, организация Интернационала).
   Наиболее развитыми являются первые четыре тезиса, имеющие актуальное значение. Следующие четыре, трактующие задачи будущего, вводятся лишь как мотивировка конкретной деятельности.
   Из первых четырех наименее развит третий - о временном правительстве. Отрицательная позиция по отношению к временному правительству соответствует наибольшей словесной скупости.
   Таким образом словесный объем каждого тезиса соответствует актуальному значению его. Значение это, понятно, следует учитывать с точки зрения 4 апреля 1917 г. и в этом отношении был бы интересен историко-политический комментарий к тезисам, от которого я, естественно, воздерживаюсь.
   Эти три развитые тезиса распадаются каждый на две части: общее положение и вытекающие отсюда директивы политической пропаганды.
   Процитирую соответствующие абзацы:
   Из 1-го тезиса: "Ввиду несомненной добросовестности широких слоев массовых представителей революционного оборончества, признающих войну только по необходимости, а не ради завоеваний, ввиду их обмана буржуазией, надо особенно, обстоятельно, настойчиво, терпеливо разъяснять им их ошибку, разъяснять неразрывную связь капитала с империалистской войной, доказывать, что кончить войну истинно демократическим, не насильническим миром нельзя без свержения капитала".
   Из 4-го тезиса: "Разъяснение массам, что С. Р. Д. есть единственно возможная форма революционного правительства и что поэтому нашей задачей, пока это правительство поддается влиянию буржуазии, может явиться лишь терпеливое, систематическое, настойчивое приспособляющееся, особенно к практическим потребностям масс, разъяснение ошибок и тактики".
   Абзацы эти тематически аналогичны: речь идет о "разъяснении массам"; аналогичны они и стилистически. В обоих случаях заметна установка на т.-н. слитные сочетания.
   "Обстоятельно, настойчиво, терпеливо", "разъяснять ошибку, разъяснять связь, доказывать", "терпеливое, систематическое, настойчивое, приспособляющееся к потребностям". Здесь перекликаются конструкции, перекликаются слова ("настойчиво, терпеливо". Ср. во 2-м тезисе: "приспособиться к особым условиям партийной работы").
   И эта слитная конструкция является типичным и сознательным приемом Ленина: "массы присоединятся к рабочим в их осторожных, постепенных, обдуманных, но твердых и немедленных шагах к социализму" (Луиблановщина).
   "Отделываются фразами, отмалчиваются, увертываются, поздравляют тысячи раз друг друга с революцией, не хотят подумать о том, что такое Советы Р. и С. Д." (О двоевластии). "Конкретно дела сложились иначе, чем мог (и кто бы то ни был) ожидать, оригинальнее, своеобразнее, пестрее". (Письма о тактике). "Этому вопросу придана та абстрактная, простая, одноцветная, если можно так выразиться, постановка, которая не соответствует объективной действительности" (там же).
   Таково же бессоюзное перечисление имен: "потому ли что Чхеидзе, Церетели, Стекловы и К° делают "ошибку". (О двоевластии) "На очереди дня решительная, бесповоротная размежевка с Луи-Бланами-Чхеидзе, Церетели, Стекловыми, партией О. К. партией С. Р. и т. п., и т. п. (Луиблановщина). "Каутский, Лонгэ, Турати и мн. др." (там же). "Гучковы, Львовы, Милюковы и К° (там же).
   Аналогичны конструкции такого типа: "Нет, формула устарела. Она никуда негодна. Она мертва". ("Письма о тактике").
   Характерны везде трехчастные формулы. В языковых формулах число три есть синоним "много". Недаром тремя точками мы обозначаем "многоточие", недаром в сказках все совершается на третий раз.
   Вернемся к тезисам. На фоне пестрого синтаксиса эти два места выделяются своими синтаксическими аналогиями. И это те места, которые сознательно выделял сам Ленин. В своих "Письмах о тактике" Ленин говорит: "Чтобы не допустить ни тени сомнений на этот счет, я дважды подчеркнул в тезисах необходимость терпеливой, настойчивой, "приспособляющейся к практическим потребностям масс" работы "разъяснения"...
   Подчеркнуто это и в послесловии к тезисам, построенном в форме полемики с Гольденбергом: "Я пишу, читаю, разжевываю: ввиду несомненной добросовестности и т. д." "А господа из буржуазии и пр." И далее: "Я пишу, читаю, разжевываю" "Советы Р. Д. есть единственно возможная форма и т. д." "А оппоненты известного сорта излагают мои взгляды и проч."
   Характерно здесь двукратное, анафорическое повторение той же формулы "Я пишу, читаю, разжевываю"...
   Это слитное, троекратное, бессоюзное сочетание производит впечатление отрезка бесконечной словесной серии. Поскольку в тезисах замечается прямое соответствие между важностью и словесным объемом высказываемого, постольку в местах упора применяется эта искусственная амплификация речи, заменяющая словесное развертывание. Ибо для Ленина, с его предельно сжатым стилем, не было другого средства для создания иллюзии словесной полноты. Там где требовалось увеличение словесного объема, там он прибегал к синтаксической символике этого объема, своего рода алгебраическому знаку суммы ряда.
   И в дальнейшем в обрамляющем послесловии Ленин снова прибегает к этому приему: "Г. Плеханов назвал в своей газете мою речь "бредовой". Очень хорошо, господин Плеханов! Но посмотрите как Вы неуклюжи, неловки и недогадливы в своей полемике". "Гораздо легче, конечно, кричать, браниться, вопить, чем попытаться рассказать, разъяснить, вспомнить, как рассказали Маркс и Энгельс, в 1871, 1872, 1875 г.г. об опыте Парижской Коммуны".
   И послесловие замыкается тематической фразой о слове и деле:
   "Запутались бедные, русские социал-шовинисты, социалисты на словах, шовинисты на деле". Эта тематическая концовка как бы разъясняет исключительно деловой - до сухости - зачин обрамления тезисов.
   Таким образом, проследив один из стилистических приемов построения тезисов, мы видим, что на ряду с принципами логического построения, здесь наличествует уравнение словесных объемов.
   Другим приемом варьирования и индивидуализации тезисов является пестрота синтаксических сочетаний. Тезисы комбинируются из абзацев предложений. Количество абзацев в тезисе различно (I тезис 5 абзацев, II - 3, III - 1, IV - 3, V - 3, VI - 3, VII - 1, VIII - 1, X - 2, IX делится на 3 пункта из них второй - на 3 подразделения). Построение этих абзацев различно (устраняю IX "пунктовый" тезис). Семь представляют собой развитые полные предложения, остальные 15 - безглагольные фразы - лозунги, вроде "Устранение полиции, армии, чиновничества", или "Братанье". При этом общая конструкция такова, что от сочетаний глагольных тезисы переходят к сочетаниям безглагольным. Первый тезис после трех абзацев, построенных по типу полных, распространенных предложений, замыкается двумя краткими безглагольными. Из них последний - одно слово "братанье". Второй тезис - три полных абзаца. Третий - один безглагольный. В четвертом - положение обратное: два безглагольных абзаца (из них первый слитный) замыкающий абзац - полное предложение. Начиная с пятого - исключительно безглагольная конструкция.