Страница:
Розовым...
От края до края...
Я увидел юса еще в тот момент, когда он появился, но осознал это секундой позже. Он вышел из-за деревьев метрах в трехстах от места, где стоял я, и теперь шел прямо ко мне. Приближался спокойно, уверенно, а я поджидал его с притворным безразличием и с множеством вопросов в голове. Случайно ли он появился точно с места преступления? И почему здесь? Каковы его намерения? А наша встреча - случайна ли она?
Вскоре расстояние между нами сократилось настолько, что я смог его разглядеть подробнее. Он сильно отличался от юсов, которых я видел до сих пор. Туловище у него было значительно тоньше с ясно очерченными формами, на грудном сгибе не было обычных складок, лобная часть была гладкая и раздвоенная почти до середины, а вес его едва ли превышал половину нормального. Он напоминал мне существо, похудевшее после тяжелой, продолжительной болезни. А может, просто принадлежал к другой, неизвестной мне расе? Кто его знает...
Но он уже совсем приблизился ко мне, нас разделяли всего несколько шагов... Прошел мимо меня! При этом - вопреки всем установленным правилам - не прореагировал на мое присутствие даже минимальным изменением своего физического облика. Как будто вообще меня не заметил. А может, так и было? Я наблюдал, как он удаляется по затихшему розовому полю. Он был, казалось, отстранен от окружающего его мира, углублен в свои очень, очень далекие отсюда мысли. Он несся вперед, делая одинаковые волнообразные движения, а из-за постоянной фильтрации эйренского воздуха из прорезей его скафандра струилась легкая дымка, которая растворяла его странные очертания и создавала вокруг него вялую сонную атмосферу нереальности.
Поднявшись на единственный здесь холм, который находился точно против Дефрактора, юс остановился. Протяр нул к зданию свои конечности, согнулся почти под прямым углом и долго оставался в таком положении, может быть, настроив свои нечеловеческие органы чувств для каких-то, уловимых только ими воздействий бетона, металла и керамики. Потом медленно продолжил свой путь.
Я всматривался в его темную, уменьшающуюся фигуру, пока он не исчез на однообразном фоне поля.
Глава четырнадцатая
- А Рендел? - Элия изобразила очаровательную гримасу недоумения. - И к ужину не придет?
- Он сообщил, что будет ночевать в биосекторе, - ответил ей Ларсен.
- О, Господи! - театрально воскликнула она. - Что происходит с этим человеком? Он не появляется здесь со вчерашнего дня... - Она наклонилась ко мне и понизила голос до шепота: - Может, он чего-то испугался?
За ее не совсем уместной шуткой последовала продолжительная пауза, в течение которой роботы, подающие ужин, выполнили свои обязанности и удалились из столовой. Вернье нетерпеливо потянулся к приборам.
- Приятного аппетита, - сказала Одеста. И мы в молчании занялись своими солидными порциями. Насколько я мог заметить, отсутствием аппетита никто не страдал. "Хотя бы из трапезы всегда можешь черпать силы", как говорил мой шеф.
- Хочешь еще вина? - Вернье вопросительно посмотрел на меня, держа в руках бутылку.
Я кивнул, и он сразу же наполнил мой бокал, не забыв и про свой. Я только сейчас обратил внимание на то, что пьем только мы с Вернье. Перед Ларсеном и Одестой стоял графин с водой и лед, а Элия время от времени пила по глотку какого-то желтоватого сока.
- Ты не удивляешься, что мы не расспрашиваем тебяо Земле, комиссар? поинтересовалась она.
- Нет, - ответил я.
- Нет?
- Нет.
Мой лаконичный ответ не обидел ее. Она положила в рот маленький бутерброд, прожевала его очень изысканно и снова спросила:
- Значит, тебя это не удивляет?
Я проглотил более шумно, чем хотелось бы.
- И почему, могу ли я узнать? - настаивала Элия.
- Потому что я не питал иллюзий, - сказал я, - что здесь найду простодушных и сентиментальных людишек.
Несколько минут мы ужинали в тишине, нарушаемой только стуком приборов. Потом Вернье залпом выпил вино, снова наполнил бокал и задумчиво повертел его в руках. Темно-красная жидкость отразилась в его глазах, придавая им зловещий, кровавый блеск, совсем не подходящий к его кругловатому лицу.
- По поводу простодушия ты прав, - изрек он. - Но про сентементальность ошибаешься. Мы все ею страдаем, даже слишком.
- Глупости, - возразила Элия.
- Глупости, говоришь? - разгорячился Вернье. - Да нет такого человека, который полностью был бы лишен сентиментальности. Всякий когда-нибудь и по какому-нибудь поводу раскиснет.
- Верно, - вмешалась Одеста, - только, что общего...
- О, много общего, - прервал ее Вернье. - Много об-' щего, потому что малейшая сентиментальность здесь превращается в непосильное бремя. Просто в адское!
Элия рассмеялась:
- Хватит этого "здесь", Фил. Да что уж тут такого плохого? Ты же знаешь, что на Земле есть куда более ужасные объекты. Мы, по крайней мере, самостоятельны.
- Самостоятельны?!
- Ну, хорошо, скажем, изолированы, удалены, обособлены, определи, как хочешь. Самое важное, что нас не вынуждают встречаться с негуманоидами. А все остальное - это просто работа. Здесь или на Земле - не все ли равно?
- Ты - страшный позер! - покачал головой Вернье. - : Я иногда думаю, что тебе наденут петлю на шею, а ты скажешь, что это шарфик и бантик на ней завяжешь... Ларсен оперся руками о стол и тяжело выпрямился.
- В последнее время ты что-то мрачен, Берг! - неожиданно вызывающим тоном обратилась к нему Элия. - У меня такое чувство, что ты предрекаешь нам какой-то провал. Или ты не хочешь, чтобы у нас получилось!
Он встретил ее взгляд и на губах его промелькнула понимающая и неожиданно мягкая улыбка.
- При определенных обстоятельствах успех тоже может быть провалом.
- Ага-а-а! Такая, значит, у нас альтернатива. Между двумя провалами!
- Вы давно уже сделали свой выбор.
- Но не ты! Ты стоишь посередине и пасуешь?
- Да, - сказал Ларсен.
Затем все переместились в гостиную. А там я отстегнул кобуру с пистолетом, подошел к большому буфету и открыл дверцы самого высокого отделения. Взял оттуда один из запасных флексоров и, не снимая чехла, повесил его на пояс. В этот вечер часто наступала тишина, что было нехарактерно для компании из пяти человек, но сейчас она была более глубока, более проникнута отчужденностью, чем всегда. Я приблизился к Ларсену и отдал ему свой пистолет.
- Оставь его где-нибудь, - сказал он мне небрежно. - Позднее я уберу его наверх, в свой сейф.
Я положил пистолет на табуретку рядом с ним. Потом устроился в кресле напротив. Одеста и Элия сидели рядом на диване в углу и были похожи на двух нахмуренных, обеспокоенных детей. Вскоре в салоне появился робот-официант, поставил на столик между нами поднос с кофе и быстро вышел.
- А мы, Симов, можем продолжить по-старому, - неискренне изображая оживление, Вернье постучал пальцем по бутылке, которую он принес из столовой. Что скажешь?
И, не дождавшись ответа, он достал из бара в буфете две большие рюмки, не подходящие по размеру для вина.
- Как ты уже мог заметить, - подкинул он мне иронично, - этот буфет ни что иное, как наш эйренский ящик Пандоры. Мы собрали в него достаточно слуг зла, от бокалов для алкогольного яда и инструментов, годных для убийства, до даже вот этого! - он выдвинул ящик стола перед собой, двумя пальцами вынул оттуда какой-то небольшой продолговатый предмет, показал его на мгновение и опять убрал: это была энергетическая батарейка, такая же, как у уничтоженного мной робота.
И снова воцарилось молчание - очень долгое и очень неловкое. Наконец, Ларсен отодвинул в сторону чашку с недопитым кофе и, пожелав спокойной ночи, вышел из гостиной. Элия сейчас же вышла следом за ним с явным намерением догнать его в коридоре, а после ее ухода Вернье начал вздыхать, покашливать, вертеться на своем месте.
- У вас разговор, а я... -он глуповато улыбался то мне, то Одесте. - Очень нетактично, правда? Ну, вот, спокойной ночи, и я ухожу. Ухожу! - и выскочил,словно за ним кто-то гнался.
То, как неестественно удалились все, явно сконфузило Одесту.
- Вечер прошел несколько угнетающе, - выдавила она из себя, без всякой необходимости разглаживая на себе платье.
Я пренебрежительно пожал плечами:
- Для меня это обычно, Одеста. Такая у меня профессия. Мне показалось гнетущим совсем другое. Например, здешнее утро. Впрочем, не было ли твоей обязанностью предупредить меня о том состоянии, которое я должен буду пережить?
- Я долго колебалась, - поспешила она объяснить, - но в конце концов решила, что будет правильнее, если хотя бы в первый раз ты перенесешь эйфорию, не пытаясь ее преодолеть. Не испытав на себе совершенно незнакомое воздействие, человек склонен или недоооценивать, или переоценивать свои возможности для ответной реакции, а это неизбежно приводит или к предварительным, или к последующим компенсационным перегрузкам психики, которые со своей стороны...
- Хорошо, хорошо! Но, в сущности, чем вызвана эйфория?
- Влияние леса... и восход.
- Этот факт мне уже ясен, - сказал я. - Меня интересует конкретный механизм воздействия. Может быть, проклятые деревья выделяют какие-то вещества или создают вокруг себя поле...
- Не знаю.
- А не пытаешься узнать, Одеста?
- Штейн работал в этом направлении. Тебе, наверное, известно, что он был экзобиологом и биофизиком.
- И что? Что он думал по этому вопросу?
- Он все еще не в состоянии был дать какой-нибудь конкретный ответ. Или не хотел... Он говорил только, что хорошее настроение часто бывает заразительно. "Особенно, когда оно накоплено в течение тысячелетий".
- Хорошее настроение... Но чье? Леса, что ли?
- Да, - смущенно подтвердила Одеста. - Да, он имел в виду это. В том смысле, что восходы, наверное, его стимулируют.
- Ага, "наверное", - пробормотал я. - Но меня удивляет другое: почему вы не принимаете более серьезных мер против эйфории? Например, не принимаете сизорал или хотя бы почему не завтракаете в одиночку, раз это помогает преодолеть первые приступы.
- Не забывай, Тервел, что мы здесь, чтобы испытать на себе влияние этой планеты: доказать свои возможности адаптироваться к ней.
- А какая от этого польза? Ведь ваши возможности адаптации значительно-больше, чем у будущих переселенцев. Как ты знаешь, они вовсе не будут принадлежать к элитной части человечества.
- О, будут и из элиты, - уверила меня Одеста. - Будут! И вообще, я верю в спасительную миссию Эйрены!.. А что касается "неэлитных", им эйфория только поможет, она даст им возможность почувствовать себя счастливыми уже с первого дня.
- А если она - средство, созданное юсами для манипулирования человеческой психикой?
- Она - только одно из средств, - коротко уточнила Одеста. - Другие или пока еще не проявились, или мы не
ощущаем их. Не исключено, однако, что эти манипуляции по своим целям вполне бескорыстны и почтенны.
- Никакая манипуляция над чужой психикой не может быть почтенной, когда совершается без согласия или даже без ведома того, над кем производится!
- Не будь столь категоричен, Тервел, - ее слова прозвучали нравоучительно. - Юсы намного сильнее нас, они несравнимо дальше ушли вперед в своем развитии, Разве плохо, если окажется, что они хотят приобщить нас к себе? 'При этом безболезненно, безвредно, умело подобранными способами.
Я посмотрел на нее с удивлением:
- Ты...это серьезно говоришь?
- Может быть, - она безвольно развела руками. - Ты мне скажи, как иначе мы войдем в контакт с этими существами? Десять подготовительных к контакту лет слишком долгий срок, больше терпеть невозможно!
- Не знаю, как мы достигнем контакта, Одеста, но знаю, каким он должен быть: свободным. Между свободными личностями и на свободных территориях. То есть без угроз, принуждения, махинаций, недоверия и страха... Еще перечислить?
- Свободным, - тихо повторила она. - А осуществимо ли это?
- Пока никто не может сказать, что осуществимо, - вздохнул я.
- Но, слава богу, что никто не может утверждать обратное. Так что работу нужно продолжать. Или точнее, начать с нашей стороны, потому что до сих пор, мы, в сущности, только выжидаем. Выжидаем, и куда юсы нас поведут - а может быть и подведут? - туда и идем. Как будто мы марионетки!
Одеста склонила голову и запустила пальцы в волосы. Откинутые назад этим произвольным движением пряди открыли у нее на висках два неясных бледно-голубоватых пятна. А утром их вроде бы не было...
- Я хотела бы тебе сообщить, что у меня есть алиби, - резко сменила она тему. - Достаточно просмотреть электронный журнал масс-спектрометра, чтобы убедиться, что на нем работали именно в часы убийства двадцать шестого прошлого месяца с семи до двенадцати часов. Дискета с журналом находится у меня, я тебе ее дам прямо сегодня вечером. И второе: сама суть задачи, которой я занималась в то время, делает невозможным ее выполнение роботом, и данные в журнале невозможно фальсифицировать. Просто такого способа нет.
- А как ты его взяла? - спросил я. - И зачем тебе было нужно его скрывать?
- Масс-спектрометр нам прислали недавно, и я случайно оказалась первой, кто им пользовался. Поэтому я и подменила дискету, сохранив предыдущие данные. А скрывала я его, потому что ни у кого, кроме меня, нет алиби... И решила, что, если другие узнают о моем алиби, это помешает моей работе. Потому что, чтобы делать ее как следует, я всегда должна быть как они, иначе мне не будут доверять.
Заговорив о работе, Одеста словно бы потухла. Лицо ее состарилось, морщины около губ углубились и придали ему измученный страдальческий вид.
- У тебя есть здесь с кем-нибудь проблемы? - спросил я.
- Нет. Ни с кем никаких проблем, - ее ответ прозвучал откровенно. - У всех безупречное психическое здоровье. Но для меня важно знать точно, почему оно безупречно. Этот вопрос тесно связан с исследованиями, ради которых я послана на Эйрену. Не говоря уже о том, что в любой момент может произойти какой-нибудь срыв. Я должна быть подготовлена ко всяким неожиданностям, а на практике это невозможно. Потому что здесь на Эйрене, Тервел, возможны любые случаи.
Ее утверждение было настолько бесспорно, что мне даже не было смысла выражать свое согласие.
- Ты только что ограничила предполагаемый час совершения преступления до обеда двадцать шестого. Значит ли это, что ты отвергаешь предположение, что Фаулер - убийца, который потом покончил с собой.
- Конечно, отвергаю! Он мог бы убить только в случае крайней необходимости, когда другого выбора не было, и если он был абсолютно уверен в своей правоте. А в этом случае самоубийство его было бы совершенно необоснованным и как бы это сказать... слишком предвзятым.
? А ты не допускаешь, что кто-то убил Фаулера и Штейна по личным мотивам?
? - На Эйрене, в ситуации, в которой мы находимся, в
принципе не может быть чисто личных мотивов в чем-либо, - без колебаний сказала Одеста. - И я такого же мнения,-признался я.-Я знаю, чтобы добраться до истины, я должен непременно учесть и юсов.
- Увы, по-другому и быть не могло... Только не впадай в искушение видеть в них потенциальных убийц. В основе преступления, несомненно, они, в смысле, как реальность, травмирующий фактор, если хочешь, как невольное побуждение. Но я уверена, что сами они не ожидали подобного инцидента.
- Ты уверена? - улыбнулся я скептически. - Мне тоже было трудно представить кого-то из них с флексором в "руках". Однако, сегодня... иду я себе тихо и мирно через розовое поле около вашего сверхсекретного Дефрактора, как вдруг навстречу мне ниоткуда выскакивает какой-то негу-маноид. И именно с той стороны, где было совершено преступление! Впрочем, если бы выскочил, но он двигался как зачарованный, прошел в двух шагах от меня, "не заметив", и движется, движется...
Мое красочное описание рассмешило Одесту, и мне вдруг стало от этого приятно.
- Да, да! - дополнил я, изобразив комическое негодование. - И что это за квадратные привидения вокруг? ' - Ой, не надо, - шутливо упрекнула меня она. - Не криви душой. Этот совсем даже не "квадратный". Наоборот, у него формы даже весьма утонченные.
- Ты его тоже видела? - удивился я.
- На базе нет человека, который бы не видел Странного юса. Он появился после начало строительства Дефрактора, и с тех пор каждый день, в час заката Ридона и восхода Шидекса, совершает свою обычную прогулку, причем всегда по одному и тому же маршруту.
- А, может быть, он шатается там, чтобы шпионить?
- О, нет, нет, - беззаботно отбросила мои подозрения Одеста. - Он приходит туда скорее от любопытства. И появляется не со стороны, где было совершено убийство, а со стороны юсианской базы.
- Юсианской базы? Она тоже находится в этом направлении?
- В шестнадцати километрах от нашей.
- Ясно. Потому-то ее нет на карте. Ларсен мне дал карту окрестностей, но радиусом только пятнадцать километров. А я думал, что юсианская база находится в том направлении, откуда я вчера прибыл.
- Ошибаешься. Звездолет приземляется на том месте, где юсы оставляют нам посылки с Земли.
- И после этого опять взлетает, чтобы приземлиться немного в стороне?
- Нет. Он остается там до следующего дня, когда снова направится на Землю.
- Э, значит, и они экономят, - отметил я. - Они не так всемогущи, как мы себе воображаем. Между прочим, успели ли вьгосмотреть их звездолет?
- Зачем?- Одеста вопрошающе посмотрела на меня: - А ты что, его осматривал?
- Нет, нет, - поспешил я отречься. - Просто мне хотелось понять, как прошел ваш полет.
- К счастью, обошлось без происшествий, Тервел, и в течение всего времени у нас не было никаких контактов с юсами. Но несмотря на это, мы чувствовали себя страшно подавленными! Едва скрывали свою фобию... В сущности, только Ларсену и Штейну вроде было все равно, где они находятся, но Ларсена, думаю, ничто не сможет "вывести из себя", а Штейн... У него была способность работать при любых обстоятельствах! Даже в звездолете он продолжал обдумывать какую-то свою теорию, надеялся ее развить дальше и закончить здесь на Эйрене. - Одеста огорченно пожала плечами. - Мы так и не узнали, что это была за теория. Штейн вводил все результаты своей научной деятельности в засекреченный банк данных, а двадцать шестого утром все полностью стер. Но почему? Что заставило его уничтожить собственный труд? Может быть, он посчитал его бесполезным, ошибочным? С возможными опасными последствиями...
Она задумалась так глубоко, словно и вправду надеялась, что вот сейчас в данную минуту сумеет ответить на эти вопросы. Задумался и я. Только о вещах значительно более мелких.
- После смерти Фаулер сжимал в руке изображение Штейна. Но как оно попало к нему?
Предполагаю, что Штейн его ему дал... с какой-! целью.
- А ты не знаешь, когда и каким образом он сам его получил?
- Он говорил мне, что это изображение образовалось у него на глазах сразу же после старта звездолета, - немного рассеянно ответила Одеста. - Там у каждого из нас была отдельная квартира, и пока он находился у себя в холле, заметил, как на столике напротив появляется какое-то зернышко, как оно растет, и оформляется.... Я тоже нашла нечто подобное у себя в холле, наверное, находили и другие, хотя и отрицают это с необъяснимым для меня упорством. Однако, насколько мне известно, только Штейн захватил свое подобие с собой. Он утверждал, что хранит его на память.
- В шутку, наверное?
- Нет, это была не шутка. И вообще.... мне кажется, что он не ненавидел юсов! Естественно, он никогда в этом не признавался, но...
- А ты? Одеста, ты их ненавидишь?
Я убежден, что именно мой неожиданный вопрос заставил ее непроизвольно коснуться руками висков. Но что общего могло быть между юсами и синяками, которые она скрывала под волосами.
- Я их боюсь, - прошептала она. - А в глубине души мы ненавидим тех, кого боимся, ведь так?.. И все же я уверена, что они не желают нам зла, Тервел. Если бы они захотели, то уже тысячу раз могли бы нас уничтожить! Что мы по сравнению с ними?
Ее последние слова, вызвали нечто вроде кошмарной галлюцинации. Я сидел напротив этой маленькой, почти сорокалетней женщины с увядшими чертами лица и безжизненным застывшим взглядом, а как будто бы видел в ней образ всей нашей человеческой цивилизации... страдающей чувством собственной неполноценности.
Она наблюдала за мной с вялой улыбкой.
- Убийство Фаулера и Штейна очень негативно отразилось на сознании людей здесь, - сказала она приглушенно. - Оно их озлобило, но только против юсов! "Вот до чего они нас довели", - так сейчас думают все. Как будто и не хотят узнать, кто же настоящий убийца. Более того:
склонны даже проявить к нему сочувствие - он ведь один из них. И он ведь человек'. - Одеста задумчиво потерла лоб. - Вон к чему все идет, думаю, недалек тот день, когда понятие "преступник" вообще исчезнет из нашего морального кодекса. Таких людей просто будут объявлять "жертвами юсов", даже если они видели юсов, только на картинках... Да, боюсь, что наступает время катастроф, Тервел! В присутствии юсов человечество уже находит себе универсальное оправдание и скоро даст волю своим самым низменным, подавляемым даже в первобытных обществах
инстинктам.
К сожалению, она в значительной мере была вправе так
говорить, может быть, поэтому и моя реплика вышла такой
язвительной:
- Надеюсь, что вместе со своими прогнозами, ты предложишь какой-нибудь выход, чтобы они не сбылись.
- Такой выход уже предложен! - торжественно сообщила она. - Самими юсами!
- Ты говоришь о переселении? -'
- Да! Именно оно даст нам возможность положить начало переменам в себе.
- Но в каком направлении?
- Необходима просветительская работа, Тервел! - Одеста говорила со все большим вдохновением. - А ее можно было бы развернуть тут, в непосредственной близости к юсам. Люди должны привыкнуть к ним. Успокоиться. Примириться, но не в худшем смысле. Речь идет о разумном, достойном смирении перед действительностью такой, какая она есть. - Она решительно подняла голову. - Я не буду возвращаться на Землю. Останусь тут навсегда среди переселенцев, буду помогать им, чем могу. И вместе с ними буду стремиться к новой для нас душевной гармонии! А за тридцать лет на Эйрене появятся новые поколения людей.
- Ясно, ясно! - не выдержал я. - И эти поколения, уже совсем смирившиеся с юсианской действительностью, возвратятся на Землю. И как тысячи убежденных миссионеров начнут распространять среди обоих собратьев чудот-. верное учение об упомянутой душевной гармонии. И человечество мало-помалу придет к Великой эре своего полного успокоения...
Одеста не почувствовала иронии в моих словах, настолько она была во власти своих просветительских идей:
. - Именно так! Полное успокоение! Только после него . начнется наш истинный взлет. А наше настоящее... - лицо ? ее снова померкло, - оно неопровержимо доказывает, что i переселение не только необходимо, но и совершенно не-; отложно. Но эти отвратительные убийства могут его затор-мозить. Да и юсы, кажется, не проявляют достаточной настойчивости.
Потом, помолчав несколько мгновений, она резко указала на небольшой диск, вставленный в стену над диваном;
- Иногда мне хочется выдернуть его и поговорить с ними! Откровенно!
Я с удивлением посмотрел на диск. Я уже раньше видел много похожих на этот - слегка выпуклых, раскрашенных в яркие кричащие цвета, разбросанных повсюду на базе. Они были и в коридорах, и в моей квартире, и в столовой, и в кабинете Ларсена, и даже в раздевалке плавательного бассейна, поэтому я предположил, что они обслуживают внутренние коммуникации. И явно ошибался.
- Как? Неужели ты еще не знаешь? - угадала мое состояние Одеста. - Да, эти диски... они, ну назовем их юси-анскими телефонными аппаратами. Достаточно потянуть какой-нибудь из них немного вперед, и оттуда сейчас же послышится голос дежурного "телефониста".
- И вы часто их используете?
- Исключительно редко, и то только Ларсен. А юсы к нам по ним не обращались до сих пор ни разу. Когда необходимо что-либо нам передать, они пользуются письменной связью, причем тексты сообщений обычно составляются еще на Земле, как, например, о твоем приезде.
- А что ты имеешь в виду под "исключительно редко"?
- Только два раза. Первый был по настоянию Вернье. Он считал, что правильно будет уведомить "соседей" о строительстве Дефрактора, поскольку он находится всего в четырех километрах от их базы. А второй по поводу смерти Фаулера и Штейна. Они и без того узнали бы о ней, так что сообщение Ларсена было продиктовано чисто тактическими соображениями.
Прежде чем задать следующий вопрос я глубоко вздохнул:
- Есть ли какой-либо способ узнать, не пользовался ли кто-нибудь "телефонной" связью тайно?
- Но кто мог это сделать! - воскликнула Одеста и впервые за этот вечер я уловил в ее голосе фальшивые нотки. - Да и почему тайно?
- И все же? - настаивал я.
- Нет. Невозможно узнать. Только если сами юсы его
выдадут.
- Скажи мне, Одеста, - я посмотрел ей прямо в глаза, - возможно ли, что двадцать шестого Фаулер и Штейн шли не в сторону Дефрактора, а к юсианской базе?
Выражение ее лица не изменилось.
- Едва ли,-ответила она.-У нас есть инструкция не вступать в прямые отношения с юсами, и мы все ее охотно
выполняем.
- Да, вот и очередной парадокс! Ведь вы находитесь
От края до края...
Я увидел юса еще в тот момент, когда он появился, но осознал это секундой позже. Он вышел из-за деревьев метрах в трехстах от места, где стоял я, и теперь шел прямо ко мне. Приближался спокойно, уверенно, а я поджидал его с притворным безразличием и с множеством вопросов в голове. Случайно ли он появился точно с места преступления? И почему здесь? Каковы его намерения? А наша встреча - случайна ли она?
Вскоре расстояние между нами сократилось настолько, что я смог его разглядеть подробнее. Он сильно отличался от юсов, которых я видел до сих пор. Туловище у него было значительно тоньше с ясно очерченными формами, на грудном сгибе не было обычных складок, лобная часть была гладкая и раздвоенная почти до середины, а вес его едва ли превышал половину нормального. Он напоминал мне существо, похудевшее после тяжелой, продолжительной болезни. А может, просто принадлежал к другой, неизвестной мне расе? Кто его знает...
Но он уже совсем приблизился ко мне, нас разделяли всего несколько шагов... Прошел мимо меня! При этом - вопреки всем установленным правилам - не прореагировал на мое присутствие даже минимальным изменением своего физического облика. Как будто вообще меня не заметил. А может, так и было? Я наблюдал, как он удаляется по затихшему розовому полю. Он был, казалось, отстранен от окружающего его мира, углублен в свои очень, очень далекие отсюда мысли. Он несся вперед, делая одинаковые волнообразные движения, а из-за постоянной фильтрации эйренского воздуха из прорезей его скафандра струилась легкая дымка, которая растворяла его странные очертания и создавала вокруг него вялую сонную атмосферу нереальности.
Поднявшись на единственный здесь холм, который находился точно против Дефрактора, юс остановился. Протяр нул к зданию свои конечности, согнулся почти под прямым углом и долго оставался в таком положении, может быть, настроив свои нечеловеческие органы чувств для каких-то, уловимых только ими воздействий бетона, металла и керамики. Потом медленно продолжил свой путь.
Я всматривался в его темную, уменьшающуюся фигуру, пока он не исчез на однообразном фоне поля.
Глава четырнадцатая
- А Рендел? - Элия изобразила очаровательную гримасу недоумения. - И к ужину не придет?
- Он сообщил, что будет ночевать в биосекторе, - ответил ей Ларсен.
- О, Господи! - театрально воскликнула она. - Что происходит с этим человеком? Он не появляется здесь со вчерашнего дня... - Она наклонилась ко мне и понизила голос до шепота: - Может, он чего-то испугался?
За ее не совсем уместной шуткой последовала продолжительная пауза, в течение которой роботы, подающие ужин, выполнили свои обязанности и удалились из столовой. Вернье нетерпеливо потянулся к приборам.
- Приятного аппетита, - сказала Одеста. И мы в молчании занялись своими солидными порциями. Насколько я мог заметить, отсутствием аппетита никто не страдал. "Хотя бы из трапезы всегда можешь черпать силы", как говорил мой шеф.
- Хочешь еще вина? - Вернье вопросительно посмотрел на меня, держа в руках бутылку.
Я кивнул, и он сразу же наполнил мой бокал, не забыв и про свой. Я только сейчас обратил внимание на то, что пьем только мы с Вернье. Перед Ларсеном и Одестой стоял графин с водой и лед, а Элия время от времени пила по глотку какого-то желтоватого сока.
- Ты не удивляешься, что мы не расспрашиваем тебяо Земле, комиссар? поинтересовалась она.
- Нет, - ответил я.
- Нет?
- Нет.
Мой лаконичный ответ не обидел ее. Она положила в рот маленький бутерброд, прожевала его очень изысканно и снова спросила:
- Значит, тебя это не удивляет?
Я проглотил более шумно, чем хотелось бы.
- И почему, могу ли я узнать? - настаивала Элия.
- Потому что я не питал иллюзий, - сказал я, - что здесь найду простодушных и сентиментальных людишек.
Несколько минут мы ужинали в тишине, нарушаемой только стуком приборов. Потом Вернье залпом выпил вино, снова наполнил бокал и задумчиво повертел его в руках. Темно-красная жидкость отразилась в его глазах, придавая им зловещий, кровавый блеск, совсем не подходящий к его кругловатому лицу.
- По поводу простодушия ты прав, - изрек он. - Но про сентементальность ошибаешься. Мы все ею страдаем, даже слишком.
- Глупости, - возразила Элия.
- Глупости, говоришь? - разгорячился Вернье. - Да нет такого человека, который полностью был бы лишен сентиментальности. Всякий когда-нибудь и по какому-нибудь поводу раскиснет.
- Верно, - вмешалась Одеста, - только, что общего...
- О, много общего, - прервал ее Вернье. - Много об-' щего, потому что малейшая сентиментальность здесь превращается в непосильное бремя. Просто в адское!
Элия рассмеялась:
- Хватит этого "здесь", Фил. Да что уж тут такого плохого? Ты же знаешь, что на Земле есть куда более ужасные объекты. Мы, по крайней мере, самостоятельны.
- Самостоятельны?!
- Ну, хорошо, скажем, изолированы, удалены, обособлены, определи, как хочешь. Самое важное, что нас не вынуждают встречаться с негуманоидами. А все остальное - это просто работа. Здесь или на Земле - не все ли равно?
- Ты - страшный позер! - покачал головой Вернье. - : Я иногда думаю, что тебе наденут петлю на шею, а ты скажешь, что это шарфик и бантик на ней завяжешь... Ларсен оперся руками о стол и тяжело выпрямился.
- В последнее время ты что-то мрачен, Берг! - неожиданно вызывающим тоном обратилась к нему Элия. - У меня такое чувство, что ты предрекаешь нам какой-то провал. Или ты не хочешь, чтобы у нас получилось!
Он встретил ее взгляд и на губах его промелькнула понимающая и неожиданно мягкая улыбка.
- При определенных обстоятельствах успех тоже может быть провалом.
- Ага-а-а! Такая, значит, у нас альтернатива. Между двумя провалами!
- Вы давно уже сделали свой выбор.
- Но не ты! Ты стоишь посередине и пасуешь?
- Да, - сказал Ларсен.
Затем все переместились в гостиную. А там я отстегнул кобуру с пистолетом, подошел к большому буфету и открыл дверцы самого высокого отделения. Взял оттуда один из запасных флексоров и, не снимая чехла, повесил его на пояс. В этот вечер часто наступала тишина, что было нехарактерно для компании из пяти человек, но сейчас она была более глубока, более проникнута отчужденностью, чем всегда. Я приблизился к Ларсену и отдал ему свой пистолет.
- Оставь его где-нибудь, - сказал он мне небрежно. - Позднее я уберу его наверх, в свой сейф.
Я положил пистолет на табуретку рядом с ним. Потом устроился в кресле напротив. Одеста и Элия сидели рядом на диване в углу и были похожи на двух нахмуренных, обеспокоенных детей. Вскоре в салоне появился робот-официант, поставил на столик между нами поднос с кофе и быстро вышел.
- А мы, Симов, можем продолжить по-старому, - неискренне изображая оживление, Вернье постучал пальцем по бутылке, которую он принес из столовой. Что скажешь?
И, не дождавшись ответа, он достал из бара в буфете две большие рюмки, не подходящие по размеру для вина.
- Как ты уже мог заметить, - подкинул он мне иронично, - этот буфет ни что иное, как наш эйренский ящик Пандоры. Мы собрали в него достаточно слуг зла, от бокалов для алкогольного яда и инструментов, годных для убийства, до даже вот этого! - он выдвинул ящик стола перед собой, двумя пальцами вынул оттуда какой-то небольшой продолговатый предмет, показал его на мгновение и опять убрал: это была энергетическая батарейка, такая же, как у уничтоженного мной робота.
И снова воцарилось молчание - очень долгое и очень неловкое. Наконец, Ларсен отодвинул в сторону чашку с недопитым кофе и, пожелав спокойной ночи, вышел из гостиной. Элия сейчас же вышла следом за ним с явным намерением догнать его в коридоре, а после ее ухода Вернье начал вздыхать, покашливать, вертеться на своем месте.
- У вас разговор, а я... -он глуповато улыбался то мне, то Одесте. - Очень нетактично, правда? Ну, вот, спокойной ночи, и я ухожу. Ухожу! - и выскочил,словно за ним кто-то гнался.
То, как неестественно удалились все, явно сконфузило Одесту.
- Вечер прошел несколько угнетающе, - выдавила она из себя, без всякой необходимости разглаживая на себе платье.
Я пренебрежительно пожал плечами:
- Для меня это обычно, Одеста. Такая у меня профессия. Мне показалось гнетущим совсем другое. Например, здешнее утро. Впрочем, не было ли твоей обязанностью предупредить меня о том состоянии, которое я должен буду пережить?
- Я долго колебалась, - поспешила она объяснить, - но в конце концов решила, что будет правильнее, если хотя бы в первый раз ты перенесешь эйфорию, не пытаясь ее преодолеть. Не испытав на себе совершенно незнакомое воздействие, человек склонен или недоооценивать, или переоценивать свои возможности для ответной реакции, а это неизбежно приводит или к предварительным, или к последующим компенсационным перегрузкам психики, которые со своей стороны...
- Хорошо, хорошо! Но, в сущности, чем вызвана эйфория?
- Влияние леса... и восход.
- Этот факт мне уже ясен, - сказал я. - Меня интересует конкретный механизм воздействия. Может быть, проклятые деревья выделяют какие-то вещества или создают вокруг себя поле...
- Не знаю.
- А не пытаешься узнать, Одеста?
- Штейн работал в этом направлении. Тебе, наверное, известно, что он был экзобиологом и биофизиком.
- И что? Что он думал по этому вопросу?
- Он все еще не в состоянии был дать какой-нибудь конкретный ответ. Или не хотел... Он говорил только, что хорошее настроение часто бывает заразительно. "Особенно, когда оно накоплено в течение тысячелетий".
- Хорошее настроение... Но чье? Леса, что ли?
- Да, - смущенно подтвердила Одеста. - Да, он имел в виду это. В том смысле, что восходы, наверное, его стимулируют.
- Ага, "наверное", - пробормотал я. - Но меня удивляет другое: почему вы не принимаете более серьезных мер против эйфории? Например, не принимаете сизорал или хотя бы почему не завтракаете в одиночку, раз это помогает преодолеть первые приступы.
- Не забывай, Тервел, что мы здесь, чтобы испытать на себе влияние этой планеты: доказать свои возможности адаптироваться к ней.
- А какая от этого польза? Ведь ваши возможности адаптации значительно-больше, чем у будущих переселенцев. Как ты знаешь, они вовсе не будут принадлежать к элитной части человечества.
- О, будут и из элиты, - уверила меня Одеста. - Будут! И вообще, я верю в спасительную миссию Эйрены!.. А что касается "неэлитных", им эйфория только поможет, она даст им возможность почувствовать себя счастливыми уже с первого дня.
- А если она - средство, созданное юсами для манипулирования человеческой психикой?
- Она - только одно из средств, - коротко уточнила Одеста. - Другие или пока еще не проявились, или мы не
ощущаем их. Не исключено, однако, что эти манипуляции по своим целям вполне бескорыстны и почтенны.
- Никакая манипуляция над чужой психикой не может быть почтенной, когда совершается без согласия или даже без ведома того, над кем производится!
- Не будь столь категоричен, Тервел, - ее слова прозвучали нравоучительно. - Юсы намного сильнее нас, они несравнимо дальше ушли вперед в своем развитии, Разве плохо, если окажется, что они хотят приобщить нас к себе? 'При этом безболезненно, безвредно, умело подобранными способами.
Я посмотрел на нее с удивлением:
- Ты...это серьезно говоришь?
- Может быть, - она безвольно развела руками. - Ты мне скажи, как иначе мы войдем в контакт с этими существами? Десять подготовительных к контакту лет слишком долгий срок, больше терпеть невозможно!
- Не знаю, как мы достигнем контакта, Одеста, но знаю, каким он должен быть: свободным. Между свободными личностями и на свободных территориях. То есть без угроз, принуждения, махинаций, недоверия и страха... Еще перечислить?
- Свободным, - тихо повторила она. - А осуществимо ли это?
- Пока никто не может сказать, что осуществимо, - вздохнул я.
- Но, слава богу, что никто не может утверждать обратное. Так что работу нужно продолжать. Или точнее, начать с нашей стороны, потому что до сих пор, мы, в сущности, только выжидаем. Выжидаем, и куда юсы нас поведут - а может быть и подведут? - туда и идем. Как будто мы марионетки!
Одеста склонила голову и запустила пальцы в волосы. Откинутые назад этим произвольным движением пряди открыли у нее на висках два неясных бледно-голубоватых пятна. А утром их вроде бы не было...
- Я хотела бы тебе сообщить, что у меня есть алиби, - резко сменила она тему. - Достаточно просмотреть электронный журнал масс-спектрометра, чтобы убедиться, что на нем работали именно в часы убийства двадцать шестого прошлого месяца с семи до двенадцати часов. Дискета с журналом находится у меня, я тебе ее дам прямо сегодня вечером. И второе: сама суть задачи, которой я занималась в то время, делает невозможным ее выполнение роботом, и данные в журнале невозможно фальсифицировать. Просто такого способа нет.
- А как ты его взяла? - спросил я. - И зачем тебе было нужно его скрывать?
- Масс-спектрометр нам прислали недавно, и я случайно оказалась первой, кто им пользовался. Поэтому я и подменила дискету, сохранив предыдущие данные. А скрывала я его, потому что ни у кого, кроме меня, нет алиби... И решила, что, если другие узнают о моем алиби, это помешает моей работе. Потому что, чтобы делать ее как следует, я всегда должна быть как они, иначе мне не будут доверять.
Заговорив о работе, Одеста словно бы потухла. Лицо ее состарилось, морщины около губ углубились и придали ему измученный страдальческий вид.
- У тебя есть здесь с кем-нибудь проблемы? - спросил я.
- Нет. Ни с кем никаких проблем, - ее ответ прозвучал откровенно. - У всех безупречное психическое здоровье. Но для меня важно знать точно, почему оно безупречно. Этот вопрос тесно связан с исследованиями, ради которых я послана на Эйрену. Не говоря уже о том, что в любой момент может произойти какой-нибудь срыв. Я должна быть подготовлена ко всяким неожиданностям, а на практике это невозможно. Потому что здесь на Эйрене, Тервел, возможны любые случаи.
Ее утверждение было настолько бесспорно, что мне даже не было смысла выражать свое согласие.
- Ты только что ограничила предполагаемый час совершения преступления до обеда двадцать шестого. Значит ли это, что ты отвергаешь предположение, что Фаулер - убийца, который потом покончил с собой.
- Конечно, отвергаю! Он мог бы убить только в случае крайней необходимости, когда другого выбора не было, и если он был абсолютно уверен в своей правоте. А в этом случае самоубийство его было бы совершенно необоснованным и как бы это сказать... слишком предвзятым.
? А ты не допускаешь, что кто-то убил Фаулера и Штейна по личным мотивам?
? - На Эйрене, в ситуации, в которой мы находимся, в
принципе не может быть чисто личных мотивов в чем-либо, - без колебаний сказала Одеста. - И я такого же мнения,-признался я.-Я знаю, чтобы добраться до истины, я должен непременно учесть и юсов.
- Увы, по-другому и быть не могло... Только не впадай в искушение видеть в них потенциальных убийц. В основе преступления, несомненно, они, в смысле, как реальность, травмирующий фактор, если хочешь, как невольное побуждение. Но я уверена, что сами они не ожидали подобного инцидента.
- Ты уверена? - улыбнулся я скептически. - Мне тоже было трудно представить кого-то из них с флексором в "руках". Однако, сегодня... иду я себе тихо и мирно через розовое поле около вашего сверхсекретного Дефрактора, как вдруг навстречу мне ниоткуда выскакивает какой-то негу-маноид. И именно с той стороны, где было совершено преступление! Впрочем, если бы выскочил, но он двигался как зачарованный, прошел в двух шагах от меня, "не заметив", и движется, движется...
Мое красочное описание рассмешило Одесту, и мне вдруг стало от этого приятно.
- Да, да! - дополнил я, изобразив комическое негодование. - И что это за квадратные привидения вокруг? ' - Ой, не надо, - шутливо упрекнула меня она. - Не криви душой. Этот совсем даже не "квадратный". Наоборот, у него формы даже весьма утонченные.
- Ты его тоже видела? - удивился я.
- На базе нет человека, который бы не видел Странного юса. Он появился после начало строительства Дефрактора, и с тех пор каждый день, в час заката Ридона и восхода Шидекса, совершает свою обычную прогулку, причем всегда по одному и тому же маршруту.
- А, может быть, он шатается там, чтобы шпионить?
- О, нет, нет, - беззаботно отбросила мои подозрения Одеста. - Он приходит туда скорее от любопытства. И появляется не со стороны, где было совершено убийство, а со стороны юсианской базы.
- Юсианской базы? Она тоже находится в этом направлении?
- В шестнадцати километрах от нашей.
- Ясно. Потому-то ее нет на карте. Ларсен мне дал карту окрестностей, но радиусом только пятнадцать километров. А я думал, что юсианская база находится в том направлении, откуда я вчера прибыл.
- Ошибаешься. Звездолет приземляется на том месте, где юсы оставляют нам посылки с Земли.
- И после этого опять взлетает, чтобы приземлиться немного в стороне?
- Нет. Он остается там до следующего дня, когда снова направится на Землю.
- Э, значит, и они экономят, - отметил я. - Они не так всемогущи, как мы себе воображаем. Между прочим, успели ли вьгосмотреть их звездолет?
- Зачем?- Одеста вопрошающе посмотрела на меня: - А ты что, его осматривал?
- Нет, нет, - поспешил я отречься. - Просто мне хотелось понять, как прошел ваш полет.
- К счастью, обошлось без происшествий, Тервел, и в течение всего времени у нас не было никаких контактов с юсами. Но несмотря на это, мы чувствовали себя страшно подавленными! Едва скрывали свою фобию... В сущности, только Ларсену и Штейну вроде было все равно, где они находятся, но Ларсена, думаю, ничто не сможет "вывести из себя", а Штейн... У него была способность работать при любых обстоятельствах! Даже в звездолете он продолжал обдумывать какую-то свою теорию, надеялся ее развить дальше и закончить здесь на Эйрене. - Одеста огорченно пожала плечами. - Мы так и не узнали, что это была за теория. Штейн вводил все результаты своей научной деятельности в засекреченный банк данных, а двадцать шестого утром все полностью стер. Но почему? Что заставило его уничтожить собственный труд? Может быть, он посчитал его бесполезным, ошибочным? С возможными опасными последствиями...
Она задумалась так глубоко, словно и вправду надеялась, что вот сейчас в данную минуту сумеет ответить на эти вопросы. Задумался и я. Только о вещах значительно более мелких.
- После смерти Фаулер сжимал в руке изображение Штейна. Но как оно попало к нему?
Предполагаю, что Штейн его ему дал... с какой-! целью.
- А ты не знаешь, когда и каким образом он сам его получил?
- Он говорил мне, что это изображение образовалось у него на глазах сразу же после старта звездолета, - немного рассеянно ответила Одеста. - Там у каждого из нас была отдельная квартира, и пока он находился у себя в холле, заметил, как на столике напротив появляется какое-то зернышко, как оно растет, и оформляется.... Я тоже нашла нечто подобное у себя в холле, наверное, находили и другие, хотя и отрицают это с необъяснимым для меня упорством. Однако, насколько мне известно, только Штейн захватил свое подобие с собой. Он утверждал, что хранит его на память.
- В шутку, наверное?
- Нет, это была не шутка. И вообще.... мне кажется, что он не ненавидел юсов! Естественно, он никогда в этом не признавался, но...
- А ты? Одеста, ты их ненавидишь?
Я убежден, что именно мой неожиданный вопрос заставил ее непроизвольно коснуться руками висков. Но что общего могло быть между юсами и синяками, которые она скрывала под волосами.
- Я их боюсь, - прошептала она. - А в глубине души мы ненавидим тех, кого боимся, ведь так?.. И все же я уверена, что они не желают нам зла, Тервел. Если бы они захотели, то уже тысячу раз могли бы нас уничтожить! Что мы по сравнению с ними?
Ее последние слова, вызвали нечто вроде кошмарной галлюцинации. Я сидел напротив этой маленькой, почти сорокалетней женщины с увядшими чертами лица и безжизненным застывшим взглядом, а как будто бы видел в ней образ всей нашей человеческой цивилизации... страдающей чувством собственной неполноценности.
Она наблюдала за мной с вялой улыбкой.
- Убийство Фаулера и Штейна очень негативно отразилось на сознании людей здесь, - сказала она приглушенно. - Оно их озлобило, но только против юсов! "Вот до чего они нас довели", - так сейчас думают все. Как будто и не хотят узнать, кто же настоящий убийца. Более того:
склонны даже проявить к нему сочувствие - он ведь один из них. И он ведь человек'. - Одеста задумчиво потерла лоб. - Вон к чему все идет, думаю, недалек тот день, когда понятие "преступник" вообще исчезнет из нашего морального кодекса. Таких людей просто будут объявлять "жертвами юсов", даже если они видели юсов, только на картинках... Да, боюсь, что наступает время катастроф, Тервел! В присутствии юсов человечество уже находит себе универсальное оправдание и скоро даст волю своим самым низменным, подавляемым даже в первобытных обществах
инстинктам.
К сожалению, она в значительной мере была вправе так
говорить, может быть, поэтому и моя реплика вышла такой
язвительной:
- Надеюсь, что вместе со своими прогнозами, ты предложишь какой-нибудь выход, чтобы они не сбылись.
- Такой выход уже предложен! - торжественно сообщила она. - Самими юсами!
- Ты говоришь о переселении? -'
- Да! Именно оно даст нам возможность положить начало переменам в себе.
- Но в каком направлении?
- Необходима просветительская работа, Тервел! - Одеста говорила со все большим вдохновением. - А ее можно было бы развернуть тут, в непосредственной близости к юсам. Люди должны привыкнуть к ним. Успокоиться. Примириться, но не в худшем смысле. Речь идет о разумном, достойном смирении перед действительностью такой, какая она есть. - Она решительно подняла голову. - Я не буду возвращаться на Землю. Останусь тут навсегда среди переселенцев, буду помогать им, чем могу. И вместе с ними буду стремиться к новой для нас душевной гармонии! А за тридцать лет на Эйрене появятся новые поколения людей.
- Ясно, ясно! - не выдержал я. - И эти поколения, уже совсем смирившиеся с юсианской действительностью, возвратятся на Землю. И как тысячи убежденных миссионеров начнут распространять среди обоих собратьев чудот-. верное учение об упомянутой душевной гармонии. И человечество мало-помалу придет к Великой эре своего полного успокоения...
Одеста не почувствовала иронии в моих словах, настолько она была во власти своих просветительских идей:
. - Именно так! Полное успокоение! Только после него . начнется наш истинный взлет. А наше настоящее... - лицо ? ее снова померкло, - оно неопровержимо доказывает, что i переселение не только необходимо, но и совершенно не-; отложно. Но эти отвратительные убийства могут его затор-мозить. Да и юсы, кажется, не проявляют достаточной настойчивости.
Потом, помолчав несколько мгновений, она резко указала на небольшой диск, вставленный в стену над диваном;
- Иногда мне хочется выдернуть его и поговорить с ними! Откровенно!
Я с удивлением посмотрел на диск. Я уже раньше видел много похожих на этот - слегка выпуклых, раскрашенных в яркие кричащие цвета, разбросанных повсюду на базе. Они были и в коридорах, и в моей квартире, и в столовой, и в кабинете Ларсена, и даже в раздевалке плавательного бассейна, поэтому я предположил, что они обслуживают внутренние коммуникации. И явно ошибался.
- Как? Неужели ты еще не знаешь? - угадала мое состояние Одеста. - Да, эти диски... они, ну назовем их юси-анскими телефонными аппаратами. Достаточно потянуть какой-нибудь из них немного вперед, и оттуда сейчас же послышится голос дежурного "телефониста".
- И вы часто их используете?
- Исключительно редко, и то только Ларсен. А юсы к нам по ним не обращались до сих пор ни разу. Когда необходимо что-либо нам передать, они пользуются письменной связью, причем тексты сообщений обычно составляются еще на Земле, как, например, о твоем приезде.
- А что ты имеешь в виду под "исключительно редко"?
- Только два раза. Первый был по настоянию Вернье. Он считал, что правильно будет уведомить "соседей" о строительстве Дефрактора, поскольку он находится всего в четырех километрах от их базы. А второй по поводу смерти Фаулера и Штейна. Они и без того узнали бы о ней, так что сообщение Ларсена было продиктовано чисто тактическими соображениями.
Прежде чем задать следующий вопрос я глубоко вздохнул:
- Есть ли какой-либо способ узнать, не пользовался ли кто-нибудь "телефонной" связью тайно?
- Но кто мог это сделать! - воскликнула Одеста и впервые за этот вечер я уловил в ее голосе фальшивые нотки. - Да и почему тайно?
- И все же? - настаивал я.
- Нет. Невозможно узнать. Только если сами юсы его
выдадут.
- Скажи мне, Одеста, - я посмотрел ей прямо в глаза, - возможно ли, что двадцать шестого Фаулер и Штейн шли не в сторону Дефрактора, а к юсианской базе?
Выражение ее лица не изменилось.
- Едва ли,-ответила она.-У нас есть инструкция не вступать в прямые отношения с юсами, и мы все ее охотно
выполняем.
- Да, вот и очередной парадокс! Ведь вы находитесь