Ненова Нина. Формула счастья

   Еще в самом начале моей реплики он автоматически хотел было схватиться за флексор, но сейчас вдруг весь покраснел - от гнева, от обиды, от стыда? Кто знает? Я продолжал:
   - Вижу, что ты опять не понимаешь. А ответ мой будет
   так же прост: стерев тебя, я признаю полное свое интеллектуальное бессилие перед тобой. Стану пораженцем в собственных глазах. И кроме того, пока ты существуешь, существует и у меня хоть маленькая надежда, что рано или поздно я сумею разобраться даже и с тобой. И никто - ни человек, ни юс не столь безумен, чтобы самому лишать себя
   надежды, сколь бы малой она не была.
   Я вышел из джипа, и прежде чем уйти, встретился взглядом с Ренделом. Как обычно, он был полон ненависти, но в нем будто бы виднелось некое колебание. Или начало колебания...
   Я сделал два-три шага. Потом остановился - меня обожгла неприятная мысль, что логика все-таки изменила мне и сегодня. Я вновь повернулся к Ренделу.
   - Как раз перед вылетом с Земли я разговаривал с Зун-гом, - сказал я, - и он вроде бы все еще не знал, кто и по какой причине убил Фаулера и Штейна. Кажется, он даже не был уверен, идет ли речь об убийстве или о несчастном
   случае, связанном с самой планетой.
   - Он и теперь едва ли уверен, - ответил Рендел. - Со
   дня убийства Ларсен сам составляет все наши заявки на Землю, а у меня нет другой возможности послать информацию.
   - Но как видно, это тебя нисколько не тревожит,
   мрачно заметил я. Но не считаешь ли ты, что неведение человека в такой решающий момент, как сейчас, может оказаться очень опасным?
   - Будь спокоен, комиссар, - с вопиющим притворством улыбнулся мне Рендел, - скоро он узнает все. И об исследованиях Штейна, и о твоих "фактах". И скоро прибудет сюда. И то по просьбе юсов. Да-да, Симов! Они его попросят, и очень скоро'. Так что не беспокойся и о моей "телеграмме". Ты сможешь лично ему ее вручить, вместе с переводом, конечно.
   И неожиданно резко нажав на педаль газа, Рендел направил джип обратно к биосектору.
   Вернувшись в "Хижину", я предпринял - в который 1 раз уже сегодня попытку связаться с Вернье. Прятался ' ли он от меня? Или работал? И что он делал в этом загадочном бункере? Но делать нечего, пришлось самому заняться его поисками. Но прежде, чем приземлить рейдер около координационного узла, я решил еще раз с высоты осмотреть Дефрактор. Действительно, в его внешнем виде было что-то подозрительное. Нельзя было найти рационального объяснения шести бронированным контейнерам, связанным с N-ускорителем посредством плазмопро-водной трубы. Было бы значительно более экономно, да и более удобно, если бы вместо них использовался один общий резервуар.
   Подключенных к блоку основного коллектора инверсоров вроде было больше, чем необходимо. Базовая энергетическая станция по непонятным соображениям была окружена двойной силовой стеной. А в герметической конструкции на крыше технологического зала даже предохранительные вентили бросались в глаза своими аварийными дубликатами.
   И все же самое большое недоумение вызывала кольцевая антисейсмическая система - я не мог понять, зачем израсходовано столько материалов и труда для постройки ее высоких почти десятиметровых башен, учитывая, что почти все ее сооружения, естественно находятся под землей.
   Остановив рейдер перед самой близкой из этих башен, я вошел в нее. Наверх в ней вела узкая винтовая лестница с железными перилами, какие сегодня можно встретить только на самых старых морских маяках. Она доходила до небольшой кабины, где, как я предположил, должна была бы быть какая-то аппаратура, так как нигде вокруг ничего подобного не было видно, но я, конечно, не поднялся проверить, так ли это. Меня интересовало, что в шахте под башней - ведь именно там должны были быть сейсмические девиаторы. Я спустился вниз на очень примитивном грузовом лифте и сейчас же наткнулся на них... Только они вообще не были смонтированы! Лежали в металлических ящиках, как были присланы с Земли, и никто не потрудился даже сорвать с них многочисленные пломбы и печати.
   Без лишней суеты я вернулся наверх. И только собрался 313
   направиться к выходу из башни, как услышал чьи-то тороп- ливые шаги. Я подошел к лестнице, как будто только что спустился по ней. В следующий момент в помещение вошел
   Вернье.
   - А, Симов! - воскликнул он. - Ищешь что-нибудь?
   Он старался перевести дыхание, чтобы не чувствовалось, что он сюда бежал.
   - Искал тебя, - ответил я, - но по пути зашел рассмотреть эту башню.
   - А я случайно видел, что ты приземляешься здесь и...
   Знаешь, как встревожился!
   - Но почему? - притворно удивился я. - Ведь пробные испытания начнутся завтра.
   - Завтра, завтра, - пробурчал недовольно Вернье,
   ну а если бы решили провести какие-то последние предпусковые проверки?
   - Сказать по правде, мысль о последних предпусковых
   проверках антисейсмической системы мне и в голову не пришла. Я даже и не предполагал, что они вообще возможны.
   Вернье понял, что он переоценил мое невежество, и сделал попытку внести коррективы.
   - Дело не в системе, Симов, а в принципе... Существуют правила безопасности и их нужно соблюдать.
   - Извини меня, Вернье, - сказал я, и он тотчас великодушно махнул рукой.
   Мы вышли на улицу.
   - На меня произвело впечатление, что сегодня почти
   все роботы заняты у вас на работах здесь, - подкинул я ему.
   - Да по-другому нельзя. Последняя финишная прямая, так сказать.
   - По существу, Дефрактор вроде бы полностью дело их
   рук. Я имею в виду исполнение работ. А недавно я узнал, что на Земле вы получили инструкцию не очень-то им доверять.
   И удивляюсь, как же вы ее здесь выполняете?
   - Очень простым и эффективным способом! - с пафосом, который был совсем некстати, начал мне объяснять Вернье. - Просто все, что должно быть недоступно чужому глазу, мы располагаем под землей. Понимаешь, на чьи глаза я намекаю? А перед входами, лифтами или лестницами, ведущими вниз, мы ставим лучевой барьер, который для нас безвреден, а для роботов неприступен.
   - Да, но как же вы внизу справились без их помощи?
   - С трудом! Вот ответ! Со страшными мучениями! Проще говоря, я справился сам.
   - Даже и с монтажом девиаторов? - я изобразил сочувственную гримасу.
   -- Увы, даже и это! - без колебаний соврал Вернье. - Э, правда, я использовал десяток автоматов "РМ", но что они могут? Сделать только самую грубую, черную работу. А все более тонкие операции выполнены на моем горбу!
   - Вернье, - устало сказал я, - почему ты постоянно стараешься ввести меня в заблуждение? Он не ответил.
   - С какой целью, - продолжал я, - все здесь построено с таким... размахом? И это при том, что у вас было немало трудностей с поставками материалов с Земли.
   - Мы не можем выступать перед юсами как последние бедняки, Симов. Мы должны держать марку.
   - Нет, не в этом причина. Здесь что-то другое. Я спрашиваю себя, во что ты хотел втянуть Ларсена в той нарочитой ссоре по поводу Дефрактора? Почему он решил устраниться?
   - Да, решил! Ничем не хочет помочь нам...
   - Довольно! В конце концов скажи откровенно. Мы находимся в дьявольски сложной ситуации. Если мы не объединим усилия, свой разум, чтобы выпутаться из нее, могут произойти страшные непоправимые вещи! И не только с нами, здесь на Эйрене, но и вообще... с людьми.
   - Понимаю, - вяло кивнул мне Вернье. - Я это давно понял. Только... Пусть завтра пройдут испытания. Тогда мы сможем... Тогда я тебе все объясню...
   - Но что ты скрываешь? Объясни мне сейчас! Завтра может быть поздно!
   - И сейчас уже поздно.
   - Для чего, для чего поздно? Он молчал.
   - Если для чего-то, что должен сделать лично ты или же от чего-то отказаться, то у тебя, наверное, еще есть время. Или хотя бы мне скажи, думаю, что я сумею тебя поддержать!
   Он снова не ответил. Я схватил его за плечи с каким-то
   неясным для меня самого отчаянием.
   - Вернье, я убежден, что мы оба стремимся к одному и тому же! И что в основе своей это правильно. Необходимо только выбрать верный путь его достижения. Давай выберем его вместе.
   - Завтра, завтра... поговорим. Сегодня я не могу.
   Я оставил его напряженного и дрожащего стоять перед этой бутафорской башней, словно он только что одержал мучительную победу над своим смертным врагом. А когда я приблизился к своему рейдеру, то услышал за спиной его голос, в котором неожиданно прорвались просительные
   нотки:
   - Тервел... еще завтра вечером поговорим! Обещаю
   Тебе, обо всем. И, наверное, ты меня... меня оправдаешь.
   Я не обернулся. Не хотел видеть еще одного человека, которому ничем не мог помочь. И который ничем не хотел
   помочь мне.
   Ридон уже клонился к закату. Скоро должен был взойти
   зловещий лик Шидекса, и тогда на холме напротив Дефрак-тора появится Странный юс. Как каждый раз при его восходе в течение этих почти семи месяцев... Будет стоять там, нагнувшись, как-то печально искривив конечности, казаться одиноким, нереальным, думать о чем-то своем, созерцая образы непонятных и для меня самого человеческих станций, башен, зданий... а потом продолжит свою долгую медленную прогулку... Его мне тоже не хотелось видеть.
   Глава тридцать первая
   Ларсен сидел на бетонной ступеньке перед одной из "временных" построек своего полигона и смотрел в пустое пространство перед собой. Он не пошевелился, даже когда
   я подошел к нему и когда сел рядом.
   - Знаешь ли, - заговорил я с ним тихо, как будто пришел к больному, вчера вечером я ходил на действующую юсианскую базу, чтобы встретиться с одним моим знакомым... или, может быть, другом.
   Он медленно повернулся ко мне.
   - Опять ставишь меня перед фактом, - произнес он с поразительным безразличием. - Но я больше спорить с тобой не хочу.
   - Однако тебе придется меня выслушать.
   - Если у меня нет другого выбора...
   - Нет. Потому что многие вещи, которые ты должен был бы узнать сам, сейчас узнаешь от меня.
   - Э, наверное есть и такие, которые мы знаем оба.
   - Правильно, - с горечью подтвердил я. - Но их смысл убегает от нас... А про некоторые мы уже знаем, что они были страшно бессмысленны. Ларсен едва заметно вздрогнул.
   - Бессмысленны, - повторил он глухо. - Страшно бессмысленны.
   Мы помолчали, охваченные одним и тем же чувством невозвратимости, невосполнимой, до абсурдности напрасной потери. Потом я с усилием начал:
   - В невидимой битве, которую мы в последнее время ведем, каждый из нас побежденный, Ларсен. Постепенно губим себя и других.
   - А иногда и не постепенно.
   - И поэтому необходимо здесь остановиться! Прекратить эту нелепую битву между проигравшими.
   - Есть и выигравшие, - нахмурившись, сказал он. - Еще с самого начала.
   - Ошибаешься. Юсы тоже проигрывают. Но как бы мы могли это понять, если сразу же после их появления на Земле, мы выбрали Зунга и еще нескольких представителей и решили, что таким образом обеспечили себе право на малодушную изоляцию? Вот, например, ты живешь на этой планете уже целых семь месяцев, но ни разу не удосужился посетить юсов. Ты прибыл на Эйрену с единственной целью проникнуть в тайны их техники. Работаешь тут день и ночь, не жалея сил, чтобы понять, как они вносят информацию в свои машины, или еще какие-нибудь подробности в этом роде. Но тебе и в голову не пришло проникнуть в "тайны" их психики.
   - Я думаю, что Одеста стремилась именно к этому, - неприязненно посмотрел на меня Ларсен. - И, может быть, это бы ей удалось.
   - Нет. Она просто стала для юсов каким-то подопытным животным в надежде, что через нее они поймут нашу психику. И что таким образом удастся обеспечить человечеству их снисходительность. Она была пассивна и униженно примирилась с их "превосходством", и в этом ее непростительная вина. Вообще, пора уже юсам увидеть в нас личностей, а не... то, что видели в Одесте Гомес. _
   - Давай не будем обвинять мертвых, Симов... Они не могут себя защитить.
   1
   - В данный момент я обвиняю тебя, а не мертвых, -повысил я голос. - Ты тоже пассивен и тоже глубоко убежден в превосходстве юсов. Ты чувствуешь себя подавленным той разницей, которая существует в уровнях нашего технического развития. Говоришь о творческом застое человечества и ищешь выход из него только в интеллектуальном контакте. А как ты его себе представляешь? Как случайный ' набор усвоенных достижений юсов? Но это же удивительно
   узкое понимание, Ларсен!
   - Твои слова для меня оскорбительны, - апатично ответил он.
   - Да, но это еще мягко сказано, чтобы выразить мое
   отношение к твоим пораженческим настроениям!
   - Быть оптимистом в данных условиях значит закрывать глаза перед фактами действительности.
   - Наоборот, это значит открыть их, и как можно шире, - возразил я. - Чтобы отдавать себе отчет, что интеллектуальный контакт, которого ты жаждешь, по существу, есть нечто второстепенное. А его можно правильно создать только, если в основе уже существует духовный контакт в смысле понимания и равноправия между партнерами.
   - "Равноправие", "партнеры". Эти слова почти всегда были лишены содержания. А для нас, в нашем теперешнем
   положении они звучат просто оскорбительно.
   - Из чего следует, что мы должны изменить свое положение.
   - Вот и опять пустые слова!
   - Позволь мне самому оценить, пустые или нет, Ларсен. Я тот человек, который встречается с юсами, разговаривает с ними. И знаешь ли, что в полном противоречии с твоими убеждениями, я пришел к выводу, что разница в нашем техническом потенциале скорее в нашу пользу,
   чем в их.
   Он недоуменно поднял брови. Очевидно, мое последнее утверждение все-таки оживило его.
   - У нас много проблем, - продолжал я. - Экологических, энергетических, демографических, политических и еще всяких других. А юсы все свои проблемы давно уже разрешили. И сейчас их единственная проблема - это мы. Контакт превратился в единственную цель их достигшей все свои другие цели цивилизации. Поэтому он значительно более важен, более судьбоносен для них, нежели для нас. Особенно теперь, когда они начинают ощущать, что им не хватает духовных сил, чтобы его осуществить. А причина этого бессилия кроется именно в их колоссальном техническом развитии. Потому что их пресловутая полипланетарная система веками, даже тысячелетиями функционирует безотказно. Она приобрела непоколебимую стабильность, а значит и консервативность, так что управленческая роль юсов сводится к принятию однотипных, рутинных по своей сути решений. Монополия системы распространяется и на их общественную жизнь, которая тоже стала стабильной и консервативной.
   - Э, на что другое, а уж на стабильность в нашей общественной жизни мы пожаловаться не можем. В этом-то и заключается наше большое преимущество.
   - Иронизируешь, а это - действительно преимущество. Благодаря этому мы привыкли к переменам, легче воспринимаем новое. И допускаем столько ошибок, что они стали чем-то обычным, и осознание их редко приводит нас к сильным эмоциональным потрясениям. И самое важное, мы умеем рисковать, и теряем тоже не так болезненно, как они. Именно постоянная нестабильность, в обстановке которой мы живем, научила нас этому. А наши решения, Ларсен, в отличие от юсианских, могут быть и резкими, качественно отличающимися от прежних, революционными по духу. Такими, каких требует задача, стоящая сегодня перед, нами!
   - Гм... не совсем тебя понимаю.
   - Я высказываю мысль, что мы допустили очередную ошибку, оставив юсам инициативу в установлении контакта. Теперь нам придется взять инициативу в свои руки, так как мы в значительно большей степени годимся для того, чтобы довести ее до успешного завершения.
   - Годимся ли? Глупости? Прошло десять лет, с тех пор, как они прибыли на Землю, а мы еще не в состоянии выработать единую позицию по отношению к ним. А представь себе, что будет, если, действительно, нужно будет принимать "революционные" решения. Да мы тогда совсем погрязнем в недоразумениях и личных амбициях. В нескончаемых конфликтах между собой!
   - Увы, это так. Мы сумели даже встречу с другой цивилизацией превратить в арену для борьбы собственных страстей. И мы так в них засели, что не видим опасности, к которой нас толкают. Но достаточно мы прикрывались этим
   абстрактным "мы", Ларсен. Здесь я и ты.
   - Ладно уж. Скажи прямо, чего ты от меня хочешь?
   - Чтобы ты помог мне помешать переселению, - ответил я ему. - Оно навсегда собьет нас с правильного пути. На Эйрене юсы начнут свой бесчеловечный эксперимент с переселенцами, а что из него выйдет, по крайней мере для нас обоих уже ясно. Он выроет непреодолимую пропасть между нашими цивилизациями. Юсы заслужат на сей раз совершенно обоснованно наши недоверие и ненависть. Наша вражда с ними будет вечной. Не говоря уже о вечном бремени предательства, которое будет тяготить нашу совесть, потому что мы оставили на произвол юсов столько людей под крайне безнравственным предлогом, что они неполноценные, ненужные...
   - Но мы же должны прийти в себя, - Ларсен виновато
   опустил глаза. - Период в тридцать лет...
   - Нет, - прервал я его, - не будет только тридцать. Существует способ, который закроет юсам доступ на Землю самое малое на два века. А Зунг непременно должен будет его применить, и то сразу же после переселения. Так что сюда действительно будут посланы только те, "неполноценные" люди. Никакие талантливые ученые-шпионы не прибудут, просто потому, что их работа не будет иметь никакого
   смысла. И твоя тоже.
   - Хорошо. Допустим, что ты говоришь правду. Два
   века, однако, нечто достаточно соблазнительное...
   - Соблазнительное! Да в течение всего этого времени, пока юсы снова не прибудут на Землю, человечество будет помнить этот величайший обман. И будет ожидать их как мстителей, будет жить в непрерывном кошмаре. А его развитие изменит свой прогрессивный ход и будет направлено всецело к подготовке будущей космической войны. Очень, впрочем, вероятной войны, потому что при следующей встрече юсы уже не будут только смущены и неспособны нас понять, как сейчас.
   - Конкретнее, как ты хочешь, чтобы я тебе помог? - спросил Ларсен.
   - Информируй своих шефов обо всем, что я тебе сказал. И сам сообщи, что ты против переселения. Я уверен, что ты послан на Эйрену главным образом за тем, чтобы составить непосредственное мнение о его целесообразности, так что твое слово будет много значить. А мое будет важКо для МБР, и Зунг таким образом будет прижат с двух сторон.
   - Ага! Опять старые испытанные методы.
   - Но уже ориентированные на новый перспективный результат, - уточнил я.
   - Хорошо... Ну, скажем, мы этого добьемся. А потом? Кто возьмет на себя непосильную задачу мотивировать юсам отказ от договора? Тебе же известно, что Зунг его с ними заключил уже достаточно давно.
   - Заключил, не спросив ни Корпус, ни Бюро, несмотря на то, что должен был это сделать, а в таком случае договор недействителен.
   - Недействителен по нашим понятиям, Симов, но не для юсов. Зунг - наш официальный представитель, и для них имеет значение их прямая договоренность с ним, а не то, какие он взял на себя обязательства и выполнил ли их.
   - Я попытаюсь им доказать, что аннуляция договора и в их интересах.
   - Попытаешься, - Ларсен напряженно всматривался в меня. - Сам говоришь: попытаешься. А если не выйдет?
   - Придется рисковать. Только тогда у нас будет реальная перспектива выиграть. А если примиримся с переселением, проигрыш нам гарантирован на сто процентов.
   Он резко выпрямился, но этим движением, видимо, сразу израсходовал весь свой порыв к решительным действиям, потому что уже в следующий момент прислонился к стене, и черты его лица обрели выражение непреодолимого пессимизма.
   - Нет, ничего уже нельзя изменить,- он скрестил руки на груди, словно символически подсказывая мне, что
   остается делать. - Абсолютно ничего.
   - Ничего? Если пошлём подробные доклады, я в МБР, а ты Корпусу...
   - Напоминаю тебе, Симов, доклады отсюда идут только нешифрованными и попадают только к одному человеку - Зунгу.
   - И все же выход есть. Я вернусь на Землю и лично буду
   защищать нашу позицию.
   - Это невозможно. Именно в тот день, когда ты вылетел на Эйрену, Зунг договорился с юсами не принимать без его категорического согласия никаких пассажиров на Землю. Они меня официально уведомили об этом.
   "Дженетти!" - подумал я с болью. Он хотел мне помочь, а на самом деле... Именно из той пленки, о которой ему доложили в самом конце нашего разговора, Зунг понял, что Фаулер и Штейн были людьми МБР. И понял, или, по крайней мере, предположил, при каких обстоятельствах они были убиты. Поэтому и поспешил договориться с юсами.
   - Ясно, - сказал я. - Зунг превратил всю эту планету в тюрьму - для всех нас. Но на сей раз я найду лазейку.
   - Какую?
   - Наши доклады дойдут до места назначения. Через...моего юсианского единомышленника.
   - Ага-а-а! - его губы скривились в ужасной гримасе. - Наконец-то раскрылись твои козни! Предлагаешь просить помощи у какого-то негуманоида? Добровольно поставить себя в зависимость от него?!
   Я ощутил невыразимую усталость.
   - О какой зависимости ты говоришь...
   - Нет! Никогда я не доверю судьбу человечества "рукам" негуманоида! - Его уже трясло от ярости. - Никогда,
   слышишь!
   - Ничью судьбу ты ему не доверяешь...
   - Ты предатель! Ты просто псих! Не может нормальный человек так служить чужим, чуждым интересам! Я встал и посмотрел на него с презрением:
   - Ничьим интересам я не служу, Ларсен. В отличие от тебя, который всю жизнь служил и теперь не способен принять самостоятельное решение, хотя отлично понимаешь, насколько оно необходимо. Я подчиняюсь единственно соображениям здравого смысла, и именно он обязывает меня бороться против всего, что подрывает его устои. В том числе - против твоей инерции безликого служаки!
   Он оттолкнулся спиной от стенки и потянулся к флексору, точь-в-точь как Рендел два часа назад. И так же, как тот, опустил руку.
   - Ступай, - прошептал он, может быть, даже не мне, а какому-то своему кошмарному видению. - Не буду... больше спорить. Ни с кем... никогда уже!..
   - Поспорь, наконец, с самим собой,- посоветовал я. - Пришло время свести счеты. А что касается меня, я не могу тебя слишком долго дожидаться.
   Глава тридцать вторая
   В сущности, я вообще не мог больше позволить себе ждать. И все же, когда я чуть позже сел за свой письменный стол, чтобы набросать доклад Медведеву, я уже знал, что не понесу его Чиксу прямо на следующий день. Состояние аффекта прошло, и теперь наступил черед тревожных колебаний, обоснованных сомнений. "Нет, не завтра, - думал я. - Может, послезавтра..." Я должен был внимательно обдумать все мыслимые последствия такого переломного хода. Да и, в конце концов, кто такой Чикс? Какой-то негу-маноид... Я вспомнил, как мы вместе тащили Странного юса из биостанции; как он показывал мне чудеса на звездолете, демонстрируя сверхмощь,... или просто проявляя гостеприимство? И как он поторопился выпроводить меня с юсианской базы после того, как рискнул открыть мне так много юсианских Проектов... Кто он такой? Разумное существо, которое, подобно мне, колеблется и сомневается? Которое стремится к тому же, к чему и я, просто потому, что несколько раз встретилось со мной, каким-то случайным гуманоидом, поняло меня... хоть в какой-то мере? Что объединяет нас, кроме тех кратких мгновений почти дружеской сопричастности, которая, может быть, существует только в моем воображении?
   Я закончил план доклада, а вопросы продолжали настойчиво давить мой разум, путая все и не давая ни одного четкого ответа. Я упрятал блокнот в сейф с намерением утром написать сам доклад целиком. Потом быстро помылся, поужинал несколькими бутербродами и, заведя будильник на час до восхода Ридона, лег, чтобы поспать в оставшееся
   время.
   Сквозь сон я услышал, как кто-то входит в холл, и в тот
   же миг оказался у двери, ведущей туда из спальни. Пинком открыл ее, сжимая в руке всегда заряженный флексор... В красноватых сумерках на меня как-то странно смотрела Элия. Я помедлил, прежде чем опустить флексор, но совсем его не убрал - я уже не верил никому на этой базе, и вообще
   никому и нигде.
   - В другой раз не забывай запираться, раз ты так... неспокоен, - она приблизилась ко мне, плотно укутанная в толстый клетчатый плед и дрожавшая так, что у нее стучали зубы. Она смущенно пожаловалась: - Холодно мне... Очень... И оставь в покое этот флексор. Я пришла без
   своего.
   Заметив мои колебания, она с неким слабым подобием
   улыбки на пересохших губах распахнула одеяло. На ней была только длинная шелковая ночная рубашка - было ясно, что оружие ей спрятать негде. Теперь настала моя очередь смутиться. Я швырнул флексор на стол, он с неприятным стуком шлепнулся на деревянную крышку. А Элия вдруг неожиданно устремилась к двери в коридор и защелкнула замок. Потом повернулась ко мне, продолжая дрожать. Я импульсивно потянулся обнять ее, но она, пошатываясь, стала отступать к тахте. Забилась в уголок и нервно подтя-. нула плед к подбородку. Волосы ее беспорядочно упавшими прядями обрамляли лицо, неестественно осунувшееся от напрасного усилия скрыть какое-то внутреннее напряжение. Светлые глаза с резко контрастирующими черными расширенными зрачками словно фосфоресцировали, столь
   явным был излучаемый ими ужас.
   - Это не от холода, - сказал я хрипло.
   - Нет... Я боюсь!
   - Чего?
   Она смотрела на меня, будто ожидая, что я пойму ответ
   по одному выражению ее лица, без слов. Но я, к сожалению, понимал только одно - что получить ответ для меня чрезвычайно важно. Именно сейчас!Я присел рядом - медленно, осторожно, что-то подсказывало мне, что малейшим резким движением я оттолкну ее от себя. Иодновременно я испытывал тягостное чувство вины: женщина, в которую я, кажется, влюблен, пришла ко мне за утешением, а я вместо того слежу за ее реакциями. И вся моя деликатность имеет одну цель склонить ее к какому-то, видимо, мучительному признанию.