Нестеренко Евгений. Тень ведьмы

   Странная улыбка вдруг появилась на губах графини, разрывая запекшуюся кровь. Графиня шагнула к Марии, протягивая руки вперед...
   Мария открыла глаза. Щебетали птицы, серый рассвет завладел комнатой. Утренняя свежесть вливалась в распахнутое окно.
   - Марта! - позвала Мария, с замиранием вспомнив ночной ужас.
   Марта не отзывалась. Лицо ее покрывала молочная бледность, дыхания не было слышно.
   - Марта! - вскричала Мария, подскочив к подруге и тряся ее за холодное плечо.
   - Ну, чего орешь? - Марта уставилась на Марию сонным взглядом. - Или уже шесть часов?
   Мария не отвечала. Она была в растерянности.
   - Слушай, что-нибудь случилось? - беспокойно спросила Марта, заметив необычно тревожное выражение на лице подруги.
   - Слава богу! - выдохнула Мария, - все в порядке... А я уж думала... Мне, Марта, такой страшный сон приснился! - пояснила Мария. - Будто... Будто тебе плохо. Ты как себя вообще чувствуешь?
   - Как чувствую? Как всегда, плохое настроение с утра, особенно когда поспать не дают!
   - Нет, правда с тобой все в порядке?
   - Да в порядке, в порядке. Голова только болит - не надо было, видно, так долго в холодной воде вчера барахтаться...
   Мария присела на кровать рядом с Мартой.
   - Значит, все мне приснилось. Давно я таких кошмаров не видела.
   - Да что тебе там привиделось? - заинтересовалась Марта. - Давай, рассказывай!
   Мария рассказала.
   Марта долго молчала, потом вдруг захихикала.
   - Ты чего? - удивилась Мария.
   - Знаешь, что я тебе скажу? - ответила Марта. - Ты побольше книжек своих читай - еще не такое приснится!
   - При чем тут книжки?
   - При том, что ты каждый раз начитаешься всякой дури, а потом тебе кошмары снятся! Я еще удивляюсь, как к тебе принц-жаба во сне не явился!
   Мария тоже рассмеялась.
   В это время колокол пробил шесть.
   Отец Савелий посмотрел на незнакомца.
   - Издалека идете, наверное? - спросил он.
   - Да, батюшка, пройти довелось немало, - проговорил незнакомец, криво усмехнувшись.
   - Что в наших краях ищете?
   - Не то, чтобы ищу, но слыхал я, странные вещи здесь творятся... протянул незнакомец. - Люди везде одинаковы. Охочи они до сказок. Бывает, за хороший сказ можно страннику и кров получить, и пищу...
   - Здесь ты хороших сказов не найдешь, - нахмурился отец Савелий. - Здесь люди гибнут.
   - Ах, батюшка, да ведь гибель-то еще поболее людей интересует, нежели, к примеру, вечная жизнь. Страшным сказкам охотнее верят, потому как они больше на правду похожи...
   Отец Савелий промолчал.
   - А тут, говорят, вурдалаки водятся, - не то спросил, не то подтвердил незнакомец.
   - Никто здесь более не водится, - ответил отец Люцер, с удивлением отмечая растущую внутри неприязнь.
   Не нравился ему этот незнакомец.
   - Приезжали к нам братья из Святого Ордена, - сказал он, - и с тех пор перестали люди пропадать...
   - Вот как? - вкрадчиво произнес незнакомец. - Разогнали, стало быть, святые отцы монстров? Славно-то как!
   Незнакомец неприятно захихикал.
   Отец Савелий не выдержал.
   - Если вы не против, - сказал он подчеркнуто сухо, - то я пойду, у меня есть и иные заботы.
   - Ну конечно, батюшка, конечно! - замахал руками незнакомец. - Вы уж извините назойливого странника с его глупыми вопросами. Такой у меня характер вредный!
   - Что вы! - смутился отец Савелий. - Я на вас никакого зла не держу. Господь с вами!
   - Да-да, - неопределенно сказал незнакомец. - Такой уж у меня характер... Пойду и я своей дорогой, путь у меня неблизкий.
   - Благослови вас Господь! - пожелал ему отец Савелий, осеняя незнакомца знамением.
   Незнакомец неожиданно вздрогнул, скривился и, прихрамывая, торопливо зашагал прочь.
   Путник шел в одиночестве. Капюшон плаща скрывал его лицо. На плече висела дорожная сумка. Путник шел размеренным походным шагом. Иногда он неожиданно начинал хромать.
   Солнце уходило за горизонт. В воздухе слышалось гудение комаров. Отсюда было видно горы.
   Путник шел, бормоча что-то себе под нос.
   - Тупицы! Славно-то как... Ну да, ну да, это я, конечно... Конечно! Ищите, ищите.
   Казалось, он разговаривает с невидимым собеседником.
   - Так вот как? По-твоему, я так думаю? Ха-ха! Не все так просто... Зря я тогда в Овраге, зря. Надо было предусмотреть. А с другой стороны, откуда я мог знать? Ты мне не помог, да, не помог...
   Путник замолчал и некоторое время шел в тишине. Затем он будто бы что-то вспомнил и, коротко засмеявшись, начал напевать:
   Он шел, сжимая крест в руках.
   Желая свет во мгле узреть.
   Он шел, твердя себе сквозь страх:
   "И мертвый может умереть..."
   Но оставалась мглою мгла,
   А факел не хотел гореть.
   И все ж уверенность была,
   Что мертвый может умереть!
   Вот пред могилой он предстал
   И псалм хотел запеть
   О том, чего мертвец не знал:
   Что мертвый может умереть.
   Мертвец глаза свои поднял...
   И принял клерик смерть.
   Ведь тот мертвец того не знал,
   Что мертвый может умереть...
   Путник вошел в лес. Здесь было уже темно. Путник остановился, посмотрел по сторонам и шагнул в чащу.
   Вскоре он нашел подходящее место - небольшой овраг. Путник спустился в овраг. В руках у него уже была охапка сухих веток, собранных на ходу. Он бросил ветки на землю и присел рядом на корточки. Щелкнул кремнем, высекая искры. Ветки затрещали, костер начал разгораться. Путник устроился поудобнее. Порывшись в сумке, достал плоскую бутыль, хлеб и ломоть вяленого мяса. Костер уже пылал. Путник принялся за трапезу.
   Опустошив бутыль, он достал из сумки небольшой кожаный мешочек. В мешочке был какой-то темный порошок. Он зачерпнул горсть и бросил в костер.
   Пламя на миг затихло, затем вспыхнуло ярко-зеленым цветом. Путник откинул капюшон и уставился на огонь блестящими глазами. Лицо обезображивал длинный шрам.
   Путник протянул к огню руки. Его тонкие губы зашевелились, лицо приняло дикое выражение.
   Неожиданно он поднял глаза к небу и принялся безумно хохотать.
   - Я слушаю вас, маркиз, - сказал Венцлав, зевая. - Устал что-то сегодня.
   - Ваше величество, сегодня мной были получены весьма важные сведения...
   - Ну так говори! Что, мне тебя за язык тянуть надо?
   - Слушаюсь, ваше величество. Наши люди, - министр сделал многозначительную паузу, - наши люди из Карельска сообщают, что замок барона Линка...
   - Постой-ка! - Венцлав встрепенулся.
   Министр послушно смолк.
   - Благородные господа, - обратился король к скучавшим за пустым столом вельможам, - я думаю, можно считать заседание закрытым. Не буду вас задерживать мелкими организационными вопросами...
   Феодалы начали торопливо подниматься из-за стола и, почтительно кланяясь, покидать залу. Когда последний из них оказался за дверями, Венцлав нарочито небрежным голосом бросил:
   - Так что там в Карельске, маркиз?
   - Весьма темная история, ваше величество, - сказал министр. - Сразу после смерти барона Давида Линка его замок, вместе со слугами, охраной и семьей барона... сгорел.
   - Как так - "сгорел"? - переспросил Венцлав. - Что за глупости?
   Министр развел руками.
   - Очень странная история, ваше величество, - сказал он. - Все выгорело дотла, даже камни потрескались...
   - И как вы можете это объяснить?
   Министр запнулся.
   - Я... Видите ли, ваше величество, пока что мы никак не можем этого объяснить, но я надеюсь, что как только будет произведено расследование, мы будем знать все детали данного происшествия.
   Венцлав нахмурился.
   - Кто же будет заниматься расследованием? - спросил он.
   - Я думаю, удобнее всего будет поручить это дело нашим карельским агентам, - предложил министр.
   После небольшой паузы король сказал:
   - Послушай, маркиз, а что, семья барона подала иск?
   - Нет, ваше величество, все семья барона погибла...
   - А может родственники интересуются их судьбой?
   - Нет, ваше величество...
   - Так какого же дьявола мы будем проводить разные расследования?! рявкнул Венцлав.
   Министр растерялся. Он не мог понять причину королевского гнева и лихорадочно ее искал.
   - Собственно, нам расследование не нужно... - осторожно произнес он, - но вот карельские феодалы...
   - Так-так, ну и что же там карельские феодалы? - с подозрением произнес Венцлав.
   - Карельские феодалы удивлены и обеспокоены непонятным пожаром в замке барона Линка и направили прошение о проведении официального расследования этого дела.
   - Ах, вот как? Прошение на мое имя?
   - Нет, ваше величество, на имя градоправителя Карельска.
   - Зачем им это надо?
   - Трудно сказать, ваше величество, - сказал министр, - возможно, они опасаются... повторения подобных пожаров?
   - А может быть, еще чего-нибудь они опасаются? - предположил Венцлав. Говори, маркиз, говори.
   Маркиз сделал нерешительный жест.
   - Да, ваше величество... Кроме необъяснимого пожара, была замечена и еще одна странность - таинственным образом погибла дружина барона, которой удалось избежать огня. Дружинники прибыли в Карельск и исчезли. Последний раз их видели у дворца градоправителя...
   - И они считают, что дружину уничтожил градоправитель? - предположил Венцлав презрительно.
   - Я не берусь утверждать... Возможно, расследование прояснит...
   - Расследование? Нет, расследование не прояснит, - сказал король.
   - Тогда, может быть...
   - Маркиз! - перебил Венцлав. - Ты хорошо меня слышал? Я сказал, что расследование ничего не прояснит. Потому что никакого расследования не будет!
   Министр удивленно уставился на короля.
   - Что ты таращишься? По-моему, я все понятно сказал.
   - Так точно, ваше величество, - поспешил подтвердить министр, сгибаясь в поклоне. - Я все понял: расследование не проводить.
   - Нет, ты не совсем правильно понял. Расследование проводить, только проводить его будет градоправитель, а наши агенты пусть занимаются делами более важными. Ясно?
   - Слушаюсь, ваше величество.
   - Ну вот, так-то лучше. Кстати, что там за слухи из Междулесья?
   Министр заглянул в доклад.
   - Необъяснимая смертность среди крестьян. В народе ходят слухи о колдовском происхождении проблемы...
   - Вот и занялись бы этим делом, вместо того, чтобы всякие пожары изучать! - предложил Венцлав.
   - Так ведь, ваше величество, этим делом занимается Святой Орден...
   - Ладно, пусть занимается. У тебя еще есть новости?
   - Нет, ваше величество, это все.
   - Тогда можешь идти.
   - Слушаюсь, ваше величество...
   Министр удалился.
   Венцлав несколько мгновений задумчиво смотрел в одну точку.
   - Да, ваше преосвященство, - пробормотал он, - вот так-то!
   ГЛАВА 9
   - Графиня, позвольте представить вам моего друга. Артур Каймон, маркиз Инсуэльский.
   Маркиз коротко кивнул.
   - Графиня Валерия Ла Карди... - продолжал герцог.
   - Ну, если вы так официально, Владимир... то тогда уж не графиня, а Принцесса. Принцесса Крови.
   - Чрезвычайно рад знакомству, - маркиз расплылся в улыбке.
   - Охотно верю, - сказала графиня. - Прошу располагаться поудобнее. Быть может, желаете выпить?
   - Нет, благодарю, - герцог занял кресло рядом с графиней.
   - А я охотно бы выпил, - сообщил маркиз, усаживаясь.
   Графиня сделала знак слуге.
   Он исчез, но через мгновение появился с подносом. На подносе стояли три хрустальных бокала с золотистым вином.
   - О-о-о, "Осенний цвет"! - маркиз проявил незаурядные знания в области вин. - Но не буду же я наслаждаться таким божественным напитком в одиночестве...
   Графиня и герцог тоже пригубили вина.
   - Вы, маркиз, надолго к нам прибыли? - поинтересовалась графиня.
   - Пока что не решил, - ответил маркиз. - Я вообще очутился здесь случайно - проезжал мимо и заехал к герцогу в гости.
   - Понятно. Ну и как вы находите здешние места?
   - Дикий край, - сказал маркиз. - Никакой цивилизации. Не понимаю, чем здесь можно заниматься.
   - А как же охота? - с легким удивлением спросил герцог. - Ведь вы страстный охотник.
   - Охота здесь действительно должна быть хорошей - леса просто кишат дичью. Но я, честно говоря, привык охотиться в большой компании. Этакая грандиозная охота, которая плавно переходит в пир, - засмеялся он. - Здесь это вряд ли получится из-за отсутствия шумной компании приятелей.
   - Тогда вам здесь не понравится, - холодно сказала графиня.
   Маркиз ничего не ответил.
   Молчание несколько затянулось и маркиз не выдержал.
   - Сегодня прекрасная погода, - с натугой сказал он.
   - Да, отличная тема для поддержки разговора... - ответила графиня.
   Герцог кашлянул.
   - Графиня пренебрегает условностями этикета, - извиняющим тоном произнес он. - Воспринимайте ее слова как шутку.
   - Да я и сам пренебрегаю этикетом, - заявил маркиз, насмешливо поглядывая на графиню. - Помню, еще в детстве моя горячо любимая маменька частенько ругала меня за то, что я жрал варенье прямо из вазы, причем руками.
   - Как неблагородно! - скривилась графиня.
   - Но вполне естественно, - сказал маркиз. - А вы, графиня... то есть принцесса, очень цените в людях благородство?
   - Что вы, маркиз! Я этого не говорила. У меня по поводу благородства свое суждение. Уж не знаю, совпадает ли оно с вашим, но с суждением Владимира, по крайней мере, не совпадает. В принципе.
   - Интересно было бы услышать...
   - Правда? Но, может быть, еще вина?
   - С удовольствием!
   Слуга наполнил бокал маркиза.
   - Да, так о чем мы говорили? Ах, вспомнила: о благородстве. Ну, поскольку вышеупомянутое понятие состоит из нескольких частей, было бы уместнее рассмотреть их каждое в отдельности. Итак, что же такое есть благородство? Это высокая нравственность во-первых, самоотверженность во-вторых и честность в-третьих. Вы со мной согласны?
   - Абсолютно, - развязно сказал маркиз.
   - А по-моему, вы кое-что упускаете, Валерия, - заметил герцог. - Вы упускаете происхождение. Только чистокровная дворянская родословная гарантирует истинное благородство.
   - Вам не кажется, Владимир, что вы путаете благородство как понятие с благородством происхождения?
   - Гм, возможно, - согласился герцог. - Продолжайте, пожалуйста.
   - Благородство - черта поведения, которая может проявляться независимо от происхождения. Ею может обладать и принц, и смерд, - пояснила графиня.
   Маркиз насмешливо хмыкнул.
   - Это что-то новое. Подумать только: "благородный смерд"! Но оригинально, несомненно оригинально.
   - Оригинальность добавляет в жизнь разнообразия, не так ли? Но вернемся к составным частям благородства. Высокая нравственность. Каково происхождение нравственности, как вы думаете?
   - Я думаю, нравственность - это миф, - небрежно произнес маркиз. - Люди любят мечтать о совершенстве, вот и придумали себе шаблоны, идеалы. Все говорят, что надо следовать высоким нравственным принципам, только не у всех выходит. Да оно и неудивительно - человек как был животным, так им и остается. А нравственность противоречит природе.
   - Каким же, позвольте узнать, образом? - спросил герцог.
   - Да очень простым.
   Маркиз отпил вина. - Представьте себе, что я возжелал вашу жену, герцог. Как человек нравственный, я должен буду ужаснуться, презреть самого себя и побежать исповедоваться. Но в природе такое поведение обернулось бы тем, что я лишился бы потомства. Волк перегрызает другому волку горло за волчицу, и это вполне нравственно с его точки зрения.
   - Ошибочная точка зрения, - сказала графиня.
   - Почему же?
   - Потому что к человеческому обществу нельзя применять законы, применимые, скажем, к животному миру. Человек довольно сильно отличается от волка, а государство от волчьей стаи еще сильнее. У нравственности иные корни. Это просто... договор. Стремление к порядку, необходимые для выживания условия. Если каждый человек, к примеру, "возжелает жену ближнего своего" и начнет добиваться ее вашими волчьими методами, то общество превратится в сплошную бойню. Воцарится хаос, а это в конечном счете приведет человечество если не к гибели, то к упадку. Человек, который идет против нравственности, становится врагом общества. Убийца, вор, насильник - это волки-одиночки. Но здесь мы сталкиваемся с парадоксом "личность-общество". Действительно, для общества в целом, определенные временем и государственным строем нравственные положения являются безусловно полезными и нужными. Однако, при любом строе всегда находятся люди, которым этот строй не подходит. А раз он им не подходит, они обречены на вымирание. К таким людям уже не применимо понятие нравственности, подходящее для всего общества. Для них эта нравственность губительна. И все же это не оправдывает их. Они обречены на травлю со стороны толпы и на всеобщее презрение. Другое дело, если они оказываются достаточно сильными, чтобы прийти к власти и создать свое государство, изменив нравственность на свой вкус. Вот тогда они неожиданно становятся нравственными до умопомрачения. Возьмите бродягу с большой дороги, который за миску похлебки готов перервать другому горло, и сделайте его герцогом. Дайте ему вотчины и приличный капитал. И увидите, каким он станет нравственным. Правда, это только при условии, что до этого он нарушал нравственные нормы лишь из-за безвыходных обстоятельств. Иначе он будет до тех пор безнравственен, пока не перевернет существующие моральные нормы вверх ногами, переделав их под себя...
   - Забавно, забавно! - маркиз рассмеялся. - То есть вы хотите сказать, что в обществе зайцев волк всегда будет безнравственным, и точно так же заяц - в обществе волков.
   - Если вам больше по душе аналогии с животными, то можно сказать и так, согласилась графиня.
   - А как насчет самоотверженности? - спросил герцог.
   - Самоотверженность - это действительно вещь мифическая. Пренебрежение собственными выгодами в интересах других принципиально невозможно. Это просто пренебрежение явными выгодами в расчете на выгоды тайные. Когда я вижу проявление самоотверженности, я всегда задумываюсь, какие тайные причины могли ее вызвать. Миф же о самоотверженности возник из-за людской глупости, точнее, из-за неумения тайные выгоды разгадать. Самоотверженность на самом деле всегда таит в себе возможную опасность. Из-за этого я не люблю самоотверженных людей.
   - Хорошо, что я не принадлежу к их числу, - шутливо протянул маркиз. - Что у нас осталось? Честность?
   - Да, честность.
   Графиня задумалась.
   - Честность - это, пожалуй, единственное, что я уважаю в людях. Честность упрощает нам жизнь. Животные, например, не могут притворяться или лгать, это чисто человеческая привилегия. В той самой природе, которой вы, маркиз, восхищаетесь, всегда известно, кто тебе враг, а кто друг. Человек же может расточать перед вами любезности, а сам за спиной точить кинжал. И только глупые люди не могут оценить всех достоинств честности.
   - Почему так?
   - Потому что люди не любят правды. Иногда даже ненавидят. Я считаю, что всегда нужно прямо говорить дураку, что он дурак, а подлецу - что он подлец. По крайней мере, это может дать ему шанс исправиться. Дурак, которому все из желания угодить твердят, что он умен, сам начинает в это верить. Но, желая угодить, они делают ему большее зло, поскольку отнимают трезвость суждений.
   - Можно подумать, что вы сами никогда не лжете... - сказал маркиз.
   - Никогда. Если я не хочу чего-либо говорить, то я, возможно, промолчу, но лгать не стану. Ложь - это суррогат жизни. Иногда она может даже заменить саму жизнь, но ложь всегда является признаком слабости. Там, где человек бессилен, он призывает на помощь ложь. Поэтому ложь, иллюзии, самообман - явные признаки вырождения.
   - Но ведь иллюзии помогают выжить, - возразил маркиз.
   - Иллюзии помогают выжить слабым. Сильным они только мешают, расслабляя волю, - ответила графиня, с неопределенной улыбкой.
   - Мне кажется, вы забываете о другой роли иллюзий, - в голосе герцога послышалось волнение, - ведь они делают мир лучше. Иллюзия может дать человеку совершенство, которого в реальной жизни не бывает.
   - Так ведь от этого реальный мир не изменится, правда?
   - Но изменится сам человек! - Да ничуть он не изменится, - презрительно ответила графиня. - Он только будет все чаще и чаще погружаться в свой выдуманный мир, забывая реальность. Человек же сильный, лишенный иллюзорных надежд, будет менять именно реальный мир, будет менять то, что его не устраивает.
   - В таком случае ваш "сильный человек" будет выступать против властей, сказал маркиз и допил вино. - Власти не любят, когда кто-то меняет положение вещей.
   - А сильный человек всегда выступает против властей. Государство было придумано именно слабыми - объединившись, им легче было выжить. Сильному государство не нужно, оно лишь мешает ему. У него два выхода - либо победить власть, либо примкнуть к ней, что, в сущности, одно и то же.
   - Вы, графиня, наверное, относите себя к сильным? - с кривой улыбкой спросил маркиз.
   - Возможно, - произнесла графиня, уставив на маркиза тяжелый взгляд. - А вы себя таковым не считаете?
   Маркиз театрально вздохнул.
   - Видите ли, графиня, я по природе человек сильный, но, как бы это поточнее... слабохарактерный. Уж очень я падок на "земные блага". А на философствования у меня как-то не остается ни времени, ни желания. Нет, я не отрицаю, иногда бывает приятно поболтать о том, о сем в хорошей компании, но мне кажется, что в реальной жизни всем этим принципам, всем этим рассуждениям не место. Большинство людей прекрасно обходится и без этого...
   - Да, вот тут я с вами согласна, - прищурилась графиня, - большинство действительно не задумывается об этом. Я подчеркиваю - именно не задумывается. Они руководствуются лишь внутренним чутьем, которое заменяет им интеллект. Но разум дан человеку для того, чтобы им пользоваться. - И между тем, графиня, именно разум, как ни странно, толкает человека на изобретение абсурдных, противоестественных и безумных вещей, заставляет совершать воистину дикие поступки. Разнузданная фантазия страшнее войны.
   Графиня пристально посмотрела на маркиза.
   Герцог молчал, с интересом наблюдая за дискуссией.
   - И тем не менее, она руководит прогрессом, - сказала графиня. - В еще большей мере - искусством. Многие плоды человеческой фантазии казались безумными, но со временем их признавали гениальными и начинали всячески развивать их и подражать им. Где граница между безумием и гениальностью? Между извращением и мудростью? Кому дано об этом судить?
   - Судить, конечно, потомкам - с высоты веков взгляд более ясный. Но жить-то во всем этом нам...
   Графиня не отвечала.
   - Валерия, а как вы объясняете происхождение искусства? - спросил герцог. - Хотелось бы услышать ваше мнение по этому вопросу, - добавил он.
   Графиня улыбнулась.
   - Искусство остается одной из самых больших загадок человечества, сказала она протяжно. - Ибо непонятны причины не только его происхождения, но и причины его популярности. Человек обладает врожденной любовью к прекрасному, но вот понятия о прекрасном могут довольно сильно варьировать. А какой именно вид искусства вы имеете в виду, Владимир?
   - Предположим, живопись.
   - Живопись проще всего объяснить. В принципе. Человек увидел великолепный природный пейзаж и решил его повторить, дабы иметь пред собою в наличии постоянно. Зрители его работы получают удовольствие от созерцания данного пейзажа. Неясными остаются лишь истоки этого чувства - чувства наслаждения прекрасным. Возможно, они кроются во врожденном человеческом стремлении к исследованию окружающего мира.
   - А что вы скажете о литературе? - присоединился к герцогу маркиз.
   - Вы, конечно, имеете в виду художественную литературу, - уточнила графиня. Потому как цели литературы научной вполне ясны. Истоки художественной литературы - в обычном повествовании. Людям нравится слушать интересные истории. Книга же превосходит по возможностям живого рассказчика, являясь доступной всем, и даже после смерти автора. К этой же категории можно отнести и театральное искусство, только там рассказ иллюстрируется более наглядно. Вот чего я действительно не могу объяснить, так это музыки... Что человек извлекает из хаотичного набора звуков - непонятно.
   - Может быть музыка каким-то образом сродни речи - определенные звуки напоминают нам слова, интонации, - осторожно предположил герцог.
   - Зачем же повторять то, что уже есть? - возразил маркиз.
   - А что, если музыка не повторяет, а заменяет? Что, если мелодии говорят нам о том, чего нельзя высказать словами, заменяют те слова, которых нет в человеческой речи? - тихо сказала графиня.
   - Однако, чтобы эти тайные слова слышать, нужно иметь по меньшей мере музыкальный слух, - произнес маркиз. - Я же, к сожалению, сего дарования лишен и вынужден пользоваться обычной речью. А говоря обычной речью, - добавил он, хитро подмигивая, - следует, пожалуй, признать, что наступает время обеда...
   Распрощавшись с хозяйкой, вельможи покидали замок.
   - Надо же, проделать две сотни верст для того, чтобы встретиться с очередной занудой, - недовольно ворчал маркиз.
   - Вы неправы, маркиз, - не соглашался герцог. - Графиня Валерия очень интересная женщина...
   Маркиз бросил на него косой взгляд.
   - Да бросьте вы! Я сыт этими заумными разговорами по горло. При дворе такие разговоры становятся хорошим тоном, с поощрения короля. Я думал, хоть здесь, в провинции, люди попроще, так нет же.
   - Ну что значит "попроще"? - возмутился герцог. - Общайтесь тогда с купцами, или крестьянами - они действительно "попроще"!