Страница:
– Сестрёнке подарю, – хмуро сказала она.
Ещё она на инро и нэцкэ заглядывалась, но не стала их брать. А мне традиционное нихонское оружие хотелось поглядеть, но я не стал в одиночку его искать. Одна только лавка и попалась. Я повертел в руке массивный нож с узорной заклёпкой мэнуки в форме головы какого-то божка. Он зубами скреплял лезвие ножа с рукояткой.
– Возьмите, – пристал торговец, седой отоко. – Всего пять тысяч иен.
Пришлось срочно отвалить. Таких денег на обычный нож у меня не было.
– Погоняем? – предложила Аоки.
Мы выехали с рынка и покатались по местным эстакадам. Они хоть и пустые были, но сильно замусоренные. На некоторых, самых нижних, бездомные соорудили себе халупы из всяких обломков, и ездить там было невозможно из-за гор хлама. И воняло био-тойрэ, несмотря на крепкий осенний ветер. А верхние уровни эстакад ещё ничего были, там здорово оказалось. Только опасно. Трещин очень много, и под байками вполне могла дорога обвалиться – мне так казалось. Но на самом деле, конечно, у них запаса прочности лет на сто хватит. Всё, что могло, тут уже обрушилось или было снесено строителями тридцать лет назад.
7. Пока ещё среда
8. Четверг
Ещё она на инро и нэцкэ заглядывалась, но не стала их брать. А мне традиционное нихонское оружие хотелось поглядеть, но я не стал в одиночку его искать. Одна только лавка и попалась. Я повертел в руке массивный нож с узорной заклёпкой мэнуки в форме головы какого-то божка. Он зубами скреплял лезвие ножа с рукояткой.
– Возьмите, – пристал торговец, седой отоко. – Всего пять тысяч иен.
Пришлось срочно отвалить. Таких денег на обычный нож у меня не было.
– Погоняем? – предложила Аоки.
Мы выехали с рынка и покатались по местным эстакадам. Они хоть и пустые были, но сильно замусоренные. На некоторых, самых нижних, бездомные соорудили себе халупы из всяких обломков, и ездить там было невозможно из-за гор хлама. И воняло био-тойрэ, несмотря на крепкий осенний ветер. А верхние уровни эстакад ещё ничего были, там здорово оказалось. Только опасно. Трещин очень много, и под байками вполне могла дорога обвалиться – мне так казалось. Но на самом деле, конечно, у них запаса прочности лет на сто хватит. Всё, что могло, тут уже обрушилось или было снесено строителями тридцать лет назад.
7. Пока ещё среда
Часа в четыре я к родителям поехал. Бабушки на скамейках, понятно, мой новый байк заметили и стали показывать на него пальцами, качая седыми головёнками. А я спокойно приткнул его на крошечной стоянке и сразу вошёл в пансионат.
В комнате родителей толокся медицинский робот. На его экране торчала физиономия доктора, тот уверял мамашу, что у неё с анализами всё в порядке. Окаасан не очень верила, по-моему. Пока она общалась с врачом, я подрулил к папаше. Он скучал на футоне, потому что не мог толком смотреть голик – нельзя было включить звук. Я сунул ему в сухую ладонь пяток таблеток.
– Что это? – Он покосился на мать. Но подарок спрятал в кармашке пижамы.
– Экстази, что ещё, – прошептал я. Глаза у старика вспыхнули, и он моментально кинул одну таблетку в рот. – Ты же просил. Только все сразу не лопай, перегреешься.
– Ну, сынок, уважил. Богатый стал, да? Пять штук аж принёс, надо же.
Развить диалог у нас не вышло, мать перестала мучить программную копию эксперта и прогнала робота вон. Она принялась хлопотать возле плиты, чтобы погреть для меня кусочек рыбы, а папаша наконец-то врубил голик как надо. Его физиономия заранее светилась счастьем.
– Как твоя онна? – осторожно спросила мать.
– Мы просто друзья, – припомнил я фразу из сериалов. Непонятно, то ли мать обрадовалась, то ли огорчилась. Хорошо хоть, не стала больше эту тему развивать. Не представляю, что бы она сказала про мои съёмки в молодёжном кино или про хентайное эсу в тойрэ, вот я и притух с рассказами.
– Вот, гляди. – Она подсунула мне дешёвую рекламку на обычной бумаге. Такие тут всё время на столике в холле валяются, пачками.
Эта была про новейшую клинику. «Приносите яйцеклетки в нашу клинику, и мы выделим из них бластоциты! – писали рекламщики. – Ваша драгоценная яйцеклетка при помощи нашего великолепного катализатора начинает делиться, превращаясь в эмбрион! Далее: мы применим оригинальные факторы роста, и стволовые клетки превратятся в нужные Вам ткани. Например, в сердечную мышцу! Небольшая и недорогая операция – и поражённый участок Вашего прекрасного сердца опять как новенький. Наше терапевтическое клонирование подарит вам миллионы молодых клеток!»
– И что? – спросил я. – Твоя страховка позволяет проделать такое?
– Как бы не так. Просто имей ввиду, что… Ну, если у тебя вдруг лишние деньги появятся… Там ещё много чего написано хорошего, – кивнула она на рекламку.
«Болезни Паркинсона и Альцгеймера, рассеянный склероз и диабет, инфаркты, инсульт, эпилепсия – всё мы вылечим вашими стволовыми клетками». Да уж. Я и не знал, что у предков столько проблем. А выглядят неплохо.
– Ну, не знаю… А почему они говорят «приносите яйцеклетку»? Приличная клиника должна сама её забирать.
– Да какая разница? Вот самое главное, – сказала мамаша, отбирая у меня проспект. – «Вливание кроветворных стволовых клеток перезагрузит Вашу иммунную систему».
Отец услышал и радостно крикнул:
– Я тоже, может, хочу перезагрузиться!
– Тоже он «хочет»! Вот, слушай: андрогенез требует переноса двух ядер из сперматозоидов в яйцеклетку, из которой вынули ядро. Так и написано. У тебя найдётся то, что им нужно, оядзи?
– Это сперму сдавать, что ли? – сообразил отец. – Ещё я в клиниках не дрочил, симатта! – И он заржал как юный конь, я их по голику видел.
– Да у тебя и не встанет, маньяк! – с досадой сказала мать. – Не орал бы хоть на весь пансионат, стыда потом на скамейке не оберёшься. Тоже мне, онанист выискался.
Но отец ничуть не обиделся. Его переполняла бодрящая энергия экстази, и всё ему было до лампы. Он даже порывался вскочить со своего лечебного футона. Однако электрические штаны не особенно слушались мозга, и пришлось ему просто вертеться, будто фугу на сковородке.
– Склероз у неё! – продолжал он вопить. – Я тут передачку записал, вот послушай, Егор!
Он потыкал в кнопки на смарте и вывел запись на голик. Какой-то умный отоко в белом халате вещал: «Старческого склероза вполне можно избежать. Тренируйте память и питайте кровь сахаром – и все будет ёси! Ведь что такое склероз? Это всего только усушка гиппокампуса. Так не дайте ему засохнуть! Чтобы поддерживать отличную память в любом возрасте, грамотно перерабатывайте глюкозу и тренируйте мозг, чтобы в него притекал сахар. И всё!»
К счастью, разговор в голике отвлёк оядзи от бурных переживаний, и он отстал от нас. Окаасан взяла меня под руку и увела прочь из шумной комнаты. Мы выбрались во двор и пошли вдоль стены пансионата. Из-за низких туч было довольно сумрачно. «Значит, для терапевтического клонирования нужны сперматозоиды, – думал я. – Видел же сто передач, а всё не обращал внимания. И что теперь мне Урсула скажет? Как я ей сэйки сдавать буду?»
– Отец-то у тебя совсем рехнулся, «билет на небо» в Инете заказал, – сообщила обасама сердито. – Дескать, так он подготовится к смерти и будет всегда помнить о каких-то обязательствах перед живыми. Дурят народ, симатта! А он и верит, рэйдзи. Говорит, в рамочку повесит и будет вспоминать, как посадил дерево и вырастил сына.
– Забавно. Билет, значит?
– И ещё сертификат подлинности. Ксо! Ладно хоть, успела тайком от него отказаться от «билета», пока не приволокли… Никак нельзя без этого чипа? – озабоченно спросила обасама. Она нащупала идентификатор у меня в кожной перемычке на ладони и опять подняла свою старинную тему. – Ох, лучше бы ты его в другое место воткнул. Храни нас, Каннон! Здесь же знак зверя должен появиться.
– Такие чипы у половины всех людей в мире. – Мозги у меня вдруг прояснились, и я про Урсулу решил поведать. – Знаешь, эта учёная девушка в зоопарке умеет с яйцеклетками работать, по-моему. Она у меня анализы брала и про стволовые клетки толковала. И про деньги ничего не сказала. Может, я спрошу у неё о вашей рекламке? Вдруг это не очень сложно? Тогда ты могла бы склероз полечить. А то она предлагает мне ген-терапию пройти, в Леф-1 и других генах поковыряться. Я так думаю, что тебе важнее поправиться, верно? Пусть уж лучше тобой займется, если ей практика нужна.
Говорил, а у самого перед глазами её манга-буккакэ стояла, и как она с роботом во время сна развлекалась.
– А у неё лицензия есть?
– Пока нет, по-моему.
Кажется, мамаша крепко загрузилась – видно было, как напряжённо она думает. Так ничего и не придумала, обещала с подружками посоветоваться. Они нас на скамейку призывали, пока мы мимо прогуливались. Пришлось подойти и поздороваться с ними. Но с бабками трепаться я не слишком люблю, они про девчонок выпытывают, так что я быстро свалил. «Ну, – подумал, – жди теперь расспросов, откуда у меня такой байк. Симатта, подарок же папаше опять не купил».
Чтобы опять не забыть об этом, я тормознул у первого же магазинчика на среднем ярусе эстакады. Только сигнализацию активировал, как услышал негромкий голос:
– Оссу, Егор.
Это был Шрам! Он стоял рядом с чёрным мотоциклом – кажется, «судзуки». И как только сумел меня тут подловить? Я, правда, на попутные машины и байки не заглядываюсь, на дорогу смотрю и знаки, а сегодня ещё и на бордюры пялился. Про которые Тадаси в гараже рассказал. Недавно я видел, как их на этой дороге меняли. Но разве начинку в пластике разглядишь?
– Зайдём? – На Шраме была почти байкерская одёжка, кожаная. Но без бахромы, кончосов и всяких нашивок. Зеркальные очки, само собой, опять на носу сидели – он их никогда не снимает, наверное. – Что-то ищешь?
– Оядзи скоро восемьдесят три стукнет.
Магазин был автоматический – на входе и внутри торчали камеры, а в дверях примитивный робарт, который заодно с покупателя иены списывал, если тот с товаром выходил. Внутри никого не было. Глушитель на окно хозяин не потрудился поставить, и снаружи проникал низкий рёв эстакады.
Почти на каждую упаковку с товаром фирмачи налепили диоды. Тупая затея. Сейчас такими штуками покупателя не заставить на твой продукт поглядеть. Все эти тучи огоньков перемигивались по разному, цветами и ритмами играли, да что толку? Только рябь в глазах. В этом смысле торговые автоматы куда приятнее.
Я почему-то жутко нервничал – настолько, что никак не мог глазами на чем-нибудь остановиться. Шрам это заметил и снял с полки какой-то кривой горшок, приподнял его и показал на рисунок.
– Неплохой образец гончарного изделия, наверняка слеплен по программе Сирозаи Вона! Обрати внимание на ровные цвета глины. Чтобы добиться жёлтого, её надо обжигать при высочайшей температуре. Чёрный получить намного сложнее – глину надо не только нагреть, но и моментально остудить. С белой куда проще, раскрасил под старинного мастера и суй в печку. Тебе интересен этот ситомон? Погляди на его корявую поверхность и узор рисунка, оцени мастерство ваятельной программы.
– Что вы от меня хотите, сэмпай? – с трудом спросил я. Дурацкая лекция отоко неожиданно успокоила меня. Или это форма кувшина так подействовала?
– Мы можем посмотреть и на другие товары…
Словно привязанный, я пошёл вслед за Шрамом между низких полок. Постепенно волнение моё почти улеглось, и в основном благодаря его ненавязчивым комментариям. То и дело я думал: «Неужели в эту весеннюю картинку „сюнга“ тоже запаян фирменный чип? И в каждый танкобон или флэшку с эччи?» Представляю, сколько таких рафидов у меня дома скопилось. Почему я раньше не обращал на это никакого внимания? Совсем меня Тадаси заморочил.
– А вот ещё превосходный набор для юного каллиграфа, – заявил Шрам и повертел передо мной двумя кистями, толстой и тонкой. – И китайская тушь имеется! – Он принюхался к серой палочке, похожей на храмовую свечу. – Конечно, в ней нет ни рыбных костей, ни сажи, но разве это важно? Потёр о чернильный камень, развёл с водой – и пиши для успокоения сердца и развития усидчивости. Ладно, хоть суйтэки из керамики, а не пластиковая… – Шрам аккуратно закрыл лакированную коробку с набором каллиграфа и сложил руки на груди. Я обратил внимание, что стоит он боком к камере. – Я дам тебе тысячу рублей, если ты вынесешь одну штуку из зоопарка.
У меня на секунду остановилось дыхание.
– Тысячу?
Это были очень большие деньги. Я мог бы отдать семьсот Тони и забыть о его банде. Нет, не буду забывать, я хотел участвовать в покатушках с ними. Значит, я мог бы иметь много своих денег и не выполнять приказы Сэйдзи, если они покажутся мне обидными. А заставить он меня не сможет, я сильнее. Правда, потом прогонит из камайну…
– Ты думаешь – даже бетонный мост нужно проверять прежде, чем ступить на него? – одобрительно хмыкнул Шрам. – Согласен, дело достаточно непростое, но ведь и вознаграждение достойное. Вынеси мне детёныша вашего Генки, и эти деньги твои.
Я вторично онемел. «Одна штука»! Живое же существо. Сунуть его под суйкан и пронести мимо термографических камер? Это невозможно! Мой взгляд случайно вперился в проектор рекламного голика, висевшего позади Шрама. Голик включился. Перед моими глазами замелькали картинки с пузатыми отоко, счастливым до одури. «В нашей клинике беременным мужчинам предлагается самый современный гормональный курс! Удачная имплантация яйцеклетки и последующие роды гарантированы!» – принялся убеждать меня мужественный голос.
– Разумеется, я дам тебе нужные для этого средства, – утешил меня отоко, и я очнулся. Реклама заткнулась. – Можешь быть уверен, необходимую техническую поддержку я обеспечу, и ты не попадёшь в записи. Иначе я не предложил бы тебе кражу. Или цена её была бы куда выше.
Я вспомнил о сегодняшней лекции Тадаси – обо всех этих проклятых спутниках на орбите, терагерцовых камерах и бакдорах. А сколько ещё ловушек разбросано по городу, сколько наблюдателей смотрят за нами с каждой стены и столба? Шрам уверяет меня, что я не попаду на каторгу, но обо всём ли он знает, о чём толковал умный чиппер?
– Не знаю… – проговорил я.
Шрам снял с полки бронзовую курительную трубку и поманил меня к выходу. Вряд ли ему нужна была эта бестолковая штука. Или он курил табак?
Тут же подкатился рукастый ифбот на двух колёсах, пожелал нам приходить ещё и завернул покупку в тонкий пластик.
– Я курю один специальный сорт, – кивнул Шрам на цубоякки. – Такая покупка никого не удивит. Модифицированный табак, разные нарушения в психике предотвращает. Ну так что ты думаешь о моём плане? Подозреваю, Егор, ты хочешь спросить меня – зачем бы мне понадобился этот уродец? – Мы прошли через воротца робарта, и тот выдал добрые слова благодарности за покупку. – Ты наверняка видел в новостях месяц назад, что детёныш получен клонированием, что это ваша учёная Урсула постаралась. Так вот, всё не так. Ложь для публики, понятно? Эмбрион сам завёлся, ещё до того, как над самкой шимпанзе операцию проделали. И они там это знают, но скрывают.
– Но зачем? Это же сенсация гораздо крупнее, чем была!
– Во-первых, на слово им не поверят, придётся полностью раскрывать карты. Но это только половина дела. А вторая – в том, что такой невозможный детёныш даёт им в руки невиданный шанс огрести миллиарды иен на торговле новым лекарством. Если только конкуренты узнают о нём – прощай сверхприбыли. У них же будет монополия, ясно?
– Что ещё за лекарство? – усомнился я. – Вон их сколько в автоматах…
– А такого нет. Вот ты знаешь, например, что людей с чёрным и некоторых с красным ген-паспортом сознательно делают бесплодными ещё в младенческом возрасте?
– Что?! Я видел по голику, что природа сама так распоряжается… Так же лучше для человечества, если мутации не идут дальше. Что за гаракуту вы тут несёте?
Я разозлился на Шрама и подступил к нему со сжатыми кулаками. Он выставил ладонь и отодвинулся, поглядев по сторонам. Я опомнился и тоже осмотрелся. Наверняка эта мини-стоянка на средней эстакаде находилась под прицелом какой-нибудь камеры. Не стоит здесь бушевать.
– Это так, Егор, – мягко заметил чёрный отоко. – Что люди могут знать о целях природы? Может, в её планах именно вал мутаций и появление нового разумного вида? Но медики и правительства стоят насмерть, не хотят терять власть и деньги. И новое лекарство, которое для них изготовят ручные химики, они используют для самих себя, для своих «ущербных» детей. Думаешь, у всех чиновников дети с белыми паспортами? А внуков-то хочется…
– И при чем тут детёныш, симатта?
– Ты разве не видел, что он нормальный с виду? Генки ваш наверняка при рождении был подвергнут анти-терапии, ему дополнительно поковырялись в хромосомах, чтобы он не смог произвести потомство. Но оно появилось, причём по всем признакам нормальное. И ты мог бы стать отцом, – добавил он вкрадчиво. – Этого малыша увезут в Токё и всё равно распотрошат до последней клетки, когда он подрастёт и перестанет нуждаться в матери. А ты так и не увидишь в клинике или автомате новое лекарство, которое вернуло бы тебе способность стать отцом собственного ребёнка. Никто не выпустит такую крутую химию на открытый рынок.
– А вы? – тупо спросил я. – У вас своя фабрика, лаборатория?
Он кивнул с самодовольным видом и уселся за рога своего крутого байка.
– Естественно. И ты стал бы первым нашим пациентом, излечившимся от бесплодия. Если бы вынес малыша и передал мне – совершенно без всякого риска. А теперь подумай ещё раз, что ты можешь приобрести, и это помимо денег! Внутреннюю свободу и здоровье, да нет, саму жизнь своего будущего ребёнка. – Он помолчал выжидательно. – Мы с тобой ещё встретимся, и тогда ты будешь готов поработать на себя, а не на постороннего дядю.
– Где мы встретимся?
– На закрытии сезона, в воскресенье. Я сам найду тебя. И я не должен повторять, надеюсь, что первое условие нашего контракта – твоё полное молчание обо мне и нашем деле? Даже если тебя полиция будет пытать. Дзя мата!
Крепко я загрузился, прямо до помутнения в мозгах. Не помню, как я до своего маншёна добрался. Врубил автонавигацию на бортовом компе и просто за руль держался, пока меня байк вёз. И всё думал, думал, да без толку. Так, обрывки мыслей за хвосты ловил. Особенно почему-то одну – как я не купил папаше подарок, хотя в магазин для этого и зашёл. Ладно, времени ещё навалом…
А дома после ужина сразу Уголовный кодекс принялся изучать – нашёл его в Инете. «Употребление насилия или применение угрозы в отношении должностного лица с целью побудить его к выполнению или невыполнению служебного действия – каторга или тюремное заключении на срок до трёх лет». Такие там были слова. Украсть детёныша из клетки – это невыполнение служебного действия или как? Не силён я в юридических делах, факт. Нет, вот это ближе будет: «Злоупотребление должностными полномочиями служащим государственного и общественного учреждения – каторга или тюремное заключение на срок до двух лет». Пожалуй, залезть в клетку среди ночи будет злоупотреблением в чистом виде. Два года не три, конечно, и всё равно неприятно. А главное, что родители скажут?
Я ещё полистал разные файлы и чуть не ополоумел от этой тарабарщины. Прецедент, непринудительные меры…
Пришлось вернуться к Уголовному кодексу – вдруг там помягче наказания имеются? Насколько это преступное будет действие, умыкнуть зверька? Уголовный состав, факторы противоправности, приговор по аналогии… Вот! Психические параметры и малый возраст! Ген-паспорт мой, конечно, из «правового поля» меня не выводил, но ушлый законник мог бы на это напереть.
Такие соображения лежали у меня на второй чаше весов правосудия. А на первой громоздились все те привлекательные вещи, о которых Шрам толковал. И где-то между ними – народная мудрость «Голова спрятана, а задница видна». То есть, мол, даром эта кража не пройдёт. Но Шрам гарантировал, что я не попадусь полиции…
Как же поступить?
В комнате родителей толокся медицинский робот. На его экране торчала физиономия доктора, тот уверял мамашу, что у неё с анализами всё в порядке. Окаасан не очень верила, по-моему. Пока она общалась с врачом, я подрулил к папаше. Он скучал на футоне, потому что не мог толком смотреть голик – нельзя было включить звук. Я сунул ему в сухую ладонь пяток таблеток.
– Что это? – Он покосился на мать. Но подарок спрятал в кармашке пижамы.
– Экстази, что ещё, – прошептал я. Глаза у старика вспыхнули, и он моментально кинул одну таблетку в рот. – Ты же просил. Только все сразу не лопай, перегреешься.
– Ну, сынок, уважил. Богатый стал, да? Пять штук аж принёс, надо же.
Развить диалог у нас не вышло, мать перестала мучить программную копию эксперта и прогнала робота вон. Она принялась хлопотать возле плиты, чтобы погреть для меня кусочек рыбы, а папаша наконец-то врубил голик как надо. Его физиономия заранее светилась счастьем.
– Как твоя онна? – осторожно спросила мать.
– Мы просто друзья, – припомнил я фразу из сериалов. Непонятно, то ли мать обрадовалась, то ли огорчилась. Хорошо хоть, не стала больше эту тему развивать. Не представляю, что бы она сказала про мои съёмки в молодёжном кино или про хентайное эсу в тойрэ, вот я и притух с рассказами.
– Вот, гляди. – Она подсунула мне дешёвую рекламку на обычной бумаге. Такие тут всё время на столике в холле валяются, пачками.
Эта была про новейшую клинику. «Приносите яйцеклетки в нашу клинику, и мы выделим из них бластоциты! – писали рекламщики. – Ваша драгоценная яйцеклетка при помощи нашего великолепного катализатора начинает делиться, превращаясь в эмбрион! Далее: мы применим оригинальные факторы роста, и стволовые клетки превратятся в нужные Вам ткани. Например, в сердечную мышцу! Небольшая и недорогая операция – и поражённый участок Вашего прекрасного сердца опять как новенький. Наше терапевтическое клонирование подарит вам миллионы молодых клеток!»
– И что? – спросил я. – Твоя страховка позволяет проделать такое?
– Как бы не так. Просто имей ввиду, что… Ну, если у тебя вдруг лишние деньги появятся… Там ещё много чего написано хорошего, – кивнула она на рекламку.
«Болезни Паркинсона и Альцгеймера, рассеянный склероз и диабет, инфаркты, инсульт, эпилепсия – всё мы вылечим вашими стволовыми клетками». Да уж. Я и не знал, что у предков столько проблем. А выглядят неплохо.
– Ну, не знаю… А почему они говорят «приносите яйцеклетку»? Приличная клиника должна сама её забирать.
– Да какая разница? Вот самое главное, – сказала мамаша, отбирая у меня проспект. – «Вливание кроветворных стволовых клеток перезагрузит Вашу иммунную систему».
Отец услышал и радостно крикнул:
– Я тоже, может, хочу перезагрузиться!
– Тоже он «хочет»! Вот, слушай: андрогенез требует переноса двух ядер из сперматозоидов в яйцеклетку, из которой вынули ядро. Так и написано. У тебя найдётся то, что им нужно, оядзи?
– Это сперму сдавать, что ли? – сообразил отец. – Ещё я в клиниках не дрочил, симатта! – И он заржал как юный конь, я их по голику видел.
– Да у тебя и не встанет, маньяк! – с досадой сказала мать. – Не орал бы хоть на весь пансионат, стыда потом на скамейке не оберёшься. Тоже мне, онанист выискался.
Но отец ничуть не обиделся. Его переполняла бодрящая энергия экстази, и всё ему было до лампы. Он даже порывался вскочить со своего лечебного футона. Однако электрические штаны не особенно слушались мозга, и пришлось ему просто вертеться, будто фугу на сковородке.
– Склероз у неё! – продолжал он вопить. – Я тут передачку записал, вот послушай, Егор!
Он потыкал в кнопки на смарте и вывел запись на голик. Какой-то умный отоко в белом халате вещал: «Старческого склероза вполне можно избежать. Тренируйте память и питайте кровь сахаром – и все будет ёси! Ведь что такое склероз? Это всего только усушка гиппокампуса. Так не дайте ему засохнуть! Чтобы поддерживать отличную память в любом возрасте, грамотно перерабатывайте глюкозу и тренируйте мозг, чтобы в него притекал сахар. И всё!»
К счастью, разговор в голике отвлёк оядзи от бурных переживаний, и он отстал от нас. Окаасан взяла меня под руку и увела прочь из шумной комнаты. Мы выбрались во двор и пошли вдоль стены пансионата. Из-за низких туч было довольно сумрачно. «Значит, для терапевтического клонирования нужны сперматозоиды, – думал я. – Видел же сто передач, а всё не обращал внимания. И что теперь мне Урсула скажет? Как я ей сэйки сдавать буду?»
– Отец-то у тебя совсем рехнулся, «билет на небо» в Инете заказал, – сообщила обасама сердито. – Дескать, так он подготовится к смерти и будет всегда помнить о каких-то обязательствах перед живыми. Дурят народ, симатта! А он и верит, рэйдзи. Говорит, в рамочку повесит и будет вспоминать, как посадил дерево и вырастил сына.
– Забавно. Билет, значит?
– И ещё сертификат подлинности. Ксо! Ладно хоть, успела тайком от него отказаться от «билета», пока не приволокли… Никак нельзя без этого чипа? – озабоченно спросила обасама. Она нащупала идентификатор у меня в кожной перемычке на ладони и опять подняла свою старинную тему. – Ох, лучше бы ты его в другое место воткнул. Храни нас, Каннон! Здесь же знак зверя должен появиться.
– Такие чипы у половины всех людей в мире. – Мозги у меня вдруг прояснились, и я про Урсулу решил поведать. – Знаешь, эта учёная девушка в зоопарке умеет с яйцеклетками работать, по-моему. Она у меня анализы брала и про стволовые клетки толковала. И про деньги ничего не сказала. Может, я спрошу у неё о вашей рекламке? Вдруг это не очень сложно? Тогда ты могла бы склероз полечить. А то она предлагает мне ген-терапию пройти, в Леф-1 и других генах поковыряться. Я так думаю, что тебе важнее поправиться, верно? Пусть уж лучше тобой займется, если ей практика нужна.
Говорил, а у самого перед глазами её манга-буккакэ стояла, и как она с роботом во время сна развлекалась.
– А у неё лицензия есть?
– Пока нет, по-моему.
Кажется, мамаша крепко загрузилась – видно было, как напряжённо она думает. Так ничего и не придумала, обещала с подружками посоветоваться. Они нас на скамейку призывали, пока мы мимо прогуливались. Пришлось подойти и поздороваться с ними. Но с бабками трепаться я не слишком люблю, они про девчонок выпытывают, так что я быстро свалил. «Ну, – подумал, – жди теперь расспросов, откуда у меня такой байк. Симатта, подарок же папаше опять не купил».
Чтобы опять не забыть об этом, я тормознул у первого же магазинчика на среднем ярусе эстакады. Только сигнализацию активировал, как услышал негромкий голос:
– Оссу, Егор.
Это был Шрам! Он стоял рядом с чёрным мотоциклом – кажется, «судзуки». И как только сумел меня тут подловить? Я, правда, на попутные машины и байки не заглядываюсь, на дорогу смотрю и знаки, а сегодня ещё и на бордюры пялился. Про которые Тадаси в гараже рассказал. Недавно я видел, как их на этой дороге меняли. Но разве начинку в пластике разглядишь?
– Зайдём? – На Шраме была почти байкерская одёжка, кожаная. Но без бахромы, кончосов и всяких нашивок. Зеркальные очки, само собой, опять на носу сидели – он их никогда не снимает, наверное. – Что-то ищешь?
– Оядзи скоро восемьдесят три стукнет.
Магазин был автоматический – на входе и внутри торчали камеры, а в дверях примитивный робарт, который заодно с покупателя иены списывал, если тот с товаром выходил. Внутри никого не было. Глушитель на окно хозяин не потрудился поставить, и снаружи проникал низкий рёв эстакады.
Почти на каждую упаковку с товаром фирмачи налепили диоды. Тупая затея. Сейчас такими штуками покупателя не заставить на твой продукт поглядеть. Все эти тучи огоньков перемигивались по разному, цветами и ритмами играли, да что толку? Только рябь в глазах. В этом смысле торговые автоматы куда приятнее.
Я почему-то жутко нервничал – настолько, что никак не мог глазами на чем-нибудь остановиться. Шрам это заметил и снял с полки какой-то кривой горшок, приподнял его и показал на рисунок.
– Неплохой образец гончарного изделия, наверняка слеплен по программе Сирозаи Вона! Обрати внимание на ровные цвета глины. Чтобы добиться жёлтого, её надо обжигать при высочайшей температуре. Чёрный получить намного сложнее – глину надо не только нагреть, но и моментально остудить. С белой куда проще, раскрасил под старинного мастера и суй в печку. Тебе интересен этот ситомон? Погляди на его корявую поверхность и узор рисунка, оцени мастерство ваятельной программы.
– Что вы от меня хотите, сэмпай? – с трудом спросил я. Дурацкая лекция отоко неожиданно успокоила меня. Или это форма кувшина так подействовала?
– Мы можем посмотреть и на другие товары…
Словно привязанный, я пошёл вслед за Шрамом между низких полок. Постепенно волнение моё почти улеглось, и в основном благодаря его ненавязчивым комментариям. То и дело я думал: «Неужели в эту весеннюю картинку „сюнга“ тоже запаян фирменный чип? И в каждый танкобон или флэшку с эччи?» Представляю, сколько таких рафидов у меня дома скопилось. Почему я раньше не обращал на это никакого внимания? Совсем меня Тадаси заморочил.
– А вот ещё превосходный набор для юного каллиграфа, – заявил Шрам и повертел передо мной двумя кистями, толстой и тонкой. – И китайская тушь имеется! – Он принюхался к серой палочке, похожей на храмовую свечу. – Конечно, в ней нет ни рыбных костей, ни сажи, но разве это важно? Потёр о чернильный камень, развёл с водой – и пиши для успокоения сердца и развития усидчивости. Ладно, хоть суйтэки из керамики, а не пластиковая… – Шрам аккуратно закрыл лакированную коробку с набором каллиграфа и сложил руки на груди. Я обратил внимание, что стоит он боком к камере. – Я дам тебе тысячу рублей, если ты вынесешь одну штуку из зоопарка.
У меня на секунду остановилось дыхание.
– Тысячу?
Это были очень большие деньги. Я мог бы отдать семьсот Тони и забыть о его банде. Нет, не буду забывать, я хотел участвовать в покатушках с ними. Значит, я мог бы иметь много своих денег и не выполнять приказы Сэйдзи, если они покажутся мне обидными. А заставить он меня не сможет, я сильнее. Правда, потом прогонит из камайну…
– Ты думаешь – даже бетонный мост нужно проверять прежде, чем ступить на него? – одобрительно хмыкнул Шрам. – Согласен, дело достаточно непростое, но ведь и вознаграждение достойное. Вынеси мне детёныша вашего Генки, и эти деньги твои.
Я вторично онемел. «Одна штука»! Живое же существо. Сунуть его под суйкан и пронести мимо термографических камер? Это невозможно! Мой взгляд случайно вперился в проектор рекламного голика, висевшего позади Шрама. Голик включился. Перед моими глазами замелькали картинки с пузатыми отоко, счастливым до одури. «В нашей клинике беременным мужчинам предлагается самый современный гормональный курс! Удачная имплантация яйцеклетки и последующие роды гарантированы!» – принялся убеждать меня мужественный голос.
– Разумеется, я дам тебе нужные для этого средства, – утешил меня отоко, и я очнулся. Реклама заткнулась. – Можешь быть уверен, необходимую техническую поддержку я обеспечу, и ты не попадёшь в записи. Иначе я не предложил бы тебе кражу. Или цена её была бы куда выше.
Я вспомнил о сегодняшней лекции Тадаси – обо всех этих проклятых спутниках на орбите, терагерцовых камерах и бакдорах. А сколько ещё ловушек разбросано по городу, сколько наблюдателей смотрят за нами с каждой стены и столба? Шрам уверяет меня, что я не попаду на каторгу, но обо всём ли он знает, о чём толковал умный чиппер?
– Не знаю… – проговорил я.
Шрам снял с полки бронзовую курительную трубку и поманил меня к выходу. Вряд ли ему нужна была эта бестолковая штука. Или он курил табак?
Тут же подкатился рукастый ифбот на двух колёсах, пожелал нам приходить ещё и завернул покупку в тонкий пластик.
– Я курю один специальный сорт, – кивнул Шрам на цубоякки. – Такая покупка никого не удивит. Модифицированный табак, разные нарушения в психике предотвращает. Ну так что ты думаешь о моём плане? Подозреваю, Егор, ты хочешь спросить меня – зачем бы мне понадобился этот уродец? – Мы прошли через воротца робарта, и тот выдал добрые слова благодарности за покупку. – Ты наверняка видел в новостях месяц назад, что детёныш получен клонированием, что это ваша учёная Урсула постаралась. Так вот, всё не так. Ложь для публики, понятно? Эмбрион сам завёлся, ещё до того, как над самкой шимпанзе операцию проделали. И они там это знают, но скрывают.
– Но зачем? Это же сенсация гораздо крупнее, чем была!
– Во-первых, на слово им не поверят, придётся полностью раскрывать карты. Но это только половина дела. А вторая – в том, что такой невозможный детёныш даёт им в руки невиданный шанс огрести миллиарды иен на торговле новым лекарством. Если только конкуренты узнают о нём – прощай сверхприбыли. У них же будет монополия, ясно?
– Что ещё за лекарство? – усомнился я. – Вон их сколько в автоматах…
– А такого нет. Вот ты знаешь, например, что людей с чёрным и некоторых с красным ген-паспортом сознательно делают бесплодными ещё в младенческом возрасте?
– Что?! Я видел по голику, что природа сама так распоряжается… Так же лучше для человечества, если мутации не идут дальше. Что за гаракуту вы тут несёте?
Я разозлился на Шрама и подступил к нему со сжатыми кулаками. Он выставил ладонь и отодвинулся, поглядев по сторонам. Я опомнился и тоже осмотрелся. Наверняка эта мини-стоянка на средней эстакаде находилась под прицелом какой-нибудь камеры. Не стоит здесь бушевать.
– Это так, Егор, – мягко заметил чёрный отоко. – Что люди могут знать о целях природы? Может, в её планах именно вал мутаций и появление нового разумного вида? Но медики и правительства стоят насмерть, не хотят терять власть и деньги. И новое лекарство, которое для них изготовят ручные химики, они используют для самих себя, для своих «ущербных» детей. Думаешь, у всех чиновников дети с белыми паспортами? А внуков-то хочется…
– И при чем тут детёныш, симатта?
– Ты разве не видел, что он нормальный с виду? Генки ваш наверняка при рождении был подвергнут анти-терапии, ему дополнительно поковырялись в хромосомах, чтобы он не смог произвести потомство. Но оно появилось, причём по всем признакам нормальное. И ты мог бы стать отцом, – добавил он вкрадчиво. – Этого малыша увезут в Токё и всё равно распотрошат до последней клетки, когда он подрастёт и перестанет нуждаться в матери. А ты так и не увидишь в клинике или автомате новое лекарство, которое вернуло бы тебе способность стать отцом собственного ребёнка. Никто не выпустит такую крутую химию на открытый рынок.
– А вы? – тупо спросил я. – У вас своя фабрика, лаборатория?
Он кивнул с самодовольным видом и уселся за рога своего крутого байка.
– Естественно. И ты стал бы первым нашим пациентом, излечившимся от бесплодия. Если бы вынес малыша и передал мне – совершенно без всякого риска. А теперь подумай ещё раз, что ты можешь приобрести, и это помимо денег! Внутреннюю свободу и здоровье, да нет, саму жизнь своего будущего ребёнка. – Он помолчал выжидательно. – Мы с тобой ещё встретимся, и тогда ты будешь готов поработать на себя, а не на постороннего дядю.
– Где мы встретимся?
– На закрытии сезона, в воскресенье. Я сам найду тебя. И я не должен повторять, надеюсь, что первое условие нашего контракта – твоё полное молчание обо мне и нашем деле? Даже если тебя полиция будет пытать. Дзя мата!
Крепко я загрузился, прямо до помутнения в мозгах. Не помню, как я до своего маншёна добрался. Врубил автонавигацию на бортовом компе и просто за руль держался, пока меня байк вёз. И всё думал, думал, да без толку. Так, обрывки мыслей за хвосты ловил. Особенно почему-то одну – как я не купил папаше подарок, хотя в магазин для этого и зашёл. Ладно, времени ещё навалом…
А дома после ужина сразу Уголовный кодекс принялся изучать – нашёл его в Инете. «Употребление насилия или применение угрозы в отношении должностного лица с целью побудить его к выполнению или невыполнению служебного действия – каторга или тюремное заключении на срок до трёх лет». Такие там были слова. Украсть детёныша из клетки – это невыполнение служебного действия или как? Не силён я в юридических делах, факт. Нет, вот это ближе будет: «Злоупотребление должностными полномочиями служащим государственного и общественного учреждения – каторга или тюремное заключение на срок до двух лет». Пожалуй, залезть в клетку среди ночи будет злоупотреблением в чистом виде. Два года не три, конечно, и всё равно неприятно. А главное, что родители скажут?
Я ещё полистал разные файлы и чуть не ополоумел от этой тарабарщины. Прецедент, непринудительные меры…
Пришлось вернуться к Уголовному кодексу – вдруг там помягче наказания имеются? Насколько это преступное будет действие, умыкнуть зверька? Уголовный состав, факторы противоправности, приговор по аналогии… Вот! Психические параметры и малый возраст! Ген-паспорт мой, конечно, из «правового поля» меня не выводил, но ушлый законник мог бы на это напереть.
Такие соображения лежали у меня на второй чаше весов правосудия. А на первой громоздились все те привлекательные вещи, о которых Шрам толковал. И где-то между ними – народная мудрость «Голова спрятана, а задница видна». То есть, мол, даром эта кража не пройдёт. Но Шрам гарантировал, что я не попадусь полиции…
Как же поступить?
8. Четверг
Спалось мне, само собой, несладко. Полночи прокрутился на футоне, словно мне дани задницу грызли. И ведь посоветоваться не с кем!
С тяжёлой головой и растрёпанными думами приехал я на работу. Только небольшой снежок меня взбодрил, а то бы так и плавал в тупом угаре сомнений. Нет, решил я, до воскресенья ещё три дня, всё само собой утрясётся.
С робококами был порядок. Я с ними часок подежурил и пошёл проверить, как они в клетках шерудят. На самом деле мне хотелось с Давидом поговорить. Посетителей сегодня в связи с холодом немного было, и я надеялся, что он не особо занят. Давид торчал в своём ангаре и грелся возле газовой колонки.
– Как жить, нагваль? – с ходу спросил я.
– А в чем проблема, ученик? Тренажёр не поддаётся?
– И он тоже, – признался я. – Вот у тебя бывает, что ты стоишь перед выбором и не знаешь, как поступить? Я вообще спрашиваю. Скажем, не можешь выбрать подарок отцу.
– А-а, – расслабился Давид. – Твой случай не уникален. Рецепт тут один, он подсказан мне всем моим опытом. В каждый такой судьбоносный миг можно совершить лишь один шаг, верно? Он может быть или правильным, или ошибочным. Так вот, если ты встал перед проблемой и не знаешь, в какую сторону метнуться – дело дрянь. Значит, жизнь завела тебя в порядочный тупик.
– Я так и думал. Это всё?
– Нет, естественно. Все почему-то полагают, что именно в таких ситуациях человек проявляет свободу воли и разум. Это огромная ошибка!
– Неужели? – удивился я.
– Ещё какая… Сётю будешь?
Нагваль снял с масляного бака ковшик и нацедил из него в пластиковый стаканчик тёмного напитка. Я вспомнил мухоморную жидкость в гараже Аоки и заколебался. Эбселена у меня с собой не было, и хлестать психоделик на работе было рискованно. Но я всё-таки сделал один маленький глоток, чтобы не обижать учителя. Он одобрительно кивнул и приложился к ковшику, почти весь выдул. Вкусом сётю напоминал рыбный соус. Я отодвинул от себя напиток и уставился на Давида, чтобы он скорее продолжал поучение.
– Если ты пешка, – протяжно сказал он, – зачем тебе играть вместе со всеми? Съедят, и делу конец.
– И как же быть? Я ведь не шахматная фигурка.
– Да, жизнь посложнее будет… Надо выйти из игры или стать ферзём, сынок. К другому стремиться нет смысла. А твой случай простой. Стань выше условностей и ничего не покупай. Скажи, что тебе плевать на подарки и всё такое.
Я задумался, а нагваль подтянул к себе мой стаканчик и опорожнил его. Я стал опасаться, как бы менеджер по персоналу не явился и не застукал нагваля улетевшим. Но он, кажется, был ещё вполне бодрый и с перерывами на непонятные возгласы сообщил:
– Гаракута – всё! Ничего цельного в мире, сплошные клочки. Ты вон какой большой, крышу мне подпёр, а сам плохо склеен. Эй, задуй мне робокока в шкаф, а то расплавится. Труха сплошная, Егор-кун. Смотри, что я тебе покажу! – Он раскинул руки в стороны, оттопырил подальше стальной палец и пошёл прямо на стену. – Сейчас я наружу выйду, смотри и учись.
Он ни на секунду не задержался перед листом пластика и на полном ходу въехал в него лбом. Я успел вскочить и подхватил нагваля, не дал ему опрокинуться на холодный пол. Глаза у него были какие-то больные и мутные, из них показались слёзы.
– Я ещё здесь? Егор, почему я не снаружи? Зачем ты меня занёс?!
Он стал горячо вырываться и забился у меня в руках, но я всё-таки удержал его и усадил на стул.
– Тихо, нагваль, – испугался я. – Там же холодно, снег идёт. Простудишься ещё.
Но он вдруг разревелся как мальчишка и стал мазать кулаками по физиономии. Не поверил, значит.
– Почему? За что мне досталась эта темница тела? Я хочу свободно выходить со своего семидесятого этажа на стоянку кибертрана, хочу переноситься силой мысли и взмахом руки! Почему рана должна зарастать месяцами, а не мгновенно? – Он исхитрился схватить с верстака пинцет и уже замахнулся, чтобы пропороть себе ладонь механической конечности. Однако я успел перехватить его удар и вырвал «оружие». – Почему, объясни мне, рука у меня не отросла заново?
– Нельзя, – пробормотал я. При этом я думал, как бы так свалить, и чтобы нагваль не учинил в своём ангаре беспредел. – Природа против…
– Природе на нас насрать! – возразил Давид и притянул меня к своему лицу чуть ли не вплотную. – Понял? Её нет, природы. Есть только тюрьма реальности, и все мы гниём в её карцерах, каждый наедине со своими страхами и нелепыми надеждами. Но я всё равно найду из неё дорогу, понял? Прокопаю вот этими руками! И я выведу наружу всех, кто пойдёт за мной! Ты пойдёшь?
– Конечно. Давай завтра.
– Хорошо, – вдруг согласился Давид. – Сегодня очень холодно… – Я сообразил, что момент свободы близок, и усадил нагваля на стул. Потом накрыл обмякшего учителя большим куском ветоши. Он подтянул его к подбородку и прикрыл глаза. Я выпрямился и шагнул к двери. – Вот ещё что, – проговорил нагваль, и я замер. Он таращился на меня сочувственно. – Ты когда-нибудь развалишься на куски, если не обновишь свой клей.
– Уже иду, – сказал я и вышел.
Жуткие бессвязные идеи просто распирали меня изнутри. Один говорит, что природе наплевать на человека, второй вообще её отрицает. Глупости какие-то. Только государству есть до меня дело, оно одно заботится обо мне. Не приведи Будда мне сойти с проторенной дорожки, как полиция возьмёт меня в оборот и вернёт на место. И что это такое – поднимись над «дилеммой»? То же самое, что «вознесись над законом», или что-то другое? Мысли ворочались, как ржавые шестерёнки в старинных часах.
Но одно соображение нагваль всё-таки высказал, оно запало мне в голову. Когда я смог переложить его на свой случай, конечно. Мне нужно выполнить договор со Шрамом и заиметь все его бонусы. Но при этом сделать так, чтобы никто не пострадал и преступление в итоге не состоялось! Вряд ли это можно было выполнить. Что и говорить, чистая теория.
Так я и терзался, пока не увидел рядом с клеткой Генки двоих людей. Это были Урсула и какой-то незнакомый отоко в деловом костюме и тёплом плаще. На голове у него была шляпа, а под мышкой кожаный лопатник для смарта. Этот тип покивал на слова Урсулы, повернулся и ушёл.
– Вот гад, – сказала девушка, когда я приблизился.
– Что такое? – Теперь любая возня вокруг семьи Генки представлялась мне почему-то преступной. – Приставал?
– Хорошо бы пристал, – отмахнулась Урсула. – Я уже намекала ему на этти суру, а он гнёт своё, и ни в какую не понимает. Это чиновник из МКБ, Международного комитета по биоэтике. Специально из России примчался, чтобы нам палки в колёса ставить.
С тяжёлой головой и растрёпанными думами приехал я на работу. Только небольшой снежок меня взбодрил, а то бы так и плавал в тупом угаре сомнений. Нет, решил я, до воскресенья ещё три дня, всё само собой утрясётся.
С робококами был порядок. Я с ними часок подежурил и пошёл проверить, как они в клетках шерудят. На самом деле мне хотелось с Давидом поговорить. Посетителей сегодня в связи с холодом немного было, и я надеялся, что он не особо занят. Давид торчал в своём ангаре и грелся возле газовой колонки.
– Как жить, нагваль? – с ходу спросил я.
– А в чем проблема, ученик? Тренажёр не поддаётся?
– И он тоже, – признался я. – Вот у тебя бывает, что ты стоишь перед выбором и не знаешь, как поступить? Я вообще спрашиваю. Скажем, не можешь выбрать подарок отцу.
– А-а, – расслабился Давид. – Твой случай не уникален. Рецепт тут один, он подсказан мне всем моим опытом. В каждый такой судьбоносный миг можно совершить лишь один шаг, верно? Он может быть или правильным, или ошибочным. Так вот, если ты встал перед проблемой и не знаешь, в какую сторону метнуться – дело дрянь. Значит, жизнь завела тебя в порядочный тупик.
– Я так и думал. Это всё?
– Нет, естественно. Все почему-то полагают, что именно в таких ситуациях человек проявляет свободу воли и разум. Это огромная ошибка!
– Неужели? – удивился я.
– Ещё какая… Сётю будешь?
Нагваль снял с масляного бака ковшик и нацедил из него в пластиковый стаканчик тёмного напитка. Я вспомнил мухоморную жидкость в гараже Аоки и заколебался. Эбселена у меня с собой не было, и хлестать психоделик на работе было рискованно. Но я всё-таки сделал один маленький глоток, чтобы не обижать учителя. Он одобрительно кивнул и приложился к ковшику, почти весь выдул. Вкусом сётю напоминал рыбный соус. Я отодвинул от себя напиток и уставился на Давида, чтобы он скорее продолжал поучение.
– Если ты пешка, – протяжно сказал он, – зачем тебе играть вместе со всеми? Съедят, и делу конец.
– И как же быть? Я ведь не шахматная фигурка.
– Да, жизнь посложнее будет… Надо выйти из игры или стать ферзём, сынок. К другому стремиться нет смысла. А твой случай простой. Стань выше условностей и ничего не покупай. Скажи, что тебе плевать на подарки и всё такое.
Я задумался, а нагваль подтянул к себе мой стаканчик и опорожнил его. Я стал опасаться, как бы менеджер по персоналу не явился и не застукал нагваля улетевшим. Но он, кажется, был ещё вполне бодрый и с перерывами на непонятные возгласы сообщил:
– Гаракута – всё! Ничего цельного в мире, сплошные клочки. Ты вон какой большой, крышу мне подпёр, а сам плохо склеен. Эй, задуй мне робокока в шкаф, а то расплавится. Труха сплошная, Егор-кун. Смотри, что я тебе покажу! – Он раскинул руки в стороны, оттопырил подальше стальной палец и пошёл прямо на стену. – Сейчас я наружу выйду, смотри и учись.
Он ни на секунду не задержался перед листом пластика и на полном ходу въехал в него лбом. Я успел вскочить и подхватил нагваля, не дал ему опрокинуться на холодный пол. Глаза у него были какие-то больные и мутные, из них показались слёзы.
– Я ещё здесь? Егор, почему я не снаружи? Зачем ты меня занёс?!
Он стал горячо вырываться и забился у меня в руках, но я всё-таки удержал его и усадил на стул.
– Тихо, нагваль, – испугался я. – Там же холодно, снег идёт. Простудишься ещё.
Но он вдруг разревелся как мальчишка и стал мазать кулаками по физиономии. Не поверил, значит.
– Почему? За что мне досталась эта темница тела? Я хочу свободно выходить со своего семидесятого этажа на стоянку кибертрана, хочу переноситься силой мысли и взмахом руки! Почему рана должна зарастать месяцами, а не мгновенно? – Он исхитрился схватить с верстака пинцет и уже замахнулся, чтобы пропороть себе ладонь механической конечности. Однако я успел перехватить его удар и вырвал «оружие». – Почему, объясни мне, рука у меня не отросла заново?
– Нельзя, – пробормотал я. При этом я думал, как бы так свалить, и чтобы нагваль не учинил в своём ангаре беспредел. – Природа против…
– Природе на нас насрать! – возразил Давид и притянул меня к своему лицу чуть ли не вплотную. – Понял? Её нет, природы. Есть только тюрьма реальности, и все мы гниём в её карцерах, каждый наедине со своими страхами и нелепыми надеждами. Но я всё равно найду из неё дорогу, понял? Прокопаю вот этими руками! И я выведу наружу всех, кто пойдёт за мной! Ты пойдёшь?
– Конечно. Давай завтра.
– Хорошо, – вдруг согласился Давид. – Сегодня очень холодно… – Я сообразил, что момент свободы близок, и усадил нагваля на стул. Потом накрыл обмякшего учителя большим куском ветоши. Он подтянул его к подбородку и прикрыл глаза. Я выпрямился и шагнул к двери. – Вот ещё что, – проговорил нагваль, и я замер. Он таращился на меня сочувственно. – Ты когда-нибудь развалишься на куски, если не обновишь свой клей.
– Уже иду, – сказал я и вышел.
Жуткие бессвязные идеи просто распирали меня изнутри. Один говорит, что природе наплевать на человека, второй вообще её отрицает. Глупости какие-то. Только государству есть до меня дело, оно одно заботится обо мне. Не приведи Будда мне сойти с проторенной дорожки, как полиция возьмёт меня в оборот и вернёт на место. И что это такое – поднимись над «дилеммой»? То же самое, что «вознесись над законом», или что-то другое? Мысли ворочались, как ржавые шестерёнки в старинных часах.
Но одно соображение нагваль всё-таки высказал, оно запало мне в голову. Когда я смог переложить его на свой случай, конечно. Мне нужно выполнить договор со Шрамом и заиметь все его бонусы. Но при этом сделать так, чтобы никто не пострадал и преступление в итоге не состоялось! Вряд ли это можно было выполнить. Что и говорить, чистая теория.
Так я и терзался, пока не увидел рядом с клеткой Генки двоих людей. Это были Урсула и какой-то незнакомый отоко в деловом костюме и тёплом плаще. На голове у него была шляпа, а под мышкой кожаный лопатник для смарта. Этот тип покивал на слова Урсулы, повернулся и ушёл.
– Вот гад, – сказала девушка, когда я приблизился.
– Что такое? – Теперь любая возня вокруг семьи Генки представлялась мне почему-то преступной. – Приставал?
– Хорошо бы пристал, – отмахнулась Урсула. – Я уже намекала ему на этти суру, а он гнёт своё, и ни в какую не понимает. Это чиновник из МКБ, Международного комитета по биоэтике. Специально из России примчался, чтобы нам палки в колёса ставить.