Страница:
Я полил ломтики сырой рыбы соевым соусом и горчицей. Хисаси отчего-то на васаби налёг, это кусочки хрена такие. А тэдди к стене с розетками для электронных зверюшек отошёл, к трём айбо, что там уже торчали и подзаряжали аккумуляторы.
Торико сняла наушник смарта и вынула из сумочки маленькую бутылку с молоком. Потом сказала, глядя на сына:
– Сейчас заревёт, если транквилизаторов не дать… – Кажется, она решила, что мы уже познакомились и можно со мной без помощника разговаривать. – Лучше бы я айбо завела, симатта… Не знаю, как бы без тэдди с ним управилась. Ещё астронавт помогает… А то никакой бы личной жизни не было. Вы снимите толмач-то, поговорим без техники.
Я стянул толмача и спрятал его в карман.
– «Марс» хотел купить, он круче будет, – сказал я.
– Это кепка такая с гироскопом? Я тоже в рекламе видела. Очки можно в брови вживить или на козырьке таскать. Разные схемы и подсказки на них возникают… – Торико оживилась и подхватила тему. – Внутрь зданий можно заглянуть, с архитектурой познакомиться. Далёкий предмет рассмотреть И не заблудишься, если без смарта вышел.
– Точно. Меню всех ресторанов, инфракрасное зрение… Мне из-за распознавания лиц «марс» понравился. Не надо ему говорить «приятно познакомиться» и вообще голосом что-то втолковывать. Он сам всё запоминает. Только дорого стоит, симатта.
Разговор о рекламе затух. Я пригляделся к ребёнку и увидел, что у мальчика на правой руке четыре пальца, и мне тут же слова Флоры вспомнились. Торико заметила мой интерес и сказала:
– Это натальный эффект. Доктор говорит, что он каждого сотого поражает. Чем дальше, тем таких людей будет больше. Потому что эволюция, говорит, так вперёд идёт. А я думаю, он всех мамаш утешает разными глупостями про эволюцию.
– Это необычно. А почему робот лучше живого ребёнка?
– Знали бы вы, сколько с ним хлопот! В районный хойкуэн не берут, а в специальный, для детей-инвалидов, далеко возить. Вот я и решила пока деньгами пособие брать. У Хисаси же ещё искусственный коленный сустав, – добавила она. – Родной никуда не годился, пришлось по страховке заменить.
А то я уже подумал, что инвалидом мальчишку за четырёхпалость назначили. Хотел спросить про Давида, но потом догадался, что вряд ли он отец. К тому же, по-моему, не принято такие личные темы при первой встрече поднимать.
– А вообще-то у меня работа есть, я могу на неё вернуться.
– А где вы трудитесь, Торико-сама?
– Фирма «Микро-движки», я там протоколы совещаний оформляла, пока не родила… Светом молекулы облучаешь, они форму меняют и двигаются как пружинки. Что-то типа того. Гаракута, короче, всякая. Не нравится мне в «Движках», я на другую специальность хочу выучиться. На гуманитарного технолога. Сейчас в Инете курсы подешевле ищу.
Что за технология такая гуманитарная, я не знал, но спрашивать не стал, чтобы не грузиться. Мы помаленьку сасими доели и теперь колу пили, чтобы поскорее рыба в желудках растворилась. Торико перестала в окна Давида высматривать и на меня пристально поглядела. А потом взяла мою руку и развернула ладонью кверху.
– Я теперь всё про руки знаю… Разные файлы без счёта пролистала, когда про четыре пальца думала. – Она принялась водить зелёным ногтем по линиям на моей ладони. – Если пальцы длинные, то на человека в утробе тестостерон сильно влиял. От него аутизм бывает, шизофрения и депрессия. Особенно когда четвёртый палец длиннее указательного… А если наоборот, то с генами обычно всё в порядке. – Девушка уставилась мне в глаза и спросила: – У тебя чёрный ген-паспорт, Егор?
– Ну, в общем…
– Хисаси тоже чуть не присвоили, но потом дали красный, как мне. Хорошо, что у тебя рост огромный, вероятность депрессии ниже. В общем, когда я на свои руки поглядела, поняла – не надо было мне рожать. – Торико повертела передо мной ладошкой. – У меня тоже безымянный длиннее указательного. Это значит, плодовитость не очень.
Я опять почему-то вспомнил Херми и её неприступную варэмэ. Вот у неё с плодовитостью точно никак, с такими заморочками. Конечно, зачать можно по всякому…
Давид так и не появился, и я проводил его девушку и ребёнка до ворот. Даже тэдди мне лапой помахал, а Хисаси вдруг улыбнулся, и Торико вслед за ним. Она купила флэшку с сёнэн-манга и показала мне двухместную машину, на которой они приехали.
А потом мне Урсула позвонила и сказала, что насчёт моего прихода в лабораторию с начальством договорилась. То есть часов в шесть, когда посетителей всех выставят, и если с робококами будет порядок, мне можно к ней в здание администрации прийти.
Часа в три ко мне в ангар Давид заявился.
– Ну как ты? – спросил он. – Не достала она тебя своими тупыми фразами из помощника?
– Она его быстро вырубила.
– Надо же! Родственную душу в тебе увидала, что ли?… – Давид уселся на верстак и покачал ногой. Что-то его тревожило. – А вообще Торико терпимая, с другой бы трудно было прожить. Есть у нее, конечно, разные глупости в башке, типа астронавта… – непонятно высказался он. – Я вот, когда самим собой стать решил, то есть нагвалем, приготовился непонимание встретить. А она приняла моё учение и не спорит. Можно сказать, она меня в этом мире поддерживает, не даёт о своём предназначении забыть.
– Как жена, то есть?
– Нет, не так. Понимаешь, все люди, которых ты встречаешь каждый день, отдают тебе толику своей энергии, чтобы ты просто жил. А ты с благодарностью прикидываешься приличным гражданином, членом общества. Ты показываешь, что один из стаи! Но я решил стать самим собой, непохожим ни на кого. Я стал чужим для всех непосвящённых.
– Но ты же работаешь, – не понял я. – Спишь и ешь, как все. И женщина вон у тебя тоже есть.
– Всё это маска. Я всего лишь делаю вид, что один из вас, на самом деле я другой, потому что всегда могу отказаться от обыденного.
Давид внезапно соскочил с верстака, схватил пробегавшего робокока и стал кататься по бетонному полу. При этом он вскрикивал и плевался, будто сломанный поливальный автомат на газоне. К счастью, робокок не пострадал и тотчас убежал вон, когда Давид его выпустил.
– Понял? Вот в чём я отличаюсь от тебя и всех остальных.
Я потрогал пол носком бота и согласился с ним. В самом деле, барахтаться на бетоне в обнимку с роботом совершенно не хотелось.
– Так и наш Генки – занимается чем хочет, – сказал Давид. Он опять взгромоздился на рабочий стол, к вороху маслянистых деталей. – Как ты думаешь, он разумный или такой же, как его макака?
– Шимпанзе…
– Какая разница, такая же мутантка. Скажем, если у него детёныша отнять, он будет мстить или нет?
– По-моему, он должен затаить злобу и потом оторвать голову врагу. Или прыгать и орать за решеткой, когда добраться до него не выходит. У Генки иногда бывает такой вид, как будто он нас всех убить хочет. А на младенца он с любовью глядит. Рожа улыбчивая становится. Помнишь, когда журналисты его снимали, так он чуть камеры им не погрыз.
– Ну-ну… – пробормотал Давид и задумался. Потом спрыгнул и спросил: – Ты как, с тренажёром-то занимаешься? Он у тебя с собой?
Я показал цилиндр – он лёгкий, мне не трудно его под рубахой таскать. Только успехами похвалиться я пока не мог, потому что передвигать бритву у меня не получалось. Но Давид всё равно ободрил меня и ушёл на свой участок.
Робокок, которого он тискал, пострадал только психически, да и то не слишком сильно. На покатушки меня сегодня не позвали, никто не позвонил… Вот я и отправился вечером не на стоянку, а к Урсуле, как и собирался. На входе в администрацию я прошёл контроль ладонного чипа и покрасовался перед термокамерой, чтобы робарт меня дальше пропустил.
Там я попал под воротца голо-сканера – он просветил одежду насквозь, а робарт прикинул, нет ли у меня чего «опасного». Естественно, никакого оружия у меня не было. В конце проверки пришлось сказать «Охаё годзаймасу!» для полной картины. Сработало приглашение Урсулы, и я смог к ней на второй этаж подняться, в административный сектор. Простым людям сюда ход заказан. И я бы сроду не попал, если бы не Урсула. Да я и не хотел бы тут работать, потому что приходится особый ошейник надевать – он за своим человеком следит и о его самочувствии докладывает. Записывает время отдыха и прочие перерывы. На сигарету или кофе, например. Урсула могла бы и не носить, у неё ведь грант от Университета, а не ставка зоопарковская. Но она не хочет отрываться от коллектива. И её учёное начальство могло бы косо на это посмотреть.
Я прошёл мимо робота-уборщика и двери с табличкой «Хигути Итиё» – там наш директор сидит. Но сейчас его уже не было. Урсула рассказывала, что у дира комплекс Лолиты. У него полсмарта хентайными манга забито, ей секретарша босса поведала, молодая девчонка. Вообще в офисе у нас сидят странные люди. Чтобы не светиться на ошейниках, они общаются через смарт, сэмэсками. Всякие глупости говорят, типа «Какое сегодня число?». Будто у них с памятью проблемы, как у меня.
– Хисасибури нэ? – окликнула меня Марина, секретарша дира. Формы у неё что надо. Не зря, видать, её наш лоликон-директор приглядел. Из её кабинетика несло запахом мяты и ландыша, а панорамный монитор слева от неё показывал какой-то отчёт во все свои два диагональных метра. – Заходи, потреплемся!
– Охаё, – махнул я рукой. – Потом. Меня Урсула ждёт.
Я прошёл ещё дальше и толкнулся в лабораторию. Урсула продувала кабинет с помощью кондишена, но тут все ещё воняло лимонным сорго. Это она мне так сказала, когда я к ней впервые попал. Но пусть лучше сорго, чем вонь из разных колб и приборов, тут я с диром Итиё согласен. Большую часть лаборатории занимал морозильник с ген-пробами и прочей химией, иногда опасной. Я тут вообще ничего стараюсь не трогать без команды, а то ещё вирус подцепишь смертельный.
И ещё у неё настоящий стационарный комп, в сто раз мощнее обычного смарта. Биометрия на нём по полной программе стоит, кто попало в данные не влезет. Когда я вошёл, на мониторе красовался какой-то головастик, а Урсула, держа на коленке бумель, приписывала к головастику всякие обозначения. Видать, иллюстрацию для диссера лепила.
– Садись, – сказала она. – Это бластоцит. Эмбрион такой.
– Страшный… Меня тоже срисовывать станешь?
– Ещё чего. Клинический протокол составим. У меня экспертная система продвинутая, должна справиться. Нечёткая логика и всё такое.
– И что с ним делать, таким эмбрионом? – Я кивнул на головастика.
– Стволовые клетки можно выделить, а из них уже все остальные получить. В том числе нервные, которыми постепенно заменить повреждённые, даже в мозгах.
– Чем повреждённые? – испугался я.
– Ну… Мало ли. Ультразвуком, например, есть такое оружие у полиции.
– Ты собираешься заталкивать клетки мне в голову? – насупился я.
– Не преувеличивай, – засмеялась она. – Идею ты правильно уловил, но реализация у неё не такая страшная… Знаешь, как мне стволовые клетки в детстве помогли? Я ведь с анемией Фанкони родилась, костный мозг у меня совсем не мог вырабатываться. Представляешь, прожила бы с чёрным паспортом восемь лет и копыта отбросила. Зачем, чего ради так мучиться? Хорошо, что мне с предками повезло, у них деньги на замороженного эмбриона и операцию нашлись, и страховки ещё немного было. Короче, взяли клетки и мне впрыснули, чтобы анемию вылечить.
– Ну и как?
– Живая, как видишь! Через полгода Фанкони как не бывало. Ген-терапия – великая штука. Даже воспаления лечит. Язвенный колит, волчанку, псориаз, сахарный диабет, спондилит, синдром Рейтера… Кучу всего.
Она опустила какую-то камеру на штанге, чтобы та мне в лицо глядела, и закрыла жалюзи до полной непрозрачности. В лаборатории стало жутко темно. Только экран компа слегка светился. Урсула обошла меня с лазерным пером и положила мне ладонь на голову, растопырив пальцы.
– Не дёргайся, реакцию глаз будем измерять. Сейчас я буду водить пером по стене, а ты следи за точкой. Камера снимет, как у тебя зрачки двигаются.
По стене напротив забегало пятнышко света. Оно то стояло на месте, то плыло куда-то, то скакало так, что и уследить невозможно. Я старательно следил за ним взглядом, а девушка развлекала меня разговором:
– По этому тесту все отклонения в работе мозга выявить можно. Скажем, шизофреникам трудно сосредоточить фокус на медленном объекте…
– Но ведь я вроде не шизофреник?
– Я и не говорю. Это пример такой был. Видишь же, я по всякому пером двигаю.
– А моргать можно?
– Лучше не надо, точность диагноза может пострадать… – Она помолчала. – А ты на свою радужку смотрел? По ней можно о здоровье узнать, и о характере тоже. Вот у тебя, – она посветила мне в глаз пером, – структуры-лепестки округлые. Это значит, ты эмоциональный и часто действуешь необдуманно.
– Глупости, – возразил я. – Я всегда подолгу думаю.
– Ничего не глупости. Вот у меня радужка с чёткой точечной пигментацией. Поэтому я философ по натуре. Это ведь так и есть, верно? Недаром же я «Новый бестиарий» составляю… В общем, если сопоставить рисунок глаза со схемой частей тела, можно о человеке всё сказать – чем он болен и какой он по характеру. Зря не веришь.
Минут через пять она бросила возиться с лазерным пером и опять впустила свет в помещение. Я похлопал глазами и потёр их пальцами, чтобы прогнать из мышц напряжение. Нелёгким это оказалось занятием – мозги тестировать.
Урсула в это время уже орудовала какими-то датчиками и скребками. Она царапала мне кожу и вводила под неё крошечные иголки. Приборы на её столе попискивали и требовали от Урсулы всё новых действий над моим волосатым туловищем.
– В молекуле ДНК десятки тысяч генов, – говорила она между делом, чтобы отвлечь меня. – А в каждом гене – до миллиона пар нуклеотидов. Так вот, каждому человеку можно проделать коррекцию генов, или терапию. То есть пересадить нужные свойства в «поражённый» организм с помощью чужих здоровых клеток. Составим клинический протокол, найдём нужный носитель здоровых генов и внесём его в твой набор хромосом. Не страшно?
– Терпимо. Мутация наоборот, значит. А зачем ты хочешь это сделать?
– Работа у меня такая будет, когда с диссером разберусь. У тебя редкое нарушение, мне будет полезно для него курс терапии разработать. Интересно же! Ну так вот, просто пересадить нужные гены недостаточно. Программа твоего организма изменится, в клетках начнут выделяться разные токсины, аллергены и прочая гаракута. А ты думал? Но есть способы победить осложнения, недаром же у меня диплом. «Прыгающие» гены и тому подобное… Я так думаю, что у тебя с четырнадцатой хромосомой проблемы. Там десятки генов, из-за которых болезнь Альцгеймера и прочие неприятности возникают. Готово! Почти всё о тебе собрали, буду теперь разбираться.
Она отстала от меня с датчиками и опять принялась возиться с компом, но уже не с зародышем. Какие-то схемы и формулы у неё там побежали.
– Хочешь, ДНК-профиль тебе рассчитаю? Будет у тебя эксклюзивная диета, очень полезная для здоровья.
– Хай. Если не трудно.
Вряд ли, конечно, мне по диете удастся питаться. Там же всякие редкие витамины, элементы и прочие штуки будут, это уж как пить дать. На них я вовек деньжат не насобираю.
Урсула почти знаменитость, я передачу с ней по голику видел. На образовательном канале, правда. Месяц назад показывали, когда у Генки детёныш родился. Я не очень хорошо понял про разное финансирование и так далее, мне это неинтересно. Узнал только, что она новый серийный аппарат по репродуктивному клонированию испытывала, компании «Экстра-Геном» из Токё. У них контракт с Университетом, в общем. Но дело не в этом. Две яйцеклетки она у шимпанзе взяла, пополам их порезала, и между «пустыми» половинками Генкино ядро сунула. Потом растила эмбрион, и всё это делала в том фирменном устройстве. А затем уже обезьяне в матку подсадила.
Пока я на Урсулу глядел, тут она и уснула, даже «пока» сказать не успела. Я поднял её и переложил на полосатый диванчик под окном, что ей за столом дрыхнуть. Она меня сразу, когда мы познакомились, предупреждала, что спит по системе Убермана, чтобы больше в жизни успеть. Она всем это говорит. По-моему, странная система, но мне ли Урсулу учить?
– Егор! – окликнула меня Марина через открытую дверь. – Ты домой? Уснула эта чокнутая?
– Хай.
На Марине был красивый сиреневый костюмчик с бахромой по подолу юбки. Кофточка у неё была перечеркнута ярко-розовой полоской на уровне груди, а в ушках висели маленькие цветки из блестящих камешков. Служебный ошейник она успела снять.
– Подожди минутку… – Марина кончила красить губы электронной помадой, поиграла цветами перед зеркальцем и выбрала бордовый с плавающей жёлтой полоской. Не знаю, зачем она меня всё время тормозит, когда со мной случайно встречается. И в кафе всегда норовит подсесть, когда одного застаёт. – Только и бывает по вечерам время, чтобы задаром в Инете погулять, – пожаловалась она. Мы спустились на первый этаж и отметились на выходе у робарта. – Понатыкали контрольные программы, на половину сайтов ни фига не пролезешь. Оядзи мой такую же поставил, когда в порнушке меня застукал! А ты любишь там бывать, Егор?
– У меня смарт слабоватый… И денег надо много. Я эччи иногда смотрю, после зарплаты.
– Грустно тебе. А я видела по голику репортаж из Диета, что за окурок мимо урны скоро будут коннект отнимать. Тогда я вообще повешусь. А тут ещё дир приказ готовит, что ханами следующей весной не будет! А в этом году здорово было – подстилочки на траву кинули, тёплого сэйсю налили. Гляди на сакуру, в бэнто ковыряйся – кайф. Жалко, тебя ещё не было. А сейчас многие заранее отказываются, непьющие они! Та же Урсула твоя. Уж лучше пить, чем экстази закидываться, я так думаю.
Мы вышли за ворота и остановились на разделительной полосе между машинами. Байк у меня в углу стоял, дожидался, я даже подпрыгивал от нетерпения – как я на него вскочу.
– Урсула не моя, она сама по себе…
– Ты меня не подбросишь? Я тут недалеко живу. По сайтам классным полазим, я недавно такой горячий отыскала!
Хотя у меня замедленное мышление, тут я быстро ответил, потому что меня Давид предупредил. Он сразу сказал, что я не должен соглашаться на сомнительные предложения Марины, а то потом пожалеть сто раз придётся. «Работа у тебя одна, – сказал он. – А Марин много». Я даже отмазку заготовил как раз для такого случая.
– Я в Храм собирался заехать… Извини, в другой раз, ладно? Мне богам помолиться надо.
Девушка вытаращила на меня глаза, присвистнула и попрощалась. Она была заметно разочарована. Наверное, решила, что недаром у меня чёрный паспорт – мало того, что тормоз волосатый, так ещё на религии сдвинулся. Ну и ладно. А я вскочил на байк и вырулил со стоянки. Мысль посетить Храм была удачной, я в самом деле давно там не бывал. А дело вообще-то полезное.
Я уже говорил, что рядом с нашим зоопарком синтоистский Храм имеется? Он маленький и состоит только из одной только пагоды. Ни колокольни, ни библиотеки и зала для проповедей, ни дома для монахов и трапезной тут нет, потому что земля дорогая. Зато есть симпатичный садик с клёнами и сакурами. Пагода торчит из крон многоярусной башней с загнутыми кверху карнизами. Внутри у неё деревянная колонна, а под ней настоящий реликварий – всё как полагается. Даже глиняная стена есть с четырьмя воротами, которая всё это дело огораживает.
Меня отец на каждый праздник в храмы таскал, так что я, можно сказать, синтоист. Поклоняюсь каким только есть ками, а заодно предкам. Особенно я почитаю божество дороги, потому что оно меня от аварии уберегает. А ками дождя, грома, любви, риса и так далее мне безразличны.
Проходя мимо бронзовых скульптур всяких бодхисатв, святых и хранителей, я подумал – может, обряд очищения заказать? В смысле после всего, что со мной на Полосе вчера приключилось. Но потом решил, что митама повсюду, и нечего против судьбы возражать, недаром же я к школе тарики себя причисляю, как отец. А вот мать всегда ругала папашу: «На ками надейся, а сам не плошай!»
Вокруг хондо бродили туристы и жаждущие просветления, трогали иконы и свитки, изучали надписи на кане и английском. Даже несколько русских слов тут было, одинаковых и очень коротких, но их мало кто понимал. Их русские туристы нацарапали. Говорят, они данкон обозначают.
Я бросил пяти-иеновую монетку нищему и вошёл в Храм. Кого из божеств тут только не было! Народ бродил между большими и мелкими фигурами ками, добрыми или свирепыми, и возносил молитвы. Некоторые даже ставили на особые столики по двенадцать горящих свечей, чтобы их мольбы быстрее достигли ушей бога. Вокруг кудрявого Будды кружились в храмовом танце две девчонки в нихонских одёжках. Красивая кагура у них получалась, и молящиеся порой тихо хлопали в ладоши. А потом бросали монетки в ящик для пожертвований.
Я остановился возле божества дороги Дзидзо. Это был небольшой и серьёзный божок верхом на широком колесе, с кучей самых важных дорожных знаков под мышкой. «Проезда нет», «Стоянка запрещена», «Опасный участок дороги» и тому подобных.
В толпе трудно просветления достичь, но я с детства приучился на минутку от людского мельтешения отделяться. Нужно на мандолы смотреть, которые на постаменте под скульптурой нарисованы – кана с правилами дорожного движения, цветы лотоса, героические сценки с божком на колесе и полицейскими… Так и постоял я без всяких дум перед своим ками, потом подле весёлого бога удачи побыл, и можно было домой отправляться.
Но возле автомата-предсказателя я остановился, вспомнил про слова матери, когда она мне беду предрекла. Бросил сто иен в прорезь и получил пахнущую благовонием, сложенную вчетверо бумажку. «Брат твой нуждается в помощи, – прочитал я. – Принеси себя в жертву, отдай иллюзии…» Дальше была написана незнакомая мне кана и слово «закон».
– Вознесись, – услышал я и чуть не выронил омикудзи.
Позади меня стоял тот самый отоко в чёрных очках, я его моментально узнал. Только вместо джинсов и суйкана он сейчас имел какой-то туристический наряд – вельветовые брюки с кучей карманов и шерстяную безрукавку. Она была вся разукрашена глупыми разноцветными ромбами. Ростом этот человек намного уступал мне.
– Что вы сказали?
– Тут написано: «Вознесись над законом», – ответил незнакомец. – Можешь взять омикудзи с собой, это хорошее предсказание.
– Оно неправильное, у меня нет брата. И не собираюсь я умирать.
Он кивнул на выход, и я вдруг пошёл рядом с ним, так и не бросив бумажку в особый ящик для плохих пророчеств. Значит, Будда не придёт мне на помощь! Я чуть не запаниковал, потому что это шло вразрез с моей школой синтоизма. Но я утешил себя, что всегда могу вернуться в храм и попросить защиты у богов.
– Это же не буквально написано. Допустим, под «братом» может иметься в виду близкий человек… Ты можешь потерять свои иллюзии, Егор, а вовсе не жизнь.
– Про иллюзии тут в другом месте.
– Да? Верно… Ладно, не грузись.
Снаружи мы остановились рядом с торговым автоматом. В нём разные лакированные безделушки лежали – деревянные, кожаные и бронзовые. Посуда, игрушечное оружие, ракушки сугай, амулеты и так далее. Но в основном разные божества и бодхисатвы, конечно. Я собирался с мыслями и молча глядел на ворохи красных, чёрных и золотых штучек.
– Кто вы? Я видел вас на стоянке перед баром, на Полосе… Откуда вы знаете моё имя, сэмпай?
– Можешь звать меня Шрамом. Отличное имя, не хуже Гриба или Ковша, верно? Пройдёмся вокруг этого святого строения, Егор.
Мы двинули по аллее между стеной пагоды и кустами, под облетевшими кронами сакур и криптомерий. Я терялся в догадках, откуда этот зловещий тип мог так много узнать про меня и моих новых друзей. Наверняка он как-то следил за бандой! Или только за мной? Но зачем ему нужен я, простой парень с чёрным паспортом?
– Ты бы хотел избавиться от власти Тони и не выполнять его дикие поручения? – спросил Шрам. – Видишь, я знаю даже о твоих денежных затруднениях.
– О каких поручениях вы толкуете, сэмпай?
– О тех, что он тебе готовит.
– Вы хотите, чтобы я работал на вас, а не на него? – догадался я. Потом вспомнил, как заставил меня «отрабатывать» Тони, и данкон в штанах чуть не проснулся. Неизвестно ещё, чего потребует от меня этот подозрительный отоко с мрачной кличкой. С другой стороны, и Сэйдзи может совсем не ограничиться эччи и придумать что-нибудь гадкое. Всё-таки он меня недолюбливает, это видно.
Шрам будто уловил мои тяжёлые раздумья.
– Ты чужой среди камайну, Егор. У тебя нет их социального статуса, это неминуемо скажется в будущем, когда ты потеряешь блеск новизны. Ты игрушка в их руках, и в конце концов они тебя сломают, как надоевшего тэдди… Помнишь, как Аоки и Флора послали тебя? А дальше будет ещё хуже. – Его слова звучали как удары невидимого бича по моей спине. – Послушай, что я тебе скажу. Крупные и яркие самцы всегда пользуются успехом у самок, пока они ухаживают за ними. Нахальные и зажиточные отоко влекут их неудержимо. И ты стимулируешь их чувства, но по-своему. Однако самки после знакомства принимают во внимание и другие, более важные свойства партнёра. Например, его статус и поведение. Пока ты зависим от Тони, он может легко уничтожить тебя с помощью своего царька-оядзи. Но если ты расплатишься с ним, формально он не будет иметь на это право без риска потерять лицо. Он будет вынужден принять правила честной игры. А в ней ты заведомо сильнее, потому что твою судьбу определяют боги, а не движение капитала или традиции семейного бизнеса.
Торико сняла наушник смарта и вынула из сумочки маленькую бутылку с молоком. Потом сказала, глядя на сына:
– Сейчас заревёт, если транквилизаторов не дать… – Кажется, она решила, что мы уже познакомились и можно со мной без помощника разговаривать. – Лучше бы я айбо завела, симатта… Не знаю, как бы без тэдди с ним управилась. Ещё астронавт помогает… А то никакой бы личной жизни не было. Вы снимите толмач-то, поговорим без техники.
Я стянул толмача и спрятал его в карман.
– «Марс» хотел купить, он круче будет, – сказал я.
– Это кепка такая с гироскопом? Я тоже в рекламе видела. Очки можно в брови вживить или на козырьке таскать. Разные схемы и подсказки на них возникают… – Торико оживилась и подхватила тему. – Внутрь зданий можно заглянуть, с архитектурой познакомиться. Далёкий предмет рассмотреть И не заблудишься, если без смарта вышел.
– Точно. Меню всех ресторанов, инфракрасное зрение… Мне из-за распознавания лиц «марс» понравился. Не надо ему говорить «приятно познакомиться» и вообще голосом что-то втолковывать. Он сам всё запоминает. Только дорого стоит, симатта.
Разговор о рекламе затух. Я пригляделся к ребёнку и увидел, что у мальчика на правой руке четыре пальца, и мне тут же слова Флоры вспомнились. Торико заметила мой интерес и сказала:
– Это натальный эффект. Доктор говорит, что он каждого сотого поражает. Чем дальше, тем таких людей будет больше. Потому что эволюция, говорит, так вперёд идёт. А я думаю, он всех мамаш утешает разными глупостями про эволюцию.
– Это необычно. А почему робот лучше живого ребёнка?
– Знали бы вы, сколько с ним хлопот! В районный хойкуэн не берут, а в специальный, для детей-инвалидов, далеко возить. Вот я и решила пока деньгами пособие брать. У Хисаси же ещё искусственный коленный сустав, – добавила она. – Родной никуда не годился, пришлось по страховке заменить.
А то я уже подумал, что инвалидом мальчишку за четырёхпалость назначили. Хотел спросить про Давида, но потом догадался, что вряд ли он отец. К тому же, по-моему, не принято такие личные темы при первой встрече поднимать.
– А вообще-то у меня работа есть, я могу на неё вернуться.
– А где вы трудитесь, Торико-сама?
– Фирма «Микро-движки», я там протоколы совещаний оформляла, пока не родила… Светом молекулы облучаешь, они форму меняют и двигаются как пружинки. Что-то типа того. Гаракута, короче, всякая. Не нравится мне в «Движках», я на другую специальность хочу выучиться. На гуманитарного технолога. Сейчас в Инете курсы подешевле ищу.
Что за технология такая гуманитарная, я не знал, но спрашивать не стал, чтобы не грузиться. Мы помаленьку сасими доели и теперь колу пили, чтобы поскорее рыба в желудках растворилась. Торико перестала в окна Давида высматривать и на меня пристально поглядела. А потом взяла мою руку и развернула ладонью кверху.
– Я теперь всё про руки знаю… Разные файлы без счёта пролистала, когда про четыре пальца думала. – Она принялась водить зелёным ногтем по линиям на моей ладони. – Если пальцы длинные, то на человека в утробе тестостерон сильно влиял. От него аутизм бывает, шизофрения и депрессия. Особенно когда четвёртый палец длиннее указательного… А если наоборот, то с генами обычно всё в порядке. – Девушка уставилась мне в глаза и спросила: – У тебя чёрный ген-паспорт, Егор?
– Ну, в общем…
– Хисаси тоже чуть не присвоили, но потом дали красный, как мне. Хорошо, что у тебя рост огромный, вероятность депрессии ниже. В общем, когда я на свои руки поглядела, поняла – не надо было мне рожать. – Торико повертела передо мной ладошкой. – У меня тоже безымянный длиннее указательного. Это значит, плодовитость не очень.
Я опять почему-то вспомнил Херми и её неприступную варэмэ. Вот у неё с плодовитостью точно никак, с такими заморочками. Конечно, зачать можно по всякому…
Давид так и не появился, и я проводил его девушку и ребёнка до ворот. Даже тэдди мне лапой помахал, а Хисаси вдруг улыбнулся, и Торико вслед за ним. Она купила флэшку с сёнэн-манга и показала мне двухместную машину, на которой они приехали.
А потом мне Урсула позвонила и сказала, что насчёт моего прихода в лабораторию с начальством договорилась. То есть часов в шесть, когда посетителей всех выставят, и если с робококами будет порядок, мне можно к ней в здание администрации прийти.
Часа в три ко мне в ангар Давид заявился.
– Ну как ты? – спросил он. – Не достала она тебя своими тупыми фразами из помощника?
– Она его быстро вырубила.
– Надо же! Родственную душу в тебе увидала, что ли?… – Давид уселся на верстак и покачал ногой. Что-то его тревожило. – А вообще Торико терпимая, с другой бы трудно было прожить. Есть у нее, конечно, разные глупости в башке, типа астронавта… – непонятно высказался он. – Я вот, когда самим собой стать решил, то есть нагвалем, приготовился непонимание встретить. А она приняла моё учение и не спорит. Можно сказать, она меня в этом мире поддерживает, не даёт о своём предназначении забыть.
– Как жена, то есть?
– Нет, не так. Понимаешь, все люди, которых ты встречаешь каждый день, отдают тебе толику своей энергии, чтобы ты просто жил. А ты с благодарностью прикидываешься приличным гражданином, членом общества. Ты показываешь, что один из стаи! Но я решил стать самим собой, непохожим ни на кого. Я стал чужим для всех непосвящённых.
– Но ты же работаешь, – не понял я. – Спишь и ешь, как все. И женщина вон у тебя тоже есть.
– Всё это маска. Я всего лишь делаю вид, что один из вас, на самом деле я другой, потому что всегда могу отказаться от обыденного.
Давид внезапно соскочил с верстака, схватил пробегавшего робокока и стал кататься по бетонному полу. При этом он вскрикивал и плевался, будто сломанный поливальный автомат на газоне. К счастью, робокок не пострадал и тотчас убежал вон, когда Давид его выпустил.
– Понял? Вот в чём я отличаюсь от тебя и всех остальных.
Я потрогал пол носком бота и согласился с ним. В самом деле, барахтаться на бетоне в обнимку с роботом совершенно не хотелось.
– Так и наш Генки – занимается чем хочет, – сказал Давид. Он опять взгромоздился на рабочий стол, к вороху маслянистых деталей. – Как ты думаешь, он разумный или такой же, как его макака?
– Шимпанзе…
– Какая разница, такая же мутантка. Скажем, если у него детёныша отнять, он будет мстить или нет?
– По-моему, он должен затаить злобу и потом оторвать голову врагу. Или прыгать и орать за решеткой, когда добраться до него не выходит. У Генки иногда бывает такой вид, как будто он нас всех убить хочет. А на младенца он с любовью глядит. Рожа улыбчивая становится. Помнишь, когда журналисты его снимали, так он чуть камеры им не погрыз.
– Ну-ну… – пробормотал Давид и задумался. Потом спрыгнул и спросил: – Ты как, с тренажёром-то занимаешься? Он у тебя с собой?
Я показал цилиндр – он лёгкий, мне не трудно его под рубахой таскать. Только успехами похвалиться я пока не мог, потому что передвигать бритву у меня не получалось. Но Давид всё равно ободрил меня и ушёл на свой участок.
Робокок, которого он тискал, пострадал только психически, да и то не слишком сильно. На покатушки меня сегодня не позвали, никто не позвонил… Вот я и отправился вечером не на стоянку, а к Урсуле, как и собирался. На входе в администрацию я прошёл контроль ладонного чипа и покрасовался перед термокамерой, чтобы робарт меня дальше пропустил.
Там я попал под воротца голо-сканера – он просветил одежду насквозь, а робарт прикинул, нет ли у меня чего «опасного». Естественно, никакого оружия у меня не было. В конце проверки пришлось сказать «Охаё годзаймасу!» для полной картины. Сработало приглашение Урсулы, и я смог к ней на второй этаж подняться, в административный сектор. Простым людям сюда ход заказан. И я бы сроду не попал, если бы не Урсула. Да я и не хотел бы тут работать, потому что приходится особый ошейник надевать – он за своим человеком следит и о его самочувствии докладывает. Записывает время отдыха и прочие перерывы. На сигарету или кофе, например. Урсула могла бы и не носить, у неё ведь грант от Университета, а не ставка зоопарковская. Но она не хочет отрываться от коллектива. И её учёное начальство могло бы косо на это посмотреть.
Я прошёл мимо робота-уборщика и двери с табличкой «Хигути Итиё» – там наш директор сидит. Но сейчас его уже не было. Урсула рассказывала, что у дира комплекс Лолиты. У него полсмарта хентайными манга забито, ей секретарша босса поведала, молодая девчонка. Вообще в офисе у нас сидят странные люди. Чтобы не светиться на ошейниках, они общаются через смарт, сэмэсками. Всякие глупости говорят, типа «Какое сегодня число?». Будто у них с памятью проблемы, как у меня.
– Хисасибури нэ? – окликнула меня Марина, секретарша дира. Формы у неё что надо. Не зря, видать, её наш лоликон-директор приглядел. Из её кабинетика несло запахом мяты и ландыша, а панорамный монитор слева от неё показывал какой-то отчёт во все свои два диагональных метра. – Заходи, потреплемся!
– Охаё, – махнул я рукой. – Потом. Меня Урсула ждёт.
Я прошёл ещё дальше и толкнулся в лабораторию. Урсула продувала кабинет с помощью кондишена, но тут все ещё воняло лимонным сорго. Это она мне так сказала, когда я к ней впервые попал. Но пусть лучше сорго, чем вонь из разных колб и приборов, тут я с диром Итиё согласен. Большую часть лаборатории занимал морозильник с ген-пробами и прочей химией, иногда опасной. Я тут вообще ничего стараюсь не трогать без команды, а то ещё вирус подцепишь смертельный.
И ещё у неё настоящий стационарный комп, в сто раз мощнее обычного смарта. Биометрия на нём по полной программе стоит, кто попало в данные не влезет. Когда я вошёл, на мониторе красовался какой-то головастик, а Урсула, держа на коленке бумель, приписывала к головастику всякие обозначения. Видать, иллюстрацию для диссера лепила.
– Садись, – сказала она. – Это бластоцит. Эмбрион такой.
– Страшный… Меня тоже срисовывать станешь?
– Ещё чего. Клинический протокол составим. У меня экспертная система продвинутая, должна справиться. Нечёткая логика и всё такое.
– И что с ним делать, таким эмбрионом? – Я кивнул на головастика.
– Стволовые клетки можно выделить, а из них уже все остальные получить. В том числе нервные, которыми постепенно заменить повреждённые, даже в мозгах.
– Чем повреждённые? – испугался я.
– Ну… Мало ли. Ультразвуком, например, есть такое оружие у полиции.
– Ты собираешься заталкивать клетки мне в голову? – насупился я.
– Не преувеличивай, – засмеялась она. – Идею ты правильно уловил, но реализация у неё не такая страшная… Знаешь, как мне стволовые клетки в детстве помогли? Я ведь с анемией Фанкони родилась, костный мозг у меня совсем не мог вырабатываться. Представляешь, прожила бы с чёрным паспортом восемь лет и копыта отбросила. Зачем, чего ради так мучиться? Хорошо, что мне с предками повезло, у них деньги на замороженного эмбриона и операцию нашлись, и страховки ещё немного было. Короче, взяли клетки и мне впрыснули, чтобы анемию вылечить.
– Ну и как?
– Живая, как видишь! Через полгода Фанкони как не бывало. Ген-терапия – великая штука. Даже воспаления лечит. Язвенный колит, волчанку, псориаз, сахарный диабет, спондилит, синдром Рейтера… Кучу всего.
Она опустила какую-то камеру на штанге, чтобы та мне в лицо глядела, и закрыла жалюзи до полной непрозрачности. В лаборатории стало жутко темно. Только экран компа слегка светился. Урсула обошла меня с лазерным пером и положила мне ладонь на голову, растопырив пальцы.
– Не дёргайся, реакцию глаз будем измерять. Сейчас я буду водить пером по стене, а ты следи за точкой. Камера снимет, как у тебя зрачки двигаются.
По стене напротив забегало пятнышко света. Оно то стояло на месте, то плыло куда-то, то скакало так, что и уследить невозможно. Я старательно следил за ним взглядом, а девушка развлекала меня разговором:
– По этому тесту все отклонения в работе мозга выявить можно. Скажем, шизофреникам трудно сосредоточить фокус на медленном объекте…
– Но ведь я вроде не шизофреник?
– Я и не говорю. Это пример такой был. Видишь же, я по всякому пером двигаю.
– А моргать можно?
– Лучше не надо, точность диагноза может пострадать… – Она помолчала. – А ты на свою радужку смотрел? По ней можно о здоровье узнать, и о характере тоже. Вот у тебя, – она посветила мне в глаз пером, – структуры-лепестки округлые. Это значит, ты эмоциональный и часто действуешь необдуманно.
– Глупости, – возразил я. – Я всегда подолгу думаю.
– Ничего не глупости. Вот у меня радужка с чёткой точечной пигментацией. Поэтому я философ по натуре. Это ведь так и есть, верно? Недаром же я «Новый бестиарий» составляю… В общем, если сопоставить рисунок глаза со схемой частей тела, можно о человеке всё сказать – чем он болен и какой он по характеру. Зря не веришь.
Минут через пять она бросила возиться с лазерным пером и опять впустила свет в помещение. Я похлопал глазами и потёр их пальцами, чтобы прогнать из мышц напряжение. Нелёгким это оказалось занятием – мозги тестировать.
Урсула в это время уже орудовала какими-то датчиками и скребками. Она царапала мне кожу и вводила под неё крошечные иголки. Приборы на её столе попискивали и требовали от Урсулы всё новых действий над моим волосатым туловищем.
– В молекуле ДНК десятки тысяч генов, – говорила она между делом, чтобы отвлечь меня. – А в каждом гене – до миллиона пар нуклеотидов. Так вот, каждому человеку можно проделать коррекцию генов, или терапию. То есть пересадить нужные свойства в «поражённый» организм с помощью чужих здоровых клеток. Составим клинический протокол, найдём нужный носитель здоровых генов и внесём его в твой набор хромосом. Не страшно?
– Терпимо. Мутация наоборот, значит. А зачем ты хочешь это сделать?
– Работа у меня такая будет, когда с диссером разберусь. У тебя редкое нарушение, мне будет полезно для него курс терапии разработать. Интересно же! Ну так вот, просто пересадить нужные гены недостаточно. Программа твоего организма изменится, в клетках начнут выделяться разные токсины, аллергены и прочая гаракута. А ты думал? Но есть способы победить осложнения, недаром же у меня диплом. «Прыгающие» гены и тому подобное… Я так думаю, что у тебя с четырнадцатой хромосомой проблемы. Там десятки генов, из-за которых болезнь Альцгеймера и прочие неприятности возникают. Готово! Почти всё о тебе собрали, буду теперь разбираться.
Она отстала от меня с датчиками и опять принялась возиться с компом, но уже не с зародышем. Какие-то схемы и формулы у неё там побежали.
– Хочешь, ДНК-профиль тебе рассчитаю? Будет у тебя эксклюзивная диета, очень полезная для здоровья.
– Хай. Если не трудно.
Вряд ли, конечно, мне по диете удастся питаться. Там же всякие редкие витамины, элементы и прочие штуки будут, это уж как пить дать. На них я вовек деньжат не насобираю.
Урсула почти знаменитость, я передачу с ней по голику видел. На образовательном канале, правда. Месяц назад показывали, когда у Генки детёныш родился. Я не очень хорошо понял про разное финансирование и так далее, мне это неинтересно. Узнал только, что она новый серийный аппарат по репродуктивному клонированию испытывала, компании «Экстра-Геном» из Токё. У них контракт с Университетом, в общем. Но дело не в этом. Две яйцеклетки она у шимпанзе взяла, пополам их порезала, и между «пустыми» половинками Генкино ядро сунула. Потом растила эмбрион, и всё это делала в том фирменном устройстве. А затем уже обезьяне в матку подсадила.
Пока я на Урсулу глядел, тут она и уснула, даже «пока» сказать не успела. Я поднял её и переложил на полосатый диванчик под окном, что ей за столом дрыхнуть. Она меня сразу, когда мы познакомились, предупреждала, что спит по системе Убермана, чтобы больше в жизни успеть. Она всем это говорит. По-моему, странная система, но мне ли Урсулу учить?
– Егор! – окликнула меня Марина через открытую дверь. – Ты домой? Уснула эта чокнутая?
– Хай.
На Марине был красивый сиреневый костюмчик с бахромой по подолу юбки. Кофточка у неё была перечеркнута ярко-розовой полоской на уровне груди, а в ушках висели маленькие цветки из блестящих камешков. Служебный ошейник она успела снять.
– Подожди минутку… – Марина кончила красить губы электронной помадой, поиграла цветами перед зеркальцем и выбрала бордовый с плавающей жёлтой полоской. Не знаю, зачем она меня всё время тормозит, когда со мной случайно встречается. И в кафе всегда норовит подсесть, когда одного застаёт. – Только и бывает по вечерам время, чтобы задаром в Инете погулять, – пожаловалась она. Мы спустились на первый этаж и отметились на выходе у робарта. – Понатыкали контрольные программы, на половину сайтов ни фига не пролезешь. Оядзи мой такую же поставил, когда в порнушке меня застукал! А ты любишь там бывать, Егор?
– У меня смарт слабоватый… И денег надо много. Я эччи иногда смотрю, после зарплаты.
– Грустно тебе. А я видела по голику репортаж из Диета, что за окурок мимо урны скоро будут коннект отнимать. Тогда я вообще повешусь. А тут ещё дир приказ готовит, что ханами следующей весной не будет! А в этом году здорово было – подстилочки на траву кинули, тёплого сэйсю налили. Гляди на сакуру, в бэнто ковыряйся – кайф. Жалко, тебя ещё не было. А сейчас многие заранее отказываются, непьющие они! Та же Урсула твоя. Уж лучше пить, чем экстази закидываться, я так думаю.
Мы вышли за ворота и остановились на разделительной полосе между машинами. Байк у меня в углу стоял, дожидался, я даже подпрыгивал от нетерпения – как я на него вскочу.
– Урсула не моя, она сама по себе…
– Ты меня не подбросишь? Я тут недалеко живу. По сайтам классным полазим, я недавно такой горячий отыскала!
Хотя у меня замедленное мышление, тут я быстро ответил, потому что меня Давид предупредил. Он сразу сказал, что я не должен соглашаться на сомнительные предложения Марины, а то потом пожалеть сто раз придётся. «Работа у тебя одна, – сказал он. – А Марин много». Я даже отмазку заготовил как раз для такого случая.
– Я в Храм собирался заехать… Извини, в другой раз, ладно? Мне богам помолиться надо.
Девушка вытаращила на меня глаза, присвистнула и попрощалась. Она была заметно разочарована. Наверное, решила, что недаром у меня чёрный паспорт – мало того, что тормоз волосатый, так ещё на религии сдвинулся. Ну и ладно. А я вскочил на байк и вырулил со стоянки. Мысль посетить Храм была удачной, я в самом деле давно там не бывал. А дело вообще-то полезное.
Я уже говорил, что рядом с нашим зоопарком синтоистский Храм имеется? Он маленький и состоит только из одной только пагоды. Ни колокольни, ни библиотеки и зала для проповедей, ни дома для монахов и трапезной тут нет, потому что земля дорогая. Зато есть симпатичный садик с клёнами и сакурами. Пагода торчит из крон многоярусной башней с загнутыми кверху карнизами. Внутри у неё деревянная колонна, а под ней настоящий реликварий – всё как полагается. Даже глиняная стена есть с четырьмя воротами, которая всё это дело огораживает.
Меня отец на каждый праздник в храмы таскал, так что я, можно сказать, синтоист. Поклоняюсь каким только есть ками, а заодно предкам. Особенно я почитаю божество дороги, потому что оно меня от аварии уберегает. А ками дождя, грома, любви, риса и так далее мне безразличны.
Проходя мимо бронзовых скульптур всяких бодхисатв, святых и хранителей, я подумал – может, обряд очищения заказать? В смысле после всего, что со мной на Полосе вчера приключилось. Но потом решил, что митама повсюду, и нечего против судьбы возражать, недаром же я к школе тарики себя причисляю, как отец. А вот мать всегда ругала папашу: «На ками надейся, а сам не плошай!»
Вокруг хондо бродили туристы и жаждущие просветления, трогали иконы и свитки, изучали надписи на кане и английском. Даже несколько русских слов тут было, одинаковых и очень коротких, но их мало кто понимал. Их русские туристы нацарапали. Говорят, они данкон обозначают.
Я бросил пяти-иеновую монетку нищему и вошёл в Храм. Кого из божеств тут только не было! Народ бродил между большими и мелкими фигурами ками, добрыми или свирепыми, и возносил молитвы. Некоторые даже ставили на особые столики по двенадцать горящих свечей, чтобы их мольбы быстрее достигли ушей бога. Вокруг кудрявого Будды кружились в храмовом танце две девчонки в нихонских одёжках. Красивая кагура у них получалась, и молящиеся порой тихо хлопали в ладоши. А потом бросали монетки в ящик для пожертвований.
Я остановился возле божества дороги Дзидзо. Это был небольшой и серьёзный божок верхом на широком колесе, с кучей самых важных дорожных знаков под мышкой. «Проезда нет», «Стоянка запрещена», «Опасный участок дороги» и тому подобных.
В толпе трудно просветления достичь, но я с детства приучился на минутку от людского мельтешения отделяться. Нужно на мандолы смотреть, которые на постаменте под скульптурой нарисованы – кана с правилами дорожного движения, цветы лотоса, героические сценки с божком на колесе и полицейскими… Так и постоял я без всяких дум перед своим ками, потом подле весёлого бога удачи побыл, и можно было домой отправляться.
Но возле автомата-предсказателя я остановился, вспомнил про слова матери, когда она мне беду предрекла. Бросил сто иен в прорезь и получил пахнущую благовонием, сложенную вчетверо бумажку. «Брат твой нуждается в помощи, – прочитал я. – Принеси себя в жертву, отдай иллюзии…» Дальше была написана незнакомая мне кана и слово «закон».
– Вознесись, – услышал я и чуть не выронил омикудзи.
Позади меня стоял тот самый отоко в чёрных очках, я его моментально узнал. Только вместо джинсов и суйкана он сейчас имел какой-то туристический наряд – вельветовые брюки с кучей карманов и шерстяную безрукавку. Она была вся разукрашена глупыми разноцветными ромбами. Ростом этот человек намного уступал мне.
– Что вы сказали?
– Тут написано: «Вознесись над законом», – ответил незнакомец. – Можешь взять омикудзи с собой, это хорошее предсказание.
– Оно неправильное, у меня нет брата. И не собираюсь я умирать.
Он кивнул на выход, и я вдруг пошёл рядом с ним, так и не бросив бумажку в особый ящик для плохих пророчеств. Значит, Будда не придёт мне на помощь! Я чуть не запаниковал, потому что это шло вразрез с моей школой синтоизма. Но я утешил себя, что всегда могу вернуться в храм и попросить защиты у богов.
– Это же не буквально написано. Допустим, под «братом» может иметься в виду близкий человек… Ты можешь потерять свои иллюзии, Егор, а вовсе не жизнь.
– Про иллюзии тут в другом месте.
– Да? Верно… Ладно, не грузись.
Снаружи мы остановились рядом с торговым автоматом. В нём разные лакированные безделушки лежали – деревянные, кожаные и бронзовые. Посуда, игрушечное оружие, ракушки сугай, амулеты и так далее. Но в основном разные божества и бодхисатвы, конечно. Я собирался с мыслями и молча глядел на ворохи красных, чёрных и золотых штучек.
– Кто вы? Я видел вас на стоянке перед баром, на Полосе… Откуда вы знаете моё имя, сэмпай?
– Можешь звать меня Шрамом. Отличное имя, не хуже Гриба или Ковша, верно? Пройдёмся вокруг этого святого строения, Егор.
Мы двинули по аллее между стеной пагоды и кустами, под облетевшими кронами сакур и криптомерий. Я терялся в догадках, откуда этот зловещий тип мог так много узнать про меня и моих новых друзей. Наверняка он как-то следил за бандой! Или только за мной? Но зачем ему нужен я, простой парень с чёрным паспортом?
– Ты бы хотел избавиться от власти Тони и не выполнять его дикие поручения? – спросил Шрам. – Видишь, я знаю даже о твоих денежных затруднениях.
– О каких поручениях вы толкуете, сэмпай?
– О тех, что он тебе готовит.
– Вы хотите, чтобы я работал на вас, а не на него? – догадался я. Потом вспомнил, как заставил меня «отрабатывать» Тони, и данкон в штанах чуть не проснулся. Неизвестно ещё, чего потребует от меня этот подозрительный отоко с мрачной кличкой. С другой стороны, и Сэйдзи может совсем не ограничиться эччи и придумать что-нибудь гадкое. Всё-таки он меня недолюбливает, это видно.
Шрам будто уловил мои тяжёлые раздумья.
– Ты чужой среди камайну, Егор. У тебя нет их социального статуса, это неминуемо скажется в будущем, когда ты потеряешь блеск новизны. Ты игрушка в их руках, и в конце концов они тебя сломают, как надоевшего тэдди… Помнишь, как Аоки и Флора послали тебя? А дальше будет ещё хуже. – Его слова звучали как удары невидимого бича по моей спине. – Послушай, что я тебе скажу. Крупные и яркие самцы всегда пользуются успехом у самок, пока они ухаживают за ними. Нахальные и зажиточные отоко влекут их неудержимо. И ты стимулируешь их чувства, но по-своему. Однако самки после знакомства принимают во внимание и другие, более важные свойства партнёра. Например, его статус и поведение. Пока ты зависим от Тони, он может легко уничтожить тебя с помощью своего царька-оядзи. Но если ты расплатишься с ним, формально он не будет иметь на это право без риска потерять лицо. Он будет вынужден принять правила честной игры. А в ней ты заведомо сильнее, потому что твою судьбу определяют боги, а не движение капитала или традиции семейного бизнеса.