Страница:
Наверное, я бы упал за барьер, если бы добрые девушки не вцепились мне в штаны. А вот Ковшу не повезло. Он снёс хлипкий кирпичный заборчик и громко ругался под гогот зрителей, пока выползал с полигона.
– Ещё! – ревел он. – Ещё раз! – И шарил под ногами в поисках своего сверчка.
– Круто для первого раза, – похвалила меня Херми. Они поволокли меня прочь отсюда. – Пять метров, симатта. Ничего, в другой раз лучше получится. Ты только потренируйся, ёси?
Я жадно прополоскал рот остатками пива и отдышался. И мы двинули вверх по лестнице, на второй этаж. Там бросались карликами.
– Во, – сказала Флора. – Ты им покажешь, Егор. Бери билет!
Половина зала была застелена татами, а на второй половине клубился народ и звонко подбадривал желающих посоревноваться. Хмурые карлики потирали ушибленные места. Чипаня и Пец тоже тусовались тут, но бросать малышей не пробовали – тут такие крутые монстры упражнялись, что им ничего не светило. Они увидели нашу компанию и обрадовались:
– Егор! Давай сюда! Покажи этим перцам!
Я однажды видел по голику такие состязания, и даже знал правила. Ничего особенного, сажаешь мальца на ладонь и кидаёшь вперёд. Конечно, если его раскрутить за ногу, можно дальше зашвырнуть, но карлики бы на это не согласились. Худых недомерков приводили к общему весу, нацепив им пояса со свинцовыми плашками.
– Ты в первый раз? – хмуро спросил меня один пьяный малыш-китаец лет сорока, ростом едва ли больше метра. Вообще-то они все были сильно косые. – Берёшь меня?
– У них тут сдельная плата, – объяснил Пец.
– Урусай, тан атама, – отрезал карлик. Чипаня загоготал, как и два-три отоко, они рядом крутились.
– Давай, Егор, – подстегнули меня Флора с Херми. – Покажи класс.
Деваться было некуда, я подхватил малыша на руки и подошёл к распорядителю. Тот записал моё имя и выдал билетик за пятьсот иен. Я уже знал, что надо остаться в узкой полосе пола, чтобы результат засчитали. Отступить на пару шагов, потом сделать их вперёд и метнуть китайца, словно ядро. Карлик взмыл под самый потолок, вереща и размахивая ручонками. Чуть в трубу не врезался, кажется. Зрители разразились воплями и уханьем.
– Вай! Вай! – закричали камайну и стали дёргать меня за руки.
Кто-то сунул в ладонь мокрую холодную банку, и я присосался к ней.
– Семь метров девяносто шесть сантиметров! – объявил судья, и шум поднялся с новой силой.
Какой-то квадратный тип подошёл к нам и стиснул мне ладонь рукопожатием.
– Отличный бросок, отоуто! Лучший за вечер. Эй, друг, давай сюда, – призвал он карлика, которого я швырнул. Тот разминал пострадавшие бока и морщился с унылой миной. – Может, с этим повезёт больше…
– Отметим, симатта, – сказал Чипаня и увлёк нас на первый этаж.
Там стоял густой дым, невзирая на кондишены. Но смотрелось всё покультурнее, чем на Полосе. Филиппинок стало больше, они сновали между посетителями и таскали на себе целые горы закусок. Платили им тут же, никто не торговался и почти не следил за тем, сколько иен отстегивает. Я выкурил со всеми за компанию косяк с травой, запил стаканом сакэ и зажевал дитраном. Нам было так весело, что ноги сами собой носили по залу и выделывали коленца. Пару раз девчонки утаскивали меня в подвал, освежиться и поболеть за борцов. Поглядели мы и на могучие оппаи женщин-борцов. Да, это было куда круче, чем сальные брюха отоко.
Какое-то время я провёл за столом с Тони, Аоки и Минору, слушая их трёп. Мне было легко, а в голове почему-то установилась ясность. Херми и Флора сидели рядом с осовелыми лицами, порой падая на меня. Иногда они счастливо гугкали. Аоки заметно скучала, а Минору пялился на грудь Флоры.
– Главный источник проблем современного человека, – вещал Сэйдзи, – это духовный вакуум! Кто поумнее, тот ищет смысл бытия. Мало того, что это занятие лишено смысла. Так и в предмете поисков его тоже нет! А всё дело в том, что биология человека противоречит его социальной роли. Между нашими животными эмоциями и образом жизни нет согласия. Погляди хоть на беднягу Минору…
– А чего на меня-то?
– Он мечтает завалить Флору на футон, но страх получить по морде от неё и от меня сильнее полового инстинкта. И это правильно, потому что его социальная функция другая. Он достаёт нам оружие и заменяет Пеца, пока тот заправляет своим виртуальным борделем для буру секкасу. Я прощаю Пецу его увлечение, он зарабатывает этим себе на дурь и нам на хакерские примочки… Прощу ли я Минору, если он выйдет за свои рамки? Папаша даёт ему достаточно денег, чтобы он мог без проблем закидываться, покупать горючку, мёртвую кожу и юдзё. Не уверен, что братец Минору отделается укоризненным взглядом друзей, если пойдёт поперёк моей воли. Наша жизнь полна запретов. И самый жестокий из них – запрет открыто склонять понравившегося тебе человека к совокуплению. К сожалению, мы вынуждены измышлять окольные пути для простого эсу, первейшего дела для всякого животного. Или покупать любовь, презирая себя за никчемность.
– Это ты вынужден что-то там измышлять? – усмехнулась Аоки.
– Речь о человеке вообще, подруга… Тут-то мы и рвём со своей животной природой, увы.
– А что делать? – очнулся я. Минору зареготал и подвинул мне пивную банку.
– Пить, симатта! Гляди, наш здоровячок рассуждает! Пей лучше.
– Нужно вернуться на ступеньку назад, – не обратив внимания на весёлого соратника, ответил мне одзи. – Умники говорят, что заниматься этим надо в себе. Типа самолечение такое. Саморегуляция Ре-три и так далее. А толку-то?
– Ну? – вяло заинтересовалась Аоки.
– Не себя надо опускать по ступенькам, а мир, поняли? Только так можно вылечиться. Ты насилуешь этот мир запретов, и благословение нисходит на твою придавленную психику. И ты впадаешь в блаженное детство души, единение с природой.
– А мне врач говорил, что я в детстве навечно задержался, – брякнул я.
– Вот ты уже и слился с матушкой-природой! – опять заржал Минору.
Сйэдзи покосился на него, и он моментально заткнулся. Тут Херми стала дёргать меня за рукав, очухалась и Флора. И они опять поволокли меня куда-то развлекаться. Мы зажевали что-то горькое, и мудрые речи Тони, к счастью, вылетели у меня и головы. А то сидели в мозгах как заноза.
Помню ещё, меня сквозь загадочный туман приволокли наверх, где я получил сто рублей за победу в соревновании «гномометателей». «Мой» карлик под шумок упёр у меня десятку. Ну, я на него подумал. Я угостил соперников и камайну пивом и какой-то дурью. Её мне любезно продал Гриб.
Заглянули мы и на третий этаж, что-то вроде мансарды, поделённой на комнатушки. Тут резвились голые онако и их парни, стоял непрерывный визг, ругань и стенания. Повсюду громоздились бумажные перегородки, разрисованные утками. Птицы сидели в камышах парами и прижимались друг к дружке толстыми гузками и клювами. Натуральный гирё.
Мы чуть не снесли хрупкую сёдзи, но попали в проём и повалились на футон. Флора принялась живо стаскивать с меня одежду, и Херми ей помогала. Мне было щекотно, и я сперва возражал, а потом они схватили меня за тибу, а Флора заткнула мне рот своей колючей варэмэ. Больше я ничего не мог сказать. Что они там творили с моим бокки, я не соображал – куда-то его втыкали, визжали и прыгали на мне как безумные. Все таблетки и деньги вокруг нас рассыпались, и набежали ещё какие-то незнакомые девушки. Кажется, им тоже что-то было от меня надо.
Потом Херми пропала с Ковшом, а я куда-то долго таскал на себе Флору и очнулся только на балконе под тряпичным драконом. Передо мной на широкой кадке, в которой только что торчал сосновый бонсаи, восседал голый карлик с короткой седой бородой. Он был точной копией Дзидзо, только дорожных знаков у него не было. А вместо широкого чопперского колеса у него под задницей стояла кадка.
– Ё! – буркнул ками. Он надул щёки и выпустил в мою сторону струю пахучего дыма. Похоже, боги тоже закидывались на тусовках. Я чуть не запаниковал, потому что ни один бог ещё ни разу не разговаривал со мной. Но Дзидзо был не очень жуткий, я справился со страхом. – Ты запомнил моё предсказание, Егор-кун?
– Я его не понял! – вырвалось у меня. – Не надо мне таких!
Ками поднялся на горшке и выставил вперёд сухую ручонку. Она стала удлиняться и вдруг схватила меня за волосы, как мальчишку. Костлявые старческие пальцы были горячими.
– Ты когда в последний раз медитировал? – страшным голосом изрек Дзидзо. – Я простил тебе твою невнимательность, уберёг от вип-кара. Ты занимался фехтованием на мечах? Палицу хотел с шипами купить, да и то спустил на тормозах! Я предотвратил не одну аварию с твоим участием. Ты хоть попытался освоить кюдо, искуство стрельбы из лука? Я провёл тебя дорогами, далёкими от синигами, ангелов ада, исламо-фашистов и ещё десятка мотобанд. Ты изучил дзэнгу, правила чайной церемонии, архитектуру или хотя бы икэбану? А как насчёт верховой езды, симатта? Может, ты умеешь метать копьё или плавать как тунец? Иголками давно плевался?
– Сверчком! – нашёлся я. – Сегодня попробовал.
– Что? – чуть не сбился с мысли ками. – Мерзость какая. Знаю! Ты тренировался с алебардой и практиковал борьбу аявара! Я прав? Неужели опять не угадал? А что там с искусствами артобстрела и связывания врага? Про ниндзюцу я молчу, какой из тебя шпион… Так вот, сомневаюсь, что ты вообще представляешь, о чем я толкую. Я и сам-то в этих делах не силён, если честно. Но я бог, мне можно чего-то не знать! Сверчки у него! Ты даже правила дорожного движения почти забыл, а за это я караю особенно жестоко.
– Тимпункампун! – просипел я. Вырваться из захвата старика, не повредив скальп, никак не получалось. К тому же я боялся поднять глаза и увидеть свирепое лицо озлобленного бога дороги.
Сухая рука придавила меня к полу, и я стукнулся об него лбом, едва не растянувшись на плитах.
– Ты ничего не знаешь об этом? – заревел Дзидзо. Голос у него «плавал», становился то низким, то высоким. Будто его пропускали через аппаратуру, а звукорежиссёр сидел и хулиганил, дёргая тумблер частоты. – Пришла пора узнать, симатта! Хватит уже торчать в своём инфантильном коконе, как зародыш! Мы вложили в тебя столько, что никому не снилось такое могущество! Ты должен был стать нашей гордостью, обрести полную ясность сознания и прервать свою цепь перерождений. Сансара, эта сырая темница твоего светлого сознания, уже почти не имела над тобой власти, пока ты не потерял ровно половину от своей сути.
– Я ничего не терял, – возразил я. Лучше не вырываться и отвечать по существу, а то ещё втопчет в плиты. Пусть выговорится, проклятый старик. – Вы меня спутали с кем-то другим. Я такой родился.
– Хонто ни? – произнёс ками и отпустил меня. Кажется, мне удалось посеять в его маразматической башке сомнения. Дзидзо затянулся из колючего кальяна-кактуса, на котором сидел, и опять исторг целое облако дыма. Куда он горшок с бонсаи спрятал? Кактус откуда-то приволок! – А ведь верно, ты даже не помнишь момента своего зачатия, о чём тут говорить… И всё равно! Ты мантры давно читал, сутры? Почему аскетический образ жизни отринул? Заповеди не чтишь, ксо! Храмы редко посещаешь! Когда возжигал в мою честь двенадцать свечей, а? Цветами сакуры не любуешься, листья клёна для тебя – ничто! А первый снег, восход и закат? В поэтических состязаниях и театральных постановках не участвуешь. Питье пива или сакэ, даже интимная близость для тебя не имеют подлинного мистического значения! И кто ты после этого?
Я промолчал, потому что крыть было нечем. Но старик уже, кажется, отошёл. Запал у него явно иссяк. И ками даже отчего-то растерялся – бормотал угрозы без прежней страсти, механически.
– Ищи свою вторую половину, Егор-кун, – прервал себя Дзидзо, – в этом и был смысл моего предсказания. Можешь не тащить омикудзи обратно в Храм, умолять, втыкать свечи и так далее. Я тебе не помогу. И беречь тебя от реального мира больше не стану, ты меня разочаровал.
Я хотел возмутиться его предательством, но вдруг понял, что тупо таращусь на крошечную сосну. Симатта! Где этот мерзкий старикашка, куда он спрятался? Флора застонала где-то на плитах пола и вернула мне соображение. Уф, ну и померещится же после дитрана. Или что я там такое слопал? Я потрогал лоб и нащупал на нём ссадину. Выходит, навернулся на плиты я на самом деле, хорошо ещё башку не раскроил.
– Идём, малышка, – просипел я и взвалил бесчувственную подругу на плечо. Она только молча мотала головой.
Праздник в заведении продолжался и без нас. Прибывали всё новые участники, а ослабевшие уже валялись кто где. Отдохнуть толком им не давали – осторожно и с уважением отволакивали на улицу. Что происходило с ними во тьме, никого не волновало. «Херми-то где?» – вдруг подумал я. Надо было спуститься на первый этаж, сдать Флору друзьям и заняться её поисками. Потом я вспомнил о распоряжении Тони, чтобы за Херми приглядывал Ковш, и расслабился.
– Эй, ты чего? – Я поставил Флору к стене и потряс её. Девушка что-то промычала с пустыми глазами. И опять повисла не мне, не желая напрягаться. – Очнись!
Как назло, никого из наших не попадалось. И тут я заметил Ковша! Он торопился к мне из подвала, прыгая через ступеньки.
– Егор! – с искажённой физиономией заорал он. – Тасукэтэ! Давай вниз, там Херми в мужской тойрэ поволокли! Она же вообще ни хрена не соображает, дёрнут и все дела. Девчонка же удавится, если ей варэмэ проткнут. Я подержу пока Флору. Трое, симатта! Я за тобой решил сбегать, пока чего не случилось. Иди, настучи им по харям!
– М-м-м, – сказала Флора.
Рассуждать было некогда. Ни о чём не думая, даже об оружии или простой дубинке, я кинулся вниз. Чуть не скатился по лестнице, а то бы немало народу подавил. Подвальный холод слегка остудил меня. Топоча как слон, я ворвался в тойрэ и с разинутым ртом уставился на группу отоко с папиросами.
– Где? – пропыхтел я. – Где девчонка, тэмаэ?
Ответа я не услышал и уже хотел ринуться к кабинкам, как слева что-то мелькнуло, и в голову мне ударилась палица. Но я и сам уже двигался, поэтому она не попала толком, скользнула по черепу. В руках прочих парней разом появились дзиттэ и палица без шипов.
Взревев, я махнул рукой влево, откуда получил удар по черепу, и кулак воткнулся во что-то мягкое. Напавший первым получил в шею, отлетел к дверце кабинки и с треском снёс её. Одновременно справа надвинулись трое, они размахивали оружием и метили им в меня. Я стряхнул туман с мозгов и присел на полусогнутых ногах, принимая боевую стойку – по голику такую видел.
Мне помогло, что я сразу занял удачную позицию. Слева были кабинки и валялся на полу, корчась, сбитый мной отоко с палицей, а справа – кафельная стена с писсуарами. Навалиться сразу со всех сторон враги не могли.
Так же молча, с неподвижными рожами вся команда злодеев накинулась на меня с поднятыми вверх дубинками и палицей. Я уклонился как сумел и выбросил вперёд оба кулака, потом ногу, метясь в чье-то колено. На плечи мне обрушились скользящие и очень болезненные удары. Одна из дубинок зацепила ухо, и оно буквально взорвалось болью. Уворачиваясь от ударов и выбрасывая вперёд то один байкерс, то другой, я метался в тесном закутке как раненый медведь.
И вдруг понял, что вокруг меня больше нет противников! Я стёр пот со лба и глаз и прижался спиной к кафелю, чтобы не упасть от изнеможения. На полу едва шевелились четверо парней, размазывая по одежде плевки и окурки. Один корчился рядом с писсуаром, зажимая рассеченную бровь, другой угодил мордой в урну и стирал с себя мерзость, что из неё вывалилась. При этом плевался кровью. Третий лежал на животе рядом с унитазом, прямо в луже мочи. И четвёртый с кровавой маской вместо лица просто привалился к стене, красная струйка сочилась у него сквозь разбитые губы. Ну и рожи у них были.
Внезапно дверь тойрэ распахнулась, и в неё ввалился стаф с алой банданой на лысом черепе. За ним заскочили два приземистых, но крепких китайца из обслуги.
– Всем стоять! – заревели они и уставились на погром. – Что здесь происходит?
Я пожал плечами и выпрямился.
– Вот, зашёл сёсуй, а эти отоко на меня набросились. Я девчонку свою искал. Они её сюда потащили. Херми! – крикнул я. Но никто из кабинок не откликнулся. Зато её испуганная рожица медленно заглянула в распахнутую дверь тойрэ. – Херми! Ёкатта! Ты целая?
– Стоять! – приказал стаф и медленно обошёл лежащих. Он поднимал их оружие и передавал подручным для осмотра.
Херми всё-таки протиснулась внутрь и запричитала, ощупывая мне физиономию. На ней нашлась парочка кровоточащих ссадин. Она стащила из кабинки бумагу, намочила её и вытерла меня, даже суйкан и штаны.
– Ладно, вали отсюда, – проворчал стаф. – А с этими я разберусь.
Мы с Херми в обнимку вышли из тойрэ. Тут уже толпился в недоумении народ, жаждущий облегчиться.
– Чего там? – спросили нас. – Ксо из толчков полезло?
Но мы молча пробились к лестнице и поднялись в главный зал с музыкой и танцами. Тут было темно, только яркие пятна света метались по кругу. Дзоку на помосте была уже другая. Я потряс головой, чтобы в ней прояснилось. Кажется, мне порядочно досталось, только я в запале этого не заметил.
– Флора! – дёрнуло меня.
– Не кипятись, вон твоя онна, – показала на столик Херми. – Слушай, ты чего туда ломанулся-то?
– Мне Ковш сказал, что тебя в тойрэ насильники потащили…
– Придумаешь тоже! – рассмеялась она. – Ну, схватили какие-то дзари-бои, заржали и стали туда подталкивать. Разве же это серьёзно? Стафы тут же их обломали, когда я завизжала. Они руки подняли, извинились – и все дела. Кланялись потом минут пять, ухмылялись. Кто же позволит в клубе такое безобразие? Я не испугалась ни на мон, понятно же, что это игра такая… Они меня за отоко приняли, я так подумала. А когда заорала и они сообразили, что с меня им ничего не обломится, то сразу всё в шутку обратили.
– Значит, Ковш погорячился?
– Пожалуй. Похвально, конечно, что он так обо мне тревожится…
Мы бухнулись к нашим на один стул – опять Херми на меня взгромоздилась, симатта. Я думал, что сейчас будет наш рассказ про стычку и охи с ахами, но всё не так оказалось. Не успела Херми рот открыть для разговора, как Тони властно поднял руку. Словно требовал от всех полного молчания. И точно, никто не реготал и не трепался.
Тут почти все были, кроме Чипани с Пецем. Перед одзи на влажном столе лежал ком-блок смарта, а сам он следил за чем-то по развёрнутому на рукаве экранчику. Иногда он что-то отрывисто говорил в микрофон на воротнике.
– Срываемся, камайну. – Он внезапно хлопнул ладонью по столу и сунул коммуникатор в лопатник на поясе. – Все тут? Минору, быстро свяжись с Чипаней и позови их обоих сюда. Срочно!
– Что стряслось, одзи? – спросил Гриб.
– Ифы на моих складах.
Флора взвизгнула и прижала ладошку ко рту. Она уже намного лучше выглядела – наверное, Гриб скормил ей полпачки эбселена. Услышав про исламо-фашистов, Гриб достал из кармана противоядие от дури и обошёл камайну, заглядывая каждому в глаза. Мне перепала двойная доза эбселена и ещё одна таблетка обезболивающего. За ссадины на морде, наверное.
– Может, девчонок в город проводить, а туда налегке выехать? – озабоченно спросил Ковш. Тони рассеянно глянул на него, подумал и кивнул:
– Давай, займись этим.
– Но, одзи! – дёрнулся тот. – Ифы…
– Ты прав, – помолчав, кивнул Тони. – Без тебя не справимся. Зид их погонял на славу, одного погрузчиком зацепил. Боюсь, всех нам не достать, а вот этого раненого ещё можем, если поспешим. Где они, Минору?
– Уже идут.
И точно, спустя полминуты появились взъерошенные Чипаня и Пец. Они проглотили по таблетке бодрящей химии, и мы не мешкая выдвинулись в сумерки. Ночь уже почти завладела Чайна-тауном, но из-за рекламы и простых огней тут светло было. Вовсю кипела уличная торговля, работали местные сутенёры и юдзё, сплошь китаянки.
– Пец, проводишь девчонок до культурного района, и гони домой, – приказал Тони. – У нас мелкое дельце есть.
– Слушаюсь, одзи! – обрадовался хакер.
На ходу камайну проверяли оружие. Я пристроился к Грибу и подглядел – у него электрический пистолет был, двайер. И у всех похожие пушки были. Я в одном фильме видел, что таким умным оружием может только владелец пользоваться. У него опознавательный чип в рукоятке и сенсор на спусковом крючке. Картечь у двайера прямо в ствол засыпается, а скорострельность вообще жуткая.
– А можно мне тоже пистолет? – спросил я.
– Сейчас и проверим, – усмехнулся Тони. – Пец, дай сюда свою пушку.
Хакер вручил оружие боссу. Видно было, что он даже рад избавиться от пистолета. Пока мы пробирались в подземный гараж китайского ресторана и заводили байки, Минору поколдовал с оружием и отдал его мне со словами:
– Пули электрические, при попадании десяти штук в секунду не смертельно. Только если сердце слабое, но у ифов его вообще нет. Они стараются протезы ставить. Будешь стрелять в два раза быстрее – наверняка прикончишь кадра. Я выставил на десять. Прицел инфракрасный, до ста зумов.
Я сжал рукоятку и чуть не выронил оружие от тупой боли. Она возникла в костяшках пальцев и отдалась даже в плече. «Что за…» – подумал я. Кулаки у меня были сплошь покрыты болезненными ссадинами. Дурь выветривалась из мозга, и телу это не нравилось.
– Икудзо, камайну! – объявил Тони.
– Осторожнее там, ребята, – пожелали девушки и Пец.
Все остальные, и я тоже, сорвались привычным порядком из гаража, взлетели по пандусу и помчались. На максимальной для Чайна-тауна скорости – между стен, мусорных контейнеров, витрин и прохожих. Только чтобы никого не сбить и хром на байках не поцарапать. Гудки у нас орали, а моторы рычали. И я тоже хотел порычать вместе с байком, но держался. Встречный ветер со снежком выбил из моих мозгов последнюю муть. Это было приятно – снова соображать ясно, пусть даже медленно.
Кажется, пистолет светился через кожу седельной сумки, требовал взять его и разрядить! Но я крепко сжимал рога и рулил в хвосте банды, следя за пляской встречных огней и держа дистанцию.
Склады Микемото, когда мы к ним подъезжали, автоматически открыли пасть-ворота. Мы клином проехали внутрь, не тормозя, и они тут же встали на место. Тони прибавил скорости, между жестяных стен и механизмов заметалось ревущее эхо. Лужи сверкали фонарями на кранах и мачтах освещения. А потом взрывались под колёсами байков и вспыхивали цветными осколками!
Работа порта не прекращалась и ночью, уж это-то я знал. Мощные грузовики всё так же выруливали в проезды между складами, а погрузчики так же таскали тюки, контейнеры и ящики. Только лязг и скрежет звучали громче я яснее. Потому что город, который ярким монстром навис над берегом сотнями небоскрёбов и клубками эстакад, будто вобрал весь свой гул в себя. Отдалился и замкнулся в своём величии.
Я засмотрелся на город и чуть не въехал в кар, но успел с визгом шин вывернуть рога вбок. Веер капель из разбитой лужи окатил жёлтый бок автопогрузчика. Тот замер и тревожно загудел. А я бросил отвлекаться на ночные огни, чтобы не вляпаться в препятствие.
Мы настигли ифа между штабелем контейнеров и краном, как раз рядом с просветом между судами. Тут было темнее, чем на открытом месте.
– Пока не соваться к нему! – приказал Тони и уткнулся в экран смарта.
Чужой объект пульсировал на нём красной точкой. На срезе с терагерцовой камеры было отлично видно, как иф прижался к пластику контейнера и стискивает оружие, готовый стрелять. Рядом с ним стоял побитый байк, он прикрывал врага с одного бока. Иф поглядывал в свой смарт, что-то бурчал в него, только робарт уже давно его блокировал. Лишь полиция могла бы спасти фашиста, но Зид отрезал этого ублюдка от города. В порту, на территории складов Микемото, одинокий иф стал лёгкой добычей.
– Отличный улов! – сказал Тони, связавшись с Зидом. Довольная физиономия диспетчера расплылась по экрану смарта. – Остальные где?
– Сбежали, симатта! Я когда их кранами и погрузчиками стал давить, сразу обгадились от испуга. Думали, им удалось удавить твоего робарта своим тухлым вирусом! Коно-яро! А это вонючее ксо я ловко зацепил каром, байк его поганый помял и ногу, кажется. Остальные свалили обратно, когда я про полицию через мегафоны объявил.
– Не знаешь, что их сюда принесло?
– Я с нашей фермой связался, где они свиней на органы закупают. Похоже, кто-то из ифов пронюхал, что хвосты и уши они тебе поставляют. Тоже хотят их продавать, что ли? – хохотнул Зид.
– Твари, – сплюнул Сэйдзи. – Натуральные животные. Ладно, одного ифа достаточно, чтобы преподать урок уважения к частной собственности. Эй, парни, у всех работает блокировка звука на смартах? Ну-ка отпубили голосовой диапазон…
– Хай! – закивали мы. Я тоже, когда впомнил о наставлениях чиппера. И поспешил нажать на клавиатуре смарта звёздочку и решётку, как и остальные.
Сэйдзи подошёл к углу контейнерной горы и крикнул, обращаясь к противнику:
– Брось оружие, тэмаэ! Живым отпущу! – С полминуты он ждал, потом повернулся в нашу сторону и скомандовал слазить с байков. – Упирается, ахо. Ладно, сейчас мы с ним поиграем. Егор, давай на кран.
Кажется, он перехватил управление портовыми механизмами. Некоторые трудились как прежде, а ближайший к нам кран, который сухогруз подчищал, изменил действия и оставил свою тяжесть. Он задрожал, перемещаясь вдоль рельсов, и с лязгом подкатил к нам поближе. Камайну заорали от восторга.
– Ещё! – ревел он. – Ещё раз! – И шарил под ногами в поисках своего сверчка.
– Круто для первого раза, – похвалила меня Херми. Они поволокли меня прочь отсюда. – Пять метров, симатта. Ничего, в другой раз лучше получится. Ты только потренируйся, ёси?
Я жадно прополоскал рот остатками пива и отдышался. И мы двинули вверх по лестнице, на второй этаж. Там бросались карликами.
– Во, – сказала Флора. – Ты им покажешь, Егор. Бери билет!
Половина зала была застелена татами, а на второй половине клубился народ и звонко подбадривал желающих посоревноваться. Хмурые карлики потирали ушибленные места. Чипаня и Пец тоже тусовались тут, но бросать малышей не пробовали – тут такие крутые монстры упражнялись, что им ничего не светило. Они увидели нашу компанию и обрадовались:
– Егор! Давай сюда! Покажи этим перцам!
Я однажды видел по голику такие состязания, и даже знал правила. Ничего особенного, сажаешь мальца на ладонь и кидаёшь вперёд. Конечно, если его раскрутить за ногу, можно дальше зашвырнуть, но карлики бы на это не согласились. Худых недомерков приводили к общему весу, нацепив им пояса со свинцовыми плашками.
– Ты в первый раз? – хмуро спросил меня один пьяный малыш-китаец лет сорока, ростом едва ли больше метра. Вообще-то они все были сильно косые. – Берёшь меня?
– У них тут сдельная плата, – объяснил Пец.
– Урусай, тан атама, – отрезал карлик. Чипаня загоготал, как и два-три отоко, они рядом крутились.
– Давай, Егор, – подстегнули меня Флора с Херми. – Покажи класс.
Деваться было некуда, я подхватил малыша на руки и подошёл к распорядителю. Тот записал моё имя и выдал билетик за пятьсот иен. Я уже знал, что надо остаться в узкой полосе пола, чтобы результат засчитали. Отступить на пару шагов, потом сделать их вперёд и метнуть китайца, словно ядро. Карлик взмыл под самый потолок, вереща и размахивая ручонками. Чуть в трубу не врезался, кажется. Зрители разразились воплями и уханьем.
– Вай! Вай! – закричали камайну и стали дёргать меня за руки.
Кто-то сунул в ладонь мокрую холодную банку, и я присосался к ней.
– Семь метров девяносто шесть сантиметров! – объявил судья, и шум поднялся с новой силой.
Какой-то квадратный тип подошёл к нам и стиснул мне ладонь рукопожатием.
– Отличный бросок, отоуто! Лучший за вечер. Эй, друг, давай сюда, – призвал он карлика, которого я швырнул. Тот разминал пострадавшие бока и морщился с унылой миной. – Может, с этим повезёт больше…
– Отметим, симатта, – сказал Чипаня и увлёк нас на первый этаж.
Там стоял густой дым, невзирая на кондишены. Но смотрелось всё покультурнее, чем на Полосе. Филиппинок стало больше, они сновали между посетителями и таскали на себе целые горы закусок. Платили им тут же, никто не торговался и почти не следил за тем, сколько иен отстегивает. Я выкурил со всеми за компанию косяк с травой, запил стаканом сакэ и зажевал дитраном. Нам было так весело, что ноги сами собой носили по залу и выделывали коленца. Пару раз девчонки утаскивали меня в подвал, освежиться и поболеть за борцов. Поглядели мы и на могучие оппаи женщин-борцов. Да, это было куда круче, чем сальные брюха отоко.
Какое-то время я провёл за столом с Тони, Аоки и Минору, слушая их трёп. Мне было легко, а в голове почему-то установилась ясность. Херми и Флора сидели рядом с осовелыми лицами, порой падая на меня. Иногда они счастливо гугкали. Аоки заметно скучала, а Минору пялился на грудь Флоры.
– Главный источник проблем современного человека, – вещал Сэйдзи, – это духовный вакуум! Кто поумнее, тот ищет смысл бытия. Мало того, что это занятие лишено смысла. Так и в предмете поисков его тоже нет! А всё дело в том, что биология человека противоречит его социальной роли. Между нашими животными эмоциями и образом жизни нет согласия. Погляди хоть на беднягу Минору…
– А чего на меня-то?
– Он мечтает завалить Флору на футон, но страх получить по морде от неё и от меня сильнее полового инстинкта. И это правильно, потому что его социальная функция другая. Он достаёт нам оружие и заменяет Пеца, пока тот заправляет своим виртуальным борделем для буру секкасу. Я прощаю Пецу его увлечение, он зарабатывает этим себе на дурь и нам на хакерские примочки… Прощу ли я Минору, если он выйдет за свои рамки? Папаша даёт ему достаточно денег, чтобы он мог без проблем закидываться, покупать горючку, мёртвую кожу и юдзё. Не уверен, что братец Минору отделается укоризненным взглядом друзей, если пойдёт поперёк моей воли. Наша жизнь полна запретов. И самый жестокий из них – запрет открыто склонять понравившегося тебе человека к совокуплению. К сожалению, мы вынуждены измышлять окольные пути для простого эсу, первейшего дела для всякого животного. Или покупать любовь, презирая себя за никчемность.
– Это ты вынужден что-то там измышлять? – усмехнулась Аоки.
– Речь о человеке вообще, подруга… Тут-то мы и рвём со своей животной природой, увы.
– А что делать? – очнулся я. Минору зареготал и подвинул мне пивную банку.
– Пить, симатта! Гляди, наш здоровячок рассуждает! Пей лучше.
– Нужно вернуться на ступеньку назад, – не обратив внимания на весёлого соратника, ответил мне одзи. – Умники говорят, что заниматься этим надо в себе. Типа самолечение такое. Саморегуляция Ре-три и так далее. А толку-то?
– Ну? – вяло заинтересовалась Аоки.
– Не себя надо опускать по ступенькам, а мир, поняли? Только так можно вылечиться. Ты насилуешь этот мир запретов, и благословение нисходит на твою придавленную психику. И ты впадаешь в блаженное детство души, единение с природой.
– А мне врач говорил, что я в детстве навечно задержался, – брякнул я.
– Вот ты уже и слился с матушкой-природой! – опять заржал Минору.
Сйэдзи покосился на него, и он моментально заткнулся. Тут Херми стала дёргать меня за рукав, очухалась и Флора. И они опять поволокли меня куда-то развлекаться. Мы зажевали что-то горькое, и мудрые речи Тони, к счастью, вылетели у меня и головы. А то сидели в мозгах как заноза.
Помню ещё, меня сквозь загадочный туман приволокли наверх, где я получил сто рублей за победу в соревновании «гномометателей». «Мой» карлик под шумок упёр у меня десятку. Ну, я на него подумал. Я угостил соперников и камайну пивом и какой-то дурью. Её мне любезно продал Гриб.
Заглянули мы и на третий этаж, что-то вроде мансарды, поделённой на комнатушки. Тут резвились голые онако и их парни, стоял непрерывный визг, ругань и стенания. Повсюду громоздились бумажные перегородки, разрисованные утками. Птицы сидели в камышах парами и прижимались друг к дружке толстыми гузками и клювами. Натуральный гирё.
Мы чуть не снесли хрупкую сёдзи, но попали в проём и повалились на футон. Флора принялась живо стаскивать с меня одежду, и Херми ей помогала. Мне было щекотно, и я сперва возражал, а потом они схватили меня за тибу, а Флора заткнула мне рот своей колючей варэмэ. Больше я ничего не мог сказать. Что они там творили с моим бокки, я не соображал – куда-то его втыкали, визжали и прыгали на мне как безумные. Все таблетки и деньги вокруг нас рассыпались, и набежали ещё какие-то незнакомые девушки. Кажется, им тоже что-то было от меня надо.
Потом Херми пропала с Ковшом, а я куда-то долго таскал на себе Флору и очнулся только на балконе под тряпичным драконом. Передо мной на широкой кадке, в которой только что торчал сосновый бонсаи, восседал голый карлик с короткой седой бородой. Он был точной копией Дзидзо, только дорожных знаков у него не было. А вместо широкого чопперского колеса у него под задницей стояла кадка.
– Ё! – буркнул ками. Он надул щёки и выпустил в мою сторону струю пахучего дыма. Похоже, боги тоже закидывались на тусовках. Я чуть не запаниковал, потому что ни один бог ещё ни разу не разговаривал со мной. Но Дзидзо был не очень жуткий, я справился со страхом. – Ты запомнил моё предсказание, Егор-кун?
– Я его не понял! – вырвалось у меня. – Не надо мне таких!
Ками поднялся на горшке и выставил вперёд сухую ручонку. Она стала удлиняться и вдруг схватила меня за волосы, как мальчишку. Костлявые старческие пальцы были горячими.
– Ты когда в последний раз медитировал? – страшным голосом изрек Дзидзо. – Я простил тебе твою невнимательность, уберёг от вип-кара. Ты занимался фехтованием на мечах? Палицу хотел с шипами купить, да и то спустил на тормозах! Я предотвратил не одну аварию с твоим участием. Ты хоть попытался освоить кюдо, искуство стрельбы из лука? Я провёл тебя дорогами, далёкими от синигами, ангелов ада, исламо-фашистов и ещё десятка мотобанд. Ты изучил дзэнгу, правила чайной церемонии, архитектуру или хотя бы икэбану? А как насчёт верховой езды, симатта? Может, ты умеешь метать копьё или плавать как тунец? Иголками давно плевался?
– Сверчком! – нашёлся я. – Сегодня попробовал.
– Что? – чуть не сбился с мысли ками. – Мерзость какая. Знаю! Ты тренировался с алебардой и практиковал борьбу аявара! Я прав? Неужели опять не угадал? А что там с искусствами артобстрела и связывания врага? Про ниндзюцу я молчу, какой из тебя шпион… Так вот, сомневаюсь, что ты вообще представляешь, о чем я толкую. Я и сам-то в этих делах не силён, если честно. Но я бог, мне можно чего-то не знать! Сверчки у него! Ты даже правила дорожного движения почти забыл, а за это я караю особенно жестоко.
– Тимпункампун! – просипел я. Вырваться из захвата старика, не повредив скальп, никак не получалось. К тому же я боялся поднять глаза и увидеть свирепое лицо озлобленного бога дороги.
Сухая рука придавила меня к полу, и я стукнулся об него лбом, едва не растянувшись на плитах.
– Ты ничего не знаешь об этом? – заревел Дзидзо. Голос у него «плавал», становился то низким, то высоким. Будто его пропускали через аппаратуру, а звукорежиссёр сидел и хулиганил, дёргая тумблер частоты. – Пришла пора узнать, симатта! Хватит уже торчать в своём инфантильном коконе, как зародыш! Мы вложили в тебя столько, что никому не снилось такое могущество! Ты должен был стать нашей гордостью, обрести полную ясность сознания и прервать свою цепь перерождений. Сансара, эта сырая темница твоего светлого сознания, уже почти не имела над тобой власти, пока ты не потерял ровно половину от своей сути.
– Я ничего не терял, – возразил я. Лучше не вырываться и отвечать по существу, а то ещё втопчет в плиты. Пусть выговорится, проклятый старик. – Вы меня спутали с кем-то другим. Я такой родился.
– Хонто ни? – произнёс ками и отпустил меня. Кажется, мне удалось посеять в его маразматической башке сомнения. Дзидзо затянулся из колючего кальяна-кактуса, на котором сидел, и опять исторг целое облако дыма. Куда он горшок с бонсаи спрятал? Кактус откуда-то приволок! – А ведь верно, ты даже не помнишь момента своего зачатия, о чём тут говорить… И всё равно! Ты мантры давно читал, сутры? Почему аскетический образ жизни отринул? Заповеди не чтишь, ксо! Храмы редко посещаешь! Когда возжигал в мою честь двенадцать свечей, а? Цветами сакуры не любуешься, листья клёна для тебя – ничто! А первый снег, восход и закат? В поэтических состязаниях и театральных постановках не участвуешь. Питье пива или сакэ, даже интимная близость для тебя не имеют подлинного мистического значения! И кто ты после этого?
Я промолчал, потому что крыть было нечем. Но старик уже, кажется, отошёл. Запал у него явно иссяк. И ками даже отчего-то растерялся – бормотал угрозы без прежней страсти, механически.
– Ищи свою вторую половину, Егор-кун, – прервал себя Дзидзо, – в этом и был смысл моего предсказания. Можешь не тащить омикудзи обратно в Храм, умолять, втыкать свечи и так далее. Я тебе не помогу. И беречь тебя от реального мира больше не стану, ты меня разочаровал.
Я хотел возмутиться его предательством, но вдруг понял, что тупо таращусь на крошечную сосну. Симатта! Где этот мерзкий старикашка, куда он спрятался? Флора застонала где-то на плитах пола и вернула мне соображение. Уф, ну и померещится же после дитрана. Или что я там такое слопал? Я потрогал лоб и нащупал на нём ссадину. Выходит, навернулся на плиты я на самом деле, хорошо ещё башку не раскроил.
– Идём, малышка, – просипел я и взвалил бесчувственную подругу на плечо. Она только молча мотала головой.
Праздник в заведении продолжался и без нас. Прибывали всё новые участники, а ослабевшие уже валялись кто где. Отдохнуть толком им не давали – осторожно и с уважением отволакивали на улицу. Что происходило с ними во тьме, никого не волновало. «Херми-то где?» – вдруг подумал я. Надо было спуститься на первый этаж, сдать Флору друзьям и заняться её поисками. Потом я вспомнил о распоряжении Тони, чтобы за Херми приглядывал Ковш, и расслабился.
– Эй, ты чего? – Я поставил Флору к стене и потряс её. Девушка что-то промычала с пустыми глазами. И опять повисла не мне, не желая напрягаться. – Очнись!
Как назло, никого из наших не попадалось. И тут я заметил Ковша! Он торопился к мне из подвала, прыгая через ступеньки.
– Егор! – с искажённой физиономией заорал он. – Тасукэтэ! Давай вниз, там Херми в мужской тойрэ поволокли! Она же вообще ни хрена не соображает, дёрнут и все дела. Девчонка же удавится, если ей варэмэ проткнут. Я подержу пока Флору. Трое, симатта! Я за тобой решил сбегать, пока чего не случилось. Иди, настучи им по харям!
– М-м-м, – сказала Флора.
Рассуждать было некогда. Ни о чём не думая, даже об оружии или простой дубинке, я кинулся вниз. Чуть не скатился по лестнице, а то бы немало народу подавил. Подвальный холод слегка остудил меня. Топоча как слон, я ворвался в тойрэ и с разинутым ртом уставился на группу отоко с папиросами.
– Где? – пропыхтел я. – Где девчонка, тэмаэ?
Ответа я не услышал и уже хотел ринуться к кабинкам, как слева что-то мелькнуло, и в голову мне ударилась палица. Но я и сам уже двигался, поэтому она не попала толком, скользнула по черепу. В руках прочих парней разом появились дзиттэ и палица без шипов.
Взревев, я махнул рукой влево, откуда получил удар по черепу, и кулак воткнулся во что-то мягкое. Напавший первым получил в шею, отлетел к дверце кабинки и с треском снёс её. Одновременно справа надвинулись трое, они размахивали оружием и метили им в меня. Я стряхнул туман с мозгов и присел на полусогнутых ногах, принимая боевую стойку – по голику такую видел.
Мне помогло, что я сразу занял удачную позицию. Слева были кабинки и валялся на полу, корчась, сбитый мной отоко с палицей, а справа – кафельная стена с писсуарами. Навалиться сразу со всех сторон враги не могли.
Так же молча, с неподвижными рожами вся команда злодеев накинулась на меня с поднятыми вверх дубинками и палицей. Я уклонился как сумел и выбросил вперёд оба кулака, потом ногу, метясь в чье-то колено. На плечи мне обрушились скользящие и очень болезненные удары. Одна из дубинок зацепила ухо, и оно буквально взорвалось болью. Уворачиваясь от ударов и выбрасывая вперёд то один байкерс, то другой, я метался в тесном закутке как раненый медведь.
И вдруг понял, что вокруг меня больше нет противников! Я стёр пот со лба и глаз и прижался спиной к кафелю, чтобы не упасть от изнеможения. На полу едва шевелились четверо парней, размазывая по одежде плевки и окурки. Один корчился рядом с писсуаром, зажимая рассеченную бровь, другой угодил мордой в урну и стирал с себя мерзость, что из неё вывалилась. При этом плевался кровью. Третий лежал на животе рядом с унитазом, прямо в луже мочи. И четвёртый с кровавой маской вместо лица просто привалился к стене, красная струйка сочилась у него сквозь разбитые губы. Ну и рожи у них были.
Внезапно дверь тойрэ распахнулась, и в неё ввалился стаф с алой банданой на лысом черепе. За ним заскочили два приземистых, но крепких китайца из обслуги.
– Всем стоять! – заревели они и уставились на погром. – Что здесь происходит?
Я пожал плечами и выпрямился.
– Вот, зашёл сёсуй, а эти отоко на меня набросились. Я девчонку свою искал. Они её сюда потащили. Херми! – крикнул я. Но никто из кабинок не откликнулся. Зато её испуганная рожица медленно заглянула в распахнутую дверь тойрэ. – Херми! Ёкатта! Ты целая?
– Стоять! – приказал стаф и медленно обошёл лежащих. Он поднимал их оружие и передавал подручным для осмотра.
Херми всё-таки протиснулась внутрь и запричитала, ощупывая мне физиономию. На ней нашлась парочка кровоточащих ссадин. Она стащила из кабинки бумагу, намочила её и вытерла меня, даже суйкан и штаны.
– Ладно, вали отсюда, – проворчал стаф. – А с этими я разберусь.
Мы с Херми в обнимку вышли из тойрэ. Тут уже толпился в недоумении народ, жаждущий облегчиться.
– Чего там? – спросили нас. – Ксо из толчков полезло?
Но мы молча пробились к лестнице и поднялись в главный зал с музыкой и танцами. Тут было темно, только яркие пятна света метались по кругу. Дзоку на помосте была уже другая. Я потряс головой, чтобы в ней прояснилось. Кажется, мне порядочно досталось, только я в запале этого не заметил.
– Флора! – дёрнуло меня.
– Не кипятись, вон твоя онна, – показала на столик Херми. – Слушай, ты чего туда ломанулся-то?
– Мне Ковш сказал, что тебя в тойрэ насильники потащили…
– Придумаешь тоже! – рассмеялась она. – Ну, схватили какие-то дзари-бои, заржали и стали туда подталкивать. Разве же это серьёзно? Стафы тут же их обломали, когда я завизжала. Они руки подняли, извинились – и все дела. Кланялись потом минут пять, ухмылялись. Кто же позволит в клубе такое безобразие? Я не испугалась ни на мон, понятно же, что это игра такая… Они меня за отоко приняли, я так подумала. А когда заорала и они сообразили, что с меня им ничего не обломится, то сразу всё в шутку обратили.
– Значит, Ковш погорячился?
– Пожалуй. Похвально, конечно, что он так обо мне тревожится…
Мы бухнулись к нашим на один стул – опять Херми на меня взгромоздилась, симатта. Я думал, что сейчас будет наш рассказ про стычку и охи с ахами, но всё не так оказалось. Не успела Херми рот открыть для разговора, как Тони властно поднял руку. Словно требовал от всех полного молчания. И точно, никто не реготал и не трепался.
Тут почти все были, кроме Чипани с Пецем. Перед одзи на влажном столе лежал ком-блок смарта, а сам он следил за чем-то по развёрнутому на рукаве экранчику. Иногда он что-то отрывисто говорил в микрофон на воротнике.
– Срываемся, камайну. – Он внезапно хлопнул ладонью по столу и сунул коммуникатор в лопатник на поясе. – Все тут? Минору, быстро свяжись с Чипаней и позови их обоих сюда. Срочно!
– Что стряслось, одзи? – спросил Гриб.
– Ифы на моих складах.
Флора взвизгнула и прижала ладошку ко рту. Она уже намного лучше выглядела – наверное, Гриб скормил ей полпачки эбселена. Услышав про исламо-фашистов, Гриб достал из кармана противоядие от дури и обошёл камайну, заглядывая каждому в глаза. Мне перепала двойная доза эбселена и ещё одна таблетка обезболивающего. За ссадины на морде, наверное.
– Может, девчонок в город проводить, а туда налегке выехать? – озабоченно спросил Ковш. Тони рассеянно глянул на него, подумал и кивнул:
– Давай, займись этим.
– Но, одзи! – дёрнулся тот. – Ифы…
– Ты прав, – помолчав, кивнул Тони. – Без тебя не справимся. Зид их погонял на славу, одного погрузчиком зацепил. Боюсь, всех нам не достать, а вот этого раненого ещё можем, если поспешим. Где они, Минору?
– Уже идут.
И точно, спустя полминуты появились взъерошенные Чипаня и Пец. Они проглотили по таблетке бодрящей химии, и мы не мешкая выдвинулись в сумерки. Ночь уже почти завладела Чайна-тауном, но из-за рекламы и простых огней тут светло было. Вовсю кипела уличная торговля, работали местные сутенёры и юдзё, сплошь китаянки.
– Пец, проводишь девчонок до культурного района, и гони домой, – приказал Тони. – У нас мелкое дельце есть.
– Слушаюсь, одзи! – обрадовался хакер.
На ходу камайну проверяли оружие. Я пристроился к Грибу и подглядел – у него электрический пистолет был, двайер. И у всех похожие пушки были. Я в одном фильме видел, что таким умным оружием может только владелец пользоваться. У него опознавательный чип в рукоятке и сенсор на спусковом крючке. Картечь у двайера прямо в ствол засыпается, а скорострельность вообще жуткая.
– А можно мне тоже пистолет? – спросил я.
– Сейчас и проверим, – усмехнулся Тони. – Пец, дай сюда свою пушку.
Хакер вручил оружие боссу. Видно было, что он даже рад избавиться от пистолета. Пока мы пробирались в подземный гараж китайского ресторана и заводили байки, Минору поколдовал с оружием и отдал его мне со словами:
– Пули электрические, при попадании десяти штук в секунду не смертельно. Только если сердце слабое, но у ифов его вообще нет. Они стараются протезы ставить. Будешь стрелять в два раза быстрее – наверняка прикончишь кадра. Я выставил на десять. Прицел инфракрасный, до ста зумов.
Я сжал рукоятку и чуть не выронил оружие от тупой боли. Она возникла в костяшках пальцев и отдалась даже в плече. «Что за…» – подумал я. Кулаки у меня были сплошь покрыты болезненными ссадинами. Дурь выветривалась из мозга, и телу это не нравилось.
– Икудзо, камайну! – объявил Тони.
– Осторожнее там, ребята, – пожелали девушки и Пец.
Все остальные, и я тоже, сорвались привычным порядком из гаража, взлетели по пандусу и помчались. На максимальной для Чайна-тауна скорости – между стен, мусорных контейнеров, витрин и прохожих. Только чтобы никого не сбить и хром на байках не поцарапать. Гудки у нас орали, а моторы рычали. И я тоже хотел порычать вместе с байком, но держался. Встречный ветер со снежком выбил из моих мозгов последнюю муть. Это было приятно – снова соображать ясно, пусть даже медленно.
Кажется, пистолет светился через кожу седельной сумки, требовал взять его и разрядить! Но я крепко сжимал рога и рулил в хвосте банды, следя за пляской встречных огней и держа дистанцию.
Склады Микемото, когда мы к ним подъезжали, автоматически открыли пасть-ворота. Мы клином проехали внутрь, не тормозя, и они тут же встали на место. Тони прибавил скорости, между жестяных стен и механизмов заметалось ревущее эхо. Лужи сверкали фонарями на кранах и мачтах освещения. А потом взрывались под колёсами байков и вспыхивали цветными осколками!
Работа порта не прекращалась и ночью, уж это-то я знал. Мощные грузовики всё так же выруливали в проезды между складами, а погрузчики так же таскали тюки, контейнеры и ящики. Только лязг и скрежет звучали громче я яснее. Потому что город, который ярким монстром навис над берегом сотнями небоскрёбов и клубками эстакад, будто вобрал весь свой гул в себя. Отдалился и замкнулся в своём величии.
Я засмотрелся на город и чуть не въехал в кар, но успел с визгом шин вывернуть рога вбок. Веер капель из разбитой лужи окатил жёлтый бок автопогрузчика. Тот замер и тревожно загудел. А я бросил отвлекаться на ночные огни, чтобы не вляпаться в препятствие.
Мы настигли ифа между штабелем контейнеров и краном, как раз рядом с просветом между судами. Тут было темнее, чем на открытом месте.
– Пока не соваться к нему! – приказал Тони и уткнулся в экран смарта.
Чужой объект пульсировал на нём красной точкой. На срезе с терагерцовой камеры было отлично видно, как иф прижался к пластику контейнера и стискивает оружие, готовый стрелять. Рядом с ним стоял побитый байк, он прикрывал врага с одного бока. Иф поглядывал в свой смарт, что-то бурчал в него, только робарт уже давно его блокировал. Лишь полиция могла бы спасти фашиста, но Зид отрезал этого ублюдка от города. В порту, на территории складов Микемото, одинокий иф стал лёгкой добычей.
– Отличный улов! – сказал Тони, связавшись с Зидом. Довольная физиономия диспетчера расплылась по экрану смарта. – Остальные где?
– Сбежали, симатта! Я когда их кранами и погрузчиками стал давить, сразу обгадились от испуга. Думали, им удалось удавить твоего робарта своим тухлым вирусом! Коно-яро! А это вонючее ксо я ловко зацепил каром, байк его поганый помял и ногу, кажется. Остальные свалили обратно, когда я про полицию через мегафоны объявил.
– Не знаешь, что их сюда принесло?
– Я с нашей фермой связался, где они свиней на органы закупают. Похоже, кто-то из ифов пронюхал, что хвосты и уши они тебе поставляют. Тоже хотят их продавать, что ли? – хохотнул Зид.
– Твари, – сплюнул Сэйдзи. – Натуральные животные. Ладно, одного ифа достаточно, чтобы преподать урок уважения к частной собственности. Эй, парни, у всех работает блокировка звука на смартах? Ну-ка отпубили голосовой диапазон…
– Хай! – закивали мы. Я тоже, когда впомнил о наставлениях чиппера. И поспешил нажать на клавиатуре смарта звёздочку и решётку, как и остальные.
Сэйдзи подошёл к углу контейнерной горы и крикнул, обращаясь к противнику:
– Брось оружие, тэмаэ! Живым отпущу! – С полминуты он ждал, потом повернулся в нашу сторону и скомандовал слазить с байков. – Упирается, ахо. Ладно, сейчас мы с ним поиграем. Егор, давай на кран.
Кажется, он перехватил управление портовыми механизмами. Некоторые трудились как прежде, а ближайший к нам кран, который сухогруз подчищал, изменил действия и оставил свою тяжесть. Он задрожал, перемещаясь вдоль рельсов, и с лязгом подкатил к нам поближе. Камайну заорали от восторга.