Зычный голос агитатора в тёмном костюме и спортивной шапке, искажённый рупором, был слышен даже сквозь стекло.
   – Давно пора ограничить бесконтрольный импорт риса! Даёшь поддержку отечественному производителю! Наша партия требует установить потолок цен на продукты питания первой необходимости. Скажем «нет» женскому неравноправию! Да здравствует демократическая самоорганизация молодёжи! Революция уже назрела! Долой альянс нихонского империализма и…
   Тут девица толкнула агитатора под руку, и тот захлебнулся. А зря, народ только начал интересоваться программой.
   – Что, собираешься голосовать на выборах? – услышал я голос Урсулы.
   Она села рядом и принялась ковырять палочками сладкую редьку дайкон, порезанную на ломтики. На другой тарелке у неё лежала пара окономияки. Они были густо политы соусом. Я тоже люблю эти толстые лепёшки с мясом, они так смачно фырчат на сковороде, когда жарятся. Только Урсула, наверное, взяла овощные.
   – Я уже проголосовал, правда не помню за какую партию.
   – Смешно. Узнала я адрес этой девчонки, – сказала Урсула. – Держи.
   Она достала из кармашка платья простую бумажку с написанными на ней от руки буквами и цифрами. Я глянул на неё и вспомнил, что эта улица находится где-то на восточной окраине города, в старом районе.
   – Спасибо.
   – Только не говори ей, что хочешь Давида разоблачить, а то она тебе не выдаст, где он, – заговорщицки прошептала девушка. – Похитрее подкатись. Ты же не полиция, чтобы в лоб наскакивать.
   – Это понятно.
   – Ладно, Егор, слушай внимательно. Повторила я прежний анализ сэйки и вот что узнала. Точнее, этот анализ подтвердил мои первоначальные подозрения… Не знаю даже, как тебе и сказать. Ты мне не поверишь.
   – Ну говори уже! – воскликнул я. – Мне что, остался месяц жизни?
   Она в смущении огляделась, но в кафе громко играла национальная нихонская музыка, и на нас никто не смотрел.
   – Егор, Генки – твой родной брат.
   – Что? – остолбенел я. – Как… Это невозможно!
   – Возможно. Я проглядела старые файлы и узнала, что он появился в зоопарке примерно восемнадцать лет назад, будучи грудным младенцем. Это совпадает с твоим возрастом, верно? Пойми, его ДНК практически идентична твоей, я не обнаружила никаких отличий. Между вами больше общего, чем между однояйцевыми близнецами. Генки – твой клон, Егор.
   – Не может быть!
   Все мои прежние заботы выветрились из головы, будто их выдул циклон. «Вот почему мать так переживала о малыше! – осенило меня. – Она знала, что мы с этим мутантом братья». Звучало это как мрачная сказка.
   – В те годы широко практиковали подпольные генетические фирмы, – продолжала девушка. – Твои родители могли стать жертвой неквалифицированного оплодотворения яйцеклетки или чего-то подобного. Думаю, когда вы с Генки родились, она оставила твоего брата в клинике, а оттуда его передали в зоопарк для мутантов. То есть к нам.
   Она что-то ещё толковала, а я тупо таращился перед собой и не мог ничего вымолвить.
   – Эй, – потрясла меня за рукав девушка. – Ты как, Егор? Не переживай так, это нормальное явление. Таких мутантов по всей стране – сотни, не ты первый и не последний. Хотя опыты на человеческих эмбрионах уже давно под жёстким контролем.
   Только в ангаре с робококами я малость очухался и стал соображать. Повертел в руках экран смарта и позвонил предкам. Лицо матери возникло озабоченным, а когда она меня увидела, вообще испугалась. За ней на стене мелькали всполохи от работающего голика, слышался зазывный рекламный голос.
   – Что стряслось, Егор-кун?
   – Я с Урсулой разговаривал, – помолчав, сказал я. – Она мне анализ для ген-терапии делала…
   – И что? Ты болен?
   – Хуже. Она сказала, что Генки – мой клон.
   Мать прямо-таки спала с лица. Мне показалось, что она постарела сразу лет на пятьдесят, настолько безжизненным стал её вид.
   – Я знала, что ты когда-нибудь узнаешь об этом, – проговорила она через силу. – Особенно когда ты в этот зоопарк устроился. Прости, Егор, так получилось.
   – Что получилось? Сам собой он, что ли, клонировался?
   – Понимаешь, тогда было модно заниматься генетическим моделированием потомства, а легальные услуги стоили очень дорого. Они и сейчас не дешёвые. Мы хотели, чтобы у нас появилось два ребёнка, причём разных и по характеру, и внешне. Поэтому согласились на разделение эмбриона. Но врач что-то напортил…
   – Зачем? – простонал я. – Почему было не завести второго через год?
   – Я бесплодна, Егор, – запнувшись, сказала мать. Я тут же заткнулся и прекратил свои стоны. – Чтобы родить, я была вынуждена внедрить в яйцеклетку дополнительные гены от здоровой женщины-донора, а это очень недёшево. Ваша с Генки ДНК несёт в себе гены троих людей. Теперь ты понимаешь? Чтобы родить второй раз, мне пришлось бы заплатить ещё столько же. Хирург предложил разделить эмбрионы… Не забывай, что тогда нам было уже по шестьдесят лет. И мы с твоим отцом приняли решение. – Она пришла в себя и смотрела на меня даже с неким вызовом. – Ты не вправе судить нас, Егор-кун. Мы дали тебе всё, что имели, всю любовь тебе одному. И в первую очередь жизнь.
   – Вы не провели диагностику. – Но весь мой запал уже, конечно, иссяк. Она была права по всем пунктам.
   – На полную у нас не хватило денег, а эхография ничего не дала, – сухо ответила мать. – Гены у вас тоже были в порядке. Это уже после родов стало понятно, когда вам сделали томографию мозга, что ты забрал у брата весь разум. Он не клон, Егор. Вы братья. И украли твоего племянника. Больше ты ничего не хочешь сказать?
   – Извини, – промямлил я. – Погорячился. Обещаю отыскать этого мальца.
   – Вот это уже лучше, – слабо улыбнулась она. – Только оядзи не говори, что я тебе рассказала, ладно? Боюсь, у него совсем мозги сдвинутся.
   – Ёси.
   Я отключился от спутника связи и уставился на снующих робококов. Что делать? Бессвязные мысли прыгали в голове, превратившись в какую-то кашу из слов и образов. Как быть? Впрочем, над этим даже думать не стоило. Я всё равно пообещал уже троим людям, что разыщу Давида с младенцем.
   Я расправил Урсулину бумажку с адресом на колене и опять прочитал адрес. Оказывается, я успел его запомнить. Оставалось дождаться конца рабочего дня и отправиться прямиком в гости.
   Пока было время, я разложил на столе горку нанодвигателей и соединил их в цепочку. А её уже навесил на жучка Шрама. Диод моргнул – значит, питание в норме. Дня на три должно было хватить. Всё это «изделие» я обмотал скотчем, только дырку микрофона оставил открытой. Потом проверил связь между жучком и смартом. Вроде бы звуки передавались неплохо. Невнятно, правда… Тадаси постарался.
   Когда я выехал из ворот служебной стоянки, циклон успел намести по краям дороги порядочные снежные кучи. Если так пойдёт и дальше, подогрев перестанет справляться и снег завалит даже проезжую часть. Но пока всё было в порядке, только сыро – заднее колесо иногда вело на поворотах. На одном из боковых съездов, на высоте в пару десятков метров над нулевым уровнем я остановился ненадолго у будки «Заряди меня». Пока заряжался аккумулятор смарта, я думал, что сказать этой тонконогой гангуро, но в голове гулял ветер. Тут я подумал, что надо бы купить какую-нибудь гаракуту в подарок Торико, и уткнулся взглядом в торговый автомат, который рядом с зарядной будкой торчал. Автомат был дешёвый и бедный.
   Я выбрал пакетик сушёных мухоморов, порезанных на соломку. Настойка из них неплохая получается. Ещё мне попались на глаза женские прокладки – новинка сезона. Их можно было бросать в унитаз, и они сами там растворялись и всё дезинфицировали. Подумав, я купил их тоже. Авось пригодятся.
   А потом со мной вообще казус случился. Когда я уже выезжал на финальный отрезок эстакады, наверху затрещал вертолёт, и на дорогу обрушилась целая цистерна химии. Хорошо ещё, что она рекламу на одежде не разъедает. Все машины стали сами собой притормаживать, только у меня байк готов был ехать и дальше, ведь шины мне опрыскали особым составом. Но я всё равно остановился вместе со всеми, чтобы не злить полицию.
   Метрах в десяти передо мной, в ярком пятне света от фонаря, из машины выскочил какой-то тип и кинулся вбок, лавируя и оскальзываясь. Сверху заорали полицейские, и беглеца выхватил мощный галогеновый луч. Вертолёт над нами заложил вираж и со стрёкотом, подняв с обочин бурю палого снега, ушёл за отоко. На лесенке висел полицейский и целился в бегущего. Минуты через две вся эта криминальная заварушка удалилась на боковую эстакаду.
   Симатта! Пока клеящая химия выветрится, пройдёт минут пять, и я тут на ветру совсем задубею. Эти-то все в теплых кабинах расселись, музычку слушают! Я тронул «демона» и покатил между каров, цепляя их байкерсами. Скоро и на чистый кусок дороги выбрался, а там уже газ выжал – машины-то все уехали, которых сверху не окатило. Так и домчал до нужной улицы.
   Торико жила в подвальном этаже, рядом с придорожным маркетом. Возле её небоскрёба стоял пикет с электронными транспарантами. «Не покрывайте титановый слой рекламой!», «Даёшь чистый титан на стенах» и так далее. Само собой, эти маньяки ко мне пристали.
   – Ты против рекламы на титановом покрытии, друг?
   – С какой стати? – огрызнулся я.
   – Стены новых домов покрыты двуокисью титана, ты не знал? – затарахтела какая-то некрасивая девица в куртке на десять размеров больше, чем надо. – Он очищает воздух и ускоряет расщепление водяного пара ультрафиолетовым светом. Молекулы грязи превращаются в безвредные, легко смываемые дождём. Титановое покрытие удаляет из воздуха окись азота…
   – Это же старый район, – удивился я.
   – А его летом реставрировали.
   Я поглядел на рекламу на стенах, которую они бичевали. Подвижные картинки призывали покупать электронную краску, картон для плакатов и пластиковые палки для транспарантов. Торговцы сориентировались быстро и уже впаривали пикетчикам нужный им товар.
   – Спасибо за лекцию, – сказал я и хотел уже спуститься на байке в подземный гараж, как вокруг возникло порядочное оживление. Пикетчики засуетились и закричали что-то возмущённое.
   – Разойдитесь! – услышал я и обернулся.
   К дому подъехал фургон, из него вылезло несколько рабочих в оранжевых комбинезонах. Они покатили к стене какую-то тележку с бочкой и компрессором. Один из рабочих направил на рекламу раструб шланга, второй врубил компрессор, и на стену хлынул поток чего-то серого.
   – Что это? – спросил я у мелкой девицы. Она чуть не лопалась от обиды. На спине у неё крутилась реклама замороженных протеинов.
   – Полимерная плёнка, – буркнула она. – Не рекламисты, так куяксё титан замазывают. Эти солнечную батарею распыляют, энергию дармовую хотят получить… Зимой-то! Уроды.
   Пикетчики резко перестроились и заменили надписи на своих транспарантах. «Не покрывайте титановый слой солнечными батареями!» – прочитал я и наконец поехал в гараж. И не скучно им торчать на холоде?
   Только когда я уже припарковал «демона», подумал, что надо было позвонить этой гангуро. Но на бумажке не было её номера… Ладно, попытаюсь пробиться и так. Я прошёл замызганным коридором с редкими лампочками. На стенах под трубами виднелись потёки от воды. Из-за дверей гремели голики, звучали рекламные слоганы и музыка. В узком коридоре все это мешалось в какофонию.
   Торико открыла мне сразу, будто торчала под дверью. Она была вся распаренная и поблёкшая. Кажется, загар не слишком-то стойко держался на её коже. Без куртки и платья она оказалась ещё более худой, чем я её запомнил. «Речевого помощника» на ней сейчас не было.
   – Вы кто? – удивилась она. – Я ничего не покупаю! – И дёрнула дверь, чтобы захлопнуть её у меня перед носом. Но я не дал.
   – Я друг Давида, помните? Меня Егор зовут. Он ещё у меня учителем был, пока не пропал.
   – А-а, – в сомнении протянула она. – Точно, как я могла забыть! Мы же с вами в зоопарке познакомились. А Давида нет.
   – Я бы хотел поговорить о нём. Он оставил у меня свои вещи… Может, я смогу передать их ему?
   – Нет его! Полиция уже спрашивала! Что вы всё ходите?
   – Мама! – закричал из глубины квартиры мальчишка. – Мне больно!
   Торико неуверенно уставилась на меня. Видно было, что ей хочется выпроводить меня вон, и в то же время она соскучилась по обществу. Я стоял твёрдо и показывал намерение остаться. Поколебавшись, она отступила и кивнула на бетонный пятачок пола в прихожей:
   – Додзо. Чаю хоть выпьем. Я помню, Давид рассказывал мне, как ученика завёл.
   Квартира у неё была такой же маленькой, как моя. Только окна в ней были ещё меньше, под самым потолком узкие такие полоски. Во время тайфунов их наверняка заносит снегом. По-моему, Торико как раз возилась со стиркой. Видимо, машина у неё была очень старой или сломалась.
   Из кухни мне навстречу выполз тэдди и мрачно уставился на мои грязные байкерсы. За тэдди возвышался старый робот модели трайкбот, его «глаза» рубиново поблёскивали, а три членистых ноги подогнулись.
   – Представляете, какая-то муха занесла Хисаси-куну заразу в глаз, – пожаловалась онако. Я вошёл следом за хозяйкой в комнатушку и увидел её сына. Он развалился на футоне и смотрел по голику анимэ. – У нас тут вечно в коридоре жара, что-то течёт, вот они и разводятся. Доктор по телефону поглядел и посоветовал заменить глаз на искусственный, а где мне денег столько взять? Страховки-то не хватит. Правда, можно этот больной глаз продать недорого, всё компенсация. – Гангуро залезла в прозрачный шкаф, открыв его ключом, и достала с полки плашку с таблетками и пузырёк с пипеткой. – Теперь апоморфином кормить приходится. Больно же! И закапывать лекарством.
   – Одна моя знакомая недавно поставила себе искусственный глаз, – поделился я и сел в пластиковое кресло под кособоким торшером. Лампа в нём показалась мне подозрительной. Синеватая она была какая-то – ультрафиолетовая, что ли? – Нет, вру. Она срезала сетчатку и ей имплантировали диод, который зрительный нерв возбуждает. Сетчатка дорого стоит… Может, бесплатно операцию сделают?
   – Видишь, если бы глаз был здоровый, то другое дело. У Хисаси же больной. А главное, у него паспорт красный, кому такая сетчатка нужна?
   – Ёси, я и забыл.
   Она улыбнулась и капнула сыну лекарство, потом выдала ему таблетку апоморфина. Похоже, мы опять перешли на «ты».
   – А то бывает ещё косметический глаз, – поделился я. – Из пластика. Ничего не видит, зато красиво.
   Мы дружно засмеялись, а мальчишка отвернулся от голика и свирепо на меня зыркнул. Я увидел, что рядом с ним валяется поцарапанный однорукий астронавт. Я себе тоже такого робота хотел, когда мне лет пять было. Этот робот, если он исправен, даже читать умеет и лица распознавать. Говорят, их по лицензии НАСА делают.
   Я вспомнил о подарке и вынул из кармана мухоморы.
   – Вот, можно в чай по щепотке бросить.
   Но Хисаси не дал моему плану осуществиться. Он живо вскочил и отнял у меня грибы, чтобы тут же вскрыть упаковку. Торико всё же удалось отнять у него немножко. В чае, что она приволокла, плавали разбухшие кусочки мухомора. Я покатал один на языке и стал жевать. Мне хотелось сразу же спросить её про Давида, но я решил подойти к вопросу постепенно.
   – Кстати, я ещё один подарок приготовил, – сказал я. – Вот, гляди.
   Гангуро повертела в руке пачку прокладок, её большой рот растянулся в смущённой улыбке.
   – Осэва ни натта! А то заканчиваются, я уже собиралась сама купить. Правда, денег маловато, пособие почти растратила… Вот, нового робота пришлось в рассрочку взять, мне детский психиатр посоветовал.
   Приковылял из прихожей тэдди и уселся прямо между нами, глядя то на хозяйку, то на меня.
   – А где он? Неужели тот астронавт?
   – Что ты! Астронавт у нас после тэдди сразу появился, а нового я по вечерам в шкафу держу. – Она протянула руку и открыла дверцу. Там стоял пластиковый бочонок со сложенными в коленках лапами, с надписью «Ер-2» на покатом боку. Это была, по всем признакам, современная машинка. – Кучу вещей умеет делать! Охраняет, развлекает – у него встроенные игрушки и даже маленький голик. Мне доктор сказал, что детям трудно учиться у человека, потому что взрослые нетерпеливы и понукают их. А если с ребёнком занимается спокойный робот, который не психует и не делает замечаний, то всё намного проще. Потому что волнение не мешает. Главное, я через глаза Ер-2 могу за домом следить, по Инету, и Хисаси наставлять. Когда он шалит… Моим голосом скажет: «Прекрати!».
   – Здорово.
   – Мне в маркете пебл предлагали, это особенный какой-то робот. Он на занятиях сидит и картинку из класса транслирует. Им ещё прямо из квартиры можно управлять – зум и так далее. Ребёнок тогда может вообще в школу не ездить. Я отказалась, Хисаси же ещё не школьник. Пусть пока с Ер-2 поучится – я его как раз за эти способности выбрала. Хисаси у него курс для младших школьников проходит, по разным предметам.
   – И не надейся, – вдруг выступил мальчик. – Вот ещё.
   Кулачки у Торико сжались, и она чуть не закричала. Но стерпела.
   – Ничего, начнёшь… Драки с тэдди устраивает, маленький паразит, – пожаловалась она мне. – Астронавта и тэдди подговаривает, чтобы они на Ер-2 напали. А тот разве драться умеет? Как ещё лапы ему не обломали? Может, хватит над роботом уже издеваться? – стиснув зубы, спросила она у сына.
   Парень промолчал с мрачным видом. Торико поглядела на экран смарта, где у нее разные рожицы выскакивали, которые настроение сына передают. Там сейчас была самая мрачная физиономия.
   – Как твои курсы? – вспомнил я. – Ты вроде что-то в Инете искала.
   – Нашла! – обрадовалась Торико. Ей было неприятно препираться с Хисаси, и она ухватилась за новую тему. – Ты знаешь, что голик, Инет и уличная реклама сильно воздействует на твоё сознание? Понятно, знаешь. Только мало кто представляет, что гуманитарные технологи давят на твои скрытые мотивы, о которых ты и сам не подозреваешь. Нас учат воспитывать культуру потребления у человека и внушать ему, что он должен хотеть.
   – Разве это возможно? – удивился я. – Если я хочу в тойрэ, ты уже меня не свернёшь.
   – Ты не понял. А хочешь – сходи, кстати. Так вот, человек должен хотеть не того, что не существует, а вполне реальный товар. Технология подстроит его сознание под нужную мне марку. Причём я имею ввиду не просто какие-то башмаки или зубную щётку, в что угодно – политику, искусство и всё такое. Это ведь тоже товар.
   – Да, широко мыслишь.
   – Наше сознание обрабатывается с самого детства. Вот посмотри на Хисаси. Он лежит перед голиком и таращится в него целыми днями, анимэ смотрит и рекламу. А какие возможности у персональной рекламы! В богатых кварталах такую уже вовсю крутят. Про тебя же всё известно – биография, размер счёта, привычки, болезни… Хисаси-кун сейчас программируется на всю жизнь вперёд. И это правильно, потому что без программы в обществе не выжить. Лучше тогда сразу на Полосу уйти, как Давид, и там загнуться от лишений…
   – Он сбежал на Полосу? – Я подавил возбуждение. Собственно, это и так было понятно, где ещё можно спрятаться?
   – Тэмаэ, ксо! – зло буркнула она и стукнула кулаками по футону. – Забрал все деньги и свалил, а мне тут перед полицией отдувайся! Да ещё преступник! И что теперь с нами будет?
   – Так он сказал, где скрывается?
   – Дождёшься от него, как же. Один только раз и позвонил, и то тарахтел как автомат. Боялся чего-то. Ночью в четверг! Обещал позвонить ещё, только я что-то сомневаюсь. Он же знает, что полиция будет мой смарт прослушивать.
   Она была права, так же как и Давид. Понятно, самым лучшим для него и заказчика будет затаиться где-нибудь в подвале и не высовываться, пока не представится момент слинять с острова. А может, его убили? Кажется, я изменился в лице, потому что Торико спросила:
   – Что? Ты о чём таком подумал?
   – Боюсь, что он мог потерять всё, – пробормотал я. – Дело-то серьёзное.
   – Да уж, куда моему тикусё с настоящими преступниками тягаться!
   Торико тоже испугалась и мяла край платья. Наверное, нагваль был всё же ей дорог. И правда, кто ещё, как не однорукий уродец, мог на неё позариться?
   – Хотел бы я ему помочь, – проговорил я. – Всё-таки он мой учитель.
   – Да пусть бы и пропал, хидой, – вдруг высказался мальчишка.
   – Урусай, Хисаси-кун.
   Я поболтал чашкой и допил остатки горького варева. Размякший мухомор лёг на язык, и я размолол его зубами. Кажется, товар мне попася никудышный, надо съесть всю пачку, чтобы проняло. Хоть ребёнку повезёт, если мамаша грибы не отнимет…
   – Дерутся, значит, ваши роботы?
   – Ещё как. Ноги у астронавта почти отваливаются.
   – Иди-ка сюда, парень, – поманил я робота.
   Тот повертел головой, словно не понял, потом всё же поднялся с порядочным треском в суставах и проковылял ко мне. Пока все глядели на него, я достал из кармана рубахи жучка Шрама. Когда робот добрался до моих ног, я поднял его на колени и повертел. Сунуть в него подслушку было никак невозможно, но показывать разочарование я не стал.
   – Ну что ж, в тойрэ и домой, – вздохнул я. – Жаль, что связаться с Давидом нельзя. Или можно?
   – Да кто же знает, где его носит? Вот если позвонит и скажет – приходи… Кто его кормить-то будет в подполье? Вот бакаяро! Просто слов нет. – Торико, похоже, так долго и яростно переживала события с другом, что выдохлась и говорила бесцветно, почти не волнуясь.
   Я поднялся и пошёл в ванную комнатушку. И пока делал вид, что не могу нащупать ручку двери, успел затолкать жучка в щель между косяком и стеной, на самом верху дверного проёма. «Если он свяжется с ней, то не через смарт, – подумал я проницательно. – Недаром она купила этого Ер-2, ведь он тоже умеет выходить на спутники связи. Только бы питание не сдохло раньше времени».
   Я вышел из туалета и стал одеваться.
   – Егор-сан, – сказала гангуро. – Я видела в новостях, что ты тоже был ночью в зоопарке. Что ты там делал? Ты встретил Давида?
   – Полиция меня об этом спрашивала, – подумав, ответил я. – Если я открою тебе секрет, ты никому не скажешь? – Она распахнула глаза и прижала ладонь ко рту. – Он же мой учитель, понимаешь? Между нами установилась невидимая энергетическая связь. Давид очень волновался, когда совершал это преступление, и это его волнение передалось мне через параллельный мир. Глупо звучит, правда? В полиции мне тоже не поверили, когда я им хотел про незримую связь поведать… Посоветовали к доктору обратиться.
   Торико глядела на меня выпученными глазами, но не смеялась. Наверное, нагваль её и не к такому приучил.
   – Я пошёл на его внутренний зов, а потом… Словно тьма обрушилась мне на разум. Я ничего не помню. Может быть, Давид испытал сильное потрясение?
   – Ну? – выдохнула она.
   – Всё пропало. Как будто Давид вообще исчез из мира живых. Вот теперь ты знаешь, почему я беспокоюсь о нём. Только ты не говори ему обо мне, если он вдруг позвонит, ёси? Это может стать для него ударом. Ведь он мой учитель и несёт за меня ответственность перед космосом. А тут взял и скрылся. Он станет мучиться угрызениями и потеряет бдительность, угодит в лапы полиции.
   – Хай, хай! – горячо закивала Торико. – Обещаю.
   Не знаю, поверила она в мои бредни или просто притворилась. Надеюсь, поверила. С виду она не такая умная девчонка, как Аоки или Тайша. Не говоря уж об Урсуле. Хотя гуманитарными технологиями занимается… Так же, наверное, как и я – генетикой. Я поглядел на своё отражение в лифтовом зеркале и покачал головой. Ну надо же! И как у меня мозги не закипели, когда я эту гаракуту про связь молол? Откуда вообще она у меня в голове так быстро возникла, с моим-то «замедленным мышлением»?
   «В другой раз заранее готовься к таким вопросам», – указал я своему отражению.

21. Воскресенье

   Утром я перекусил заморозкой и поехал к родителям. Не особо мне хотелось на них смотреть после всего, что я узнал от матери о «тайне» своего рождения. Но она позвонила вечером и очень просила приехать. Уж не знаю зачем. Пришлось согласиться…
   В придорожном автомате я купил недорогую водку на тридиоле. Старикам в самый раз – от обычной «русской» не отличишь, зато ни похмелья тебе, ни прочих радостей. И мне, когда я на байке, лучше пить что-то подобное.
   Мать сегодня расщедрилась и приготовила сугияки. Вытащила из кладовки хибати, нарезала мяса, овощей и пожарила всю эту кучу. Даже психоделических грибов, кажется, немного постругала. Я только надеялся, что не самых дешёвых. Предки от тридиола отказались, пили вино из кедровых орехов. Папаша, как всегда, таращился в голик и призывал нас заняться тем же самым.
   – Ты больше не сердишься, Егор-кун? – спросила мать и вздохнула. Она сидела на стуле перед хибати какая-то скукоженная и почти не говорила.
   – Даже не думал, – сказал я. – Так получилось. Это ведь ваша жизнь.