Страница:
Ждать пришлось недолго. Усиленным мегафоном голос на ломанном русском языке раздался так неожиданно, что Назарову даже показалось, что это эхо то ли взрыва, то ли выстрела.
— Профессор Барченко, Александр Васильевич! Это Роберт Вассерман, предлагаю начать переговоры.
Назаров посмотрел на профессора, привалившегося к обломку скалы и не сводящего взгляда с «Золотых врат». Барченко оглянулся. На его лице явно читалась досада, граничащая со злостью. Повернувшись к немцам, он сложил руки рупором.
— Слушаю вас, герр Вассерман.
— Профессор, вы не хотите поделиться открытием? — снова зазвучал голос с металлическими нотками, — все же, это я переводил для вас тибетские свитки.
— Боюсь, вы опоздали, — крикнул Барченко, — к тому же делиться не в моих правилах.
— Подумайте, Александр Васильевич. Если мы возобновим боевые действия, вы также можете опоздать. К тому же, вы и уважаемая Майя Геннадиевна, у нас на прицеле.
Кривокрасов покрутил головой.
— Интернационал, да и только. Все друг друга знают.
Барченко помолчал, обернулся к Назарову.
— Товарищ капитан, он говорит правду?
— К сожалению, профессор. Они давно могли расстрелять вас — вы как на ладони.
— Черт знает что!
Боровская наклонилась к нему, что тихо проговорив. Профессор выслушал, хмуро кивнул.
— Хорошо, Роберт, спускайтесь сюда. Только без солдат.
— Уже идем. Со мной господа Фюлле, Грабер и Ланг. Вы должны их помнить.
Из-за камней поднялись четыре фигуры и стали спускаться, скользя по снегу. Они прошли почти рядом с Назаровым и по тому, как несуразно сидела на немцах форма, он сразу определил, что это не солдаты.
— Межевой, сколько человек было в шлюпке?
— Не больше дюжины, начальник.
— Так, стало быть, восемь солдат, а эти — коллеги профессора.
Десантники, воспользовавшись тишиной, подобрались ближе. Теперь их отделяло от группы Назарова не более пятнадцати — двадцати метров.
Он приподнялся, вскинул руку.
— Hult!
Немцы замерли, выставив вперед автоматы. Пулеметчик остался чуть выше, настороженно поводя стволом MG.
Барченко сделал несколько шагов навстречу, демонстративно заложил руки за спину.
— Это возмутительно, герр Вассерман! Неслыханное насилие! Надеюсь, научный мир отреагирует должным…
— Оставьте, профессор. Если ваши выкладки верны, а пока, как я вижу, все идет по плану, научному миру будет не до нас. Чего вы ждете?
— Мой человек, представитель рода, оставленного працивилизацией в нашем мире, вступил в «золотые врата», так, что ждать осталось недолго.
— Лемурия, или Атлантида? — прищурившись, спросил Вассерман.
— Ни то, ни другое, я уверен там, — он указал на «врата», — нас ждет народ Рамидской Федерации, возглавляемый Великой Священной Коллегией! Она объединила все три уровня управления Миром: божественный, Жреческий и Царский. Они ждут нас, ждут, когда мы вольемся в семью народов…
— Да полно, профессор, — покладисто сказал немец, — что это вы так возбудились?
— А то, что вы считаете, будто остатки империи Рама укрылись в Тибете, характеризует вас, как ничего не смыслящего…
— Александр Васильевич, не будем затевать старый спор. Подождем, — предложил Вассерман, устраиваясь на камнях.
Столб света окрасился огненно-рыжими сполохами.
— Начинается, — воскликнул Барченко, — идемте, Майя Геннадиевна.
Он неуклюже перебрался через валуны, подал руку Боровской. Подойдя к «вратам» на несколько шагов, Барченко остановился, высоко подняв голову. Вассерман и его спутники присоединились к ним, встав рядом. Данилов стоял чуть поодаль.
Назаров покосился в сторону немецких десантников — те напряженно смотрели вниз, на забывая при этом бросать быстрые взгляды в сторону русских.
«Врата» внезапно вспыхнули ослепляющим пламенем, вырвавшийся язык огня накрыл фигуры Барченко, Боровской и немецких ученых. Илья Данилов вскинул руки, короткий вихрь остановил пламя, но только на мгновение. Миг — и на людях вспыхнула одежда, ужасный крик резанул уши, объятые пламенем человеческие фигуры заметались, разбрасывая снопы искр, покатились по земле, в тщетной надежде сбить огонь. То, что появилось из «врат» вслед за пламенем, заставило остолбеневшего Назарова вспомнить картинки из истории Земли: полу-химеры, полу-ящеры, будто материализуясь, выходили из светового столба, тяжко ступая на землю. Чешуйчатые бока светились багровым огнем, будто вобрав в себя ярость пламени, оскаленные пасти сверкали рядами клыков. Четыре кошмарные твари, выплюнутые «вратами», разделились попарно, давя и раздирая обожженные тела, катавшиеся по земле.
Истошный крик со стороны немцев привел Назарова в чувство.
— Feuer!!!
Ударил MG, зашлись лаем автоматы десантников.
— Огонь! — не своим голосом заорал Назаров, поливая огнем копошащиеся внизу чудовищные фигуры.
Два чудища ринулись в сторону десанта, двое других устремились к Назарову. Он вскочил, неистово нажимая на спусковой крючок, рядом от бедра стрелял длинными очередями Кривокрасов, Войтюк, встав на колено и крича что-то невообразимое, бил из трехлинейки, бешено дергая затвор. Межевой, ухватив «вальтер» обеими руками, всаживал в надвигающихся чудовищ пулю за пулей. Врезаясь в туши, пули разбрызгивали осколками багровую чешую, смолянистая кровь струилась по вздымающимся бокам. Передняя тварь взревела, задирая плоскую голову, опрокинулась на спину и, рухнув вниз, задергалась, будто автоматные очереди все еще терзали ее. Но вторая поднялась в прыжке, содрогнулась земля, в лицо пахнуло жаром, и Назаров увидел нависшую над ним оскаленную пасть.
— А-и-и-ии!!! — дикий визг ударил в уши, кто-то перемахнул упавшего на колени Назарова.
Набежавший Умаров в прыжке всадил трехгранный штык в шею чудовища. Штык вошел целиком, Умаров передернул затвор, выстрелил, передернул, снова выстрелил, не переставая неистово визжать.
Заваливаясь назад, чудище цапнуло Умарова длинной лапой, потащило и, обрушившись к подножию, погребло его под собой. Оно еще попыталось приподняться, поворачивая голову назад, словно сожалея о том, что не удалось добраться до добычи. Мимо Назарова ужом проскользнул Межевой, прыгнул вниз и, приземлившись на тушу, принялся полосовать финкой плоскую морду, целя в глаза.
На стороне немцев раздался взрыв. Назаров обернулся — там, где была пулеметная точка, оседало облако дыма, сыпались вниз камни, куски багрового мяса. Подброшенная взрывом развороченная туша скатилась вниз по склону — видно, пулеметчик подорвал себя, когда тварь накрыла его. Еще одна лежала перед позициями автоматчиков, коротко дергая лапами.
Тяжело дыша, Назаров спустился вниз.
— На, сука ржавая, на, падаль, — плачущим голосом приговаривал Межевой с каждым ударом.
— Хватит, Иван, — остановил его Назаров, — давай перевернем, посмотрим, что с Умаровым.
К ним присоединился Войтюк, подсунул под бок чудища приклад винтовки, поднатужился. Межевой наклонился, схватил придавленного стрелка и оттащил в сторону. Назаров присел на корточки, пощупал пульс и провел ладонью по лицу Умарова, закрывая ему глаза.
— Эх, — всхлипнул за спиной Межевой, — чурка, а как погиб красиво.
— Хороший солдат был, — буркнул Войтюк, — пойдемте, товарищ капитан, не ровен час — немцы стрелять начнут.
Кривокрасов сидел, обессилено привалившись к валуну, и быстрыми затяжками докуривал папиросу.
— Жив? — коротко спросил он.
— Нет, — так же коротко ответил Назаров, — дай закурить.
— Ложись, — заорал Межевой, падая прямо на капитана.
Волна пламени со стороны «золотых врат» пронеслась над скалами, дохнуло нестерпимым жаром.
Свет, окружавший Ладу померк, она словно освободилась от мягких, стесняющих движение оков и шагнула вперед, почти ничего не различая в искрящемся тумане. Было тепло и безветренно, незнакомые запахи окружали ее. Она кашлянула, чтобы придать себе уверенности. Звук растворился, едва слетев с ее губ. Ей показалось, что впереди туман становится реже, и направилась туда, сделал несколько шагов, и пелена внезапно кончилась, словно она вышла из темной комнаты в ярко освещенное помещение. Лада остановилась, зачарованная невиданным зрелищем: она стояла на вершине холма, а внизу расстилалось зеленое море леса. Отсюда, сверху, кроны деревьев казались мягким ковром, уходящим вдаль. Справа лес обрывался на берегу океана. Изумрудная зелень деревьев уступала место снежно белой полоске песка, а дальше катились лазурные волны.
— Добро пожаловать, Мать-охранительница!
Лада обернулась на голос, сердце невольно замерло, когда она увидела высокую фигуру, медленно двигавшуюся к ней.
Человек подходил, плавно шагая по мягкой траве, глаза его были полузакрыты, на губах лежала полуулыбка, словно он боялся, что она примет улыбку за насмешку. Приблизившись, он сдержанно поклонился, повел рукой, широкий рукав заструился за тонкой кистью — настолько воздушной была материя.
— Почему вы так называете меня? — чуть запинаясь спросила Лада.
— Потому, что так есть на самом деле. Ты — ключ к «вратам», ты сохранила в себе то, что было доверено твоему роду. Память предков вернется, и ты сама все поймешь и займешь в Новом Мире подобающее положение.
— В Новом Мире? — Лада огляделась, — и он станет таким же, как этот?
— Лучше, гораздо лучше, — в голосе человека послышались вкрадчивые нотки, — здесь не так уж много места, охранительница. Изначально, когда раса, которая живет там, за «вратами», решила уйти, мы были счастливы. Наверное, ты знаешь о так называемой Шамбале?
Вереница образов пронеслась перед мысленным взором девушки, она кивнула.
— Да, я помню. Страна Агарти-Шамбала, населенная мудрецами-медиумами.
— Мудрецами, — как бы в задумчивости повторил собеседник, — сторонники Рама, бежавшие от народного гнева, ввергнувшие нашу цивилизацию в пучину войн и катаклизмов. Мы не считаем их мудрецами, хранительница, хотя, к чему я это говорю — тебе еще многое предстоит постичь. Теперь, когда ты здесь, «врата» будут открыты, и мы изменим жизнь, изменим устройство вашего мира. Возможно, тебе будет несколько непривычно наблюдать за происходящими переменами, но позже ты поймешь, что только разрушив результаты ошибочных действий, можно создать что-то новое.
Лада почувствовала беспокойство.
— Там, за «вратами» вас ждут люди, которые помогли мне открыть дорогу. Как представители человечества…
— Представители сообщества, основанного бежавшими отщепенцами, не интересуют нас. Возможно, некоторые станут полезны в дальнейшем, но пока — увы, хранительница, — человек мягко улыбнулся и Лада ощутила, как страх охватывает ее.
Она шагнула поближе к нему, стараясь заглянуть в глаза. Он расценил ее движение, как беспокойство, плавно повел рукой в сторону мерцающего тумана за своей спиной.
— Ты не должна волноваться, достижения потомков Рама не смогут остановить нас. Вырождение было неизбежно и оно привело к утрате большинства способностей, присущих нашему народу. Они не смогут противостоять нам, — повторил он, — я могу показать тебе, — новый взмах и перед девушкой будто распахнулось окно, — мы слишком долго ждали, но теперь пришел час действия.
Калейдоскоп событий стремительно пронесся перед Ладой: пламя, сожравшее профессора, Боровскую, Илью Данилова и четверых незнакомых ей людей; схватка русских и немцев с чудовищами; гибель Умарова…
Что-то оборвалось в груди. Она повернулась к собеседнику почувствовав холодную решимость.
— Это то, что вы принесете нам? Это новый мир?
— Очищение, хранительница. Это очищение от скверны. А следом пойдем мы.
Она наконец сумела взглянуть ему прямо в лицо и, словно поняв ее желание, он широко раскрыл веки. На Ладу глянули черные, фасеточные глаза и в каждой частице она увидела отражение своего лица. Рука, словно брошенная пружиной, метнулась к благостному лицу, ногти впились в веки, рванули кожу вниз и она вдруг поползла с лица, будто бумажная маска, обнажая розовую в синих прожилках плоть. Яростно вскрикнув, Лада бросилась в туман, туда, где сквозь сверкающие блестки, дрожал призрачный контур «золотых врат».
Крики, шум за спиной, кто-то хватает за одежду… Она рванулась, сбрасывая малицу. Прочь, быстрее прочь отсюда!
Переждав некоторое время, Назаров посмотрел на «врата». Огненный смерч слизнул со скал снег, оплавил камни. Столб света дрожал среди камней, как мираж в пустыне. Назаров вытащил из автомата обойму. Осталось семь патронов. Рядом заворочался Войтюк, сбрасывая с себя осколки камней. Ватник на его спине прогорел, шапку унесло неизвестно куда. Он повернул к Назарову чумазое лицо.
— Это что ж такое делается, товарищ капитан? Вы ж говорили — немецкий десант!
— А что, не было десанта?
— А это кто ж такие, — Войтюк кивнул в сторону обугленных туш.
— Ну что ты пристал, старшина, — с досадой сказал Назаров, — тебе есть разница, в кого стрелять? Враги, они и есть враги. Хоть немец, хоть эти…, ну вон, которые лежат. Считай, еще один десант.
— Ага, — задумался старшина, — ну, что ж, оно может и так.
— У тебя как с патронами?
— Две обоймы.
— Миша, а у тебя как?
— Целый рожок и в этом штук пять.
— Негусто, — проворчал Назаров. Тихо, — он поднял голову, — слышали?
— Чего?
— Вроде, музыка.
— Не может быть, — засомневался старшина.
— Точно говорю. Вот, опять. Кто-то на губной гармошке играет.
— Уж больно тоскливо, — пожаловался Войтюк.
— Черт, знакомая мелодия, — Назаров снова приподнялся над камнями, прислушался, затем лег на спину, так, чтобы его не было видно со стороны немцев. — Ну, что, старшина, объявляем концерт по заявкам?
— Как это?
— А вот, — Назаров откашлялся и негромко запел:
Vor der Kaserne, vor dem grossen Tor
stand eine Laterne, und steht sie noch davor,
so wolln wir uns da wiedersehn,
bei der Laterne wolln wir stehn
wie einst, Lili Marleen. [20]
Гармошка на минуту смолкла, Войтюк крякнул.
— А ловко у вас получается.
— Нравится?
Сквозь метель снова пробилась печальная мелодия и Назаров снова запел вполголоса:
Unsre beiden Schatten sahn wie einer aus;
dass wir so lieb uns hatten, das sah man gleich daraus.
Und alle Leute solln es sehn,
wenn wir bei der Laterne stehn
wie einst, Lili Marleen.[21]
— Надо же, какой ты у нас музыкальный, — сказал Кривокрасов.
Мелодия продолжала наплывать, печальная, чуть загадочная. Назаров замолчал, приподнялся и, привязав к стволу автомата носовой платок, замахал им.
— Вы чего, товарищ капитан? — испуганно прошептал Войтюк.
— Поговорить хочу. Похоже, у нас с немцами общий враг.
— Саш, — позвал его Кривокрасов, — ты, никак, союзника ищешь?
— Угадал, — ответил Назаров, — по отдельности эти твари нас сомнут, — он посмотрел в ту сторону, где залегли остатки десанта, — эх, черт, немецкий-то я подзабыл. Ну, да ладно: Ej, der Musiker, zu uns in die Gefangenschaft zu gehen! [22]
Гармошка смолкла, метрах в двадцати от Назарова мелькнуло кепи.
— Besser du [23], — голос у немца был хрипловатый, будто простуженный.
— Ich biete an, die Verhandlungen zu beginnen [24], — крикнул Назаров.
— Ich bin einverstanden [25].
— Ну, вот, другое дело, — Назаров отвязал платок, передал автомат Войтюку и, поправив фуражку, поднялся из расщелины.
— Может, я с вами, товарищ капитан? — предложил старшина.
— Нет, тут надо один на один, — сказал Назаров, изучая глазами поднявшуюся из-за камней фигуру в серо-зеленом комбинезоне, — ты лучше смотри, — он кивнул в сторону ворот, — как бы опять не полезли. Ладно, пошел я.
Поправив ремень на ватнике, он не спеша двинулся к немцу. Тот легко поднялся из укрытия и зашагал навстречу. Высокого роста, в хорошо подогнанной форме, он шел мягко, осторожно выбирая дорогу среди трещин в камне. Вместо каски у него на голове была кепи с эмблемой альпийских стрелков.
Не доходя нескольких шагов до немца, Назаров остановился, кинул руку к козырьку:
— Капитан Назаров.
— Major Noiberg, — у немца было сухое аскетичное лицо, чуть насмешливые глаза. Чисто выбритый подбородок заставил Назарова вспомнить, что сам он три дня не брился.
— Ich sage deutsch schlecht, du wei? franzosische die Sprache? [26] — медленно, подбирая слова, сказал он.
Немец кивнул.
— Einst wu? ich die franzosische Sprache. [27]
— Так это совсем другое дело, — обрадовался Назаров, переходя на французский.
— Действительно, — подтвердил майор, — ваш немецкий, мягко говоря, не слишком понятен. Прежде, чем мы начнем переговоры, один вопрос, капитан.
— Прошу вас?
— Откуда вы знаете эту песенку?
— От своих немецких товарищей. Хотя, по правде, я бы предпочел, чтобы вы сыграли «О, Белла, чао».
Немец приподнял брови.
— Воевали в Испании?
— Три с лишним года.
— Надо же так встретиться, — усмехнулся майор, — мне тоже довелось побывать там. Однако, к делу, если вы не возражаете. Что вы хотите нам предложить?
— Сдаваться вы, конечно, не собираетесь?
— Вы удивительно догадливы.
— Тогда сложилась патовая ситуация. У вас не более пяти человек…
— У вас тоже вряд ли больше.
— Но, похоже, у нас общий враг. Вы видели что-то подобное, — Назаров кивнул в сторону обугленных чудовищ.
— Как-то я перебрал абсента в Париже, и ночью ко мне явилось нечто похожее, — заявил майор.
— Мне тоже довелось попробовать полынную водку, однако обошлось без последствий. Давайте начистоту?
— Давайте.
— Я знаю, зачем вы появились на архипелаге, майор, но, видимо, и ваши, и наши ученые мужи здорово ошиблись. Война между жителями Земли — это нечто привычное. Мы воюем, как только поднялись с четверенек и взяли в руки палку. Но это…
— Вы правы, капитан. Споры между нашими странами мы кое-как разрешим, однако здесь может возникнуть угроза планетарного масштаба. Согласны?
— Согласен, — кивнул Назаров.
— В таком случае предлагаю объединить усилия: вы не стреляете в нас, мы в вас.
— Идет. Однако, рано или поздно к нам подойдет помощь, что тогда будете делать?
— Сначала надо ее дождаться, не так ли? Я думаю что это, — он посмотрел в сторону «золотых врат», — была всего лишь разведка боем. Если они полезут кучей, мы не удержимся.
— По мнению руководителя нашего проекта, «врата» должны закрыться через несколько минут. У меня есть предложение. Там, за «вратами» находится дорогой мне человек. Я пойду туда…
— Проще пустить себе пулю в лоб.
— Я пойду туда, а вы примете командование — со своими людьми я переговорю, и продержитесь, сколько возможно.
Майор улыбнулся.
— Женщина?
— Да.
— Вы настоящий рыцарь, капитан.
— Идите к черту. Так что, договорились?
Позади раздались крики. Назаров оглянулся. Из «золотых врат» выпала Лада Белозерская. Поднявшись, она поднялась и пошатываясь побежала прочь. Назаров бросился к ней.
— Лада!
Девушка остановилась, отвела с лица растрепавшиеся волосы. На виске кровоточила ссадина, глаза были совершенно безумные. Назаров схватил ее за плечи, прижал, почувствовав, как она дрожит.
— Саша…, Сашенька, не пускайте их сюда, ни за что не пускайте…
— Тихо, тихо, конечно не пустим, — он повел ее к спускавшимся навстречу Межевому и Войтюку.
— Недолго, теперь недолго, — бормотала Лада, — врата закроются, потому, что я ушла, сбежала…, там страшно, там не люди…
— Да, я уже понял, — сказал Назаров.
Они поднялись повыше. Назаров увидел стоящую рядом с Кривокрасовым Марию Санджиеву.
— А вы откуда взялись?
— Ветром принесло, — отрезала Мария, — идите сюда, Лада. Присядьте вот здесь. Ну-ка, мужчины, оставьте нас, — скомандовала она.
Кривокрасов подхватил Назарова под руку, отвел в сторону.
— Лучше не спорь. Она только что из лагеря пришла, говорит, лагерь бомбили. Они с Умаровым издалека видели. Похоже, наши самолеты. Умаров услышал стрельбу и побежал сюда.
— Он успел вовремя. Как же это мы самолеты пропустили, хотя, не до этого было.
— Что немец сказал.
— Согласился, что надо держать оборону. Лада говорит — врата вот-вот захлопнутся. Надо продержаться.
— Попробуем.
Дрогнула земля, застонала под тяжестью извергающихся из «врат». Дружно ударили автоматы, хлопнули разрывы гранат, но на этот раз чудовищ было слишком много. Стремительно поднявшись к позициям немцев, они уже хозяйничали там. Автоматы захлебывались один за другим. Назаров мельком увидел поднявшуюся навстречу чудищам фигуру майора, с занесенной гранатой. Закричал Иван Межевой, пронзенный длинными когтями, старшина метался, как сумасшедший, ухватив винтовку за ствол, будто дубину, пока его не смяли туши чудовищ.
Назаров и Кривокрасов били из автоматов в упор, пока не кончились патроны. Кривокрасов рванул из кобуры «ТТ», встал, как в тире, выпуская пули одну за другой в оскаленные пасти, в глаза… Удар мощной лапы бросил его на скалу, Назаров, стреляя на ходу, бросился к нему…
Лада видела, как сомкнулись над ними тела чудовищ, закричала, попыталась вскочить, но сильная рука отшвырнула ее назад.
— Сиди, Лада, моя очередь.
Мария Санджиева шагнула навстречу обступавшим их тварям, внезапный порыв ветра взметнул ее волосы, окутал голову черным ореолом. Она подняла руки, направляя скрюченные пальцы в сторону чудовищ. Воздух сгустился вокруг нее, словно волна холода побежала по направлению к «вратам». Один за другим, на глазах потрясенной Лады, чудовища оседали на землю, распадаясь зловонными кусками. Чудовищный смрад падали окутал все вокруг, в глазах у девушки помутилось. Как сквозь туман она увидела, что Мария обернулась к ней… Нет, это была не она. Расширенные угольно черные глаза без белков светились зеленым огнем, волосы вились змеями, губы истончились, превращая злую усмешку в гримасу ярости.
— Ты сказала, они ждали тысячелетиями? — спросила та, кто недавно была Марией Санджиевой, — значит, и мертвых у них много. Сотни тысяч, миллионы, сотни миллионов, и все мои. Посмотрим, справятся ли живые с мертвецами! — она быстро направилась к «золотым вратам».
— Они сейчас закроются, — простонала Лада, — и тысячи лет будут закрыты.
— У меня есть время, — долетел до девушки резкий голос.
Стройная фигура быстро шагнула в «золотые врата» и почти тотчас свет стал меркнуть, замедлившие вращение камни поползли вниз, прижимая световой столб к земле. Через минуту они улеглись в оставленные несколько часов назад гнезда плотно, будто и не покидали их.
Мелко крестясь, Серафима Панова миновала почти распавшиеся останки чудовищ.
— Свят, свят, откель только нечисть взялась такая, — она подняла голову и увидела сидящую на откосе Ладу Белозерскую, — Ладушка, красавица моя, да что ж здесь приключилось?
Кряхтя, Серафима Григорьевна взобралась по оплавленным камням и остановилась, горько вздохнув — Лада сидела возле тела Александра Назарова, перебирая его волосы пальцами. Глаза у нее были закрыты.
— Ох, беда, ох, беда, — забормотала Серафима Григорьевна. — Эх, опоздала я чуток, — сказала она, приложив пальцы к холодной щеке Назарова, — а ты, Ладушка, поплачь. Слезы горе облегчают, а радость умножают.
Она присела на камень, подперла ладонью щеку. Лада прерывисто вздохнула, из глаз потекли слеза.
— Вот и хорошо, доченька, вот и правильно, — закивала Серафима Григорьевна, — а Сашеньку мы похороним как положено, и Мишаню похороним, — добавила она, увидев тело Кривокрасова. — И ребяток остальных, кого найдем, — она огляделась. — Да и пойдем потихоньку. Побредем с тобой в Кармакулы Малые, а лагерь-то обойдем стороной, лихо там, в лагере-то.
Василий Собачников подошел к краю обрыва, посмотрел на море. Далеко внизу покачивалась, ныряя в волнах узким корпусом, подводная лодка. Острый глаз шамана различил на палубе человека. Он стоял, привалившись к орудию и, казалось, искал что-то в море. Вокруг лодки резали волны плавники касаток, будто поджидая добычу.
Шаман обернулся к лагерю. Издалека мертвые тела были похожи на прилегших отдохнуть людей. Усталость свалила их, уложив группами и по одиночке, но скоро они встанут, и займутся обыденными делами.
Собачников спустился с обрыва к поджидающим его нартам.
— Нерчу, едем в стойбище.
— Едем, Василий. А к коменданту Саше не пойдем?
— Он ушел, Нерчу. Далеко. Ты встретишь его нескоро. Я хочу спросить тебя: если я стану жить в вашем стойбище, вы не прогоните меня. Если станут спрашивать: нет ли чужих, не укажете ли вы на меня?
— Нет, Василий, мы не скажем. Большой шаман несет радость людям.
— Спасибо, Нерчу. Едем.
Нерчу взмахнул хореем.
— Хо! Хо!
Эпилог
— Профессор Барченко, Александр Васильевич! Это Роберт Вассерман, предлагаю начать переговоры.
Назаров посмотрел на профессора, привалившегося к обломку скалы и не сводящего взгляда с «Золотых врат». Барченко оглянулся. На его лице явно читалась досада, граничащая со злостью. Повернувшись к немцам, он сложил руки рупором.
— Слушаю вас, герр Вассерман.
— Профессор, вы не хотите поделиться открытием? — снова зазвучал голос с металлическими нотками, — все же, это я переводил для вас тибетские свитки.
— Боюсь, вы опоздали, — крикнул Барченко, — к тому же делиться не в моих правилах.
— Подумайте, Александр Васильевич. Если мы возобновим боевые действия, вы также можете опоздать. К тому же, вы и уважаемая Майя Геннадиевна, у нас на прицеле.
Кривокрасов покрутил головой.
— Интернационал, да и только. Все друг друга знают.
Барченко помолчал, обернулся к Назарову.
— Товарищ капитан, он говорит правду?
— К сожалению, профессор. Они давно могли расстрелять вас — вы как на ладони.
— Черт знает что!
Боровская наклонилась к нему, что тихо проговорив. Профессор выслушал, хмуро кивнул.
— Хорошо, Роберт, спускайтесь сюда. Только без солдат.
— Уже идем. Со мной господа Фюлле, Грабер и Ланг. Вы должны их помнить.
Из-за камней поднялись четыре фигуры и стали спускаться, скользя по снегу. Они прошли почти рядом с Назаровым и по тому, как несуразно сидела на немцах форма, он сразу определил, что это не солдаты.
— Межевой, сколько человек было в шлюпке?
— Не больше дюжины, начальник.
— Так, стало быть, восемь солдат, а эти — коллеги профессора.
Десантники, воспользовавшись тишиной, подобрались ближе. Теперь их отделяло от группы Назарова не более пятнадцати — двадцати метров.
Он приподнялся, вскинул руку.
— Hult!
Немцы замерли, выставив вперед автоматы. Пулеметчик остался чуть выше, настороженно поводя стволом MG.
Барченко сделал несколько шагов навстречу, демонстративно заложил руки за спину.
— Это возмутительно, герр Вассерман! Неслыханное насилие! Надеюсь, научный мир отреагирует должным…
— Оставьте, профессор. Если ваши выкладки верны, а пока, как я вижу, все идет по плану, научному миру будет не до нас. Чего вы ждете?
— Мой человек, представитель рода, оставленного працивилизацией в нашем мире, вступил в «золотые врата», так, что ждать осталось недолго.
— Лемурия, или Атлантида? — прищурившись, спросил Вассерман.
— Ни то, ни другое, я уверен там, — он указал на «врата», — нас ждет народ Рамидской Федерации, возглавляемый Великой Священной Коллегией! Она объединила все три уровня управления Миром: божественный, Жреческий и Царский. Они ждут нас, ждут, когда мы вольемся в семью народов…
— Да полно, профессор, — покладисто сказал немец, — что это вы так возбудились?
— А то, что вы считаете, будто остатки империи Рама укрылись в Тибете, характеризует вас, как ничего не смыслящего…
— Александр Васильевич, не будем затевать старый спор. Подождем, — предложил Вассерман, устраиваясь на камнях.
Столб света окрасился огненно-рыжими сполохами.
— Начинается, — воскликнул Барченко, — идемте, Майя Геннадиевна.
Он неуклюже перебрался через валуны, подал руку Боровской. Подойдя к «вратам» на несколько шагов, Барченко остановился, высоко подняв голову. Вассерман и его спутники присоединились к ним, встав рядом. Данилов стоял чуть поодаль.
Назаров покосился в сторону немецких десантников — те напряженно смотрели вниз, на забывая при этом бросать быстрые взгляды в сторону русских.
«Врата» внезапно вспыхнули ослепляющим пламенем, вырвавшийся язык огня накрыл фигуры Барченко, Боровской и немецких ученых. Илья Данилов вскинул руки, короткий вихрь остановил пламя, но только на мгновение. Миг — и на людях вспыхнула одежда, ужасный крик резанул уши, объятые пламенем человеческие фигуры заметались, разбрасывая снопы искр, покатились по земле, в тщетной надежде сбить огонь. То, что появилось из «врат» вслед за пламенем, заставило остолбеневшего Назарова вспомнить картинки из истории Земли: полу-химеры, полу-ящеры, будто материализуясь, выходили из светового столба, тяжко ступая на землю. Чешуйчатые бока светились багровым огнем, будто вобрав в себя ярость пламени, оскаленные пасти сверкали рядами клыков. Четыре кошмарные твари, выплюнутые «вратами», разделились попарно, давя и раздирая обожженные тела, катавшиеся по земле.
Истошный крик со стороны немцев привел Назарова в чувство.
— Feuer!!!
Ударил MG, зашлись лаем автоматы десантников.
— Огонь! — не своим голосом заорал Назаров, поливая огнем копошащиеся внизу чудовищные фигуры.
Два чудища ринулись в сторону десанта, двое других устремились к Назарову. Он вскочил, неистово нажимая на спусковой крючок, рядом от бедра стрелял длинными очередями Кривокрасов, Войтюк, встав на колено и крича что-то невообразимое, бил из трехлинейки, бешено дергая затвор. Межевой, ухватив «вальтер» обеими руками, всаживал в надвигающихся чудовищ пулю за пулей. Врезаясь в туши, пули разбрызгивали осколками багровую чешую, смолянистая кровь струилась по вздымающимся бокам. Передняя тварь взревела, задирая плоскую голову, опрокинулась на спину и, рухнув вниз, задергалась, будто автоматные очереди все еще терзали ее. Но вторая поднялась в прыжке, содрогнулась земля, в лицо пахнуло жаром, и Назаров увидел нависшую над ним оскаленную пасть.
— А-и-и-ии!!! — дикий визг ударил в уши, кто-то перемахнул упавшего на колени Назарова.
Набежавший Умаров в прыжке всадил трехгранный штык в шею чудовища. Штык вошел целиком, Умаров передернул затвор, выстрелил, передернул, снова выстрелил, не переставая неистово визжать.
Заваливаясь назад, чудище цапнуло Умарова длинной лапой, потащило и, обрушившись к подножию, погребло его под собой. Оно еще попыталось приподняться, поворачивая голову назад, словно сожалея о том, что не удалось добраться до добычи. Мимо Назарова ужом проскользнул Межевой, прыгнул вниз и, приземлившись на тушу, принялся полосовать финкой плоскую морду, целя в глаза.
На стороне немцев раздался взрыв. Назаров обернулся — там, где была пулеметная точка, оседало облако дыма, сыпались вниз камни, куски багрового мяса. Подброшенная взрывом развороченная туша скатилась вниз по склону — видно, пулеметчик подорвал себя, когда тварь накрыла его. Еще одна лежала перед позициями автоматчиков, коротко дергая лапами.
Тяжело дыша, Назаров спустился вниз.
— На, сука ржавая, на, падаль, — плачущим голосом приговаривал Межевой с каждым ударом.
— Хватит, Иван, — остановил его Назаров, — давай перевернем, посмотрим, что с Умаровым.
К ним присоединился Войтюк, подсунул под бок чудища приклад винтовки, поднатужился. Межевой наклонился, схватил придавленного стрелка и оттащил в сторону. Назаров присел на корточки, пощупал пульс и провел ладонью по лицу Умарова, закрывая ему глаза.
— Эх, — всхлипнул за спиной Межевой, — чурка, а как погиб красиво.
— Хороший солдат был, — буркнул Войтюк, — пойдемте, товарищ капитан, не ровен час — немцы стрелять начнут.
Кривокрасов сидел, обессилено привалившись к валуну, и быстрыми затяжками докуривал папиросу.
— Жив? — коротко спросил он.
— Нет, — так же коротко ответил Назаров, — дай закурить.
— Ложись, — заорал Межевой, падая прямо на капитана.
Волна пламени со стороны «золотых врат» пронеслась над скалами, дохнуло нестерпимым жаром.
Свет, окружавший Ладу померк, она словно освободилась от мягких, стесняющих движение оков и шагнула вперед, почти ничего не различая в искрящемся тумане. Было тепло и безветренно, незнакомые запахи окружали ее. Она кашлянула, чтобы придать себе уверенности. Звук растворился, едва слетев с ее губ. Ей показалось, что впереди туман становится реже, и направилась туда, сделал несколько шагов, и пелена внезапно кончилась, словно она вышла из темной комнаты в ярко освещенное помещение. Лада остановилась, зачарованная невиданным зрелищем: она стояла на вершине холма, а внизу расстилалось зеленое море леса. Отсюда, сверху, кроны деревьев казались мягким ковром, уходящим вдаль. Справа лес обрывался на берегу океана. Изумрудная зелень деревьев уступала место снежно белой полоске песка, а дальше катились лазурные волны.
— Добро пожаловать, Мать-охранительница!
Лада обернулась на голос, сердце невольно замерло, когда она увидела высокую фигуру, медленно двигавшуюся к ней.
Человек подходил, плавно шагая по мягкой траве, глаза его были полузакрыты, на губах лежала полуулыбка, словно он боялся, что она примет улыбку за насмешку. Приблизившись, он сдержанно поклонился, повел рукой, широкий рукав заструился за тонкой кистью — настолько воздушной была материя.
— Почему вы так называете меня? — чуть запинаясь спросила Лада.
— Потому, что так есть на самом деле. Ты — ключ к «вратам», ты сохранила в себе то, что было доверено твоему роду. Память предков вернется, и ты сама все поймешь и займешь в Новом Мире подобающее положение.
— В Новом Мире? — Лада огляделась, — и он станет таким же, как этот?
— Лучше, гораздо лучше, — в голосе человека послышались вкрадчивые нотки, — здесь не так уж много места, охранительница. Изначально, когда раса, которая живет там, за «вратами», решила уйти, мы были счастливы. Наверное, ты знаешь о так называемой Шамбале?
Вереница образов пронеслась перед мысленным взором девушки, она кивнула.
— Да, я помню. Страна Агарти-Шамбала, населенная мудрецами-медиумами.
— Мудрецами, — как бы в задумчивости повторил собеседник, — сторонники Рама, бежавшие от народного гнева, ввергнувшие нашу цивилизацию в пучину войн и катаклизмов. Мы не считаем их мудрецами, хранительница, хотя, к чему я это говорю — тебе еще многое предстоит постичь. Теперь, когда ты здесь, «врата» будут открыты, и мы изменим жизнь, изменим устройство вашего мира. Возможно, тебе будет несколько непривычно наблюдать за происходящими переменами, но позже ты поймешь, что только разрушив результаты ошибочных действий, можно создать что-то новое.
Лада почувствовала беспокойство.
— Там, за «вратами» вас ждут люди, которые помогли мне открыть дорогу. Как представители человечества…
— Представители сообщества, основанного бежавшими отщепенцами, не интересуют нас. Возможно, некоторые станут полезны в дальнейшем, но пока — увы, хранительница, — человек мягко улыбнулся и Лада ощутила, как страх охватывает ее.
Она шагнула поближе к нему, стараясь заглянуть в глаза. Он расценил ее движение, как беспокойство, плавно повел рукой в сторону мерцающего тумана за своей спиной.
— Ты не должна волноваться, достижения потомков Рама не смогут остановить нас. Вырождение было неизбежно и оно привело к утрате большинства способностей, присущих нашему народу. Они не смогут противостоять нам, — повторил он, — я могу показать тебе, — новый взмах и перед девушкой будто распахнулось окно, — мы слишком долго ждали, но теперь пришел час действия.
Калейдоскоп событий стремительно пронесся перед Ладой: пламя, сожравшее профессора, Боровскую, Илью Данилова и четверых незнакомых ей людей; схватка русских и немцев с чудовищами; гибель Умарова…
Что-то оборвалось в груди. Она повернулась к собеседнику почувствовав холодную решимость.
— Это то, что вы принесете нам? Это новый мир?
— Очищение, хранительница. Это очищение от скверны. А следом пойдем мы.
Она наконец сумела взглянуть ему прямо в лицо и, словно поняв ее желание, он широко раскрыл веки. На Ладу глянули черные, фасеточные глаза и в каждой частице она увидела отражение своего лица. Рука, словно брошенная пружиной, метнулась к благостному лицу, ногти впились в веки, рванули кожу вниз и она вдруг поползла с лица, будто бумажная маска, обнажая розовую в синих прожилках плоть. Яростно вскрикнув, Лада бросилась в туман, туда, где сквозь сверкающие блестки, дрожал призрачный контур «золотых врат».
Крики, шум за спиной, кто-то хватает за одежду… Она рванулась, сбрасывая малицу. Прочь, быстрее прочь отсюда!
Переждав некоторое время, Назаров посмотрел на «врата». Огненный смерч слизнул со скал снег, оплавил камни. Столб света дрожал среди камней, как мираж в пустыне. Назаров вытащил из автомата обойму. Осталось семь патронов. Рядом заворочался Войтюк, сбрасывая с себя осколки камней. Ватник на его спине прогорел, шапку унесло неизвестно куда. Он повернул к Назарову чумазое лицо.
— Это что ж такое делается, товарищ капитан? Вы ж говорили — немецкий десант!
— А что, не было десанта?
— А это кто ж такие, — Войтюк кивнул в сторону обугленных туш.
— Ну что ты пристал, старшина, — с досадой сказал Назаров, — тебе есть разница, в кого стрелять? Враги, они и есть враги. Хоть немец, хоть эти…, ну вон, которые лежат. Считай, еще один десант.
— Ага, — задумался старшина, — ну, что ж, оно может и так.
— У тебя как с патронами?
— Две обоймы.
— Миша, а у тебя как?
— Целый рожок и в этом штук пять.
— Негусто, — проворчал Назаров. Тихо, — он поднял голову, — слышали?
— Чего?
— Вроде, музыка.
— Не может быть, — засомневался старшина.
— Точно говорю. Вот, опять. Кто-то на губной гармошке играет.
— Уж больно тоскливо, — пожаловался Войтюк.
— Черт, знакомая мелодия, — Назаров снова приподнялся над камнями, прислушался, затем лег на спину, так, чтобы его не было видно со стороны немцев. — Ну, что, старшина, объявляем концерт по заявкам?
— Как это?
— А вот, — Назаров откашлялся и негромко запел:
Vor der Kaserne, vor dem grossen Tor
stand eine Laterne, und steht sie noch davor,
so wolln wir uns da wiedersehn,
bei der Laterne wolln wir stehn
wie einst, Lili Marleen. [20]
Гармошка на минуту смолкла, Войтюк крякнул.
— А ловко у вас получается.
— Нравится?
Сквозь метель снова пробилась печальная мелодия и Назаров снова запел вполголоса:
Unsre beiden Schatten sahn wie einer aus;
dass wir so lieb uns hatten, das sah man gleich daraus.
Und alle Leute solln es sehn,
wenn wir bei der Laterne stehn
wie einst, Lili Marleen.[21]
— Надо же, какой ты у нас музыкальный, — сказал Кривокрасов.
Мелодия продолжала наплывать, печальная, чуть загадочная. Назаров замолчал, приподнялся и, привязав к стволу автомата носовой платок, замахал им.
— Вы чего, товарищ капитан? — испуганно прошептал Войтюк.
— Поговорить хочу. Похоже, у нас с немцами общий враг.
— Саш, — позвал его Кривокрасов, — ты, никак, союзника ищешь?
— Угадал, — ответил Назаров, — по отдельности эти твари нас сомнут, — он посмотрел в ту сторону, где залегли остатки десанта, — эх, черт, немецкий-то я подзабыл. Ну, да ладно: Ej, der Musiker, zu uns in die Gefangenschaft zu gehen! [22]
Гармошка смолкла, метрах в двадцати от Назарова мелькнуло кепи.
— Besser du [23], — голос у немца был хрипловатый, будто простуженный.
— Ich biete an, die Verhandlungen zu beginnen [24], — крикнул Назаров.
— Ich bin einverstanden [25].
— Ну, вот, другое дело, — Назаров отвязал платок, передал автомат Войтюку и, поправив фуражку, поднялся из расщелины.
— Может, я с вами, товарищ капитан? — предложил старшина.
— Нет, тут надо один на один, — сказал Назаров, изучая глазами поднявшуюся из-за камней фигуру в серо-зеленом комбинезоне, — ты лучше смотри, — он кивнул в сторону ворот, — как бы опять не полезли. Ладно, пошел я.
Поправив ремень на ватнике, он не спеша двинулся к немцу. Тот легко поднялся из укрытия и зашагал навстречу. Высокого роста, в хорошо подогнанной форме, он шел мягко, осторожно выбирая дорогу среди трещин в камне. Вместо каски у него на голове была кепи с эмблемой альпийских стрелков.
Не доходя нескольких шагов до немца, Назаров остановился, кинул руку к козырьку:
— Капитан Назаров.
— Major Noiberg, — у немца было сухое аскетичное лицо, чуть насмешливые глаза. Чисто выбритый подбородок заставил Назарова вспомнить, что сам он три дня не брился.
— Ich sage deutsch schlecht, du wei? franzosische die Sprache? [26] — медленно, подбирая слова, сказал он.
Немец кивнул.
— Einst wu? ich die franzosische Sprache. [27]
— Так это совсем другое дело, — обрадовался Назаров, переходя на французский.
— Действительно, — подтвердил майор, — ваш немецкий, мягко говоря, не слишком понятен. Прежде, чем мы начнем переговоры, один вопрос, капитан.
— Прошу вас?
— Откуда вы знаете эту песенку?
— От своих немецких товарищей. Хотя, по правде, я бы предпочел, чтобы вы сыграли «О, Белла, чао».
Немец приподнял брови.
— Воевали в Испании?
— Три с лишним года.
— Надо же так встретиться, — усмехнулся майор, — мне тоже довелось побывать там. Однако, к делу, если вы не возражаете. Что вы хотите нам предложить?
— Сдаваться вы, конечно, не собираетесь?
— Вы удивительно догадливы.
— Тогда сложилась патовая ситуация. У вас не более пяти человек…
— У вас тоже вряд ли больше.
— Но, похоже, у нас общий враг. Вы видели что-то подобное, — Назаров кивнул в сторону обугленных чудовищ.
— Как-то я перебрал абсента в Париже, и ночью ко мне явилось нечто похожее, — заявил майор.
— Мне тоже довелось попробовать полынную водку, однако обошлось без последствий. Давайте начистоту?
— Давайте.
— Я знаю, зачем вы появились на архипелаге, майор, но, видимо, и ваши, и наши ученые мужи здорово ошиблись. Война между жителями Земли — это нечто привычное. Мы воюем, как только поднялись с четверенек и взяли в руки палку. Но это…
— Вы правы, капитан. Споры между нашими странами мы кое-как разрешим, однако здесь может возникнуть угроза планетарного масштаба. Согласны?
— Согласен, — кивнул Назаров.
— В таком случае предлагаю объединить усилия: вы не стреляете в нас, мы в вас.
— Идет. Однако, рано или поздно к нам подойдет помощь, что тогда будете делать?
— Сначала надо ее дождаться, не так ли? Я думаю что это, — он посмотрел в сторону «золотых врат», — была всего лишь разведка боем. Если они полезут кучей, мы не удержимся.
— По мнению руководителя нашего проекта, «врата» должны закрыться через несколько минут. У меня есть предложение. Там, за «вратами» находится дорогой мне человек. Я пойду туда…
— Проще пустить себе пулю в лоб.
— Я пойду туда, а вы примете командование — со своими людьми я переговорю, и продержитесь, сколько возможно.
Майор улыбнулся.
— Женщина?
— Да.
— Вы настоящий рыцарь, капитан.
— Идите к черту. Так что, договорились?
Позади раздались крики. Назаров оглянулся. Из «золотых врат» выпала Лада Белозерская. Поднявшись, она поднялась и пошатываясь побежала прочь. Назаров бросился к ней.
— Лада!
Девушка остановилась, отвела с лица растрепавшиеся волосы. На виске кровоточила ссадина, глаза были совершенно безумные. Назаров схватил ее за плечи, прижал, почувствовав, как она дрожит.
— Саша…, Сашенька, не пускайте их сюда, ни за что не пускайте…
— Тихо, тихо, конечно не пустим, — он повел ее к спускавшимся навстречу Межевому и Войтюку.
— Недолго, теперь недолго, — бормотала Лада, — врата закроются, потому, что я ушла, сбежала…, там страшно, там не люди…
— Да, я уже понял, — сказал Назаров.
Они поднялись повыше. Назаров увидел стоящую рядом с Кривокрасовым Марию Санджиеву.
— А вы откуда взялись?
— Ветром принесло, — отрезала Мария, — идите сюда, Лада. Присядьте вот здесь. Ну-ка, мужчины, оставьте нас, — скомандовала она.
Кривокрасов подхватил Назарова под руку, отвел в сторону.
— Лучше не спорь. Она только что из лагеря пришла, говорит, лагерь бомбили. Они с Умаровым издалека видели. Похоже, наши самолеты. Умаров услышал стрельбу и побежал сюда.
— Он успел вовремя. Как же это мы самолеты пропустили, хотя, не до этого было.
— Что немец сказал.
— Согласился, что надо держать оборону. Лада говорит — врата вот-вот захлопнутся. Надо продержаться.
— Попробуем.
Дрогнула земля, застонала под тяжестью извергающихся из «врат». Дружно ударили автоматы, хлопнули разрывы гранат, но на этот раз чудовищ было слишком много. Стремительно поднявшись к позициям немцев, они уже хозяйничали там. Автоматы захлебывались один за другим. Назаров мельком увидел поднявшуюся навстречу чудищам фигуру майора, с занесенной гранатой. Закричал Иван Межевой, пронзенный длинными когтями, старшина метался, как сумасшедший, ухватив винтовку за ствол, будто дубину, пока его не смяли туши чудовищ.
Назаров и Кривокрасов били из автоматов в упор, пока не кончились патроны. Кривокрасов рванул из кобуры «ТТ», встал, как в тире, выпуская пули одну за другой в оскаленные пасти, в глаза… Удар мощной лапы бросил его на скалу, Назаров, стреляя на ходу, бросился к нему…
Лада видела, как сомкнулись над ними тела чудовищ, закричала, попыталась вскочить, но сильная рука отшвырнула ее назад.
— Сиди, Лада, моя очередь.
Мария Санджиева шагнула навстречу обступавшим их тварям, внезапный порыв ветра взметнул ее волосы, окутал голову черным ореолом. Она подняла руки, направляя скрюченные пальцы в сторону чудовищ. Воздух сгустился вокруг нее, словно волна холода побежала по направлению к «вратам». Один за другим, на глазах потрясенной Лады, чудовища оседали на землю, распадаясь зловонными кусками. Чудовищный смрад падали окутал все вокруг, в глазах у девушки помутилось. Как сквозь туман она увидела, что Мария обернулась к ней… Нет, это была не она. Расширенные угольно черные глаза без белков светились зеленым огнем, волосы вились змеями, губы истончились, превращая злую усмешку в гримасу ярости.
— Ты сказала, они ждали тысячелетиями? — спросила та, кто недавно была Марией Санджиевой, — значит, и мертвых у них много. Сотни тысяч, миллионы, сотни миллионов, и все мои. Посмотрим, справятся ли живые с мертвецами! — она быстро направилась к «золотым вратам».
— Они сейчас закроются, — простонала Лада, — и тысячи лет будут закрыты.
— У меня есть время, — долетел до девушки резкий голос.
Стройная фигура быстро шагнула в «золотые врата» и почти тотчас свет стал меркнуть, замедлившие вращение камни поползли вниз, прижимая световой столб к земле. Через минуту они улеглись в оставленные несколько часов назад гнезда плотно, будто и не покидали их.
Мелко крестясь, Серафима Панова миновала почти распавшиеся останки чудовищ.
— Свят, свят, откель только нечисть взялась такая, — она подняла голову и увидела сидящую на откосе Ладу Белозерскую, — Ладушка, красавица моя, да что ж здесь приключилось?
Кряхтя, Серафима Григорьевна взобралась по оплавленным камням и остановилась, горько вздохнув — Лада сидела возле тела Александра Назарова, перебирая его волосы пальцами. Глаза у нее были закрыты.
— Ох, беда, ох, беда, — забормотала Серафима Григорьевна. — Эх, опоздала я чуток, — сказала она, приложив пальцы к холодной щеке Назарова, — а ты, Ладушка, поплачь. Слезы горе облегчают, а радость умножают.
Она присела на камень, подперла ладонью щеку. Лада прерывисто вздохнула, из глаз потекли слеза.
— Вот и хорошо, доченька, вот и правильно, — закивала Серафима Григорьевна, — а Сашеньку мы похороним как положено, и Мишаню похороним, — добавила она, увидев тело Кривокрасова. — И ребяток остальных, кого найдем, — она огляделась. — Да и пойдем потихоньку. Побредем с тобой в Кармакулы Малые, а лагерь-то обойдем стороной, лихо там, в лагере-то.
Василий Собачников подошел к краю обрыва, посмотрел на море. Далеко внизу покачивалась, ныряя в волнах узким корпусом, подводная лодка. Острый глаз шамана различил на палубе человека. Он стоял, привалившись к орудию и, казалось, искал что-то в море. Вокруг лодки резали волны плавники касаток, будто поджидая добычу.
Шаман обернулся к лагерю. Издалека мертвые тела были похожи на прилегших отдохнуть людей. Усталость свалила их, уложив группами и по одиночке, но скоро они встанут, и займутся обыденными делами.
Собачников спустился с обрыва к поджидающим его нартам.
— Нерчу, едем в стойбище.
— Едем, Василий. А к коменданту Саше не пойдем?
— Он ушел, Нерчу. Далеко. Ты встретишь его нескоро. Я хочу спросить тебя: если я стану жить в вашем стойбище, вы не прогоните меня. Если станут спрашивать: нет ли чужих, не укажете ли вы на меня?
— Нет, Василий, мы не скажем. Большой шаман несет радость людям.
— Спасибо, Нерчу. Едем.
Нерчу взмахнул хореем.
— Хо! Хо!
Эпилог
Москва, март 1961г.
— Вот так, а теперь запейте, — медсестра поднесла стакан, наклонила.
Она покорно выпила воду и вновь опустила голову на подушку. Сейчас придет слабость, сонливость, перестанут раздражать голоса птиц за окном.
Медсестра поправила одеяло и, услышав шум в коридоре, вышла из палаты.
Она хотела попросить ее прикрыть форточку, но от навалившейся слабости только вздохнула. Холодный воздух, стекая по окрашенным в белый цвет окнам, растекался по полу, достиг свесившийся с кровати руки, вызвал неприятный озноб.
— Вот так, а теперь запейте, — медсестра поднесла стакан, наклонила.
Она покорно выпила воду и вновь опустила голову на подушку. Сейчас придет слабость, сонливость, перестанут раздражать голоса птиц за окном.
Медсестра поправила одеяло и, услышав шум в коридоре, вышла из палаты.
Она хотела попросить ее прикрыть форточку, но от навалившейся слабости только вздохнула. Холодный воздух, стекая по окрашенным в белый цвет окнам, растекался по полу, достиг свесившийся с кровати руки, вызвал неприятный озноб.