О`Рейли Виктор. Правила охоты

   Подумав об этом, Эмон позволил себе включить стоящее в углу радио, правда негромко. Ему на самом деле было очень хорошо сидеть здесь, в тепле и уюте, пока снаружи бушевала стихия.
   Когда он утолил голод, в нем проснулись и другие инстинкты. Теперь, когда он не смотрел на Кэтлин, ее прелести снова стали волновать его. Позабыв о залитом кровью теле, о ножевых ранах на шее и на груди, Эмон рисовал себе ее узкие бедра и длинные ноги. Он помнил, что на медичке надеты теперь только трусики и купальный халат. Если он…
   Эмон почувствовал в паху легкую судорогу. Пожалуй, он съест еще пару бутербродов, а потом пойдет и обслужит девочку. Все равно это ничего не решает — очень скоро обе женщины будут мертвы, а он никогда не испытывал влечения к трупам. Это считалось дурным тоном.
   Доску для хлеба он оставил на столике у окна. Стоило ему, однако, взяться за хлебный нож, как за окнами вспыхнула ослепительная молния. Раздался громкий треск, и свет в доме погас.
   Он поднял голову и посмотрел на мертвую трубку дневного света, потом обратил внимание, что радио тоже замолчало. Либо авария на линии, либо вылетели предохранители. Что бы ни случилось, это уже не имело значения. То, что Эмон собирался сделать, с одинаковым успехом можно было проделывать как при свете, так и в темноте. Учитывая теперешнее состояние девчонки, без света, пожалуй, будет даже сподручнее.
   Он повернулся к окну, чтобы нарезать хлеб, и вскрикнул. Словно в кошмарном сне сквозь серое от воды стекло на Эмона смотрело человеческое лицо, огромное и мрачное, сплошь залепленное грязью, с огромными мокрыми усами. Незнакомец был настоящим гигантом и смотрел на Эмона сверху вниз. Одет он был в какое-то грубое подобие плаща, также испачканного мокрой глиной.
   Оконное стекло взорвалось сотнями острых осколков, толстая, как ствол дерева, рука протянулась внутрь, схватила Эмона за воротник и едва не сбила с ног резким рывком.
   Террорист в отчаянии взмахнул ножом и почувствовал, что попал. Железная хватка ослабла, Эмон дернулся и почувствовал себя на свободе.
   Со стороны гостиной послышался треск, и в коридоре засвистел сквозняк. Кто-то ворвался в дом с той стороны, но сейчас Эмона это не волновало. Его автомат лежал на крышке посудомоечной машины в каком-нибудь футе от него. Террорист прыгнул за ним, схватил за ремень и сдернул на пол.
   Перекатившись по полу, Эмон нащупал оружие и повернулся к окну. Прямо в лицо ему смотрел самый большой пистолет, какой он когда-либо видел. В следующий миг Эмон увидел вспышку пламени, и что-то с огромной силой ударило его в правое плечо. Автомат выпал из рук, а самого Эмона бросило на стену, так что в конце концов он оказался сидящим на полу у газовой плиты.
   В полутьме Эмон видел текущую по плечу кровь, но не мог пошевелиться. Он вообще ничего не чувствовал. Снова раздался звон разбиваемого стекла, и в дверях кухни появилась массивная фигура. Человек пинком отшвырнул подальше его автомат и остановился, глядя на Эмона.
   Террорист обнаружил, что не может даже поднять голову. Он заметил только, что гигант обут в мокрые и грязные, но очень дорогие ботинки. Эмон припомнил, что это швейцарское производство, но марку их он позабыл.
   Одетый в штатское детектив вошел в кухню. Его дед когда-то сражался против британцев за свободу и независимость своей страны еще в старой ИРА, а сам он несколько лет служил на границе в Дюндалкс. То, что творили нынешние террористы, заставляло его всякий раз чувствовать тошноту. Между тем экстремистским группировкам сплошь и рядом удавалось ускользнуть от отрядов сил безопасности, причем пользовались они либо совершенно легальными лазейками в законодательстве, либо просто-напросто натравливали своих противников на кого-нибудь другого.
   Он просто не представлял себе, как можно успешно бороться с безжалостными и свирепыми террористическими организациями, оставаясь при этом строго в рамках существующих законов, разработанных для цивилизованного общества и для мирного времени.
   Дверь выбивал один из гардаев, одетый в форму, но вооруженный детектив, как более опытный в таких делах, первым проник в дом. Гостиная была справа от него, и пока второй полисмен прикрывал его сзади, детектив пинком отворил дверь, держась в стороне от входа и ожидая очереди из автомата. Но никто не выстрелил, и детектив порадовался за себя — тонкая перегородка вряд ли могла служить надежным укрытием от пуль.
   Быстрым прыжком он проник в комнату и покатился по полу в поисках надежного прикрытия. Он мало что мог видеть: жалюзи были наполовину опущены, а свет не горел. Дождь снаружи прекратился так же внезапно, как и начался, однако небо все еще было затянуто черными тучами. В комнате витал сладковатый металлический запах, и детектив почувствовал, как напряжены его нервы. Это был запах крови, сырого мяса и страха — запах бойни.
   Понемногу его глаза привыкли к полумраку. Детектив осторожно встал, огляделся по сторонам и поднял жалюзи. На полу, на мебели и на стенах — везде видны были пятна крови. На полу лежало что-то большое, наполовину прикрытое газетой. Детектив поднял бумагу, и горло его перехватило: на горле мертвеца зияла глубокая рана, а на лице застыло выражение смертельного ужаса.
   В гостиную вошел один из гардаев в форме.
   — Иисус и Божья Матерь… — пробормотал он, отшатываясь и крестясь. Справившись с собой, он прошел в угол, где скорчились на полу две связанные фигуры. Вынув из кармана складной нож, гардай перерезал веревки.
   Это оказались две женщины. Та, что была помоложе, пыталась что-то сказать. Ее лицо и вся верхняя часть туловища была в крови, а от халата пахло рвотой. Полисмена самого едва не стошнило, но он справился с собой и наклонился к женщине.
   — Мне пришлось, — повторяла она. — Пришлось… Полисмен ничего не понял. Он хотел сказать что-нибудь утешительное, но женщина схватила его за руку с такой силой, что ему стало больно.
   — Они заставили меня все рассказать, — прошептала она. — Они убили папу…
   Она принялась всхлипывать:
   — Они убили отца… убили моего папочку. Полицейский был добрым человеком, привыкшим иметь дело с фермерами, не зарегистрировавшими свои автомобили, или с браконьерами, которым чужая лососина не давала спокойно спать по ночам. Убийства были настолько редки в его практике, что полисмен почувствовал, как слезы подступают к горлу. Обняв девушку за плечи, он попытался ее утешить, но она лишь крепче стиснула его руку.
   — Теперь они поехали за Хьюго, — прошептала она. — В госпиталь…
   Женщина замолчала, явно собираясь с силами. Следующие слова она буквально выкрикнула:
   — Они все знают! — воскликнула она. — Все! Где стоят охранники, сколько их, как пройти внутрь…
   Сделав над собой последнее усилие, женщина закончила:
   — Я назвала им не ту комнату, я сказала, что он — в номере четвертом…
   Второй полисмен тем временем дозвонился до “Скорой помощи” и вызвал карету с врачами, после чего занялся Мэри Флеминг. Машина должна была прийти из госпиталя “Коннемара”, но вот куда отвезти раненых, чтобы это было безопасно — над этим следовало подумать.
   Вооруженный детектив, отец четверых детей, опытный сержант, наполовину седой в свои сорок с небольшим лет, известный если не благодаря блестящему уму, то благодаря своей исключительной надежности, вышел на кухню и увидел распростертого на полу Эмона.
   — Один из них? — спросил он Медведя.
   Тот кивнул и указал на лежащий на полу АК-47. Из длинной раны на тыльной стороне его руки капала кровь, но он, казалось, не замечал этого.
   — Взгляни-ка, что там делается по соседству, — предложил детектив, направляя на Эмона ствол своего “узи”.
   Медведь опустил пистолет и направился в гостиную, а детектив подошел поближе к Эмону. Террорист нервно улыбнулся ему. Человек, который его ранил, ушел, а полицейский, сменивший его, был более понятным и не таким страшным. Полицейский всегда полицейский, его узнаешь даже в гражданской одежде. Сейчас приедет “скорая”, его перевяжут и отвезут в больницу. Пока он поправляется, возле его постели будет дежурить полиция. Потом, после следствия и суда, его направят в тюрьму строгого режима. Он либо убежит, либо будет жить среди таких же террористов, каким был и сам. Это не так плохо. Собственно говоря, угроза тюрьмы маячила перед ним постоянно, была частью его профессии.
   Детектив слегка надавил на спусковой крючок, глядя прямо в глаза Эмону, и тот внезапно понял, что сейчас умрет.
   Он закричал. Детектив выстрелил и продолжал стрелять, пока в магазине оставались патроны.
   Медведь вынес Кэтлин из гостиной, которая больше напоминала разделочный цех на мясокомбинате, и уложил ее на большую кровать в главной спальне. Молодая женщина ненадолго потеряла сознание, но открыла глаза, когда швейцарец накрывал ее одеялом. Медведь присел рядом и взял ее за руку.
   В глазах Кэтлин сверкнул огонек. Этого человека она никогда не видела, но она его знала.
   — Вы… -она замолчала, и швейцарец кивнул, подбадривая ее.
   — Вы — Медведь, — сказала Кэтлин. — Хьюго мне о вас рассказывал.
   Медведь знал о своем прозвище, но никто никогда не называл его так в глаза. В этих вопросах он был весьма щепетилен, да и имя, данное ему родителями, — Хайнрих, для краткости — Хайни, — ему нравилось. Для тех же, кто знал его не слишком хорошо, вполне достаточно было обращения “сержант”.
   Но сейчас перед ним была раненая, мужественная женщина, к тому же для долгих объяснений не было времени.
   — Да, я Медведь, — сказал он и кивнул своей огромной головой.
   Кэтлин принялась плакать и смеяться, а Медведь, сидя на краешке кровати, обнимал се своими огромными ручищами до тех пор, пока не прибыла карета “Скорой помощи”.
   Мак— Гонигэл взял на операцию людей из своей тройки -Джима Дайда и Тима Пата Майли, а также Джерри Демпси и Сасаду.
   Из них из всех только Сасада был темной лошадкой, остальных Пэдди знал по совместным операциям. Поэтому было решено, что Сасада останется возле машин до тех пор, пока они не закончат налет. Основным аргументом против участия Сасады была его восточная внешность, которая привлекала бы к группе слишком много внимания.
   Мак— Гонигэл, впрочем, не был в этом совершенно уверен. В последнее время в мире не было такого места, куда бы, преследуя свои интересы, японцы не сунули свой нос.
   Они подъехали к госпиталю вскоре после полудня. Врачебный обход к этому времени уже закончился, вот-вот должен был начаться обед. До того как к больным начнут пропускать посетителей, оставалось еще часа два с половиной. Иными словами, все должно быть тихо и спокойно как ночью.
   По правде говоря, они рассматривали вопрос и о ночном нападении, однако этот вариант был отвергнут. Это было чересчур предсказуемо. Стоянка машин будет пуста, а предосторожность удвоена — люди всегда бывают настороже в ночные часы. Кроме всего этого, в темноте будет очень непросто удирать по незнакомым дорогам.
   Стоянка автомашин около госпиталя окружала здание с трех сторон. Сзади располагались навесы для разгрузки продуктов и лекарств; тут же находились подсобные строения, включая бойлерную и мертвецкую. Мак-Гонигэл решил было пройти через черный ход, но там дежурил грузчик, наблюдающий за доставкой и заодно приглядывавший за больничным добром.
   Вторым недостатком пути через кухонный блок было то, что он был намного длиннее. Кухни располагались в протяженной одноэтажной пристройке, и террористам пришлось бы пройти ее всю, прежде чем они достигли бы главного здания.
   Места на стоянке непосредственно перед входом в госпиталь были зарезервированы для врачей и старшего медицинского персонала; кроме того, сохранялся свободный проезд для машин “Скорой помощи”. Госпиталь был старый и не очень большой, поэтому и пациенты и посетители попадали внутрь через главный вход. Собственно приемный покой располагался напротив регистратуры, прямо рядом со входными дверями. В городской больнице это было бы невозможно, но в сельских районах Ирландии с их спокойным ритмом жизни подобная организация была более чем уместна.
   Террористы припарковали свои машины с правой стороны от госпиталя, так что из фасадных окон здания их не было видно. Зато от пожарной лестницы их отделяло всего несколько ярдов. По этой лестнице можно было подняться на третий этаж и попасть в коридор, который располагался напротив частного крыла. Мак-Гонигэл и его люди были одеты в синие рабочие комбинезоны.
   Выбравшись из машин, они вскрыли свои дорожные саквояжи. Спрятанное внутри оружие было завернуто в грубую холстину.
   Когда они въезжали на стоянку, Мак-Гонигэл почувствовал, как все его чувства обострились. В этом состоянии он мог заметить малейший признак опасности, но все было спокойно.
   Здание госпиталя, выглядевшее уродливым и в сухое время года, а теперь, после дождя, напоминавшее трехэтажный коровник, не возбуждало никаких подозрений. Ухабистая площадка автомобильной стоянки была почти пуста. Дождь прекратился несколько минут назад, однако повсюду дождевая вода собралась в широкие лужи. Небо все еще было затянуто плотными облаками, сквозь которые не проникал ни один солнечный луч. Прохладный и влажный воздух нисколько не способствовал улучшенному настроению, однако капризная погода и сырость сразу напомнили Мак-Гонигэлу Белфаст. Он почувствовал себя так, будто вернулся домой.
   Главарь кивнул Джиму Дайду.
   Джим вошел в госпиталь через центральный вход и попросил позволения воспользоваться туалетом. Женщина в окошке регистратуры не обратила на него ни малейшего внимания. Дайд огляделся по сторонам и увидел, что никакого полицейского у подножья лестницы нет, хотя в раздевалке приемного покоя висел на крюке клеенчатый плащ полицейского образца.
   — Прошу прощения, — вежливо обратился Джим к регистраторше. Женщина не ответила, и террорист слегка откашлялся.
   — Прошу прощения, — повторил он еще раз. — Я ищу своего брата.
   Регистраторша, женщина средних лет с обширным бюстом и нелегкой жизнью за плечами, с трудом оторвалась от книги, которую она читала. Дерзкий пришелец побеспокоил ее в самые спокойные часы, и она была в немалой степени этим раздосадована. Героиня книги, молодая и привлекательная женщина, с которой регистраторша, конечно же, отождествляла себя, как раз занималась любовью с не менее привлекательным героем.
   Возвращаться с небес на землю, в реальную жизнь, было не слишком приятно.
   — Кого-кого? — спросила регистраторша не слишком любезно.
   — Брата, — пояснил Джим. — Полицейского. Мне казалось, что он как раз сейчас должен быть тут, на дежурстве.
   В подтверждение своих слов он кивнул в направлении плаща.
   Регистраторша раздраженно дернула плечами.
   — Только что был тут. Может быть, пошел на обед, может — в сортир. Я за ним не слежу.
   Посмотрев на нее, Джим понял, что дальнейшие расспросы бессмысленны. В туалете он только что побывал и никого там не обнаружил. Если коп ушел обедать, значит, в любую минуту он может вернуться, что было бы нежелательно.
   Потом он вспомнил, что республиканские полицейские не носят оружия. Убрать его заранее было бы гораздо благоразумней, но в данном случае это, по-видимому, не имело значения.
   Дайд развернулся и вышел к Мак-Гонигэлу. Главарь некоторое время раздумывал; отсутствие полицейского обеспокоило его, но поворачивать назад было слишком поздно.
   — Вперед! — приказал он Тиму Пату и Джерри Демпси. Оба террориста схватили брезентовые сумки, напоминающие сумки с инструментами, и принялись взбираться по пожарной лестнице.
   Эта металлическая конструкция была разработана с таким расчетом, чтобы в случае пожара больные и престарелые могли спастись. Несколько десятков лет назад это было немаловажное нововведение. Теперь же лестница проржавела и частично разрушилась, пав жертвой скудного финансирования, нераспорядительности и капризного ирландского климата, однако для ловкого человека подняться по ней не составляло труда. Двое боевиков оказались напротив пожарного выхода третьего этажа в считанные секунды.
   За пожарной дверью располагался длинный коридор общественного крыла госпиталя, в дальнем конце которого находилась деревянная дверь и лестничная площадка, где перед двойными дверями контрольной зоны должен был стоять часовой. За контрольной зоной начиналось отдельное, или “частное” крыло.
   Один из террористов достал из сумки аккумуляторную ручную дрель, просверлил в двери маленькое отверстие и вставил в него длинный щуп. Через несколько секунд замок поддался и дверь отворилась. Первый террорист скользнул в коридор. Второй чуть промедлил; повернувшись к стоянке машин, он показал Мак-Гонигэлу поднятые вверх большие пальцы рук — знак того, что все идет по плану — и только потом последовал за своим напарником.
   — Шестьдесят секунд, Джим, — сказал Мак-Гонигэл, нажимая кнопку наручного секундомера.
   Оба прошли через главный вход, невнятно пробормотали на ходу “Нас ждут”, обращаясь к безразличной женщине за стойкой регистрации, и стали подниматься вверх по лестнице. На площадке между первым и вторым этажами они расстегнули свои брезентовые сумки, но оружия пока не доставали.
   Мак— Гонигэл снова сверился со своим секундомером. Подразделения по борьбе с терроризмом были не единственными, кто умел рассчитывать время. Террористы понимали, что рейнджер, стоящий на посту на третьем этаже, непременно заметит их, но двое ремонтников навряд ли могли его насторожить. Пока же он будет их разглядывать, двое ребят из коридора напротив должны без хлопот его пристрелить.
   После этого им оставалось только пробиться сквозь бронедвери с помощью гранатомета, но в случае осложнений они были готовы применить и пластиковую взрывчатку.
   Ливийцы снабдили их оружием на все случаи жизни.
   Большинство людей представляют себе камеру видеонаблюдения в виде укрепленной на стене и довольно заметной, хотя и небольшой по размерам металлической или пластмассовой коробки с оптической линзой на передней панели.
   Камера наблюдения действительно выглядит довольно грозно. Она следит за вами своим единственным строгим глазом и поворачивается на своем кронштейне с легким жужжанием, а мощный объектив в состоянии разглядеть вас с какого угодно расстояния, в то время как сам оператор остается в укрытии. В общем, эта техника кажется не слишком дружелюбной, однако следует учитывать, что ее назойливость и отталкивающие манеры намеренно таковы, ибо они способствуют выполнению главной задачи: камеры видеонаблюдения устанавливают главным образом не для того, чтобы наблюдать, а для того, чтобы отпугивать.
   Килмара отчасти использовал штатные видеокамеры госпиталя, однако основную работу он возложил на крошечные устройства, которые, казалось, пришли скорее из арсенала микрохирургии, нежели из мира телевизионной техники. Эти камеры были настолько малы, что могли свободно разместиться внутри человеческой артерии, а заметить их было практически невозможно, даже если специально задаться такой целью. Полученное изображение со скоростью света передавалось по оптико-волокнистым световодам, которые для непосвященных — в тех редких случаях, когда световоды пролегали где-нибудь на виду — выглядели как обычные провода.
   Но то, что он видел на экранах мониторов, Килмаре совсем не нравилось.
   Вместо шести рейнджеров, которые были в его распоряжении с самого начала, ему приходилось начинать только с пятью, так как один из солдат был накануне отпущен им в увольнительную в связи с чрезвычайными домашними обстоятельствами. Один их этих пяти — солдат, которого Килмара в качестве снайпера посадил в трехстах ярдах от госпиталя на вершине силосной башни, чтобы он прикрывал вход, — оказался теперь практически бесполезен. Килмара ожидал, что машины нападающих остановятся прямо перед входом, чтобы после налета можно было поскорее удрать, однако террористы припарковались сбоку. Это было довольно неожиданное решение, благодаря которому противник убрался с линии огня, и теперь к тому времени, когда снайпер смог бы вступить в дело, основные события были бы уже позади.
   Вторым обстоятельством, которое обеспокоило Килмару, было вооружение, которое продемонстрировали террористы пробравшиеся в госпиталь по пожарной лестнице. Миниатюрная камера, укрепленная в коридоре, была снабжена сверхширокоугольным объективом, и изображение было недостаточно четким, однако Килмара без труда определил, что, кроме автоматов, каждый из террористов вооружен ручным противотанковым гранатометом. Перед этим оружием бронедвери контрольной зоны были бессильны.
   Килмара порадовался, что успел убрать безоружного полицейского с поста возле регистратуры и поставить рейнджера, который обычно нес службу на площадке третьего этажа. Террористы, правда, могли что-то заподозрить, не обнаружив часового в известном им месте, однако генерал надеялся, что к тому времени их уже возьмут в оборот.
   Килмара взялся за свой портативный микрофон и что-то коротко сказал. В ответ послышались такие же короткие слова подтверждения. Его четвертый и пятый номера — сержанты Грейди и Моллой — спрятались в кладовке с бельем, расположенной на пролет выше площадки третьего этажа. Оттуда при помощи электронного устройства, отдаленно напоминающего перископ, они могли наблюдать за лестничной площадкой, разделявшей отделение гериатрии и контрольную зону, а также почти весь лестничный пролет между вторым и третьим этажами.
   Это была неплохая позиция, лучшая из доступных, но она не была идеальной. Для того чтобы вести огонь, им пришлось бы открыть дверь кладовки, но и тогда сектор огня был бы ограничен перилами лестницы. Другой ее недостаток состоял в том, что любой человек на лестничной площадке, уцелевший после первого залпа, мог отступить в коридор гериатрии и оказаться в полной безопасности, так как площадка была совсем невелика.
   В остальном, однако, обстановка была почти идеальной. Элитные войска специального назначения не зря тренировались на своем учебном объекте в постоянно меняющихся условиях.
   Эти постоянные, изматывающие, изнурительные тренировки “Рейнджеров” — специального подразделения по борьбе с терроризмом, куда попадали лишь лучшие из лучших, были единственным, что могло помочь солдатам уцелеть в условиях, когда вопрос жизни и смерти решали доли секунды. Способность выбирать цели, представляющие наибольшую опасность; сноровка в обращении с оружием; автоматизм при смене пустого магазина и умение в мгновение ока справиться с заклинившим затвором вкупе со способностью почти инстинктивно оценивать рельеф местности в поисках максимально надежного укрытия и умением предвидеть возможные действия противника — все эти и многие другие навыки были основой основ в их специфической работе.
   Подразделения специального назначения были укомплектованы в основном солдатами и сержантами в возрасте от тридцати до сорока — сорока пяти лет. Это было совершенно необходимо, так как одной лишь физической подготовки и юношеской быстрой реакции для службы в спецподразделениях было явно недостаточно. Кроме этого, настоящий рейнджер должен обладать немалым боевым опытом и рассудительностью, а эти качества способно выработать в человеке только время.
   В идеале, каждый рейнджер, готовящийся к отражению атаки, должен был бы иметь перед глазами мониторы наблюдения. Практически же информацией в полном объеме владел один Килмара, да и тот видел лишь тех нападающих, которые попали в поле зрения камер. Так, в настоящий момент он потерял из виду двоих, которые проникли в госпиталь через пожарный выход. К счастью, укрепленная над дверью камера показывала, что, кроме них, с этой стороны никто не пытается проникнуть в общественное крыло.
   Меньше всего Килмаре хотелось затевать стрельбу в коридоре, где было полным-полно пациентов. Применение автоматического оружия в этом ограниченном пространстве могло кончиться гибелью многих ни в чем не повинных людей, не говоря уже о том, что в случае осложнений террористы принялись бы хватать заложников направо и налево. Необходимо было дождаться, пока оба ирландца окажутся на площадке. Там, как и в коридоре Фицдуэйна, можно было позволить обоим делать все, что им вздумается — Кил-мара уже расставил своих людей и был волен поступать по своему усмотрению.
   Приблизительно в центре коридора отделения гериатрии была установлена еще одна камера, направленная в сторону лестничной площадки. Террористы как раз появились в поле ее зрения.
   Навстречу им пожилая сиделка катила тележку, уставленную тарелками с едой, — в госпитале в самом разгаре был обед.
   Не замедлив шага, один из террористов отшвырнул тележку к стене, а второй ударил сиделку в лицо, отчего она без единого звука рухнула на пол. Теперь было ясно видно, что каждый из террористов вооружен автоматом АК-47 и гранатометом РПГ. Тот, что шел впереди, держал наготове автомат; второй террорист нес автомат на ремне, но его гранатомет был готов к бою.
   — Первый пост, — сказал Килмара в микрофон, обращаясь к Грейди и Моллою. — Двое приближаются к вам слева по коридору. Передний вооружен автоматом, у второго — базука.
   Неожиданно Килмара оказался перед выбором, и обе альтернативы были не из приятных. Он мог приказать солдатам стрелять в коридор гериатрии, что могло привести к человеческим жертвам, а мог дождаться, пока террористы выстрелят из гранатометов по дверям контрольной зоны, открыв доступ в коридор, где находились он сам, двое других рейнджеров и Фицдуэйн, которого они охраняли. Все остальные пациенты стараниями Килмары были эвакуированы из этого крыла давным-давно.