Уникальный, сложный японский язык и изолированное географическое положение не способствовали тому, чтобы на японской почве развивались те же явления и тенденции, что и во всем остальном мире, однако Фицдуэйну казалось, что рано или поздно средний японский избиратель-сан очнется, и тогда что-то переменится к лучшему. Но Фицдуэйн заботился не столько о будущем, сколько об игре, которую он должен был вести в ближайшее время.
   Новой неизвестной в уравнении с братьями Намака была их возможная причастность к поставкам запрещенного оборудования в Северную Корею. Килмара намекнул ему на это обстоятельство в коротком телефонном звонке по засекреченной линии связи. Фицдуэйн разговаривал с генералом в относительно безопасных помещениях посольства Ирландии, однако генерал торопился, и подробной беседы не получилось.
   Фицдуэйн понял только то, что Намака и кое-кто из персонала цеха “Намака Спешл Стил” вели секретные переговоры с северокорейским ядерным лобби. По мнению Килмары, Фицдуэйну следовало беречь задницу и по возможности не цепляться ею за гвозди, так как ставки в игре оказались много выше, чем предполагалось вначале. Держать глаза открытыми в любом случае было небесполезно — никто не мог точно сказать, что на самом деле происходит. Даже сообщения разведслужб представляли собой не что иное, как смесь ничего не значащих фактов и осторожных и Довольно туманных предположений. Аналитики спецслужб единогласно утверждали только одно: при неблагоприятном развитии событий у режима Северной Кореи появится ядерное оружие.
   Килмара закончил предупреждением, что японцы, гостем которых считался Фицдуэйн, могут без особого энтузиазма отнестись к тому, что сведения о незаконном бизнесе братьев Намака станут широко известны.
   — Я предполагаю, — сказал Килмара, — что местные фараоны…
   — Адачи из Токийского департамента полиции, — перебил Фицдуэйн.
   — … Навряд ли знают о ядерной подоплеке этого дела, но местная служба безопасности наверняка захочет, чтобы все было шито-крыто. Япония слишком сильно зависит от международной торговли, а США — крупнейший покупатель их товаров. Меньше всего им захочется, чтобы американцы узнали, как они продали завод по производству ядерного оружия врагам дядюшки Сэма. Здесь затронуты слишком серьезные интересы, так что имей это в виду.
   — Что я должен выискивать, кроме непосредственной опасности для своей задницы? — спросил Фицдуэйн. — Они могут показать мне готовенькую водородную бомбу и сказать, что эта штука производит шоколадные батончики. Я думаю, что со мной у них этот номер вполне пройдет, в конце концов, я не физик-ядерщик и не эксперт по обогащению урана.
   — Послушай, я просто излагаю тебе свои соображения по поводу неподтвержденных слухов, — возмутился Килмара. — Держи глаза и уши открытыми и не забывай, что Япония не такая уж большая страна. Счастливой охоты!
   Фицдуэйн припомнил, что территория Японии, которую ее жители считали неплодородной, продуваемой всеми ветрами местностью, напрочь лишенной природных богатств (еще одна причина для самоотверженного изнурительного труда), на самом деле равнялась ста сорока шести тысячам квадратных миль — чуть больше половины штата Техас. Что поделать, иногда советы Килмары были более чем бесполезны.
   Фицдуэйн прожевал свои бутерброды, погрузился в ванну и выпил свое вино маленькими, экономными глотками. Ему пришло в голову, что хотя Адачи и Паук могут и не принадлежать к числу посвященных, однако секретная служба “Кванчо” уж наверняка входила в круг тех, кому подобные сведения были доступны. Это объясняло, в частности, участие в расследовании Чифуни и заставляло Фицдуэйна заново пересмотреть все пункты своего плана. Гайдзина вызвали в Японию, чтобы он помог сдвинуть с мертвой точки расследование убийства Ходамы, но что будет, когда они поймут, что Фицдуэйн-сан может откопать что-то такое, что нанесет ущерб национальному престижу?
   Фицдуэйн выскочил из ванны и принялся яростно растираться полотенцем, напевая старинный ирландский строевой марш. Потом он тщательно оделся.
   Легкий темно-синий костюм, бледно-голубая сорочка, строгий галстук, шелковые носки и до блеска начищенные туфли сделали его похожим на образцового служащего-сарари. Посмотрев на себя в зеркало, Фицдуэйн улыбнулся: не хватало только булавки со значком корпорации.
   Он проверил, легко ли вытаскиваются из манжета метательные ножи, осмотрел свой компактный “калико” и как раз засовывал его в кобуру, когда зазвонил телефон.
   Прибыл лимузин “Намака Корпорейшн”. Фицдуэйн забрал подарок, который он привез для братьев, и вышел. Его переводчица, Чифуни, ждала в вестибюле. Увидев Фицдуэйна, она поклонилась, как сделала бы это на ее месте любая воспитанная женщина-служащая, однако когда она выпрямилась, он заметил на ее лице уже знакомую загадочную улыбку.
   Он чуть было не пропустил ее в дверях, однако вовремя вспомнил, что находится в Японии. Улыбнувшись Чифуни, он вышел первым и первым же уселся в ожидающий его черный лимузин. Шофер был в парадной темно-синей форме и белых перчатках, а на сиденьях Фицдуэйн увидел белые самолетные чехлы. Дверцы машины украшал затейливый герб корпорации.
   Пока они ехали на север, в сторону Икебуро и Саншайн-Сити, Фицдуэйн размышлял об истории становления корпорации “Намака” и пытался представить себе, что пришлось вынести двум страдающим от голода подросткам, отца которых только что казнили, и каково это было — выжить в разбомбленном послевоенном Токио.
   Он чуть было не пожалел братьев, но потом вспомнил пулю, которая едва не оборвала жизнь его собственного сына.
   Всю дорогу он остро чувствовал присутствие Чифуни, которая сидела рядом с ним на заднем сиденье, серьезная и молчаливая, как и полагалось переводчице в присутствии босса.
Япония, Токио, район Саншайн-cumu, “Намака Тауэр”, 19 июня
   Фумио Намака откинулся на спинку кресла и задумчиво сложил руки перед собой.
   Гайдзин Фицдуэйн должен был скоро прибыть, и Фумио хотел лишний раз убедиться, что он продумал и предусмотрел все, что может неожиданно понадобиться.
   Новости из Северной Кореи поступили самые благоприятные. То, что поначалу казалось шальным джокером в колоде, грозило обернуться настоящим золотым дождем, и как раз вовремя. С этими деньгами “Намака Индастриз” су-мест уцелеть. Лично он, Фумио, решительно протестовал против продажи ядерной технологии Северной Корее, но Кеи не уступал и в конечном счете оказался прав. Откровенно говоря, капиталовложения, на которых он настаивал, почти никогда не приносили доход, однако северокорейский проект оказался приятным исключением.
   Наконец стало ясно, кто стоит за убийством Ходамы и за кредитно-финансовой атакой на империю “Намака”. Широкие информационно-разведывательные мероприятия и несколько звонков на самый высокий правительственный, административный и корпоративный уровни с просьбами об определенных любезностях и одолжениях сделали свое дело: они напали на след, который привел их в конце концов к группе “Кацуда-гуми”. Это была грозная и весьма влиятельная организация, вторая по величине банда якудза в Японии, однако оставалось совершенно непонятно, как они решились развязать столь последовательную и яростную войну против Намака. Возможно, они просто боролись за передел сфер влияния. Впрочем, сказать это с уверенностью было нельзя. Все попытки напрямую связаться с “Кацуда-гуми” через занимающего нейтральную позицию чукайши — уважаемого посредника — были отвергнуты без объяснений.
   И все же были ли люди из “Кацуда-гуми” главными виновниками неприятностей или нет, они, несомненно, сыграли значительную роль во всем том, с чем пришлось бороться Намака. Теперь у них появился конкретный враг. Само по себе это было намного лучше полной неизвестности, к тому же Намака уже не раз участвовали в подобных войнах и всегда выходили победителями. Кроме этого, в последнее время появились новые признаки того, что удача снова повернулась лицом к братьям.
   Акции “Намака Корпорейшн” снова стали расти в цене, возвращаясь на подобающее им место на фондовом рынке. Деловые партнеры и высокопоставленные чиновники, которые довольно долгое время хранили загадочное молчание, начали отвечать на звонки и спешили засвидетельствовать свое почтение. Наконец начали приносить свои плоды те меры, которые были предприняты братьями в самом начале, когда они пытались компенсировать потерю покровительства Ходамы.
   Для этого необходимо было перетасовать некоторые ключевые элементы в обширной сфере влияния корпорации, и на это потребовалось немало усилий и времени, однако теперь все люди были на своих местах, система заработала, и Намака снова могли вести наступательную политику.
   Очень скоро “Кацуда-гуми” узнают, что такое настоящее могущество и власть. Очень скоро боевики “Яибо” начнут кампанию по избирательному уничтожению руководителей “Кацуда-гуми”. Очень скоро Намака предпримут против них еще ряд карательных мер, и тогда даже их страшный главарь, которого не видит никто из посторонних, почувствует, что он не так уж неуязвим, как ему, вероятно, казалось.
   Оба брата имели большой опыт в ведении подобной войны. В данном случае, учитывая то, что они будут сражаться с убийцами Ходамы, даже полиция будет на их стороне.
   Как правило, полиция нисколько не возражала, если якудза во взаимной истребительной войне прореживали ряды друг друга. Главной заботой сил охраны законности и порядка было проследить, чтобы во время столкновений не пострадали мирные жители. С существованием якудза мирились, потому что организованность считалась необходимой во всем, даже в преступном мире, однако полиция продолжала оставаться врагом бандитов. Намака же не принадлежали к якудза; напротив, они возглавляли мощную промышленную корпорацию и имели высокопоставленных друзей во многих и многих местах.
   Допущенное Китано злоупотребление властью совершенно неожиданно сыграло им на руку. То, что он вынужден был предпринять еще одно покушение на этого Фицдуэйна без санкции братьев, было возмутительно, однако, к счастью, все нити вели лишь к нему и на нем обрывались. Китано был крайне удачным козлом отпущения, которого можно было обвинить не только в нападениях на Фицдуэйна, но и — если до этого дойдет — в убийстве Ходамы. В том, что начальник безопасности оказался мошенником и негодяем, не было ничего удивительного: такие вещи случались даже в самых уважаемых организациях. Один коррумпированный служащий вряд ли мог серьезно подорвать авторитет фирмы и повлиять на ход событий.
   Сами братья стояли слишком высоко. Их бун — права и привилегии, вытекающие из их положения, — косвенным образом обеспечивали им некоторую дополнительную неприкосновенность. Какого-нибудь рядового якудза или мелкого служащего можно было подвергнуть дайо-кангоку — полицейскому допросу с пристрастием, но люди, подобные Намака, считались неприкосновенными. Даже суровая и грозная Токийская прокуратура предпочитала обращаться с людьми высшего круга с подчеркнутым уважением. Как-никак, это была иерархическая Япония, где ранг — ката-гаки — означал все или почти все.
   Самое главное заключалось, однако, в том, что теперь не имело никакого значения, действовал ли Китано целиком по своей инициативе или нет. Считать виновным его, и только его, было выгодно абсолютно всем. Татемаи — то, что лежало на виду, — вот что являлось основным. В этой связи Фумио даже вспомнил американский юридический термин “допустимое сомнение”.
   Оставался нерешенным только вопрос с Фицдуэйном. Если бы все зависело от Фумио, то он предпочел бы оставить гайдзина в покое и заняться более важными вещами. Три неудавшихся покушения ясно доказывали, что ирландец — крепкий орешек. К тому же Фумио полагал, что, тяжело ранив его во время первого нападения, они исполнили обязательства перед своим бывшим союзником Кадаром. Как говорится, хватит так хватит…
   К несчастью, Кеи, сочетавший в себе не слишком могучий интеллект с упрямством мула, смотрел на эту проблему иначе. Три неудачных попытки он воспринял как личное оскорбление и стремился довести дело до конца. Его гордость была уязвлена, и то, что Фицдуэйн по-прежнему оставался жив и здоров, в его глазах выглядело как дерзкий вызов. В горячности своей он уверял Фумио, что ирландец, безусловно, не так прост, как им кажется, что он заслан со специальным заданием обеспечить развал империи Намака и падение братьев. Откровенно говоря, многие из его доводов выглядели смешными, а опасность — преувеличенной, однако выводы старшего брата не были для Фумио неожиданностью. Кои Намака желал смерти Фицдуэйна, и коль скоро наемные убийцы не сумели с ним справиться, он готов был прикончить гайдзина сам.
   Фумио указал брату на то, что, по свидетельству информаторов, Фицдуэйн находится под круглосуточной охраной полиции, однако Кеи стоял непоколебимо, как скала. Он должен убить гайдзина, и никто его не остановит. Это стало для него делом чести.
   Фумио неохотно дал свое согласие и тут же напряг свои недюжинные умственные способности, пытаясь изобрести подходящий способ, который позволил бы его большому брату добиться своей цели без последствий.
   Ему казалось, что он набрел на отличную возможность. Йошокава-сан, который уславливался с Намака о встрече, упоминал о том, что Фицдуэйн-сан хотел бы, если возможно, осмотреть принадлежащий корпорации сталеплавильный завод. Таким образом, собственная инициатива гайдзина оборачивалась против него. Кеи, узнав об этом, пришел в восторг — Фицдуэйн не просто будет убит, он в буквальном смысле испарится.
   Кеи Намака по опыту знал, что стоило бросить человека в закалочную печь, разогретую до максимальной температуры, как от сильного жара человеческое тело, состоящее в основном из воды, превращалось в пар, а твердые остатки, перегорев, выбрасывались в атмосферу в виде дыма. Закон природы гласил, что материю нельзя уничтожить, но можно изменить ее свойства. Перешедший в газообразное состояние Фицдуэйн смог бы повредить братьям Намака, лишь внеся свой скромный вклад в усиление парникового эффекта.
   Телефон на столе Фумио зазвенел, и голос секретаря с почтением сообщил, что гайдзин Фицдуэйн-сан прибыл и находится у поста безопасности на первом этаже “Намака Тауэр”. Звонок напомнил Фумио, что надо убрать все лишнее со стола. Встреча должна была состояться в конференц-зале, однако излишняя осторожность никогда никому не вредила.
   Наконец все было надежно спрятано. Фумио в последний раз оглядел кабинет и заковылял в зал.
   После того как Чифуни представила своего босса-гайдзина на первом этаже “Намака Тауэр”, к ним вышла секретарша, одетая в строгий форменный костюм. Она низко поклонилась Фицдуэйну, затем, слегка, Чифуни. Когда она заговорила, Чифуни переводила за ней почти синхронно. Молодая женщина так хорошо справлялась со своими обязанностями, что Фицдуэйн подумал, уж не в “Кванчо” ли она изучала английский. Интересно, сколько торговых делегаций, любуясь своей обаятельной переводчицей, осознавали, что находятся под присмотром секретной службы? Впрочем, вне всякого сомнения, этим приемом пользовалось в своей практике ЦРУ и бог знает кто еще.
   — Саншайн-Сити, в центре которого, располагается “Намака Тауэр”, является многофункциональным комплексом зданий, одним из деловых и коммерческих центров японской столицы, — переводила Чифуни с ничего не выражающим лицом. — Подземная стоянка на тысячу восемьсот машин, расположенная внизу здания, соединяется непосредственно со сквозной автострадой Икебуро. Кроме “Намака Тауэр”, Саншайн-Сити включает в себя гостиницу, торговый ряд, филиал универмага “Мицукоши”, большое количество офисов крупных фирм, конференц-зал и самый высокий в мире океанарий.
   Фицдуэйн моргнул и попытался сохранить серьезное лицо. Японцы выстроили аквариум на том месте, где были казнены их военные лидеры. (Он знал, что когда-то на месте Саншайн-Сити стояла тюрьма Сугамо.) Японский прагматизм, таким образом, превращался из искусства в навязчивую идею.
   “Впрочем, — подумал Фицдуэйн, — может быть, имеет смысл не держать прошлого в уме? Ирландцы никак не могли позабыть о нем, и что теперь творится на Севере?”
   И все же океанарий — это было чересчур. Хьюго с трудом подавил в себе желание немедленно броситься прочь и заново перечитать “Алису в Стране Чудес”.
   — Как высоко расположен этот самый высокий в мире океанарий? — вежливо спросил Фицдуэйн.
   — Он находится на десятом этаже, на высоте сорока метров над землей, — перевела Чифуни. — В нем содержится 20 000 рыб шестисот двадцати видов, к тому же в аквариум постоянно поступает свежая морская вода с острова Хакико, так что они живут практически в естественной среде.
   Фицдуэйн заметил, что ее губы начинают слегка кривиться в улыбке.
   — Если бы я был рыбой, — жизнерадостно сказал Фицдуэйн, — мне отнюдь не казалось бы естественным, что я сижу запертым в стеклянной цистерне на десятом этаже вместе с 19 999 другими такими же горемыками. Это даже звучит неестественно, как снег в Сахаре. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что я не рыба.
   Про себя Фицдуэйн отметил, что Саншайн-Сити находится на севере Токио, откуда до моря было порядочно. Он умирал от желания узнать, каким чудесным способом морская вода постоянно поступает в аквариум с острова Хакико, где бы он ни был, но в это время двери лифта отворились, и их проводница снова деятельно взялась за свои обязанности. Секретарша обладала энергией капитана болельщиков студенческой команды и непомерным энтузиазмом, который едва умещался в ее хрупком теле. Фицдуэйн ожидал, что она вот-вот начнет подпрыгивать и бить в ладоши, однако ее жесты оставались сдержанными и учтивыми.
   Двери лифта закрылись за ними, и кабина рванула вверх словно ракета. Фицдуэйну показалось, что его желудок остался где-то на уровне аквариума с рыбками, а ведь им предстояло подняться еще на пятьдесят этажей.
   — Высота “Намака Тауэр”, — продолжала переводить Чифуни, — составляет двести сорок метров. Это самое высокое здание во всей Японии. В ясную погоду с верхних этажей открывается вид на сотню километров в любом направлении, иногда отсюда можно разглядеть даже гору Фудзи. Возможно, вам также будет небезынтересно узнать, что вы находитесь в самом скоростном лифте в мире. Он способен подняться на самый верхний этаж всего за тридцать пять секунд…
   Самый скоростной в мире лифт начал тормозить, и желудок Фицдуэйна, оставшийся где-то внизу, сначала нагнал его, а потом устремился вверх, но застрял в горле. Хьюго стало ясно, что если братья Намака совершали путешествие на этой скоростной машине хотя бы дважды в день, то ему придется иметь дело с закаленными и крепкими людьми.
   — Разве здесь не бывает землетрясений? — спросил Фицдуэйн. — Я имею в виду, не опасно ли находиться так высоко, когда земля начинает трескаться и дрожать?
   Ответа он выслушать не успел. Кабина лифта остановилась, и дверцы разъехались в стороны. Прямо перед Фицдуэйном стояли два человека, которые отдали приказание убить его и которые угрожали самому существованию его рода.
   Он улыбнулся и шагнул вперед, держа в левой руке привезенный с собой подарок. Это была тщательно упакованная копия ирландского традиционного оружия, боевого Галлогласского топора ручной работы. Вместе с рукояткой он был величиной со среднего европейца и сильно возвышался над низкорослым японцем, в котором Фицдуэйн сразу узнал младшего брата, Фумио Намака. В руках высокого и широкоплечего Кеи грозное оружие выглядело бы более чем уместно.

Глава 18

Япония, Токио, 19 июня
   Как только Фумио Намака увидел Фицдуэйна, он почувствовал ледяной страх, даже десять минут спустя, в привычной роскошной обстановке конференц-зала на шестидесятом этаже “Намака Тауэр” это неприятное ощущение никак не оставляло его.
   Гайдзин впервые вошел в их жизнь как безликое обязательство, очередной пункт повестки дня заседания Совета директоров корпорации, простая текущая проблема. Тогда Фицдуэйна словно бы не существовало, это было просто имя на листе бумаги, просто фотография в досье.
   Теперь, после трех неудачных покушений, Фицдуэйн собственной персоной появился в самом сердце империи “Намака” и был более чем реален. Он производил очень сильное впечатление, впечатление уверенного в себе и спокойного человека. Казалось, что он совершенно расслаблен и наслаждается беседой. Его свободная, раскованная манера держаться, на которую, казалось, нисколько не повлияло все то, что ему довелось испытать, убедили Фумио в том, что Кеи, пожалуй, был прав. Ирландец представлял собой нешуточную угрозу и заслуживал того, чтобы к нему отнеслись со всей серьезностью. Фумио чувствовал, что если они не расправятся с гайдзином как можно скорее, то он станет их могильщиком.
   Глядя на Фицдуэйна, который сидел напротив них за столом, Фумио едва сдерживал свой страх. Разумеется, он принимал во внимание возможность того, что на самом деле гайдзин ничего не знает и вынужден будет согласиться с тем, что во всех покушениях на его жизнь виновен только Китано, и никто другой, однако Фумио привык доверять своим инстинктам. Инстинкты же подсказывали ему, что ирландец явился к ним грозным вестником смерти.
   Кеи Намака, который превосходно выглядел в роли социально ответственного и в высшей степени делового капитана японской промышленности, как раз описывал Фицдуэйну потрясение, испытанное им, когда стало известно, как руководитель службы безопасности “Намака Корпорейшн” злоупотребил своим служебным положением.
   — Похоже, Фицдуэйн-сан, — сказал он, — что все мы пали жертвами одного хитрого и коварного человека, который воспользовался своими возможностями и злоупотребил нашим доверием. Я и мой брат испытали настоящий шок, когда узнали, к чему причастен служащий, которому мы доверяли. Китано-сан запятнал высокую репутацию “Намака Индастриз”, и мы с братом безмерно огорчены этим обстоятельством. Мы приносим самые глубокие извинения за те неприятности, которые причинил вам этот отступник. Безоговорочно принимая его вину на себя, мы почтительно просим позволить компенсировать вам ущерб и заверяем, что приложим все усилия, чтобы ваше пребывание в Японии было интересным и приятным.
   Фицдуэйн сидел, не переставая изумляться несходству двух братьев. В физическом плане Кеи был, безусловно, превосходным образчиком человеческой породы, и не только по японским стандартам. Он был высоким, широкоплечим, привлекательным, и в облике его сквозила спокойная уверенность и искренность, которую редко встречаешь где-нибудь, кроме обложек журналов для деловых людей. Фумио, со своим хрупким, нескладным телом, выглядел довольно жалким, являя полную противоположность брату. В его глазах, однако, Фицдуэйн заметил глубокий ум. Теперь он понял, что присматриваться надо, скорее, к невыразительному и неприметному Фумио.
   — Намака-сан, — ответил Фицдуэйн. — Я высоко ценю ваше любезное предложение, однако позвольте мне заметить, что на вас работают десятки тысяч человек, и было бы неразумно требовать, чтобы вы несли ответственность за поступки каждого из них. И я, и вы — мы все пострадали от происков этого человека. Моей жизни угрожали его люди, а вы, я полагаю, потеряли из-за него немалую сумму денег. Давайте же на данный момент считать друг друга товарищами по несчастью, а в будущем, я надеюсь, нас объединит какое-нибудь более счастливое событие. Поэтому я предлагаю перейти к более приятной теме…
   Фицдуэйн улыбнулся.
   Чифуни, которую никто не принимал во внимание, так как она была женщиной, и которая, строго говоря, была лишней в этом конференц-зале, ибо оба брата превосходно владели английским, подумала, что Фицдуэйн прекрасно разыгрывает эту партию. Она находила эту встречу довольно непростой, однако ирландец блестяще справлялся со своей ролью. Он действительно умел очаровывать людей, и Чифуни увидела, как Кеи Намака поддался его обаянию.
   Старший брат определенно воображал себя лидером, человеком решительным и твердым, и прекрасно реагировал на тех, кто замечал и ценил эти его качества. По наблюдениям Чифуни, он явно принадлежал к тому типу людей, которые прислушиваются к желаниям или, скорее, внезапным импульсам своего сердца, а не к доводам разума. Что же касается зловещего младшего братца, то он просто сидел рядом, не произнося ни слова и решительно все замечая. Он был холоден, как рыба.
   — Вы очень любезны, Фицдуэйн-сан, — сказал Кеи Намака. — И вы абсолютно правы. Наверное, в самом деле настал подходящий момент, чтобы обменяться дарами. Со слов господина Йошокавы мне известно, что вы, как и я, интересуетесь средневековым оружием, поэтому позвольте выразить надежду, что вам понравится скромный знак внимания, который мы вам преподносим.
   Фицдуэйн начал разворачивать длинный прямоугольный сверток. Упаковка была во всех отношениях безупречной, и он не мог еще раз не восхититься тем, какое внимание уделяют японцы малейшим деталям. Сняв бумагу и отложив ее в сторону, Фицдуэйн обнаружил, что держит в руках Длинную и узкую деревянную шкатулку с инкрустацией. Шкатулка сама по себе была подлинным произведением искусства и имела фута четыре в длину и восемь дюймов в ширину, однако Фицдуэйн не сомневался, что внутри его ждет нечто совершенно особенное.