Страница:
Тим Пат крепче сжал в руке автомат и посмотрел на свой секундомер. В тяжелой деревянной двери перед ним, ведущей из коридора на площадку, было вставлено стекло, но он не осмеливался даже украдкой бросить на него взгляд, чтобы не насторожить рейнджера, дежурящего на лестнице. Неожиданность решала все. Дверь висела на специальных петлях и могла открываться в обе стороны. Он резко толкнет ее от себя и откроет огонь. Как бы блестяще ни был обучен солдат, отреагировать он не успеет.
В поле зрения камеры, установленной на лестничной площадке, показались два человека в рабочих спецовках и пластмассовых масках чудовищ, какие надевают на маскарад накануне дня Всех Святых. Оба поднимались по лестнице снизу. На глазах Килмары они достали из своих больших сумок автоматы, а сами сумки, довольно тяжелые на вид, забросили за спины. “Дьявол! — подумал Килмара. — Должно быть, у них там гранаты”.
Тим Пат толкнул дверь и выскочил на площадку, паля из автомата. Пули с визгом рикошетировали от бронированной двери.
Никакого рейнджера здесь не было.
Мак— Гонигэл и Джим Дайд в два прыжка одолели оставшиеся ступени. Оба были слегка удивлены и встревожены тем, что до сих пор им не встретился никто из охраны. Впрочем, первая дверь контрольной зоны располагалась налево по коридору, ярдах в десяти от лестничной площадки, так что ее невозможно было увидеть не поднявшись наверх и не завернув за угол.
Но за углом около двери никого не было! Не было охранника, растянувшегося на полу в луже собственной крови, и вообще никого. Мак-Гонигэл мгновенно понял, что здесь что-то не так.
Из дверей в коридор гериатрии появился Демпси с гранатометом на плече и выстрелил. Граната выбила первую дверь зоны безопасности и разнесла на мелкие кусочки раму металлодетектора.
Мак— Гонигэл бросился на живот, лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках укрытия.
— Первый пост, ПЛИ! — рявкнул в микрофон Килмара, заметив, что оба террориста оказались на площадке в секторе огня его людей.
Тим Пат сдернул с плеча свой гранатомет и выстрелил во вторую бронедверь. Раздался грохот, стальная дверь вылетела из креплений и завалилась набок. Резко запахло пороховой гарью.
Мак— Гонигэл заметил открывающуюся дверь кладовки в тот самый момент, когда оттуда появился Моллой, и дал длинную очередь навскидку, почти не целясь. Пули попали сержанту в грудь и в лицо, прикончив его на месте и отшвырнув тело назад, на Грейди. Главарь тем временем вскочил на ноги и ринулся в коридор частного крыла, поливая пространство перед собой огнем. Мак-Гонигэлом овладела жажда битвы; он был преисполнен решимости во что бы то ни стало сделать то, зачем пришел, а заодно -утащить с собой в могилу еще нескольких человек из числа ненавистных рейнджеров.
Ощущая легкую тошноту от близости тела Моллоя и проклиная себя на чем свет стоит за неповоротливость, сержант Грейди оттолкнул труп в сторону и открыл огонь.
В руках у него было особое ружье с дисковым магазином на двадцать патронов, которое стреляло заершенными иглами. Эта разновидность боеприпасов была известна как “умножитель силы”, так как позволяла одному человеку в первые же, решающие секунды боя, подавить противника мощью огня. Каждый огромный патрон был снаряжен двенадцатью длинными стальными дротиками, почти бесполезными на дистанции свыше ста пятидесяти метров, но на близких расстояниях они буквально сметали все живое.
Коридор частного крыла был освещен утопленными в стены и потолок флуоресцентными лампами и призрачным светом, который просачивался в него сквозь вентиляционные отверстия над каждой из шести выходящих в коридор дверей. Кроме этого, в госпитале было предусмотрено аварийное освещение на случай выхода из строя электросети. Несколько газоразрядных трубок было уничтожено взрывом, однако уцелевших ламп вполне хватало, чтобы освещать длинное узкое пространство коридора.
Мак— Гонигэл припал к земле за искореженной рамой металлодетектора. Сзади к нему подбежал Джим Дайд и плюхнулся на пол, изготовившись к стрельбе. Главарь быстро оглянулся через плечо. Тим Пат занял позицию около искореженных остатков первой бронедвери, а Демпси как раз собирался присоединиться к нему. Его люди не пострадали, а рейнджер, некстати появившийся из засады, был убит.
Мак— Гонигэл почувствовал, как к нему возвращается уверенность.
Впереди был коридор: три комнаты слева, три комнаты справа. В обычных условиях, продвигаясь вперед, Мак-Гонигэл непременно принял бы надлежащие меры, чтобы обезопасить себя от нападения сзади, забрасывая комнаты гранатами и поливая их из автоматов, однако сейчас это его почему-то не беспокоило. Он точно знал, где находится его цель. Он вместе с Демпси направится прямо к палате № 4. Один удар ногой или выстрел в замочную скважину — а потом они ворвутся внутрь, паля во все стороны из обоих стволов.
Все будет кончено за несколько секунд. В других комнатах, должно быть, поджидают их рейнджеры, которые как раз и рассчитывают на то, что Мак-Гонигэл и его люди начнут по очереди проверять комнаты одну за другой. Что ж, пусть подождут! А если они попробуют высунуться, то — Мак-Гонигэл был уверен в этом — Тим Пат и Демпси сумеют прикрыть их огнем.
Резким движением руки он подал сигнал Джиму Дайду и приготовился броситься вперед. Для начала они кинули по гранате; несмотря на то, что коридор казался пустым, они мало что видели из-за своего укрытия.
Гранаты взорвались со страшным грохотом, и взрывная волна повредила двери комнат, расположенных в дальнем конце коридора.
Палаты третья и четвертая были откупорены взрывом, и сначала Мак-Гонигэл решил, что это ему только на руку.
Потом он подумал, что оба темных дверных проема как-то уж слишком выжидательно уставились на него. Что-то было не так. Неожиданно он понял — что.
День был в самом разгаре, но он не видел ни единого проблеска дневного света.
Сержант Грейди выбрался из кладовки и стал спускаться по лестнице на площадку третьего этажа. Один из террористов заметил его движение и повернулся. Грейди дал короткую очередь.
Тридцать шесть стальных дротиков пронизали воздух, и по стене поползло вниз неаппетитное месиво из окровавленного мяса и осколков костей.
Тим Пат повернулся и в ужасе увидел, как град завывающих стальных дротиков срывает с костей Джерри Демпси плоть и кожу. Это было страшное зрелище; впечатление было такое, будто Демпси в мгновение ока изрубили невидимыми мечами.
Пат повернулся в ту сторону, откуда исходила угроза, и открыл огонь. Он увидел высокую фигуру в черной полевой форме и округлом шлеме, снабженном микрофоном и странной формы защитным щитком.
Грейди дал еще одну, более длинную очередь.
Стоявшего перед ним человека буквально разорвало на мелкие кусочки, и во все стороны, словно подхваченные страшным ураганом, полетели красные брызги и клочья окровавленной одежды. На краткую долю секунды Грейди увидел перед собой белеющие кости, а потом полуосвежеванный скелет завалился на пол.
Килмара выключил свет и нажал на кнопку.
Раздался металлический лязг, и с потолка опустилась специально установленная там складывающаяся кулиса. По своей конструкции она напоминала жалюзи, какие используются для защиты окон магазинов, но которые позволяют видеть все, что выставлено в витрине. Только эта кулиса была выкрашена в матово-черный цвет. Принцип был стар как сама война: на случай если противник прорвет переднюю линию обороны, необходимо заранее оборудовать в тылу надежную позицию.
Теперь конец коридора, в котором помещались четыре из шести комнат, был изолирован и отрезан.
Двух оставшихся террористов окружила почти полная тьма. Секунду назад они готовы были совершить последний, решительный бросок вперед, но такой неожиданный поворот событий озадачил их, и они заколебались.
Мак— Гонигэл дал короткую очередь.
Вспышки пламени показались ему ослепительно-яркими, но все же он успел кое-как сориентироваться. Когда же Мак-Гонигэл попытался повторить свой опыт, автомат не отозвался — магазин был пуст.
Действуя на ощупь, главарь перезарядил оружие. В этом не было ничего сложного — он делал это тысячи раз, в том числе и с завязанными глазами.
Потом Мак-Гонигэл обернулся через плечо, надеясь на то, что хоть какой-то свет проникает в коридор с лестничной площадки, но не увидел ничего, кроме слабого мерцания стекла в двери гериатрического отделения.
И это мерцание исчезло у него на глазах. Наступила кромешная темнота. Слишком поздно Мак-Гонигэл припомнил, что, когда они поднимались по лестнице, плотные шторы на окнах лестничной клетки были опущены. День был довольно мрачным, на лестнице горел яркий свет, и он не обратил на это обстоятельство никакого внимания.
Гнев охватил его. Так глупо попасться! Они же атаковали днем, и он не предвидел, что может наступить темнота.
Мак— Гонигэл протянул руку и коснулся Джима Дайда. Почувствовав его прикосновение на своей руке, Джим вздрогнул.
— Спокойно, дружок, — шепнул Мак-Гонигэл. — Пойдем вдоль стены, и плевать на их штучки. Сделаем дело и выберемся.
Он пересек коридор и, прижимаясь к его правой стене, медленно пошел вперед. Джим Дайд следовал за ним. Насколько Мак-Гонигэл помнил, с этой стороны коридора располагались комнаты номер пять и четыре.
Наконец он наткнулся на первую дверь и задумался, не заглянуть ли ему внутрь, чтобы открыть окно — тогда в коридор попадет немного света. Поразмыслив, он отказался от этой мысли: темнота могла быть полезной и ему.
Грейди и еще двое рейнджеров наблюдали за террористами из-за жалюзи сквозь свои приставки ночного видения. Все трое привели в действие лазерные прицелы своего оружия. Тонкие розоватые лучи были не видны человеческому глазу, если только не надеть специальные очки. Таким образом рейнджеры прекрасно видели обоих и держали их на мушке. Но никто из них не стрелял.
Килмара быстро оценил ситуацию. Оба террориста сняли свои маски, чтобы лучше видеть в темноте, и теперь он мог рассмотреть кто есть кто. Ему нужен был пленник, который хоть что-то знал. Конечно, вряд ли кто-нибудь из них знает действительно много, так как эту работу они выполняли на заказ, но попытаться стоило.
— Опустить фильтры, — приказал Килмара в микрофон, и в коридоре вспыхнул и погас ослепительный свет.
Мак— Гонигэл и Дайд моргнули, однако каждый из них мысленно зафиксировал местоположение прожектора. Когда свет снова зажжется, они выстрелят и разобьют его.
Свет вспыхнул снова, затем погас, затем принялся мигать с чудовищной скоростью, словно взбесившийся стробоскоп на дискотеке. Оба террориста выстрелили, однако вспышки яркого света сбивали их с толку. Как ни трудно им это было, они сосредоточились и стали бить прицельными короткими очередями по источнику света, однако ничего не происходило. Рикошетирующие пули с визгом разлетались во все стороны, и Мак-Гонигэлу пришло в голову, что прожектор, должно быть, забран бронированным стеклом или одним из этих новых прозрачных пластиков, которые способны противостоять пулям. Потом его стало тошнить, голова закружилась, и он затрясся. Автомат выпал из рук главаря, и он забился на полу в припадке, похожем на приступ эпилепсии.
Он пал жертвой устройства, которое было разработано в качестве полицейского средства для контроля за поведением толпы. Его действие основывалось на том, что некоторые люди под воздействием стробоскопического эффекта теряются и становятся беспомощными. Разработчики увеличили мощность источника света и частоту вспышек, и результат превзошел все их ожидания. Достаточно было нескольких минут воздействия, чтобы у человека начался эпилептический припадок. Технология была доступной, дешевой и эффективной, и вскоре стробоскопические установки попали на вооружение полиции в качестве “спецсредств, не приводящих к смертельному исходу”. Килмара, повидавший на своем веку немало таких игрушек — звуковых лучей, рвущих барабанные перепонки, лазерных установок, которые воздействовали на сетчатку и ослепляли человека на расстоянии, — считал, что название для этой категории оружия выбрано не совсем удачно. Вместе с тем он не мог не признать, что “Мегалуч” был намного предпочтительнее огнестрельного оружия, которое разило насмерть.
К несчастью, Джим Дайд, заслоненный спиной Мак-Гонигэла, подвергся воздействию стробоскопа не в такой степени, как главарь. Он тоже был сбит с толку яркими вспышками, но автомат жег ему руки, и он сумел в отчаянном броске достичь дверей палаты Фицдуэйна.
Пули впились в расщепленное дерево двери, вскрытой взрывом гранаты. Сдерживая тошноту, Дайд ввалился внутрь, вслепую паля из автомата.
Последним, что он увидел в своей жизни, была почти что материальная огненная молния, которая мотнулась из дальнего, темного угла и ударила ему в грудь. Хрустнули кости, из дюжины ран хлынула кровь, и огромная сила выбросила безжизненное тело обратно в коридор, где катался по полу и что-то невнятно бормотал Мак-Гонигэл.
Зажужжал электромотор, и кулиса поползла вверх. Рейнджеры бросились вперед.
Вся операция, начиная с того момента, когда террористы принялись карабкаться по пожарной лестнице, заняла две минуты и двадцать три секунды.
Почти все это время Фицдуэйн проспал и проснулся только когда взорвались гранаты. Проснувшись, он первым делом схватился за свой “Калико”. Пользоваться этим оружием было удивительно легко и просто, а для того чтобы снять его с предохранителя, достаточно было легкого прикосновения пальцем. Во время стрельбы пустые гильзы выбрасывались в нейлоновый мешочек, прикрепленный снизу, так что это оружие было одновременно экологически безопасным, не загрязняя отходами окружающую среду. Баланс у автомата оказался превосходным. Магазин был снаряжен красными трассирующими пулями, поэтому Фицдуэйну оставалось только навести и стрелять.
Что он и сделал.
— Черт тебя побери! — взорвался Килмара включая свет. — Чтоб тебе пусто было, Хьюго! Какого дьявола тебе понадобилось убивать моего “языка”? Неужели ты не мог его просто ранить?! Нам необходимо допросить хоть одного, чтобы узнать, кто за этим стоит. Нам нужен пленник, нам нужны ответы хотя бы на несколько вопросов.
Фицдуэйн сидел на кровати, и из ствола его автомата поднимался легкий дымок. Он выглядел как грозный бог войны, зачем-то облачившийся в пижаму.
— Все очень просто, — проворчал Фицдуэйн. — Мне хотелось жить. К тому же, — добавил он, — я и сам был ранен, а в этом, можешь мне поверить, нет ничего приятного.
Сасада услышал донесшиеся со стороны госпиталя приглушенные взрывы, и сердце его подпрыгнуло. “Получилось, — подумал он. — Дело сделано”.
Потом Сасада поглядел на часы и представил себе, как Мак-Гонигэл и его люди, отстреливаясь, сбегают вниз по лестнице. Он завел мотор белого “Кавалера” и стал смотреть на угол госпиталя. Теперь террористы могли показаться оттуда в любую минуту.
Прошло несколько секунд, и из-за угла действительно показался человек в голубой рабочей спецовке и в маске. Он подбежал к машине и рванул на себя правую переднюю Дверцу.
Судя по клыкастой маске вампира, это был Мак-Гонигэл. Он махал остальным своим людям, которых Сасада пока не видел, однако у него появился повод с облегчением вздохнуть. Он начал было сомневаться, что все прошло гладко, и только Мак-Гонигэл мог рассеять его опасения.
Вампир тем временем наклонился к открытой дверце и направил на Сасаду свой АК-47. Японец недоуменно уставился на своего сообщника.
— Новые правила, — сказал ему Грейди. — Я не сажусь, а ты — вылезаешь.
Сасада медленно потянулся к ручке водительской дверцы и внезапным резким движением выбросился из машины. К его удивлению, Грейди не выстрелил. Сасада, скрывшись за передним колесом, вытащил свой пистолет.
— Ну ладно, дорогуша, — терпеливо сказал Грейди. — Считаю до десяти.
Сасада стремительно выпрямился, чтобы выстрелить на звук, и почувствовал, как кто-то, подкравшись сзади, выбивает оружие из его руки. В следующую секунду он оказался лежащим вниз лицом на капоте машины, в то время как на его заведенных за спину руках кто-то сноровисто застегивал наручники.
Затем наручники прикрепили к крепчайшему ремню, сделанному из того же волокна, что и бронежилеты. Лодыжки Сасады тоже оказались связаны, но не так крепко: пленник мог ковылять, но не мог ходить. Сильный рывок поставил японца на ноги.
Сасада стоял в окружении нескольких человек в черной боевой форме, в бронежилетах со вшитыми подсумками, в радиофицированных шлемах и со странным оружием в руках, которое словно сошло с экранов фантастических боевиков. Сасада, во всяком случае, не сумел опознать ни одну из винтовок.
Представительный бородатый мужчина в таком же шлеме, как у остальных, и в черном комбинезоне подошел к нему. На плече у него висела какая-то из новейших разновидностей автоматического оружия, а на поясе болтался в кобуре пистолет. Он не носил никаких знаков различия, но было ясно, что он в них попросту не нуждается.
Он не сказал ни слова до тех пор, пока двое солдат не обыскали Сасаду тщательнейшим образом. Только потом он заговорил.
— Ты и я, — сказал он. — Мы узнаем друг друга достаточно близко. Обычно такими, как ты, занимаются полиция и тюремные службы, однако на сей раз придется сделать исключение. Ты будешь нашим гостем… — голос его прозвучал негромко, почти дружелюбно. -…И ты у нас заговоришь.
Сасада почувствовал слабость и испуг. Пока на него надевали наручники, он тешил себя надеждой, что им будут заниматься полиция и гражданские власти. В этом случае он ничего бы не сказал и ничего не открыл, как требовала от него его клятва. Уверенность, прозвучавшая в голосе бородача, поколебала его решимость.
В черных глазах командира, — а Сасада уже понял что этот человек здесь главный, — была неумолимая жестокость, хотя голос его звучал довольно спокойно, чуть ли не ласково.
— По ирландским законам ты имеешь право молчать, и я уверен, что именно этого от тебя ждут твои хозяева… — он помолчал, и Сасаде показалось, будто этот человек с легкостью читает его мысли.
— Однако, — продолжал бородач, — с тобой случай особый. Ты ввязался в очень непростую игру, где общие правила и законы не действуют.
Сасада захотел сделать что-нибудь, чтобы разозлить своего врага, но во рту слишком пересохло, и он не мог плюнуть, а говорить он не желал, чтобы проклятый полицейский, или кто он там, не воображал, будто одержал первую победу.
— А тебе известно, что говорят мои друзья в Великобритании, — я имею в виду СВДС — специальную воздушно-десантную службу, — о нашей с тобой весьма специфической деятельности?
Сасада почувствовал, что на лбу у него выступил пот. Что-то кольнуло его в левое предплечье. Резко повернув голову вбок, он увидел шприц для подкожного впрыскивания, воткнутый в его руку. Сасада попытался бороться, однако рейнджеры крепко удерживали его на месте. Перед глазами японца все поплыло, а ноги вдруг ослабли настолько, что стали не в состоянии поддерживать его тело.
Разум, казалось, медленно плыл куда-то. Сасада понимал, что ему говорят, но не мог ответить. Он был в отчаянии: его миссия провалилась. К тому же японец понимал, что этот страшный человек прав.
Он будет говорить. Захватившие его люди не остановятся ни перед чем, чтобы развязать ему язык, и он бессилен им помешать. Он не мог даже сопротивляться.
— Какая игра, такие и правила, — сказал безжалостный голос.
Глаза Сасады закатились, он напрягся в последней отчаянной попытке преодолеть действие наркотика, и обмяк.
При мысли о том, что ему предстоит сделать с этим человеком и с теми, кого он захватил или еще захватит, Килмара почувствовал легкий приступ тошноты, однако дело зашло слишком далеко и требовало решительных мер. Смерть сержанта Моллоя также оказалась в числе причин, почему Килмара решился на крайнюю меру.
Террористы заговорят, их решимость ничего не говорить ничего не изменит. Напротив, она может им даже повредить, поскольку от сильных психотропных наркотиков можно было окончательно свихнуться. Промывка чужих мозгов была грязным делом, но альтернатива была еще хуже.
Тело сержанта Моллоя вынесли из госпиталя в специальном мешке, и Килмара провожал товарища, пока его несли в морг, расположенный с задней стороны госпиталя. Генерал помнил, что сержант был женат и что у него осталось трое детей. Самый младший из них родился всего несколько месяцев назад, л Килмара даже был приглашен на крестины.
Какова игра, таковы и правила.
“У меня еще нет ответов, — подумал Килмара, — но мне нужно очень многое сделать”.
Ночная темнота сгустилась над Токио, скрыв унылое бетонно-серое однообразие современной архитектуры. Теперь над городом сверкали и переливались тысячи и миллионы живых огней, и упирались в облака недавно выстроенные небоскребы Ниси Шинджуку.
Редко кому удавалось добиться разрешения на полеты над центральной частью города, однако Ходама-сэнсей договорился обо всем еще пять лет назад, когда частные вертолеты только-только входили в моду среди японской деловой элиты. Зато теперь президент “Намака Индастриз” мог совершить путешествие от самой “Намака Тауэр”, расположенной в Саншайн-Сити, до “Намака Стил” всего за сорок минут вместо обычных двух с половиной часов. Кроме того, что этот маршрут был короче, он частично пролегал над морем, что было особенно приятно после суеты урбанистического мегаполиса.
Откровенно говоря, иного выхода и не было. Уличное движение Токио могло подстроить — и подстраивало — самые неожиданные каверзы. Использовать же более скоростное сочетание подземки и пригородного поезда не представлялось возможным как из соображений безопасности, так и из соображений престижа. Вертолет был единственным средством сообщения, которое снимало сразу все проблемы. Одновременно он же служил одним из наглядных свидетельств могущества и успеха, которого добились братья. Глядя на город сверху вниз, Кеи Намака вспоминал безысходность и отчаяние первых послевоенных лет, голод, страх и — прежде всего — унижение, которое они испытывали, не имея ничего и будучи никем и ничем.
Вертолет пролетел над портовыми доками, в которых еще кипела жизнь, над темными и грязными водами Токийского залива, которые традиционно становились последним пристанищем для жертв якудза. Залив был все еще популярен, хотя в последнее время появились более научные способы заметать следы.
Глядя вниз на неподвижную воду, Кеи Намака вспоминал огромное количество самых разных лиц, искаженных страхом. Восхождение на вершину было для братьев нелегким и кровавым, но и удержаться наверху оказалось совсем непросто. Приходилось постоянно принимать меры, чтобы соответствовать своей репутации. Для этого необходимы были наглядные примеры.
Впереди показались огни Кавасаки, и вскоре вертолет повис над градирнями и индустриальным лабиринтом, который воплощал в себе мощь “Намака Стил”.
Завод был велик и не прекращал работу круглые сутки, выплавляя все виды и сорта стали. Предметом особой гордости братьев был прекрасно охраняемый внутренний цех “Намака Спешиал Стилз” — длинное, ультрасовременное здание бежевого цвета, в котором выплавлялись специальные сорта металла. Здесь готовились высокотехнологичные сплавы с заранее заданными свойствами для аэрокосмической промышленности, а заодно и кое-какие изделия для японских Национальных сил самообороны. Благодаря этому последнему обстоятельству цех считался совершенно секретным, и его охрана получила от правительства официальное разрешение на ношение оружия. В этом цеху работали лишь отборные, неоднократно проверенные служащие “Намака Корпорейшн”.
Этот цех идеально подходил для целей, которые преследовал Кеи Намака. В грубой мощи многочисленных производственных процессов он черпал вдохновение и решимость, а некоторые из приспособлений, кроме всего прочего, были удивительно удобны. Из оборудования цеха ему особенно нравились ковочный пресс, который формовал раскаленные добела сорокатонные стальные болванки с такой легкостью, словно они были из мягкой глины, а также закалочные печи. Эти печи, размерами своими превосходящие размеры товарного железнодорожного вагона, использовались для изменения молекулярной структуры металла путем его разогрева и могли развивать температуру в 1400 градусов Цельсия. Их приоткрытые створки, пышущие непереносимым разрушительным жаром, напоминали собой ворота в огненный ад.
На одном из верхних этажей здания “Спешиал Стил” Кеи Намака оборудовал себе небольшой зал для занятий боевыми искусствами. Одна из стен этого зала была целиком сделана из стекла с односторонней прозрачностью и занавешена циновками. Их можно было приподнять словно шторы, и тогда прямо из зала открывался величественный вид на закалочные печи и ковочный пресс. Целый ряд телевизионных мониторов и один огромный настенный экран позволяли в подробностях рассмотреть всевозможные технологические процессы, не спускаясь вниз.
В поле зрения камеры, установленной на лестничной площадке, показались два человека в рабочих спецовках и пластмассовых масках чудовищ, какие надевают на маскарад накануне дня Всех Святых. Оба поднимались по лестнице снизу. На глазах Килмары они достали из своих больших сумок автоматы, а сами сумки, довольно тяжелые на вид, забросили за спины. “Дьявол! — подумал Килмара. — Должно быть, у них там гранаты”.
Тим Пат толкнул дверь и выскочил на площадку, паля из автомата. Пули с визгом рикошетировали от бронированной двери.
Никакого рейнджера здесь не было.
Мак— Гонигэл и Джим Дайд в два прыжка одолели оставшиеся ступени. Оба были слегка удивлены и встревожены тем, что до сих пор им не встретился никто из охраны. Впрочем, первая дверь контрольной зоны располагалась налево по коридору, ярдах в десяти от лестничной площадки, так что ее невозможно было увидеть не поднявшись наверх и не завернув за угол.
Но за углом около двери никого не было! Не было охранника, растянувшегося на полу в луже собственной крови, и вообще никого. Мак-Гонигэл мгновенно понял, что здесь что-то не так.
Из дверей в коридор гериатрии появился Демпси с гранатометом на плече и выстрелил. Граната выбила первую дверь зоны безопасности и разнесла на мелкие кусочки раму металлодетектора.
Мак— Гонигэл бросился на живот, лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках укрытия.
— Первый пост, ПЛИ! — рявкнул в микрофон Килмара, заметив, что оба террориста оказались на площадке в секторе огня его людей.
Тим Пат сдернул с плеча свой гранатомет и выстрелил во вторую бронедверь. Раздался грохот, стальная дверь вылетела из креплений и завалилась набок. Резко запахло пороховой гарью.
Мак— Гонигэл заметил открывающуюся дверь кладовки в тот самый момент, когда оттуда появился Моллой, и дал длинную очередь навскидку, почти не целясь. Пули попали сержанту в грудь и в лицо, прикончив его на месте и отшвырнув тело назад, на Грейди. Главарь тем временем вскочил на ноги и ринулся в коридор частного крыла, поливая пространство перед собой огнем. Мак-Гонигэлом овладела жажда битвы; он был преисполнен решимости во что бы то ни стало сделать то, зачем пришел, а заодно -утащить с собой в могилу еще нескольких человек из числа ненавистных рейнджеров.
Ощущая легкую тошноту от близости тела Моллоя и проклиная себя на чем свет стоит за неповоротливость, сержант Грейди оттолкнул труп в сторону и открыл огонь.
В руках у него было особое ружье с дисковым магазином на двадцать патронов, которое стреляло заершенными иглами. Эта разновидность боеприпасов была известна как “умножитель силы”, так как позволяла одному человеку в первые же, решающие секунды боя, подавить противника мощью огня. Каждый огромный патрон был снаряжен двенадцатью длинными стальными дротиками, почти бесполезными на дистанции свыше ста пятидесяти метров, но на близких расстояниях они буквально сметали все живое.
Коридор частного крыла был освещен утопленными в стены и потолок флуоресцентными лампами и призрачным светом, который просачивался в него сквозь вентиляционные отверстия над каждой из шести выходящих в коридор дверей. Кроме этого, в госпитале было предусмотрено аварийное освещение на случай выхода из строя электросети. Несколько газоразрядных трубок было уничтожено взрывом, однако уцелевших ламп вполне хватало, чтобы освещать длинное узкое пространство коридора.
Мак— Гонигэл припал к земле за искореженной рамой металлодетектора. Сзади к нему подбежал Джим Дайд и плюхнулся на пол, изготовившись к стрельбе. Главарь быстро оглянулся через плечо. Тим Пат занял позицию около искореженных остатков первой бронедвери, а Демпси как раз собирался присоединиться к нему. Его люди не пострадали, а рейнджер, некстати появившийся из засады, был убит.
Мак— Гонигэл почувствовал, как к нему возвращается уверенность.
Впереди был коридор: три комнаты слева, три комнаты справа. В обычных условиях, продвигаясь вперед, Мак-Гонигэл непременно принял бы надлежащие меры, чтобы обезопасить себя от нападения сзади, забрасывая комнаты гранатами и поливая их из автоматов, однако сейчас это его почему-то не беспокоило. Он точно знал, где находится его цель. Он вместе с Демпси направится прямо к палате № 4. Один удар ногой или выстрел в замочную скважину — а потом они ворвутся внутрь, паля во все стороны из обоих стволов.
Все будет кончено за несколько секунд. В других комнатах, должно быть, поджидают их рейнджеры, которые как раз и рассчитывают на то, что Мак-Гонигэл и его люди начнут по очереди проверять комнаты одну за другой. Что ж, пусть подождут! А если они попробуют высунуться, то — Мак-Гонигэл был уверен в этом — Тим Пат и Демпси сумеют прикрыть их огнем.
Резким движением руки он подал сигнал Джиму Дайду и приготовился броситься вперед. Для начала они кинули по гранате; несмотря на то, что коридор казался пустым, они мало что видели из-за своего укрытия.
Гранаты взорвались со страшным грохотом, и взрывная волна повредила двери комнат, расположенных в дальнем конце коридора.
Палаты третья и четвертая были откупорены взрывом, и сначала Мак-Гонигэл решил, что это ему только на руку.
Потом он подумал, что оба темных дверных проема как-то уж слишком выжидательно уставились на него. Что-то было не так. Неожиданно он понял — что.
День был в самом разгаре, но он не видел ни единого проблеска дневного света.
Сержант Грейди выбрался из кладовки и стал спускаться по лестнице на площадку третьего этажа. Один из террористов заметил его движение и повернулся. Грейди дал короткую очередь.
Тридцать шесть стальных дротиков пронизали воздух, и по стене поползло вниз неаппетитное месиво из окровавленного мяса и осколков костей.
Тим Пат повернулся и в ужасе увидел, как град завывающих стальных дротиков срывает с костей Джерри Демпси плоть и кожу. Это было страшное зрелище; впечатление было такое, будто Демпси в мгновение ока изрубили невидимыми мечами.
Пат повернулся в ту сторону, откуда исходила угроза, и открыл огонь. Он увидел высокую фигуру в черной полевой форме и округлом шлеме, снабженном микрофоном и странной формы защитным щитком.
Грейди дал еще одну, более длинную очередь.
Стоявшего перед ним человека буквально разорвало на мелкие кусочки, и во все стороны, словно подхваченные страшным ураганом, полетели красные брызги и клочья окровавленной одежды. На краткую долю секунды Грейди увидел перед собой белеющие кости, а потом полуосвежеванный скелет завалился на пол.
Килмара выключил свет и нажал на кнопку.
Раздался металлический лязг, и с потолка опустилась специально установленная там складывающаяся кулиса. По своей конструкции она напоминала жалюзи, какие используются для защиты окон магазинов, но которые позволяют видеть все, что выставлено в витрине. Только эта кулиса была выкрашена в матово-черный цвет. Принцип был стар как сама война: на случай если противник прорвет переднюю линию обороны, необходимо заранее оборудовать в тылу надежную позицию.
Теперь конец коридора, в котором помещались четыре из шести комнат, был изолирован и отрезан.
Двух оставшихся террористов окружила почти полная тьма. Секунду назад они готовы были совершить последний, решительный бросок вперед, но такой неожиданный поворот событий озадачил их, и они заколебались.
Мак— Гонигэл дал короткую очередь.
Вспышки пламени показались ему ослепительно-яркими, но все же он успел кое-как сориентироваться. Когда же Мак-Гонигэл попытался повторить свой опыт, автомат не отозвался — магазин был пуст.
Действуя на ощупь, главарь перезарядил оружие. В этом не было ничего сложного — он делал это тысячи раз, в том числе и с завязанными глазами.
Потом Мак-Гонигэл обернулся через плечо, надеясь на то, что хоть какой-то свет проникает в коридор с лестничной площадки, но не увидел ничего, кроме слабого мерцания стекла в двери гериатрического отделения.
И это мерцание исчезло у него на глазах. Наступила кромешная темнота. Слишком поздно Мак-Гонигэл припомнил, что, когда они поднимались по лестнице, плотные шторы на окнах лестничной клетки были опущены. День был довольно мрачным, на лестнице горел яркий свет, и он не обратил на это обстоятельство никакого внимания.
Гнев охватил его. Так глупо попасться! Они же атаковали днем, и он не предвидел, что может наступить темнота.
Мак— Гонигэл протянул руку и коснулся Джима Дайда. Почувствовав его прикосновение на своей руке, Джим вздрогнул.
— Спокойно, дружок, — шепнул Мак-Гонигэл. — Пойдем вдоль стены, и плевать на их штучки. Сделаем дело и выберемся.
Он пересек коридор и, прижимаясь к его правой стене, медленно пошел вперед. Джим Дайд следовал за ним. Насколько Мак-Гонигэл помнил, с этой стороны коридора располагались комнаты номер пять и четыре.
Наконец он наткнулся на первую дверь и задумался, не заглянуть ли ему внутрь, чтобы открыть окно — тогда в коридор попадет немного света. Поразмыслив, он отказался от этой мысли: темнота могла быть полезной и ему.
Грейди и еще двое рейнджеров наблюдали за террористами из-за жалюзи сквозь свои приставки ночного видения. Все трое привели в действие лазерные прицелы своего оружия. Тонкие розоватые лучи были не видны человеческому глазу, если только не надеть специальные очки. Таким образом рейнджеры прекрасно видели обоих и держали их на мушке. Но никто из них не стрелял.
Килмара быстро оценил ситуацию. Оба террориста сняли свои маски, чтобы лучше видеть в темноте, и теперь он мог рассмотреть кто есть кто. Ему нужен был пленник, который хоть что-то знал. Конечно, вряд ли кто-нибудь из них знает действительно много, так как эту работу они выполняли на заказ, но попытаться стоило.
— Опустить фильтры, — приказал Килмара в микрофон, и в коридоре вспыхнул и погас ослепительный свет.
Мак— Гонигэл и Дайд моргнули, однако каждый из них мысленно зафиксировал местоположение прожектора. Когда свет снова зажжется, они выстрелят и разобьют его.
Свет вспыхнул снова, затем погас, затем принялся мигать с чудовищной скоростью, словно взбесившийся стробоскоп на дискотеке. Оба террориста выстрелили, однако вспышки яркого света сбивали их с толку. Как ни трудно им это было, они сосредоточились и стали бить прицельными короткими очередями по источнику света, однако ничего не происходило. Рикошетирующие пули с визгом разлетались во все стороны, и Мак-Гонигэлу пришло в голову, что прожектор, должно быть, забран бронированным стеклом или одним из этих новых прозрачных пластиков, которые способны противостоять пулям. Потом его стало тошнить, голова закружилась, и он затрясся. Автомат выпал из рук главаря, и он забился на полу в припадке, похожем на приступ эпилепсии.
Он пал жертвой устройства, которое было разработано в качестве полицейского средства для контроля за поведением толпы. Его действие основывалось на том, что некоторые люди под воздействием стробоскопического эффекта теряются и становятся беспомощными. Разработчики увеличили мощность источника света и частоту вспышек, и результат превзошел все их ожидания. Достаточно было нескольких минут воздействия, чтобы у человека начался эпилептический припадок. Технология была доступной, дешевой и эффективной, и вскоре стробоскопические установки попали на вооружение полиции в качестве “спецсредств, не приводящих к смертельному исходу”. Килмара, повидавший на своем веку немало таких игрушек — звуковых лучей, рвущих барабанные перепонки, лазерных установок, которые воздействовали на сетчатку и ослепляли человека на расстоянии, — считал, что название для этой категории оружия выбрано не совсем удачно. Вместе с тем он не мог не признать, что “Мегалуч” был намного предпочтительнее огнестрельного оружия, которое разило насмерть.
К несчастью, Джим Дайд, заслоненный спиной Мак-Гонигэла, подвергся воздействию стробоскопа не в такой степени, как главарь. Он тоже был сбит с толку яркими вспышками, но автомат жег ему руки, и он сумел в отчаянном броске достичь дверей палаты Фицдуэйна.
Пули впились в расщепленное дерево двери, вскрытой взрывом гранаты. Сдерживая тошноту, Дайд ввалился внутрь, вслепую паля из автомата.
Последним, что он увидел в своей жизни, была почти что материальная огненная молния, которая мотнулась из дальнего, темного угла и ударила ему в грудь. Хрустнули кости, из дюжины ран хлынула кровь, и огромная сила выбросила безжизненное тело обратно в коридор, где катался по полу и что-то невнятно бормотал Мак-Гонигэл.
Зажужжал электромотор, и кулиса поползла вверх. Рейнджеры бросились вперед.
Вся операция, начиная с того момента, когда террористы принялись карабкаться по пожарной лестнице, заняла две минуты и двадцать три секунды.
Почти все это время Фицдуэйн проспал и проснулся только когда взорвались гранаты. Проснувшись, он первым делом схватился за свой “Калико”. Пользоваться этим оружием было удивительно легко и просто, а для того чтобы снять его с предохранителя, достаточно было легкого прикосновения пальцем. Во время стрельбы пустые гильзы выбрасывались в нейлоновый мешочек, прикрепленный снизу, так что это оружие было одновременно экологически безопасным, не загрязняя отходами окружающую среду. Баланс у автомата оказался превосходным. Магазин был снаряжен красными трассирующими пулями, поэтому Фицдуэйну оставалось только навести и стрелять.
Что он и сделал.
— Черт тебя побери! — взорвался Килмара включая свет. — Чтоб тебе пусто было, Хьюго! Какого дьявола тебе понадобилось убивать моего “языка”? Неужели ты не мог его просто ранить?! Нам необходимо допросить хоть одного, чтобы узнать, кто за этим стоит. Нам нужен пленник, нам нужны ответы хотя бы на несколько вопросов.
Фицдуэйн сидел на кровати, и из ствола его автомата поднимался легкий дымок. Он выглядел как грозный бог войны, зачем-то облачившийся в пижаму.
— Все очень просто, — проворчал Фицдуэйн. — Мне хотелось жить. К тому же, — добавил он, — я и сам был ранен, а в этом, можешь мне поверить, нет ничего приятного.
Сасада услышал донесшиеся со стороны госпиталя приглушенные взрывы, и сердце его подпрыгнуло. “Получилось, — подумал он. — Дело сделано”.
Потом Сасада поглядел на часы и представил себе, как Мак-Гонигэл и его люди, отстреливаясь, сбегают вниз по лестнице. Он завел мотор белого “Кавалера” и стал смотреть на угол госпиталя. Теперь террористы могли показаться оттуда в любую минуту.
Прошло несколько секунд, и из-за угла действительно показался человек в голубой рабочей спецовке и в маске. Он подбежал к машине и рванул на себя правую переднюю Дверцу.
Судя по клыкастой маске вампира, это был Мак-Гонигэл. Он махал остальным своим людям, которых Сасада пока не видел, однако у него появился повод с облегчением вздохнуть. Он начал было сомневаться, что все прошло гладко, и только Мак-Гонигэл мог рассеять его опасения.
Вампир тем временем наклонился к открытой дверце и направил на Сасаду свой АК-47. Японец недоуменно уставился на своего сообщника.
— Новые правила, — сказал ему Грейди. — Я не сажусь, а ты — вылезаешь.
Сасада медленно потянулся к ручке водительской дверцы и внезапным резким движением выбросился из машины. К его удивлению, Грейди не выстрелил. Сасада, скрывшись за передним колесом, вытащил свой пистолет.
— Ну ладно, дорогуша, — терпеливо сказал Грейди. — Считаю до десяти.
Сасада стремительно выпрямился, чтобы выстрелить на звук, и почувствовал, как кто-то, подкравшись сзади, выбивает оружие из его руки. В следующую секунду он оказался лежащим вниз лицом на капоте машины, в то время как на его заведенных за спину руках кто-то сноровисто застегивал наручники.
Затем наручники прикрепили к крепчайшему ремню, сделанному из того же волокна, что и бронежилеты. Лодыжки Сасады тоже оказались связаны, но не так крепко: пленник мог ковылять, но не мог ходить. Сильный рывок поставил японца на ноги.
Сасада стоял в окружении нескольких человек в черной боевой форме, в бронежилетах со вшитыми подсумками, в радиофицированных шлемах и со странным оружием в руках, которое словно сошло с экранов фантастических боевиков. Сасада, во всяком случае, не сумел опознать ни одну из винтовок.
Представительный бородатый мужчина в таком же шлеме, как у остальных, и в черном комбинезоне подошел к нему. На плече у него висела какая-то из новейших разновидностей автоматического оружия, а на поясе болтался в кобуре пистолет. Он не носил никаких знаков различия, но было ясно, что он в них попросту не нуждается.
Он не сказал ни слова до тех пор, пока двое солдат не обыскали Сасаду тщательнейшим образом. Только потом он заговорил.
— Ты и я, — сказал он. — Мы узнаем друг друга достаточно близко. Обычно такими, как ты, занимаются полиция и тюремные службы, однако на сей раз придется сделать исключение. Ты будешь нашим гостем… — голос его прозвучал негромко, почти дружелюбно. -…И ты у нас заговоришь.
Сасада почувствовал слабость и испуг. Пока на него надевали наручники, он тешил себя надеждой, что им будут заниматься полиция и гражданские власти. В этом случае он ничего бы не сказал и ничего не открыл, как требовала от него его клятва. Уверенность, прозвучавшая в голосе бородача, поколебала его решимость.
В черных глазах командира, — а Сасада уже понял что этот человек здесь главный, — была неумолимая жестокость, хотя голос его звучал довольно спокойно, чуть ли не ласково.
— По ирландским законам ты имеешь право молчать, и я уверен, что именно этого от тебя ждут твои хозяева… — он помолчал, и Сасаде показалось, будто этот человек с легкостью читает его мысли.
— Однако, — продолжал бородач, — с тобой случай особый. Ты ввязался в очень непростую игру, где общие правила и законы не действуют.
Сасада захотел сделать что-нибудь, чтобы разозлить своего врага, но во рту слишком пересохло, и он не мог плюнуть, а говорить он не желал, чтобы проклятый полицейский, или кто он там, не воображал, будто одержал первую победу.
— А тебе известно, что говорят мои друзья в Великобритании, — я имею в виду СВДС — специальную воздушно-десантную службу, — о нашей с тобой весьма специфической деятельности?
Сасада почувствовал, что на лбу у него выступил пот. Что-то кольнуло его в левое предплечье. Резко повернув голову вбок, он увидел шприц для подкожного впрыскивания, воткнутый в его руку. Сасада попытался бороться, однако рейнджеры крепко удерживали его на месте. Перед глазами японца все поплыло, а ноги вдруг ослабли настолько, что стали не в состоянии поддерживать его тело.
Разум, казалось, медленно плыл куда-то. Сасада понимал, что ему говорят, но не мог ответить. Он был в отчаянии: его миссия провалилась. К тому же японец понимал, что этот страшный человек прав.
Он будет говорить. Захватившие его люди не остановятся ни перед чем, чтобы развязать ему язык, и он бессилен им помешать. Он не мог даже сопротивляться.
— Какая игра, такие и правила, — сказал безжалостный голос.
Глаза Сасады закатились, он напрягся в последней отчаянной попытке преодолеть действие наркотика, и обмяк.
При мысли о том, что ему предстоит сделать с этим человеком и с теми, кого он захватил или еще захватит, Килмара почувствовал легкий приступ тошноты, однако дело зашло слишком далеко и требовало решительных мер. Смерть сержанта Моллоя также оказалась в числе причин, почему Килмара решился на крайнюю меру.
Террористы заговорят, их решимость ничего не говорить ничего не изменит. Напротив, она может им даже повредить, поскольку от сильных психотропных наркотиков можно было окончательно свихнуться. Промывка чужих мозгов была грязным делом, но альтернатива была еще хуже.
Тело сержанта Моллоя вынесли из госпиталя в специальном мешке, и Килмара провожал товарища, пока его несли в морг, расположенный с задней стороны госпиталя. Генерал помнил, что сержант был женат и что у него осталось трое детей. Самый младший из них родился всего несколько месяцев назад, л Килмара даже был приглашен на крестины.
Какова игра, таковы и правила.
“У меня еще нет ответов, — подумал Килмара, — но мне нужно очень многое сделать”.
Япония, Токио, 1 февраля
Вертолет летел над центральными районами японской столицы, держа курс на юг.Ночная темнота сгустилась над Токио, скрыв унылое бетонно-серое однообразие современной архитектуры. Теперь над городом сверкали и переливались тысячи и миллионы живых огней, и упирались в облака недавно выстроенные небоскребы Ниси Шинджуку.
Редко кому удавалось добиться разрешения на полеты над центральной частью города, однако Ходама-сэнсей договорился обо всем еще пять лет назад, когда частные вертолеты только-только входили в моду среди японской деловой элиты. Зато теперь президент “Намака Индастриз” мог совершить путешествие от самой “Намака Тауэр”, расположенной в Саншайн-Сити, до “Намака Стил” всего за сорок минут вместо обычных двух с половиной часов. Кроме того, что этот маршрут был короче, он частично пролегал над морем, что было особенно приятно после суеты урбанистического мегаполиса.
Откровенно говоря, иного выхода и не было. Уличное движение Токио могло подстроить — и подстраивало — самые неожиданные каверзы. Использовать же более скоростное сочетание подземки и пригородного поезда не представлялось возможным как из соображений безопасности, так и из соображений престижа. Вертолет был единственным средством сообщения, которое снимало сразу все проблемы. Одновременно он же служил одним из наглядных свидетельств могущества и успеха, которого добились братья. Глядя на город сверху вниз, Кеи Намака вспоминал безысходность и отчаяние первых послевоенных лет, голод, страх и — прежде всего — унижение, которое они испытывали, не имея ничего и будучи никем и ничем.
Вертолет пролетел над портовыми доками, в которых еще кипела жизнь, над темными и грязными водами Токийского залива, которые традиционно становились последним пристанищем для жертв якудза. Залив был все еще популярен, хотя в последнее время появились более научные способы заметать следы.
Глядя вниз на неподвижную воду, Кеи Намака вспоминал огромное количество самых разных лиц, искаженных страхом. Восхождение на вершину было для братьев нелегким и кровавым, но и удержаться наверху оказалось совсем непросто. Приходилось постоянно принимать меры, чтобы соответствовать своей репутации. Для этого необходимы были наглядные примеры.
Впереди показались огни Кавасаки, и вскоре вертолет повис над градирнями и индустриальным лабиринтом, который воплощал в себе мощь “Намака Стил”.
Завод был велик и не прекращал работу круглые сутки, выплавляя все виды и сорта стали. Предметом особой гордости братьев был прекрасно охраняемый внутренний цех “Намака Спешиал Стилз” — длинное, ультрасовременное здание бежевого цвета, в котором выплавлялись специальные сорта металла. Здесь готовились высокотехнологичные сплавы с заранее заданными свойствами для аэрокосмической промышленности, а заодно и кое-какие изделия для японских Национальных сил самообороны. Благодаря этому последнему обстоятельству цех считался совершенно секретным, и его охрана получила от правительства официальное разрешение на ношение оружия. В этом цеху работали лишь отборные, неоднократно проверенные служащие “Намака Корпорейшн”.
Этот цех идеально подходил для целей, которые преследовал Кеи Намака. В грубой мощи многочисленных производственных процессов он черпал вдохновение и решимость, а некоторые из приспособлений, кроме всего прочего, были удивительно удобны. Из оборудования цеха ему особенно нравились ковочный пресс, который формовал раскаленные добела сорокатонные стальные болванки с такой легкостью, словно они были из мягкой глины, а также закалочные печи. Эти печи, размерами своими превосходящие размеры товарного железнодорожного вагона, использовались для изменения молекулярной структуры металла путем его разогрева и могли развивать температуру в 1400 градусов Цельсия. Их приоткрытые створки, пышущие непереносимым разрушительным жаром, напоминали собой ворота в огненный ад.
На одном из верхних этажей здания “Спешиал Стил” Кеи Намака оборудовал себе небольшой зал для занятий боевыми искусствами. Одна из стен этого зала была целиком сделана из стекла с односторонней прозрачностью и занавешена циновками. Их можно было приподнять словно шторы, и тогда прямо из зала открывался величественный вид на закалочные печи и ковочный пресс. Целый ряд телевизионных мониторов и один огромный настенный экран позволяли в подробностях рассмотреть всевозможные технологические процессы, не спускаясь вниз.