Страница:
— Неплохо работает, — сказал он, — но, если мне еще придется путешествовать вместе с тобой, то надо запастись патронами. У меня пусто.
— Не вовремя, — отозвался Фицдуэйн. — Один прячется где-то поблизости, второй поплелся в амбар. Я думаю, что до перемирия еще далеко.
Через разбитое окно жилой комнаты влетел черный круглый предмет и закрутился на деревянном полу. Фицдуэйн отпрянул от отверстия.
Последовала вспышка, и теплая волна, проникшая через люк, отбросила его назад. Срезанная шрапнелью веревка, свисавшая с потолка, оборвалась и упала на Фицдуэйна. Он инстинктивно отпрянул, как будто она сама по себе была смертоносна. Он пробрался к окну, осторожно выглянул из-за рамы и увидел, что к амбару зигзагами бежит человек. Он выстрелил несколько раз, до последнего патрона, но так и не попал в цель, — все еще не мог прийти в себя после взрыва.
Фицдуэйн спрятался под подоконником, после того как из амбара начали вести по нему прицельный огонь. “Так, патронов нет, — подумал он. — Это все может паршиво закончиться, если не придумать что-нибудь. Соображай побыстрее, парень”.
Ему припомнилась одна деталь: неуместность армейского ружья Петера Хаага в спальне Врени. Он нащупал его. Это было увесистое ружье в сравнении с его “скорпионом”, но бесполезное, если ему не удастся найти патроны. Где-то в доме должен быть специальный контейнер с двадцатью четырьмя патронами, но где? По идее, патроны должны храниться отдельно от ружья. Может быть, Петер Хааг и террорист, но он швейцарец и соблюдает правила.
С ружьем в руках Фицдуэйн спрыгнул через люк в жилую комнату и обнаружил лежащего на полу Медведя. Тот был в полубессознательном состоянии и бормотал что-то на бернском диалекте. Тяжелая металлическая плита не смогла надежно защитить его от взрыва.
— Ради бога, Хейни, — сказал Фицдуэйн, рыская по комнате, — сейчас не время учить меня твоему чертовому языку… Никаких патронов.
От амбара приступили к обстрелу фермы из крупнокалиберного оружия. Фицдуэйн понял, что террористы разместили его там для прикрытия. У одного из них определенно было мощное охотничье ружье. Он явно не привык действовать оружием со скользящим затвором, но его нерасторопность компенсировалась тем, что деревянные стены не могли противостоять такому оружию. Пройдет немного времени, и он поразит Врени, или Медведя, или его самого. Снайпер методично покрывал огнем всю поверхность, а она была не такой уж обширной. Фицдуэйн подтащил Медведя поближе к деревянной плите и постарался заставить себя не думать о Врени, чье тело было подставлено под ружейный огонь. Осквернение мертвых… Имеет ли это значение?
В отчаянии он обшарил все полки и шкафчики в поисках патронов. Он подумал, что, может быть, как и Гвидо, Петер прячет их за мармеладом? А едят ли мармелад последователи философии Штейнера? Если он не примет ответные меры, то у него скоро появится возможность лично побеседовать с давно умершим Штейнером.
Пуля угодила в банку с рисом, наполнив комнату экологически чистым продуктом и осколками стекла. В воздухе, как частички шрапнели, летали желтоватые рисинки. Фицдуэйн добрался до бутылки с дистиллированным спиртом, а за ней лежали патроны. Он раскрыл запечатанный контейнер и вставил патроны один за другим в магазин, уповая на то, что его ружье не забилось рисом, чечевицей или чем-нибудь еще. Он выдвинул сошку штурмового ружья и включил прибор ночного видения. Его фронт надежно прикрывал мешок с каким-то органическим удобрением. Неважно, что было в том мешке, главное, что это не имело запаха.
Огонь из амбара прекратился, и появилась одинокая фигура. Она двигалась осторожно, но тем не менее создавалось впечатление, что это идет победитель, — неудивительно после броска гранаты, мощного обстрела и не подающих признаков жизни защитников фермы.
Фицдуэйн ждал. Фигура была уже близко и двигалась более уверенно. Фицдуэйн постарался вычислить, где может находиться прикрывающий ее снайпер, и едва придумал ему подходящее местонахождение, как двери амбара отворились и наружу выкатился мощный мотоцикл. Итак, они собираются осмотреть ферму и отбыть восвояси. Оставался вопрос: вдвоем они или есть кто-нибудь еще?
Фицдуэйн подумал, что имеет право крикнуть что-нибудь вроде “Полиция” или “Руки вверх”, но он не чувствовал, что находится при исполнении обязанностей и не собирался щадить преступников. Он четыре раза выстрелил в грудь террориста. Тот подскочил, упал на землю и покатился с небольшой горки на дороге, как санки.
Со стороны амбара раздалась автоматная очередь, взревел мотоцикл и понесся на Фицдуэйна, ослепляя его светом фары. Неожиданно машина попала в колею на дороге, подскочила и пролетела мимо него.
Фицдуэйн выстрелил в мотоциклиста, когда тот оказался у “мерседеса” телохранителей. Мотоцикл врезался в автомобиль, выбросив из седла раненого террориста. Фицдуэйн подошел к нему и несколько раз выстрелил в корчащуюся фигуру, пока она не замерла окончательно.
Когда несколько минут спустя прибыли, держа ружья наготове, жители деревни, они увидели Фицдуэйна с холодеющим телом Врени на руках. Ирландец стоял и улыбался.
Он чувствовал, что его трясут за плечо, но ему не хотелось выбираться из теплого кокона сна. Его опять пошлепали по плечу, на этот раз не так ласково.
— Шеф, — послышался знакомый голос. — Шеф, мы узнали имя.
Шеф криминальной полиции неохотно возвратился в реальный мир. Он уже успел забыть, что ему снилось, но все равно находиться в состоянии сна было лучше, чем в том водовороте, в который он последнее время погрузился. Но, возможно, он слишком мрачно смотрит на вещи. Он припомнил, что был настолько удивлен успехами в осуществлении Проекта К, что решил пробыть с его исполнителями несколько часов в надежде, что наконец они добьются прорыва. И это был вполне законный способ избегнуть разноса, который, как он знал, ожидает его по возвращении в родной кабинет.
— Имя? — Он открыл глаза и несколько раз моргнул, привыкая к свету. — Господи, — сказал он Хенсену, — как ужасно вы выглядите!
— Я исчерпал свои возможности, — признался Хенсен. — Как только все закончим, буду отсыпаться целый месяц.
Шеф поднялся с кушетки, посмотрел на часы и отпил черного кофе, который Хенсен принес для него. Он слышал звук работающего компьютера.
— Уже завтра, — сказал Хенсен. — Вы проспали несколько часов, и за это время кое-что успело произойти. Есть новости плохие и хорошие.
Шеф подумал, как что-то не давало ему покоя, перед тем как он уснул.
— Ирландец и Медведь, — спросил он, — они вернулись?
— Не совсем, — ответил Хенсен и рассказал шефу то, что им сообщила местная кантональная полиция.
Шеф покачал головой. Он был словно в тумане.
— Непостижимо. Может, я еще сплю. Это хорошие новости или плохие?
— Это как посмотреть.
— Предвзято, — ответил шеф, который в самом деле не знал, как ему отреагировать на это сообщение. Он поставил чашку с кофе на стол. — Вы упомянули имя. Хотите сказать, что ваша машина перестала колебаться? Вы нашли Палача?
Хенсен помялся.
— Мы получили два весьма убедительных варианта. Идемте, вы все увидите сами.
Шеф криминальной полиции последовал за Хенсеном в основное помещение. Работал только один терминал с защитным экраном, который, по мнению Хенсена, не так раздражал его усталые глаза. На экране светилось имя, дополненное ссылками из досье. Шеф прочитал имя и решил, что сходит с ума.
На экране светилась надпись: Беат фон Граффенлауб.
— Вы сошли с ума, — сказал шеф, — и ваша проклятая машина тоже.
Хенсен, Керсдорф и остальные сотрудники были слишком утомлены, чтобы спорить. Хенсен подошел к клавиатуре и начал нажимать на клавиши. Последовала короткая пауза, и затем высокоскоростной принтер начал выдавать обоснование данного результата. Компьютер не утомился и был готов поспорить. Доводы его были убедительными.
Он совсем забыл про радиотелефон. Когда раздалось попискивание, он автоматически схватил трубку. Безжизненное тело Эрики лежало рядом, кровь успела свернуться. Он потерял счет времени и не представлял, что ему делать дальше.
— Герр фон Граффенлауб, — послышалось в трубке, — герр фон Граффенлауб?
Голос был напряженным, но в то же время знакомым. Он не принадлежал тому, кого он хорошо знал, но тем не менее недавно разговаривал с этим человеком.
— Да? — ответил фон Граффенлауб.
— Сэр, говорит Майк Финдлейтер из службы ME. Я очень сожалею, но должен сообщить вам очень важные новости, крайне важные.
Беат фон Граффенлауб выслушал представителя службы безопасности. Первоначальный страх сменился чувством облегчения и перешел в восторг, когда он наконец понял, что Врени, его малышка Врени жива. По его щекам покатились слезы радости.
Он не слышал, как открылась другая дверь.
Полиция Берна отступила на задний план, когда были задействованы антитеррористические группы. Владения фон Граффенлауба были окружены через тридцать минут после того, как его имя засветилось на экране, но только через шесть часов с лишним первоклассно обученной бригаде удалось добиться успеха. Это время ушло на скрупулезные приготовления, чтобы избежать сюрпризов, которые мог приготовить для них Палач. Оборудование различных типов было использовано с целью выявления любых ловушек, и весь квартал был прочесан, чтобы исключил” возможность бегства террориста через потайной выход.
Несмотря на протесты своих старших офицеров, шеф криминальной полиции настоял на том, чтобы его ввели в состав штурмовой бригады. Помня о минах-ловушках и поддерживая постоянную связь по рации с Носом, штурмовики проникли в квартиру Эрики не через дверь, а сквозь отверстие, проделанное шаржир-машиной во внутренней стене, — предварительно проверив территорию с помощью металлических детекторов и устройств для поиска взрывных устройств, которые могли выявить смертоносные вещества в микроскопических дозах. Были обнаружены только частицы пороха от стрелкового оружия. Нашли потайной вход — он вел прямо в соседнее здание.
В убежище Эрики они обнаружили то, что искали, но не в том виде, в каком ожидали. Беат фон Граффенлауб на самом деле был там, но из подозреваемого превратился в жертву. Он лежал поперек тела своей жены, кровь его смешалась с ее, из груди его на ширину ладони выступал наконечник средневековой алебарды. Его проткнули сзади, как протыкают вилкой кусок мяса.
Шеф вспотел в своем пуленепробиваемом жилете.
— Чертовщина! — только и сказал он.
Единственным утешением после этого фиаско было то, что теперь в списке подозреваемых осталась только одна фамилия. Шеф связался с командой по рации, чтобы уточнить последние сведения. Он старался не думать об ужасной смерти Беата фон Граффенлауба. Это может подождать до утра.
Теперь они искали человека по имени Бриджнорт Лодж. Компьютер сообщил, что он является американским гражданином, проживающим в Берне. Родился в Берне, что само по себе не сделало его швейцарцем. В компьютер были заложены данные, из которых следовало, что Палач не является швейцарцем. Шеф спросил Хенсена, на чем основано подобное предположение, которое, по его мнению, лишь догадка. Тот только пожал плечами и адресовал его к Медведю.
Медведь подтвердил:
— Он не швейцарец. — Он не мог этого объяснить, но шеф с ним согласился. Вся эта затея была безумной, но шеф знал: у Медведя нюх не хуже, чем у компьютера.
Глава двадцать первая
— Не вовремя, — отозвался Фицдуэйн. — Один прячется где-то поблизости, второй поплелся в амбар. Я думаю, что до перемирия еще далеко.
Через разбитое окно жилой комнаты влетел черный круглый предмет и закрутился на деревянном полу. Фицдуэйн отпрянул от отверстия.
Последовала вспышка, и теплая волна, проникшая через люк, отбросила его назад. Срезанная шрапнелью веревка, свисавшая с потолка, оборвалась и упала на Фицдуэйна. Он инстинктивно отпрянул, как будто она сама по себе была смертоносна. Он пробрался к окну, осторожно выглянул из-за рамы и увидел, что к амбару зигзагами бежит человек. Он выстрелил несколько раз, до последнего патрона, но так и не попал в цель, — все еще не мог прийти в себя после взрыва.
Фицдуэйн спрятался под подоконником, после того как из амбара начали вести по нему прицельный огонь. “Так, патронов нет, — подумал он. — Это все может паршиво закончиться, если не придумать что-нибудь. Соображай побыстрее, парень”.
Ему припомнилась одна деталь: неуместность армейского ружья Петера Хаага в спальне Врени. Он нащупал его. Это было увесистое ружье в сравнении с его “скорпионом”, но бесполезное, если ему не удастся найти патроны. Где-то в доме должен быть специальный контейнер с двадцатью четырьмя патронами, но где? По идее, патроны должны храниться отдельно от ружья. Может быть, Петер Хааг и террорист, но он швейцарец и соблюдает правила.
С ружьем в руках Фицдуэйн спрыгнул через люк в жилую комнату и обнаружил лежащего на полу Медведя. Тот был в полубессознательном состоянии и бормотал что-то на бернском диалекте. Тяжелая металлическая плита не смогла надежно защитить его от взрыва.
— Ради бога, Хейни, — сказал Фицдуэйн, рыская по комнате, — сейчас не время учить меня твоему чертовому языку… Никаких патронов.
От амбара приступили к обстрелу фермы из крупнокалиберного оружия. Фицдуэйн понял, что террористы разместили его там для прикрытия. У одного из них определенно было мощное охотничье ружье. Он явно не привык действовать оружием со скользящим затвором, но его нерасторопность компенсировалась тем, что деревянные стены не могли противостоять такому оружию. Пройдет немного времени, и он поразит Врени, или Медведя, или его самого. Снайпер методично покрывал огнем всю поверхность, а она была не такой уж обширной. Фицдуэйн подтащил Медведя поближе к деревянной плите и постарался заставить себя не думать о Врени, чье тело было подставлено под ружейный огонь. Осквернение мертвых… Имеет ли это значение?
В отчаянии он обшарил все полки и шкафчики в поисках патронов. Он подумал, что, может быть, как и Гвидо, Петер прячет их за мармеладом? А едят ли мармелад последователи философии Штейнера? Если он не примет ответные меры, то у него скоро появится возможность лично побеседовать с давно умершим Штейнером.
Пуля угодила в банку с рисом, наполнив комнату экологически чистым продуктом и осколками стекла. В воздухе, как частички шрапнели, летали желтоватые рисинки. Фицдуэйн добрался до бутылки с дистиллированным спиртом, а за ней лежали патроны. Он раскрыл запечатанный контейнер и вставил патроны один за другим в магазин, уповая на то, что его ружье не забилось рисом, чечевицей или чем-нибудь еще. Он выдвинул сошку штурмового ружья и включил прибор ночного видения. Его фронт надежно прикрывал мешок с каким-то органическим удобрением. Неважно, что было в том мешке, главное, что это не имело запаха.
Огонь из амбара прекратился, и появилась одинокая фигура. Она двигалась осторожно, но тем не менее создавалось впечатление, что это идет победитель, — неудивительно после броска гранаты, мощного обстрела и не подающих признаков жизни защитников фермы.
Фицдуэйн ждал. Фигура была уже близко и двигалась более уверенно. Фицдуэйн постарался вычислить, где может находиться прикрывающий ее снайпер, и едва придумал ему подходящее местонахождение, как двери амбара отворились и наружу выкатился мощный мотоцикл. Итак, они собираются осмотреть ферму и отбыть восвояси. Оставался вопрос: вдвоем они или есть кто-нибудь еще?
Фицдуэйн подумал, что имеет право крикнуть что-нибудь вроде “Полиция” или “Руки вверх”, но он не чувствовал, что находится при исполнении обязанностей и не собирался щадить преступников. Он четыре раза выстрелил в грудь террориста. Тот подскочил, упал на землю и покатился с небольшой горки на дороге, как санки.
Со стороны амбара раздалась автоматная очередь, взревел мотоцикл и понесся на Фицдуэйна, ослепляя его светом фары. Неожиданно машина попала в колею на дороге, подскочила и пролетела мимо него.
Фицдуэйн выстрелил в мотоциклиста, когда тот оказался у “мерседеса” телохранителей. Мотоцикл врезался в автомобиль, выбросив из седла раненого террориста. Фицдуэйн подошел к нему и несколько раз выстрелил в корчащуюся фигуру, пока она не замерла окончательно.
Когда несколько минут спустя прибыли, держа ружья наготове, жители деревни, они увидели Фицдуэйна с холодеющим телом Врени на руках. Ирландец стоял и улыбался.
Он чувствовал, что его трясут за плечо, но ему не хотелось выбираться из теплого кокона сна. Его опять пошлепали по плечу, на этот раз не так ласково.
— Шеф, — послышался знакомый голос. — Шеф, мы узнали имя.
Шеф криминальной полиции неохотно возвратился в реальный мир. Он уже успел забыть, что ему снилось, но все равно находиться в состоянии сна было лучше, чем в том водовороте, в который он последнее время погрузился. Но, возможно, он слишком мрачно смотрит на вещи. Он припомнил, что был настолько удивлен успехами в осуществлении Проекта К, что решил пробыть с его исполнителями несколько часов в надежде, что наконец они добьются прорыва. И это был вполне законный способ избегнуть разноса, который, как он знал, ожидает его по возвращении в родной кабинет.
— Имя? — Он открыл глаза и несколько раз моргнул, привыкая к свету. — Господи, — сказал он Хенсену, — как ужасно вы выглядите!
— Я исчерпал свои возможности, — признался Хенсен. — Как только все закончим, буду отсыпаться целый месяц.
Шеф поднялся с кушетки, посмотрел на часы и отпил черного кофе, который Хенсен принес для него. Он слышал звук работающего компьютера.
— Уже завтра, — сказал Хенсен. — Вы проспали несколько часов, и за это время кое-что успело произойти. Есть новости плохие и хорошие.
Шеф подумал, как что-то не давало ему покоя, перед тем как он уснул.
— Ирландец и Медведь, — спросил он, — они вернулись?
— Не совсем, — ответил Хенсен и рассказал шефу то, что им сообщила местная кантональная полиция.
Шеф покачал головой. Он был словно в тумане.
— Непостижимо. Может, я еще сплю. Это хорошие новости или плохие?
— Это как посмотреть.
— Предвзято, — ответил шеф, который в самом деле не знал, как ему отреагировать на это сообщение. Он поставил чашку с кофе на стол. — Вы упомянули имя. Хотите сказать, что ваша машина перестала колебаться? Вы нашли Палача?
Хенсен помялся.
— Мы получили два весьма убедительных варианта. Идемте, вы все увидите сами.
Шеф криминальной полиции последовал за Хенсеном в основное помещение. Работал только один терминал с защитным экраном, который, по мнению Хенсена, не так раздражал его усталые глаза. На экране светилось имя, дополненное ссылками из досье. Шеф прочитал имя и решил, что сходит с ума.
На экране светилась надпись: Беат фон Граффенлауб.
— Вы сошли с ума, — сказал шеф, — и ваша проклятая машина тоже.
Хенсен, Керсдорф и остальные сотрудники были слишком утомлены, чтобы спорить. Хенсен подошел к клавиатуре и начал нажимать на клавиши. Последовала короткая пауза, и затем высокоскоростной принтер начал выдавать обоснование данного результата. Компьютер не утомился и был готов поспорить. Доводы его были убедительными.
Он совсем забыл про радиотелефон. Когда раздалось попискивание, он автоматически схватил трубку. Безжизненное тело Эрики лежало рядом, кровь успела свернуться. Он потерял счет времени и не представлял, что ему делать дальше.
— Герр фон Граффенлауб, — послышалось в трубке, — герр фон Граффенлауб?
Голос был напряженным, но в то же время знакомым. Он не принадлежал тому, кого он хорошо знал, но тем не менее недавно разговаривал с этим человеком.
— Да? — ответил фон Граффенлауб.
— Сэр, говорит Майк Финдлейтер из службы ME. Я очень сожалею, но должен сообщить вам очень важные новости, крайне важные.
Беат фон Граффенлауб выслушал представителя службы безопасности. Первоначальный страх сменился чувством облегчения и перешел в восторг, когда он наконец понял, что Врени, его малышка Врени жива. По его щекам покатились слезы радости.
Он не слышал, как открылась другая дверь.
Полиция Берна отступила на задний план, когда были задействованы антитеррористические группы. Владения фон Граффенлауба были окружены через тридцать минут после того, как его имя засветилось на экране, но только через шесть часов с лишним первоклассно обученной бригаде удалось добиться успеха. Это время ушло на скрупулезные приготовления, чтобы избежать сюрпризов, которые мог приготовить для них Палач. Оборудование различных типов было использовано с целью выявления любых ловушек, и весь квартал был прочесан, чтобы исключил” возможность бегства террориста через потайной выход.
Несмотря на протесты своих старших офицеров, шеф криминальной полиции настоял на том, чтобы его ввели в состав штурмовой бригады. Помня о минах-ловушках и поддерживая постоянную связь по рации с Носом, штурмовики проникли в квартиру Эрики не через дверь, а сквозь отверстие, проделанное шаржир-машиной во внутренней стене, — предварительно проверив территорию с помощью металлических детекторов и устройств для поиска взрывных устройств, которые могли выявить смертоносные вещества в микроскопических дозах. Были обнаружены только частицы пороха от стрелкового оружия. Нашли потайной вход — он вел прямо в соседнее здание.
В убежище Эрики они обнаружили то, что искали, но не в том виде, в каком ожидали. Беат фон Граффенлауб на самом деле был там, но из подозреваемого превратился в жертву. Он лежал поперек тела своей жены, кровь его смешалась с ее, из груди его на ширину ладони выступал наконечник средневековой алебарды. Его проткнули сзади, как протыкают вилкой кусок мяса.
Шеф вспотел в своем пуленепробиваемом жилете.
— Чертовщина! — только и сказал он.
Единственным утешением после этого фиаско было то, что теперь в списке подозреваемых осталась только одна фамилия. Шеф связался с командой по рации, чтобы уточнить последние сведения. Он старался не думать об ужасной смерти Беата фон Граффенлауба. Это может подождать до утра.
Теперь они искали человека по имени Бриджнорт Лодж. Компьютер сообщил, что он является американским гражданином, проживающим в Берне. Родился в Берне, что само по себе не сделало его швейцарцем. В компьютер были заложены данные, из которых следовало, что Палач не является швейцарцем. Шеф спросил Хенсена, на чем основано подобное предположение, которое, по его мнению, лишь догадка. Тот только пожал плечами и адресовал его к Медведю.
Медведь подтвердил:
— Он не швейцарец. — Он не мог этого объяснить, но шеф с ним согласился. Вся эта затея была безумной, но шеф знал: у Медведя нюх не хуже, чем у компьютера.
Глава двадцать первая
Спустя несколько минут после того как имя его засветилось на экране компьютера Проекта К, дом Лоджа в Мюри, привилегированном квартале Берна, был окружен отменно вооруженными полицейскими силами. Расположенный в нескольких минутах ходьбы от Кирхенфелдштрассе и полицейского управления, Мюри представляет собой квартал, заселенный преимущественно дипломатами, высокопоставленными чиновниками и бывшими супругами преуспевающих бизнесменов. Квартал застроен солидными и дорогими, даже по швейцарским меркам, домами, в большинстве своем расположенными вдали от дороги, в глубине частных владений.
Дом Лоджа был не просто уединенным, а сверхуединенным. Он занимал площадь в два акра в конце тенистого cul-de-sac [28]. Плотное кольцо деревьев и кустарников делало его практически невидимым и с дорога, и для соседей, а с задней стороны через потайную деревянную изгородь можно было выйти прямо к реке Ааре. Полная изолированность дома обеспечивалась четырехметровой стеной, поверх которой был протянут провод, находящийся под высоким напряжением. Главные ворота из стальных листов, выкрашенные под дуб, были одной высоты со стеной. Звонка на воротах не было.
Шеф криминальной полиции предпочел бы несколько дней понаблюдать за владением Лоджа, прежде чем приступить к решающим действиям, но приходилось считаться с реальностью. Во-первых, Палач был слишком опасен, чтобы дальше оставлять его на свободе, и, во-вторых, нужно было как можно скорее убедиться, на верном ли они пути. Ведь и компьютер мог ошибаться. Может, Лодж вовсе ни при чем. Он вполне мог оказаться безобидным, выжившим из ума мультимиллионером, более всего ценящим уединенность.
Шефу хотелось каким-нибудь способом проверить Лоджа, но он не знал, как это сделать. Как и в прошлый раз, он собирался возглавить атаку, но успел вспотеть в своем пуленепробиваемом жилете еще до того, как штурмовая бригада приступила к делу. Кожа его стала липкой и холодной, а во рту появился неприятный привкус. Его мучили дурные предчувствия. Он с трудом проглотил скопившуюся во рту слюну и отдал приказ. Штурмовая бригада начала атаку.
Хснсен медленно положил телефонную трубку и уставился в пространство перед собой:
— Кровавый бизнес.
У Керсдорфа ныли ноги.
— Что случилось? — спросил он. — Лодж — тот, за кого мы его принимали?
Хенсен беспомощно пожал плечами:
— Штурмовая бригада потеряла двоих плюс полдюжины раненых. Потеряла — значит, что они убиты. Шеф слегка поцарапался, но с ним все в порядке.
Потрясенный Керсдорф молчал. Затем он спросил:
— Значит, именно Лоджа мы ищем. Они его поймали?
— Они даже не знают, был ли он там, когда штурмовая бригада начала атаку, — сказал Хенсен, разводя руками, — но в любом случае его не было, когда бригада прочистила дом. Они думают, что его вообще там не было. Они клянутся, что никто не смог бы проникнуть через их заслон и дом был пуст.
— Откуда же взялись пострадавшие?
— Разные причины. Взрыватели, спрятанные в полу. Потолки, начиненные автоматическими устройствами: тепловыми, акустическими, находящимися под давлением. Взрыватели были обернуты специальными материалами, нейтрализующими искатели.
— А “клейморы”? — спросил Керсдорф. — Мы же предупреждали, чтобы они были готовы к ним.
— Похоже, что наши люди оказались не на высоте, — сказал Хенсен, — или Палач оказался хитрее. Естественно, опыта у него гораздо больше, будь он проклят.
Он молча массировал виски. Керсдорф чувствовал себя подавленным, голова слегка кружилась от недосыпания.
— Они нашли “клейморы”, разрядили их и на том успокоились — и вдруг бу-у-м.
— Он верен себе, — сказал Керсдорф, — сюрприз за сюрпризом: эффект китайской куклы.
— Русской куклы, — поправил Хенсен, — эту игрушку из вставленных друг в друга кукол придумали русские. Они их называют матрешками; внутри может оказаться три, четыре, пять, шесть и даже больше сюрпризов.
Керсдорф вздохнул. В комнате наступило молчание, затем он заговорил снова:
— Давай немного поспим, — предложил он, указывая на компьютер. — Теперь мы, по крайней мере, знаем, как он действует. Скоро мы его поймаем.
— Да, но какой ценой? — спросил Хенсен.
Медведь находился в отдельной палате Тифенау. После десяти дней первоклассного медицинского обслуживания и особого внимания, уделяемого ему одной очень симпатичной медсестрой с блеском в глазах, он выглядел если не абсолютно новеньким, то, во всяком случае, как товар сэконд-хэнд в превосходном состоянии.
С довольным вздохом он отодвинул поднос и разлил по стаканам остатки бургундского.
Фицдуэйн приподнял пустую бутылку.
— Из больничных запасов?
— Не совсем, — ответил Медведь, — но могу тебя заверить, что оно обладает целебными свойствами.
— А… — произнес Фицдуэйн. Он взглянул на этикетку.
— “Beaune” 1961 года. Что сказать о даме, которая купила для тебя эту бутылку? Это настоящее. Надеюсь, ты не станешь смывать краску с входной двери с помощью этой жидкости?
— Гм, — Медведь слегка порозовел. — Ты не будешь против, если мы не станем обсуждать фрау Маурер? Фицдуэйн усмехнулся и осушил свой бокал.
— Что происходит? — спросил Медведь. — Я умру от покоя и расслабления. Мне не позволяют приближаться к телефону, а новости, которые мне сообщают, настолько скудные, что, будь я собакой, начал бы гоняться за овцами.
— Не преувеличивай.
— Есть ли прогресс с Врени?
— Никакого. Она жива, физически она почти поправилась, но ее душевное состояние оставляет желать лучшего. Мало говорит, много спит, а попытки поговорить дают плачевный результат. У нее начинаются приступы. Врачи настаивают, чтобы мы оставили ее в покое.
— Бедная девчонка, — сказал Медведь. — А как Лодж?
— Исчез, но мне кажется, он и не появлялся. Армия обезопасила дом, что было непросто сделать. Ловушки были повсюду. Минеры провели целый день в поле. Несомненно, что Лодж и есть Палач, но вопрос в том, на самом ли деле он Лодж?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Опрос соседей мало что прояснил, — ответил Фицдуэйн. — Он живет очень обособленно. Появляется и исчезает.внезапно. Может отсутствовать подолгу. Все это совпадает с нашими догадками. Чуть больше нам повезло с описанием его внешности, хотя вблизи его мало кто видел. В основном это были мимолетные взгляды через стекло машины.
— А я думал, он ездит только в автомобилях с тонированными стеклами.
— Иногда, в жаркий день, он опускает стекло, — заметил Фицдуэйн. — Пару раз его видели, когда он шел пешком, но это было в дождь и он скрывался под зонтом.
— Блондин, бородатый, среднего роста и так далее, — добавил Медведь.
— Именно, — подтвердил Фицдуэйн. — И это совпадает с фотографией и другими личными приметами, имеющимися в бернской Fremdenpolizei [29].
— Так в чем же проблема?
— Мы попытались найти следы Лоджа в Штатах, — пояснил Фицдуэйн. — Но нам не удалось найти фотографию: отец его был одним из ответственных сотрудников ЦРУ и из соображений безопасности не разрешал снимать себя самого и свою семью, но описание внешности не совпадает. У молодого Лоджа были темно-каштановые волосы и карие глаза.
— Парик и контактные линзы, вот и все. Фицдуэйн покачал головой:
— Не все так просто. Когда иностранец приезжает на жительство в Швейцарию, он обязательно сталкивается с Fremdenpolizei, как тебе известно. С Лоджем несколько раз беседовал опытный сержант, и он клянется, что человек, с которым он разговаривал в общей сложности несколько часов, имеет натуральные светлые волосы, не носит контактные линзы и именно он изображен на фотографии, что совпадает и с описанием соседей.
— Отпечатки пальцев?
— Их нет, — сказал Фицдуэйн. — Fremdenpolizei не берет их у добропорядочных иностранцев, и по дому в Мюри еще нет решения суда. Кое-какие отпечатки удалось обнаружить, но они бесполезны, потому что их не с чем сравнить. И я готов поспорить, что там не было отпечатков Палача. Хоть он и любит ходить по краю, но в фундаментальных вещах он предельно осторожен.
— Значит, Лодж — это Палач, — заключил Медведь, — но, возможно, Лодж вовсе не Лодж, а если это так, то нам его не найти.
— Дыра в дыре, — обронил Фицдуэйн.
Медведь выглянул в широкое окно. Несмотря на протесты службы безопасности, он настоял на том, чтобы его разместили на первом этаже и он мог бы свободно выходить в сад. Окно было приоткрыто, и он почувствовал, залах свежескошенной травы, услышал на расстоянии шум косилки.
— Ненавижу госпитали, но здесь мне определенно нравится. А зубы? — спросил он.
— А это я припас напоследок.
— Ну? — нетерпеливо спросил Медведь.
— Перед Носом была поставлена задача отследить любой инцидент, который мог иметь отношение к Палачу. Несколько дней назад кабинет дантиста полностью сгорел вместе с самим дантистом, привязанным проводом к своему стулу.
— Вполне в стиле Палача, — заметил Медведь. — Но я полагаю, что и среди пациентов у него были свои кандидаты в жертвы.
— Излишне говорить, что все записи дантиста сгорели, но выяснилось, что он хранил в банке копии.
— Думаю, что его вдове будет приятно их просмотреть. И я так понимаю, что мистер Лодж был его пациентом?
— Точно.
— Матрешка, — заключил Медведь, — я абсолютно согласен с Хенсеном.
— Gesundheit [30], — сказал Фицдуэйн.
Шеф криминальной полиции был занят созерцанием экрана компьютера. Его лицо было порезано во время атаки на Мюри. Порезы были не слишком глубокими, но все равно малоприятными, к тому же шрамы ныли. Швы сняли несколько дней назад и сказали, что дело идет на поправку.
Но ему сообщили, что шрамы сохранятся на всю жизнь, если он, конечно, не захочет сделать пластическую операцию. Ему была не по душе эта идея. Уж лучше ходить в шрамах и наводить страх на окружающих, чем сдирать кожу с задницы, а потом натягивать ее на физиономию. Ему не хотелось, чтобы кто-то менял его облик, и эта мысль вернула его к Палачу, которому едва не удалось разделать его на составные части.
Шеф несколько раз потыкал указательным пальцем в клавиши компьютера:
— Работает, — сказал он. — Вы доказали, что он может работать. Почему же теперь, когда мы почти у цели, он нам больше не помогает?
Хенсен беспомощно пожал плечами:
— Мы должны задавать ему нужные вопросы. Шеф грозно глянул на компьютер. Он едва сдерживался, чтобы не взять в руки отвертку, залезть внутрь и силой заставить это бессловесное животное помочь им. Он был уверен, что внутри этого электронного чудовища находится ответ. Но что же делать? Этого он не знал. Но был уверен, что упускает нечто из виду. Ничто очевидное. Он зашагал взад-вперед по комнате, поглядывая на компьютер. Минут через десять он, к великому облегчению Хенсена, успокоился и сел на стул.
— Расскажи мне как следует, — попросил он, — как эта машина думает?
Фицдуэйн находил прогулку по Марцили весьма приятной, но очень отвлекающей. Марцили — это длинный, узкий парк, между рекой Ааре и жилым кварталом Берна, где обитали весьма состоятельные бернцы. Рядом с ним располагался Бундесхаус и ряд правительственных учреждений, включая здание Интерпола и управление Федеральной полиции.
Несмотря на столь раннее время года, в Марцили было тепло и солнечно и на лужайке здесь и там загорали почти полностью обнаженные женщины. Загорать без лифчика в Марцили считалось в порядке вещей, и сотни секретарш, операторов компьютеров и прочих государственных служащих усердно готовились к длинной холодной зиме. Ряды грудей были устремлены в небо, как солнечные батареи на электростанции.
Фицдуэйн, у которого под легкой рубашкой скрывался пуленепробиваемый жилет, чувствовал себя облаченным в шубу. Он посмотрел на Медведя, который что-то мурлыкал себе под нос. Внешне детектив выглядел очень неплохо после двух недель, проведенных в больнице, на щеках его играл здоровый румянец. Фицдуэйн невольно подумал про себя, что не только обильная пища и хорошее вино были причиной преображения Медведя. Любовь и Медведь? Ну что ж, фрау Маурер повезло. Зовут ее, как он недавно узнал, Катей.
— Тебя это не отвлекает? — спросил он, глядя на лежащую на траве перед ними очень привлекательную рыжеволосую особу. Глаза ее были закрыты, лицо и тело подставлены солнцу, колени подняты и слегка расставлены. Завитки волос, выбивающиеся из узеньких трусиков, недвусмысленно давали понять, что она очень занятная штучка. Ее так и хотелось съесть.
— Наоборот, — ответил Медведь, — мне это помогает сосредоточиться.
Фицдуэйн улыбнулся. Они пошли по дорожке, ведущей к реке. Ниже по течению, в нескольких минутах ходьбы, находился мост Кирхенфельд, а чуть ниже было то самое место, где выловили тело Клауса Миндера.
Медведь сел на скамейку. Неожиданно он показался Фицдуэйну очень усталым. Он закинул в воду маленькую веточку, и его глаза следили за ней, пока она не исчезла из виду.
Он вытащил из кармана смятый конверт и разгладил его на ладони.
— Имя того, кого ты считал Палачом, — сказал он, — нашел сегодня в кармане, когда одевался утром.
— Похоже, я ошибся, — сухо заметил Фицдуэйн. — Лодж, скорее всего, не наш подозреваемый, и один Бог знает, где он сейчас. Ваши люди прочесали Берн вдоль и поперек за последние две недели.
— А почему ты думал, что это Бейлак?
Фицдуэйн поднял с земли горсть мелких камней и лениво стал бросать их в воду по одному. Ему нравились звуки слабых шлепков о воду. Он представил, сколько людей сидели на этом самом месте и бросали в воду камушки. Наверное, на дне образовалась целая горка из камней. Переполнится ли река усердием прогуливающихся.
Дом Лоджа был не просто уединенным, а сверхуединенным. Он занимал площадь в два акра в конце тенистого cul-de-sac [28]. Плотное кольцо деревьев и кустарников делало его практически невидимым и с дорога, и для соседей, а с задней стороны через потайную деревянную изгородь можно было выйти прямо к реке Ааре. Полная изолированность дома обеспечивалась четырехметровой стеной, поверх которой был протянут провод, находящийся под высоким напряжением. Главные ворота из стальных листов, выкрашенные под дуб, были одной высоты со стеной. Звонка на воротах не было.
Шеф криминальной полиции предпочел бы несколько дней понаблюдать за владением Лоджа, прежде чем приступить к решающим действиям, но приходилось считаться с реальностью. Во-первых, Палач был слишком опасен, чтобы дальше оставлять его на свободе, и, во-вторых, нужно было как можно скорее убедиться, на верном ли они пути. Ведь и компьютер мог ошибаться. Может, Лодж вовсе ни при чем. Он вполне мог оказаться безобидным, выжившим из ума мультимиллионером, более всего ценящим уединенность.
Шефу хотелось каким-нибудь способом проверить Лоджа, но он не знал, как это сделать. Как и в прошлый раз, он собирался возглавить атаку, но успел вспотеть в своем пуленепробиваемом жилете еще до того, как штурмовая бригада приступила к делу. Кожа его стала липкой и холодной, а во рту появился неприятный привкус. Его мучили дурные предчувствия. Он с трудом проглотил скопившуюся во рту слюну и отдал приказ. Штурмовая бригада начала атаку.
Хснсен медленно положил телефонную трубку и уставился в пространство перед собой:
— Кровавый бизнес.
У Керсдорфа ныли ноги.
— Что случилось? — спросил он. — Лодж — тот, за кого мы его принимали?
Хенсен беспомощно пожал плечами:
— Штурмовая бригада потеряла двоих плюс полдюжины раненых. Потеряла — значит, что они убиты. Шеф слегка поцарапался, но с ним все в порядке.
Потрясенный Керсдорф молчал. Затем он спросил:
— Значит, именно Лоджа мы ищем. Они его поймали?
— Они даже не знают, был ли он там, когда штурмовая бригада начала атаку, — сказал Хенсен, разводя руками, — но в любом случае его не было, когда бригада прочистила дом. Они думают, что его вообще там не было. Они клянутся, что никто не смог бы проникнуть через их заслон и дом был пуст.
— Откуда же взялись пострадавшие?
— Разные причины. Взрыватели, спрятанные в полу. Потолки, начиненные автоматическими устройствами: тепловыми, акустическими, находящимися под давлением. Взрыватели были обернуты специальными материалами, нейтрализующими искатели.
— А “клейморы”? — спросил Керсдорф. — Мы же предупреждали, чтобы они были готовы к ним.
— Похоже, что наши люди оказались не на высоте, — сказал Хенсен, — или Палач оказался хитрее. Естественно, опыта у него гораздо больше, будь он проклят.
Он молча массировал виски. Керсдорф чувствовал себя подавленным, голова слегка кружилась от недосыпания.
— Они нашли “клейморы”, разрядили их и на том успокоились — и вдруг бу-у-м.
— Он верен себе, — сказал Керсдорф, — сюрприз за сюрпризом: эффект китайской куклы.
— Русской куклы, — поправил Хенсен, — эту игрушку из вставленных друг в друга кукол придумали русские. Они их называют матрешками; внутри может оказаться три, четыре, пять, шесть и даже больше сюрпризов.
Керсдорф вздохнул. В комнате наступило молчание, затем он заговорил снова:
— Давай немного поспим, — предложил он, указывая на компьютер. — Теперь мы, по крайней мере, знаем, как он действует. Скоро мы его поймаем.
— Да, но какой ценой? — спросил Хенсен.
Медведь находился в отдельной палате Тифенау. После десяти дней первоклассного медицинского обслуживания и особого внимания, уделяемого ему одной очень симпатичной медсестрой с блеском в глазах, он выглядел если не абсолютно новеньким, то, во всяком случае, как товар сэконд-хэнд в превосходном состоянии.
С довольным вздохом он отодвинул поднос и разлил по стаканам остатки бургундского.
Фицдуэйн приподнял пустую бутылку.
— Из больничных запасов?
— Не совсем, — ответил Медведь, — но могу тебя заверить, что оно обладает целебными свойствами.
— А… — произнес Фицдуэйн. Он взглянул на этикетку.
— “Beaune” 1961 года. Что сказать о даме, которая купила для тебя эту бутылку? Это настоящее. Надеюсь, ты не станешь смывать краску с входной двери с помощью этой жидкости?
— Гм, — Медведь слегка порозовел. — Ты не будешь против, если мы не станем обсуждать фрау Маурер? Фицдуэйн усмехнулся и осушил свой бокал.
— Что происходит? — спросил Медведь. — Я умру от покоя и расслабления. Мне не позволяют приближаться к телефону, а новости, которые мне сообщают, настолько скудные, что, будь я собакой, начал бы гоняться за овцами.
— Не преувеличивай.
— Есть ли прогресс с Врени?
— Никакого. Она жива, физически она почти поправилась, но ее душевное состояние оставляет желать лучшего. Мало говорит, много спит, а попытки поговорить дают плачевный результат. У нее начинаются приступы. Врачи настаивают, чтобы мы оставили ее в покое.
— Бедная девчонка, — сказал Медведь. — А как Лодж?
— Исчез, но мне кажется, он и не появлялся. Армия обезопасила дом, что было непросто сделать. Ловушки были повсюду. Минеры провели целый день в поле. Несомненно, что Лодж и есть Палач, но вопрос в том, на самом ли деле он Лодж?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Опрос соседей мало что прояснил, — ответил Фицдуэйн. — Он живет очень обособленно. Появляется и исчезает.внезапно. Может отсутствовать подолгу. Все это совпадает с нашими догадками. Чуть больше нам повезло с описанием его внешности, хотя вблизи его мало кто видел. В основном это были мимолетные взгляды через стекло машины.
— А я думал, он ездит только в автомобилях с тонированными стеклами.
— Иногда, в жаркий день, он опускает стекло, — заметил Фицдуэйн. — Пару раз его видели, когда он шел пешком, но это было в дождь и он скрывался под зонтом.
— Блондин, бородатый, среднего роста и так далее, — добавил Медведь.
— Именно, — подтвердил Фицдуэйн. — И это совпадает с фотографией и другими личными приметами, имеющимися в бернской Fremdenpolizei [29].
— Так в чем же проблема?
— Мы попытались найти следы Лоджа в Штатах, — пояснил Фицдуэйн. — Но нам не удалось найти фотографию: отец его был одним из ответственных сотрудников ЦРУ и из соображений безопасности не разрешал снимать себя самого и свою семью, но описание внешности не совпадает. У молодого Лоджа были темно-каштановые волосы и карие глаза.
— Парик и контактные линзы, вот и все. Фицдуэйн покачал головой:
— Не все так просто. Когда иностранец приезжает на жительство в Швейцарию, он обязательно сталкивается с Fremdenpolizei, как тебе известно. С Лоджем несколько раз беседовал опытный сержант, и он клянется, что человек, с которым он разговаривал в общей сложности несколько часов, имеет натуральные светлые волосы, не носит контактные линзы и именно он изображен на фотографии, что совпадает и с описанием соседей.
— Отпечатки пальцев?
— Их нет, — сказал Фицдуэйн. — Fremdenpolizei не берет их у добропорядочных иностранцев, и по дому в Мюри еще нет решения суда. Кое-какие отпечатки удалось обнаружить, но они бесполезны, потому что их не с чем сравнить. И я готов поспорить, что там не было отпечатков Палача. Хоть он и любит ходить по краю, но в фундаментальных вещах он предельно осторожен.
— Значит, Лодж — это Палач, — заключил Медведь, — но, возможно, Лодж вовсе не Лодж, а если это так, то нам его не найти.
— Дыра в дыре, — обронил Фицдуэйн.
Медведь выглянул в широкое окно. Несмотря на протесты службы безопасности, он настоял на том, чтобы его разместили на первом этаже и он мог бы свободно выходить в сад. Окно было приоткрыто, и он почувствовал, залах свежескошенной травы, услышал на расстоянии шум косилки.
— Ненавижу госпитали, но здесь мне определенно нравится. А зубы? — спросил он.
— А это я припас напоследок.
— Ну? — нетерпеливо спросил Медведь.
— Перед Носом была поставлена задача отследить любой инцидент, который мог иметь отношение к Палачу. Несколько дней назад кабинет дантиста полностью сгорел вместе с самим дантистом, привязанным проводом к своему стулу.
— Вполне в стиле Палача, — заметил Медведь. — Но я полагаю, что и среди пациентов у него были свои кандидаты в жертвы.
— Излишне говорить, что все записи дантиста сгорели, но выяснилось, что он хранил в банке копии.
— Думаю, что его вдове будет приятно их просмотреть. И я так понимаю, что мистер Лодж был его пациентом?
— Точно.
— Матрешка, — заключил Медведь, — я абсолютно согласен с Хенсеном.
— Gesundheit [30], — сказал Фицдуэйн.
Шеф криминальной полиции был занят созерцанием экрана компьютера. Его лицо было порезано во время атаки на Мюри. Порезы были не слишком глубокими, но все равно малоприятными, к тому же шрамы ныли. Швы сняли несколько дней назад и сказали, что дело идет на поправку.
Но ему сообщили, что шрамы сохранятся на всю жизнь, если он, конечно, не захочет сделать пластическую операцию. Ему была не по душе эта идея. Уж лучше ходить в шрамах и наводить страх на окружающих, чем сдирать кожу с задницы, а потом натягивать ее на физиономию. Ему не хотелось, чтобы кто-то менял его облик, и эта мысль вернула его к Палачу, которому едва не удалось разделать его на составные части.
Шеф несколько раз потыкал указательным пальцем в клавиши компьютера:
— Работает, — сказал он. — Вы доказали, что он может работать. Почему же теперь, когда мы почти у цели, он нам больше не помогает?
Хенсен беспомощно пожал плечами:
— Мы должны задавать ему нужные вопросы. Шеф грозно глянул на компьютер. Он едва сдерживался, чтобы не взять в руки отвертку, залезть внутрь и силой заставить это бессловесное животное помочь им. Он был уверен, что внутри этого электронного чудовища находится ответ. Но что же делать? Этого он не знал. Но был уверен, что упускает нечто из виду. Ничто очевидное. Он зашагал взад-вперед по комнате, поглядывая на компьютер. Минут через десять он, к великому облегчению Хенсена, успокоился и сел на стул.
— Расскажи мне как следует, — попросил он, — как эта машина думает?
Фицдуэйн находил прогулку по Марцили весьма приятной, но очень отвлекающей. Марцили — это длинный, узкий парк, между рекой Ааре и жилым кварталом Берна, где обитали весьма состоятельные бернцы. Рядом с ним располагался Бундесхаус и ряд правительственных учреждений, включая здание Интерпола и управление Федеральной полиции.
Несмотря на столь раннее время года, в Марцили было тепло и солнечно и на лужайке здесь и там загорали почти полностью обнаженные женщины. Загорать без лифчика в Марцили считалось в порядке вещей, и сотни секретарш, операторов компьютеров и прочих государственных служащих усердно готовились к длинной холодной зиме. Ряды грудей были устремлены в небо, как солнечные батареи на электростанции.
Фицдуэйн, у которого под легкой рубашкой скрывался пуленепробиваемый жилет, чувствовал себя облаченным в шубу. Он посмотрел на Медведя, который что-то мурлыкал себе под нос. Внешне детектив выглядел очень неплохо после двух недель, проведенных в больнице, на щеках его играл здоровый румянец. Фицдуэйн невольно подумал про себя, что не только обильная пища и хорошее вино были причиной преображения Медведя. Любовь и Медведь? Ну что ж, фрау Маурер повезло. Зовут ее, как он недавно узнал, Катей.
— Тебя это не отвлекает? — спросил он, глядя на лежащую на траве перед ними очень привлекательную рыжеволосую особу. Глаза ее были закрыты, лицо и тело подставлены солнцу, колени подняты и слегка расставлены. Завитки волос, выбивающиеся из узеньких трусиков, недвусмысленно давали понять, что она очень занятная штучка. Ее так и хотелось съесть.
— Наоборот, — ответил Медведь, — мне это помогает сосредоточиться.
Фицдуэйн улыбнулся. Они пошли по дорожке, ведущей к реке. Ниже по течению, в нескольких минутах ходьбы, находился мост Кирхенфельд, а чуть ниже было то самое место, где выловили тело Клауса Миндера.
Медведь сел на скамейку. Неожиданно он показался Фицдуэйну очень усталым. Он закинул в воду маленькую веточку, и его глаза следили за ней, пока она не исчезла из виду.
Он вытащил из кармана смятый конверт и разгладил его на ладони.
— Имя того, кого ты считал Палачом, — сказал он, — нашел сегодня в кармане, когда одевался утром.
— Похоже, я ошибся, — сухо заметил Фицдуэйн. — Лодж, скорее всего, не наш подозреваемый, и один Бог знает, где он сейчас. Ваши люди прочесали Берн вдоль и поперек за последние две недели.
— А почему ты думал, что это Бейлак?
Фицдуэйн поднял с земли горсть мелких камней и лениво стал бросать их в воду по одному. Ему нравились звуки слабых шлепков о воду. Он представил, сколько людей сидели на этом самом месте и бросали в воду камушки. Наверное, на дне образовалась целая горка из камней. Переполнится ли река усердием прогуливающихся.