Страница:
В момент взрыва Пьетро находился за ящиком, и его разорвало надвое. Правая часть его туловища свалилась за ящик, а левая была по-прежнему прижата к стене. Свой SIG Фицдуэйн нашел на полу рядом с телом Джулиуса. Он наклонился, поднял его и оглядел комнату. Бейлака нигде не было видно.
Кумулятивная мина из-за оказавшегося на ее пути Пьетро выполнила свою задачу только частично. В верхней части стены было вырезано отверстие размером с полдвери, но нижняя часть осталась нетронутой и, кроме того, мусор загораживал проход. Сквозь пыль и дым Фицдуэйну удалось разглядеть Анджело Лестони. Он выстрелил, но, получил в ответ автоматную очередь, пригнулся к полу, услышав над головой свист пуль. Он разглядел ноги Анджело и снова выстрелил.
Неожиданно взорвалась наружная дверь студии. Шум был всеобъемлющим — металлический скрежет, грохот обваливающегося кирпича и пулеметный огонь. В полосе огня оказался Анджело Лестони, его тело, превратившееся в кровавое месиво, осталось лежать на полу.
Фицдуэйн увидел, что в конце студии мелькнул Бейлак, и сделал два выстрела.
Его обзору мешал выехавший вперед танк. Последовала серия бесполезных взрывов от припасенных Бейлаком “клейморов”: их ракеты, начиненные шариковыми втулками, не могли причинить никакого вреда мощной броне танка. В дальнем конце студии вспыхнул огонь.
Бойцы ударной бригады подняли Фицдуэйна, выволокли его на улицу и засунули в поджидавшую машину скорой помощи. Рядом на носилках лежал Паулюс, над которым склонились медики.
Фицдуэйн слышал грохот, взрывы и пальбу из тяжелого орудия. Он почувствовал, как в его руку вошла игла и видел, что над ним склонился человек в белом халате, за которым стоял Медведь в каком-то странном шлеме.
И все.
Книга третья
Глава двадцать третья
Кумулятивная мина из-за оказавшегося на ее пути Пьетро выполнила свою задачу только частично. В верхней части стены было вырезано отверстие размером с полдвери, но нижняя часть осталась нетронутой и, кроме того, мусор загораживал проход. Сквозь пыль и дым Фицдуэйну удалось разглядеть Анджело Лестони. Он выстрелил, но, получил в ответ автоматную очередь, пригнулся к полу, услышав над головой свист пуль. Он разглядел ноги Анджело и снова выстрелил.
Неожиданно взорвалась наружная дверь студии. Шум был всеобъемлющим — металлический скрежет, грохот обваливающегося кирпича и пулеметный огонь. В полосе огня оказался Анджело Лестони, его тело, превратившееся в кровавое месиво, осталось лежать на полу.
Фицдуэйн увидел, что в конце студии мелькнул Бейлак, и сделал два выстрела.
Его обзору мешал выехавший вперед танк. Последовала серия бесполезных взрывов от припасенных Бейлаком “клейморов”: их ракеты, начиненные шариковыми втулками, не могли причинить никакого вреда мощной броне танка. В дальнем конце студии вспыхнул огонь.
Бойцы ударной бригады подняли Фицдуэйна, выволокли его на улицу и засунули в поджидавшую машину скорой помощи. Рядом на носилках лежал Паулюс, над которым склонились медики.
Фицдуэйн слышал грохот, взрывы и пальбу из тяжелого орудия. Он почувствовал, как в его руку вошла игла и видел, что над ним склонился человек в белом халате, за которым стоял Медведь в каком-то странном шлеме.
И все.
Книга третья
Убийство
Ирландцы — неряшливы, неукротимы, суеверны, отвратительны, без меры потребляют виски, дружелюбны, любвеобильны, вспыльчивы — и все время воюют.
Гиралъдис Камбрензис Уэльский. XIII век.
Глава двадцать третья
Отравляясь в Швейцарию, Фицдуэйн и не подозревал, что ему придется там задержаться, и поэтому оставил машину на стоянке в аэропорту Дублина. К его удивлению, машина оказалась на месте, но была покрыта толстым слоем пыли и грязи.
От сильного порыва северного ветра вперемешку с дождем ему стало совсем неуютно. Он нетерпеливо открыл дверцу и, подавив в себе чувство брезгливости, распахнул дверцу, забросил на заднее сиденье сумки и забрался в машину. Но перед этим он успел наступить в лужу, и ноги его промокли. Он захлопнул дверцу, оставив ветер и дождь резвиться снаружи его укрытия из холодного влажного алюминия и стекла.
Голова у него раскалывалась с похмелья. Пропади они пропадом, эти швейцарцы с их прощальными ужинами.
И почему я должен жить в этой вечно сырой, продуваемой насквозь Ирландии? Уже май, а успел промерзнуть до мозга костей.
— А я думал, что ты умер, — весело сказал Килмара, — или по меньшей мере умираешь в окружении молоденьких сестер в отделении интенсивной терапии в Тифенау. — Он потер подбородок и, указав рукой в сторону кухни, добавил: — Аделины и ребятишек нет, я их отправил погостить на время, но ужин я тем не менее приготовил.
— Со мной все было в порядке, — сухо сказал Фицдуэйн, — хотя надо признать, что я немного ошалел от всей этой пиротехники. А потом врач влепил мне укол, и я отключился.
— Налей себе выпить и расслабься, — сказал Килмара, — а я пока повожусь с кастрюлями и сковородками. А после того как поедим, ты мне все расскажешь. Оставайся ночевать у меня, ты ужасно выглядишь.
— Швейцарское гостеприимство, — ответил Фицдуэйн, устраиваясь у огня. — Я чувствую себя не в своей тарелке: и настроение плохое, и погода отвратительная.
— Ты всегда сбегал в солнечные страны, — сказал Килмара, — но всегда возвращался сюда, зная, что тебя ждет. Почему же такая реакция на этот раз?
— Не знаю, — сказал Фицдуэйн. — А может…
Он уснул. С ним это часто случалось в доме Килмары.
Прошло пять часов.
Все было съедено тарелки убраны. Посудомоечная машина загружена. Система охранной сигнализации проверена. Псы выпущены наружу. Килмара выслушал краткое донесение дежурного офицера бригады рейнджеров по особому проводу. День можно было считать почти завершенным.
Снаружи бушевали дождь и ветер. Усиленные стекла и тяжелые занавеси гасили звуки бури, только изредка шум ветра отдавался эхом в дымоходе. Они сидели, удобно расположившись у огня.
Фицдуэйн до сих пор не пришел в себя после событий в Берне. Он чувствовал, что смертельно устал, и непродолжительный сон не очень помог, хотя Килмара и не торопился будить друга, понимая, в каком состоянии тот находится.
Он услышал, как часы пробили полночь.
— Очень подходящее время для серьезного разговора, — заметил Фицдуэйн. Килмара улыбнулся:
— Мне очень жаль, но я очень ограничен во времени, а мне необходимо поговорить с тобой.
— Открывай огонь.
— Палач, — начал Килмара, — начнем с его смерти.
— Палач, — задумчиво повторил Фицдуэйн. — Столько разных имен, но я почему-то думаю о нем только как о Саймоне Бейлаке.
— Из мертвых восстают разные имена и персоны, — сказал Килмара. — Одно из них — Уитни. Так звали его покойного бой-френда на Кубе, он был сотрудником ЦРУ. Кроме того, похоже, Лодж — это тоже его настоящее имя. Во всяком случае, это мнение психиатров. Ты ознакомился с информацией, которую мы вытянули из ЦРУ?
Фицдуэйн кивнул. Он помнил характеристику Лоджа на Кубе: одаренный, заброшенный, одинокий маленький мальчик, который впоследствии превратился в гениального психопата. У Фицдуэйна были сомнения, что ЦРУ сообщило все, что им было известно. Там не очень любят вести речь о Кубе.
— Мы будем называть его Палачом, — сказал Фицдуэйн. — Тем более что пресса подхватила его. “Смерть ведущего террориста”. “Крупный успех достигнут в результате совместных действий Бернской и федеральной организаций по борьбе с преступностью”. “Убийство Палача”.
— Полицейские в Берне должны были как-то оправдаться, — сказал Килмара. — Нельзя же сначала превратить часть города в зону боевых действий, спалить целый квартал и сделать вид, будто ничего не случилось. Поэтому расскажи мне обо всем. Мне нужно понять ситуацию. Возможно, Палач и мертв, но дело его продолжает жить. У меня есть приятель в Моссаде, и от него я узнал кое-что такое, от чего мне стало не по себе.
— Моссад? — спросил Фицдуэйн.
— Сначала ты.
Фицдуэйн послушался.
— Значит, ты не видел, как погиб Палач? — спросил Килмара.
— Нет. Посте того как Паулюс закричал “Семпах!” и пристрелил Джулиуса Лестони, события развивались стремительно. Счет шел на секунды. Последний раз я видел Бейлака, когда он был в конце студии. Я сделал пару выстрелов, но не думаю, что попал в цель. Тут появились штурмовая группа и Медведь с этим чертовым танком. Когда я проснулся в Тифенау, они рассказали мне остальное. Штурмовики видели Палача в конце студии. Они забросали его всем, что можно придумать, за исключением, пожалуй, ядерной бомбы, и затем последовал взрыв термитной бомбы, и студия оказалась в огне. Квартал оцепили и, когда страсти немного улеглись, они прочесали всю территорию, обнаружив несколько трупов. Палача опознали по зубам. Он до этого пытался уничтожить снимки своих зубов, и ему это удалось, но у дантиста в сейфе банка хранилась дубликаты.
— В любом случае, можно считать, что Палачу пришел конец. Я провел неделю, отвечая на всевозможные вопросы, и неоднократно напивался вместе с Медведем. И вот я здесь.
— А почему Паулюс фон Бек закричал “Семпах”? — спросил Килмара в недоумении. Фицдуэйн улыбнулся.
— Любовь, честь, долг. Всеми нами что-то движет.
— Не понимаю.
— Фон Боки принадлежат к бернской аристократии. Паулюс считал, что он уронил честь семьи и решил реабилитировать себя, вступив в поединок с Палачом. Битва у местечка под названием Семпах произошла, когда Наполеон вторгся в Швейцарию. Наполеон выиграл сражение, но защитникам удалось сохранить свою честь и достоинство. И один из рода фон Беков прославился в этой битве.
Брови Килмары поползли вверх, и он грустно покачал головой.
Он некоторое время молча смотрел на своего друга и наконец заговорил снова:
— И что же тебе не дает покоя? Палач мертв. Все кончено, не так ли?
Фицдуэйн подозрительно посмотрел на Килмару.
— А почему должно быть иначе? Шеф криминальной полиции говорит, что все кончено. Он даже устроил мне проводы и отвез в аэропорт. Он считает, что жизнь в Берне входит в нормальное русло. Его хватит удар, если я там опять появлюсь.
Килмара расхохотался, но тут же опять стал серьезным.
— Хьюго, я тебя знаю давно. У тебя есть чутье, и я привык тебе верить. Что тебе сейчас не дает покоя? Фицдуэйн вздохнул:
— Я не уверен, что все кончено, но и сам не знаю, почему так думаю. Честно говоря, я и не хочу знать. Я чертовски устал. Слишком много волнений было в Берне. Я хочу уехать домой, задрать ноги, сложить руки на груди и поразмыслить, как провести остаток жизни. Я больше не собираюсь быть военным фотографом. Я слишком молод, чтобы умереть своей смертью, и слишком стар, чтобы меня кто-нибудь пристрелил. А деньги мне не нужны.
— А как насчет Итен? — спросил Килмара. — Как она вписывается во все это? Пока тебя не было, она меня пару раз вытаскивала пообедать. У меня сложилось впечатление, что я должен выступить в роли посредника. Я считаю, что вам обоим нужно поговорить друг с другом. Эта привычка — не давать о себе знать, когда находишься на задании, — просто глупость.
— Этому были свои причины, — ответил Фицдуэйн. — Мы оба хотели узнать, выдержат ли наши отношения испытание временем, пока дело не зашло слишком далеко.
— Глупость, — повторил Килмара. — Вы оба сходите с ума друг по другу и не общаетесь месяцами. Даже римляне посылали друг другу камни, а ведь с тех пор прошло много времени и человечество обзавелось телефоном. — Он раскурил свою трубку, покачал головой и спросил: — Но почему ты уверен, что дело не закрыто? Ты хочешь сказать, что Палач не погиб в огне?
Фицдуэйн некоторое время молчал, прежде чем заговорить.
— Палач очень любит вводить всех в заблуждение, — произнес он наконец, — и я бы чувствовал себя гораздо спокойнее, если бы у нас было тело, которое можно было бы опознать. А снимки зубов могут быть сфальсифицированы. С другой стороны, я сам был там и не представляю, как он смог бы оттуда сбежать. Он бы не выжил в огне такой интенсивности. Поэтому будем считать, что он мертв, и я не собираюсь забивать себе голову мыслями о том, что еще может произойти. Произойти может все, что угодно. Но я не знаю, ЧТО именно.
— Доказано, что Палач мертв, — сказал Килмара, — но нет гарантии, что группки, которые он выпестовал, испарятся или усядутся вязать носки. Вспомни, у него была целая сеть автономных групп, и очень похоже, что его место уже готовы занять другие. Кроме того, мне не дают покоя история с повешением Руди фон Граффенлауба и всякие странные вещи, творящиеся на твоем острове. Там собралось много богатых сынков и дочек, а Палач никогда ничего не делал просто так. Он не раз принимал участие в похищении людей. А может, из окружения Руди и его друзей готовилась группа, которая оказала бы содействие Палачу, если бы он решил похитить всех студентов колледжа? Остров отрезан от внешнего мира, а родители некоторых студентов очень и очень богатые люди.
— Герань, — сонно произнес Фицдуэйн.
— Что? — изумился Килмара.
— Цветки герани были на рисунках татуировки и в записях Иво. Слово “Герань” было начертано и в квартире Эрики. Хотел бы я знать, что это все означает.
Килмара допил коньяк и подумал, стоит ли продолжать беседу с другом, когда тот валится с ног от усталости. Он решил сделать еще одну попытку, потому что удобный случай для беседы в следующий раз мог представиться нескоро.
— Выбрось растение из головы, — сухо сказал он. — У меня есть дела поважнее.
Он наполнил стакан Фицдуэйна.
Фицдуэйну пришлось удерживать стакан в руке, и от такого напряжения он почти проснулся.
— Теперь твоя очередь, — сказал он.
— Премьер-министр, — начал Килмара, — гоняет нас по кругу.
— Может, тебе сменить работу? Какой смысл вкалывать на эту бездушную машину, на вашего “тишека”. Делейни — урод, и лучше он уже не станет.
В душе Килмара был согласен с Фицдуэйном, но не стал отвечать на его реплику.
— У меня есть друг в Моссаде, — а ты знаешь, что у нас там немного друзей, — и он рассказал мне о расквартированной в Ливии группе захвата в количестве семидесяти человек. У них есть объект и в нашей стране.
— ООП дотянулась и до нас? — спросил Фицдуэйн. — В чем дело? Они что, перегрелись на солнце и решили отдохнуть в стране с более прохладным климатом? Какое отношение ООП имеет к Ирландии?
— Я ничего не говорил об ООП, — сказал Килмара. — В группе есть члены ООП, но не они главные действующие лица. Израильтянам удалось узнать, что они нацелились на американское посольство в Дублине.
— Как могут проникнуть в страну семьдесят вооруженных террористов? — спросил Фицдуэйн. — И какое я имею отношение к попытке захвата американского посольства? Посольство находится в Дублине. А я буду от него на столь удаленном расстоянии, что если попытаюсь сделать еще шаг, то упаду в Атлантический океан. Я собираюсь спать по двенадцать часов в сутки, заниматься медитацией, беседовать с чайками и меньше нервничать.
— Не отвлекайся, — сказал Килмара, — сейчас тебе станет не до шуток. Мы занимаемся уточнением этой гипотезы с момента отъезда нашего коллеги из Моссада. И если сопоставить эту информацию с известием о смерти Палача, то придешь к неутешительному выводу. Мы считаем, что затея с американским посольством — это часть замысла либо самого Палача, либо его единомышленников и последователей. Может, они хотят отвлечь наше внимание, и один Бог знает, на что они нацелились на самом деле. Может, они и не помышляют об Ирландии, а осуществят задуманное в другом месте, на том же самом Ближнем Востоке, например. К сожалению, точка зрения, что эта идея подброшена нам для того, чтобы отвлечь нас, не одержала верх. Рейнджерам приказано нести охрану здания, пока не поступит сигнал об отмене. Это означает, что мои возможности в случае какой-либо опасности существенно ограничены. У меня недостаточно человеческих ресурсов, чтобы иметь и постоянную охрану, и одновременно силы быстрого развертывания.
— А я считал, что рейнджеры были созданы только как силы быстрого развертывания и могли быть использованы для охраны только в исключительных случаях.
— Так было, так оно и есть, — ответил Килмара. В его голосе слышалось раздражение. — Но в данном случае меня загнали в угол. У Ирландии особые отношения с дядюшкой Сэмом и наш дорогой “тишек” этим воспользовался, чтобы связать меня по рукам и ногам. Существует такое понятие, как дисциплина и, кроме того, бывают ситуации, когда бессмысленно противостоять системе.
— А при чем здесь мы? Килмара пожал плечами:
— У тебя хорошее чутье. Если ты считаешь, что в деле Палача есть пустые страницы, я с тобой согласен, но ты слишком устал и нет смысла говорить об этом. Кроме того, это моя работа — прикрывать чужие зады.
Фицдуэйн зевнул. Было два часа ночи. От усталости он чувствовал себя невесомым. У него не было сил, чтобы спорить с Килмарой.
— Что ты от меня хочешь?
— Я приготовил тебе радиопередатчик и еще кое-какое оборудование, — сказал Килмара. — Веди себя как обычно, но держи глаза и уши открытыми. Если что-нибудь заподозришь, позвони, и мы тут же примчимся.
— Но вы же связаны по рукам и ногам, как же вы это сделаете?
— Что-нибудь придумаю, — ответил Килмара. — Может, ничего не случится, но уж если случится, красный свет меня не остановит.
Фицдуэйн уснул. Буря снаружи утихла.
Посланник Ноубл колесил по озерам и горам Коннемары на взятом напрокат “форде” и ощущал себя школьником, прогуливающим занятия. Впервые за многие годы он наслаждался отпуском, он путешествовал без телохранителей и не был обременен поручениями Госдепартамента. На севере Ирландии, как всегда, неспокойно — но и там они все преувеличивают, и, кроме того, иностранцев не трогают — а здесь, на этом уединенном острове, царил покой.
Жизни его могли угрожать три вещи — любовь ирландцев к спиртному, масштабы ирландского гостеприимства и погода. Ему настоятельно рекомендовали одеться потеплее и захватить с собой большой рыболовный зонт. И чтобы обязательно взял с собой помощника, когда отправится удить рыбу.
Он подсчитал, что, последовав всем этим советам, увеличил дефицит федерального бюджета на пару тысяч долларов. Он не забыл про зонтик и пока прекрасно обходился без теплого нижнего белья. Он решил, что отправится на рыбалку через несколько дней, когда прибудет на остров Фицдуэйн. Он с нетерпением ждал встречи с сыном и его рассказов об учебе в колледже.
А пока он с удовольствием занимался ничегонеделанием. Ни дипломатов, ни экстренных совещаний, ни телексов, ни прессы. Никаких официальных обедов или приемов, подумал он, поедая бобы прямо из банки в ожидании, когда закипит чайник. И никаких волнений по поводу терроризма. Все это он оставил у себя в кабинете.
Он посмотрел на свинцовое от туч небо и прислушался, как барабанят капли дождя по его зонту.
“Жизнь прекрасна”, — подумал он.
Фицдуэйн выспался как следует и теперь наслаждался поздним завтраком. Ветер утих, но дождь продолжал лить не переставая, словно желая его убедить, что он в самом деле возвратился в Ирландию.
Килмара ушел несколько часов назад, но оставил подробную записку о том, как пользоваться охранной сигнализацией. Чтобы войти или выйти из дома Килмары, надо было задействовать целую сеть хитроумных устройств, а кодовые комбинации менялись каждый день, причем в разные часы. Фицдуэйн подумал: “Интересно, каково Аорлине быть замужем за «объектом»”. Хотя она сама теперь стала объектом, а, кроме того, еще и дети. Ну и жизнь! А может, и он сам, после того как пересеклись пути его и Палача, стал объектом? Стоит ли ему рисковать? И в будущем подвергать риску своих детей и жену? В первый раз ему пришла в голову мысль, что если уж связан с терроризмом, — неважно, на чьей ты стороне, — то обратной дороги нет. Тебе придется сражаться всю свою жизнь.
Он был погружен в эти нерадостные мысли, когда услышал слабый шум в передней части дома. А в доме, кроме него, никого не должно было быть. Похоже, что кто-то открыл, а потом закрыл дверь.
Он решил, что ему померещилось, но на всякий случай проверил контур охранной сигнализации, — мониторы были установлены в каждой комнате, — но все было в порядке.
Фицдуэйн взял “ремингтон” и вставил обойму. Стараясь двигаться бесшумно, он вышел из кухни и пошел по коридору в направлении вестибюля, куда можно было попасть через одну из двух дверей. Пока он размышлял, какой из них воспользоваться, дверь гостиной открылась. Фицдуэйн пригнулся к полу.
В дверях стояла Итен.
— О Господи! — воскликнул Фицдуэйн. Итен улыбнулась и сказала:
— Это Шейн. Полковник в роли свахи. — Она посмотрела на ружье. — Он мне кое-что рассказал, я тебя понимаю.
До Фицдуэйна дошло, что он держит ружье нацеленным на нее. Он опустил его, поставил на предохранитель и бережно положил на пол. У него вдруг закружилась голова от счастья и бешено забилось сердце. Он и не ожидал, что появление Итен доставит ему такую радость. Фицдуэйн почувствовал слабость во всем теле, ноги подогнулись и он опустился на пол.
— Хьюго, с тобой все в порядке? — беспокойно спросила она. — Ради Бога, скажи что-нибудь. Ты бледный как смерть.
Фицдуэйн поднял голову. По лицу его было видно, что он ошалел от радости.
— Глупости, — ответил он.
Итен была в джинсах, заправленных в полусапожки, и в свитере. До него доносился запах ее духов. Она отпихнула ружье ногой и опустилась на колени рядом с ним.
— Надолго приехал? — спросила она. Не дожидаясь ответа, Итен сняла с себя свитер и блузку, обнажив красивую упругую грудь с выступающими сосками — лифчик она не носила, — положила руки на плечи Фицдуэйна и повалила его на пол. — Солдат вернулся с войны. Где ты был? Что было с тобой? — хриплым голосом спросила она, расстегивая его брюки. — Я имею право все знать. Мама мне всегда говорила: не бери ничего в рот, если не знаешь, где это было раньше. — Она обхватила пальцами его член, крепко сжала и провела по нему языком. — Так где был этот маленький гражданин? — Она еще раз лизнула его и добавила: — Хотя, если вдуматься, он не такой уж и маленький.
Итен сняла сапожки, стянула с себя джинсы и легла на живот.
— Очень приятно этим способом, — сказала она, — но обстоятельно и без спешки.
Она приподняла ягодицы и раздвинула ноги. Фицдуэйн просунул руку между ее ногами и погладил любимое гнездышко. Он стал покрывать поцелуями ее спину, медленно опускаясь вниз. Когда ее вздохи и стоны убедили его, что она полностью расслабилась, он взял ее сзади. Потом перевернул ее на спину и снова вошел в нее. Она чуть приподнялась и стала покусывать его соски. Он застонал от наслаждения, движения его убыстрились, и наконец он в изнеможении повалился на пол рядом с ней.
Успокоенные и обессиленные, они лежали, прижавшись друг к другу, и Фицдуэйн долго не выпускал Итен из своих объятий. Он ласково поцеловал ее в лоб и сказал:
— Знаешь, — в голосе его слышался смех, — это был год сильных женщин.
Итен укусила его за ухо и устроилась поудобнее, продолжая ласкать.
— Расскажи мне об Эрике, — попросила она, улыбаясь.
Килмара сидел в своем кабинете и в очередной раз просматривал план расположения посольства США. Чем больше он углублялся в его подробности, тем тоскливее становилось у него на душе.
Посольство было построено в те времена, когда самый гневный протест выражался в форме пары тухлых яиц, брошенных в машину посла. Казалось, что все было сделано с целью облегчения задачи террористам. Фасад трехэтажного круглого строения был выполнен из стекла и бетона. Офисы размещались по периметру на каждом этаже. Все коридоры веером выходили на центральную ротонду. К тому же посольство находилось на пересечении двух дорог, и окна всех домов выходили на посольство. Полосатый столб был установлен у короткой заасфальтированной дорожки, по которой можно было подъехать к зданию на машине.
Да, террористам не нужно было ломать голову, как добраться до посольства. Место было настолько уязвимо, что нападать на него было просто неинтересно, ибо не предвиделось каких-либо серьезных препятствий. Даже канализационные коллекторы — хотя Килмара сомневался, что кто-нибудь из террористов решит воспользоваться коллектором, ведь у них было широкое поле для выбора более гигиеничных вариантов, — и те не были ограждены.
Килмара раздраженно закрыл папку. Блокировать место пересечения двух дорог было невозможно, так как одна из них служила пропускной магистралью в южную часть Дублина. Окружил” посольство армейским батальоном — слишком дорого, учитывая финансовое положение страны. Как ни крути, но противостоять даже небольшой бригаде хорошо вооруженных террористов было невозможно. А если речь идет о семидесяти террористах, то его шансы вообще смехотворны.
Если и можно на что надеяться, то только на везение. Вздохнув, он опять открыл папку. Может, не зря говорят — будешь упорно трудиться, тебе улыбнется удача. Он задумался: а сохранится ли смысл, если поменять местами слова, и отрицательно покачал головой.
В этой ситуации наихудшее: первое, он обязан подчиняться приказам; второе, из его шестидесяти рейнджеров примерно треть задействована на охране посольства, а с учетом того, что они меняются три раза в сутки, охраняет посольство фактически вся бригада; третье, они занимались совсем не тем, чем должны были бы заниматься рейнджеры, — сидели и ждали, когда на них нападут, а они представляют собой силы быстрого развертывания и призваны брать инициативу в свои руки; четвертое, теперь у них сильно урезано время на тренировки (рейнджеры практиковались в стрельбе по нескольку часов в день как минимум три дня в неделю, а иногда и чаще); пятое, он тратил свое драгоценное время на эту операцию; шестое, одному Богу известно, что может произойти, пока они связаны здесь по рукам и ногам.
Тупик.
Фицдуэйн провел еще одну ночь в доме Килмары и отправился к себе на следующий день. Он чувствовал себя ожившим после ночи, проведенной в любовных утехах, и последовавшего за этим глубокого сна.
Килмара позвонил и сказал, что не приедет ночевать и что парочка может располагать его домом по своему усмотрению.
— Парочка? — переспросил Фицдуэйн, который в это время ласкал грудь Итен.
— Извини, — сухо сказал Килмара. Фицдуэйн расхохотался:
— Мы решили пожениться.
— Давно пора, — ответил Килмара. — Я должен идти. Он перезвонил через пару минут:
От сильного порыва северного ветра вперемешку с дождем ему стало совсем неуютно. Он нетерпеливо открыл дверцу и, подавив в себе чувство брезгливости, распахнул дверцу, забросил на заднее сиденье сумки и забрался в машину. Но перед этим он успел наступить в лужу, и ноги его промокли. Он захлопнул дверцу, оставив ветер и дождь резвиться снаружи его укрытия из холодного влажного алюминия и стекла.
Голова у него раскалывалась с похмелья. Пропади они пропадом, эти швейцарцы с их прощальными ужинами.
И почему я должен жить в этой вечно сырой, продуваемой насквозь Ирландии? Уже май, а успел промерзнуть до мозга костей.
— А я думал, что ты умер, — весело сказал Килмара, — или по меньшей мере умираешь в окружении молоденьких сестер в отделении интенсивной терапии в Тифенау. — Он потер подбородок и, указав рукой в сторону кухни, добавил: — Аделины и ребятишек нет, я их отправил погостить на время, но ужин я тем не менее приготовил.
— Со мной все было в порядке, — сухо сказал Фицдуэйн, — хотя надо признать, что я немного ошалел от всей этой пиротехники. А потом врач влепил мне укол, и я отключился.
— Налей себе выпить и расслабься, — сказал Килмара, — а я пока повожусь с кастрюлями и сковородками. А после того как поедим, ты мне все расскажешь. Оставайся ночевать у меня, ты ужасно выглядишь.
— Швейцарское гостеприимство, — ответил Фицдуэйн, устраиваясь у огня. — Я чувствую себя не в своей тарелке: и настроение плохое, и погода отвратительная.
— Ты всегда сбегал в солнечные страны, — сказал Килмара, — но всегда возвращался сюда, зная, что тебя ждет. Почему же такая реакция на этот раз?
— Не знаю, — сказал Фицдуэйн. — А может…
Он уснул. С ним это часто случалось в доме Килмары.
Прошло пять часов.
Все было съедено тарелки убраны. Посудомоечная машина загружена. Система охранной сигнализации проверена. Псы выпущены наружу. Килмара выслушал краткое донесение дежурного офицера бригады рейнджеров по особому проводу. День можно было считать почти завершенным.
Снаружи бушевали дождь и ветер. Усиленные стекла и тяжелые занавеси гасили звуки бури, только изредка шум ветра отдавался эхом в дымоходе. Они сидели, удобно расположившись у огня.
Фицдуэйн до сих пор не пришел в себя после событий в Берне. Он чувствовал, что смертельно устал, и непродолжительный сон не очень помог, хотя Килмара и не торопился будить друга, понимая, в каком состоянии тот находится.
Он услышал, как часы пробили полночь.
— Очень подходящее время для серьезного разговора, — заметил Фицдуэйн. Килмара улыбнулся:
— Мне очень жаль, но я очень ограничен во времени, а мне необходимо поговорить с тобой.
— Открывай огонь.
— Палач, — начал Килмара, — начнем с его смерти.
— Палач, — задумчиво повторил Фицдуэйн. — Столько разных имен, но я почему-то думаю о нем только как о Саймоне Бейлаке.
— Из мертвых восстают разные имена и персоны, — сказал Килмара. — Одно из них — Уитни. Так звали его покойного бой-френда на Кубе, он был сотрудником ЦРУ. Кроме того, похоже, Лодж — это тоже его настоящее имя. Во всяком случае, это мнение психиатров. Ты ознакомился с информацией, которую мы вытянули из ЦРУ?
Фицдуэйн кивнул. Он помнил характеристику Лоджа на Кубе: одаренный, заброшенный, одинокий маленький мальчик, который впоследствии превратился в гениального психопата. У Фицдуэйна были сомнения, что ЦРУ сообщило все, что им было известно. Там не очень любят вести речь о Кубе.
— Мы будем называть его Палачом, — сказал Фицдуэйн. — Тем более что пресса подхватила его. “Смерть ведущего террориста”. “Крупный успех достигнут в результате совместных действий Бернской и федеральной организаций по борьбе с преступностью”. “Убийство Палача”.
— Полицейские в Берне должны были как-то оправдаться, — сказал Килмара. — Нельзя же сначала превратить часть города в зону боевых действий, спалить целый квартал и сделать вид, будто ничего не случилось. Поэтому расскажи мне обо всем. Мне нужно понять ситуацию. Возможно, Палач и мертв, но дело его продолжает жить. У меня есть приятель в Моссаде, и от него я узнал кое-что такое, от чего мне стало не по себе.
— Моссад? — спросил Фицдуэйн.
— Сначала ты.
Фицдуэйн послушался.
— Значит, ты не видел, как погиб Палач? — спросил Килмара.
— Нет. Посте того как Паулюс закричал “Семпах!” и пристрелил Джулиуса Лестони, события развивались стремительно. Счет шел на секунды. Последний раз я видел Бейлака, когда он был в конце студии. Я сделал пару выстрелов, но не думаю, что попал в цель. Тут появились штурмовая группа и Медведь с этим чертовым танком. Когда я проснулся в Тифенау, они рассказали мне остальное. Штурмовики видели Палача в конце студии. Они забросали его всем, что можно придумать, за исключением, пожалуй, ядерной бомбы, и затем последовал взрыв термитной бомбы, и студия оказалась в огне. Квартал оцепили и, когда страсти немного улеглись, они прочесали всю территорию, обнаружив несколько трупов. Палача опознали по зубам. Он до этого пытался уничтожить снимки своих зубов, и ему это удалось, но у дантиста в сейфе банка хранилась дубликаты.
— В любом случае, можно считать, что Палачу пришел конец. Я провел неделю, отвечая на всевозможные вопросы, и неоднократно напивался вместе с Медведем. И вот я здесь.
— А почему Паулюс фон Бек закричал “Семпах”? — спросил Килмара в недоумении. Фицдуэйн улыбнулся.
— Любовь, честь, долг. Всеми нами что-то движет.
— Не понимаю.
— Фон Боки принадлежат к бернской аристократии. Паулюс считал, что он уронил честь семьи и решил реабилитировать себя, вступив в поединок с Палачом. Битва у местечка под названием Семпах произошла, когда Наполеон вторгся в Швейцарию. Наполеон выиграл сражение, но защитникам удалось сохранить свою честь и достоинство. И один из рода фон Беков прославился в этой битве.
Брови Килмары поползли вверх, и он грустно покачал головой.
Он некоторое время молча смотрел на своего друга и наконец заговорил снова:
— И что же тебе не дает покоя? Палач мертв. Все кончено, не так ли?
Фицдуэйн подозрительно посмотрел на Килмару.
— А почему должно быть иначе? Шеф криминальной полиции говорит, что все кончено. Он даже устроил мне проводы и отвез в аэропорт. Он считает, что жизнь в Берне входит в нормальное русло. Его хватит удар, если я там опять появлюсь.
Килмара расхохотался, но тут же опять стал серьезным.
— Хьюго, я тебя знаю давно. У тебя есть чутье, и я привык тебе верить. Что тебе сейчас не дает покоя? Фицдуэйн вздохнул:
— Я не уверен, что все кончено, но и сам не знаю, почему так думаю. Честно говоря, я и не хочу знать. Я чертовски устал. Слишком много волнений было в Берне. Я хочу уехать домой, задрать ноги, сложить руки на груди и поразмыслить, как провести остаток жизни. Я больше не собираюсь быть военным фотографом. Я слишком молод, чтобы умереть своей смертью, и слишком стар, чтобы меня кто-нибудь пристрелил. А деньги мне не нужны.
— А как насчет Итен? — спросил Килмара. — Как она вписывается во все это? Пока тебя не было, она меня пару раз вытаскивала пообедать. У меня сложилось впечатление, что я должен выступить в роли посредника. Я считаю, что вам обоим нужно поговорить друг с другом. Эта привычка — не давать о себе знать, когда находишься на задании, — просто глупость.
— Этому были свои причины, — ответил Фицдуэйн. — Мы оба хотели узнать, выдержат ли наши отношения испытание временем, пока дело не зашло слишком далеко.
— Глупость, — повторил Килмара. — Вы оба сходите с ума друг по другу и не общаетесь месяцами. Даже римляне посылали друг другу камни, а ведь с тех пор прошло много времени и человечество обзавелось телефоном. — Он раскурил свою трубку, покачал головой и спросил: — Но почему ты уверен, что дело не закрыто? Ты хочешь сказать, что Палач не погиб в огне?
Фицдуэйн некоторое время молчал, прежде чем заговорить.
— Палач очень любит вводить всех в заблуждение, — произнес он наконец, — и я бы чувствовал себя гораздо спокойнее, если бы у нас было тело, которое можно было бы опознать. А снимки зубов могут быть сфальсифицированы. С другой стороны, я сам был там и не представляю, как он смог бы оттуда сбежать. Он бы не выжил в огне такой интенсивности. Поэтому будем считать, что он мертв, и я не собираюсь забивать себе голову мыслями о том, что еще может произойти. Произойти может все, что угодно. Но я не знаю, ЧТО именно.
— Доказано, что Палач мертв, — сказал Килмара, — но нет гарантии, что группки, которые он выпестовал, испарятся или усядутся вязать носки. Вспомни, у него была целая сеть автономных групп, и очень похоже, что его место уже готовы занять другие. Кроме того, мне не дают покоя история с повешением Руди фон Граффенлауба и всякие странные вещи, творящиеся на твоем острове. Там собралось много богатых сынков и дочек, а Палач никогда ничего не делал просто так. Он не раз принимал участие в похищении людей. А может, из окружения Руди и его друзей готовилась группа, которая оказала бы содействие Палачу, если бы он решил похитить всех студентов колледжа? Остров отрезан от внешнего мира, а родители некоторых студентов очень и очень богатые люди.
— Герань, — сонно произнес Фицдуэйн.
— Что? — изумился Килмара.
— Цветки герани были на рисунках татуировки и в записях Иво. Слово “Герань” было начертано и в квартире Эрики. Хотел бы я знать, что это все означает.
Килмара допил коньяк и подумал, стоит ли продолжать беседу с другом, когда тот валится с ног от усталости. Он решил сделать еще одну попытку, потому что удобный случай для беседы в следующий раз мог представиться нескоро.
— Выбрось растение из головы, — сухо сказал он. — У меня есть дела поважнее.
Он наполнил стакан Фицдуэйна.
Фицдуэйну пришлось удерживать стакан в руке, и от такого напряжения он почти проснулся.
— Теперь твоя очередь, — сказал он.
— Премьер-министр, — начал Килмара, — гоняет нас по кругу.
— Может, тебе сменить работу? Какой смысл вкалывать на эту бездушную машину, на вашего “тишека”. Делейни — урод, и лучше он уже не станет.
В душе Килмара был согласен с Фицдуэйном, но не стал отвечать на его реплику.
— У меня есть друг в Моссаде, — а ты знаешь, что у нас там немного друзей, — и он рассказал мне о расквартированной в Ливии группе захвата в количестве семидесяти человек. У них есть объект и в нашей стране.
— ООП дотянулась и до нас? — спросил Фицдуэйн. — В чем дело? Они что, перегрелись на солнце и решили отдохнуть в стране с более прохладным климатом? Какое отношение ООП имеет к Ирландии?
— Я ничего не говорил об ООП, — сказал Килмара. — В группе есть члены ООП, но не они главные действующие лица. Израильтянам удалось узнать, что они нацелились на американское посольство в Дублине.
— Как могут проникнуть в страну семьдесят вооруженных террористов? — спросил Фицдуэйн. — И какое я имею отношение к попытке захвата американского посольства? Посольство находится в Дублине. А я буду от него на столь удаленном расстоянии, что если попытаюсь сделать еще шаг, то упаду в Атлантический океан. Я собираюсь спать по двенадцать часов в сутки, заниматься медитацией, беседовать с чайками и меньше нервничать.
— Не отвлекайся, — сказал Килмара, — сейчас тебе станет не до шуток. Мы занимаемся уточнением этой гипотезы с момента отъезда нашего коллеги из Моссада. И если сопоставить эту информацию с известием о смерти Палача, то придешь к неутешительному выводу. Мы считаем, что затея с американским посольством — это часть замысла либо самого Палача, либо его единомышленников и последователей. Может, они хотят отвлечь наше внимание, и один Бог знает, на что они нацелились на самом деле. Может, они и не помышляют об Ирландии, а осуществят задуманное в другом месте, на том же самом Ближнем Востоке, например. К сожалению, точка зрения, что эта идея подброшена нам для того, чтобы отвлечь нас, не одержала верх. Рейнджерам приказано нести охрану здания, пока не поступит сигнал об отмене. Это означает, что мои возможности в случае какой-либо опасности существенно ограничены. У меня недостаточно человеческих ресурсов, чтобы иметь и постоянную охрану, и одновременно силы быстрого развертывания.
— А я считал, что рейнджеры были созданы только как силы быстрого развертывания и могли быть использованы для охраны только в исключительных случаях.
— Так было, так оно и есть, — ответил Килмара. В его голосе слышалось раздражение. — Но в данном случае меня загнали в угол. У Ирландии особые отношения с дядюшкой Сэмом и наш дорогой “тишек” этим воспользовался, чтобы связать меня по рукам и ногам. Существует такое понятие, как дисциплина и, кроме того, бывают ситуации, когда бессмысленно противостоять системе.
— А при чем здесь мы? Килмара пожал плечами:
— У тебя хорошее чутье. Если ты считаешь, что в деле Палача есть пустые страницы, я с тобой согласен, но ты слишком устал и нет смысла говорить об этом. Кроме того, это моя работа — прикрывать чужие зады.
Фицдуэйн зевнул. Было два часа ночи. От усталости он чувствовал себя невесомым. У него не было сил, чтобы спорить с Килмарой.
— Что ты от меня хочешь?
— Я приготовил тебе радиопередатчик и еще кое-какое оборудование, — сказал Килмара. — Веди себя как обычно, но держи глаза и уши открытыми. Если что-нибудь заподозришь, позвони, и мы тут же примчимся.
— Но вы же связаны по рукам и ногам, как же вы это сделаете?
— Что-нибудь придумаю, — ответил Килмара. — Может, ничего не случится, но уж если случится, красный свет меня не остановит.
Фицдуэйн уснул. Буря снаружи утихла.
Посланник Ноубл колесил по озерам и горам Коннемары на взятом напрокат “форде” и ощущал себя школьником, прогуливающим занятия. Впервые за многие годы он наслаждался отпуском, он путешествовал без телохранителей и не был обременен поручениями Госдепартамента. На севере Ирландии, как всегда, неспокойно — но и там они все преувеличивают, и, кроме того, иностранцев не трогают — а здесь, на этом уединенном острове, царил покой.
Жизни его могли угрожать три вещи — любовь ирландцев к спиртному, масштабы ирландского гостеприимства и погода. Ему настоятельно рекомендовали одеться потеплее и захватить с собой большой рыболовный зонт. И чтобы обязательно взял с собой помощника, когда отправится удить рыбу.
Он подсчитал, что, последовав всем этим советам, увеличил дефицит федерального бюджета на пару тысяч долларов. Он не забыл про зонтик и пока прекрасно обходился без теплого нижнего белья. Он решил, что отправится на рыбалку через несколько дней, когда прибудет на остров Фицдуэйн. Он с нетерпением ждал встречи с сыном и его рассказов об учебе в колледже.
А пока он с удовольствием занимался ничегонеделанием. Ни дипломатов, ни экстренных совещаний, ни телексов, ни прессы. Никаких официальных обедов или приемов, подумал он, поедая бобы прямо из банки в ожидании, когда закипит чайник. И никаких волнений по поводу терроризма. Все это он оставил у себя в кабинете.
Он посмотрел на свинцовое от туч небо и прислушался, как барабанят капли дождя по его зонту.
“Жизнь прекрасна”, — подумал он.
Фицдуэйн выспался как следует и теперь наслаждался поздним завтраком. Ветер утих, но дождь продолжал лить не переставая, словно желая его убедить, что он в самом деле возвратился в Ирландию.
Килмара ушел несколько часов назад, но оставил подробную записку о том, как пользоваться охранной сигнализацией. Чтобы войти или выйти из дома Килмары, надо было задействовать целую сеть хитроумных устройств, а кодовые комбинации менялись каждый день, причем в разные часы. Фицдуэйн подумал: “Интересно, каково Аорлине быть замужем за «объектом»”. Хотя она сама теперь стала объектом, а, кроме того, еще и дети. Ну и жизнь! А может, и он сам, после того как пересеклись пути его и Палача, стал объектом? Стоит ли ему рисковать? И в будущем подвергать риску своих детей и жену? В первый раз ему пришла в голову мысль, что если уж связан с терроризмом, — неважно, на чьей ты стороне, — то обратной дороги нет. Тебе придется сражаться всю свою жизнь.
Он был погружен в эти нерадостные мысли, когда услышал слабый шум в передней части дома. А в доме, кроме него, никого не должно было быть. Похоже, что кто-то открыл, а потом закрыл дверь.
Он решил, что ему померещилось, но на всякий случай проверил контур охранной сигнализации, — мониторы были установлены в каждой комнате, — но все было в порядке.
Фицдуэйн взял “ремингтон” и вставил обойму. Стараясь двигаться бесшумно, он вышел из кухни и пошел по коридору в направлении вестибюля, куда можно было попасть через одну из двух дверей. Пока он размышлял, какой из них воспользоваться, дверь гостиной открылась. Фицдуэйн пригнулся к полу.
В дверях стояла Итен.
— О Господи! — воскликнул Фицдуэйн. Итен улыбнулась и сказала:
— Это Шейн. Полковник в роли свахи. — Она посмотрела на ружье. — Он мне кое-что рассказал, я тебя понимаю.
До Фицдуэйна дошло, что он держит ружье нацеленным на нее. Он опустил его, поставил на предохранитель и бережно положил на пол. У него вдруг закружилась голова от счастья и бешено забилось сердце. Он и не ожидал, что появление Итен доставит ему такую радость. Фицдуэйн почувствовал слабость во всем теле, ноги подогнулись и он опустился на пол.
— Хьюго, с тобой все в порядке? — беспокойно спросила она. — Ради Бога, скажи что-нибудь. Ты бледный как смерть.
Фицдуэйн поднял голову. По лицу его было видно, что он ошалел от радости.
— Глупости, — ответил он.
Итен была в джинсах, заправленных в полусапожки, и в свитере. До него доносился запах ее духов. Она отпихнула ружье ногой и опустилась на колени рядом с ним.
— Надолго приехал? — спросила она. Не дожидаясь ответа, Итен сняла с себя свитер и блузку, обнажив красивую упругую грудь с выступающими сосками — лифчик она не носила, — положила руки на плечи Фицдуэйна и повалила его на пол. — Солдат вернулся с войны. Где ты был? Что было с тобой? — хриплым голосом спросила она, расстегивая его брюки. — Я имею право все знать. Мама мне всегда говорила: не бери ничего в рот, если не знаешь, где это было раньше. — Она обхватила пальцами его член, крепко сжала и провела по нему языком. — Так где был этот маленький гражданин? — Она еще раз лизнула его и добавила: — Хотя, если вдуматься, он не такой уж и маленький.
Итен сняла сапожки, стянула с себя джинсы и легла на живот.
— Очень приятно этим способом, — сказала она, — но обстоятельно и без спешки.
Она приподняла ягодицы и раздвинула ноги. Фицдуэйн просунул руку между ее ногами и погладил любимое гнездышко. Он стал покрывать поцелуями ее спину, медленно опускаясь вниз. Когда ее вздохи и стоны убедили его, что она полностью расслабилась, он взял ее сзади. Потом перевернул ее на спину и снова вошел в нее. Она чуть приподнялась и стала покусывать его соски. Он застонал от наслаждения, движения его убыстрились, и наконец он в изнеможении повалился на пол рядом с ней.
Успокоенные и обессиленные, они лежали, прижавшись друг к другу, и Фицдуэйн долго не выпускал Итен из своих объятий. Он ласково поцеловал ее в лоб и сказал:
— Знаешь, — в голосе его слышался смех, — это был год сильных женщин.
Итен укусила его за ухо и устроилась поудобнее, продолжая ласкать.
— Расскажи мне об Эрике, — попросила она, улыбаясь.
Килмара сидел в своем кабинете и в очередной раз просматривал план расположения посольства США. Чем больше он углублялся в его подробности, тем тоскливее становилось у него на душе.
Посольство было построено в те времена, когда самый гневный протест выражался в форме пары тухлых яиц, брошенных в машину посла. Казалось, что все было сделано с целью облегчения задачи террористам. Фасад трехэтажного круглого строения был выполнен из стекла и бетона. Офисы размещались по периметру на каждом этаже. Все коридоры веером выходили на центральную ротонду. К тому же посольство находилось на пересечении двух дорог, и окна всех домов выходили на посольство. Полосатый столб был установлен у короткой заасфальтированной дорожки, по которой можно было подъехать к зданию на машине.
Да, террористам не нужно было ломать голову, как добраться до посольства. Место было настолько уязвимо, что нападать на него было просто неинтересно, ибо не предвиделось каких-либо серьезных препятствий. Даже канализационные коллекторы — хотя Килмара сомневался, что кто-нибудь из террористов решит воспользоваться коллектором, ведь у них было широкое поле для выбора более гигиеничных вариантов, — и те не были ограждены.
Килмара раздраженно закрыл папку. Блокировать место пересечения двух дорог было невозможно, так как одна из них служила пропускной магистралью в южную часть Дублина. Окружил” посольство армейским батальоном — слишком дорого, учитывая финансовое положение страны. Как ни крути, но противостоять даже небольшой бригаде хорошо вооруженных террористов было невозможно. А если речь идет о семидесяти террористах, то его шансы вообще смехотворны.
Если и можно на что надеяться, то только на везение. Вздохнув, он опять открыл папку. Может, не зря говорят — будешь упорно трудиться, тебе улыбнется удача. Он задумался: а сохранится ли смысл, если поменять местами слова, и отрицательно покачал головой.
В этой ситуации наихудшее: первое, он обязан подчиняться приказам; второе, из его шестидесяти рейнджеров примерно треть задействована на охране посольства, а с учетом того, что они меняются три раза в сутки, охраняет посольство фактически вся бригада; третье, они занимались совсем не тем, чем должны были бы заниматься рейнджеры, — сидели и ждали, когда на них нападут, а они представляют собой силы быстрого развертывания и призваны брать инициативу в свои руки; четвертое, теперь у них сильно урезано время на тренировки (рейнджеры практиковались в стрельбе по нескольку часов в день как минимум три дня в неделю, а иногда и чаще); пятое, он тратил свое драгоценное время на эту операцию; шестое, одному Богу известно, что может произойти, пока они связаны здесь по рукам и ногам.
Тупик.
Фицдуэйн провел еще одну ночь в доме Килмары и отправился к себе на следующий день. Он чувствовал себя ожившим после ночи, проведенной в любовных утехах, и последовавшего за этим глубокого сна.
Килмара позвонил и сказал, что не приедет ночевать и что парочка может располагать его домом по своему усмотрению.
— Парочка? — переспросил Фицдуэйн, который в это время ласкал грудь Итен.
— Извини, — сухо сказал Килмара. Фицдуэйн расхохотался:
— Мы решили пожениться.
— Давно пора, — ответил Килмара. — Я должен идти. Он перезвонил через пару минут: