Страница:
— По целому ряду причин. Прежде всего, потому что внутренний голос мне подсказывал, что он не тот, кем хочет казаться. А потом, всякие мелочи…
— Он подходит по возрасту. Был интимным другом Эрики. У него чарующая, но одновременно доминирующая индивидуальность. Судя по всему, он отлично знает анатомию. Род его занятий позволяет ему много путешествовать, не вызывая подозрений. Он может исчезать на некоторое время и так далее. Он параноик в вопросах безопасности. Его студия находится недалеко от того места, где было найдено тело Клауса Миндера. Есть еще кое-какие мысли, но ничего окончательного и в любом случае на данной стадии все это гипотезы. Теперь мы обнаружили подозреваемого и оказалось, что это не Бейлак.
— Гм, — отозвался Медведь. Теперь он уже не выглядел таким усталым.
— Кроме того, я не могу представить, чтобы он имел отношение к девушке на шахматной доске.
— Мы имеем дело с любителем позабавиться, — сказал Медведь. — К Палачу нельзя применять обычные мерки. У него своя собственная логика. Ему нравится водить за нос власти. Вообще, это не такой редкий случай. Я как-то поймал автомобильного вора, который орудовал несколько лет, пока не украл полицейскую машину и не то что без опознавательных знаков, а самую настоящую патрульную машину, с радио, мигалкой и прочими выкрутасами. Когда я спросил, почему он сделал такую глупость, он ответил, что не смог пересилить себя.
Фицдуэйн рассмеялся:
— Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо, учитывая, что я сегодня первый день на воле, но иногда начинает кружиться голова. Я как следует отдохну, когда все это закончится.
— Я думаю, тебе не стоит идти на совещание.
— Тебе не удастся отстранить меня, даже не пытайся, — возразил Медведь. — Не забывай, что у меня с Палачом личные счеты. Он мне нужен мертвым.
— А как насчет прав человека и законного судебного процесса? — усмехнулся Фицдуэйн. Медведь покачал головой:
— Это особый случай, и законы здесь ни при чем. Нужно действовать, как при эпидемии чумы, — надо устранить источник инфекции.
Они пошли по берегу Ааре в направлении Далмацибрюкке. Если пересечь ее и пройти по Швелленматштрассе, то можно добраться до Проекта К за десять минут, но Фицдуэйн еще раз внимательно посмотрел на Медведя и вызвал по рации машину. Медведь не стал возражать. Он молчал, задумавшись.
Шеф оглядел собравшихся сотрудников Проекта К, затем его взгляд остановился на Медведе.
— Хейни, тебе незачем быть здесь и ты отлично это знаешь. Если ты упадешь в обморок, я не собираюсь тащил” носилки. Ты слишком тяжелый.
Медведь кивнул:
— Конечно, шеф, вы ведь тоже уже не юноша.
— Ему нужно беречь силы для других занятий, — вставил Чарли фон Бек.
— Заткнитесь все вы, — сказал шеф, — и слушайте меня внимательно. Недавно мы добились первого прорыва. Мы заплатили высокую цену, но обнаружили базу Палача в Берне. Теперь мы знаем, что он собой представляет, но нашей информации недостаточно. Прошло две недели после находок в Мюри, а мы по-прежнему топчемся на месте. Мы не продвинулись вперед и в установлении личности Палача, и сам он исчез, несмотря на то, что у нас есть его фотографии и снимки зубов. Кроме того, смерть дантиста имела место уже после атаки в Мюри, поэтому, судя по всему. Палач по-прежнему находится в Берне. Мы знаем, как он выглядит, но тем не менее он разгуливает совершенно безнаказанно, и этот психопат не только рассматривает вывески… Он продолжает убивать.
— Я собрал вас здесь для того, чтобы предложить изменить подход в проведении расследования. После Мюри мы сконцентрировались на поисках Лоджа и исключили все остальные варианты. И мы не добились успеха. Сейчас, считаю я, мы нуждаемся в более творческом подходе, и компьютер нам в этом поможет, — он кивнул Хенсену.
Тот поднялся и направился к трибуне. Хенсен выглядел так, как будто нуждался в поддержке. Он прокашлялся и заговорил хриплым голосом:
— Шеф полагает, что компьютер знает ответ, но мы задаем неправильные вопросы. Он, скорее всего, прав, поэтому позвольте мне объяснить, что мы делаем и что можем сделать.
— Нам удалось идентифицировать Лоджа благодаря соединению человеческого разума и способностей компьютера. Мы заложили большое количество данных и разработали теоретический профиль Палача и затем, используя метод форвард чейнинг [31], мы отфильтровали данные. Нам повезло. Один из двух основных подозреваемых оказался тем, кого мы искали.
— Можно прервать здесь? — раздался голос Медведя. — Я считал, что мы договорились о том, что подозреваемый будет не швейцарцем. Если это так, почему же машина выдала Беата фон Граффенлауба. И возраст у него был неподходящий.
Хенсен помялся.
— Хейни, я должен извиниться перед тобой. Я решил перепроверить тебя. Программа основывается на параметрах, которые должны быть достаточно убедительными. Твоей гипотезе о том, что подозреваемый не является швейцарцем, я установил параметры с низкой степенью надежности, поскольку она не была подкреплена весомыми уликами и другие данные ее перевешивали. То же самое относилось и к фактору возраста. Ведь у нас не было фактов, только догадки.
— Справедливо, — сказал Медведь, — но мог бы и вовремя сказать мне об этом.
— Система абсолютно доступна для пользователей, — ответил Хенсен. — В любое время можно ознакомиться с параметрами. Я тебе после покажу, как это делается.
— Может, мы вернемся к основной, теме нашей беседы? — спросил шеф.
— Конечно, — ответил Хенсен. — На чем я остановился?
— Форвард чейнинг, — напомнил Керсдорф.
— А-а-а, — сказал Хенсен. — Итак, форвард чейнинг — это метод заключений согласно правилам как формальным, так и эвристическим, на основе фактов. Например, если клиент банка достает ружье и начинает требовать деньги и все это не похоже на полицейскую проверку, то следует сделать вывод, что он собирается ограбить банк.
— И кто сказал, что компьютеры не умеют думать? — спросил Чарли фон Бек, закатив глаза. На нем опять был бархатный костюм и галстук.
Хенсен проигнорировал его реплику.
— Дело в том, что форвард чейнинг — единственно применимый метод. Можно также использовать бэквард чейнинг [32]. Тогда представим себе, что мы на самом деле имеем дело с грабителем и выясним, на основании каких фактов сделано это заключение. Это — идеальный способ проверки подозреваемого и сочетается с характеристиками человеческого разума, например интуицией.
Медведь взглянул на Фицдуэйна и улыбнулся.
— Проще говоря, — сказал шеф, — мы имеем дело с более гибким орудием, чем мы предполагали. И мы используем далеко не весь его потенциал. Например, он может работать с абстрактными понятиями. Вместо того чтобы спросить: “Кто из тех, на кого у нас есть досье, обладает познаниями в области пластики?”, мы можем спросить: “Чем должен заниматься человек, обладающий познаниями в области пластики, и где мы можем его найти?” Тогда машина на основе базы данных и накопленной информации разработает соответствующий профиль.
Он поднялся:
— Итак, задача ясна. Освободитесь от шор. Погрузитесь в состояние творческой анархии. Взгляните на проблему свежими глазами. Найдите этого проклятого Палача. — Он грозно оглядел всех присутствующих и вышел из комнаты.
— Анархия! — воскликнул Медведь. — Творческая анархия! Может, он не швейцарец. Если бы у нас царила анархия, Вильгельм Телль не смог бы научиться метко стрелять, и кукушки не выскакивали бы из наших часов в положенное время.
Вдохновленный Катей, которая была убеждена, что для улучшения самочувствия нужно есть определенные продукты, следующие три дня Медведь ел преимущественно рыбу — роскошь в Швейцарии, — и, мягко говоря, держался несколько обособленно.
Он был не столько неприступным, сколько уклончивым. Он не говорил, зачем идет в то или иное место и что там делает. Он звонил по телефону и ему звонили, но Медведь ни с кем не делился содержанием своих разговоров. Курьеры приносили ему различные пакеты, но вскрывал он их только тогда, когда оставался один. Он был разговорчив, но избегал любых упоминаний о Палаче. И был очень доволен собой.
Утром четвертого дня Фицдуэйн, который предыдущий вечер посвятил знакомству со швейцарскими спиртными напитками и немного переусердствовал, поднялся в крайне неудобный час, который в Швейцарии считается временем для завтрака, зевнул и решил, что сошел с ума. Посреди комнаты стоял на голове Медведь. Глаза его были закрыты.
— Доброе утро, — произнес Медведь, не двигаясь.
— Угу, — ответил Фицдуэйн и отправился в ванную комнату.
Он простоял под холодным душем минут пять, прежде чем ему в голову пришла мысль, что неплохо было бы снять с себя пижаму перед тем, как залезать в кабину. Когда он вернулся в комнату, видение исчезло.
За завтраком Медведь рассуждал о преимуществах рыбы, особенно в вопросе стимуляции умственной деятельности:
— Знаешь ли ты, — спросил он, — что мозг в основном состоит из жира, и основной его компонент, жировая кислота, образуется именно благодаря рыбе.
— Угу, — ответил Фицдуэйн, намазывая свой тост маслом и джемом.
Медведь без энтузиазма жевал свою сырую морковку и с неудовольствием поглядывал на то, что ел Фицдуэйн.
— Не стоит начинать день таким образом, — сказал он. — Я попрошу Катю разработать для тебя диету.
— Угу, — ответил Фицдуэйн и подлил немного водки в стакан с апельсиновым соком. Он залпом выпил полстакана.
Позже, после посещения офиса Der Bund, где они забрали увесистый пакет с газетными вырезками, заметками и фотографиями, Медведь привел Фицдуэйна в Музей искусств города Берна. Фицдуэйн следовал по пятам за сверхозабоченным Медведем, который бодро вышагивал по порталам, холлам, залам, коридорам музея. В тот момент они шли по полутемному коридору. Фицдуэйн думал, в чем причина такой плохой освещенности. Может, для того, чтобы заставить посетителей брать напрокат фонари. Ему вспомнилась выставка произведений Куно Гоншиора, состоящая из серий черных многоугольников. Тогда, на выставке, он первый раз увидел Эрику. Казалось, что с того момента прошла целая вечность. Медведь замедлил шаг и почесал голову.
— Я, наверное, заблудился.
Фицдуэйн использовал наступившую паузу для того, чтобы отдышаться. Он прислонился к стене, пока Медведь при помощи спички изучал пометки в своей записной книжке. “Если Медведь и дальше будет являть чудеса активности и энергичности, — подумал он, — то, пожалуй, стоит подсыпать успокоительного в его стакан с утренней порцией апельсинового сока, иначе нас обоих скоро хватит удар”.
Внезапно раздался долгий, яростный грохот, напоминающий автоматную очередь, и Фицдуэйн бросился на пол. Часть стены, у которой он только что стоял, зашаталась и упала в коридор, и через дыру хлынул яркий белый свет. Фицдуэйн решил, что сейчас появится архангел Гавриил. Вместо него в дыру влезла покрытая пылью фигура, одетая в комбинезон на молниях. У нее не было крыльев, и в руках она держала мощную ручную дрель. Склонив набок голову, фигура критическим взглядом осмотрела дыру и одобрительно кивнула головой, не обращая ни малейшего внимания на направленное на ее торс оружие Фицдуэйна.
— Ха! — радостно воскликнул Медведь. — Я все-таки не заблудился.
Он посмотрел на лежащего на полу Фицдуэйна:
— Не стреляй в него. Это Паулюс фон Бек, кузен Чарли фон Бека. Он весьма разносторонняя натура — музейный эксперт, одаренный скульптор и не знаю что еще. И мы пришли именно к нему.
Фицдуэйн поставил ружье на предохранитель. Он поднялся на ноги, стряхнул пыль с одежды и пожал руку фон Беку.
— Снос или скульптура? — спросил он. — Или вы делали дырку в стене, чтобы вбить крючок?
Паулюс оставил их пить кофе в своем офисе, а сам отправился привести себя в порядок, прежде чем ознакомиться с содержимым досье, принесенным ему Медведем. Вернулся он преображенный. Вместо комбинезона на нем был угольно-серый костюм итальянского покроя. Стрелки на брюках были настолько безупречными, что не приходилось сомневаться — эксперт держит в своем клозете паровой утюг. Его галстук был ручной работы.
Паулюс был старше, чем его кузен. Лицо его, с деликатными чертами, обрамляла волна мягких волос. Глаза его были необычного фиалкового цвета. Он выглядел обеспокоенным. Фицдуэйн почувствовал, что Медведь залез глубже, чем он думал. Паулюс вел себя не как беспристрастный эксперт. Поведение его выдавало заинтересованность.
— Сержант Рауфман, перед тем как я отвечу на поставленные вами вопросы, я был бы признателен, если бы вы ответили на ряд моих вопросов. Могу вас заверить, что они имеют отношение к делу.
По тону Медведя было ясно, что его нисколько не удивляет настроение фон Бека.
— Как хотите. Мы, полицейские, привыкли задавать вопросы, а не отвечать на них, но я сделаю, что смогу. — Он сделал легкое ударение на слове “полицейские”. Это прозвучало как предупреждение фон Беку, чтобы он хорошенько обдумал то, что собирался сказать.
— Благодарю вас, — произнес фон Бек, поняв, что его предупредили. Он не торопился начинать разговор. Он подвигал по столу маленькой бронзовой статуэткой. Сложил лежавшие перед ним на столе бумаги в аккуратную стопочку. Откашлялся. Фицдуэйн подумал, что он успеет прогуляться по кварталу, прежде чем фон Бок соберется с мыслями.
— Мой первый вопрос: проводимое вами расследование имеет отношение к недавней волне убийств в городе? Медведь кивнул:
— Да, имеет.
Фон Бек медленно продолжал:
— Мой второй вопрос: вы попросили дать оценку работам определенного художника. Вы подозреваете, что этот художник имеет отношение к убийствам?
Медведь помолчал.
— Да, — наконец произнес он.
— Вы не думаете, что он может иметь к убийствам весьма отдаленное отношение, скажем, как жертва?
— Все возможно, — ответил Медведь.
— Но вы такие думаете? Медведь глубоко вздохнул:
— Нет. Я считаю, что он имеет к ним самое непосредственное отношение. Это безжалостный, одержимый убийца с извращенным чувством юмора, и его нужно уничтожить как можно скорее. Я думаю, Паулюс, что хватит вам заниматься словесными упражнениями и пора рассказать нам все, что вы знаете или о чем подозреваете. Мы занимаемся расследованием убийства, а не ведем салонные беседы.
Кровь отлила от лица фон Бека, показалось, что его вот-вот стошнит.
— Мой третий вопрос, — продолжил он, — и я скажу вам все, что вы желаете узнать. Если я все расскажу, могу я рассчитывать на конфиденциальность? Никакой информации для прессы, никакого появления на открытом судебном процессе, могу я остаться в стороне, за исключением того, что дам свои показания?
— Это дело имеет первостепенное значение, — ответил Медведь. — Убийца, на счету которого десятки жизней, разгуливает на свободе. Если мне придется водить вас с петлей на шее по улицам Берна, чтобы его опознали, я сделаю это. С другой стороны, вы кузен нашего испытанного коллеги, и я вам помогу, если это будет возможно. Ведь мы гоняемся за акулой, а не за мелкой рыбешкой.
Фицдуэйн решил вмешаться:
— Честно говоря, герр фон Бек, я думаю, что вы уже решили рассказать нам все, что знаете, и мы вас за это уважаем. Вы — смелый человек. Но надо иметь в виду не только свою обязанность исполнить долг перед обществом. Речь идет об элементарном выживании. У нашего кровожадного приятеля есть очень неприятная привычка заметать следы. Он не оставляет свидетелей. И было бы очень хорошо, если бы мы успели остановить его до того, как он убьет вас.
Было заметно, что фон Бек до смерти перепугался.
— Я знаю, — сказал он, — я знаю. Можете мне больше ничего не говорить.
Медведь и Фицдуэйн ждали, пока фон Бек собирался с духом.
— Прежде чем я дам свою профессиональную оценку, — сказал он, — я хотел бы разъяснить характер моих взаимоотношений с Саймоном Бей лаком. Я — гомосексуалист. Берн — небольшой город, и люди со схожими интересами и наклонностями практически неизбежно знакомятся друг с другом. А артистический круг еще более тесен. И я хорошо знаю Бейлака, его все так зовут. Уже почти пять лет как мы с ним любовники.
— Ваши гомосексуальные наклонности, ваша связь с Бейлаком не интересуют полицию, — ответил Медведь. — Ваша сексуальная жизнь — это ваше личное дело.
— Боюсь, что это не совсем так, — возразил Паулюс. — Видите ли, Бейлак очень сильная натура, и у него весьма своеобразные наклонности. Он очень притягателен в сексуальном плане, и он любит разнообразие. Попав в его общество, человек полностью оказывается под его влиянием, он старается угодить Бейлаку и делает то, чего никогда не смог бы себе даже представить. Он великолепный художник, и к его прихотям нужно относиться с пониманием, так, во всяком случае, я себя привык убеждать. И если говорить откровенно, то никогда ранее я не испытывал столь глубокого наслаждения, я как бы отведал запретный плод.
Бейлак любит женщин не меньше, чем мужчин. Он любит групповой секс во всех его вариациях. Он любит детей, зрелых в сексуальном плане, но тем не менее несовершеннолетних. Он любит руководить, подавлять. И все это действует невероятно возбуждающе. Он использует стимулянты — алкоголь, различные наркотики — и все это в сочетании с его невероятным шармом и энергией.
— Близнецы фон Граффенлаубы, Руди и Врени? — спросил Фицдуэйн.
— И Эрика? — добавил Медведь.
— Да, да, — сказал Паулюс.
— Гм, — произнес Медведь. — Вам лучше рассказать нам все. Чарли знает об этом?
Паулюс отрицательно покачал головой:
— Он, конечно, знает, что я голубой, но ничего больше. Он хороший друг и добрый человек. Я собирался с ним поговорить, но не смог. Боюсь, что теперь ему придется все узнать, — заметил Медведь. — Вам это понятно, не так ли?
Паулюс кивнул.
Был полдень, когда они выбрались из музея. Пока Медведь решал, где бы ему насытить свой урчащий живот, — он решил, что рыбой сыт по горло, — Фицдуэйн задал вопрос, который вертелся у него в голове с того момента, как фон Бек показался в стене:
— А это нормально для Швейцарии разрушать несущие конструкции в интересах артистического самовыражения? Медведь расхохотался.
— Живое искусство, — сказал он. — Это легко объясняется. Они собирались сломать несколько стен, чтобы сделать новый зал, и решили ради забавы привлечь к этому делу самих художников.
— А-а-а… — протянул Фицдуэйн.
— Ты же знаешь, у любого странного события почти всегда есть очень простое объяснение. Я прав?
— Нет, — ответил Фицдуэйн.
Для шефа криминальной полиции место, где размещался Проект К, стало чем-то вроде земли обетованной. Только здесь он мог предаваться размышлениям; только здесь он был относительно свободен от давления политиков, требующих от него немедленного успеха; только здесь он мог спастись от натиска международных антитеррористических групп, которые мечтали живьем содрать кожу с Палача; только здесь дело хоть немного двигалось в сравнении с действиями международных сил, которые, казалось, гонялись за своей собственной тенью. И наконец, здесь он мог отдохнуть от своей жены и двух любовниц, они все упрекали его за то, что он не уделяет им достаточно внимания. Нет, сидеть в кресле шефа криминальной полиции — это хуже, чем сидеть на горячей сковороде.
Он был в центральной комнате, когда Хенсен закончил рассмотрение вариантов, предложенных Медведем. Шеф с изумлением уставился на экран компьютера. Неужели конец? Неужели они в конце концов решили загадку? Неужели этот альбатрос отправится наконец в свою болотистую Ирландию? А они забудут о Палаче и будут спокойно жить с двумя среднестатистическими трупами в год? Да, за это надо выпить шампанского.
Шеф никак не мог поверить в удачу:
— Вы уверены? Вы абсолютно уверены?
— В этой жизни ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным, шеф, — возразил Медведь, — за исключением смерти, швейцарского франка и того, что богатые становятся еще богаче.
— Убедите меня, убедите меня, — просил шеф, обращаясь ко всем сотрудникам Проекта К разом.
Кадар никак не ожидал, что полиция обнаружит Лоджа, и он не понимал, как такое могло случиться. Он был таким осторожным, не предпринимал ничего, что могло бы привлечь к нему внимание. Как же это могло случиться?
Потеря Лоджа была хуже, чем потеря близкого друга. Хотя, это вполне естественно. Ведь он был Лоджем, разве не так? Именно через Лоджа он был связан со своим прошлым, и теперь эта связь оборвалась. Он чувствовал себя — как бы это точнее выразить — осиротевшим.
А может, он чересчур мрачно смотрит на вещи? Его дублер в иммиграционных процедурах — незначительный актеришка, спящий теперь вечным сном под полуметровым слоем бетона в квартале Мюри, смог бы помочь ему. Фотография этого человека и описание его внешности запечатлены в полицейских документах. А он, Кадар, может появиться под именем Лоджа и потребовать восстановления справедливости на том основании, что имя его было использовано в корыстных целях. Он смог бы это сделать, находясь в другой стране, иначе может случиться путаница. Да, это можно сделать. Должно получиться.
Нет, чересчур рискованно. Но он все-таки над этим подумает.
Осталось всего два дня до его отъезда из Берна и начала “активной” фазы операции. Было бы разумнее уехать немедленно, но он придерживался графика и принял все необходимые меры предосторожности. Может, ему даже удастся кое-что выиграть на этом.
Он глянул на показания термометра, вставленного в тело Пауля Страуба. Труп размораживался, но чересчур медленно. Было бы удобнее разморозить герра Страуба с помощью горячей воды, но он не был уверен в конечном результате. Это могло привлечь внимание судебного эксперта. Тело, сгоревшее в огне, не может быть пропитано водой. И оно не может быть куском льда, оно должно сгореть полностью. Но если наружные ткани будут теплыми, а внутренности по-прежнему холодными, голова может перекорежиться.
Он повернул ручку регулятора температуры, прибавил тепла и подумал, что правильно поступил, решив использовать для этой цели сауну. Он может сам расслабиться и пропотеть как следует, держа объект в поле зрения. Если взять за точку отсчета эксперимент с замороженной свиньей, то труп Страуба разморозится через шесть или восемь часов. Как раз вовремя, затем он его поместит в большой холодильник, и там труп будет лежать охлажденным, пока не потребуется. А если не потребуется, его можно будет опять заморозить и припрятать на черный день.
— Парадоксально, — признался Медведь, — но на верный путь меня вывели не компьютерная мощь Носа, не наши обычные полицейские методы, а интуиция Фицдуэйна. — Он посмотрел на ирландца. — Тебе нужно было верить в себя, Хьюго.
— Хьюго подозревал, что нашим объектом является художник Саймон Бейлак. Были кое-какие второстепенные улики, но ничего конкретного. Затем компьютер идентифицировал Лоджа, наш рейд это подтвердил, и мы сконцентрировали усилия в этом направлении. А я лежал в больнице, времени у меня было достаточно, я не знал всех подробностей, — он грозно оглядел присутствующих. — Вы утаивали от меня информацию.
— Ради твоего же блага, Хейни, — сказал Чарли фон Бек, — и по рекомендации доктора.
— Что он знает, этот доктор? — рявкнул Медведь. — В любом случае, озадаченный кандидатурой Хьюго, я начал размышлять о характере Палача и манере его поведения и все это вывело меня на любопытную гипотезу, а может, Лодж и Бейлак — это один и тот же человек?
— Доказательства? — спросил шеф. — Хотя ни к чему быть буквоедом. Теперь я бы удовлетворился часом, проведенным с ним наедине в тюремной камере.
— Немного терпения. Резиновые дубинки — это не по-швейцарски. Нас считают выдержанной нацией. Следите за ходом моей мысли, и все встанет на место. Во-первых, давайте вспомним, что Палач всегда продумывает себе путь к отступлению. Если властям удалось обнаружить его базу, то можно гарантировать две вещи: первое, что укрытие его нашпиговано всяческими ловушками, и второе, что тщательно продуман план отступления. Невозможно представить, чтобы полиция ломилась в переднюю дверь, а Палач в это время выпрыгивал из окна на четвертом этаже. Нет, этот парень продумывает все до мелочей. Это его стиль. Он не забывает ни о чем.
— Да, это так, — пробурчал шеф.
— Теперь, если сопоставить такую манеру поведения с привычкой действовать посредством нескольких явно автономных банд, можно прийти к выводу, что мы имеем дело с человеком, носящим несколько тщательно изготовленных масок. Палач добивается совершенства. Он носит маски, которые невозможно сдернуть во время расследования. Наоборот, ему удалось убедить всех, что перед ними реальные люди. Сняв одну маску, он надевает следующую и так далее. Кроме того, мы знаем, что он любит риск, что, строго говоря, не всегда необходимо, и поэтому я считаю, что он не так далеко заберется, дабы снять прежнюю маску и надеть новую. Его новая маска ходит среди нас и, скорее всего, это весьма благопристойный член общества, которого невозможно заподозрить в дурных поступках.
— Затем я снова обратился к компьютеру и пересмотру списка подозреваемых. Ведь, убедившись, что Лодж наш объект, мы сконцентрировали внимание на фон Граффенлаубе и Лодже и пренебрегли остальными. А ведь в списке подозреваемых было несколько сотен имен.
— Он подходит по возрасту. Был интимным другом Эрики. У него чарующая, но одновременно доминирующая индивидуальность. Судя по всему, он отлично знает анатомию. Род его занятий позволяет ему много путешествовать, не вызывая подозрений. Он может исчезать на некоторое время и так далее. Он параноик в вопросах безопасности. Его студия находится недалеко от того места, где было найдено тело Клауса Миндера. Есть еще кое-какие мысли, но ничего окончательного и в любом случае на данной стадии все это гипотезы. Теперь мы обнаружили подозреваемого и оказалось, что это не Бейлак.
— Гм, — отозвался Медведь. Теперь он уже не выглядел таким усталым.
— Кроме того, я не могу представить, чтобы он имел отношение к девушке на шахматной доске.
— Мы имеем дело с любителем позабавиться, — сказал Медведь. — К Палачу нельзя применять обычные мерки. У него своя собственная логика. Ему нравится водить за нос власти. Вообще, это не такой редкий случай. Я как-то поймал автомобильного вора, который орудовал несколько лет, пока не украл полицейскую машину и не то что без опознавательных знаков, а самую настоящую патрульную машину, с радио, мигалкой и прочими выкрутасами. Когда я спросил, почему он сделал такую глупость, он ответил, что не смог пересилить себя.
Фицдуэйн рассмеялся:
— Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо, учитывая, что я сегодня первый день на воле, но иногда начинает кружиться голова. Я как следует отдохну, когда все это закончится.
— Я думаю, тебе не стоит идти на совещание.
— Тебе не удастся отстранить меня, даже не пытайся, — возразил Медведь. — Не забывай, что у меня с Палачом личные счеты. Он мне нужен мертвым.
— А как насчет прав человека и законного судебного процесса? — усмехнулся Фицдуэйн. Медведь покачал головой:
— Это особый случай, и законы здесь ни при чем. Нужно действовать, как при эпидемии чумы, — надо устранить источник инфекции.
Они пошли по берегу Ааре в направлении Далмацибрюкке. Если пересечь ее и пройти по Швелленматштрассе, то можно добраться до Проекта К за десять минут, но Фицдуэйн еще раз внимательно посмотрел на Медведя и вызвал по рации машину. Медведь не стал возражать. Он молчал, задумавшись.
Шеф оглядел собравшихся сотрудников Проекта К, затем его взгляд остановился на Медведе.
— Хейни, тебе незачем быть здесь и ты отлично это знаешь. Если ты упадешь в обморок, я не собираюсь тащил” носилки. Ты слишком тяжелый.
Медведь кивнул:
— Конечно, шеф, вы ведь тоже уже не юноша.
— Ему нужно беречь силы для других занятий, — вставил Чарли фон Бек.
— Заткнитесь все вы, — сказал шеф, — и слушайте меня внимательно. Недавно мы добились первого прорыва. Мы заплатили высокую цену, но обнаружили базу Палача в Берне. Теперь мы знаем, что он собой представляет, но нашей информации недостаточно. Прошло две недели после находок в Мюри, а мы по-прежнему топчемся на месте. Мы не продвинулись вперед и в установлении личности Палача, и сам он исчез, несмотря на то, что у нас есть его фотографии и снимки зубов. Кроме того, смерть дантиста имела место уже после атаки в Мюри, поэтому, судя по всему. Палач по-прежнему находится в Берне. Мы знаем, как он выглядит, но тем не менее он разгуливает совершенно безнаказанно, и этот психопат не только рассматривает вывески… Он продолжает убивать.
— Я собрал вас здесь для того, чтобы предложить изменить подход в проведении расследования. После Мюри мы сконцентрировались на поисках Лоджа и исключили все остальные варианты. И мы не добились успеха. Сейчас, считаю я, мы нуждаемся в более творческом подходе, и компьютер нам в этом поможет, — он кивнул Хенсену.
Тот поднялся и направился к трибуне. Хенсен выглядел так, как будто нуждался в поддержке. Он прокашлялся и заговорил хриплым голосом:
— Шеф полагает, что компьютер знает ответ, но мы задаем неправильные вопросы. Он, скорее всего, прав, поэтому позвольте мне объяснить, что мы делаем и что можем сделать.
— Нам удалось идентифицировать Лоджа благодаря соединению человеческого разума и способностей компьютера. Мы заложили большое количество данных и разработали теоретический профиль Палача и затем, используя метод форвард чейнинг [31], мы отфильтровали данные. Нам повезло. Один из двух основных подозреваемых оказался тем, кого мы искали.
— Можно прервать здесь? — раздался голос Медведя. — Я считал, что мы договорились о том, что подозреваемый будет не швейцарцем. Если это так, почему же машина выдала Беата фон Граффенлауба. И возраст у него был неподходящий.
Хенсен помялся.
— Хейни, я должен извиниться перед тобой. Я решил перепроверить тебя. Программа основывается на параметрах, которые должны быть достаточно убедительными. Твоей гипотезе о том, что подозреваемый не является швейцарцем, я установил параметры с низкой степенью надежности, поскольку она не была подкреплена весомыми уликами и другие данные ее перевешивали. То же самое относилось и к фактору возраста. Ведь у нас не было фактов, только догадки.
— Справедливо, — сказал Медведь, — но мог бы и вовремя сказать мне об этом.
— Система абсолютно доступна для пользователей, — ответил Хенсен. — В любое время можно ознакомиться с параметрами. Я тебе после покажу, как это делается.
— Может, мы вернемся к основной, теме нашей беседы? — спросил шеф.
— Конечно, — ответил Хенсен. — На чем я остановился?
— Форвард чейнинг, — напомнил Керсдорф.
— А-а-а, — сказал Хенсен. — Итак, форвард чейнинг — это метод заключений согласно правилам как формальным, так и эвристическим, на основе фактов. Например, если клиент банка достает ружье и начинает требовать деньги и все это не похоже на полицейскую проверку, то следует сделать вывод, что он собирается ограбить банк.
— И кто сказал, что компьютеры не умеют думать? — спросил Чарли фон Бек, закатив глаза. На нем опять был бархатный костюм и галстук.
Хенсен проигнорировал его реплику.
— Дело в том, что форвард чейнинг — единственно применимый метод. Можно также использовать бэквард чейнинг [32]. Тогда представим себе, что мы на самом деле имеем дело с грабителем и выясним, на основании каких фактов сделано это заключение. Это — идеальный способ проверки подозреваемого и сочетается с характеристиками человеческого разума, например интуицией.
Медведь взглянул на Фицдуэйна и улыбнулся.
— Проще говоря, — сказал шеф, — мы имеем дело с более гибким орудием, чем мы предполагали. И мы используем далеко не весь его потенциал. Например, он может работать с абстрактными понятиями. Вместо того чтобы спросить: “Кто из тех, на кого у нас есть досье, обладает познаниями в области пластики?”, мы можем спросить: “Чем должен заниматься человек, обладающий познаниями в области пластики, и где мы можем его найти?” Тогда машина на основе базы данных и накопленной информации разработает соответствующий профиль.
Он поднялся:
— Итак, задача ясна. Освободитесь от шор. Погрузитесь в состояние творческой анархии. Взгляните на проблему свежими глазами. Найдите этого проклятого Палача. — Он грозно оглядел всех присутствующих и вышел из комнаты.
— Анархия! — воскликнул Медведь. — Творческая анархия! Может, он не швейцарец. Если бы у нас царила анархия, Вильгельм Телль не смог бы научиться метко стрелять, и кукушки не выскакивали бы из наших часов в положенное время.
Вдохновленный Катей, которая была убеждена, что для улучшения самочувствия нужно есть определенные продукты, следующие три дня Медведь ел преимущественно рыбу — роскошь в Швейцарии, — и, мягко говоря, держался несколько обособленно.
Он был не столько неприступным, сколько уклончивым. Он не говорил, зачем идет в то или иное место и что там делает. Он звонил по телефону и ему звонили, но Медведь ни с кем не делился содержанием своих разговоров. Курьеры приносили ему различные пакеты, но вскрывал он их только тогда, когда оставался один. Он был разговорчив, но избегал любых упоминаний о Палаче. И был очень доволен собой.
Утром четвертого дня Фицдуэйн, который предыдущий вечер посвятил знакомству со швейцарскими спиртными напитками и немного переусердствовал, поднялся в крайне неудобный час, который в Швейцарии считается временем для завтрака, зевнул и решил, что сошел с ума. Посреди комнаты стоял на голове Медведь. Глаза его были закрыты.
— Доброе утро, — произнес Медведь, не двигаясь.
— Угу, — ответил Фицдуэйн и отправился в ванную комнату.
Он простоял под холодным душем минут пять, прежде чем ему в голову пришла мысль, что неплохо было бы снять с себя пижаму перед тем, как залезать в кабину. Когда он вернулся в комнату, видение исчезло.
За завтраком Медведь рассуждал о преимуществах рыбы, особенно в вопросе стимуляции умственной деятельности:
— Знаешь ли ты, — спросил он, — что мозг в основном состоит из жира, и основной его компонент, жировая кислота, образуется именно благодаря рыбе.
— Угу, — ответил Фицдуэйн, намазывая свой тост маслом и джемом.
Медведь без энтузиазма жевал свою сырую морковку и с неудовольствием поглядывал на то, что ел Фицдуэйн.
— Не стоит начинать день таким образом, — сказал он. — Я попрошу Катю разработать для тебя диету.
— Угу, — ответил Фицдуэйн и подлил немного водки в стакан с апельсиновым соком. Он залпом выпил полстакана.
Позже, после посещения офиса Der Bund, где они забрали увесистый пакет с газетными вырезками, заметками и фотографиями, Медведь привел Фицдуэйна в Музей искусств города Берна. Фицдуэйн следовал по пятам за сверхозабоченным Медведем, который бодро вышагивал по порталам, холлам, залам, коридорам музея. В тот момент они шли по полутемному коридору. Фицдуэйн думал, в чем причина такой плохой освещенности. Может, для того, чтобы заставить посетителей брать напрокат фонари. Ему вспомнилась выставка произведений Куно Гоншиора, состоящая из серий черных многоугольников. Тогда, на выставке, он первый раз увидел Эрику. Казалось, что с того момента прошла целая вечность. Медведь замедлил шаг и почесал голову.
— Я, наверное, заблудился.
Фицдуэйн использовал наступившую паузу для того, чтобы отдышаться. Он прислонился к стене, пока Медведь при помощи спички изучал пометки в своей записной книжке. “Если Медведь и дальше будет являть чудеса активности и энергичности, — подумал он, — то, пожалуй, стоит подсыпать успокоительного в его стакан с утренней порцией апельсинового сока, иначе нас обоих скоро хватит удар”.
Внезапно раздался долгий, яростный грохот, напоминающий автоматную очередь, и Фицдуэйн бросился на пол. Часть стены, у которой он только что стоял, зашаталась и упала в коридор, и через дыру хлынул яркий белый свет. Фицдуэйн решил, что сейчас появится архангел Гавриил. Вместо него в дыру влезла покрытая пылью фигура, одетая в комбинезон на молниях. У нее не было крыльев, и в руках она держала мощную ручную дрель. Склонив набок голову, фигура критическим взглядом осмотрела дыру и одобрительно кивнула головой, не обращая ни малейшего внимания на направленное на ее торс оружие Фицдуэйна.
— Ха! — радостно воскликнул Медведь. — Я все-таки не заблудился.
Он посмотрел на лежащего на полу Фицдуэйна:
— Не стреляй в него. Это Паулюс фон Бек, кузен Чарли фон Бека. Он весьма разносторонняя натура — музейный эксперт, одаренный скульптор и не знаю что еще. И мы пришли именно к нему.
Фицдуэйн поставил ружье на предохранитель. Он поднялся на ноги, стряхнул пыль с одежды и пожал руку фон Беку.
— Снос или скульптура? — спросил он. — Или вы делали дырку в стене, чтобы вбить крючок?
Паулюс оставил их пить кофе в своем офисе, а сам отправился привести себя в порядок, прежде чем ознакомиться с содержимым досье, принесенным ему Медведем. Вернулся он преображенный. Вместо комбинезона на нем был угольно-серый костюм итальянского покроя. Стрелки на брюках были настолько безупречными, что не приходилось сомневаться — эксперт держит в своем клозете паровой утюг. Его галстук был ручной работы.
Паулюс был старше, чем его кузен. Лицо его, с деликатными чертами, обрамляла волна мягких волос. Глаза его были необычного фиалкового цвета. Он выглядел обеспокоенным. Фицдуэйн почувствовал, что Медведь залез глубже, чем он думал. Паулюс вел себя не как беспристрастный эксперт. Поведение его выдавало заинтересованность.
— Сержант Рауфман, перед тем как я отвечу на поставленные вами вопросы, я был бы признателен, если бы вы ответили на ряд моих вопросов. Могу вас заверить, что они имеют отношение к делу.
По тону Медведя было ясно, что его нисколько не удивляет настроение фон Бека.
— Как хотите. Мы, полицейские, привыкли задавать вопросы, а не отвечать на них, но я сделаю, что смогу. — Он сделал легкое ударение на слове “полицейские”. Это прозвучало как предупреждение фон Беку, чтобы он хорошенько обдумал то, что собирался сказать.
— Благодарю вас, — произнес фон Бек, поняв, что его предупредили. Он не торопился начинать разговор. Он подвигал по столу маленькой бронзовой статуэткой. Сложил лежавшие перед ним на столе бумаги в аккуратную стопочку. Откашлялся. Фицдуэйн подумал, что он успеет прогуляться по кварталу, прежде чем фон Бок соберется с мыслями.
— Мой первый вопрос: проводимое вами расследование имеет отношение к недавней волне убийств в городе? Медведь кивнул:
— Да, имеет.
Фон Бек медленно продолжал:
— Мой второй вопрос: вы попросили дать оценку работам определенного художника. Вы подозреваете, что этот художник имеет отношение к убийствам?
Медведь помолчал.
— Да, — наконец произнес он.
— Вы не думаете, что он может иметь к убийствам весьма отдаленное отношение, скажем, как жертва?
— Все возможно, — ответил Медведь.
— Но вы такие думаете? Медведь глубоко вздохнул:
— Нет. Я считаю, что он имеет к ним самое непосредственное отношение. Это безжалостный, одержимый убийца с извращенным чувством юмора, и его нужно уничтожить как можно скорее. Я думаю, Паулюс, что хватит вам заниматься словесными упражнениями и пора рассказать нам все, что вы знаете или о чем подозреваете. Мы занимаемся расследованием убийства, а не ведем салонные беседы.
Кровь отлила от лица фон Бека, показалось, что его вот-вот стошнит.
— Мой третий вопрос, — продолжил он, — и я скажу вам все, что вы желаете узнать. Если я все расскажу, могу я рассчитывать на конфиденциальность? Никакой информации для прессы, никакого появления на открытом судебном процессе, могу я остаться в стороне, за исключением того, что дам свои показания?
— Это дело имеет первостепенное значение, — ответил Медведь. — Убийца, на счету которого десятки жизней, разгуливает на свободе. Если мне придется водить вас с петлей на шее по улицам Берна, чтобы его опознали, я сделаю это. С другой стороны, вы кузен нашего испытанного коллеги, и я вам помогу, если это будет возможно. Ведь мы гоняемся за акулой, а не за мелкой рыбешкой.
Фицдуэйн решил вмешаться:
— Честно говоря, герр фон Бек, я думаю, что вы уже решили рассказать нам все, что знаете, и мы вас за это уважаем. Вы — смелый человек. Но надо иметь в виду не только свою обязанность исполнить долг перед обществом. Речь идет об элементарном выживании. У нашего кровожадного приятеля есть очень неприятная привычка заметать следы. Он не оставляет свидетелей. И было бы очень хорошо, если бы мы успели остановить его до того, как он убьет вас.
Было заметно, что фон Бек до смерти перепугался.
— Я знаю, — сказал он, — я знаю. Можете мне больше ничего не говорить.
Медведь и Фицдуэйн ждали, пока фон Бек собирался с духом.
— Прежде чем я дам свою профессиональную оценку, — сказал он, — я хотел бы разъяснить характер моих взаимоотношений с Саймоном Бей лаком. Я — гомосексуалист. Берн — небольшой город, и люди со схожими интересами и наклонностями практически неизбежно знакомятся друг с другом. А артистический круг еще более тесен. И я хорошо знаю Бейлака, его все так зовут. Уже почти пять лет как мы с ним любовники.
— Ваши гомосексуальные наклонности, ваша связь с Бейлаком не интересуют полицию, — ответил Медведь. — Ваша сексуальная жизнь — это ваше личное дело.
— Боюсь, что это не совсем так, — возразил Паулюс. — Видите ли, Бейлак очень сильная натура, и у него весьма своеобразные наклонности. Он очень притягателен в сексуальном плане, и он любит разнообразие. Попав в его общество, человек полностью оказывается под его влиянием, он старается угодить Бейлаку и делает то, чего никогда не смог бы себе даже представить. Он великолепный художник, и к его прихотям нужно относиться с пониманием, так, во всяком случае, я себя привык убеждать. И если говорить откровенно, то никогда ранее я не испытывал столь глубокого наслаждения, я как бы отведал запретный плод.
Бейлак любит женщин не меньше, чем мужчин. Он любит групповой секс во всех его вариациях. Он любит детей, зрелых в сексуальном плане, но тем не менее несовершеннолетних. Он любит руководить, подавлять. И все это действует невероятно возбуждающе. Он использует стимулянты — алкоголь, различные наркотики — и все это в сочетании с его невероятным шармом и энергией.
— Близнецы фон Граффенлаубы, Руди и Врени? — спросил Фицдуэйн.
— И Эрика? — добавил Медведь.
— Да, да, — сказал Паулюс.
— Гм, — произнес Медведь. — Вам лучше рассказать нам все. Чарли знает об этом?
Паулюс отрицательно покачал головой:
— Он, конечно, знает, что я голубой, но ничего больше. Он хороший друг и добрый человек. Я собирался с ним поговорить, но не смог. Боюсь, что теперь ему придется все узнать, — заметил Медведь. — Вам это понятно, не так ли?
Паулюс кивнул.
Был полдень, когда они выбрались из музея. Пока Медведь решал, где бы ему насытить свой урчащий живот, — он решил, что рыбой сыт по горло, — Фицдуэйн задал вопрос, который вертелся у него в голове с того момента, как фон Бек показался в стене:
— А это нормально для Швейцарии разрушать несущие конструкции в интересах артистического самовыражения? Медведь расхохотался.
— Живое искусство, — сказал он. — Это легко объясняется. Они собирались сломать несколько стен, чтобы сделать новый зал, и решили ради забавы привлечь к этому делу самих художников.
— А-а-а… — протянул Фицдуэйн.
— Ты же знаешь, у любого странного события почти всегда есть очень простое объяснение. Я прав?
— Нет, — ответил Фицдуэйн.
Для шефа криминальной полиции место, где размещался Проект К, стало чем-то вроде земли обетованной. Только здесь он мог предаваться размышлениям; только здесь он был относительно свободен от давления политиков, требующих от него немедленного успеха; только здесь он мог спастись от натиска международных антитеррористических групп, которые мечтали живьем содрать кожу с Палача; только здесь дело хоть немного двигалось в сравнении с действиями международных сил, которые, казалось, гонялись за своей собственной тенью. И наконец, здесь он мог отдохнуть от своей жены и двух любовниц, они все упрекали его за то, что он не уделяет им достаточно внимания. Нет, сидеть в кресле шефа криминальной полиции — это хуже, чем сидеть на горячей сковороде.
Он был в центральной комнате, когда Хенсен закончил рассмотрение вариантов, предложенных Медведем. Шеф с изумлением уставился на экран компьютера. Неужели конец? Неужели они в конце концов решили загадку? Неужели этот альбатрос отправится наконец в свою болотистую Ирландию? А они забудут о Палаче и будут спокойно жить с двумя среднестатистическими трупами в год? Да, за это надо выпить шампанского.
Шеф никак не мог поверить в удачу:
— Вы уверены? Вы абсолютно уверены?
— В этой жизни ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным, шеф, — возразил Медведь, — за исключением смерти, швейцарского франка и того, что богатые становятся еще богаче.
— Убедите меня, убедите меня, — просил шеф, обращаясь ко всем сотрудникам Проекта К разом.
Кадар никак не ожидал, что полиция обнаружит Лоджа, и он не понимал, как такое могло случиться. Он был таким осторожным, не предпринимал ничего, что могло бы привлечь к нему внимание. Как же это могло случиться?
Потеря Лоджа была хуже, чем потеря близкого друга. Хотя, это вполне естественно. Ведь он был Лоджем, разве не так? Именно через Лоджа он был связан со своим прошлым, и теперь эта связь оборвалась. Он чувствовал себя — как бы это точнее выразить — осиротевшим.
А может, он чересчур мрачно смотрит на вещи? Его дублер в иммиграционных процедурах — незначительный актеришка, спящий теперь вечным сном под полуметровым слоем бетона в квартале Мюри, смог бы помочь ему. Фотография этого человека и описание его внешности запечатлены в полицейских документах. А он, Кадар, может появиться под именем Лоджа и потребовать восстановления справедливости на том основании, что имя его было использовано в корыстных целях. Он смог бы это сделать, находясь в другой стране, иначе может случиться путаница. Да, это можно сделать. Должно получиться.
Нет, чересчур рискованно. Но он все-таки над этим подумает.
Осталось всего два дня до его отъезда из Берна и начала “активной” фазы операции. Было бы разумнее уехать немедленно, но он придерживался графика и принял все необходимые меры предосторожности. Может, ему даже удастся кое-что выиграть на этом.
Он глянул на показания термометра, вставленного в тело Пауля Страуба. Труп размораживался, но чересчур медленно. Было бы удобнее разморозить герра Страуба с помощью горячей воды, но он не был уверен в конечном результате. Это могло привлечь внимание судебного эксперта. Тело, сгоревшее в огне, не может быть пропитано водой. И оно не может быть куском льда, оно должно сгореть полностью. Но если наружные ткани будут теплыми, а внутренности по-прежнему холодными, голова может перекорежиться.
Он повернул ручку регулятора температуры, прибавил тепла и подумал, что правильно поступил, решив использовать для этой цели сауну. Он может сам расслабиться и пропотеть как следует, держа объект в поле зрения. Если взять за точку отсчета эксперимент с замороженной свиньей, то труп Страуба разморозится через шесть или восемь часов. Как раз вовремя, затем он его поместит в большой холодильник, и там труп будет лежать охлажденным, пока не потребуется. А если не потребуется, его можно будет опять заморозить и припрятать на черный день.
— Парадоксально, — признался Медведь, — но на верный путь меня вывели не компьютерная мощь Носа, не наши обычные полицейские методы, а интуиция Фицдуэйна. — Он посмотрел на ирландца. — Тебе нужно было верить в себя, Хьюго.
— Хьюго подозревал, что нашим объектом является художник Саймон Бейлак. Были кое-какие второстепенные улики, но ничего конкретного. Затем компьютер идентифицировал Лоджа, наш рейд это подтвердил, и мы сконцентрировали усилия в этом направлении. А я лежал в больнице, времени у меня было достаточно, я не знал всех подробностей, — он грозно оглядел присутствующих. — Вы утаивали от меня информацию.
— Ради твоего же блага, Хейни, — сказал Чарли фон Бек, — и по рекомендации доктора.
— Что он знает, этот доктор? — рявкнул Медведь. — В любом случае, озадаченный кандидатурой Хьюго, я начал размышлять о характере Палача и манере его поведения и все это вывело меня на любопытную гипотезу, а может, Лодж и Бейлак — это один и тот же человек?
— Доказательства? — спросил шеф. — Хотя ни к чему быть буквоедом. Теперь я бы удовлетворился часом, проведенным с ним наедине в тюремной камере.
— Немного терпения. Резиновые дубинки — это не по-швейцарски. Нас считают выдержанной нацией. Следите за ходом моей мысли, и все встанет на место. Во-первых, давайте вспомним, что Палач всегда продумывает себе путь к отступлению. Если властям удалось обнаружить его базу, то можно гарантировать две вещи: первое, что укрытие его нашпиговано всяческими ловушками, и второе, что тщательно продуман план отступления. Невозможно представить, чтобы полиция ломилась в переднюю дверь, а Палач в это время выпрыгивал из окна на четвертом этаже. Нет, этот парень продумывает все до мелочей. Это его стиль. Он не забывает ни о чем.
— Да, это так, — пробурчал шеф.
— Теперь, если сопоставить такую манеру поведения с привычкой действовать посредством нескольких явно автономных банд, можно прийти к выводу, что мы имеем дело с человеком, носящим несколько тщательно изготовленных масок. Палач добивается совершенства. Он носит маски, которые невозможно сдернуть во время расследования. Наоборот, ему удалось убедить всех, что перед ними реальные люди. Сняв одну маску, он надевает следующую и так далее. Кроме того, мы знаем, что он любит риск, что, строго говоря, не всегда необходимо, и поэтому я считаю, что он не так далеко заберется, дабы снять прежнюю маску и надеть новую. Его новая маска ходит среди нас и, скорее всего, это весьма благопристойный член общества, которого невозможно заподозрить в дурных поступках.
— Затем я снова обратился к компьютеру и пересмотру списка подозреваемых. Ведь, убедившись, что Лодж наш объект, мы сконцентрировали внимание на фон Граффенлаубе и Лодже и пренебрегли остальными. А ведь в списке подозреваемых было несколько сотен имен.