Страница:
Вытащив нож, Грин заговорил:
– Кто бы ты ни был, вылезай, пока я не вытащил тебя оттуда силой, – сказал он, глядя на кусты, произрастающие на песчаном пятачке, откуда им с трудом удавалось вытягивать питательные соки.
Стоны усилились, превратившись в надсадный и жалобный плач, в котором уже можно было разобрать отдельные слова.
– Это толстобрюхие! – воскликнула Яттмур. – Или один из них! Наверно, это один из раненных, так что не кричи на него и не пугай.
Глаза Яттмур уже привыкли к тени и, забравшись в кусты с жесткими листьями, она опустилась там на колени посреди травы-осоки.
Под кустами, прижавшись друг к другу, лежали четверо рыболовов, один из которых не переставал стонать. При виде неожиданно появившейся Яттмур ближайший к ней рыболов в испуге отпрянул, перекатившись на другой бок.
– Не бойся, я ничего тебе не сделаю, – проговорила Яттмур. – Вы ушли из лодки, мы потеряли вас и вот теперь ищем.
– Слишком поздно, потому что наши сердца разбиты от того, что вы не приходили прежде, – запричитал рыболов, и слезы покатились по его щекам. Одно из его плеч было покрыто подтеками засыхающей крови, вытекшей из длинных порезов причиненных материнским живот-деревом, но осмотрев рану, Яттмур убедилась, что порезы неглубокие.
– Хорошо, что мы нашли вас, – сказала она. – Теперь с вами ничего не случится. Вы можете подняться и вернуться в лодку.
От этих слов толстобрюхий рыболов разразился новыми жалобами; его товарищи присоединились к нему дружным хором, все вместе причитая в своем многословном малопонятном стиле.
– О, великие пастухи, вид ваш только приносит нам новые беды. Но мы так рады видеть вас вновь, хоть и знаем, что вы пришли с тем, чтобы убить нас, бедных беспомощных и милых толстобрюхих.
– Да, убить нас, и нам радостно то, что мы можем любить вас, хоть вы не любите нас, ибо мы лишь жалкая ничтожная грязь у ваших ног, а вы, жестокие убийцы, которые всегда жестоки к жалким и ничтожным.
– И вы убьете нас, хоть мы и так умираем! О, как мы любим вас храбрых, вы умнейшие бесхвостые герои!
– Прекратите свою глупую болтовню, – приказал Грин. – Мы не убийцы и никогда не хотели причинять вам боль, тем более убивать.
– Как умен ты, господин наш, когда притворяешься, что, отрезав наши излюбленные хвосты, ты не причинял нам боль! О, в лодке, когда водяной мир обратился вдруг сушей, мы думали, что ты и твоя нижняя госпожа умерли и вы больше не станете играть друг на дружке в игры, и в греющем наши души горе мы поднялись и ушли прочь своими ногами, потому что храп твой был слишком громким. И вот теперь ты снова поймал нас и теперь, когда ты не храпишь, мы знаем, что ты убьешь нас!
С размаху Грин влепил ближайшему рыболову пощечину, от чего тот моментально взвыл и повалился на песок, где принялся корчиться словно в предсмертной агонии.
– Замолчите, вы, пустоголовые болтуны! Если вы будете слушаться нас, мы не причиним вам боль. А теперь поднимитесь на ноги и скажите нам, где скрываются остальные ваши соплеменники?
Слова его приказа вызвали лишь только новые приступ стенаний и жалоб.
– О, пастух, ты же видишь, как мы страдаем теперь и умираем от смерти, которая приходит ко всем зеленым и кровяным тварям, и ты говоришь нам подняться, потому что, стоя на ногах, мы тут же умрем в муках от смерти, для того, чтобы как только мы упадем на землю, ты смог бы бить нас своими храбрыми ногами, чтобы души наши вышли все без остатка и мы бы умерли и не говорили больше ничего нашими добрыми ртами. О, великий пастух, мы падаем на землю от такой глупой затеи, хоть и без того уже лежим плашмя.
Приговаривая все это, рыболовы слепо тыкались в ноги Яттмур и Грина, стараясь поцеловать их ступни, и люди тщетно отступали от них, пытаясь избежать унизительных объятий.
– Эти толстобрюхие просто невозможно глупы, ведь их раны очень легкие, – заметила Яттмур, которая во время бесконечных жалоб и стенаний тщательно осмотрела тела рыболовов. – Несколько синяков и царапин и только, и ничего более опасного.
– Сейчас я их вылечу, – ответил на это Грин.
Одному из рыболовов удалось схватить его за колено; он с силой ударил толстобрюхого в мясистое лицо, после чего, уже не сдерживая в себе ярость и отвращение, схватил одного из толстобрюхих за ноги и вытащил его, кричащего и упирающегося, из-под кустов.
– Как восхитительно силен ты, о господин, – причитало существо, пытаясь одновременно поцеловать и укусить руку Грина. – Твои мускулы и твоя жестокость слишком велики для таких несчастных жалких щепок, как мы, кровь внутри которых течет уже плохо из-за того, что с нами стряслись, увы, и одни беды и другие беды!
– Я затолкаю твои зубы тебе в глотку, если ты сейчас же не замолчишь! – грозно пообещал Грин.
С помощью Яттмур ему удалось поставить трех остальных толстобрюхих рыболовов на ноги; как Яттмур и говорила, их раны были совершенно незначительны и ничего серьезного, кроме приступа неизбывной жалости к самим себе, с ними не случилось. Заставив рыболовов наконец замолчать, она спросила, куда подевались остальные их шестнадцать товарищей.
– О, прекрасные бесхвостые, пощадите нас четверых и убейте тех, которых больше, которых целых шестнадцать. Да будет тогда ваша жертва чудесной жертвой! Мы рады будем необычайной радостью сказать вам в какую сторону ушли наши шестнадцать быстрых и горестных собратьев, дабы вы пощадили нас и оставили жить и радоваться вашим крикам и жестокому битью, которому вы подвергаете наши нежные носы на наших милых нам лицах. Шестнадцать оставили нас лежать и умирать тут с миром, потом бежали в ту сторону, где вы конечно же поймаете их и с радостью убьете.
После чего один из рыболовов указал рукой вдоль берега.
– Оставайтесь здесь и сидите тихо, – приказал Грин. – Мы вернемся сюда за вами, как только разыщем остальных ваших собратьев. Не уходите отсюда никуда, иначе что-нибудь съест вас.
– Мы будем дожидаться вас в страхе, даже если смерть придет к нам первой.
– Смотрите, делайте так, как я сказал вам.
После этого Грин и Яттмур двинулись вдоль берега дальше. Вокруг царила тишина; даже океан, казалось, притих и лишь с бормотанием вяло лизал землю; постепенно в их душах снова поселился глубокий страх и беспокойство, словно бы они чувствовали, как миллионы глаз продолжают следить за ними.
Продвигаясь вдоль берега, Грин и Яттмур оглядывались по сторонам. Коренные обитатели джунглей, они не могли представить себе нечто более враждебное, чем океан; и тем не менее здешняя суша выглядела еще более враждебной, чем вода. И дело тут было не только в том, что деревья вокруг – с кожистыми листьями, приспособленными для холодного климата – были неизвестной им разновидности; и не в том, что за деревьями поднимались крутые склоны утеса, настолько крутые, настолько серые и невзрачные, изрытые отверстиями и возносящиеся над их головами в такую невероятную высь, что подавляли собой все что было возможно вокруг и погружая своей тенью весь пейзаж во мрак.
Кроме этих странностей, которые все же можно было увидеть глазом, имелось также и нечто еще, чему они не могли дать название и что стало особенно чувствоваться после их встречи и непродолжительного, но бурного разговора с толстобрюхими рыболовами. Висящая над берегом тишина, прерываемая лишь тихим ропотом океана, только усиливала их беспокойство.
То и дело в испуге оглядываясь через плечо, Яттмур окидывала взглядом высящийся над ними конический утес. Из-за несущихся по небу облаков ей стало казаться, что утес вот-вот обрушится на них и погребет под огромной массой камней.
Опустив вниз голову, Яттмур крепко закрыла глаза.
– Этот огромный утес шатается и вот-вот упадет на нас! – тихо, едва шевеля от страха языком, сказала она, нащупывая руку Грина.
Он взглянул вверх; иллюзия того, что утес вот-вот обрушится на них, ледяной волной пронеслась и через его душу: не пройдет и мгновения, как эта величественная и огромная каменная башня с величавой медлительностью падет на их головы! Он дернул Яттмур вниз, и они поспешили спрятаться, втиснув свои мягкие тела в расселину меж жестких камней на берегу, где попытались найти спасение, крепко прижав лица к мокрому шершавому песку. Они вышли из джунглей жаркого растительного мира; здесь же, в холодной части света, на берегу бескрайнего океана их окружало столько совершенно непривычных и враждебных вещей, что страх в их душах не мог успокоиться.
Грин инстинктивно обратился за советом к сморчку, который покрывал собой его шею и часть головы.
– Сморчок, спаси нас! Мы доверились тебе, и ты привел нас в это ужасное место. Теперь мы должны спастись и выбраться отсюда, как можно скорей, пока утес не обрушился на нас.
– Если ты умрешь, то умру и я, – ответил сморчок, голос которого разнесся в голове Грина звоном пыльной арфы. После чего гриб продолжил, уже более жизнерадостным тоном: – Но сейчас вы оба можете подняться. Никакой утес на вас не упадет – это просто движутся облака.
Прошло несколько мгновений – в течение которых они ожидали неминуемой гибели, в тишине прислушиваясь к шелесту океана – прежде чем Грин решился поднять голову, чтобы убедиться в истинности услышанных слов. Убедившись, что никаких камней, грозящих раздавить собой его беззащитное тело, сверху не падает, он поднял голову еще выше. Почувствовав, что рядом с ней задвигался Грин, Яттмур застонала.
И снова Грину показалось, что утес грозит обрушиться на него. Крепко сжав в кулаки руки, он заставил себя не отводить от утеса глаз.
Переживая отчетливое ощущение того, что утес рушится на него с небес, он старательно убеждал себя в том, что на самом деле это не так. Наконец отвернувшись от изрытого язвинами склона утеса, он обнял несчастную Яттмур.
– Этот утес ничем не грозит нам, – проговорил он. – Мы можем идти дальше. Это облака движутся, а не утес падает.
Его спутница подняла осунувшееся от пережитого потрясения лицо, одна щека которого, с той стороны, где она крепко прижималась ею к песку, покраснела. На красной щеке все еще висело несколько песчинок и мелких камешков.
– Этот утес – он волшебный. Он все время хочет упасть на берег и никогда не падает, – наконец проговорила она, после нескольких попыток присмотревшись к скале. – Но мне он все равно не нравится. На его склонах глаза, которые смотрят на нас.
После того как они поднялись на ноги, Яттмур несколько раз обеспокоенно поднимала вверх лицо и разглядывала утес. На небе появилось еще больше облаков, их тени двигались к берегу со стороны моря.
Они двинулись дальше вдоль полосы прибоя, изгибающейся перед ними бесконечной лентой, при этом берег становился то песчаным, то каменистым, и в этих местах джунгли вплотную подходили к океану и проход становился очень узким. В таких местах идти было трудно, и они старались производить как можно меньше шума, ступая почти беззвучно.
– Мне кажется, что скоро мы доберемся до того места, откуда мы начали свой путь, – проговорил Грин, оглянувшись назад и увидев, что лодка наконец исчезла за выступом центрального островного утеса.
– Совершенно верно, – прозвенел сморчок. – Мы ведь находимся на очень небольшом острове, Грин.
– Мы не можем остаться тут жить, сморчок!
– Я тоже так думаю.
– Но как нам выбраться отсюда?
– Точно так же, как мы прибыли сюда – на лодке. Из самых широких листьев, что растут здесь на деревьях, мы сможем сделать паруса.
– Мне и Яттмур ненавистен водный мир, мы больше не ступим в лодку.
– Но вам придется войти в лодку и снова отправиться в плавание, потому что это лучше смерти, что ожидает нас здесь. Чем мы будем жить здесь, Грин? Остров состоит из центральной круглой скалы, которую окружает полоска песчаного берега, и больше здесь ничего нет.
Ничего не сказав Яттмур о своем разговоре со сморчком, Грин погрузился в тревожные мысли. В конце концов он решил, что самым мудрым будет отложить принятие решения до тех пор, пока они не разыщут остальных толстопузых рыболовов.
Неожиданно он заметил, что Яттмур все чаще и чаще оглядывается через плечо на высящуюся сбоку высокую каменную гору. Наконец, не утерпев, еле сдерживаясь, он проговорил:
– Что такое с тобой случилось? На что ты там все время смотришь? Гляди себе под ноги куда идешь или ты сломаешь себе шею.
Яттмур взяла Грина за руку.
– Тихо! А то они услышат нас, – прошептала девушка. – Эта страшная гора с бессчетным количеством глаз слушает нас и все время следит за нами.
Он начал поворачиваться к горе, но Яттмур схватила его за подбородок и отвернула лицо, потом потянула за руку, чтобы укрыться за большим валуном.
– Нельзя показывать им, что мы знаем, – прошептала она. – Отсюда ты можешь посмотреть, но только осторожно.
Чувствуя, что его рот пересох, Грин так и сделал и осторожно рассмотрел из укрытия серую поверхность скалы. Солнце скрылось за облаками, отчего погрузившаяся в тень скала приняла еще более пугающие, чем прежде, очертания. В очередной раз он отметил огромное количество мелких пещер, имеющихся на склонах горы; теперь же он понял, насколько равномерно были расположены эти мелкие отверстия на склонах горы, до чего напоминают они глазницы и до чего зловеще их выражение, глядящих на них сверху вниз со склона горы.
– Вот видишь! – горячо зашептала Яттмур. – Что за кошмары гнездятся в глазницах этой горы? Здесь обитают призраки, я точно говорю, Грин! Ты заметил, с тех пор как вышли на берег, мы почти не видели здесь жизни. На деревьях ничего не движется, на пляже нет ничего живого, по скалам хоть бы что-нибудь ползало. Только эта семяптица, помнишь? И ту что-то проглотило. Из живого здесь только мы с тобой , но как долго это продлиться?
Как раз в то время, как Яттмур говорила, на склонах центральной горы что-то пошевелилось. Пустые прозрачные глаза – теперь в том, что в этих глазницах имеются глаза, не было никакого сомнения – и эти глаза двигались; огромное количество глаз переместилось одновременно, в унисон разом повернувшись в сторону океана, чтобы глянуть на что-то появившееся там.
Завороженные пристальностью этого каменного взгляда, Грин и Яттмур тоже повернулись к океану. Из их укрытия за валуном можно было разглядеть только небольшой залив, с обоих сторон обрамленный скальными выступами, разрезающими берег. Но даже этого узкого пространства для них было достаточно, чтобы увидеть, как в серой воде, в пене и вздымая волны, к острову торопится крупное водоплавающее животное.
– О, тени! Это существо движется к нам! Может, нам лучше бежать обратно к лодке? – спросила Яттмур.
– Давай сидеть тихо. Это существо не заметит нас среди скал.
– Эта волшебная гора с глазами призвала его из воды, чтобы он пожрал нас!
– Глупости, – ответил Грин, хотя чувствовал, что страх потихоньку прокрадывается и в его душу.
Словно загипнотизированные, они следили за приближением морского чудовища. Из-за поднятых им брызг точно разглядеть форму его тела было сложно. Видны были только пара мощных плавников, бьющих воду подобно лопастям огромного корабельного колеса и появляющихся через равные интервалы. Время от времени им казалось, что они видят высунувшуюся из-под воды голову, напряженно вглядывающуюся в сторону острова; но из-за брызг и это было сложно разобрать.
Простор океана затянула серая мгла. Из нависших покрывалом над головой тяжелых туч брызнул дождь, и за пеленой холодного колющего кожу дождевого тумана морское животное почти совершенно скрылось из вида.
Повинуясь общему порыву, Грин и Яттмур кинулись под деревья, чтобы хоть как-то укрыться там под редкой кроной. Дождь усилился и разделился на отдельные крупные капли. В течение некоторого времени океан для них превратился в белесую слегка изломанную полосу, отмечающую кромку берега, то место, где волны набегали на камень.
Из дождевой пелены внезапно пришел высокий трубный зов, предупреждающий клич, словно бы остерегающий мир от опасности дальнейшего продвижения. Это морское животное подавало берегу сигнал. Почти сразу же вслед за этим с берега донесся ответный клич. Сам остров, вернее высящаяся в центре его скала, так же трубно кричала в ответ.
Совершенно ровная и разрывающая душу нота словно бы испускалась недрами острова. Нельзя было сказать, что звук был очень громкий; но он заполнял собой все находящееся вокруг, опускаясь на сушу и воду подобно дождевой пелене, в которой каждая частица его ноты являла собой будто бы отдельную каплю, ведущую себя с осознанием полной индивидуальности. Потрясенная чужеродным кличем до глубины своего естества, Яттмур вскрикнула и, разрыдавшись, прижалась к Грину.
Перекрывая ее рыдания, перекрывая шум дождя, плеск моря и даже отдающийся во всем и вся эхом клич островной горы, раздался другой, полный откровенного ужаса крик, и тут же стих. Услыхав в этом крике знакомую смесь жалости к себе, испуга и желания излиться в стенаниях, Грин немедленно узнал его:
– Это наши рыболовы, которых мы искали! – воскликнул он. – Они где-то рядом.
Он без особой надежды оглянулся по сторонам, стирая с лица и глаз струи дождя. Сверху с утеса лилась вода, широкие кожистые листья тоже то и дело обрушивали вниз могучие потоки, резко распрямляясь и избавляясь от груза воды. Вокруг не было видно ничего, кроме деревьев, утопающих под льющимися сверху потоками вод. Грин не двинулся с места; рыболовам придется подождать, пока дождь не прекратится. Обняв Яттмур, он стоял под деревом, не собираясь выходить под ливень.
Они не сводили глаз с моря, и постепенно серая пелена перед ними начала изменяться под аккомпанемент грохота волн.
– О, живые тени, чудовище выходит из моря, чтобы напасть на нас, – выдохнула Яттмур.
Огромное водяное животное наконец выбралось на мелководье и постепенно выходило на сушу. Они уже могли различить струи воды, льющиеся из огромных каверн на угловатой и плоской голове животного. Рот создания, узкий и темный, словно могила, раскрылся, треснув от края и до края словно провал в земле. Не выдержав, Яттмур вырвалась из объятий Грина и, испуская испуганные крики, бросилась бежать вдоль берега прочь, в том направлении, откуда они только что пришли.
– Яттмур! – первым порывом Грина было устремиться за ней вслед, но висящий на нем гриб остановил его, парализовав мышцы. Грин застыл пригнувшись, в позе бегуна, приготовившегося к старту. Затем, потеряв равновесие, упал на бок лицом в мокрый песок.
– Оставайся на месте, – прозвенел сморчок. – Этот зверь пришел сюда не за нами, и ты можешь спокойно оставаться здесь и смотреть, что случится дальше. Если ты будешь стоять тихо и не высовываться, зверь не тронет тебя.
– Но Яттмур…
– Пусть глупая девчонка бежит. Позже мы разыщем ее.
Сквозь шум дождя донесся глухой срывающийся рев. Добираясь до берега, чудовище исчерпало остатки сил. С огромным трудом оно выбралось на каменистый берег, проделав это всего в нескольких ярдах от того места, где за камнями лежал Грин. Дождь скользил с боков зверя серой пеленой, и вышедшее из воды существо, тяжко перебираясь через камни, мучительно дыша и болезненно переставляя плавники в окружении чужеродной среды, олицетворяло собой уродливый символ боли, который может привидеться разве что только в кошмарном сне.
Постепенно передняя часть чудовища, его голова, оказались скрытыми от Грина за деревьями. Теперь он мог наблюдать только за телом, передвигающимся резкими толчками широких плохо приспособленных к такому занятию плавников, но потом и задняя часть туши пропала. По камням пляжа протащился хвост; потом и хвост скрылся в джунглях.
– Пойди и посмотри, куда направилось это существо, – приказал сморчок.
– Нет, – резко отозвался Грин. Он опустился на колени, обхватив руками бока, там, где дождь и грязь смешались в коричневую жижу.
– Делай так, как я сказал тебе, – прозвенел сморчок.
Всегда и во всем в сознании гриба теплились настойчивые врожденные планы, призывающие его размножаться всеми возможными способами. Несмотря на то, что человек, с его разумом и послушанием, казался сморчку хорошим носителем, все же он не во всем оправдал его ожидания; грубая и бездумная сила, сосредоточенная в проползшем мимо монстре, стоила того, чтобы уделить ему внимание и подвергнуть исследованию. Сморчок подтолкнул ноги Грина вперед.
Добравшись до окраины леса, он увидел следы морского чудовища. Пробираясь по пляжу в Лес, чудовище прорыло в песке и гальке канаву глубиной не менее человеческого роста.
Слыша, как стучит в висках кровь, Грин упал на четвереньки. Морской зверь не мог уползти далеко; в воздухе отчетливо был слышен тяжелый запах водяной гнили. Остановившись у прохода между деревьями, куда уползло чудовище, он принялся пристально вглядываться в завесу дождя.
В этом месте деревья странным образом расступались, чтобы снова через несколько метров сомкнуть свои ряды. Песок, устилающий просеку, тянулся вплоть до самой конической горы – туда, где у подножия горы открывалась пещера. Сквозь струи дождя можно было видеть, как след чудовища уходит в пещеру. Можно было даже различить размеры пещеры – пространство ее было достаточно большим, чтобы вместить в себя огромного морского зверя, но не более того – пещера была пустой и в ней царила тишина, она казалась пастью, зияющей в камне скалы.
Пораженный увиденным, забыв о своем страхе, Грин вышел из-под деревьев, чтобы лучше видеть, и в тот же момент заметил шестнадцать пропавших рыболовов.
Столпившись в кучу, они стояли у самых крайних деревьев, окаймляющих песчаную просеку, прижавшись спинами к скале возле входа в пещеру. Странно, но они выбрали себе убежище под выступом скалы, с которого теперь на их головы сверху лились потоки дождевой воды. С шерстью, облепившей их тела, они казались вдвойне мокрыми и испуганными. При появлении Грина рыболовы испустили крики паники, в страхе хватаясь за свои гениталии.
– Эй, вы, идите-ка сюда! – закричал им Грин, продолжая оглядываться по сторонам в надежде выяснить, куда же девалось морское чудовище.
Стоящие под потоками воды рыболовы были полностью деморализованы; Грин вспомнил их крик ужаса, когда они заметили выбирающееся из воды чудовище. Теперь вид у них был такой, словно они вот-вот пустятся наутек от него, но при этом они топтались на месте и бегали кругами, словно испуганные овцы, издавая полные страха неразборчивые крики. При виде подобной глупости ярость наполнила душу Грина. Он поднял с земли тяжелый камень.
– Быстро идите все сюда, вы, пустоголовые толстопузые! – закричал он. – Быстро, пока чудовище не заметило вас!
– О, ужас! О, господин! Весь мир не любит милых толстопузых! – запричитали рыболовы, натыкаясь друг на друга и поворачивая к нему толстые спины.
Грин со злостью метнул в их сторону камень. Камень точно попал в жирную спину одного из рыболовов, что закончилось плохо. От боли рыболов пронзительно закричал и выскочил на песок просеки, где завертелся волчком, потом бросился бежать прочь от Грина, прямо в пещеру. Подхватив крик своего соплеменника, остальные рыболовы, толкаясь, тоже устремились за ним, прикрывая руками зады.
– Эй, вернитесь! – крикнул им Грин, бросившись следом прямо по глубокому следу морского чудовища. – Не смейте входить в эту пещеру!
Рыболовы не обратили на его предупреждающие крики никакого внимания. Вскрикивая, словно насмерть перепуганные мелкие зверьки, они один за другим исчезали в пещере, где их вопли гулким эхом отражались от стен. Грин бросился за ними следом.
Возле пещеры гнилостный дух чудовища ощущался особенно сильно.
– Не вздумай туда входить и прикажи рыболовам выбираться наружу как можно быстрее, – посоветовал Грину сморчок, тревожный звон которого заполнил собой все его тело.
Со стен и потолка пещеры свисали остроконечные каменные выросты, остриями направленные в сторону глазниц, точно таких же, какими были усыпаны наружные стены горы. Эти глазницы тоже были зрячими; как только рыболовы оказались в пещере, створки-веки глазниц отворились и глаза уставились на них, поворачиваясь один за другим, все больше и больше увеличиваясь в своем числе.
Понимая, что в пещере они оказались в ловушке, рыболовы падали на песок и ползли в сторону Грина, что есть сил причитая и хором вымаливая у него пощаду.
– О, могучий господин-убийца с крепким телом, о господин, преследующий нас и гонящий, зри, как послушно мы бежим к тебе, когда мы видим тебя рядом с собой! Как рады мы тому, что ты одарил нас честью своего господского взгляда. Мы бежим прямо к тебе, хоть наши бедные ноги и не слушаются нас и заплетаются и иной раз посылают нас в неправильном пути, вместо того чтобы сразу счастливо избрать путь верный, ведь это дождь заливает нам глаза.
Внутри пещеры глаза все продолжали открываться и открываться, останавливая свой неподвижный взгляд на рыболовах и Грине. Схватив одного рыболова за шкирку, Грин вытащил его из пещеры и рывком вздернул на ноги; при виде этого остальные затихли, обрадовавшись, что на мгновение их, может быть, пощадят.
– Все слушайте меня, – крикнул Грин, крепко сжав от ярости кулаки. Этих незадачливых существ он теперь ненавидел всей силой своей души, потому что их жалкий вид вызывал в нем только одно презрение. – Я не собираюсь бить вас и тем более убивать, я столько раз уже повторял вам это. Но сейчас вы должны будете все вместе послушно выйти из пещеры. Внутри пещеры таится неизвестная мне опасность. Нужно поскорей выбраться обратно на берег!
– Кто бы ты ни был, вылезай, пока я не вытащил тебя оттуда силой, – сказал он, глядя на кусты, произрастающие на песчаном пятачке, откуда им с трудом удавалось вытягивать питательные соки.
Стоны усилились, превратившись в надсадный и жалобный плач, в котором уже можно было разобрать отдельные слова.
– Это толстобрюхие! – воскликнула Яттмур. – Или один из них! Наверно, это один из раненных, так что не кричи на него и не пугай.
Глаза Яттмур уже привыкли к тени и, забравшись в кусты с жесткими листьями, она опустилась там на колени посреди травы-осоки.
Под кустами, прижавшись друг к другу, лежали четверо рыболовов, один из которых не переставал стонать. При виде неожиданно появившейся Яттмур ближайший к ней рыболов в испуге отпрянул, перекатившись на другой бок.
– Не бойся, я ничего тебе не сделаю, – проговорила Яттмур. – Вы ушли из лодки, мы потеряли вас и вот теперь ищем.
– Слишком поздно, потому что наши сердца разбиты от того, что вы не приходили прежде, – запричитал рыболов, и слезы покатились по его щекам. Одно из его плеч было покрыто подтеками засыхающей крови, вытекшей из длинных порезов причиненных материнским живот-деревом, но осмотрев рану, Яттмур убедилась, что порезы неглубокие.
– Хорошо, что мы нашли вас, – сказала она. – Теперь с вами ничего не случится. Вы можете подняться и вернуться в лодку.
От этих слов толстобрюхий рыболов разразился новыми жалобами; его товарищи присоединились к нему дружным хором, все вместе причитая в своем многословном малопонятном стиле.
– О, великие пастухи, вид ваш только приносит нам новые беды. Но мы так рады видеть вас вновь, хоть и знаем, что вы пришли с тем, чтобы убить нас, бедных беспомощных и милых толстобрюхих.
– Да, убить нас, и нам радостно то, что мы можем любить вас, хоть вы не любите нас, ибо мы лишь жалкая ничтожная грязь у ваших ног, а вы, жестокие убийцы, которые всегда жестоки к жалким и ничтожным.
– И вы убьете нас, хоть мы и так умираем! О, как мы любим вас храбрых, вы умнейшие бесхвостые герои!
– Прекратите свою глупую болтовню, – приказал Грин. – Мы не убийцы и никогда не хотели причинять вам боль, тем более убивать.
– Как умен ты, господин наш, когда притворяешься, что, отрезав наши излюбленные хвосты, ты не причинял нам боль! О, в лодке, когда водяной мир обратился вдруг сушей, мы думали, что ты и твоя нижняя госпожа умерли и вы больше не станете играть друг на дружке в игры, и в греющем наши души горе мы поднялись и ушли прочь своими ногами, потому что храп твой был слишком громким. И вот теперь ты снова поймал нас и теперь, когда ты не храпишь, мы знаем, что ты убьешь нас!
С размаху Грин влепил ближайшему рыболову пощечину, от чего тот моментально взвыл и повалился на песок, где принялся корчиться словно в предсмертной агонии.
– Замолчите, вы, пустоголовые болтуны! Если вы будете слушаться нас, мы не причиним вам боль. А теперь поднимитесь на ноги и скажите нам, где скрываются остальные ваши соплеменники?
Слова его приказа вызвали лишь только новые приступ стенаний и жалоб.
– О, пастух, ты же видишь, как мы страдаем теперь и умираем от смерти, которая приходит ко всем зеленым и кровяным тварям, и ты говоришь нам подняться, потому что, стоя на ногах, мы тут же умрем в муках от смерти, для того, чтобы как только мы упадем на землю, ты смог бы бить нас своими храбрыми ногами, чтобы души наши вышли все без остатка и мы бы умерли и не говорили больше ничего нашими добрыми ртами. О, великий пастух, мы падаем на землю от такой глупой затеи, хоть и без того уже лежим плашмя.
Приговаривая все это, рыболовы слепо тыкались в ноги Яттмур и Грина, стараясь поцеловать их ступни, и люди тщетно отступали от них, пытаясь избежать унизительных объятий.
– Эти толстобрюхие просто невозможно глупы, ведь их раны очень легкие, – заметила Яттмур, которая во время бесконечных жалоб и стенаний тщательно осмотрела тела рыболовов. – Несколько синяков и царапин и только, и ничего более опасного.
– Сейчас я их вылечу, – ответил на это Грин.
Одному из рыболовов удалось схватить его за колено; он с силой ударил толстобрюхого в мясистое лицо, после чего, уже не сдерживая в себе ярость и отвращение, схватил одного из толстобрюхих за ноги и вытащил его, кричащего и упирающегося, из-под кустов.
– Как восхитительно силен ты, о господин, – причитало существо, пытаясь одновременно поцеловать и укусить руку Грина. – Твои мускулы и твоя жестокость слишком велики для таких несчастных жалких щепок, как мы, кровь внутри которых течет уже плохо из-за того, что с нами стряслись, увы, и одни беды и другие беды!
– Я затолкаю твои зубы тебе в глотку, если ты сейчас же не замолчишь! – грозно пообещал Грин.
С помощью Яттмур ему удалось поставить трех остальных толстобрюхих рыболовов на ноги; как Яттмур и говорила, их раны были совершенно незначительны и ничего серьезного, кроме приступа неизбывной жалости к самим себе, с ними не случилось. Заставив рыболовов наконец замолчать, она спросила, куда подевались остальные их шестнадцать товарищей.
– О, прекрасные бесхвостые, пощадите нас четверых и убейте тех, которых больше, которых целых шестнадцать. Да будет тогда ваша жертва чудесной жертвой! Мы рады будем необычайной радостью сказать вам в какую сторону ушли наши шестнадцать быстрых и горестных собратьев, дабы вы пощадили нас и оставили жить и радоваться вашим крикам и жестокому битью, которому вы подвергаете наши нежные носы на наших милых нам лицах. Шестнадцать оставили нас лежать и умирать тут с миром, потом бежали в ту сторону, где вы конечно же поймаете их и с радостью убьете.
После чего один из рыболовов указал рукой вдоль берега.
– Оставайтесь здесь и сидите тихо, – приказал Грин. – Мы вернемся сюда за вами, как только разыщем остальных ваших собратьев. Не уходите отсюда никуда, иначе что-нибудь съест вас.
– Мы будем дожидаться вас в страхе, даже если смерть придет к нам первой.
– Смотрите, делайте так, как я сказал вам.
После этого Грин и Яттмур двинулись вдоль берега дальше. Вокруг царила тишина; даже океан, казалось, притих и лишь с бормотанием вяло лизал землю; постепенно в их душах снова поселился глубокий страх и беспокойство, словно бы они чувствовали, как миллионы глаз продолжают следить за ними.
Продвигаясь вдоль берега, Грин и Яттмур оглядывались по сторонам. Коренные обитатели джунглей, они не могли представить себе нечто более враждебное, чем океан; и тем не менее здешняя суша выглядела еще более враждебной, чем вода. И дело тут было не только в том, что деревья вокруг – с кожистыми листьями, приспособленными для холодного климата – были неизвестной им разновидности; и не в том, что за деревьями поднимались крутые склоны утеса, настолько крутые, настолько серые и невзрачные, изрытые отверстиями и возносящиеся над их головами в такую невероятную высь, что подавляли собой все что было возможно вокруг и погружая своей тенью весь пейзаж во мрак.
Кроме этих странностей, которые все же можно было увидеть глазом, имелось также и нечто еще, чему они не могли дать название и что стало особенно чувствоваться после их встречи и непродолжительного, но бурного разговора с толстобрюхими рыболовами. Висящая над берегом тишина, прерываемая лишь тихим ропотом океана, только усиливала их беспокойство.
То и дело в испуге оглядываясь через плечо, Яттмур окидывала взглядом высящийся над ними конический утес. Из-за несущихся по небу облаков ей стало казаться, что утес вот-вот обрушится на них и погребет под огромной массой камней.
Опустив вниз голову, Яттмур крепко закрыла глаза.
– Этот огромный утес шатается и вот-вот упадет на нас! – тихо, едва шевеля от страха языком, сказала она, нащупывая руку Грина.
Он взглянул вверх; иллюзия того, что утес вот-вот обрушится на них, ледяной волной пронеслась и через его душу: не пройдет и мгновения, как эта величественная и огромная каменная башня с величавой медлительностью падет на их головы! Он дернул Яттмур вниз, и они поспешили спрятаться, втиснув свои мягкие тела в расселину меж жестких камней на берегу, где попытались найти спасение, крепко прижав лица к мокрому шершавому песку. Они вышли из джунглей жаркого растительного мира; здесь же, в холодной части света, на берегу бескрайнего океана их окружало столько совершенно непривычных и враждебных вещей, что страх в их душах не мог успокоиться.
Грин инстинктивно обратился за советом к сморчку, который покрывал собой его шею и часть головы.
– Сморчок, спаси нас! Мы доверились тебе, и ты привел нас в это ужасное место. Теперь мы должны спастись и выбраться отсюда, как можно скорей, пока утес не обрушился на нас.
– Если ты умрешь, то умру и я, – ответил сморчок, голос которого разнесся в голове Грина звоном пыльной арфы. После чего гриб продолжил, уже более жизнерадостным тоном: – Но сейчас вы оба можете подняться. Никакой утес на вас не упадет – это просто движутся облака.
Прошло несколько мгновений – в течение которых они ожидали неминуемой гибели, в тишине прислушиваясь к шелесту океана – прежде чем Грин решился поднять голову, чтобы убедиться в истинности услышанных слов. Убедившись, что никаких камней, грозящих раздавить собой его беззащитное тело, сверху не падает, он поднял голову еще выше. Почувствовав, что рядом с ней задвигался Грин, Яттмур застонала.
И снова Грину показалось, что утес грозит обрушиться на него. Крепко сжав в кулаки руки, он заставил себя не отводить от утеса глаз.
Переживая отчетливое ощущение того, что утес рушится на него с небес, он старательно убеждал себя в том, что на самом деле это не так. Наконец отвернувшись от изрытого язвинами склона утеса, он обнял несчастную Яттмур.
– Этот утес ничем не грозит нам, – проговорил он. – Мы можем идти дальше. Это облака движутся, а не утес падает.
Его спутница подняла осунувшееся от пережитого потрясения лицо, одна щека которого, с той стороны, где она крепко прижималась ею к песку, покраснела. На красной щеке все еще висело несколько песчинок и мелких камешков.
– Этот утес – он волшебный. Он все время хочет упасть на берег и никогда не падает, – наконец проговорила она, после нескольких попыток присмотревшись к скале. – Но мне он все равно не нравится. На его склонах глаза, которые смотрят на нас.
После того как они поднялись на ноги, Яттмур несколько раз обеспокоенно поднимала вверх лицо и разглядывала утес. На небе появилось еще больше облаков, их тени двигались к берегу со стороны моря.
Они двинулись дальше вдоль полосы прибоя, изгибающейся перед ними бесконечной лентой, при этом берег становился то песчаным, то каменистым, и в этих местах джунгли вплотную подходили к океану и проход становился очень узким. В таких местах идти было трудно, и они старались производить как можно меньше шума, ступая почти беззвучно.
– Мне кажется, что скоро мы доберемся до того места, откуда мы начали свой путь, – проговорил Грин, оглянувшись назад и увидев, что лодка наконец исчезла за выступом центрального островного утеса.
– Совершенно верно, – прозвенел сморчок. – Мы ведь находимся на очень небольшом острове, Грин.
– Мы не можем остаться тут жить, сморчок!
– Я тоже так думаю.
– Но как нам выбраться отсюда?
– Точно так же, как мы прибыли сюда – на лодке. Из самых широких листьев, что растут здесь на деревьях, мы сможем сделать паруса.
– Мне и Яттмур ненавистен водный мир, мы больше не ступим в лодку.
– Но вам придется войти в лодку и снова отправиться в плавание, потому что это лучше смерти, что ожидает нас здесь. Чем мы будем жить здесь, Грин? Остров состоит из центральной круглой скалы, которую окружает полоска песчаного берега, и больше здесь ничего нет.
Ничего не сказав Яттмур о своем разговоре со сморчком, Грин погрузился в тревожные мысли. В конце концов он решил, что самым мудрым будет отложить принятие решения до тех пор, пока они не разыщут остальных толстопузых рыболовов.
Неожиданно он заметил, что Яттмур все чаще и чаще оглядывается через плечо на высящуюся сбоку высокую каменную гору. Наконец, не утерпев, еле сдерживаясь, он проговорил:
– Что такое с тобой случилось? На что ты там все время смотришь? Гляди себе под ноги куда идешь или ты сломаешь себе шею.
Яттмур взяла Грина за руку.
– Тихо! А то они услышат нас, – прошептала девушка. – Эта страшная гора с бессчетным количеством глаз слушает нас и все время следит за нами.
Он начал поворачиваться к горе, но Яттмур схватила его за подбородок и отвернула лицо, потом потянула за руку, чтобы укрыться за большим валуном.
– Нельзя показывать им, что мы знаем, – прошептала она. – Отсюда ты можешь посмотреть, но только осторожно.
Чувствуя, что его рот пересох, Грин так и сделал и осторожно рассмотрел из укрытия серую поверхность скалы. Солнце скрылось за облаками, отчего погрузившаяся в тень скала приняла еще более пугающие, чем прежде, очертания. В очередной раз он отметил огромное количество мелких пещер, имеющихся на склонах горы; теперь же он понял, насколько равномерно были расположены эти мелкие отверстия на склонах горы, до чего напоминают они глазницы и до чего зловеще их выражение, глядящих на них сверху вниз со склона горы.
– Вот видишь! – горячо зашептала Яттмур. – Что за кошмары гнездятся в глазницах этой горы? Здесь обитают призраки, я точно говорю, Грин! Ты заметил, с тех пор как вышли на берег, мы почти не видели здесь жизни. На деревьях ничего не движется, на пляже нет ничего живого, по скалам хоть бы что-нибудь ползало. Только эта семяптица, помнишь? И ту что-то проглотило. Из живого здесь только мы с тобой , но как долго это продлиться?
Как раз в то время, как Яттмур говорила, на склонах центральной горы что-то пошевелилось. Пустые прозрачные глаза – теперь в том, что в этих глазницах имеются глаза, не было никакого сомнения – и эти глаза двигались; огромное количество глаз переместилось одновременно, в унисон разом повернувшись в сторону океана, чтобы глянуть на что-то появившееся там.
Завороженные пристальностью этого каменного взгляда, Грин и Яттмур тоже повернулись к океану. Из их укрытия за валуном можно было разглядеть только небольшой залив, с обоих сторон обрамленный скальными выступами, разрезающими берег. Но даже этого узкого пространства для них было достаточно, чтобы увидеть, как в серой воде, в пене и вздымая волны, к острову торопится крупное водоплавающее животное.
– О, тени! Это существо движется к нам! Может, нам лучше бежать обратно к лодке? – спросила Яттмур.
– Давай сидеть тихо. Это существо не заметит нас среди скал.
– Эта волшебная гора с глазами призвала его из воды, чтобы он пожрал нас!
– Глупости, – ответил Грин, хотя чувствовал, что страх потихоньку прокрадывается и в его душу.
Словно загипнотизированные, они следили за приближением морского чудовища. Из-за поднятых им брызг точно разглядеть форму его тела было сложно. Видны были только пара мощных плавников, бьющих воду подобно лопастям огромного корабельного колеса и появляющихся через равные интервалы. Время от времени им казалось, что они видят высунувшуюся из-под воды голову, напряженно вглядывающуюся в сторону острова; но из-за брызг и это было сложно разобрать.
Простор океана затянула серая мгла. Из нависших покрывалом над головой тяжелых туч брызнул дождь, и за пеленой холодного колющего кожу дождевого тумана морское животное почти совершенно скрылось из вида.
Повинуясь общему порыву, Грин и Яттмур кинулись под деревья, чтобы хоть как-то укрыться там под редкой кроной. Дождь усилился и разделился на отдельные крупные капли. В течение некоторого времени океан для них превратился в белесую слегка изломанную полосу, отмечающую кромку берега, то место, где волны набегали на камень.
Из дождевой пелены внезапно пришел высокий трубный зов, предупреждающий клич, словно бы остерегающий мир от опасности дальнейшего продвижения. Это морское животное подавало берегу сигнал. Почти сразу же вслед за этим с берега донесся ответный клич. Сам остров, вернее высящаяся в центре его скала, так же трубно кричала в ответ.
Совершенно ровная и разрывающая душу нота словно бы испускалась недрами острова. Нельзя было сказать, что звук был очень громкий; но он заполнял собой все находящееся вокруг, опускаясь на сушу и воду подобно дождевой пелене, в которой каждая частица его ноты являла собой будто бы отдельную каплю, ведущую себя с осознанием полной индивидуальности. Потрясенная чужеродным кличем до глубины своего естества, Яттмур вскрикнула и, разрыдавшись, прижалась к Грину.
Перекрывая ее рыдания, перекрывая шум дождя, плеск моря и даже отдающийся во всем и вся эхом клич островной горы, раздался другой, полный откровенного ужаса крик, и тут же стих. Услыхав в этом крике знакомую смесь жалости к себе, испуга и желания излиться в стенаниях, Грин немедленно узнал его:
– Это наши рыболовы, которых мы искали! – воскликнул он. – Они где-то рядом.
Он без особой надежды оглянулся по сторонам, стирая с лица и глаз струи дождя. Сверху с утеса лилась вода, широкие кожистые листья тоже то и дело обрушивали вниз могучие потоки, резко распрямляясь и избавляясь от груза воды. Вокруг не было видно ничего, кроме деревьев, утопающих под льющимися сверху потоками вод. Грин не двинулся с места; рыболовам придется подождать, пока дождь не прекратится. Обняв Яттмур, он стоял под деревом, не собираясь выходить под ливень.
Они не сводили глаз с моря, и постепенно серая пелена перед ними начала изменяться под аккомпанемент грохота волн.
– О, живые тени, чудовище выходит из моря, чтобы напасть на нас, – выдохнула Яттмур.
Огромное водяное животное наконец выбралось на мелководье и постепенно выходило на сушу. Они уже могли различить струи воды, льющиеся из огромных каверн на угловатой и плоской голове животного. Рот создания, узкий и темный, словно могила, раскрылся, треснув от края и до края словно провал в земле. Не выдержав, Яттмур вырвалась из объятий Грина и, испуская испуганные крики, бросилась бежать вдоль берега прочь, в том направлении, откуда они только что пришли.
– Яттмур! – первым порывом Грина было устремиться за ней вслед, но висящий на нем гриб остановил его, парализовав мышцы. Грин застыл пригнувшись, в позе бегуна, приготовившегося к старту. Затем, потеряв равновесие, упал на бок лицом в мокрый песок.
– Оставайся на месте, – прозвенел сморчок. – Этот зверь пришел сюда не за нами, и ты можешь спокойно оставаться здесь и смотреть, что случится дальше. Если ты будешь стоять тихо и не высовываться, зверь не тронет тебя.
– Но Яттмур…
– Пусть глупая девчонка бежит. Позже мы разыщем ее.
Сквозь шум дождя донесся глухой срывающийся рев. Добираясь до берега, чудовище исчерпало остатки сил. С огромным трудом оно выбралось на каменистый берег, проделав это всего в нескольких ярдах от того места, где за камнями лежал Грин. Дождь скользил с боков зверя серой пеленой, и вышедшее из воды существо, тяжко перебираясь через камни, мучительно дыша и болезненно переставляя плавники в окружении чужеродной среды, олицетворяло собой уродливый символ боли, который может привидеться разве что только в кошмарном сне.
Постепенно передняя часть чудовища, его голова, оказались скрытыми от Грина за деревьями. Теперь он мог наблюдать только за телом, передвигающимся резкими толчками широких плохо приспособленных к такому занятию плавников, но потом и задняя часть туши пропала. По камням пляжа протащился хвост; потом и хвост скрылся в джунглях.
– Пойди и посмотри, куда направилось это существо, – приказал сморчок.
– Нет, – резко отозвался Грин. Он опустился на колени, обхватив руками бока, там, где дождь и грязь смешались в коричневую жижу.
– Делай так, как я сказал тебе, – прозвенел сморчок.
Всегда и во всем в сознании гриба теплились настойчивые врожденные планы, призывающие его размножаться всеми возможными способами. Несмотря на то, что человек, с его разумом и послушанием, казался сморчку хорошим носителем, все же он не во всем оправдал его ожидания; грубая и бездумная сила, сосредоточенная в проползшем мимо монстре, стоила того, чтобы уделить ему внимание и подвергнуть исследованию. Сморчок подтолкнул ноги Грина вперед.
Добравшись до окраины леса, он увидел следы морского чудовища. Пробираясь по пляжу в Лес, чудовище прорыло в песке и гальке канаву глубиной не менее человеческого роста.
Слыша, как стучит в висках кровь, Грин упал на четвереньки. Морской зверь не мог уползти далеко; в воздухе отчетливо был слышен тяжелый запах водяной гнили. Остановившись у прохода между деревьями, куда уползло чудовище, он принялся пристально вглядываться в завесу дождя.
В этом месте деревья странным образом расступались, чтобы снова через несколько метров сомкнуть свои ряды. Песок, устилающий просеку, тянулся вплоть до самой конической горы – туда, где у подножия горы открывалась пещера. Сквозь струи дождя можно было видеть, как след чудовища уходит в пещеру. Можно было даже различить размеры пещеры – пространство ее было достаточно большим, чтобы вместить в себя огромного морского зверя, но не более того – пещера была пустой и в ней царила тишина, она казалась пастью, зияющей в камне скалы.
Пораженный увиденным, забыв о своем страхе, Грин вышел из-под деревьев, чтобы лучше видеть, и в тот же момент заметил шестнадцать пропавших рыболовов.
Столпившись в кучу, они стояли у самых крайних деревьев, окаймляющих песчаную просеку, прижавшись спинами к скале возле входа в пещеру. Странно, но они выбрали себе убежище под выступом скалы, с которого теперь на их головы сверху лились потоки дождевой воды. С шерстью, облепившей их тела, они казались вдвойне мокрыми и испуганными. При появлении Грина рыболовы испустили крики паники, в страхе хватаясь за свои гениталии.
– Эй, вы, идите-ка сюда! – закричал им Грин, продолжая оглядываться по сторонам в надежде выяснить, куда же девалось морское чудовище.
Стоящие под потоками воды рыболовы были полностью деморализованы; Грин вспомнил их крик ужаса, когда они заметили выбирающееся из воды чудовище. Теперь вид у них был такой, словно они вот-вот пустятся наутек от него, но при этом они топтались на месте и бегали кругами, словно испуганные овцы, издавая полные страха неразборчивые крики. При виде подобной глупости ярость наполнила душу Грина. Он поднял с земли тяжелый камень.
– Быстро идите все сюда, вы, пустоголовые толстопузые! – закричал он. – Быстро, пока чудовище не заметило вас!
– О, ужас! О, господин! Весь мир не любит милых толстопузых! – запричитали рыболовы, натыкаясь друг на друга и поворачивая к нему толстые спины.
Грин со злостью метнул в их сторону камень. Камень точно попал в жирную спину одного из рыболовов, что закончилось плохо. От боли рыболов пронзительно закричал и выскочил на песок просеки, где завертелся волчком, потом бросился бежать прочь от Грина, прямо в пещеру. Подхватив крик своего соплеменника, остальные рыболовы, толкаясь, тоже устремились за ним, прикрывая руками зады.
– Эй, вернитесь! – крикнул им Грин, бросившись следом прямо по глубокому следу морского чудовища. – Не смейте входить в эту пещеру!
Рыболовы не обратили на его предупреждающие крики никакого внимания. Вскрикивая, словно насмерть перепуганные мелкие зверьки, они один за другим исчезали в пещере, где их вопли гулким эхом отражались от стен. Грин бросился за ними следом.
Возле пещеры гнилостный дух чудовища ощущался особенно сильно.
– Не вздумай туда входить и прикажи рыболовам выбираться наружу как можно быстрее, – посоветовал Грину сморчок, тревожный звон которого заполнил собой все его тело.
Со стен и потолка пещеры свисали остроконечные каменные выросты, остриями направленные в сторону глазниц, точно таких же, какими были усыпаны наружные стены горы. Эти глазницы тоже были зрячими; как только рыболовы оказались в пещере, створки-веки глазниц отворились и глаза уставились на них, поворачиваясь один за другим, все больше и больше увеличиваясь в своем числе.
Понимая, что в пещере они оказались в ловушке, рыболовы падали на песок и ползли в сторону Грина, что есть сил причитая и хором вымаливая у него пощаду.
– О, могучий господин-убийца с крепким телом, о господин, преследующий нас и гонящий, зри, как послушно мы бежим к тебе, когда мы видим тебя рядом с собой! Как рады мы тому, что ты одарил нас честью своего господского взгляда. Мы бежим прямо к тебе, хоть наши бедные ноги и не слушаются нас и заплетаются и иной раз посылают нас в неправильном пути, вместо того чтобы сразу счастливо избрать путь верный, ведь это дождь заливает нам глаза.
Внутри пещеры глаза все продолжали открываться и открываться, останавливая свой неподвижный взгляд на рыболовах и Грине. Схватив одного рыболова за шкирку, Грин вытащил его из пещеры и рывком вздернул на ноги; при виде этого остальные затихли, обрадовавшись, что на мгновение их, может быть, пощадят.
– Все слушайте меня, – крикнул Грин, крепко сжав от ярости кулаки. Этих незадачливых существ он теперь ненавидел всей силой своей души, потому что их жалкий вид вызывал в нем только одно презрение. – Я не собираюсь бить вас и тем более убивать, я столько раз уже повторял вам это. Но сейчас вы должны будете все вместе послушно выйти из пещеры. Внутри пещеры таится неизвестная мне опасность. Нужно поскорей выбраться обратно на берег!