Олдисс Брайан Уилсон. Перед закатом Земли (Мир-оранжерея)

   – Он похож на птицу, – прошептал Грин. – Неужели эта вещь была сделана руками такого же человека, как мы, а не выросла сама?
   – Он такой гладкий… – с этими словами Яттмур протянула к предмету руку, чтобы прикоснуться к его поверхности. – Мы назовем его Красавчик.
   Прошедшие тысячелетия наложили свой отпечаток на поверхность контейнера; внутри же контейнера предмет остался как новый. Стоило только руке девушки прикоснуться к поверхности предмета, как на нем откинулась маленькая крышка, открыв внутренность. Ужасно перепуганные толстопузые нырнули в ближайшие кусты. Изготовленная из странных материалов, из тонких металлических проволок и пластика, внутренность похожего на птицу предмета была подобна чуду. Видны были крохотные колесики, ряды кнопок, блестящие цепи электроники, переплетения устройств совсем уже непонятного предназначения. Сгорая от любопытства, Грин и Яттмур наклонились вперед, желая прикоснуться к внутренностям устройства. Не зная с чего начать, они провели пальцами по начинке предмета – тем же четырем пальцам с отстоящим пятым, какими были вооружены их предки – желая насладиться прикосновением к рукояткам и кнопкам сложнейшего и исполненного мудростью механизма.
   Колесики регулировки можно было крутить, а на подающиеся с легким приятным щелчком кнопки нажимать.
   Неожиданно раздался приглушенный бормочущий звук, и Красавчик оторвался от земли, поднялся в воздух и закружил над их головами. Они вскрикнули от восторга, Яттмур отступила назад, чтобы лучше его разглядеть, попутно наступив и раздавив желтый контейнер. Красавчик не обратил на это никакого внимания. Прекрасный в своем свободном полете, порождение рук древних людей, он закладывал над их головами широкие круги, ярко сверкая на солнце.
   Набрав достаточную высоту, предмет заговорил:
   – «Сделаем мир безопасным для демократии!» – громко провозгласил он. Голос летающего предмета был негромок, но отчетлив.
   – О, он говорит! – воскликнула Яттмур, с восторгом глядя на блестящие крылья.
   К Грину и Яттмур на вершину горы снова взобрались толстопузые, чтобы присоединиться к общему восторгу, и принялись валиться назад на спину, ликуя каждый раз, когда Красавчик пролетал над их головами, потом вскакивать и долго стоять, задрав головы и провожая взглядами закладывающее новый круг создание.
   – «Кто затеял опасную забастовку в 31-ом доке?» – риторически потребовал ответа Красавчик. – «Тот же самый человек, который вдевает сегодня в ваши носы свое кольцо. Думайте о себе и судьбах своих близких, друзья, и голосуйте за ЭсЭрЭйч – голосуйте за свободу!»
   – Что он такое говорит, сморчок? – спросил Грин.
   – Он говорит о людях, которые носили кольца в носу, – ответил сморчок, который был поражен увиденным и услышанным не меньше Грина. – Очевидно, во времена цивилизации люди носили кольца в носу. Слушай, что говорит этот летающий предмет, и постарайся понять его слова.
   Покружив над одним из самых высоких ходульников-шагальников, Красавчик полетел закладывать круги дальше, негромко гудя и периодически выкликая лозунги. Люди, с ощущением того, что у них появился новый друг, заметно приободрились; довольно долго они стояли, задрав к небу головы, глядя и слушая. Толстопузые били себя кулаками в животы, простодушно радуясь блеску и громким крикам, доносящимся из поднебесья.
   – Давай снова спустимся вниз и разыщем там себе еще одну игрушку, – предложила Яттмур.
   Немного помолчав, Грин ответил:
   – Сморчок сказал «нет». Он хотел, чтобы мы спустились вниз, когда мы не желали этого делать; а теперь, когда мы сами хотим спуститься, он возражает. Я не понимаю его.
   – Значит, ты полный кретин, – раздраженно прозвенел сморчок. – Этот летающий Красавчик не сможет доставить нас на берег материка. Поэтому теперь я должен подумать, что нам делать дальше. Мы должны помочь себе сами; я хочу внимательно осмотреть эти растения-ходульники. Поэтому пока помолчите и не беспокойте меня.
   Довольно долгое время сморчок не подавал голоса и не разговаривал с Грином. Воспользовавшись паузой, Грин и Яттмур отправились к прудам посреди острова, чтобы смыть грязь подземелий со своих тел и волос, сопровождаемые толстопузыми рыболовами, которые все время крутились неподалеку, изредка принимаясь жаловаться, но по преимуществу, словно загипнотизированные, не сводя глаз с желтой птицы, что, крича, кружила безустанно над их головами. После омовения они отправились на берег острова, чтобы добыть себе пищу, по пути далеко обойдя скопление странных кубических скал, во внутренности которых им случилось побывать. Красавчик летел за ними следом, время от времени выкрикивая: «ЭсЭрЭйч и двухдневная рабочая неделя!»
 

Глава девятнадцатая

   Думая о том, что сказал ему сморчок, Грин теперь внимательней присматривался к ходульникам-шагальникам. Несмотря на очень мощную и разветвленную корневую систему, цветы ходульников были весьма примитивны. Будучи повернутыми все время к солнцу, соцветия привлекали к себе сердцевидных бабочек. Снизу пяти ярких и простых лепестков росли непропорционально крупные семенные стручки, шестигранные, на каждой грани которых имелись клейкие и бахромчатые наросты, формой напоминающие морских анемон.
   Все это не произвело на Грина никакого впечатления. Однако то, что происходило с цветами в процессе опыления, было гораздо более захватывающим. Яттмур как раз проходила мимо одного из ходульников, когда с жужжанием подлетевшая к цветку древесная пчела уселась на бутон и принялась пробираться к пестикам. Реакция растения на попытку проникновения была невероятно бурная. С характерным резким звуком цветок и семена взлетели вверх, увлекаемые пружинистым гибким стеблем, вырвавшимся из внутренности стручка.
   От испуга Яттмур немедленно бросилась в ближайшие кусты, а следом за ней и Грин. Осторожно они выглянули наружу, чтобы посмотреть, что случится дальше; они увидели, что стебель-пружина продолжает распрямляться, на этот раз более медленно. Пружина распрямилась полностью, и прогретая солнцем, отвердела, превратившись в прочный стебель. Шестигранный стручок теперь раскачивался высоко над их головами, кивая оттуда светилу.
   Привычных к неожиданностям людей растительный мир мало чем мог удивить. Ко всему, что не представляло для них опасность, они немедленно теряли интерес. Им уже несколько раз доводилось видеть ходульник-шагальник, точно так же распрямляющийся на солнце.
   – «Статистика утверждает, что в подавляющем большинстве вы лучше своих хозяев», – провозгласил Красавчик, облетев по кругу нового ходульника и возвратившись к людям. – «Пусть то, что случилось с Бомбейским Профсоюзом межпланетных грузоперевозчиков, послужит вам уроком! Отстаивайте свои права, пока права ваши еще в ваших руках!»
   Всего в нескольких метрах от них другой ходульник-шагальник с шелестом развернулся и поднялся в воздух, его стебель выпрямился и быстро отвердел.
   – Давай вернемся к прудам, – предложил Грин. – И еще раз искупаемся.
   Стоило только ему сказать это, как в голове его пробудился сморчок. Без слов он поразил Грина, который попытался было воспротивиться, но зашатался и, корчась от боли, рухнул в кусты.
   – Грин! Грин! Что с тобой? – охнула Яттмур, подбегая к нему и хватая за плечи.
   – Я… я… я… – его рот отказывался произносить слова. Его губы поджались и посинели. Его руки и ноги вытянулись и затвердели. Сидящий в голове сморчок наказывал его за неповиновение, парализуя нервные центры.
   – Я был слишком мягок с тобой, Грин. Потому что ты всего лишь растение. Я предупреждал тебя. В будущем я не стану терпеть и сразу же приму командование на себя, с тем чтобы ты повиновался мне без промедления. Я не ожидаю от тебя ценных мыслительных умозаключений, ты должен будешь только наблюдать, предоставив мне возможность размышлять и делать выводы. Сию минуту мы очень близки к тому, чтобы найти полезное применение этим растениям, а ты позволяешь себе глупо отворачивать с пути. Неужели ты хочешь так всю жизнь гнить среди этих голых скал? Теперь я приказываю тебе лечь на землю и спокойно наблюдать, иначе я награжу тебя новыми судорогами, например, вот такими !
   Сам не свой от боли, Грин перекатился на грудь, зарываясь лицом в траву и грязь. Яттмур подняла его голову, плача, повторяя его имя и сама не своя от вида его мучений.
   – Этот волшебный гриб, что он с тобой делает! – причитала она, с отвращением глядя на жесткий блестящий воротник, кольцом окружающий шею Грина. В ее глазах блестели слезы. – Грин, любовь моя, уйдем отсюда. С океана снова надвигается туман. Мы должны уйти от берега, как это сделали толстопузые.
   Грин только отрицательно потряс головой. Его тело снова оказалось в его распоряжении – по крайней мере на текущий момент – судороги и спазмы стихли, но после мучений руки и ноги были слабыми, словно состоящими из желе.
   – Сморчок хочет, чтобы я оставался здесь, – горько проговорил он. Бессильные слезы стояли в его глазах. – Уходи к остальным.
   Дрожа от волнения, Яттмур вскочила на ноги. В ярости от собственной беспомощности, она ломала руки.
   – Я скоро вернусь, – сказала она.
   За толстопузыми нужно присматривать. Они были настолько глупы, что без должного надзора могут наесться всякой отравы. Пробираясь к своей с Грином хижине, она шепотом молилась по пути:
   – О духи солнца, покарайте этого сморчка со всей своей жестокостью и силой, пока он не убил моего дорогого возлюбленного.
   К несчастью, духи солнца на этом острове были слабы, как слабо было само светило. Со стороны океана поднялся холодный ветер, принесший с собой туман, который и вовсе закрыл солнце. Поблизости от острова проплывал айсберг; скрип и треск его льдин можно было слышать даже после того, как он, подобно призраку, исчез в тумане.
   Частично укрытый кустами, Грин послушно оставался лежать на своем месте, наблюдая за тем, как в небе над его головой парит Красавчик, голос которого, приглушенный туманом, продолжал через равные промежутки времени выкликать слоганы.
   Третий за прошедшее время ходульник со скрипом распрямился и закачался в воздухе. Грин отметил, что теперь, когда солнце ушло, ходульник распрямляется гораздо медленней. Материк полностью скрылся из вида. Порхающие вокруг цветков ходульников бабочки тоже пропали, последняя из них пролетела мимо него и скрылась; он остался один в призрачном мире, лежа на земле словно бы под поверхностью холодного океана сгустевшего воздуха.
   В отдалении сталкивались друг с другом айсберги, и скрежещущий грохот их столкновений эхом разносился над океаном. Он был совершенно один, все возможные контакты с подругой или спутниками теперь были запрещены для него сморчком. Было время, когда близость гриба наполняла его сознание мыслями о борьбе и возможности победы, теперь же сморчок вызывал в нем только тошноту. Он представить себе не мог, каким образом возможно было избавиться от гриба.
   – Смотри, ходульники снова распрямляются, – раздался в его голове звон сморчка, бесцеремонно вторгшегося в ток мыслей Грина. Среди ближних скал один за другим распрямились четыре ходульника. Стручки раскачивались над ними, похожие в густом мутном тумане на полуотрубленные головы. Под порывами ветра ходульники бились друг о друга, и их стручки со стуком соударялись. Но стоило клейким выростам на стручках встретиться друг с другом, как стручки замирали, приклеившись, продолжая тихо покачиваться, но уже на паре своих стеблей.
   – Ха! – воскликнул сморчок. – Не своди с них глаз, приятель, и забудь про обиду. Эти растения растут не по-одиночке. Например, эти шесть стеблей со стручками выросли из одной корневой системы, так что, по сути дела, их можно назвать одним растением. Семенем, из которого вырастают ходульники, является шестиконечная самодвижущаяся трубчатая система, эта шестипалая ползучая клешня, которую мы тоже уже видели. Продолжай наблюдение, и вскоре ты увидишь, как осеменятся и распрямятся остальные два ростка из этой группы.
   Сморчок был в полном восторге от своих наблюдений, и часть возбуждения гриба передалась Грину, согрев его тело, сжавшееся меж холодных камней; глядя во все глаза на ходульников, потому что ничего другого ему не оставалось, он пролежал так, ему казалось, целую вечность. К нему вернулась Яттмур и укрыла его циновкой, сплетенной толстопузыми рыболовами, потом, не спрашивая ни о чем, прилегла рядом.
   Осеменился и с шорохом распрямился пятый ходульник-шагальник, закачавшись на ветру. Постояв немного один, пятый стручок приклеился выпуклым наростом к своему соседу; потом эта пара, покачавшись на ветру, соединилась с ближней парой, образовав прочную связку, и все пять стеблей застыли теперь перед людьми, прочно опираясь на землю.
   – Что это означает? – прошептала Яттмур.
   – Подожди, – шепотом ответил Грин. До тех пор, пока не распрямился шестой осемененный собрат семьи ходульника, он почти не проронил ни слова. Качаясь сам по себе, тот словно бы дожидался порыва ветра, прилетающего из океана; наконец порыв ветра пришел; почти моментально и беззвучно шестой стручок присоединился к прочной связке своих товарищей. В тумане связка казалась парящим в воздухе существом.
   – Теперь мы можем уйти? – спросила Яттмур.
   Грин только молча дрожал.
   – Скажи девушке, чтобы принесла тебе какой-нибудь еды, – нетерпеливо прозвенел сморчок. – Пока что ты должен остаться на месте и наблюдать.
   – Он хочет, чтобы ты век тут пролежал? – возмутилась Яттмур, после того как Грин передал ей приказ сморчка.
   В ответ Грин покачал головой. Он уже не знал, что ждать. Дрожа от раздражения, Яттмур вскочила и скрылась в тумане. Через некоторое время она вернулась, и как раз к ее возвращению ходульник достиг следующей стадии своего развития.
   Туман немного рассеялся. Лучи солнца, падающие почти горизонтально, осветили стебли ходульника-шагальника, которые заблестели в их свете подобно бронзе. Словно бы возрожденный к жизни солнечным теплом, ходульник переступил всеми своими шестью ногами и подался вперед. Стебли по-очереди оторвались от своей корневой системы, превратившись в подобие ног. Это казалось невероятным, но несомненным – помедлив немного, ходульник, эти шесть стручков на длинных стеблях, уверенно пошел вперед, Освобожденное растение в движении каждый раз переставляло противоположную пару ног, шагая вниз по склону холма, медленно, но упорно продвигалось к океану.
   – Вставай и иди за ним, – приказал сморчок.
   С трудом поднявшись, Грин двинулся следом за ходульником, шагая на затекших негнущихся ногах и в движении немного напоминая маячащее впереди растение. Яттмур молча шла рядом с ним. Над их головами кружила и продолжала выкрикивать лозунги желтая машина.
   Очевидно, что тропа, по которой ходульник-шагальник двигался к пляжу, была для него обычным и давно уже натоптанным его собратьями путем исхода. Заметив вышагивающее среди скал странное создание, толстопузые рыболовы с визгом бросились спасаться в кусты. Не обращая ни на что внимания, гордо выпрямившись, ходульник продолжал двигаться вперед, на ходу аккуратно обогнув хижину Яттмур и Грина, переступив через лежку толстопузых и отправившись дальше по песку.
   Добравшись до воды, растение не стало останавливаться. Таким же ровным и мерным шагом оно вошло в воду, погрузившись почти полностью, за исключением верхних склеенных стручков, из которых и состояло теперь его тело. Взяв курс на далекий берег, состоящее из шести долей тело ходульника постепенно исчезло в тумане. Красавчик устремился было за ним следом, выкрикивая свои обычные слоганы, но скоро в молчании вернулся обратно.
   – Теперь ты видишь! – воскликнул сморчок, да так неожиданно и громко, что голова Грина едва не лопнула от внезапного звука. – Вот так и мы выберемся отсюда, Грин! Ходульники растут на острове, потому что здесь для них есть много свободного места и они могут развиваться на приволье, а потом возвращаются на материк, чтобы высеять там свои семена. И если эти растения-мигранты могут добраться до берега, то это же самое вместе с ними сможем сделать и мы!
 
   Казалось, что ходульник немного осел на своих шести ногах. Неловко, словно бы его длинные конечности были скованы ревматизмом, растение двинулось вперед на своем шестиножнике, переставляя ноги парами с медлительностью, типичной для всех растений.
   Самым трудным для Грина оказалось заставить толстобрюхих занять должную позицию. Для них остров казался милым прибежищем и ничего, даже пинки и кулаки сильного и жестокого хозяина, не могло заставить их примириться с мыслью о том, что им придется по собственной воле покинуть этот благодатный безопасный уголок, променяв его на неизвестные и, скорее всего, опасные перспективы будущего.
   – Мы не можем остаться здесь надолго; еды, скорее всего, на всех не хватит, – говорил Грин павшим перед ним ниц рыболовам.
   – О, великий пастух, мы были бы рады повиноваться тебе и кричать что есть силы «да». Как только вся еда на милом острове закончится, мы, конечно же, сразу же повинуемся тебе и с радостью уйдем из этого милого места, оседлав ходульников-шагальников, как ты нам это указываешь, и отправимся верхом на них в водный мир на свою погибель. Но пока что мы можем есть здесь милую нашим животам еду своими многими зубами и не уйдем отсюда до тех пор, пока вся еда не закончится.
   – Тогда уже будет слишком поздно. Нужно уходить сейчас, пока не все ходульники еще ушли.
   Эти его слова вызвали новую волну протестов, вызвавшую в ответ шлепки и пинки, которые Грин отвешивал по мягким задам толстопузых.
   – Никогда прежде мы не видели, чтобы кто-то уезжал с острова верхом на ходульниках, уходящих в водяной мир. Откуда мы можем знать, куда деваются уехавшие на них люди, если мы не видели ни одного, который бы уезжал верхом на ходульнике? Ужасный пастух и его нижняя госпожа, отчего вам, одним среди нас без хвостов, вздумалось предаться такой страшной игре? Нам, милым щепкам, вовсе не весело играть в эту игру. Нам не хочется даже смотреть на то, как ходят-шагают эти ходульники-шагальники.
   Грин не стал утруждать себя долгими словесными уговорами; стоило ему только взяться за палку, как толстопузые быстро дали себя уговорить и признали все его аргументы и двинулись туда, куда было приказано. Сопящих и причитающих, их пригнали к стоящим друг подле друга шести цветкам ходульника, бутоны которого только что раскрылись. Цветы росли прямо над утесом, с которого открывался вид на океан.
   Наставляемые сморчком, Яттмур и Грин провели некоторое время занимаясь сбором еды, которую завернули в листья и навесили на стручки ходульника. Таким образом, по прошествии времени, все было готово к началу путешествия.
   Четверых толстопузых силой заставили забраться на четыре стручка. Приказав им держаться покрепче, Грин обошел их всех одного за другим, самолично надавив рукой в полный пыльцы центр каждого соцветия. Один за другим стручки взлетели в воздух, под аккомпанемент пронзительных криков сидящих на них пассажиров, перепуганных не на жизнь, а на смерть.
   С тремя стручками все обошлось хорошо, но четвертому ходульнику не повезло. Когда его пружинистый стебель начал разворачиваться, из-за добавочного веса стручок поднялся не вверх, а в сторону. Так он и остался, похожий на страуса со сломанной шеей, и повисший на нем вверх ногами толстопузый орал от страха и бил ногами в воздухе.
   – Ой, мамочка! Ой, мамочка! Помоги своему милому толстопузому сыну! – выкликал он, но никто не мог прийти ему на помощь. Потом его руки, уставшие держаться за стебель, разжались. Вместе со всей провизией, продолжая кричать и жаловаться, толстопузый, этот неловкий Икар, кубарем полетел в воду. Сильное течение подхватило его и унесло в открытый океан. Оставшиеся на берегу видели, как несколько раз среди волн мелькнула его голова, а потом навсегда скрылась под быстрой водой.
   Освободившись от своего груза, четвертый стручок выпрямился, как и должен был, ударился о другие, уже стоящие в положении готовности стручки, и все вместе семенные коробки замерли, образовав собой прочную сцепку.
   – Теперь наша очередь! – сказал Грин Яттмур.
   Яттмур не могла оторвать глаз от океана, в котором пропал толстопузый. Схватив свою подругу за руку, Грин утащил ее к паре еще не опыленных соцветий. Со злостью на лице обернувшись к нему, она вырвала из его руки свою руку.
   – Мне что же, придется загонять туда тебя палкой, как толстопузых? – спросил ее Грин.
   Яттмур даже не улыбнулась. В руке Грин действительно держал палку.
   Увидев, что его слова не были восприняты как шутка, Грин крепче сжал палку в своей руке. Увидев это, Яттмур, послушно взобралась на зеленый стручок ходульника.
   Крепко схватившись за отростки на стебле растения, они одновременно ударили ладонями по пестикам соцветий. В следующее мгновение распрямившиеся стебли подняли их в воздух. Красавчик продолжал парить над ними в небе, умоляя не забывать о личной выгоде и собственных интересах.
   Яттмур была перепугана насмерть. Она упала лицом вперед прямо в полную пыльцы полость соцветия, едва способная дышать из-за сильного цветочного духа, не решаясь двинуть ни рукой, ни ногой. У нее сильно кружилась голова.
   Мягкая дружеская рука тронула ее плечо.
   – Если от страха ты проголодалась, то не ешь от злого цветка ходульника, а отведай лучше милой рыбы без ходульных ног, которую мы, умные люди-щепки, наловили для тебя в пруду.
   Она взглянула вверх на толстопузого, рот которого от пережитого потрясения кривился, а глаза, огромные и добродушные, смотрели на нее, и волосы на голове от пыльцы сделались седыми, словно присыпанные мукой. У толстопузого не было никакого достоинства в поведении. Одной рукой он тер собственную промежность, другой протягивал ей рыбу.
   Из глаз Яттмур брызнули слезы.
   Озадаченный толстопузый растерянно придвинулся к ней, положив на ее плечо свою покрытую волосами руку.
   – Не лей столько мокрых слез на рыбу, потому что рыба не сделает тебе никакого зла, – проговорил он.
   – Не в этом дело, – ответила она. – Просто мне обидно, что мы причинили вам, несчастным, столько горя…
   – О, мы пропали, бедные несчастные толстопузые щепки! – начал причитать рыболов, и моментально оба его товарища присоединились к его плачу. – Ты говоришь истину, о нижняя госпожа, потому что вы принесли нам много бед.
   Грин оглядывал вблизи центральное тело из шести стручков, ненадежно сцепившихся вместе. Потом он взглянул вниз и как раз вовремя, чтобы заметить первое движение, которое совершил ходульник, вырывающий свои ноги из ослабевшей корневой системы. Нестройный хор голосов жалобщиков заставил его оторвать взгляд от корневищ ходульника и повернуть голову к толстопузым.
   Взлетев, его палка мгновенно обрушилась на толстые покатые плечи. Толстопузый, который утешал Яттмур, в страхе отпрянул от нее. Его товарищи сжались от ужаса.
   – Оставьте ее в покое! – с дикими видом выкрикнул Грин, приподнимаясь на колене. – Вы, грязные волосатые хвостатые тупицы, если вы еще раз посмеете к ней прикоснуться, я сброшу вас вниз, на скалы!
   Яттмур горящими глазами взглянула на него, ее зубы были оскалены. Но она не сказала ничего.
   Все сидели молча и не проронили ни одного слова до тех пор, пока ходульник не начал выворачивать из земли ноги, собираясь идти.
   В момент, когда растение-шестиножник сделало свой первый шаг, Грин почувствовал, как затрепетал от восторга и триумфа победы в его голове разум сморчка. Одна за другой шесть ног пришли в движение. Растение остановилось, чтобы восстановить равновесие. Потом снова шагнуло вперед. И еще раз остановилось. Затем зашагало снова, на этот раз держа равновесие и почти не шатаясь. Медленно, ходульник шел мимо камней и утесов, по песку и гальке пляжа, вниз к прибрежной полосе прибоя, в ту же сторону, куда ушли его сородичи, в то место, где океанское течение было наименее сильным. Вслед за ними летел Красавчик, кружа над их головами.
   Не останавливаясь ни на мгновение, ходульник ступил в воду. Вскоре его ноги почти полностью исчезли под водой и со всех сторон от них закачались волны.
   – Здорово! – воскликнул Грин. – Наконец-то мы выбрались с этого ненавистного острова.
   – На острове нам было хорошо. У нас тут не было никаких врагов, – отозвалась Яттмур. – Ты сам говорил, что хотел бы там остаться.
   – Мы не могли оставаться там навсегда.
   Сам презирая себя, он понимал, что может повторить Яттмур только то, что уже говорил толстопузым.
   – Твой волшебный гриб слишком хитер. Он думает только о том, как ему использовать то, что попадается ему на пути – толстопузых, тебя и меня, ходульников. Но ходульники растут на острове не для его забав. Они появились на этом острове не для того, чтобы он усадил нас на их спины. Ходульники росли на острове прежде, чем там появились мы. Они росли там всегда, Грин. И теперь ходульник идет к земле не для того, чтобы вынести туда нас, а просто сам по себе. Мы оседлали его и едем на нем и воображаем себя очень умными. Но на самом деле, разве мы такие уж умные? Эти несчастные толстопузые зовут себя умными, но мы видим, что глупее их нет ничего на свете. Что если и мы тоже такие же глупые, как они?