Олдисс Брайан Уилсон. Перед закатом Земли (Мир-оранжерея)

   – Я ухожу в пещеру толстопузых, – сказала она, почти не ожидая услышать от Грина ответ.
   Но Грин ответил ей.
   – Ты не можешь идти туда, потому что Ларен вымокнет под холодным дождем. Отдай его мне, я о нем позабочусь.
   Медленно она прошла к Грину через пещеру. В скудном свете, проникающем в пещеру, Яттмур вдруг увидела, каким необычно темным стал гриб, разросшийся у Грина среди волос и на шее. Гриб заметно вырос и спускался Грину на лоб, чего раньше не было. Внезапно испытав отвращение, она, уже начав протягивать ему ребенка, остановилась.
   Он взглянул на нее из-под нависшего козырьком над его глазами гриба таким взглядом, какого она раньше никогда не видела; в глазах Грина кипели смешанные фатальное отупение и хитроумие, всегда скрывающиеся на дне всего самого злого на свете. Инстинктивно она отшатнулась от него, прижав ребенка к себе.
   – Отдай его мне. Я не сделаю ему ничего плохого, – сказал ей Грин. – Он так мал, и мне его нужно многому научить.
   Неожиданно он быстро вскочил на ноги, причем все движения его, хотя и были проворными, были лишены человеческого и казалось, что он пребывает словно бы во сне. Воспламенившись от страха и злости, она отскочила от него и, зашипев словно кошка, выхватила из-за пояса нож, дрожа всем телом. Как зверь, она оскалила на него зубы.
   – Не подходи ко мне.
   На руках у нее, захлебываясь, заплакал Ларен.
   – Отдай мне моего ребенка, – снова сказал Грин.
   – Это говоришь не ты. Я боюсь тебя, Грин. Сядь обратно на свое место. Держись от меня подальше! Не подходи!
   Но словно не слыша ее слов, он продолжал идти к ней, причем его движения отличались странной дерганностью, как если бы его телу приходилось реагировать на приказы от сразу двух центров жизненного контроля. Она угрожающе вскинула свой нож, но он не обратил на оружие никакого внимания. Его глаза были подернуты пеленой слепоты.
   В последний момент Яттмур не выдержала. Бросив нож, она повернулась и опрометью выбежала из пещеры, крепко прижимая к себе ребенка.
   В лицо ей ударила буря – ветер со снегом и дождем дул из ложбины между вершинами. В небе сверкали молнии, освещая одинокую сеть великого странника, протянувшуюся откуда-то неподалеку до самых облаков. Внезапно сеть загорелась и пламя плясало на ней, пока его не погасил дождь. Пригнув голову и прижав к груди ребенка, Яттмур побежала и не останавливалась до тех пор, пока не добралась до пещеры толстопузых. Она не смела оглянуться назад.
   Только добравшись до пещеры рыболовов, она поняла, как опрометчиво поступила. Но к тому времени было уже поздно что-либо изменить. Когда она вбежала из-под дождя в пещеру, толстопузые рыболовы и горные люди выскочили ей на встречу.
 

Глава двадцать третья

   Грин упал на колени на острые камни у самого выхода из пещеры.
   Снаружи творился ужасающий хаос и там невозможно было разобрать ничего, а кроме того, его сознание заслоняла собой пелена. Колышущиеся словно миражи картины поднимались перед его глазами, извиваясь на экране его сознания. Он видел стены из крохотных ячеек, наполненных липким веществом и похожих на соты, вырастающие вокруг него. У него была тысяча рук, но он не мог толкнуть и разрушить эту стену; его руки тонули в вязком сиропе, сковывающем движения. Ячеистая стена разрасталась, смыкаясь над его головой, оставляя видимым только один единственный просвет. Неотрывно глядя в этот просвет, он различил где-то далеко, словно за много миль, крохотные фигурки. Это была Яттмур, она стояла на коленях и рыдала и вздымала руки от того, что он не мог прийти к ней. Другие фигурки, что стояли рядом с ней, были толстопузые. Кроме того, он увидел там Лили-Йо, старого вождя их племени. В последней фигурке – сгорбленной и несчастной! – он узнал себя самого, выброшенного из своего убежища.
   Видение-мираж заколебалось и исчезло.
   В отчаянии он упал на бок и, с трудом поднявшись, сел, привалившись спиной к ячеистой стене, немедленно отреагировавшей на его близость и открывшейся словно утроба, извергнув из своих ячеек ядовитых созданий.
   Ядовитые создания обратились ртами, плотоядными коричневыми ртами, испускающими из себя потоки слов. Окружив со всех сторон, они донимали его голосами сморчка. Рты окружили его так плотно, что на мгновение он оглох от их невнятного бормотания, различая только гул голосов, но не улавливая смысла сказанного. Он открыл рот и хрипло вскрикнул, а потом понял, что сморчок говорит с ним не грубо, а в голосе его слышится жалость и сочувствие; постепенно успокоившись, он попытался взять себя в руки и умерить дрожь, чтобы лучше услышать то, что ему говорилось.
   – В зарослях Безлюдья, где обитают мои сородичи, никогда не водилось созданий, подобных тебе, Грин, – говорил ему сморчок. – Все, что мы могли там, это подчинять себе примитивные растения. Растения существуют в бессмыслии. На время их мозгом становились мы. Но с тобой все было иначе. В удивительных и древних наслоениях глубин твоего подсознания я нашел очень много интересного для себя и решил остаться с тобой. Наше совместное пребывание затянулось слишком надолго.
   Я увидел в тебе столько ценного и захватывающего, поразившего меня до глубины естества, что забыл о том, зачем я соединился с тобой, Грин. Ты захватил меня в свои сети, точно так же, как захватил тебя в свои сети я.
   Но настало время, а оно должно было настать, когда я, наконец, вспомнил о своем истинном предназначении. Я живу за счет твоей жизни для того, чтобы продолжить дальше свою; таков мой путь, таково мое предназначение. И теперь я достиг предела, кризисной точки, потому как я созрел .
   – Я не понимаю тебя, – тупо прошептал Грин.
   – Передо мной лежит необходимость принятия решения. Очень скоро я должен буду разделиться и произвести на свет потомство; таков способ, посредством которого репродуцируется мой вид, и я не в силах как-то контролировать его. И разделиться мне придется именно здесь, на голом склоне этой горы, среди снега и дождя, и я надеюсь, что мой потомок сумеет тут выжить. Или же… в том случае, если дальше дело будет идти так же неважно, я попытаюсь найти для себя нового носителя.
   – Только не моего ребенка.
   – А почему бы и нет, Грин? Ларен – это единственный шанс, который здесь мне предоставила судьба. Он молод и свеж; управлять им будет гораздо проще, чем тобой. Само собой, что он пока слаб, но Яттмур и ты, вы вместе будете присматривать за ним и заботиться о нем до тех пор, пока он не сможет позаботиться о себе сам.
   – Если это означает так же и заботу о тебе, сморчок, то я не согласен.
   Прежде чем Грин успел закончить свою фразу, в его голове вспыхнул свет и сознание его получило такой сильнейший удар, что он упал на каменный пол и мучительно содрогнулся в конвульсиях.
   – Ни ты, ни Яттмур, не при каких обстоятельствах не бросите ребенка. Ты это знаешь, потому что твои мысли видны мне очень ясно. Как знаешь ты и то, что при малейшей же возможности ты уйдешь с этой безжизненной горы в места богатые жизнью, светом и теплом. Это совпадает с моими планами. Времени остается все меньше, мой друг; мне нужно идти дальше, потому иначе нельзя.
   Я познал каждую клеточку твоего тела, и боль, которую испытываешь ты, вызывает у меня жалость – но я остаюсь равнодушным к твоей боли, если оказывается, что твое поведение идет вразрез с моими планами и моей природой. Сейчас мне необходим сильный и энергичный носитель, который послушно и быстро доставит меня назад в мир тепла и света, с тем, чтобы я спокойно мог там размножаться. Для этой цели я выбираю Ларена. Согласись, что в данных обстоятельствах подобное решение будет наилучшим.
   – Я умираю, – простонал Грин.
   – Пока еще нет, – ответил сморчок.
 
   Яттмур сидела у самой дальней стены в пещере рыболовов, находясь между сном и явью. Духота и вонь, царящие в пещере, глухой гул голосов, шум дождя снаружи, все это притупило болезненную обостренность ее чувств. Уложив Ларена на кучу сухой листвы рядом с собой, она задремала. Перед этим все они отведали мяса кожекрыла, куски которого были частью изжарены, частью сожжены над разведенным в пещере костром. Ребенок тоже съел несколько маленьких кусочков, самых мягких, которые выбрала ему мать.
   Когда она появилась перед входом в пещеру, толстопузые тут же с радостью пригласили ее войти внутрь, приветствовав криками:
   – Входи, входи, милая нижняя госпожа, в нашу пещеру прочь от дождливой сырости, которая падает сверху из облаков. Входи к нам, чтобы отдохнуть и обсохнуть у огня без сырости.
   – Кто такие эти люди, что находятся тут с вами? – спросила она, с испугом глядя на восьмерых горных обитателей, которые тоже вскочили на ноги и теперь в улыбках скалили ей зубы и энергично подпрыгивали на месте, демонстрируя ей свою радость.
   При близком рассмотрении их облик вызывал отвращение: на голову выше среднего человека, они имели широкую грудную клетку и хорошо развитые плечи, густой мех на которых свисал длинным воротником. Поначалу они сгрудились все вместе позади толстопузых, но потом окружили Яттмур, весело скаля на нее зубы и перекликаясь друг с другом на странном лающем языке, лишь отдаленно напоминающем человеческую речь.
   Их лица представляли собой самые устрашающие маски из когда-либо виденных Яттмур. Удлиненные челюстные кости, низко нависшие надбровные дуги, вывернутые ноздри, из-за которых их носы напоминали рыло, короткие желтоватые бороды и торчащие подобно сырому мясу из белесого густого меха широкие оттопыренные уши. Быстрые и резкие в движениях, горные люди постоянно морщили и кривили лица, а когда они принялись вылаивать ей вопросы, за их серыми губами быстро то появлялись, то исчезали длинные и желтоватые, словно из слоновой кости, клыки.
   – Ты, аф, ты жить здесь? Ты на Большом склоне, ты, аффа-аффа, жить здесь? С толстопузыми, с толстопузыми, ты жить здесь? И с ними жить вместе, аффа-аф, спать кучей, жить и любить вместе, жить на Большом Склоне?
   Все эти вопросы пролаял в лицо Яттмур самый крупный из горных людей, подпрыгивая перед ней и корча при этом в гримасах лицо. Его голос был настолько хриплым и гортанным, а слова, которые он произносил, настолько напоминали лай, что с первого раза она вообще ничего не поняла.
   – Аффа-аф, ты вправду жить на Большом Склоне?
   – Да, я живу на этой горе, – ответила она, стараясь взять себя в руки и ответить достойно. – А откуда пришли вы? Где вы живете? Кто такие вы, люди?
   Вместо ответа горный человек вытаращил на нее свои козьи глаза, раскрыв их до того, что вокруг век появился красный ободок. После этого он крепко зажмурил глаза, вместо этого раскрыв рот и испустив высокий, напоминающий кашляющее сопрано, аккорд смеха.
   – Эти меховые люди – боги, наши милые быстрые острозубые боги, нижняя госпожа, – объяснил один из толстопузых, которые так же прыгали вместе с горными людьми вокруг нее, отталкивая друг друга в стремлении первым излить перед ней свою душу. – Эти острозубые горные люди называют себя острозубыми. Они теперь наши боги, госпожа, потому что они поднялись бегом по склону Большого Склона, чтобы стать милыми богами для добрых старых толстопузых щепок. Она боги, да боги, они большие могучие боги, нижняя госпожа. У них есть хвосты !
   Это последнее толстопузый выкрикнул в восторге. После чего вся свора принялась носиться по пещере, пронзительно выкрикивая и улюлюкая. У острозубых действительно имелись хвосты, продолжения позвоночника, отстоящие от спины под небольшим углом. Толстопузые гонялись за хвостами острозубых, пытаясь поймать и поцеловать их. Яттмур отпрянула от всеобщей суматохи и прижалась спиной к стене, в то время как Ларен, который некоторое время расширенными от страха глазами взирал на происходящее, вдруг принялся голосить во всю мощь своих легких. Острозубые и толстопузые стали передразнивать его, в свою очередь так же крича и воя.
   – Дьявол танцует на Большом Склоне, на Большом Склоне. Острозубые многозубы, жующие-кусающие-рвущие, днем и ночью живут на Большом Склоне. Толстопузые щепки поют о милых хвостах своих хвостатых острозубых богов. На Большом Склоне столько есть всего плохого, о чем можно петь и петь. Есть и кусать и пить, когда вода течет-хлещет с неба дождем. Ай, ай, яй.
   Внезапно, проносясь галопом мимо, один из острозубых выхватил из рук Яттмур Ларена. Она испустила пронзительный крик – ее сына уносили прочь, на его крохотном красном личике застыло испуганное выражение. Раскрыв зубастые пасти, покрытые густым белесым мехом, горные люди принялись перебрасывать Ларена с рук на руки, сначала по-верху, потом внизу, то едва не задевая потолок, то чуть не роняя на пол, взлаивая от смеха и радости от своей игры.
   Охваченная огненной яростью Яттмур набросилась на ближайшего к ней острозубого. Вырвав из него несколько клоков меха, она ощутила под кожей существа бугры сильных мускулов, напрягшихся после того, как оно повернулось к ней лицом. Лишенная шерсти рука, покрытая коричневой кожей, метнулась вперед, пара растопыренных пальцев впилась ей в ноздри и дернула вверх. Резкая боль пронзила ее поперек лба, словно тело разрезали ножницами. Яттмур опрокинулась на спину, ее руки метнулись к лицу, она потеряла равновесие и растянулась на полу пещеры. Бросившись к ней, в единый миг острозубый навалился на нее сверху. Мгновенно все остальные устроили на ней кучу-малу.
   Это и спасло Яттмур. Острозубые принялись драться между собой и позабыли про нее. Она выползла из-под груды тел, чтобы схватить на руки Ларена, лежащего на полу, совершенно невредимого, с вытаращенными от небывалого удивления глазами. Всхлипывая от облегчения, она прижала сына к груди. В тот же миг Ларен тоже залился плачем – Яттмур в испуге оглянулась, но острозубые уже позабыли и о ней и о своей драке, собираясь заняться приготовлением на костре новой порции кожекрыла.
   – О, у тебя идет дождь из глаз, наша милая нижняя госпожа, – проговорили толстопузые, собираясь вокруг нее в кружок, нежно похлопывая ее по плечам своими мягкими руками и пытаясь погладить по волосам. Грина рядом с ней не было, и такая странная фамильярность толстопузых испугала ее, но она нашла в себе силы спросить хриплым голосом:
   – Вы так всегда боялись меня и Грина, почему сейчас вы не боитесь этих ужасных покрытых мехом созданий с острыми зубами? Разве вы не видите, что это кровожадные хищники, сколько таится в них опасности?
   – А разве ты, нижняя госпожа, не видишь, что у этих острозубых богов есть настоящие хвосты? Только люди с растущими хвостами могут стать нашими богами, богами несчастных милых толстопузых щепок.
   – Они убьют вас и съедят.
   – Они наши боги и для нас счастье быть убитыми богами с хвостами. Да, у наших богов острые зубы и хвосты! Да, со своими острыми зубами и хвостами они зовутся острозубыми!
   – Вы как дети – ведь они очень опасны, разве вы не видите?
   – Ай-яй, у наших острозубых богов во ртах полно страшных острых зубов. Но эти зубы не зовут нас плохими именами, как делаешь ты, нижняя госпожа, и умная голова Грин. Так что лучше уж нам будет умереть радостно, госпожа!
   Прислушиваясь к ответам толстопузых, Яттмур смотрела поверх их голов на группу острозубых. Некоторое время восемь меховых существ оставались на месте, увлеченные тем, что разрывали на части тушу кожекрыла и запихивали в рот мясо. Пищу они запивали содержимым большой кожаной фляги, которую передавали из рук в руки; по-очереди, булькая и захлебываясь, они тянули из фляги. Яттмур заметила, что между собой острозубые разговаривают на грубом наречии того языка, на котором изъяснялись толстопузые.
   – И сколько они уже здесь находятся? – спросила она толстопузых.
   – О, в этой пещере они находятся часто, потому что они любят нас в этой пещере, – ответил один из толстопузых, поглаживая ее плечо.
   – Значит, они уже не в первый раз к вам приходят?
   Круглые лица улыбнулись ей в ответ.
   – Острозубые приходят к нам снова, и снова, и еще раз снова, потому что они любят милых толстопузых щепок. Раньше ты, нижняя госпожа и охотник Грин не любили милых толстопузых, и мы, толстопузые, плакали на Большом Склоне. Острозубые обещали забрать нас с собой, чтобы отвести нас к милому мать-дереву. Ведь острозубые заберут нас, правда?
   – Вы хотите уйти от нас?
   – Мы хотим уйти от вас, уйти от холода и ненастной тьмы Большого Склона, туда, где очень пусто и темно, потому что острозубые обещают отвести нас к теплу и свету, где может расти милое мать-дерево.
   От жара и вони, царящих в пещере, со спящим Лареном на руках, она тоже мало-помалу погружалась в дремоту. Смысл сказанного толстопузыми не сразу дошел до нее и она заставила повторить их все еще раз, что они с готовностью исполнили.
   Грин уже давно не скрывал своей ненависти к толстопузым. Острозубые охотники, эти опасные создания, грозились увести толстопузых с горы, причем обещали доставить их в места с обильной растительностью, где произрастали толстые деревья с мясистой листвой, породившие и поработившие толстопузых людей. Инстинктивно Яттмур понимала, что покрытым мехом горным людям нельзя доверять, но как объяснить это толстопузым, она не знала. С содроганием она представляла, как останется одна с ребенком на руках и наедине с Грином на склоне горы.
   Не выдержав такого множества переживаний, она разрыдалась.
   Толстопузые продолжали толпиться рядом, дыша ей в лицо, пытаясь неуклюже утешить ее, поглаживая ее груди, щипая и уминая ее тело, корча рожи ребенку. Она была слишком растеряна, чтобы им противиться.
   – Ты пойдешь с нами к зеленому миру, милая нижняя госпожа, чтобы жить далеко от Большого Склона вместе с милыми щепками, – бормотали толстопузые. – Мы зовем тебя приятно спать в тепле с нами милыми.
   Получив уверенность при виде ее апатии, толстопузые принялись изучать ее тело, добираясь до самых укромных и интимных мест. Яттмур не стала сопротивляться, и как только простейшая похоть толстопузых была удовлетворена, они оставили ее в покое в ее углу. Один из толстопузых позже вернулся к ней и принес ей порцию мяса кожекрыла, которое она съела.
   Пережевывая мясо, она думала: «Если я и Ларен останемся тут наедине с Грином, то он убьет Ларена своим грибом. Поэтому, ради сына, я должна попытать счастье и отправиться вместе с толстопузыми и острозубыми». Приняв решение, она почувствовала в себе уверенность и, успокоившись, заснула.
   Она проснулась от криков Ларена. Принявшись укачивать малыша, Яттмур поднялась на ноги и выглянула наружу. Снаружи царила небывалая тьма, доселе невиданная ею. Дождь на время прекратился; теперь вокруг грохотал гром, прокатываясь меж облаками и землей, словно бы ища выход. Толстопузые и острозубы, которые спали все вместе, сгрудившись в кучу, тоже проснулись от раскатов грозы. Голова Яттмур раскалывалась от боли и она подумала: «Я никогда не смогу заснуть под этот грохот». Но через мгновение она снова улеглась и, устроив Ларена, закрыла глаза и уснула.
   В следующий раз, когда она проснулась, ее разбудили острозубые. Собирая свои пожитки и готовясь выбираться из пещеры, они возбужденно перелаивались.
   Ларен еще спал. Оставив сына лежать на куче сухой листвы, Яттмур подошла к выходу из пещеры, чтобы увидеть что происходит. Выглянув наружу, она тут же отпрянула назад, так как почти в упор уставилась на ужасную маску на голове одного из острозубых. Для того чтобы защитить свои головы от дождя, который уже снова лил изо всех сил, острозубые облачились в шлемы, вырезанные из того же сорта наростов на камнях горы, из которых Яттмур смастерила горшки для приготовления пищи и мытья.
   Из круглого нароста была удалена сердцевина, прорезаны дыры для глаз, носа и пасти. Однако наросты были слишком велики для покрытых мехом голов; при каждом движении острозубых их шлемы перекатывались из стороны в сторону, отчего острозубые становились похожими на сломанные куклы. Это, а также и то, что шлемы на головах острозубых были грубо размалеваны красками разных цветов, придавало им ужасно уродливый и даже устрашающий вид.
   Как только Яттмур выскочила под дождь, острозубый прыжком преградил ей дорогу, как болванчик мотая своей деревянной головой.
   – Аваффа-воу, тебе оставаться и спать в пещере для спанья, госпожа-мать. Сюда идут, ваф-авафа, из тьмы плохие, дурные, злые, которых мы, друзья, не любим. Мы будем кусаться и рвать и кусаться. Рррр, вафф, лучше тебе, аваффа-ваф, держаться подальше от глаз, ваффа, наших.
   Выслушав рычание и взлаивания острозубого, смешанные с барабанной дробью дождя по его шлему, Яттмур рванулась из его цепкой руки.
   – Почему я не могу остаться снаружи? – спросила она. – Неужели вы боитесь меня? Что тут происходит?
   – Бери-тащи идут, авафф, сюда, чтобы схватить тебя! Гррр, пусть тогда поймают и схватят тебя!
   Толкнув Яттмур, острозубый снова метнулся к своим товарищам. Со стуком сталкиваясь шлемами, рычащие существа метались вокруг своей волокуши, распределяя меж собой стрелы и луки. Рядом с ними стояло трио толстопузых, обнимая друг друга и утешая, и указывая руками вниз по склону.
   Причиной волнения толстопузых была группа фигур, медленно бредущих в сторону пещеры. Поначалу, прищурив глаза и приглядевшись, сквозь струи дождя, она сумела разглядеть фигуры только в общих чертах; потом группа приблизилась и всего она насчитала три фигуры – кажущиеся ей странными, но что за странность в них она, она не могла бы объяснить ни за что в жизни. Острозубые, очевидно, знали, что им ожидать.
   – Это бери-тащи, бери-тащи! Смертоносные бери-тащи! – кричали они, постепенно разъяряясь все больше и больше. Однако даже с точки зрения Яттмур бредущее под дождем странное трио имело вид совсем не зловещий. Тем не менее острозубые уже подпрыгивали от возбуждения; один или двое из них натягивали луки, выбирая цели сквозь колеблющуюся пелену льющегося дождя.
   – Постойте! Не стреляйте в них! – закричала Яттмур. – Они не причинят нам зла!
   – Это бери-тащи! Ты, ты, ваф, лучше молчи, госпожа, и тогда тебе точно никто не причинит зла! – ответствовали ей острозубые, и слова их было тяжело разобрать из-за возбуждения, в котором они пребывали. Один из острозубых, склонив голову в своем устрашающем шлеме, бросился на нее и сбил с ног, ударив шлемом в плечо. В страхе она вскочила на ноги и пустилась бежать, сперва не разбирая дороги, потом опомнившись и выбрав направление.
   В одиночку она одна не могла совладать с острозубыми; но, возможно, это окажется по силам Грину и сморчку.
   Вскрикивая и разбрызгивая из-под своих ног воду и грязь, она бежала обратно к пещере, где оставила Грина. Без раздумий она вбежала в пещеру.
 
   Грин стоял вблизи входа в пещеру, прижавшись спиной к стене и наполовину скрытый в тени. Яттмур пробежала мимо него и прежде чем она заметила мужа во тьме, он начал надвигаться на нее.
   Беспомощная от потрясения, она кричала не переставая, раскрыв широко рот и вытаращив при виде Грина глаза.
   Поверхность сморчка потемнела и покрылась наростами, а кроме того, гриб разросся и сполз вниз, закрыв собой почти все лицо Грина. Когда Грин бросился на нее, его глаза маслянисто блеснули сквозь щели в плоти сморчка.
   Яттмур упала на колени. От вида болезненных наростов на голове и плечах Грина у нее на мгновение сделалась совершенно пустой голова, и она ничего не смогла в этот момент предпринять, для того чтобы увернуться от рук Грина.
   – О, Грин! – только и смогла слабо прохрипеть она.
   Наклонившись, Грин неторопливо и уверенно взял рукой ее за волосы. Физическая боль вывела Яттмур из мгновенного ступора; все ее тело дрожало подобно склону горы под катящейся лавиной, однако способность мыслить вернулась к ней.
   – Грин, этот сморчок хочет убить тебя? – прошептала она.
   – Где ребенок? – глухим голосом потребовал ответа Грин. Приглушенный, голос Грина при этом приобрел и странную гулкость, как бы звон, от чего Яттмур сделалось еще более не по себе. – Что ты сделала с ребенком, Яттмур?
   Пригнувшись и пытаясь вырваться, она ответила:
   – Твой голос изменился, Грин. Это говоришь не ты, а сморчок. Что случилось с тобой? Ты знаешь, что я люблю тебя – скажи мне, что случилось, чтобы я смогла понять.
   – Почему ты не принесла с собой ребенка?
   – Ты больше не Грин. Сморчок каким-то образом сумел полностью овладеть тобой. Ты говоришь его голосом.
   – Яттмур – мне нужен ребенок .
   Она опять попыталась вырваться и подняться на ноги, но Грин не отпускал ее волосы, тогда она проговорила, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойней.
   – Скажи мне, для чего тебе нужен Ларен?
   – Ребенок принадлежит мне, и я хочу, чтобы он был со мной. Куда ты его дела?
   Яттмур указала рукой в темную глубину пещеры.
   – Не будь глупцом, Грин. Ларен лежит вон там, позади тебя, у дальней стены пещеры. Он спит.
   Стоило Грину оглянуться, его внимание отвлеклось, и Яттмур вырвалась из его руки, нырнула под его локоть и бросилась бежать. Вскрикивая от страха, она выскочила под дождь.
 
   И снова дождь бил ей в лицо, пытаясь загнать обратно в мир, из которого она только что бежала – вместе с тем устрашающий образ Грина, в лицо которому она смотрела лишь мгновение назад, так и не исчез из ее памяти, запечатлевшись там навеки. Оттуда, где она находилась, склон холма скрывал тройку странных пришельцев, которых острозубые назвали бери-тащи, но сами острозубые и трио толстопузых были отлично ей видны. И те и другие в неподвижности стояли рядом со своей волокушей, повернувшись к ней лицом, отвлеченные от своих дел ее криками.