Осеева Валентина. Васек Трубачев и его товарищи (книга 2)

   Нюра испуганно поглядела на ребят.
   - Трубачев... Васек... -дрожащим голосом начала она, Васек знал неприязненное отношение Нюриной матери к нему самому и к его товарищам, но из глубокого СОЧУВСТВИЯ к подруге с необычайной торопливостью подошел к Синицыной и низко поклонился. Мария Ивановна подозрительно оглядела его со всех сторон и протянула руку.
   - Вырос... большой стал... - наугад сказала она, стараясь быть любезной.
   Товарищи подходили один за другим, кланяясь, смущенно улыбались. Мазин тоже поклонился и, усмехнувшись, громко сказал:
   - Мы неплохие ребята, в общем...
   Леонид Тимофеевич, наблюдавший эту сцену, весело расхохотался. Мария Ивановна тоже засмеялась - страх перед "компанией" ее дочери невольно рассеялся, и, привлекая к себе Лиду Зорину, она даже сказала:
   - Что же ты к моей Нюре не приходишь? Приходи, когда свободна.
   Вместе с Еленой Александровной в комнату вошла Федосья Григорьевна, оставив за дверью кучку младших ребят.
   - Нельзя туда - учительница не позволила! - громким шепотом уговаривала своих сверстниц Нютка.
   Елена Александровна положила на стол большие куски белой кисеи. Федосья Григорьевна захлопотала:
   - Мария Ивановна, давайте отмерим сразу на все окна и примемся за работу.
   - Я думаю, может, покрасим раньше в разные цвета? Можно в желтый, в светло-зеленый, - предложила Синицына.
   - А для пионерской комнаты сделаем флажки, - подхватила Федосья Григорьевна и, собрав со стола ворох кисеи, пригласила: - Пойдемте во двор, там у нас есть скамеечка и столик, сядем уютно. Пойдемте, пойдемте!
   Мария Ивановна пошла за учительницей младших классов.
   - Дети, дети, идите все за мной, я несу вам работу! Чудесную работу! - слышался в коридоре сочный голос Федосьи Григорьевны.
   Елена Александровна заметила взгляд директора и улыбнулась. Ей вспомнилось первое посещение школы Синицыной.
   Нюра, счастливая, что все обошлось благополучно, шепотом говорила Лиде:
   - Ой, как я испугалась! Я только на вас и надеялась. Ведь ты знаешь, мама не сама пришла - ее давно уже Леонид Тимофеевич звал.
   Ребята снова принялись за дело. Со двора начали появляться школьники других классов. Все знали, что сегодня будут убирать пионерскую комнату. Некоторые принесли из дому плакаты, открытки, портреты.
   Леонид Тимофеевич подозвал Васька и указал ему скромное местечко в уголке, над круглым столиком.
   - Ну, я думаю, здесь можно поместить и нашу семейную фотографию, пошутил он. - Пойдем-ка со мной, Трубачев!
   Васек, ничего не понимая, побежал за директором в учительскую.
   Вынув из портфеля фотографию, где была снята группа учителей, Леонид Тимофеевич показал ее мальчику. Васек пробежал глазами по знакомым лицам и замер от счастья, увидев Сергея Николаевича и рядом с ним Митю.
   Леонид Тимофеевич знал от ребят, что Митя был опасно ранен, и, не надеясь на его выздоровление, не хотел раньше показывать найденную среди школьного имущества фотографию, чтобы лишний раз не напоминать ребятам о постигшем их горе.
   Теперь Митя выздоравливал, и Леонид Тимофеевич решил передать фотографию в пионерскую комнату.
   Васек долго смотрел на Митю, на учителя, потом с волнением спросил:
   - А что, Леонид Тимофеевич, ничего не слышно о нашем Сергее Николаевиче?
   Ребята часто задавали этот вопрос своему директору, но судьба учителя была неизвестна, и, как всегда, Леонид Тимофеевич грустно ответил:
   - Нет, Трубачев, не слышно. - И тут же, чтобы отвлечь мальчика, заторопил его: - Ну, беги вниз, приготовь там местечко, а я сейчас принесу фотографию. Да не говори ничего ребятам, пусть это будет для них сюрпризом.
   - Вытрите столик хорошенько и ничего тут не вешайте! Это место занято! - вбегая в пионерскую комнату, крикнул товарищам Васек.
   Леонида Тимофеевича не было долго.
   - Сейчас он принесет... Сейчас принесет что-то. Тогда увидите что, повторял Васек, поминутно выглядывая в коридор.
   Волнение его заразило ребят. Они толпились около двери, перешептывались между собой, строили всевозможные догадки.
   - Сами увидите, сами увидите... - повторял Васек.
   Елена Александровна, заинтересованная нетерпеливым ожиданием ребят, пошла навстречу директору.
   - Что вы им обещали? - спросила она в коридоре, с любопытством глядя на большую фотографию, обернутую в папиросную бумагу.
   - Любимого учителя и любимого вожатого, - улыбнулся директор.
   Он открыл дверь в пионерскую комнату. Там стояла напряженная тишина.
   - Вот вам мой подарок, - сказал Леонид Тимофеевич, медленно разворачивая фотографию и поднимая ее вверх.
   Глаза ребят с жадным интересом остановились на фотографии. В наступившей тишине раздался удивленный и радостный возглас Лиды:
   - Сергей Николаевич! Митя!.. Ребята, Сергей Николаевич!
   Вокруг директора все зашумело, задвигалось. Ребята, налегая на плечи товарищей, тянулись к фотографии.
   - Вот они - Сергей Николаевич, Митя! - радостно и возбужденно кричали ребята, указывая друг другу на знакомые, дорогие лица.
   На снимке Митя скромно стоял за стулом учителя, как бы уступая ему главное место.
   - Сергей Николаевич... Сергей Николаевич!.. - с нежностью и тревогой повторяли ребята.
   Елена Александровна стояла в сторонке. Глаза у нее были большие, удивленные, как будто она хотела о чем-то спросить и не решалась.
   - Это наш учитель... - объясняя ей общее волнение, сказал Васек.
   Она молча поспешно кивнула головой и начала что-то прибирать на столе.
   x x x
   Когда Леонид Тимофеевич и Елена Александровна вышли, ребята, толпясь около фотографии, заговорили шепотом.
   - Бедный Сергей Николаевич... - вглядываясь в лицо учителя, сказал вдруг Леня Белкин. - Здесь он такой спокойный на снимке, даже не предчувствует, какое горе на него свалится... Ведь вы еще не знаете всего, что здесь было! - с жаром добавил Леня. - Мы когда приехали, нас родители на вокзале встретили. А некоторые тут же начали обвинять учителя, что он с нами уехал, а остальных ребят с Митей оставил.
   Товарищи с испугом глядели на Леню.
   - Обвиняли? - задыхаясь от волнения, спросила Лида.
   - Как же это... - растерянно прошептал Саша.
   Васек круто повернулся к Белкину и схватил его за плечо:
   - И вы молчали? Вы не рассказали, как все было?
   - Еще бы! - вырываясь от него, крикнул Белкин. - Мы начали говорить, девочки плакали...
   - Сергей Николаевич сказал тогда, чтобы мы не вмешивались в дела взрослых... - всхлипнув, пробормотала Надя.
   - Как же так? Ведь он достал машину, всех посадил. Я сама слышала, как он просил Митю ехать вперед... Он хотел как лучше сделать! За что же они его обвиняли? - с горящими щеками спрашивала Лида.
   - Ой, как обидно ему!.. - прошептала Нюра.
   Мазин молчал, тяжело дыша и с ненавистью глядя в лицо Белкина, как будто Леня, передавая такое известие, был тоже в чем-то виноват.
   - В чем они его обвиняли? - строго спросил Одинцов.
   - Ну, вообще... Зачем он на пасеку поехал, зачем своего отца повез...
   - Он поехал на пасеку за Матвеичем. Мы на сборе его об этом просили!
   - Значит, он не мог заодно отвезти своего отца, да? А нас учат, чтобы мы вообще к старикам чутко относились, а ему нельзя, да? - наступая на Леню, кричала Нюра. - И еще говорили, что оставили нас с Митей одних! А мы всю жизнь в лагерях ходили в поход с одним вожатым и ночевали в лесу без всяких учителей!
   - Да я им все говорил! -оправдывался Леня. - Мы когда на вокзал приехали в Жуковку, сколько там народу было! Сергей Николаевич с начальником станции договорился, чтобы, как только вы с Митей приедете, он всех посадил в вагоны. Кто знал, что в ту же ночь фашисты разобьют вокзал!
   - А кто знал вообще, что будет война? - складывая на груди руки, прошептала Лида. - Кто знал?
   - Сергей Николаевич почти всех ребят взял. Что он мог еще сделать? гневно бросил в лицо Белкину Одинцов. Леня, притиснутый к стене, со слезами закричал:
   - Да что вы все мне это говорите? На меня напали! Будто я в чем виноват! А я, так же как вы, защищал Сергея Николаевича, мы все защищали, пока он сам не приказал нам молчать.
   Ребята опомнились.
   - Оставьте его, что вы, на самом деле! - вступилась Лида.
   Ребята бросились к Белкину. Тот тихо плакал, прижавшись к стене.
   - Леня, мы не на тебя - мы просто не можем этого перенести! Леня, не плачь!.. - утешали его товарищи.
   - Я и тогда плакал, когда сказали, что он вас оставил... А вы на меня напали... - рыдал Леня.
   - Нехорошо, правда, ребята, с вашей стороны... - расплакалась и Надя Глушкова.
   Васек, оскорбленный до глубины души за любимого учителя, думая о чем-то своем, медленно сказал:
   - Он всегда был с нами, он нигде и никогда не оставлял нас... Он был у меня перед глазами в лесу в ту ночь, когда мы не знали, куда идти... Мы всегда крепились, потому что помнили его... - Он глубоко вздохнул и поглядел на ребят. Горькая улыбка тронула его губы. - И теперь мы будем его еще больше любить... Ребята знают правду о своем учителе!..
   Все замолчали. С фотографии как живой смотрел Сергей Николаевич.
   - Как несправедливо нападают люди! Даже не подумают хорошенько, не поставят себя на место другого, - с грустью сказал Сева.
   Мазин вдруг сорвался с места:
   - Эх, Сашка, а ты еще собираешься быть учителем! Да ведь учителя все прямо на части рвут! Чего сами не могут, так от учителя требуют. И чуть что - он же виноват во всем. Если бы Сергей Николаевич Митю послал с ребятами, а сам остался, сказали бы, что он весь класс на вожатого свалил, а сам выбрал только семь крепких ребят... Мало ли чего нашлось бы сказать!.. Нет, Сашка, ребята лучше всех понимают своего учителя. Вот в прошлом году был у нас сбор, так я его до сих пор помню. И то слово, что дал Сергею Николаевичу, сдержу. Я еще докажу ему, какой я товарищ! возбужденно закончил Мазин.
   - Ты уже доказал, Мазин!.. Ты сдержал слово, Коля! - горячо заговорили вокруг.
   - И еще докажу! Я не на один раз слово давал - я теперь всю жизнь с этим словом буду жить! - Мазин стукнул кулаком по столу к замолчал.
   В комнате стало тихо.
   Потом Саша сказал:
   - Я, конечно, все равно буду учителем. Я не испугаюсь никаких трудностей. Если только ребята меня будут любить... Как вы думаете, будут?
   Товарищи посмотрели на Булгакова внимательными, как бы проверяющими глазами. Под этими взглядами Саша выпрямился, машинально пригладил на своей круглой голове отросшие волосы и, шире раскрыв серьезные черные глаза, не мигая уставился на ребят. Будут или не будут его любить будущие ученики - для Саши был вопрос жизни.
   - Будут! - сказал наконец Одинцов.
   - Будут, будут! - уверенно повторили за ним товарищи.
   - Только ты держись с ними строго, как Сергей Николаевич. Не распускай, понятно? И если уж сказал нужное слово, то так. чтобы оно навеки запомнилось. Ну, а если пошутил или улыбнулся, так тоже чтобы у всех рот до ушей. Понятно? - советовал товарищу Мазин, как будто Саша Булгаков был уже учителем и сейчас ему предстояло впервые отправиться в класс к своим ученикам. - Добряков не любят! Понятно?
   - А разве я добряк? - испугался Саша.
   - Ты, конечно, добрый, но не добряк, - успокоили его товарищи.
   - И потом, ты сейчас упрямый, а когда постепенно воспитаешься, у тебя упрямство перейдет в настойчивость, - объяснил Малютин.
   - Одним словом, ты старайся во всем походить на Сергея Николаевича, с глубоким убеждением добавил Васек.
   x x x
   Домой Васек шел с Витей. Матрос давно искал случая поговорить с Трубачевым наедине, но Васек был очень занят и только изредка бегло спрашивал: "Нет писем от брата?"
   Писем не было.
   Мечта, связавшая когда-то двух товарищей светлой тайной, продолжала жить в душе каждого, но говорить о ней в горячей спешке работы не хотелось. Сейчас тоже было не до того.
   И все-таки, когда Витя вдруг спросил: "Ты не передумал, Трубачев?" Васек хорошо понял, о чем он говорит, и, улыбнувшись, ответил:
   - Нет, конечно. Я только не говорю об этом и даже думать мне некогда, а когда закрою глаза, так и вижу море. И нас с тобою на корабле. Может, еще кто-нибудь из наших пойдет в моряки? Только они еще ничего не знают и моря никогда не видели.
   Витя вытащил из-за пазухи книжку:
   - Вот, почитай, Трубачев. - хороший писатель пишет. Новиков-Прибой. Все у него о море правильно.
   Васек взял книжку, перелистал страницы и с сожалением вернул ее Вите:
   - Нельзя мне сейчас читать - у меня уроков много. Ведь от нее не оторвешься, если начнешь. Ты побереги, ладно? Потом мне дашь.
   Витя обещал. Прощаясь, Васек с чувством сказал:
   - До свиданья, братишка!
   - До свиданья, моряк! - с гордостью ответил Витя.
   Глава 57. ДНЕВНИК ОДИНЦОВА
   Поручение товарищей закончить дневник Коля Одинцов принял с радостью. Каждый вечер, сделав уроки, он допоздна сидел над своей клеенчатой тетрадью, то погружаясь в воспоминания, то торопливо записывая события. Коля перечитал все старые записи, дополнил их, некоторые переписал заново. Вызывая в памяти тяжелые картины недавнего прошлого, Коля Одинцов волновался, вскакивал, ходил по комнате или, забывшись, глядел перед собой, ничего не видя вокруг. Маленькая керосиновая лампа начинала мигать, огонек ее суживался. Бабушка беспокоилась:
   - Да что ж это ты все пишешь, Коленька? Уж и лампа тухнет у тебя... Что это за уроки такие? - спрашивала она внука, наклоняясь над столом.
   Коля поспешно убирал тетрадку:
   - Да это так, бабушка, -одну работу мне поручил отряд, кое-что записать надо.
   - Да зачем же это по ночам сидеть! Ложись, голубчик! Уж очень ты нагрузился нынче работой. Эдак никакое здоровье не выдержит.
   - Выдержит! - весело уверял Коля.
   Однажды, по старой детской привычке, припав головой к бабушкиной груди и обхватив обеими руками ее сухонькие плечи, Коля вспомнил, как, рыдая, шел он по хате вместе с бабой Ивгой, уткнувшись головой в ее кофту. Воспоминание было так ярко, что ему даже послышался где-то рядом певучий голос бабы Ивги: "Не плачь, не плачь, мое дитятко..."
   Одинцов бросился к столу и схватил дневник. Перо его быстро забегало по бумаге. За плечом, низко склонившись над головой внука, бабушка с трудом разобрала несколько слов:
   "Баба Ивга была нам как мать..."
   Бабушка пошла за очками, но Коля спрятал тетрадку в стол и лег спать.
   На другой день старушка ходила по комнате расстроенная, а вечером Коля застал ее за своим письменным столом. Часто сморкаясь в мокрый платочек и сдвинув на нос закапанные слезами очки, она читала его дневник.
   - Бабушка! - бросился к ней Коля. - Ну что ты делаешь?
   - Плачу... - жалобно сказала старушка, устремляя на внука голубые выцветшие глаза с красными ободками век. - Плачу, Коленька... Ничего ты мне такого не рассказывал, что на Украине было, а сейчас вот и узнала я... Садись, голубчик, что дальше-то хоть было - пиши! Пиши, пиши! поспешно придвигая к Коле тетрадку, усаживала его за стол бабушка. Может, еще спасется он, дед Михайло-то, а?
   Коля расстроенно махал рукой:
   - Ну кто тебя просил читать! Вечно ты, бабушка, что-то придумаешь...
   Но бабушка уже возилась в кухне, разогревая Коле ужин. Маленькая, согнувшаяся под бременем лет, она стояла над плитой и плакала горькими, безутешными слезами.
   - Батюшки мои, и чего же это весь мир такое злодеяние допускает! Поднялись бы все люди из конца в конец, изничтожили бы фашистов этих начисто! И уродятся же на земле этакие палачи злодейские!.. - доносился до Коли ее гневный старческий шепот.
   С тех пор каждый вечер, приходя домой, Коля заставал бабушку в слезах. Отнять у нее дневник не было никакой возможности, и Одинцов торопился скорее закончить его, чтобы отнести в школу.
   - Читает - и все, - жаловался он товарищам. - А спрячешь подальше обижается!
   Сегодня, вернувшись пораньше, Коля просидел до глубокой ночи, записывая последние события. Спрятав дневник под подушку, он лег, решив завтра же передать его в школу.
   Проснулся он на рассвете. Бабушкина постель была пуста. Старушка спала в кресле, подперев рукой голову. На морщинистых щеках ее виднелись следы слез.
   Колин дневник вместе с очками лежал на коленях.
   "Прочитала!" - подумал Коля и, отвернувшись к стене, закрыл глаза.
   Утром, еще до занятий, он сбегал в школу и положил дневник в пионерской комнате на круглый столик, под фотографией учителя.
   На занятиях у Екатерины Алексеевны он сказал Трубачеву:
   - Я дневник отнес. Вечером, может, возьмешь домой, проверишь?
   - Все вместе как-нибудь соберемся и почитаем! - ответил Васек. Пусть пока полежит там. Ты ведь всю правду писал?
   - Конечно! -даже обиделся Коля.
   - Не обижайся, я для формы спрашиваю, - улыбнулся Васек.
   Глава 58. ПОСЛЕ ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ПРОВЕРКИ
   Елена Александровна закончила проверку знаний ребят по всем предметам со смешанным чувством надежды и тревоги. Изложение и диктант по-настоящему порадовали ее. История, география, ботаника были усвоены тоже неплохо. За месяц Екатерина Алексеевна вполне могла успеть закрепить знания ребят по этим предметам. Сильное беспокойство по-прежнему вызывала арифметика.
   Елена Александровна подробно обрисовала директору истинное положение вещей.
   - И все-таки, - добавила она, - мне кажется, что, если б я сама занималась с ними ежедневно по два часа арифметикой, а Екатерина Алексеевна - остальными предметами, мы вместе успели бы их подготовить.
   Директор взволнованно зашагал по комнате:
   - Позвольте! Получается такая картина: по арифметике они слабы и по остальным предметам тоже не совсем готовы. Лето у них было без отдыха. Я категорически против такой перегрузки. И не советую вам поддерживать в этих ребятах ложные надежды. Лучше постарайтесь убедить их. что нет ничего страшного в том, что они останутся в пятом классе.
   Леонид Тимофеевич остановился и, взглянув на крепко сжатые губы, Елены Александровны, махнул рукой:
   - Пришлите их ко мне, я поговорю с ними сам.
   Елена Александровна молча вышла из комнаты.
   За те два урока, которые провела Елена Александровна, проверяя знания ребят, Трубачев и его товарищи сразу почувствовали в ней настоящую учительницу. Ни одна минута у Елены Александровны не пропадала даром, ни на один миг внимание ее не отвлекалось в сторону; на каждой ошибке она останавливалась и тут же на месте разбирала ее сообща с ребятами, закрепляя в их памяти правильный ответ. Молодая учительница вносила горячий азарт во все, что она делала, и своей горячностью увлекала за собой учеников.
   - Здорово учит! - с восхищением говорил Мазин. - Прямо как гвозди в голову вбивает! Стукнет по шляпке - и навеки! Зубами не вытащишь!
   Ребята повеселели, подбодрились, ловили каждое слово новой учительницы, с благодарностью глядели ей в глаза.
   - Я только после ее проверки понял, что мы знаем и чего не знаем, серьезно говорил Саша.
   - Спасибо Екатерине Алексеевне - она нас хоть по другим предметам подогнала, - заметила Нюра.
   - И Анатолию Александровичу спасибо, и Косте. Эх, Костя!.. - вздохнул Одинцов. - Какой он хороший был, правда? Говорят, под Ленинградом воюет. Витька Матрос в райкоме комсомола разузнал.
   - А что ж он нам-то не пишет? Забыл, верно, нас! - взгрустнула Лида.
   - Нет, он не такой, чтобы забыть, только не до нас ему теперь, возразил Сева. - Он на передовой, верно.
   - Костя с нами до последнего дня занимался, - с благодарностью вспоминал Васек. - Географию мы все-таки хорошо знаем!
   - История и ботаника у нас тоже ничего! - похвалился Петя.
   - Подождите вы радоваться! - остановила Лида. - Может, Елена Александровна еще откажется с нами заниматься.
   Ребята и не предполагали, что у их новой учительницы уже был разговор с директором. Ребята еще надеялись.
   Сегодня, закончив к обеду занятия, Васек напомнил товарищам, что их звал Андрейка. Девочки - Нюра и Лида - не могли идти в депо. В этот день они решили навестить Егора Ивановича и Васю. В госпитале уже несколько дней никто не был. Там теперь работали другие школьники вместе с Белкиным и Надей Глушковой.
   - Егор Иванович и Вася скучают - наверно, думают, что мы их совсем бросили, - расстраивались девочки.
   Ребята передали с ними горячие приветы и пошли в депо.
   Глава 59. НА МИТИНГЕ
   - Нам по расписанию полагается только обеденный час, а там на стройку надо бежать. Сегодня материал привезут, - предупредил Васек, шагая вместе с товарищами по знакомой Вокзальной улице.
   Заговорили о Кудрявцеве.
   - Я против него зла не имею, - сказал Васек. - Мне только жалко, что такой парень - и сдружился с Тишиным!
   - Тишина тоже никуда не денешь. Если будем в шестом классе, придется это добро на ум-разум наставлять, а то он на всю школу наш класс осрамит, - вздохнул Одинцов.
   - Там разберемся... - многообещающе проворчал Мазин. Но никто не засмеялся.
   - И откуда у человека такое зло берется? Ведь вот Андрейка. Один растет, без родителей, и сам себя воспитывает. А у другого и родители есть - и все равно он плохой, - задумчиво сказал Саша.
   - Андрейка не один, - возразил Васек. - Вокруг Андрейки хорошие люди - рабочие из депо. И еще в городе какие-то земляки у него... Вот посмотрите сейчас на моего Андрейку, сразу скажете - настоящий человек!
   - А не застесняется он, что нас много? - спросил Сева. - Может, неудобно всем идти?
   - Ну, "застесняется"! Простой парень, товарищ. Он рад будет!
   Мальчики незаметно за разговором подошли к знакомому пригорку и расположились на глинистой насыпи, покрытой редкой колючей травой.
   - Вот здесь я всегда сижу, а он завидит меня и бежит.
   Около депо было людно. Там толпились железнодорожники; сходились кучками, оживленно беседовали.
   - Митинг у них, - вспомнил Васек и забеспокоился: Может, не придет Андрейка?
   - Придет - сам позвал! - успокаивали его ребята.
   Они с интересом разглядывали стоящие на путях паровозы, большие решетчатые окна мастерских, рабочих, одетых в железнодорожную форму. Одинцов и Саша стали вспоминать, как однажды им пришлось прыгать на ходу из товарного вагона.
   Васек слушал и рассеянно улыбался. Какая-то неясная тревога сжимала его сердце. Он уже хотел сказать об этом товарищам, как вдруг увидел Андрейку. Нахлобучив на белобрысую голову шапчонку, тот куда-то торопливо пробирался между взрослыми.
   - Андрейка! - крикнул Васек.
   Андрейка вскинул голову, остановился, узнал товарища и, сокращая себе путь, нырнул под вагоны. Через секунду он вылез под самой насыпью и, что-то крича, замахал рукой. Васек побежал к нему навстречу.
   Андрейка чуть не столкнулся с ним, схватил его за руку и потащил за собой:
   - Железнодорожник у нас с фронта, рассказывать будет! Идем скорей!
   Васек, растерявшись, не успел ничего сказать товарищам.
   Митинг уже начался.
   Высокий человек в шинели стоял около вынесенного из мастерской стола и, подняв руку, старался восстановить тишину. Громкие аплодисменты не давали ему начать свою речь.
   Васек не помнил, как они с Андрейкой очутились в самой гуще толпы. Он слышал только, как, протискиваясь, Андрейка громко говорил:
   - Пропустите, граждане, сына Павла Васильевича! Пропустите сына Трубачева!
   Старый мастер ласково кивнул головой Ваську и, притянув его к себе, поставил рядом с собой у стола. Железнодорожники глядели на мальчика с любопытством и лаской.
   - Товарищи железнодорожники! - сказал высокий человек. - Я привез вам горячий привет от тех, кто, не жалея своей жизни, ведет поезда сквозь вражеский огонь, спасает раненых защитников Родины. Много Героев Советского Союза среди нашего брата железнодорожников...
   Приезжий остановился, прерванный шумными аплодисментами. Андрейка и Васек тоже хлопали вместе со всеми, но сердце у Васька билось так сильно, словно вот сейчас в его жизни что-то должно произойти очень важное и решительное.
   А высокий человек рассказывал о повседневных подвигах железнодорожников, об опасных рейсах, о взорванных путях, которые приходится срочно чинить под обстрелом неприятеля. Он назвал незнакомые Ваську фамилии погибших на почетном посту. В рядах железнодорожников произошло взволнованное движение, и наступила скорбная тишина. Ноги у Васька ослабели. Андрейка крепко, до боли, сжимал его опущенную руку и с испугом глядел в лицо выступавшего человека. Старый мастер тоже забеспокоился; покручивая темными вздрагивающими пальцами седые усы, он натужно, по-стариковски откашливался и, опустив голову, глядел себе под ноги.
   - Товарищи железнодорожники! В нашем полевом госпитале... - высокий человек на секунду остановился и оглядел собравшихся, -лежит известный вам челочек, знатный машинист Павел Васильевич Трубачев.
   При имени отца Васек рванулся и застыл, ощущая огромную, непосильную для сердца тоску. Он не слышал, как приезжий рассказывал о санитарном поезде, который Павел Трубачев вывел сквозь линию огня; он не слышал поднявшегося вокруг шума и громких аплодисментов; он не видел, как оратора сменил старый мастер, как, подняв вверх темную жилистую руку, призывал он всех железнодорожников в это тяжелое для Родины время стоять на своем посту, как стояли погибшие герои, как стоял их товарищ коммунист Павел Трубачев... Онемевший и испуганный, Васек ждал единого слова... единого слова, что отец будет жив, что он еще вернется к нему, к сыну...
   Он ждал, а глядя на него, железнодорожники взволнованно переговаривались между собой, с нервной торопливостью свертывали цигарки, рассыпая махорку и пуская изо рта короткие клубы дыма. Васек вдруг почувствовал, что Андрейка выпустил его руку и куда-то исчез. Он машинально поднял голову. Маленький деповщик стоял перед высоким железнодорожником и, глядя ему в лицо, строго допрашивал:
   - Жив Павел Трубачев? Какие раны у него? Что же не сказали сразу, товарищ? Сын его здесь - сочувствовать надо!