Осеева Валентина. Васек Трубачев и его товарищи (книга 2)

   Осветит месяц темную холеную шерсть коня, застучат по камням его звонкие копыта. Натянет поводья Генка, встанет на широкой белой дороге и ждет - не проедет ли мимо лихой командир, не попросит ли у него боевого коня. Долго стоят конь и всадник, облитые светом месяца, не знают, куда повернуть. Задымится над ними небо, завоют вражеские моторы, задрожит от ударов земля. Насторожит Гнедко уши, повернет к хозяину тонкую морду; не двинется с места Генка... Ждет!
   Глава 25. ВАСЕК ТРУБАЧЕВ
   Бобик звонким лаем извещает хозяев о госте. Матвеич открывает дверь, глядит на дорожку:
   - А, хлопчик! Здорово, командир!
   Из окошка высовывается серебряная голова Николая Григорьевича. Глаза старика так похожи на глаза Сергея Николаевича, что Васек, поздоровавшись с Матвеичем, радостно бежит к окошку.
   - Иди, иди, пионер! Что давно не был у нас? Как там дела, а? - Старик долго держит в своих ладонях твердую, загорелую руку мальчика. - Как там команда твоя? Живы, здоровы?.. Угости-ка медком его, Матвеич!
   Васек проходит в кухню.
   Матвеич наливает ему в миску янтарный мед, кладет кусок хлеба:
   - Ну, как в селе? Рассказывай, что знаешь! Васек макает в миску хлеб и рассказывает, как хозяйничают в селе гитлеровцы, как они ходят по хатам и берут все, что им вздумается.
   - На людей смотрят хуже, чем на собак.
   - Ну, а люди что? - спрашивает Иван Матвеич.
   - А что люди? Молчат...
   Васек опускает голову, Матвеич набивает трубку и ждет. Николай Григорьевич глубоко вздыхает.
   - Ну, а Степан Ильич что? - осторожно спрашивает он.
   - Дядя Степан у вас меду просит, говорит - чай пить не с чем.
   Васек густо краснеет - ему неловко и стыдно за Степана Ильича. Но Матвеич оживляется:
   - Меду просит? Чай пить не с чем? - Он смотрит на Николая Григорьевича, подмигивает ему и потирает свои большие руки. - Вот сластена! Скажи пожалуйста, меду ему захотелось!
   Васек пробует выгородить Степана Ильича:
   - Да это он так... Пошутил, может...
   - Конечно, пошутил, - серьезно подтверждает Николай Григорьевич, прихлебывая с блюдечка чай.
   Матвеич стучит по столу толстыми пальцами, морщит лоб:
   - Что ж человека обижать! Ты скажи ему так: меду нет, пришлю сахару. Скажешь?
   - Скажу.
   Разговор затихает. Ваську хочется спросить, не слыхал ли Матвеич чего-нибудь о тех арестованных, которых увели из села гитлеровцы, но Матвеич вдруг ласково треплет его за чуб:
   - Ну, а ты фашистов не боишься, хлопчик? Ведь их, верно, полное село нагнали, а?
   - Много. По хатам солдаты стоят, а в школе офицеры и генералы ихние; там штаб.
   - Хе-хе-хе, "штаб"! Да это тебе с перепугу показалось, - вмешивается Николай Григорьевич. - Полтора человека - это не штаб!.. Ну, сколько ты там генералов видел?
   Васек обижен:
   - Мне на их генералов наплевать. Я их не боюсь. А что видел, то и говорю. И ребята наши знают. Севка Малютин у деда Михайла живет - всех видит!
   Матвеич грузно ворочается, жадно сосет трубку. Николай Григорьевич смотрит на Васька внимательными, серьезными глазами:
   - Ты не обижайся. Мы с Матвеичем сидим тут, как в берлоге, ничего не знаем. Ты бы приходил почаще - нам веселее будет: все что-нибудь да услышим от тебя.
   - Я еще не то знаю! - бодрится Васек. - Я сегодня на опушке леса орудия видел! Много их там фашисты навезли. И елками завалили, думают - не видно...
   - Да что ты! - удивляется Николай Григорьевич, поглядывая на Матвеича. - В каком же это месте?
   - Да около леса, на опушке, где молодые елки. Матвеич отодвигает миску с медом, ловит пчелу и, осторожно держа ее двумя пальцами за крылья, выпускает в окно. Долго глядит ей вслед, потом поворачивается к Ваську:
   - Зоркий ты, хлопчик. Мабуть, и посчитал их для интересу?
   - Кого - их?
   - Да орудья-то фашистские, - небрежно говорит Матвеич.
   - Нет, я не считал...
   Живые глаза Матвеича внимательно разглядывают пионера Васька Трубачева.
   - А ты посчитай!
   - Я узнаю! Я все узнаю! - быстро говорит Васек. - И про штаб и про орудия. Мы с ребятами...
   - Ну-ну! - прерывает его Матвеич. - Не кажи гоп, поки не перескочишь! Загребут тебя фашисты с твоими ребятами да как всыплют вам хорошенько, чтоб не лазили где не надо. Да еще нас, стариков, на березе повесят - тоже, чтоб не интересовались. - Матвеич кладет руку на голову Трубачева: - Чуешь, хлопчик, что я говорю?
   - Не загребут нас фашисты! - волнуясь, шепчет Васек. - А ребятам я скажу, что мне так... самому интересно.
   - Ну, действуй, - говорит Матвеич.
   x x x
   Торжественно, словно в почетном карауле, стоят ряды высоких тополей. Идет по дороге пионер Васек Трубачев. Не просто идет - высоко поднял голову, словно вырос за один час, покрепчал, силы набрался; смело шагает. Несет в своем сердце пионер первое важное задание; обуревают его вихрастую мальчишескую голову смелые и отчаянные планы.
   Отныне крепко и нерушимо будет хранить он военную тайну, доверенную ему взрослыми партийными людьми. Бежит под босыми ногами пионера тропинка, бежит, перегоняет, забегает вперед, остается позади; низко кланяется, мягко стелется перед ним трава; гладят по плечам кусты, шумят навстречу деревья... Шепчутся с белками сосновые ветки, и поют птицы о том, что идет пионер, в первый раз получивший важное боевое задание. Вся земля, нагретая солнцем, ложится под ноги Трубачеву; даже скошенное, ко- лючее поле не саднит его босых ног.
   Родная земля! На все готов для нее младший из верных сыновей - пионер Васек Трубачев!
   Глава 26. Р. М. 3. С.
   Каждый день Мазин и Русаков рыскали по окрестностям в надежде найти какие-нибудь следы Мити. По разговорам взрослых и по всем предположениям было очевидно, что арестованных увели из села. Может быть, их заставили работать...
   - Митя не будет работать на фашистов! - говорил Трубачев. - Он или убежит, или... - Он не договаривал, но ребята понимали, что значит это "или".
   - У него комсомольский билет с собой, - тихо добавлял Одинцов.
   Мазин хмурился, вздыхал:
   - Пошли, Петька!
   На дороге обнаружить какие-нибудь следы группы арестованных было невозможно. Тут шли и ехали люди, мчались мотоциклы, двигались целые колонны гитлеровцев. Мазин подробно обследовал тропинки около леса, оглядел кусты и деревья: он искал какой-нибудь знак, который мог бы ос- тавить Митя.
   Мальчики возвращались поздно, усталые, хмурые.
   Ребята ждали их в Слепом овражке. Трубачев беспокоился, выходил навстречу и, взглянув на их лица, ни о чем не спрашивал.
   Сегодня Мазин рано поднял Петьку. Макитрючка отрезала им по куску сала. Вздыхая, смотрела, как они прячут за пазуху хлеб, и, бренча заслонкой, ругала фашистов. Баба Макитрючка ругала фашистов с утра до вечера. Падала ли у нее из рук миска, пригорало ли в печи молоко - Макитрючка проклинала фашистов самыми страшными проклятиями.
   - А щоб вы сгорели, проклятые! Щоб вам руки-ноги повыкручивало, очи повылазили! - кричала она, подбирая разбитые черепки или вытаскивая из печи пригоревшее молоко.
   Гитлеровцы ловили по дворам кур, заходили в хаты, требовали сала, яиц. Макитрючка в первый же день прихода фашистов порезала своих кур и усиленно кормила ими Мазина и Русакова:
   - Ешьте, хлопцы! Я над своими курами сама хозяйка. Кого хочу - того и угощу.
   Ощипанные перья и косточки ребята относили на огород и зарывали в землю.
   - Матка, кура есть? - заглядывая в хату, кричал солдат.
   Макитрючка, собрав в упрямые складочки рот, смотрела на него серозелеными злыми глазами.
   - Но-но... кура давай! - наступал на нее гитлеровец.
   Макитрючка молчала до последней возможности, потом разражалась громкими жалобами:
   - Откуда у меня куры? Где я их возьму? Всю меня обобрали, до ниточки! Последнего цыпленка со двора унесли. Нету, нету! Хоть весь дом обыщи - ни перышка не найдешь!
   Она выбегала во двор, показывала пустой курятник. Мазин и Русаков с тревогой и любопытством смотрели в окно.
   - Ось, диты мои, як с ними надо поступать! - удовлетворенно говорила Макитрючка, когда солдат уходил. - Свое добро переведу, а им не дам!
   К Мазину и Русакову Макитрючка относилась хорошо, ничего для них не жалела и, зная, что они ходят по лесу в поисках Мити, давала им с собой на дорогу хлеб и сало. Сегодня, когда ребята объявили ей, что уходят надолго, она собрала еще один узелок и дала Мазину:
   - На, хлопчик... Може, найдется ваш Митя, може, ще хто из наших голодный по лесу блукае або раненый лежит...
   План у Мазина был простой. Ему пришло в голову, что если Мите удалось убежать от гитлеровцев, то голод приведет его на то место, где когда-то был раскинут их лагерь. Митя знает, что в землянке, которую они вырыли, сложены продукты - там есть консервы и мука. (По всем расчетам Мазина выходило, что если Митя скитается по лесу, то уж обязательно постарается найти место бывшей лагерной стоянки.) Посоветовавшись с Васьком и обдумав ночью свой план, Мазин едва дождался рассвета. Разбудил Петьку...
   От реки узенькая тропка выводила на шоссе. Мокрая осока резала ноги. От влажного тумана одежда пропиталась сыростью. Кусты обдавали холодными брызгами. В остывших за ночь берегах неприютно плескалась река. Мазин торопился миновать село, перейти шоссе и укрыться в лесу. Он боялся встречи с фашистами. Петька почти бежал за товарищем, натянув на голову курточку.
   Внезапно за густым ивняком раздался сердитый окрик:
   - Вэг! Вэг!
   Мазин быстро присел, дернул за ноги Петьку. Оба мальчика, скрывшись за кустами, затаили дыхание.
   На берегу стоял дряхлый дед в серых штанах и холщовой рубахе, завязанной шнурочком у ворота. Он держал удочку и ведерко с рыбой. Гитлеровец толкал его прикладом в спину:
   - Вэг! Вэг!
   Старик, согнувшись, прошел мимо мальчиков. Голова у него тряслась.
   - Наша земля, наша река... - бормотал он, разводя руками.
   Когда патруль скрылся, Мазин поднял Петьку. Мальчики пробрались к шоссе и нырнули в лес.
   Над их головами, взметнув рыжим хвостом, прыгнула с сосны на сосну белка. Какая-то сварливая птица долго провожала мальчиков, перепархивая с ветки на ветку. Она так крикливо отчитывала их, что перебудила всех птиц. В лесу начинался день. Брызнуло солнце, кусты ожили, зашевелились. Колокольчики, полные свежей, непролитой росы, засинели среди дикого боярышника и высоких колючек с сиреневыми шапками. Около старых, мшистых пней выглянула из травы крупная земляника. Мальчики вволю полакомились; от ягод пальцы у них покраснели и душисто пахли земляничным соком.
   Наступил полдень. Ребята выбрали тенистое местечко. Защищенное со всех сторон густым орешником, оно было похоже на беседку. Мазин разложил на платке хлеб, снял с пояса фляжку с водой. Оба с жадностью накинулись на еду. На платок полезли муравьи. Большой рыжий муравей ухватил крошку хлеба и пятился задом, держа ее в цепких лапках. Мазин хотел сбить муравья щелчком, но Петька не дал.
   - Ну что тебе, жалко? Силу свою показать хочешь? - рассердился он на товарища. - Пускай тащит!
   - "Пускай"! - проворчал Мазин, наблюдая за муравьем.- Я ихнюю повадку знаю - он сейчас весь муравейник на помощь приведет...
   К муравью действительно приползли на помощь такие же рыжие большие муравьи; они ухватились за хлебную крошку и тащили ее в разные стороны. Мальчики заинтересовались муравьями. Неподалеку оказался муравейник.
   - Ишь, трудятся! - с уважением сказал Мазин и, подержав над муравейником ладонь, сунул ее Петьке: - Понюхай. Муравьиный спирт вырабатывают...
   Но Петька уже забыл о муравьях. Он думал о чем-то своем, обхватив руками голые коленки и часто вздыхая.
   - Чего это ты? - покосился на него Мазин.
   - Ничего... Я думаю, Мазин... как бы не умерла моя мама...
   Петька шмыгнул носом. Мазин протянул ему серую тряпку - бывший носовой платок.
   - Высморкайся, - разрешил он. Потом, помолчав, спросил: - А чего же это она так, с бухты-барахты, помрет вдруг?
   - А первая моя мама отчего умерла?
   - Не знаю.
   - Так и эта может умереть... Будет ждать, ждать...Петька снова высморкался и шепотом добавил: - А потом умрет...
   Мазин вдруг вспомнил свою маленькую комнатку и больную мать с повязанной полотенцем головой.
   - Эх, жизнь! - тоскливо протянул он. - Плохо быть семейным человеком, Петька...
   Петька, услышав в его голосе сочувствие, заплакал.
   Мазин сморщил лоб, выпятил губы и уставился на ореховый куст. Потом опустил глаза, одним щелчком сбил с платка муравьев и встал.
   - Враги кругом... война... а мы за мамочкины юбки хватаемся! - сердито сказал он. - Здоровые парни... нам воевать пора!
   Петька взмахнул длинными ресницами, мокрые глаза его заблестели.
   - Воевать, Мазин?
   - А что же, плакать? - жестко усмехнулся Мазин.
   Петька вцепился в его плечо и лихорадочно зашептал:
   - Надо было тогда... с Красной Армией уйти... я говорил...
   - А товарищей бросить?
   - Не бросить, а просто уйти...
   Мазин покачал головой, задумался. Петька выжидающе смотрел на него:
   - Мазин...
   - Надо оружие достать. И всем отрядом - в бой! - сказал Мазин, раздувая ноздри.
   Где-то хрустнула ветка. По траве, вытягивая вперед острую мордочку, пробежал ежик. Мазин встал:
   - Ну, пошли скорей!
   Петька завязал узелок, надел его на палку.
   Шли долго. На повороте, где когда-то Сергей Николаевич ждал ребят, был врыт столб. На столбе была прибита доска с надписью на чужом языке. Мазин схватил увесистый булыжник, оглянулся. На шоссе было пусто. Петька тоже поднял камень. Вдвоем они сшибли доску на землю и потоптали ее ногами:
   - Наша земля, наша дорога!..
   Потом, взволнованные и довольные этим происшествием, углубились в лес. Шли по памяти и по оставленным когда-то дорожным знакам. У обоих болели ноги, но, чем ближе они подвигались к лагерной стоянке, тем больше ускоряли шаг. Обоими владела одна мечта - найти какой-нибудь след Митиного пребывания в лагере.
   - Эх, жизнь! - время от времени бросал на ходу Мазин.
   В папоротнике желтели лисички. Под старыми дубами крепко сидели на толстых ножках боровики; под молодыми сосенками ютились маслята, к их коричневым шапкам лепились прошлогодние листья и сосновые иглы. Мазин нагнулся и поднял разломанный пополам гриб; другой гриб, рядом, был раздроблен на мелкие куски. Мальчики одновременно наклонились над ним, стукнувшись головами.
   - Копыто лошади, - прошептал Мазин.
   Петька, ползая на четвереньках, указал товарищу на глубокий, вдавленный след:
   - Давно проехал - в ямку иглы нападали.
   Мальчики медленно передвигались с места на место. Следы привели их к кусту рябины. Ветки ее с одной стороны были сильно примяты.
   Мазин указал на коротко выщипанную вокруг траву:
   - Лошадь паслась...
   - Генка! - радостно шепнул Петька.
   - А может, фашист?
   Тревога сжала сердца мальчиков. Перебегая от дерева дереву, они осторожно подошли к лагерной полянке. Там было тихо и безлюдно. Чернело обожженное костром место, где Синицына варила кашу. Валялись обрубленные ребятами колья Мазин и Русаков долго не могли найти яму, где были сложены продукты и вещи. Замаскированная дерном, она была почти незаметна среди зелени. Наконец Петька вспомнил, что немного влево от этого места он воткнул кустик орешника. Кустик, уже засохший и сморщенный, был на месте. Мазин приподнял край срезанного дерна. Под ним забелела палатка. Мальчики лихорадочно считали продукты и вещи:
   - Палатка одна, а было две... Консервов мало... хлеба нет!
   - Аптечка... Ящик с аптечкой! Я сам его клал. Вот тут клал! захлебываясь, шептал Петька. - И письма в клеенке, которое Сергею Николаевичу оставили, тоже нет. Одинцов его над костром вешал, я сам видел!
   У Мазина беспокойно бегали глаза, он что-то искал: перебрасывал вещи, вытаскивал посуду, заглядывал на дно.
   - Это кто-то другой был, - мрачно заявил он на вопросительный взгляд Петьки.
   Усталость и печаль овладели обоими. Мазин долго сидел задумавшись над раскрытой ямой. Митя оставил бы ребятам письмо или хоть какой-нибудь знак, что он жив. Мазин встал, обследовал поляну, спустился к реке.
   Наступили сумерки. Петьке стало страшно. Он сел, пристально вглядываясь в темнеющий лес. С берега донесся до него торжествующий крик:
   - Сюда! Сюда!
   Мальчик стрелой понесся на голос товарища. Неожиданное зрелище предстало перед его глазами. Мазин плясал танец диких, высоко вскидывая ноги и выкрикивая одни и те же слова:
   - Бинточки! Бинточки! Тра-ля-ля! Тра-ля-ля-ля!..
   В руках его болтались длинные серые бинты из полотна бабы Ивги. Петька мгновенно захватил себе другой конец и тоже пустился в пляс:
   - Митины бинточки! Тра-ля-ля!
   На берегу валялся пустой ящик из-под аптечки.
   Через несколько минут, выкупавшись в реке, голодные, но счастливые, ребята уселись на берегу. Незаметно подкрался вечер. Костер разводить боялись. Петька принес банку консервов, но Мазин решительно велел положить банку обратно.
   - Это Митино, а ты берешь! Ведь он где-то в лесу блуждает, у него весь запас тут, - с укором сказал он.
   Петька смутился и сейчас же предложил:
   - Мазин, останемся тут навсегда! Он придет - а мы тут!
   Оба замечтались о встрече с Митей. Мазин глядел в темное небо и, потягиваясь, радостно бормотал:
   - Эх, жизнь!
   Он представлял себе, какую счастливую весть принесут они с Петькой ребятам. И, словно угадывая его мысли, Петька добавил вслух:
   - А Трубачев-то! Трубачев прямо с ума сойдет от радости!
   - Все с ума сойдут! А мы не сошли?
   - Я сошел! - радостно уверил Петька.
   Лес уже не казался страшным: где-то тут, в этом лесу, бродил Митя...
   Заснули неожиданно и так же неожиданно проснулись.
   Темный вечер сменило ясное утро. Радость стала еще больше. еще значительнее. Митя жив! Он где-то здесь - может быть, недалеко от них. Мазин решил пройти в глубь леса, а перво-наперво написать Мите письмо и замаскировать яму. Письмо писал Петька. Мазин, стоя над ним, диктовал, тщательно подбирая простые слова, чтобы не наделать грамматических ошибок:
   - "Дорогой Митя! Ты жив, мы тоже живы. Нашли твои бинты и все угадали. Мы живем там же. Слушаемся дядю Степана и Трубачева тоже. Ты живи здесь, а то всюду фашисты. В Ярыжках фашисты и на станции Жуковка. Наши их бьют, а они все лезут - Мазин вспомнил сшибленную доску с чужой надписью и продиктовал: - Мы тоже без дела не сидим и сидеть не будем".
   Потом он задумался и, не зная, что еще добавить, почесал затылок:
   - Эх, жизнь!
   Петька послюнил карандаш, записал последние слова и незаметно для Мазина поставил в углу четыре буквы: Р. М. 3. С.
   Положив письмо, они тщательно замаскировали яму и двинулись в лес.
   - А Трубачев-то! Еще не знает, что Митя жив! - несколько раз повторяли мальчики, вспоминая Васька.
   x x x
   Но Васек уже знал. В это утро в хате Степана Ильича неожиданно появился Генка. Он стоял у порога; армяк на нем был разорван, лицо осунулось, пожелтело, глаза лихорадочно блестели.
   - Где конь? - тихо спросил его Степан Ильич.
   Васек Трубачев, Саша и Коля Одинцов со страхом ждали ответа. Генка глубоко вздохнул, вытер грязной ладонью щеки:
   - Отдал...
   - Колхозного коня отдал? - Степан Ильич потемнел. Колхозного коня? Кому?!
   Генка вскинул голову, сердито блеснул глазами:
   - Мите!
   Глава 27. КРАСНЫЙ ГАЛСТУК
   В Слепом овражке собрались все ребята. Были тут и Грицько и Ничипор. Пришли из Ярыжек Игнат с Федькой. Не хватало только Мазина с Русаковым. Они все еще не возвращались из своего путешествия. Перед сбором Игнат долго советовался о чем-то с Трубачевым. Саша Булгаков, стоя на часах, с радостной улыбкой прислушивался к тому, что происходит в овражке. Там, на затонувшей коряге, удобно расположившись на толстых корнях, ребята слушали Генку. Генка сидел на самом почетном месте. Лицо у него было усталое, темная, обветренная кожа туго натянулась на скулах, на висках обозначились ямки, но карие глаза сияли.
   - ...Я чую - выстрел... один, другой... Я до Гнедка... А тут... Митя ваш из кущей як выскочит! Рубаха на нем порвана, задохнулся весь. - Генка обвел ребят затуманившимся взглядом. - Ну и... отдал я ему коня...
   - Ускакал он? - живо спросил Одинцов.
   - Ускакал...
   Малютин обнял Генку за шею:
   - Митя хороший, он не обидит Гнедка! Ты не бойся, Генка.
   Игнат встал. Растроганная улыбка лишала его обычной степенности, но голос звучал торжественно.
   - Товарищи! - Он обвел всех взглядом и остановился на Генке. - Я так думаю, товарищи: если человек сделал плохой поступок, то его надо наказать, и это будет правильно. Гена Наливайко, наш ученик и пионер, за плохой поступок против дисциплины лишился галстука... Галстук у него отобрали... Игнат снова обвел взглядом всех присутствующих. - Верно я говорю?
   - Верно... - неохотно подтвердили ребята.
   Генка забеспокоился, сжал сухие губы и исподлобья следил за Игнатом. Игнат повысил голос:
   - Но Гена Наливайко не такой человек, чтобы на него не можно было надеяться... Он человек верный, и когда подойдет такая минута, то он так поступит, как другому не поступить. Я то хочу сказать, товарищи, что Генка не испугался выстрелов и не ускакал, а отдал комсомольцу Мите своего коня... Поступок это хороший, пионерский. И, значит, так мы и порешим, что Гена Наливайко свой галстук заслужил! Кто согласен, поднимайте руки!
   - Все! Все согласны! - дружно откликнулись ребята.
   Саша выглянул из-за кустов:
   - Потише, а то слышно очень!
   - Добре. Ну, а раз все согласны, так я передаю пионеру Гене Наливайко его галстук.
   Игнат торжественно вытащил из-за пазухи красный галстук. Генка вспыхнул.
   - Бери, бери, Генка!.. Ну да чего! Бери! - зашумели ребята.
   Генка осторожно взял галстук, повязал его на шею. Гузь шлепнул его по спине:
   - Добрый хлопец!
   Грицько, протягивая через все головы руку, улыбался:
   - Давай свою руку. Гена! Давай сюда!
   Васек был растроган и хотел что-то сказать, но Ничипор вдруг зашевелил в воздухе пальцами и, потоптавшись на коряге, поднялся.
   - Я тоже хочу держать речь насчет нашего Гены и, конечно, про себя скажу... - Он кашлянул в кулак и, переставив свою ногу на ногу Федьки, продолжал, не обращая внимания на то, что Федька Гузь крепко двинул его ногой и стукнул по спине. - Я, конечно, прошлым летом тонул... И, конечно, был я в плохом положении - ухватиться не за кого. Ну, утопленник, да и все!
   - Утопленник, а на ноги лезет! - проворчал Гузь.
   У ребят заблестели в глазах насмешливые искорки.
   - Ну и что? Выплыл?
   Ничипор вытащил из кармана платок, не спеша вытер нос и невозмутимо продолжал:
   - Конечно, я давай кричать...
   - А что ты кричал? - с интересом спросил Одинцов.
   - Караул! - бросил Грицько и, опрокинувшись навзничь, залился смехом.
   Ребята тоже расхохотались, даже Генка засмеялся. Васек рассердился:
   - Ребята, не дело!
   Все замолчали.
   - Ну, так что ты кричал? - побаиваясь Трубачева, тихо спросил Коля Одинцов.
   Ничипор повернулся к нему всем своим нескладным телом и неожиданно сказал:
   - А вот полезай под воду, тогда и узнаешь, что кричал!
   - Го-го-го! - загоготали опять ребята.
   Игнат нахмурился:
   - Федька, стукни по шее вон тому тонкому, - ты ближе сидишь.
   - Кому? Мне? - вскочил Одинцов.
   - Хоть и тебе. Чтоб не гигикал зря!
   - Ого... - начал было Одинцов.
   Но Васек возмущенно крикнул:
   - Молчи! Что это вам - цирк? Вы на пионерском сборе находитесь! Дайте человеку слово сказать!
   - И правда, что вы все напали на него? - заступился Малютин.
   - А кого он боится? - усмехнулся Грицько. - Он и в школе так... У одной Марины Ивановны с ним терпения хватает. Каждый день она заставляет его рассказывать. Как идем с уроков, так сейчас и приказывает: "Ничипор, расскажи что-нибудь!"
   - Хорошая она у вас... - задумчиво сказал Сева.
   - Другой такой нету, - серьезно подтвердил Грицько.
   - Говори, что хотел сказать, - кивнул Ничипору Трубачев.
   - Да не тяни за душу, как кота за хвост! - сердито бросил Игнат. Говори сразу, как там с тобой дальше было.
   - Добре, - согласился Ничипор и, скрестив пальцы, пощелкал суставами. Так я, конечно, тонул...
   - Опять за свое! - угрожающе вскинул брови Игнат.
   Ребята беззвучно тряслись от смеха.
   - Я знаю, что он хочет сказать, - вдруг усмехнулся Генка. - Это история в двух словах. Он тонул, а я его вытащил! Верно?
   - Верно, - подтвердил Ничипор и с удовлетворением сел на свое место.
   - Скажи ты теперь свое слово, - обернулся Игнат к Ваську.
   Васек встал:
   - Я скажу за себя и за своих ребят, потому что мы все одно чувствуем... Ты хороший человек, Генка. Ты ведь знаешь, как мы о Мите думали... (Васек махнул рукой, отвернулся. Ребята насупились.) Спасибо, Генка! Спасибо от нас всех... И если придется тебе в жизни... ну плохо, что ли... так ты помни: у тебя есть товарищи! - закончил Васек.
   - Спасибо тебе! Спасибо, Гена!.. - потянулись к Генке ребята.
   - Ну, чего там... - смущенно и радостно отмахивался Генка.
   - Ну, вот и все... Договорились, значит, - улыбнулся Игнат и тут же, взглянув на обрыв, заторопился: - А теперь давай прячь, Гена, свой галстук, да разойдемся кто куда, а то чего-то Сашко беспокоится.
   Саша действительно делал какие-то таинственные знаки. В один миг коряга опустела. На ржавую поверхность болота ложился оранжевый отблеск заходящего солнца. Какая-то птичка пролетела над болотом, держа в клюве толстого червяка. Огромный жук-рогач с разлету шлепнулся на корягу, осмотрелся и с ворчливым гудением полетел дальше.
   Глава 28. ДЕД МИХАЙЛО И ЕГО ВНУКИ
   Дед Михайло жил теперь в самой гуще событий.
   - Як в аду кромешном... С ведьмаками живу! В пекле! - дергая седую бородку, потихоньку рассказывал он Степану Ильичу. - И двое внуков у меня теперь стало.
   - Двор метешь?
   - Мету.