Осеева Валентина. Васек Трубачев и его товарищи (книга 2)

   - Ну вот, побеседуйте тут, потолкуйте! Мы уже договорились кое о чем. А я пойду похлопочу с Иваном Васильевичем по хозяйству. - Леонид Тимофеевич уходит.
   Елена Александровна садится за стол. Она еще не может представить себе, что это тот Сергей Николаевич, о котором она столько слышала. Мысли ее возвращаются к ребятам. Ведь это же их учитель! Вот где она найдет поддержку!
   - Вы знаете... вы помните своих учеников - Трубачева и его товарищей? - торопясь и волнуясь, спрашивает она.
   Лицо учителя темнеет, горькая складка ложится у губ, глаза делаются глубже и светлее.
   - Я не могу не помнить их, - грустно улыбаясь, говорит он. - Я много горя пережил из-за этих ребят, Елена Александровна...
   - Я не так сказала... - вспыхивает молоденькая учительница и начинает рассказывать о своих учениках. - Мы так старались. И они знают предмет, но ведь на экзамене всегда может быть какой-нибудь неожиданный вопрос. Многое зависит от экзаменатора. Если он чуткий человек, если он не отнесется безразлично к судьбе этих ребят...
   - Надо верить в своих собратьев-учителей, - улыбаясь, прерывает ее Сергей Николаевич. В голосе его звучат строгие нотки.
   Глаза у Елены Александровны темнеют, на губах появляется упрямое, детское выражение.
   - Надо хорошо знать этих ребят, надо понимать, что это наши лучшие отличники и пионеры. Нельзя поставить их в один ряд с теми лентяями, которые остаются на второй год. Новый учитель может этого не учесть, резко говорит она. - В общем, я хочу побеседовать с тем, кто будет их экзаменовать.
   - Экзаменовать их буду я.
   - Вы?
   - Да, я. Дело в том, что, пока учились они, учился и я. И перед самой войной закончил заочное отделение математического факультета. Так что мы уже договорились об экзамене с Леонидом Тимофеевичем... Но послушайте меня, Елена Александровна, - тепло говорит Сергей Николаевич и смотрит в настороженное лицо молодой учительницы. - Поймите меня правильно. Я знаю этих ребят, я горжусь ими. Мне очень близко все, что их касается, но если вы хотите, чтобы я благодаря этому делал им какие-то послабления, экзаменовал их легко и пристрастно...
   - Я не прошу вас об этом! Я сама учительница! - гневно перебила его Елена Александровна. - Я просто хочу, чтобы, экзаменуя их, вы учитывали все. И я ручаюсь, что через месяц они будут отличниками в шестом классе.
   Учитель встал.
   - Не волнуйтесь, - тихо сказал он, - я все учту.
   Елена Александровна смутилась и замолчала. Учитель отошел к окну. Он стоял прямой и спокойный. Левая рука его в черной перчатке неподвижно лежала на подоконнике.
   И вдруг он наклонился вперед, порывистым движением распахнул окно. Елена Александровна поспешно встала, выглянула на улицу.
   Во двор школы входили ребята. Они шли нога в ногу, плечо к плечу. На белых майках алели пионерские галстуки. Издали казалось, что это идет маленький отряд.
   Сбоку, откинув назад золотой чуб, шагал командир отряда.
   Елена Александровна взглянула на лицо учителя. Живой, горячий румянец покрывал его темные щеки, он улыбался, серые глаза его светились неудержимой радостью.
   x x x
   - Ну вот... всю душу перевернули... - сморкаясь в большой клетчатый платок, говорил Грозный.
   Сергей Николаевич стоял на крыльце, тесно окруженный ребятами. Снова, как когда-то, прощаясь на шоссе, он крепко держал в правой руке маленькие, верные руки...
   - Мы никогда, никогда не забывали вас, Сергей Николаевич! - обнимая его и утыкаясь головами в гимнастерку, повторяли ребята.
   Сергей Николаевич, осторожно освободив правую руку, молча гладил прильнувшие к нему головы.
   Собравшись около крыльца, взрослые и дети, растроганно улыбаясь, смотрели на встречу учителя со своими учениками. Витя Матрос, взобравшись на пожарную лестницу, не отрываясь глядел на Трубачева, на чужого человека, приехавшего с фронта, на всхлипывающих девочек и, вспоминая своего брата, моряка Черноморского флота, крепче прижимался щекой к железным поручням.
   - Ну что же вы, хозяева, окружили гостя со всех сторон и не даете ему с крыльца сойти! - громко пошутил Леонид Тимофеевич. - Покажите лучше своему учителю новую школу, классы... Ведь Сергей Николаевич еще не огляделся хорошенько и не знает, какую мы здесь работу провели!
   - Да-да, я слышал от Леонида Тимофеевича, что вы с ним пришли на пустырь, к разбитому дому, и построили себе школу! - подхватывая шутку директора, улыбнулся Сергей Николаевич.
   - Мы не строили, мы только помогали, - заулыбались и ребята.
   Лида вытерла глаза:
   - Пойдемте, Сергей Николаевич, пойдемте! У нас такие хорошие классы! И пионерская комната!..
   Одинцов что-то быстро шепнул Трубачеву. Васек кивнул ему головой.
   - Пойдемте в пионерскую комнату, - снова завладев рукой учителя, заторопился он.
   - Давайте сначала осмотрим дом снаружи... Вот я уже вижу, что во дворе можно разбить сад, - сходя с крыльца, сказал учитель.
   - Да, сад! И яблони! Когда Вася уезжал... -быстро начала Лида.
   Но Петя Русаков тихонько дернул ее за руку:
   - Молчи пока. О Васе потом скажем.
   Лида замолчала, испуганно прикрыв себе рот ладонью.
   Учитель засмеялся:
   - А вы все такие же! Ну что там за тайны у вас?
   - Это не тайна, - смутилась Лида, - это просто один секрет. Скоро вы все узнаете.
   Учитель не ответил; по его лицу внезапно прошла тень, и оно сразу сделалось усталым и серым.
   Ребята заметили это и притихли. Им показалось, что учитель вспомнил о своем отце.
   "Знает он или не знает? Вдруг спросит?" - с тревогой подумал каждый.
   - Нам еще о многом нужно с вами поговорить... - запинаясь, сказал Васек.
   - Это потом, - тихо ответил Сергей Николаевич. Подошел Леонид Тимофеевич. Они вместе осмотрели дом. Леонид Тимофеевич подробно рассказывал обо всех трудностях, которые пришлось пережить во время стройки. Многое в рассказе директора было новостью даже для ребят.
   - Железо для починки крыши пришлось перевозить из Москвы. Памятка об этом путешествии у меня до сих пор осталась, - пошутил директор, показывая красный продольный шрам на ладони. - Ну ничего, справились, перевезли кое-как...
   - Ой, а нас-то даже не взяли тогда! - с укором сказала Лида.
   - Да уж мы всю дорогу с Миронычем горевали, что тебя с нами нет! дернув Лиду за косичку, засмеялся директор.
   Прошли по двору вдоль забора. Сергей Николаевич подробно расспрашивал обо всем; его особенно интересовало, что делали на стройке ребята. Иногда, указывая на что-нибудь, он машинально поднимал левую руку. Пальцы ее в черной перчатке были согнуты и неподвижны. Боясь неосторожно задеть больную руку Сергея Николаевича, ребята держались с правой стороны. Они ничего не спрашивали: четыре ленточки на гимнастерке яснее слов говорили о том, что перенес их учитель. Осматривая новый крашеный забор, Сергей Николаевич с большим вниманием выслушал рассказ о том, как бригада Трубачева чуть-чуть не проиграла соревнования и как на помощь к ним пришли Андрейкины земляки.
   - Обязательно познакомьте меня с вашим Андрейкой! - сказал Сергей Николаевич.
   Васек вспомнил про Алешу Кудрявцева и подвел его к учителю:
   - А вот Алеша Кудрявцев, мы с ним тоже дружим! Сергей Николаевич кивнул головой, улыбнулся.
   - На фронте был такой генерал Кудрявцев. Человек исключительной храбрости и благородства. Он очень заботился о людях, его все любили у нас. Во время одного воздушного налета он был тяжело ранен, но до конца боя не позволил увести себя в госпиталь, - сказал учитель.
   Лицо Алеши вспыхнуло, глаза засияли, но он молчал.
   - Это его отец! - указывая на товарища, гордо сказал Васек.
   - Твой отец? - Сергей Николаевич пытливо взглянул на мальчика. -Что же ты молчишь?
   - Он не любит зря хвалиться, - одобрительно хлопнув Алешу по плечу, сказал Мазин.
   - Не надо хвалиться, но можно и должно гордиться таким отцом! значительно сказал учитель.
   - Я горжусь! - тихо, с достоинством ответил Алеша Кудрявцев.
   Ребята повели учителя в дом. Прошли коридор, показали Сергею Николаевичу будущий шестой класс.
   - Вы, наверно, уже забронировали себе тут все места? - пошутил учитель.
   Алеша взглянул на Васька и живо сказал:
   - Нет еще... то есть некоторые выбрали уже парты, конечно... а мы завтра выберем.
   Ребята вспомнили об экзаменах, и у каждого в сердце шевельнулась прежняя тревога.
   - Нам еще о многом нужно поговорить с вами, Сергей Николаевич! снова тихо и серьезно сказал Васек.
   - Да, конечно. Но и это потом, - так же, как в первый раз, ответил учитель.
   Перед пионерской комнатой ребята засуетились. Вытащили вперед Севу. Он немного упирался и громко шептал:
   - Да я не сумею хорошо рассказать...
   Сергей Николаевич с удивлением глядел на Севу. На фронте, думая об оставшихся на Украине ребятах, он очень боялся, что худенький, болезненный Сева не перенесет всех трудностей, которые выпадут на его долю. Теперь перед ним стоял крепкий подросток с загорелыми от работы руками и румянцем на щеках.
   - Ну, ну. Сева Малютин! О чем ты хочешь мне рассказать? - спросил Сергей Николаевич, кладя руку на плечо Севы.
   - Сейчас, сейчас! - заторопились ребята, открывая дверь в пионерскую комнату.
   - Показывайте, что у вас тут? - сказал, входя, Сергей Николаевич.
   Одинцов торжественно подвел его к фотографии. Учитель узнал себя, Митю, улыбнулся:
   - Какой-то он стал теперь, наш Митя?
   - Он герой! Партизан! - ответило ему сразу несколько голосов.
   - Вот наш дневник. Здесь все написано, - сказал Одинцов, подавая учителю дневник.
   Учитель узнал путевую тетрадь отряда.
   - Вот это хорошо, что вы все записывали. Я возьму эту тетрадь с собой, - сказал Сергей Николаевич.
   Васек подтолкнул Севу. Все ребята в нетерпеливом ожидании глядели на Малютина.
   - Сергей Николаевич, садитесь, ладно? Мы должны вам что-то рассказать, - предупредил Васек.
   - Сажусь, ладно. - пошутил Сергей Николаевич, усаживаясь на диван.
   - В госпитале, где мы работали, лежал один комсомолец - Вася. Его привезли зимой... - неуверенно начал Сева.
   Лицо учителя стало очень внимательным. Сева говорил медленно, подыскивая слова.
   - Вася рассказывал о своем командире, и мы слушали Вася был подносчиком снарядов на четвертой батарее.. Учитель сделал неуловимое движение.
   - Фашистские танки были разбиты... На батарее уцелело только одно орудие. Возле него остались два человека - Вася со своим командиром. И тогда выполз еще один танк... Вася был ранен, и он не знал, остановил или не остановил его командир этот танк.
   - Остановил! - вдруг сказал Сергей Николаевич. Лицо его оживилось, глаза заблестели. - Где Вася?
   Ребята бросились к учителю, заговорили все сразу:
   - Вася уехал!
   - Он так любил вас!
   - Он все время рассказывал о вас... Трубачев протиснулся к Сергею Николаевичу:
   - Уезжая, Вася сказал: "Скажите ему, ребята: много Васей есть на свете и много у него в части красноармейцев, только, может, и вспомнит он подносчика снарядов с четвертой батареи... Уехал, мол, на фронт в его шинели".
   Сергей Николаевич встал. Глаза его смотрели через головы ребят куда-то далеко-далеко, словно он видел снежное поле и идущего по дороге молоденького красноармейца с винтовкой и вещевым мешком за спиной.
   - До свиданья, Вася! - тихо сказал учитель. - Мы еще встретимся!
   Глава 77. В МАЛЕНЬКОМ ДОМИКЕ
   Темнело. В сумерках отчетливо выделялись побеленные мелом края тротуаров. Дома без огней с виду казались спящими, но на улицах было людно и оживленно.
   Сергей Николаевич шел вместе с ребятами мимо знакомых домов и палисадников. Родной город навевал на него тихие, грустные воспоминания. Душа его была растревожена встречей с ребятами, всей знакомой обстановкой школы, от которой он был оторван в течение целого года.
   "Как изменилось все за этот год! - думал Сергей Николаевич. - Сколько пережито!" Среди этих детей, которые ему стали так близки, нет маленькой девочки с золотистыми косами и голубыми близорукими глазами... В своем осиротевшем доме он уже не найдет верного друга-старого отца... И в , нем самом что-то изменилось за это время - он уже давно привык стоять лицом к лицу с опасностью, он возмужал и окреп, суровая военная обстановка закалила его сердце. И все-таки сейчас горечь потерь чувствовалась все так же остро, как в первый раз, когда он получил на фронте письмо Леонида Тимофеевича, сообщавшего ему о гибели близких.
   Сергей Николаевич почувствовал вдруг, что он очень устал, больная рука его ныла. Он поглядел на ребят и улыбнулся им теплой, благодарной улыбкой.
   Трудно войти одному в опустевший родной дом. Но он войдет не один... Ребята шаг за шагом идут рядом с ним. Они все понимают. Сергей Николаевич сейчас для них не только любимый учитель, он близкий им, дорогой человек. И в то же время он тот бесстрашный командир, о котором говорил Вася, он защитник Родины. Узенькие цветные ленточки на зеленой гимнастерке наполняют их сердца гордостью.
   Петя Русаков отвоевал себе шинель и, шествуя впереди, бережно несет ее на плече. Нюра крепко держит Сергея Николаевича за руку. Давно ли прежняя Нюра Синицына, крикливая и глупенькая, ссорилась со всеми в классе, писала смешные и нелепые стихи... Сейчас она стала как будто взрослее и спокойнее, в ее глазах появилось новое, серьезное выражение, и в обращении с товарищами чувствуется глубокое дружеское понимание. Нюра идет с ним рядом, время от времени уступая свое место Лиде. Уступив, она самоотверженно шагает одной ногой по тротуару, другой по мостовой, чтобы все-таки быть ближе к учителю. С левой стороны, чуть-чуть боком, обратив к учителю свое круглое лицо, идет Саша Булгаков. Мазин, пробуя протиснуться вперед, наступает всем на пятки. Васек Трубачев, Коля Одинцов и Сева Малютин идут впереди. Чем ближе к дому, тем неспокойнее у них на душе.
   - Мы войдем все вместе, - шепчет Сева.
   Вот и знакомое крыльцо. Сергей Николаевич поднимается на ступеньки, по старой привычке вытирает ноги о железный плетеный коврик. Дверной замок заржавел, дверь открывается с коротким скрипом.
   - Войдемте! - говорит учитель и пропускает вперед ребят. Потом входит сам, зажигает свет.
   На вешалке висят старое пальто Николая Григорьевича и меховая шапка. В комнатах стоит глубокая тишина. Наглухо закрытые пыльные окна словно задернуты серой марлей.
   Сергей Николаевич останавливается в первой комнате. Здесь все как прежде. Письменный стол, диван, этажерка с книгами.
   Дверь во вторую комнату открыта. Там у стены - кровать Николая Григорьевича, покрытая желтым байковым одеялом, маленький, низкий столик. На столике - старые журналы, газеты...
   Сергей Николаевич бросает беглый взгляд на пустую комнату отца и устало опускается на диван:
   - Ну, вот мы и пришли...
   Ребята садятся рядом с ним. Они долго молчат. Потом Васек, прижимаясь щекой к плечу Сергея Николаевича, тихо говорит:
   - Тетя Оксана сказала: "Если доведется где повидать вам учителя, скажите ему, что отец умер, а сестра жива, помнит его..."
   Ребята низко опускают головы.
   Учитель сидит не шевелясь и задумчиво смотрит на ребят.
   - Отец не любил, чтобы я опускал голову. Давайте послушаемся дедушку Николая Григорьевича, - ласково говорит он и, помолчав, добавляет: Кто-нибудь из вас потом расскажет мне о гибели наших близких, а сегодня поговорим о текущих делах... Да попробуем соорудить чай... Ну-ка, девочки, похозяйничайте! В кухне есть чайник и примус, а в буфете, наверно, найдется прошлогодний сахар.
   - У нас есть! Вот Иван Васильевич тут всего надавал нам, - торопливо разворачивая большой сверток, говорит Мазин. - Сейчас мы все сделаем!
   Девочки идут на кухню. Учитель гасит в комнате свет и настежь распахивает окна.
   Вечерняя свежесть наполняет комнату, с улицы доносятся, голоса идущих людей.
   В кухне начинает шуметь примус. Мазин хватает мокрую тряпку и протирает в темноте стекла.
   Сергей Николаевич тоже просит мокрую тряпку и, низко наклонившись над столом, перебирает запылившиеся книги.
   - Откройте окно в той комнате, сейчас проветрим и зажжем свет, говорит он.
   Васек вместе с Лидой входят в комнату Николая Григорьевича. Лида раздвигает темные шторы и открывает окно.
   - Убрать бы отсюда скорее кровать! - шепчет она Ваську.
   Сергей Николаевич слышит ее шепот и поспешно входит в комнату.
   - Нет, нет, не будем убирать! Может быть, ко мне приедет сестра, говорит он.
   Ребята улавливают в его голосе необычные для учителя нотки растерянности и вопроса.
   - Тетя Оксана обязательно приедет.
   - Она приедет!
   - Она приедет! - перебивая друг друга, быстро говорят они.
   Чай накрывают на маленьком столике. Держа в руках чашки, присаживаются на диван.
   - Ну, а теперь давайте поговорим об учебе. Рассказывайте мне все. С кем вы занимались, что проходили по курсу пятого класса? - спрашивает учитель.
   Ребята начинают рассказывать. Сергей Николаевич достает учебники.
   - Это прошли?.. А это? - перелистывая страницы учебника, спрашивает Сергей Николаевич. - Если выдержите по арифметике, то вам останется еще русский язык, а по остальным предметам, может быть, Леонид Тимофеевич разрешит перевести вас условно.
   - Мы ничего не боимся, кроме арифметики, - откровенно сознаются ребята.
   - Мы боимся остаться на второй год, потому что ведь мы не лентяи какие-нибудь, - говорит Саша Булгаков.
   - И еще мы боимся разлучиться, - объясняет Мазин. - Вдруг кто-нибудь из нас останется!
   - Да, вдруг кто-нибудь не выдержит, что мы тогда будем делать? подхватывают ребята.
   Сергей Николаевич откладывает учебники.
   - Судя по всему, что вы мне сейчас рассказывали, я думаю, что вы должны выдержать. Ну, а если уж случится, что кто-нибудь окажется слабее других, то с этим надо будет мужественно примириться. Тем более что никто не будет считать вас лодырями и лентяями. Бывает, что ученик остается по болезни, по независящим от него обстоятельствам. В данном случае причиной является война. Конечно, это будет для всех нас большая неприятность, но о разлуке тут говорить не приходится. Предположим, вас посадят в разные классы. Так разве настоящая дружба забывается? Друзья часто разлучаются на долгие годы, уезжают в другие города, и от этого их дружеские чувства нисколько не меняются. Если, конечно, это настоящая дружба! Ваша дружба сложилась за годы совместной учебы, в тяжелые дни она выросла и укрепилась. Так как же может быть, чтобы ваши отношения изменились только потому, что вы попадете в разные классы! Я, например, за эти месяцы узнал короткую и случайную, но не менее крепкую фронтовую дружбу. Под вражеским огнем стояли мы с комсомольцем Васей у орудия. Стояли насмерть, плечом к плечу. Потом расстались... Но ни один из нас не забыл друг друга.
   - Но в разных классах у нас будет все разное... - попробовал еще сказать Петя Русаков.
   - А как же после окончания школы, когда вы разлетитесь в разные стороны? Неужели, расставаясь, вы скажете мне и своим товарищам: прощайте, теперь у нас будет все разное. и мы забудем нашу школьную дружбу? - сказал Сергеи Николаевич, пытливо вглядываясь в лица ребят.
   - Нет, нет... никогда мы так не скажем... - смущенно засмеялись они, уверенные, что учитель шутит.
   - Ну так вот, друзья мои, - с чувством сказал Сергей Николаевич, - я понимаю, что вам будет очень тяжело, если кто-нибудь останется, но надо глядеть на вещи серьезно, по-взрослому. Во всех случаях жизни надо быть мужественными. Вы выдержали испытание мужества в борьбе с врагом, вы выдержали испытание мужества в труде и в учебе - давайте выдержим его и в этом случае!
   Ребята поглядели друг на друга. Глубокая печаль была на их лицах. Но печаль эта была уже тихая, умиротворенная словами учителя.
   - Если так случится, мы будем иногда устраивать общие экскурсии, работать вместе в одних кружках... собираться здесь у меня, - добавил Сергей Николаевич и, поглядев на ребят, улыбнулся. - Ну, это еще впереди. А пока поговорим все-таки о завтрашнем дне. Экзаменовать вас буду я.
   - Ой, вы сами! - захлопала в ладоши Нюра.
   - Сергей Николаевич, правда, правда? -допрашивали со всех сторон взволнованные ребята.
   Сообщение учителя подбодрило и обрадовало их. Казалось, что одно присутствие Сергея Николаевича в классе придаст им завтра смелости.
   - Мы даже и думать о таком счастье не могли! - говорил Сева Малютин.
   Васек крепко сжал руку учителя:
   - Мы будем завтра стараться изо всех сил!
   - Вот повезло нам! - крикнул Мазин.
   - А ведь я все такой же строгий, - улыбнулся Сергей Николаевич.
   - Мы знаем, - сказал Одинцов. - Зато вы наш учитель, мы будем крепче держаться при вас.
   Ребята вышли из дома учителя поздно.
   Когда их голоса на улице затихли, Сергей Николаевич взял дневник и прошел в комнату отца. Опустившись на узкую постель, он долго читал правдивую повесть жизни - о честности, о мужестве, о безмерной любви к Родине.
   Глава 78. РЕШИТЕЛЬНЫЙ ЧАС
   Васек стоял у доски. За передними партами сидели его товарищи. В их лицах было напряженное внимание, они сидели прямо, не шевелясь и не спуская глаз с Трубачева. У окна за столом разместились учителя. Яркое осеннее солнце врывалось со двора, падало светлыми пятнами на крашеный пол и веселыми зайчиками поблескивало на темных очках Леонида Тимофеевича. Директор, откинувшись на спинку стула, внимательно наблюдал, как Трубачев решает на доске задачу. Елена Александровна сидела сбоку, положив на стол тонкую руку и глядя прямо перед собой. На столе лежала кучка оставшихся билетов.
   Сергей Николаевич стоял у окна, наклонив набок голову, и, не отрывая взгляда, следил за каждой появляющейся на доске цифрой.
   Васек отвечал первым. Когда все уже заняли свои места и ребята вытянули билеты, Леонид Тимофеевич спросил:
   - - Ну, кто из вас хочет отвечать первым? Васек оглянулся на побледневшие лица товарищей и медленно поднялся:
   - Позвольте мне...
   Как всегда и везде, в самом трудном деле Васек Трубачев остался верен себе.
   Сергей Николаевич кивнул головой. Васек протянул свой билет учителю и подошел к доске.
   Вся школа знала, что в этот час Трубачев и его товарищи держат экзамен. Около дома по дорожкам прохаживались бывшие одноклассники Васька.
   - Его первым вызвали! - спрыгивая с пожарной лестницы, сообщил Леня Белкин.
   - Что ему дали? Какую задачу? - волновались ребята.
   - Загляни еще раз в окно. Решает или нет?
   - Не надо, собьете! Что вы делаете! - сердилась Надя Глушкова.
   Но ребята осторожно подкрадывались к окнам.
   В коридоре, около закрытой двери класса, безотлучно находились два недавних врага - Алеша Кудрявцев и Витя Матрос.
   Прислонившись к стене стриженым затылком, Алеша глядел на потолок, крепко сдвинув темные брови. Витя Матрос беспокойно вертелся на месте, прикладывая ухо к двери, заглядывая в замочную скважину.
   - Не надо, - шепотом останавливал его Кудрявцев, - тише!
   Витя на минуту затихал. Он от всей души желал Трубачеву удачи и в то же время мечтал о том, что его бывший бригадир останется с ним в одном классе. Пережитые вместе волнения на стройке и мечта о море крепко связали старшего и младшего товарищей. Витя горячо и преданно полюбил Трубачева. Васек чем-то напоминал ему ушедшего на фронт брата... Витя ни за что не хотел расстаться с Трубачевым и не мог допустить мысли, чтобы такой парень провалился на экзамене.
   - Как, по-твоему, выдержит? - то и дело спрашивал он Кудрявцева, приближая к нему лицо с черными, жарко блестевшими глазами.
   Кудрявцев молча пожимал плечами. В классе стояла тишина.
   Витя снова заглянул в замочную скважину.
   - Стоит! - испуганно сказал он.
   - Как - стоит? Не решает? - встрепенулся Кудрявцев.
   Васек действительно стоял у доски в страшном затруднении. Он записывал на доске пример, но от волнения не мог вспомнить правила. Память вдруг изменила ему, вес сметалось в его голове. Рука с мелом задерживалась на каждой цифре, он мучительно оттягивал время.
   - Скажи правило, - напомнил Леонид Тимофеевич.
   Васек посмотрел на доску, опустил мел.
   Правило... Щеки его побелели, губы тихо шевельнулись. Правило...
   В классе наступила гнетущая тишина. В расширенных глазах Лиды Зориной мелькнул испуг. Петя Русаков, забывшись, привстал за партой. Все липа вытянулись и застыли в томительном ожидании. Васек не глядел на товарищей, но ему казалось, что он слышит в тишине, как громко и тревожно бьются их сердца.
   - Трубачев, дан объяснение на примере, - заметив его затруднение, сказал Сергей Николаевич.
   По Васек не слышал его слов. В глубоком душевном смятении он взглянул на Елену Александровну. Взволнованное, с потемневшими синими глазами, ее лицо напомнило ему вдруг, как в один из последних уроков, держа перед ним открытый учебник, она быстро листала его и горячо внушала: "Трубачев, запомни! Запомни глазами, запомни на слух!" Васек как бы увидел в ее руках учебник, мысленно пробежал его глазами, оглянулся на доску и дрогнул от радости. Он вспомнил.
   - Ну, говори! - облегченно и весело улыбнулся Сергей Николаевич.
   - Сейчас! - громко сказал Васек и четко, без запинки, словно читая по учебнику, ответил: - Чтобы разделить дробь на дробь, надо умножить числитель первой дроби на знаменатель второй, а знаменатель первой - на числитель второй дроби, и первое произведение будет числителем, а второе знаменателем.
   По классу пронесся радостный шум, лица ребят расцвели улыбками. Леонид Тимофеевич быстро протер носовым платком запотевшие очки.
   - Уф... - громко, на весь класс вздохнул Мазин. Сергей Николаевич погрозил ему пальцем. А Васек, словно освободившись от тяжелого груза, легко и непринужденно решал на доске пример.