— Ну, по второй? За удачное завершение операции! — предложила Таня.
   Между первой и второй — перерывчик небольшой. И это правильно!
   — Что дальше? — спросил я, когда все выпили.
   — Дальше будем брать Федулова, — ответил Сухомлинский.
   — С вашей помощью, — добавила Таня.
   — Э-э-э, вот тут вы ошибаетесь! — запротестовал я. — Меня уже тошнит от этого типа. Колчина вот-вот вырвет. Смотрите на него.
   Все посмотрели на Сашку. Тот сидел, глупо улыбаясь, и спросил:
   — Надеюсь, нам не надо его заламывать и… все такое?
   Таня и майор засмеялись:
   — Насчет заламывать и все такое — уже наша прерогатива. Ваше присутствие будет минимальным. Завтра утром мы сообщим по радио в Москву, что вы находитесь у нас. Что мы вас арестовали. И двигаемся на базу. Не успеете глазом моргнуть, как Федулов появится у нас под носом вместе со своими бойцами. Ему же надо будет с вами поквитаться — хотя бы за Глухова. А когда он поймет, что мы вас не отдадим, то, естественно, попытается вас отбить. Ну, уж тут мы….
   Закралась ко мне одна крамольная мыслишка: после ареста Федулова «живцы», то есть мы с Колчиным, не представляем для них никакого интереса в дальнейшем. И почему бы Сухомлинскому нас не шлепнуть? Вдруг мы потом болтать начнем?
   Но эти соображения я решил оставить пока при себе.

Глава 32

   Утром, когда роса на камнях светится маленькими бусинками и облака наскакивают своими пуховыми громадами на остроконечные пики, одна из туч пропорола себе брюхо и на землю обрушился дождь. Явление небывалое для такого времени года.
   Мы вышли из промозглой пещеры под холодные стрелы, и настроение окончательно издохло. Уже не верилось, что где-то есть нормальное жилье. Теплое и сухое метро, на котором можно доехать без всяких хлопот. Или такси, наконец, которое не дает перетрудиться ногам. Где-то есть магазины, продукты. Где-то не стреляют и не режут ножами за здорово живешь.
   Я сказал об этом Колчину. Он только хмыкнул и ответил в том духе, что лично ему давно позабылось, как спать возле горячего бока жены, в нормальной кровати и шляться спросонья по дому в тапочках с чашкой горячего кофе. Мы дружно прокляли свою жизнь.
   — Выдвигаемся, — оборвал наши сентиментальности майор.
   Отряд начал выстраиваться тем особым порядком, который предохраняет группу от нападений с разных сторон. Наше место определилось где-то в середине колонны.
   Все так же раскатистым эшелоном неслись по небу грозовые облака. Дождь струями сходил с униформы. Пузырился в грязи. Выхлестывал по камням шальные брызги. Видимость нулевая. Но у этих ребят где-то в заднице есть специальные приборчики: сплав компаса с чувством долга, по которым они хорошо ориентируются в любое ненастье. Наверное, поэтому им никогда не сидится дома. Особенно в непогоду.
   Мы шли под проливным дождем почти два часа. Потоки воды между камнями становились все более хищными и глубокими. Кое-где они доходили до колена. Их стремительность все нарастала. Достаточно оступиться, и тебя тут же унесет мутный поток.
   — Привал! — глухо приказал майор.
   Несмотря на грохот дождя, его все отлично расслышали. Команда заняла оборону. Мы с Колчиным грохнулись на землю. Нас уже не волновало, что слой пыли превратился в грязную мешанину. Земля приняла нас, аппетитно чавкая от удовольствия. Рядом присел на корточки Сухомлинский.
   — Слушайте сюда, братаны! Сейчас дождь кончится…
   — Вы что, из Бюро прогноза погоды?
   — Шутить будем после! Так вот. Скоро дождь угомонится, и нам потребуется провести небольшой маневр.
   — Маневр?! — вскричал Сашка. — Мы уже и так еле дышим. Ваши долбаные горы!
   — Вам-то как раз ничего делать не надо. Я говорю о наших маневрах. Мы уже передали в эфир, что вы в наших руках. Сейчас группа рассредоточится поблизости. По высотам. Мы с вами стоим тут и ожидаем Федулова. Отсюда можно выйти только по одной дороге. И вполне возможно, Федулов уже караулит нас в засаде. Но тут есть психологический момент. Если мы попремся по пелене дождя, у него может возникнуть искушение напасть на нас. А по хорошей погоде он на это вряд ли решится. В общем, мы сейчас рассредоточиваемся и ждем.
   — А вы? — спросил я. — Надеюсь, будете рядом?
   Покровительственная улыбка растянула лицо майора, и ее тут же смыло дождем.
   — Я вас не брошу. И давайте закроем тему. Между нами должно быть полное доверие.
   Мы кивнули. Сухомлинский достал наручники.
   — Но вот их придется надеть, чтобы все выглядело натурально.
   Да уж, полное доверие!.. Холодный металл сковал запястья.
 
   Вскоре дождь поутих. К сопкам пробилось жаркое солнце. Еще летали стрелы дождя, как на соседней сопке появилась группа из пяти человек.
   Майор вскинул бинокль.
   Мое шестое чувство уже вовсю орало и сигналило красными флажками, что в той группе — Федулов.
   В такие же бинокли рассматривали нас и бойцы «Рубина».
   — Наш, голубчик! — проговорил удовлетворенно Сухомлинский. Он опустил бинокль и повернулся к своим бойцам: — Свяжитесь по рации. Назовите нашу группу и затребуйте от них ответа.
   Радист завалил эфир позывными.
   — Сейчас они захотят с нами встретиться и попытаются вас отбить.
   — Какое предвидение! — Колчин потряс скованными руками.
   — Они на связи, командир, — доложил боец. — Назвались маневренной группой погранвойск. Попросили о встрече.
   Сухомлинский кивнул:
   — Скажи, мы их ждем.
   Радист пошаманил и доложил:
   — Обещали быть через пять минут.
   Рядом возникла Таня:
   — Все по плану?
   По плану, по плану… У меня снова взыграло недоброе предчувствие. Словно в груди чьи-то когтистые серые лапки царапнули тонкие струнки души.
 
   На сопку взобралась та же пятерка. Увидев нас в наручниках, Федулов не удивился. Он мазнул по нам беглым взглядом и сразу же шагнул к Сухомлинскому.
   — Не ожидал, майор, что ты жив! — протянул руку для приветствия.
   Тот пожал пятерню:
   — Я был тогда в бронежилете.
   — В любом случае, рад тебя видеть в добром здравии. Куда путь держите?
   — В Москву.
   — А этих куда? — кивнул Федулов в нашу сторону.
   — Тоже в Москву. Срочной доставкой.
   — Слушай, — доверительный голос Федулова понизился до шепота, — у меня с этими ребятами свои счеты. Они помогли бежать пленным из Чечни, они участвовали в торговле наркотиками, связаны с контрабандой наркоты, они убили генерала Глухова, моего непосредственного начальника. Отдай их нам, а? Зачем Москве эти ублюдки? Все равно их будут судить, а потом шлепнут. Так какая разница где?
   — Ни в коем случае!
   — Командир, ты должен меня понять. Я тут служу, это моя территория. Они повинны в гибели наших людей. Зачем они Москве? Зачем этот геморрой с правосудием? В конце концов, здесь идет война. И потому действуют законы военного времени.
   Сухомлинский достал из-за пазухи бумагу, закатанную в пластик, и протянул ее Федулову:
   — Этот приказ я должен передать вам, майор, если вас встречу. Вот я вас встретил. Ознакомьтесь.
   Федулов ознакомился:
   — Не понял! А зачем я вам понадобился?
   — В предписании все написано.
   — Ни хрена тут не написано!
   Федуловская группа напряглась и стала как бы невзначай поправлять висящие на груди автоматы.
   — Тут написано, что я должен сложить командование и следовать за вами!
   — Ну вот! А говоришь «ни хрена»! Начальству виднее.
   — Хорошо, — покорно согласился Федулов и повернулся к своим: — Слышали? Действуйте!
   Федуловская четверка вскинула автоматы.
   Мы с Колчиным тут же упали на землю. Злобно шваркнула над нашими головами серия выстрелов.
   Таню бросило в грязь.
   Сухомлинский кинулся на Федулова. Они покатились по земле.
   Двое из бойцов «Рубина» упали на спину и навели автоматы в нашу сторону. Еще двое припали на колено и пальнули по дерущимся, выцепляя майора. Пули с визгом ударили по камням.
   Мы с Колчиным вскочили и бросились к отвесному краю сопки. Прежде чем двое «рубиновцев» повторно в нас выстрелили, мы ушли в полет.
   А снайпера спецназа из засады раскроили залегшим пограничникам головы.
 
   Кто-нибудь прыгал головой вперед с каменистой сопки со скованными позади руками? Нет? Тогда вам не понять этого восхитительно острого ощущения. Летишь вниз с широко раскрытыми глазами и видишь, как приближаются к твоему лицу острые камни. И понимаешь, что сманеврировать в воздухе не можешь. Как мы не раскроили себе головы, до сих пор не могу понять.
   Драка наверху закончилась. Сухомлинский одолел Федулова и заковал его в наручники. Еще двое «рубиновцев» были уложены короткими очередями спецназовцев. Мы вскочили и зачем-то снова бросились на сопку. Наверное, перепутали направление бегства.
   Таня была ранена в руку навылет.
   — Пошевели пальцами, — сказал я.
   Она изобразила игру на рояле.
   — Все нормально, кости не задеты. Кто-нибудь снимет с нас эти чертовы браслеты?!
   На сопке показались спецназовцы. Часть из них заняла круговую оборону на соседних высотах. Один из бойцов разорвал медицинский пакет и стал перевязывать Таню. Другой достал ключи, глянул на Сухомлинского и, дождавшись от него кивка, разомкнул наши наручники.
   Меня это моментально насторожило. Сухомлинский со товарищи могли говорить все, что угодно, но их действия выглядели странно. Эдакие неприметные кивки, быстрые взгляды. Зачем спецназовец испрашивал молчаливого согласия у Сухомлинского? Мы тоже под подозрением? Или с нами играют так же, как и с Федуловым? Сначала: «Здрасте, как вы чудесно выглядите!» Потом: «Пройдемте, трибунал вас ждать не будет!»
   Федулова поставили на ноги. Он смотрел на нас с Колчиным люто.
   — Игра еще не окончена, козлы плюшевые!
   — Твоя игра — точно окончена, — ответил за нас Сухомлинский. — У меня приказ арестовать тебя.
   — Так это была подстава? Изначально подстава?
   — Да.
   Федулов захохотал:
   — Идиоты! И прежде всего — ты идиот, командир. Ты даже не представляешь, что скрывают эти два парня! Посмотри на их рожи! Пару дней назад мои ребята здорово их изувечили. А сегодня — никаких следов!
   Сухомлинский внимательно изучил наши лица.
   — И что это доказывает?
   — Они были у исмаилитов и пользовались источником.
   — О том, где они были, я и без тебя знаю. А вот про источник — уже интересно. Давай побыстрей, не трать наше время.
   — Мы работаем над созданием суперсолдат, майор! Загляни в подсумки наших бойцов, вы найдете там ампулы с красным раствором.
   — Точно! — Один из спецназовцев уже обшарил убитого и протянул Сухомлинскому пачку ампул.
   — Этот специальный раствор увеличивает выносливость наших бойцов. Ограничивает время сна. Повышает реакцию, утоляет голод и жажду на несколько дней. Но этот препарат вызывает привыкание. Понимаешь? Это как наркотик! — уже почти кричал Федулов. — А у этих исмаилитов есть источник! Просто вода! Но там какой-то специальный природный состав. Посмотри еще раз на этих журналюг. Они пили ту воду! От побоев не осталось и следа! Разве тебя это не убеждает?!
   — Ну и что? — скучающе спросил Сухомлинский. — Ты гонялся за этими сказками? Всего-то?!
   — Ты чего, не понял, майор?! Это дело государственной важности! Это настоящее открытие! Оно необходимо нашей армии! Для лечения ран! Для создания суперсолдат! Мы с моим отрядом действуем с разрешения высшего командования. А твоя бумага о моем аресте — это подстава. Игра, интриги в министерстве!
   Тут Сухомлинский серьезно задумался.
   — Давай развяжи меня. Пойдем, найдем исмаилитов, и мы станем героями! — продолжал давить Федулов.
   — Это правда? То, что он говорит?
   — У вас есть приказ доставить нас в Москву и арестовать Федулова? — напомнил Сухомлинскому Колчин.
   — Приказы здесь отдаю я! — неожиданно резко сказал Сухомлинский. — Так это правда?
   — Нет, не правда, — ответил я спокойно. — Они нас били, конечно, но не настолько сильно. Он врет, чтобы уйти от ответственности.
   Глаза Сухомлинского прыгали от нас с Колчиным к Федулову и обратно.
   — Ну же, командир! — распалял и распалялся Федулов. — Будь гибче! За открытие такого источника ты станешь генералом за пять минут! Открытие похлеще атомной бомбы! Если привезешь нас в Москву, тебя и меня тут же отстранят от этого дела. Пошлют сюда блатных генералов, и они получат все. Понимаешь?
   — М-да… Так ты за источником исмаилитов все это время носился?
   — Ну, а за чем же еще! Думаешь, мне их золото понадобилось? Ни фига! На золотишко был падок Глухов. С этим приходилось мириться. Но я достал их древние рукописи. И узнал об источнике. Вот моя цель. Разинь глаза! Никакого военного заговора нет и в помине! С какой стати служба родине стала преступлением?
   Однако! Теперь чаша весов могла склониться и в пользу Федулова.
   — Послушайте, — сказал я рассудительно. — Федулов занимался грабежами. Это раз. Он с Глуховым создал секретную лабораторию и ставил опыты на живых людях. Это два. Оба эти факта — чистейшее преступление. Неужели нельзя доставить нас всех в Москву и уже там решить, что делать? Ведь сюда вы в любом случае сможете вернуться?
   — Да-да, — как-то рассеянно отреагировал Сухомлинский. — Грабежи и секретная лаборатория — серьезные преступления. Вернуться сюда тоже никогда не поздно.
   Мы с Колчиным поглядывали друг на друга — не пора ли сматываться?
   — Я видел у вас фляги, — Сухомлинский указал на наши пояса. — Что там?
   — Вода, — ответили мы хором.
   — Проверь, какая вода, майор! — не унимался Федулов.
   — Давайте! — протянул руку Сухомлинский.
   — Не знаю, что вы задумали… — начал я.
   — Флягу!!!
   Я отстегнул ремень.
   — Таня, иди сюда, — позвал командир спецназа. — Размотай бинт.
   Она размотала бинт. Кровь еще сочилась из раны. Но уже затихала.
   Сухомлинский полил из фляги. У нас на глазах кровь перестала идти, а ранка стала затягиваться тонкой нежно-розовой пленкой.
   — Жжется, — сморщила носик Таня.
   — Пей, — приказал ей Сухомлинский.
   Она приняла флягу, поднесла к губам и с опаской посмотрела на командира.
   — Давай. Не затягивай. Не умрешь.
   Она сделала глоток.
   — Обычная вода, — пожала плечами и вернула флягу Сухомлинскому.
   — Ну, а как твоя рана? — спросил он. И увидел — как… — Ага! — повернулся он к нам с Сашкой. — И какого хрена вы врали?
   — А вы что, уже переиграли? — ответил вопросом на вопрос Колчин.
   — Ничего я не переиграл… Но дело усложняется. Исмаилиты — ваши друзья?
   — Ну, в общем, да, — сказал я. — А что — это плохо?
   — И у них есть эта вода?
   — Есть.
   — Что они собираются с ней делать?
   — Ничего. Просто пьют и живут себе.
   — Они скрывают ее.
   — Это их источник. Если у вас дома стоит телевизор и вы его смотрите, то это не значит, что вы скрываете его от всего человечества и тем самым совершаете преступление.
   — Источник должен принадлежать всей стране! Всей нашей стране! — возопил Федулов.
   — Слушайте, — вразумительно, как только можно, сказал Колчин Сухомлинскому, — этот майор специально втягивает вас в это дело. Он же мать родную пристрелит за это дело.
   — По-моему, командир, нас всех надо доставить по назначению, а потом уж решать, что делать с источником… — заметил я.
   — Опять лезете с советами, — поморщился Сухомлинский. — А дело между тем серьезное и не терпит отлагательств. Если мы отсюда уйдем, то может статься, что никогда больше не найдем исмаилитов.
   — Принимай решение! Исмаилиты и вправду уйдут! — давил Федулов. — Два наших отряда отлично поладят! Мы атакуем исмаилитов и запросто захватим источник!
   — Как твоя рука, Таня? — спросил Сухомлинский.
   — Отлично! — Она поводила рукой. — Боли уже практически нет.
   — Снимите с него наручники, — Сухомлинский кивнул на Федулова.
   Спецназовцы расковали майора и отошли.
   — Это предательство! — закричал я.
   — Вот как? — Сухомлинский вскинул автомат. И… выстрелил Федулову в лицо.
   Тот рухнул в грязь. Сухомлинский для верности всадил еще три пули в грудь.
   — Ходу! — рванул меня за рукав Колчин.
   — Взять! — гаркнул Сухомлинский.
   Нас тотчас скрутили.
   — Я беру это дело под свой контроль, — сказал Сухомлинский, сорвав флягу исмаилитов и с Колчина. — Теперь так, ребята. Окажете небольшую услугу. Подскажете, как нам найти источник исмаилитов, и я сниму с вас все обвинения. Нет — разберемся без вас. То есть попросту шлепнем. Надеюсь, понимаете, что в данных обстоятельствах я имею на это полное право?

Глава 33

   Нам завязали глаза и куда-то потащили. Дальнейшее путешествие описывать легко. Я абсолютно ничего не видел. Как слепой переставлял ноги вперед, время от времени спотыкался. Меня тянули вверх. Стальные браслеты тут же впивались в запястья. Я матерился и шел дальше.
   Спустя некоторое время мы вышли на дорогу. Нас посадили в кузов грузовика среди бойцов спецназа. Машина полетела по ухабам.
   При подъезде к какому-то городу с нас сняли повязки и расстегнули наручники.
   — Путешествие заканчивается! — крикнул с бортовой скамьи Сухомлинский. — Сейчас в Таджикистане вспыхнул мятеж. Придется нам и вам немного повозиться. Приедем в часть — даже не пытайтесь бежать. Все равно не знаете, где находитесь. Будете вести себя спокойно — для вас все закончится хорошо! Обещаю!
   Потянулись навстречу окраинные дома. Замелькали зелеными полосами ветви деревьев. Кузов грузовика мгновенно ощерился автоматными стволами. Спецназовцы забегали беспокойными глазами по кустам, придорожным канавам и арыкам. Машина на полной скорости шла на базу. В глубине дворов то тут, то там вспыхивала стрельба. Она дробно прокатывалась между домами, вставала на дыбы, потом вдруг затихала, таилась по укромным местам, чтобы через минуту выскочить с треском где-нибудь в другом месте.
 
   Воинская часть российских миротворцев оказалась в гуще военного мятежа. Тут никто не понимал, что происходит, кто с кем и против кого воюет. Неприятностей ждали со всех сторон сразу. А потому военные наглухо закрылись и заняли круговую оборону.
   Рядом с частью и по всему городу бродили мятежники, а также обыкновенные бандиты и какие-то таинственные моджахеды. Мятежников и моджахедов можно было отличить друг от друга разве что по белым и красным повязкам на руках или голове.
   С востока на город шли части верной президенту гвардии. Затевалась крепкая заваруха. В нее-то мы и угодили на полном ходу.
 
   «Урал» со скрежетом остановился возле КПП части, подняв тучу пыли. Сухомлинский спрыгнул на землю и постучал в ворота части.
   По другую сторону вздрогнула настороженная тишина и зашуршала сапогами по гравию.
   — Чего надо? — крикнули через ворота.
   — Спецназ российской армии!
   — А чем докажете?
   На свете существует много всяких удостоверений, дипломов и аттестатов, которые подтверждают профессию или квалификацию человека. Но у военных все иначе. Сухомлинский разразился таким виртуозным матом, пообещав в междометиях конец света, разжалование ниже рядового и работу в свинарнике до скончания веков, что за воротами сразу же приняли правильное решение.
   Лязгнуло и откупорилось в воротах окошко. Показалось должностное лицо с незримой надписью «прапорщик».
   — Сколько вас?
   — Щас узнаешь, — змеиным голосом пообещал Сухомлинский.
   — Открываем, — дошло наконец до прапорщика.
   Ворота распахнулись. «Урал» вкатил на территорию части. На пороге штаба нас поджидал командир осажденного гарнизона.
   — Полковник Полянский! — отрекомендовался он.
   — Майор Сухомлинский!
   — Заждались мы, майор. Тут полный звездец творится… А это кто с тобой?
   — Журналисты. Приехали в Таджикистан в командировку, а тут вишь, что началось. Пришлось за ними заехать и доставить сюда. Пока побудут тут с моими ребятами.
   — Ладно. Только, чур, не писать ничего о моей части, понятно!
   Да уж понятно.
   Полянский и Сухомлинский исчезли в дверях штаба. Бойцы спецназа улеглись на газоне.
   — Просить его о помощи — бесполезно, — сказал Колчин и закурил.
   — Да. Они все тут друг друга знают. Мы для Полянского — пустое место.
   — Добраться бы до телефона, — мечтательно произнес Колчин.
   — Сомневаюсь, что это поможет.
   — Эй, писаки, чего вы там шепчетесь? — прикрикнул на нас один из спецназовцев. — Ну-ка садитесь рядышком и не свистите.
 
   * * *
 
   В окрестностях города активно шевелились подразделения мятежного генерала Худойбердыева. Правительственные войска Таджикистана пытались как можно быстрее с ним расправиться и выбить за пределы республики. К нашему приезду фронт пролегал как раз по черте города. Мощная орудийная канонада и стрельба доходчиво извещали, что правительственные части начали наступление. В военный городок потянулся поток беженцев. Они несли телевизоры, матрасы, тюки — в общем, все самое ценное и необходимое в гражданской жизни. Беженцев размещали на футбольном поле.
   Нас с отрядом спецназа переместили поближе к воротам. Полянский, наверное, решил, что если часть будут штурмовать, то обязательно полезут через ворота. Тут-то мятежники и столкнутся нос к носу со спецназом.
   Военные с интересом выглядывали за забор центрального КПП. Через дорогу начинались дома, и во дворах изредка проскакивали пунктирные линии очередей. С каждой минутой звуки выстрелов приближались.
   Какая-то женщина из местных решила вернуться в город. Солдаты ее не отпускали. Гражданка настаивала. Говорила, что забыла в квартире какие-то ценные вещи, обещала быстро обернуться туда-сюда. Солдаты были непреклонны.
   Перепалка длилась минут сорок. Наконец она утомила своими просьбами офицеров, и те приказали ее выпустить.
   Как только отодвинули засов и открыли тяжелую металлическую дверь, вдоль улицы густо и долго влупила пулеметная очередь. Завизжали на тысячи голосов рикошетные пули.
   Женщина юркнула обратно, под защиту КПП. Солдаты закрыли дверь и уже приготовились принять бой, откинув окошки в массивных воротах. Но враг оставался невидим.
   Звуки боя приближались, грохотали со всех сторон. Судя по всему, гвардия президента Таджикистана обогнула военный городок и атаковала Худойбердыева как бы из-за нашей спины.
   Около десятка офицеров и солдат столпились возле ворот. Некоторые взобрались на пригорок, чтобы получше разглядеть окраинные дома. Большинство из них, за исключением наряда КПП, были без оружия. Российских миротворцев домашние ссоры таджиков вроде как не касались.
   На дороге появился танк без опознавательных знаков. Куда и зачем он ехал — непонятно. Проезжая мимо КПП, он отвернул башню в сторону города и смачно сплюнул снарядом. Рухнул чей-то глинобитный домик.
   Военные оцепенели. Каждый присутствующий вдруг осознал, что с такой же легкостью танк мог шарахнуть и по камуфляжной толпе возле КПП. Полетели бы клочки по закоулочкам. Крошево из запасных человеческих частей.
   Все бросились врассыпную. Кто-то побежал выводить бронетехнику из парка. Кто-то командовал «в ружье!» и сам натягивал бронежилет с каской. Вполне возможно, в округе бегал не один безумный танк. Его собратьям ничего не стоило расстрелять военный городок.
   Вся техника рассредоточилась по периметру части в глухой обороне.
   Ночь прошла под звуки городской перестрелки. Мы заночевали в маленьком клубе возле тех же ворот. Каждый раз, когда я выходил покурить на улицу, Колчин просил меня прикупить пару гамбургеров с кока-колой. Это стало нашей дежурной шуткой. В той жаре, при той нищете и захолустности городка, она просто сверкала остроумием.
   Из штаба вернулся Сухомлинский.
   — Завтра будет боевая задача. Потом мы свободны, — сообщил он нам с Колчиным. — Меня интересует вот что. О чем говорили исмаилиты, когда мы потребовали вас выдать?
   Полоснуло молнией озарение — вот оно! Началась торговля.
   Колчин хитро сощурился:
   — Мы, наверное, мало чем можем вам помочь. Но согласны рассказать обо всем, что слышали у исмаилитов.
   — Ну-ну?
   — Услуга за услугу, — встрял я. — Вы немедленно снимаете с нас все обвинения, а мы уж вам рассказываем о том, что знаем.
   — Х-ха! И как я должен, по-вашему, снять обвинения? Кому звонить? Ночь на дворе.
   — А не надо никому звонить. Берете бумагу и пишете, так сказать, расписку: я, такой-то и такой-то, снимаю все обвинения… и так далее.
   Брови Сухомлинского выросли домиком.
   — Еще никто не требовал от меня расписок.
   — А вы попробуйте, — мягко нажал Колчин. — У вас получится.
   — Хорошо… Боец! Бумагу и ручку! — приказал он спецназовцу.
   Через десять минут заявление Сухомлинского на имя Генерального прокурора было готово. В бумаге говорилось, что мы с Колчиным участвовали в спецоперации ГРУ по разоблачению заговорщиков. Никаких преступлений мы не совершали. Под чем Сухомлинский размашисто расписался, не забыв проставить номер своего офицерского удостоверения.
   — Теперь довольны?
   — Конечно, — кивнул Колчин, пряча драгоценный листок в несколько слоев целлофанового пакета.
   — Ваша очередь, — напомнил Сухомлинский.
   — Когда вы потребовали нас выдать, — начал я, — исмаилиты о чем-то совещались. Нас туда не приглашали. Но мы слышали, как кто-то упомянул о каком-то Камышовом поле.
   Сухомлинский чрезвычайно пытливо посмотрел мне в глаза: