Страница:
Я по-новому посмотрел на своего друга, с восхищением:
— Саш, заткнись, пожалуйста.
Колчин насупился.
— Да, красота! — подтвердил водитель, смачно плюнул в красивую пропасть через открытое окно и уставился на пыльную дорогу.
«Урал» натужно кряхтел, увлекая нас навстречу неприятностям.
Судя по настроению нашего водителя, места хоть и были красивые, но не были спокойные.
— Здесь лучше не трепаться, — заявил водитель. — Смотрите, хлопцы, лучше по сторонам. Вдруг какая-то падла где затаилась? Мы ведь не конфеты к чаю везем. Долбанет так, как вашему Садиги-беку и не снилось.
После страшенного разгрома, учиненного моджахедами, новую 13-ю заставу поставили на высокой сопке. Через дорогу от нее, на высокой горной гряде, за которой начинался Афганистан, гнездились пограничные посты «Тург», «Навранга», «Марс». Почти каждую ночь они отражали атаки моджахедов.
Сама застава только-только обрылась окопами. Вгрызлась блиндажами и ощетинилась огневыми точками. Для усиления пограничников сюда прислали несколько танков и БМП из 201-й мотострелковой дивизии. Все это хозяйство было тщательно засыпано землей и затянуто маскировочной сеткой. На поверхности вызывающе торчал только деревянный сортир. Со стороны сопка выглядела потрясающе: пустая и безлюдная — с одиноким сортиром на вершине. Кто на сопке? А никого! А сортир зачем? А это мы так за экологию боремся.
К новой заставе подъехали уже в полной темноте. Солдаты быстро опустошили кузова. Растащили по местам продукты, патроны, снаряды и прочие военные припасы, необходимые для жизни и для чьей-то смерти. Машины разъехались по темным углам. Известным только им одним. Застава снова приняла девственный, необитаемый вид.
Мы спустились в командирский блиндаж.
Великое множество предметов загромождало подземелье: у стен какие-то ящики, рюкзаки, коробки. Поверх них — подсумки, куртки, разгрузки, выстрелы от гранатометов, труба самого гранатомета и бог знает что еще. На столе, под занавешенным окошком, выстроились бутылки с теплой минералкой, которая тотчас отдает в желудке кислотным спазмом; фляги со спиртом, которые никакого спазма не вызывают; початые банки тушенки и утопленные в томате бычки. Все это хотелось пощупать руками, как старинные экспонаты в музее. Бьюсь об заклад: пятьдесят лет назад наши деды сиживали именно в таком интерьере.
Офицеры очень благосклонно встретили нашу водку «Кремлевская».
Мы расселись за столом и под нестойкое пламя светильника, сделанного из гильзы крупнокалиберного пулемета, повели всякие военные разговоры.
Заметив у Сашки в руке красный огонек диктофона, один из офицеров попросил:
— Выключи. Мы собираемся вам по-дружески все рассказать. Но не хотим, чтобы нас потом таскали по всяким инстанциям.
Пришлось выключить диктофоны и положиться на память.
Кстати, запоминать во хмелю нужную информацию надо еще уметь. И без практики тут никак не обойтись. Особенно сложно даются всякие незнакомые названия, цифры и даты. Тут я посоветовал бы начинающим военным журналистам тренироваться еще на гражданке. Берете поллитру. Открываете учебник по географии и начинаете запоминать в произвольном порядке названия городов и областей. Когда поллитра кончилась, можно взять пивка и заучить Таблицу Менделеева. Если наутро сможете повторить прочитанное своей жене (она в данном случае играет роль редактора), которая, конечно же, не верит вам, что вы пили поллитру в обнимку с учебником географии, и если вам еще удастся убедить ее в своей правоте — значит, можно отправляться на фронт.
— Накануне нападения, — начал один из офицеров, — к нам на заставу пришел втихаря местный из соседнего аула. Погранцы у него вино всегда покупали, вот он и растрогался. Сказал, что здешний полевой командир получил задание из Афгана: атаковать заставу.
— А зачем? — спросил я.
— Ты идиот? — дружелюбно поинтересовался Федулов.. — Или, как в Америке говорят, «альтернативно мыслящий»? Зачем они тут на нас нападают?
Я пожал плечами:
— Вот и я не знаю. Зачем Союз развалился? Зачем местные ополченцы начали по войскам стрелять и друг друга кромсать?
— Короче, пришел этот местный и говорит пограничникам, что им надо уходить, — продолжил офицер. — Они, понятное дело, отказались, но в уме держали. На следующее утро жители из соседнего кишлака исчезли. На заставе никто даже не заметил, как они уходили. Все быстро и тихо, словно сотни людей просто исчезли в воздухе…
А дальше? Гм, дальше… Прошел день. Пограничники успели связаться с Отрядом. Там посоветовали быть начеку, но и только. Ночью на территорию заставы въехал грузовик со взрывчаткой. По кабине стреляли, но остановить машину не смогли. Передние посты и пулеметные гнезда разметало к чертям. Духи окружили заставу. И начался жестокий бой.
Солдаты выпрыгивали из окон в трусах и с автоматами в руках. Двое пулеметчиков из местных таджиков два часа сдерживали атаку боевиков с того самого главного направления, откуда прорвался грузовик со взрывчаткой. Когда у них кончились патроны, духи со злости резали их ножами на мелкие кусочки. Две БМП, которые были у погранцов, также не долго прожили. Одна из них разулась и потеряла гусеницу, когда при развороте наехала на сопку. Тут-то боевики и достали ее из гранатомета. Вторая получила сразу несколько ударов из гранатомета и сгорела дотла. Плюс там сдетонировал боекомплект, взрывом оторвало башню и отбросило ее на несколько десятков метров.
Утром, когда подоспела помощь, все пограничники, за исключением пятерых раненых и контуженых, были мертвы. Всем убитым, кто не сгорел, кого не разорвало взрывом на кусочки, моджахеды отрезали головы и раскидали по кустам.
— Но была и еще одна странность, — вмешался молодой лейтенант. — Один из убитых пограничников успел кровью написать на стене казармы слова…
Тут Федулов свирепо глянул на лейтенанта, и тот осекся с видом «ляпнувший лишнего».
— В общем, наша бронегруппа разыскала все останки и отвезла их на базу, — подытожил капитан Федулов. — Теперь вот мы построили новую заставу, на этой сопке.
Выпили в честь павших.
— Вы за этим сюда ехали? — спросил капитан Федулов под стук расставляемых на стол стаканов.
— Вообще-то да, — подтвердил я.
— Коротенькая история у нас произошла. Как видите, никаких особых интриг. Напали, убили, построили новое. Стоило из-за этого переться в такую даль?
— В Москве был большой резонанс по этому поводу, — вставил Колчин.
В блиндаж заглянул посыльный:
— Товарищ капитан, «Рубин» на связи.
— Я сейчас! — Федулов выпрыгнул наружу.
— Начальство, — прокомментировал кто-то из темного угла.
Повисла пауза. Вид у офицеров был такой, точно не все еще про ту заставу рассказано. Самое интересное осталось за кадром. Только вот при Федулове никто из офицеров не хотел нас просвещать.
Слова, которые кровью написал на стене погибающий пограничник. Что за слова? О чем? Я дал себе слово обязательно выспросить у кого-нибудь из бойцов, когда Федулова рядом не будет.
Через минуту капитан вернулся:
— Ну, разливайте, орлы московские! Вам повезло, завтра выезжаем на небольшую прогулку. Сможете заодно и заставу разгромленную посмотреть. Зрелище еще то!..
Глава 6
Глава 7
— Саш, заткнись, пожалуйста.
Колчин насупился.
— Да, красота! — подтвердил водитель, смачно плюнул в красивую пропасть через открытое окно и уставился на пыльную дорогу.
«Урал» натужно кряхтел, увлекая нас навстречу неприятностям.
Судя по настроению нашего водителя, места хоть и были красивые, но не были спокойные.
— Здесь лучше не трепаться, — заявил водитель. — Смотрите, хлопцы, лучше по сторонам. Вдруг какая-то падла где затаилась? Мы ведь не конфеты к чаю везем. Долбанет так, как вашему Садиги-беку и не снилось.
После страшенного разгрома, учиненного моджахедами, новую 13-ю заставу поставили на высокой сопке. Через дорогу от нее, на высокой горной гряде, за которой начинался Афганистан, гнездились пограничные посты «Тург», «Навранга», «Марс». Почти каждую ночь они отражали атаки моджахедов.
Сама застава только-только обрылась окопами. Вгрызлась блиндажами и ощетинилась огневыми точками. Для усиления пограничников сюда прислали несколько танков и БМП из 201-й мотострелковой дивизии. Все это хозяйство было тщательно засыпано землей и затянуто маскировочной сеткой. На поверхности вызывающе торчал только деревянный сортир. Со стороны сопка выглядела потрясающе: пустая и безлюдная — с одиноким сортиром на вершине. Кто на сопке? А никого! А сортир зачем? А это мы так за экологию боремся.
К новой заставе подъехали уже в полной темноте. Солдаты быстро опустошили кузова. Растащили по местам продукты, патроны, снаряды и прочие военные припасы, необходимые для жизни и для чьей-то смерти. Машины разъехались по темным углам. Известным только им одним. Застава снова приняла девственный, необитаемый вид.
Мы спустились в командирский блиндаж.
Великое множество предметов загромождало подземелье: у стен какие-то ящики, рюкзаки, коробки. Поверх них — подсумки, куртки, разгрузки, выстрелы от гранатометов, труба самого гранатомета и бог знает что еще. На столе, под занавешенным окошком, выстроились бутылки с теплой минералкой, которая тотчас отдает в желудке кислотным спазмом; фляги со спиртом, которые никакого спазма не вызывают; початые банки тушенки и утопленные в томате бычки. Все это хотелось пощупать руками, как старинные экспонаты в музее. Бьюсь об заклад: пятьдесят лет назад наши деды сиживали именно в таком интерьере.
Офицеры очень благосклонно встретили нашу водку «Кремлевская».
Мы расселись за столом и под нестойкое пламя светильника, сделанного из гильзы крупнокалиберного пулемета, повели всякие военные разговоры.
Заметив у Сашки в руке красный огонек диктофона, один из офицеров попросил:
— Выключи. Мы собираемся вам по-дружески все рассказать. Но не хотим, чтобы нас потом таскали по всяким инстанциям.
Пришлось выключить диктофоны и положиться на память.
Кстати, запоминать во хмелю нужную информацию надо еще уметь. И без практики тут никак не обойтись. Особенно сложно даются всякие незнакомые названия, цифры и даты. Тут я посоветовал бы начинающим военным журналистам тренироваться еще на гражданке. Берете поллитру. Открываете учебник по географии и начинаете запоминать в произвольном порядке названия городов и областей. Когда поллитра кончилась, можно взять пивка и заучить Таблицу Менделеева. Если наутро сможете повторить прочитанное своей жене (она в данном случае играет роль редактора), которая, конечно же, не верит вам, что вы пили поллитру в обнимку с учебником географии, и если вам еще удастся убедить ее в своей правоте — значит, можно отправляться на фронт.
— Накануне нападения, — начал один из офицеров, — к нам на заставу пришел втихаря местный из соседнего аула. Погранцы у него вино всегда покупали, вот он и растрогался. Сказал, что здешний полевой командир получил задание из Афгана: атаковать заставу.
— А зачем? — спросил я.
— Ты идиот? — дружелюбно поинтересовался Федулов.. — Или, как в Америке говорят, «альтернативно мыслящий»? Зачем они тут на нас нападают?
Я пожал плечами:
— Вот и я не знаю. Зачем Союз развалился? Зачем местные ополченцы начали по войскам стрелять и друг друга кромсать?
— Короче, пришел этот местный и говорит пограничникам, что им надо уходить, — продолжил офицер. — Они, понятное дело, отказались, но в уме держали. На следующее утро жители из соседнего кишлака исчезли. На заставе никто даже не заметил, как они уходили. Все быстро и тихо, словно сотни людей просто исчезли в воздухе…
А дальше? Гм, дальше… Прошел день. Пограничники успели связаться с Отрядом. Там посоветовали быть начеку, но и только. Ночью на территорию заставы въехал грузовик со взрывчаткой. По кабине стреляли, но остановить машину не смогли. Передние посты и пулеметные гнезда разметало к чертям. Духи окружили заставу. И начался жестокий бой.
Солдаты выпрыгивали из окон в трусах и с автоматами в руках. Двое пулеметчиков из местных таджиков два часа сдерживали атаку боевиков с того самого главного направления, откуда прорвался грузовик со взрывчаткой. Когда у них кончились патроны, духи со злости резали их ножами на мелкие кусочки. Две БМП, которые были у погранцов, также не долго прожили. Одна из них разулась и потеряла гусеницу, когда при развороте наехала на сопку. Тут-то боевики и достали ее из гранатомета. Вторая получила сразу несколько ударов из гранатомета и сгорела дотла. Плюс там сдетонировал боекомплект, взрывом оторвало башню и отбросило ее на несколько десятков метров.
Утром, когда подоспела помощь, все пограничники, за исключением пятерых раненых и контуженых, были мертвы. Всем убитым, кто не сгорел, кого не разорвало взрывом на кусочки, моджахеды отрезали головы и раскидали по кустам.
— Но была и еще одна странность, — вмешался молодой лейтенант. — Один из убитых пограничников успел кровью написать на стене казармы слова…
Тут Федулов свирепо глянул на лейтенанта, и тот осекся с видом «ляпнувший лишнего».
— В общем, наша бронегруппа разыскала все останки и отвезла их на базу, — подытожил капитан Федулов. — Теперь вот мы построили новую заставу, на этой сопке.
Выпили в честь павших.
— Вы за этим сюда ехали? — спросил капитан Федулов под стук расставляемых на стол стаканов.
— Вообще-то да, — подтвердил я.
— Коротенькая история у нас произошла. Как видите, никаких особых интриг. Напали, убили, построили новое. Стоило из-за этого переться в такую даль?
— В Москве был большой резонанс по этому поводу, — вставил Колчин.
В блиндаж заглянул посыльный:
— Товарищ капитан, «Рубин» на связи.
— Я сейчас! — Федулов выпрыгнул наружу.
— Начальство, — прокомментировал кто-то из темного угла.
Повисла пауза. Вид у офицеров был такой, точно не все еще про ту заставу рассказано. Самое интересное осталось за кадром. Только вот при Федулове никто из офицеров не хотел нас просвещать.
Слова, которые кровью написал на стене погибающий пограничник. Что за слова? О чем? Я дал себе слово обязательно выспросить у кого-нибудь из бойцов, когда Федулова рядом не будет.
Через минуту капитан вернулся:
— Ну, разливайте, орлы московские! Вам повезло, завтра выезжаем на небольшую прогулку. Сможете заодно и заставу разгромленную посмотреть. Зрелище еще то!..
Глава 6
Ночевали мы в свежевырытом блиндаже. Перво-наперво поражает мать-сыра земля и койки, заправленные накрахмаленными простынями. Душанбинская гостиница сразу же показалась нам роскошными апартаментами. Даже в пьяном виде ложась на койку — ощущение, что тебя только-только похоронили. Запах земли и хрустящей наволочки под головой способен побороть самый сильный хмель. Уверен, что именно по такому принципу надо строить вытрезвители. Дарю идею.
С другой стороны, такой блиндаж можно приспособить под экзотический отель. Через пять минут, когда улягутся первые впечатления, начинаешь различать в этой большой свежевырытой яме запах земляных червяков. Я провел по блиндажу лучом фонарика. Оказывается, червяков можно снимать прямо со стены, не вставая с койки, и жевать сырыми. Влажные сороконожки потрясающе смотрятся на белой простыне. Особенно интересно, когда они носятся по ней наперегонки или играют в прятки, норовя спрятаться у тебя во рту.
Я начал уговаривать себя, что истинные любители походов платят безумные деньги за такие экскурсии, а тут — на халяву! Но это не помогало.
Свою толику ужаса к обстановке добавили шакалы. Они кружили вокруг заставы и плакали, как привокзальные дети-сироты. Шакалы рыдали, точно оплакивали наше погребение в блиндаже, и самые дурацкие поверхностные сны вертелись в голове. Мерзкое ощущение.
— Подонки, — проворчал в темноте Сашка.
— Кто?
— Шакалы! — Он сел на койке, натянул на себя белоснежную простыню и стал похож на привидение. — Как так можно спать? Ну как?!
— В самый раз! — оценил я его новое обличье. — Теперь иди шакалов пугани.
— Меня первый же часовой со страху шлепнет.
— Лежим как в гробу, — заметил я после паузы.
— Да, запах земли и свежего постельного белья… Кошмарные ассоциации! — Сашка снова завалился на койку.
— Мяу-мяу, — передразнил я шакалов.
— Хоть ты заткнись!
Мы снова попытались уснуть.
Колчин ворочался в темноте, стараясь половчее извернуться и поймать сон.
— Вместо того чтобы спать дома с женой, я сплю с автоматом! Поразительно, как человек может испохабить собственную жизнь! — проворчал он.
Шакалы плакали до утра. В легкой дреме пришло видение: нас убили, мы лежим сейчас в могиле, а родственники и дети плачут над нами, и сочится по свежей земле струйка воды, белая простыня покрывается вдруг алыми пятнами, и глубокая пронзительная жалость к своей судьбе рассекает душу напополам.
Я вылез из подземелья и поплелся к умывальнику. Рассвет уже набухал розовым бутоном. Два брызга в глаза, два на щеки. Верхушка соседней горы заполыхала золотом. Я выдавил в рот зубную пасту и начал чистить зубы, надеясь победить вкус земли и червяков. Через какие-то минуты последняя капля солнца упала за гребень — и хлынуло плавким золотом из чаши, полилось море света на нашу сопку. Ударила в небо стайка птиц. И как-то особенно быстро припустили по небу облака. Я смотрел на все это как зачарованный.
Подошел Колчин. Внимательно меня оглядел.
— Понимаю Ивана Бунина.
— В чем именно?
— Он как-то рассказывал, с чего начал свою писательскую карьеру.
— Очень интересно, — я закурил.
— В детстве маленький Бунин стащил из отцовского кабинета альбом. И нашел там картину неизвестного мастера под названием «Встреча в горах с кретином». Она так его поразила загадочным словом, что он решил написать рассказ.
— С тех пор его некому было остановить, — подытожил я. — Но я, Саша, кретин не нарисованный, а настоящий. И твою писательскую карьеру могу прервать, на фиг.
Мы расхохотались и пошли в командирский блиндаж узнать, когда нас наконец отправят на разгромленную заставу.
Несчастья уже семенили за нами толпой, решая на ходу, с чего начать представление. Ведь именно их мы искали все это время. По крайней мере, они в этом были уверены на все сто.
— Как спалось? — Капитан Федулов стоял у входа в блиндаж, любуясь рассветом, и курил какие-то мерзкие сигареты.
— Кошмар! — сказал я. — Шакалы достали.
— Это с непривычки, — кивнул он понимающе.
— Да еще этот запах свежевырытой земли, — добавил Сашка и тоже закурил. Видимо, чтобы заглушить запах могилы и противный дым федуловских сигарет.
— Это тоже с непривычки.
— Да ну их на фиг, такие привычки, — сказал я раздраженно.
— И неприятие этих привычек — у вас тоже с непривычки, — хохотнул Федулов.
Застава проснулась. Люди выстроились к умывальнику. Сонно шлепала по пыли смена часовых. Повара кудесничали возле полевой кухни. Дым винтом поднимался к небу и растворялся там без остатка.
— Сейчас вот позавтракаем, и вам значительно полегчает, — сказал Федулов.
— Когда едем? — спросил я.
— Не торопись. Тут сообщение пришло. Кажется, командование приготовило для нас работенку. Вы пока идите к кухне, прогуляйтесь. Я, как все выясню, дам вам знать… Решкин! — крикнул капитан в блиндаж.
В темном проеме показалась голова прапорщика.
— Сходи на кухню и возьми с собой корреспондентов. Пусть позавтракают.
— Так точно!
Питание на заставе оказалось самым демократичным в мире. Вы подходите к полевой кухне. Протягиваете правой рукой железную миску — и повар наваливает туда половник каши. Тянете левую руку с железной кружкой — и получаете порцию чая. («Кофе не положено! Не во Франции живем!») Здесь же, на крыле двухколесной полевой кухни, — порезанный хлеб. Можешь подцепить его зубами и валить со всем своим добром на все четыре стороны. Ни тебе вредных теток с кассовым аппаратом, ни вечно уставших от тупости покупателей разливщиков и поваров. Спокойно подошел, спокойно отвалил. Все довольны.
Решкин повел нас к танкам. На корме, у врытой в землю машины, мы разложили завтрак и принялись вкусно чавкать.
Неожиданно откинулся люк на башне, и появилась голова в шлемофоне:
— Ну, вы жрете! У меня от вашего чавканья аж желудок повело!
— Не хрен спать, — вкусно жуя, отреагировал прапорщик Решкин. — Скоро поедем, так что поторопись.
Заинтригованный танкист вылез уже совсем и, бросив шлемофон в люк, с грохотом спрыгнул на землю:
— Куда едем?
— А тебе не все равно? Тут куда ни поедь — один хрен в горы упрешься. Иди жри и разогревай машину. Серьезно говорю.
— Как же вы задолбали меня, военный, с вашими военными тайнами, — весело сказал танкист и пошел к кухне.
На шее у Решкина висел красивый кулон. Начищенный до золотого блеска пулеметный патрон с ажурной гравировкой из замысловатых символов.
Я сказал про украшение:
— Интересная штучка.
Решкин довольно ухмыльнулся:
— Сам сделал. Это моя так называемая «серебряная пуля». Против здешней нечистой силы.
— Кстати, о нечистой силе. Тащ прапорщик, а что было написано кровью на стене разгромленной заставы?
Решкин удивленно на нас посмотрел:
— Вам разве не рассказали?
— Да забыли спросить, — слукавил Колчин.
— «Блуждающие огни», вот что было написано, — добродушно пояснил Решкин. — Они тут у нас заместо нечистой силы.
— Это от них патрон? — спросил я.
Решкин погладил пальцами кулон:
— Он самый. Письмена вот на нем сделал. Из древних молитв. Местные научили.
— А зачем письмена? И на каком языке? — заинтересовался Колчин.
Решкин пожал плечами:
— Не знаю. Местные нарисовали, я передрал на патрон. Эти «огни», говорят местные, совсем неуловимые. Так просто их не возьмешь. Вот и заставу нашу они запросто постреляли. А мы их и найти потом не смогли.
— А нам говорили, что моджахеды заставу уничтожили.
Решкин хитро глянул на нас:
— Доедайте, и пойдем к Федулову. Там, наверное, уже приказ получен.
* * *
Александр Петрович выглядел несколько озадаченным. Общение с вышестоящим командованием всегда приносит сюрпризы. Федулов курил свои мерзкие дешевые сигареты и о чем-то усиленно размышлял. Я по-быстрому сгонял в наш блиндаж и принес ему блок «Мальборо».
— Тащ капитан, курите лучше наши сигареты.
— А чего? — удивился он, глядя на свой окурок.
— Сигареты, которые вы курите, напоминают нам о страшном вреде этой пагубной привычки, — поддержал меня Сашка.
— Когда едем? — спросил я.
— А вот сейчас и поедем! Только у меня одно условие.
Мы кивнули.
— Лишних рук у нас нет, — сказал Александр Петрович. — Ежели чего, защищать себя будете сами. Поэтому автоматы в руки, и — вперед!
— Журналистам запрещено брать в руки оружие, — насупился Сашка.
— А вы, мля, не на прогулке. И не в ресторан идете, — сказал беззлобно Федулов. — Я не хуже вас знаю про ваши богоугодные миротворческие правила. А теперь поймите меня. Духи шарят вокруг постоянно. Сейчас получены данные разведки. Поблизости, как минимум, две группы боевиков. Если нарвемся, то у нас не будет времени прикрывать грудью вашу задницу. Поэтому правило у меня одно: автомат берете — едете с нами. Не берете — не едете. Понятно?
Я посмотрел на Сашку и кивнул.
— Ты хоть автомат в руках держал? — уточнил Федулов.
— Да, — сказал я. — Но мне больше нравится автомат для подводной стрельбы. Отличная машинка. Под водой стреляет иглами. А вылез на сушу, магазин поменял — и стреляй обычными автоматными патронами.
— Ни фига себе! — присвистнул Александр Петрович.
— Я сказал то же самое, когда впервые увидел это оружие. Крутая техника. Служил я тогда, знаете ли, в спецназе Военно-морских сил Черноморского флота. Во время еще первой войны в Ираке, «Буря в пустыне», помните?
Капитан Федулов ошарашенно кивнул.
— Зона ответственности Черноморского флота — Средиземное море. Так вот, мы, маскируясь под матросов на гражданских судах, ночью уходили в подводные рейды, минировали иракские военные корабли и потом подрывали. Обеспечивали высадку американской морской пехоты на побережье. Зрелище, скажу я вам, когда корабль взлетает на воздух! — Я мечтательно запрокинул голову.
Кругом — тишина. Я огляделся. Казалось, вся застава застыла: вот он какой, живой диверсант из Военно-морских сил, участник «Бури в пустыне»!
— Что? — спросил я.
Все молчали. Даже Колчин отвесил челюсть.
— Да ладно, расслабьтесь, — сказал я со смехом. — Пошутил. Честное слово.
— Ты где служил? — решил еще раз уточнить Федулов.
— На флоте.
— В спецназе?
— Нет, конечно! Мне только адмиралов возле штаба охранять разрешали.
— Адмиралов, значит?
— Ну, да.
— Хорошо, — сказал односложно Федулов.
— Старшина Решкин! — окликнул капитан прапорщика. — Дайте журналистам автоматы и разгрузки.
— Пущай в блиндаже возьмут.
Мы сходили в блиндаж. Я снял со стены автомат какого-то прапорщика и взял его разгрузку.
— Тут у меня магазины, — напутствовал он. — Тут гранаты.
— Лучше я вам гранаты оставлю.
— Чего так?
— Да не приходилось никогда пользоваться, — признался я.
— Ну, тогда оставь. Вместо них лучше патронов себе насыпь. Мало ли!
Я нацепил разгрузку. Он подогнал мне ее под размер. Автомат я зарядил и сразу поставил на предохранитель.
На улице уже кряхтели и лязгали два танка.
М-да. Стоило нам приехать на заставу, как я почти сразу же нарушил главную заповедь журналиста: никогда не брать в руки оружия. Вообще-то мне не раз приходилось нарушать еще и Божьи заповеди. Но если во втором случае я искренне раскаиваюсь, то в первом — никогда. Жить почему-то всегда хочется несоизмеримо больше, чем соблюдать какие-то правила. Я ведь не убивать кого-то еду.
С другой стороны, такой блиндаж можно приспособить под экзотический отель. Через пять минут, когда улягутся первые впечатления, начинаешь различать в этой большой свежевырытой яме запах земляных червяков. Я провел по блиндажу лучом фонарика. Оказывается, червяков можно снимать прямо со стены, не вставая с койки, и жевать сырыми. Влажные сороконожки потрясающе смотрятся на белой простыне. Особенно интересно, когда они носятся по ней наперегонки или играют в прятки, норовя спрятаться у тебя во рту.
Я начал уговаривать себя, что истинные любители походов платят безумные деньги за такие экскурсии, а тут — на халяву! Но это не помогало.
Свою толику ужаса к обстановке добавили шакалы. Они кружили вокруг заставы и плакали, как привокзальные дети-сироты. Шакалы рыдали, точно оплакивали наше погребение в блиндаже, и самые дурацкие поверхностные сны вертелись в голове. Мерзкое ощущение.
— Подонки, — проворчал в темноте Сашка.
— Кто?
— Шакалы! — Он сел на койке, натянул на себя белоснежную простыню и стал похож на привидение. — Как так можно спать? Ну как?!
— В самый раз! — оценил я его новое обличье. — Теперь иди шакалов пугани.
— Меня первый же часовой со страху шлепнет.
— Лежим как в гробу, — заметил я после паузы.
— Да, запах земли и свежего постельного белья… Кошмарные ассоциации! — Сашка снова завалился на койку.
— Мяу-мяу, — передразнил я шакалов.
— Хоть ты заткнись!
Мы снова попытались уснуть.
Колчин ворочался в темноте, стараясь половчее извернуться и поймать сон.
— Вместо того чтобы спать дома с женой, я сплю с автоматом! Поразительно, как человек может испохабить собственную жизнь! — проворчал он.
Шакалы плакали до утра. В легкой дреме пришло видение: нас убили, мы лежим сейчас в могиле, а родственники и дети плачут над нами, и сочится по свежей земле струйка воды, белая простыня покрывается вдруг алыми пятнами, и глубокая пронзительная жалость к своей судьбе рассекает душу напополам.
Я вылез из подземелья и поплелся к умывальнику. Рассвет уже набухал розовым бутоном. Два брызга в глаза, два на щеки. Верхушка соседней горы заполыхала золотом. Я выдавил в рот зубную пасту и начал чистить зубы, надеясь победить вкус земли и червяков. Через какие-то минуты последняя капля солнца упала за гребень — и хлынуло плавким золотом из чаши, полилось море света на нашу сопку. Ударила в небо стайка птиц. И как-то особенно быстро припустили по небу облака. Я смотрел на все это как зачарованный.
Подошел Колчин. Внимательно меня оглядел.
— Понимаю Ивана Бунина.
— В чем именно?
— Он как-то рассказывал, с чего начал свою писательскую карьеру.
— Очень интересно, — я закурил.
— В детстве маленький Бунин стащил из отцовского кабинета альбом. И нашел там картину неизвестного мастера под названием «Встреча в горах с кретином». Она так его поразила загадочным словом, что он решил написать рассказ.
— С тех пор его некому было остановить, — подытожил я. — Но я, Саша, кретин не нарисованный, а настоящий. И твою писательскую карьеру могу прервать, на фиг.
Мы расхохотались и пошли в командирский блиндаж узнать, когда нас наконец отправят на разгромленную заставу.
Несчастья уже семенили за нами толпой, решая на ходу, с чего начать представление. Ведь именно их мы искали все это время. По крайней мере, они в этом были уверены на все сто.
— Как спалось? — Капитан Федулов стоял у входа в блиндаж, любуясь рассветом, и курил какие-то мерзкие сигареты.
— Кошмар! — сказал я. — Шакалы достали.
— Это с непривычки, — кивнул он понимающе.
— Да еще этот запах свежевырытой земли, — добавил Сашка и тоже закурил. Видимо, чтобы заглушить запах могилы и противный дым федуловских сигарет.
— Это тоже с непривычки.
— Да ну их на фиг, такие привычки, — сказал я раздраженно.
— И неприятие этих привычек — у вас тоже с непривычки, — хохотнул Федулов.
Застава проснулась. Люди выстроились к умывальнику. Сонно шлепала по пыли смена часовых. Повара кудесничали возле полевой кухни. Дым винтом поднимался к небу и растворялся там без остатка.
— Сейчас вот позавтракаем, и вам значительно полегчает, — сказал Федулов.
— Когда едем? — спросил я.
— Не торопись. Тут сообщение пришло. Кажется, командование приготовило для нас работенку. Вы пока идите к кухне, прогуляйтесь. Я, как все выясню, дам вам знать… Решкин! — крикнул капитан в блиндаж.
В темном проеме показалась голова прапорщика.
— Сходи на кухню и возьми с собой корреспондентов. Пусть позавтракают.
— Так точно!
Питание на заставе оказалось самым демократичным в мире. Вы подходите к полевой кухне. Протягиваете правой рукой железную миску — и повар наваливает туда половник каши. Тянете левую руку с железной кружкой — и получаете порцию чая. («Кофе не положено! Не во Франции живем!») Здесь же, на крыле двухколесной полевой кухни, — порезанный хлеб. Можешь подцепить его зубами и валить со всем своим добром на все четыре стороны. Ни тебе вредных теток с кассовым аппаратом, ни вечно уставших от тупости покупателей разливщиков и поваров. Спокойно подошел, спокойно отвалил. Все довольны.
Решкин повел нас к танкам. На корме, у врытой в землю машины, мы разложили завтрак и принялись вкусно чавкать.
Неожиданно откинулся люк на башне, и появилась голова в шлемофоне:
— Ну, вы жрете! У меня от вашего чавканья аж желудок повело!
— Не хрен спать, — вкусно жуя, отреагировал прапорщик Решкин. — Скоро поедем, так что поторопись.
Заинтригованный танкист вылез уже совсем и, бросив шлемофон в люк, с грохотом спрыгнул на землю:
— Куда едем?
— А тебе не все равно? Тут куда ни поедь — один хрен в горы упрешься. Иди жри и разогревай машину. Серьезно говорю.
— Как же вы задолбали меня, военный, с вашими военными тайнами, — весело сказал танкист и пошел к кухне.
На шее у Решкина висел красивый кулон. Начищенный до золотого блеска пулеметный патрон с ажурной гравировкой из замысловатых символов.
Я сказал про украшение:
— Интересная штучка.
Решкин довольно ухмыльнулся:
— Сам сделал. Это моя так называемая «серебряная пуля». Против здешней нечистой силы.
— Кстати, о нечистой силе. Тащ прапорщик, а что было написано кровью на стене разгромленной заставы?
Решкин удивленно на нас посмотрел:
— Вам разве не рассказали?
— Да забыли спросить, — слукавил Колчин.
— «Блуждающие огни», вот что было написано, — добродушно пояснил Решкин. — Они тут у нас заместо нечистой силы.
— Это от них патрон? — спросил я.
Решкин погладил пальцами кулон:
— Он самый. Письмена вот на нем сделал. Из древних молитв. Местные научили.
— А зачем письмена? И на каком языке? — заинтересовался Колчин.
Решкин пожал плечами:
— Не знаю. Местные нарисовали, я передрал на патрон. Эти «огни», говорят местные, совсем неуловимые. Так просто их не возьмешь. Вот и заставу нашу они запросто постреляли. А мы их и найти потом не смогли.
— А нам говорили, что моджахеды заставу уничтожили.
Решкин хитро глянул на нас:
— Доедайте, и пойдем к Федулову. Там, наверное, уже приказ получен.
* * *
Александр Петрович выглядел несколько озадаченным. Общение с вышестоящим командованием всегда приносит сюрпризы. Федулов курил свои мерзкие дешевые сигареты и о чем-то усиленно размышлял. Я по-быстрому сгонял в наш блиндаж и принес ему блок «Мальборо».
— Тащ капитан, курите лучше наши сигареты.
— А чего? — удивился он, глядя на свой окурок.
— Сигареты, которые вы курите, напоминают нам о страшном вреде этой пагубной привычки, — поддержал меня Сашка.
— Когда едем? — спросил я.
— А вот сейчас и поедем! Только у меня одно условие.
Мы кивнули.
— Лишних рук у нас нет, — сказал Александр Петрович. — Ежели чего, защищать себя будете сами. Поэтому автоматы в руки, и — вперед!
— Журналистам запрещено брать в руки оружие, — насупился Сашка.
— А вы, мля, не на прогулке. И не в ресторан идете, — сказал беззлобно Федулов. — Я не хуже вас знаю про ваши богоугодные миротворческие правила. А теперь поймите меня. Духи шарят вокруг постоянно. Сейчас получены данные разведки. Поблизости, как минимум, две группы боевиков. Если нарвемся, то у нас не будет времени прикрывать грудью вашу задницу. Поэтому правило у меня одно: автомат берете — едете с нами. Не берете — не едете. Понятно?
Я посмотрел на Сашку и кивнул.
— Ты хоть автомат в руках держал? — уточнил Федулов.
— Да, — сказал я. — Но мне больше нравится автомат для подводной стрельбы. Отличная машинка. Под водой стреляет иглами. А вылез на сушу, магазин поменял — и стреляй обычными автоматными патронами.
— Ни фига себе! — присвистнул Александр Петрович.
— Я сказал то же самое, когда впервые увидел это оружие. Крутая техника. Служил я тогда, знаете ли, в спецназе Военно-морских сил Черноморского флота. Во время еще первой войны в Ираке, «Буря в пустыне», помните?
Капитан Федулов ошарашенно кивнул.
— Зона ответственности Черноморского флота — Средиземное море. Так вот, мы, маскируясь под матросов на гражданских судах, ночью уходили в подводные рейды, минировали иракские военные корабли и потом подрывали. Обеспечивали высадку американской морской пехоты на побережье. Зрелище, скажу я вам, когда корабль взлетает на воздух! — Я мечтательно запрокинул голову.
Кругом — тишина. Я огляделся. Казалось, вся застава застыла: вот он какой, живой диверсант из Военно-морских сил, участник «Бури в пустыне»!
— Что? — спросил я.
Все молчали. Даже Колчин отвесил челюсть.
— Да ладно, расслабьтесь, — сказал я со смехом. — Пошутил. Честное слово.
— Ты где служил? — решил еще раз уточнить Федулов.
— На флоте.
— В спецназе?
— Нет, конечно! Мне только адмиралов возле штаба охранять разрешали.
— Адмиралов, значит?
— Ну, да.
— Хорошо, — сказал односложно Федулов.
— Старшина Решкин! — окликнул капитан прапорщика. — Дайте журналистам автоматы и разгрузки.
— Пущай в блиндаже возьмут.
Мы сходили в блиндаж. Я снял со стены автомат какого-то прапорщика и взял его разгрузку.
— Тут у меня магазины, — напутствовал он. — Тут гранаты.
— Лучше я вам гранаты оставлю.
— Чего так?
— Да не приходилось никогда пользоваться, — признался я.
— Ну, тогда оставь. Вместо них лучше патронов себе насыпь. Мало ли!
Я нацепил разгрузку. Он подогнал мне ее под размер. Автомат я зарядил и сразу поставил на предохранитель.
На улице уже кряхтели и лязгали два танка.
М-да. Стоило нам приехать на заставу, как я почти сразу же нарушил главную заповедь журналиста: никогда не брать в руки оружия. Вообще-то мне не раз приходилось нарушать еще и Божьи заповеди. Но если во втором случае я искренне раскаиваюсь, то в первом — никогда. Жить почему-то всегда хочется несоизмеримо больше, чем соблюдать какие-то правила. Я ведь не убивать кого-то еду.
Глава 7
Два танка и «Урал» шли след в след по старой наезженной колее, хранившей старый рисунок танковых траков. Между нашей сопкой и горной грядой колонна остановилась. У пограничника на посту заболели зубы, и он по рации попросил передать ему анальгин. Мы ждали, когда спустится посыльный.
Показалась фигурка — стремительно мелькала между валунами и перепрыгивала расщелины. Опытный горец! Местный таджик?
Через несколько минут перед нами очутился товарищ самой заурядной славянской наружности. Без оружия. В кроссовках на босу ногу, в спортивных штанах и футболке. Людей с таким фасоном одежды можно встретить в подмосковных электричках. Абсолютно ничего не говорило о том, что он военный.
Переговорив с Федуловым и взяв упаковку анальгина, посыльный так же легко побежал в горку. Я наблюдал за ним, пока хватало глаз. Он так и не сбавил темпа.
Наша механизированная ватага потянулась дальше. Я на головном танке с любопытством озирался по сторонам.
Как только застава исчезла из виду, все загнали патрон в патронник и приготовились на всякий случай к стрельбе. Дорога шла зигзагами, огибая сопки.
Вскоре показалась разгромленная застава. От казарм остались только оплавленные стены. Поодаль валялась цистерна из-под воды. Торчали погнутые взрывом пулеметные вышки. Рыжие от пожара БМП. И абсолютно на всех остовах и железках многочисленные следы от пуль. Чуть ли не по три штуки на квадратный сантиметр. Словно прошел тут стальной ливень. Страшное впечатление.
Пока мы ехали мимо заставы, никто из пограничников не проронил ни слова. Каждый представлял, какой ужасный бой вертелся тут огненным хлыстом.
За новым поворотом открылся заброшенный кишлак. Жители покинули его перед нападением на заставу, и после разгрома никто в свои дома не вернулся. Боялись, что военные начнут мстить. Мстить никто не стал. Но и жители не вернулись.
Сначала дорога шла мимо верхней части кишлака, потом неожиданно изгибалась под каким-то лихо закрученным углом и проходила мимо нижней части поселения. Очень удобное место для засады. Развернуться в случае нападения совершенно негде.
На въезде в кишлак в проеме окна что-то блеснуло.
Чисто автоматически я воскликнул:
— Снайпер!
Все тут же пригнулись к броне, вскинув автоматы. Танкист, торчавший по пояс из люка, чертыхнулся и вмиг достал бинокль.
— Это осколок стекла, — сказал он, переведя дух.
Уф!
— А молодец, журналист! — прокричал сквозь грохот мотора капитан Федулов. — Глазастый!
Колонна повернула и пошла вниз. Мимо плыли заброшенные дворы, разбитые хижины. На веревке… развешанное для сушки белье: какие-то майки, бабайские халаты, панталоны.
Я указал на них капитану.
Он только ухмыльнулся и стал демонстративно смотреть куда-то прямо. Словно не хотел этого видеть.
Я насторожился, но промолчал.
Кишлак миновали благополучно. И через триста метров подъема колонна выехала на небольшое плато. Машины остановились.
Я спрыгнул на землю.
— Оч-ч-чень неосмотрительно, — догнал меня голос Александра Петровича.
— Э, что?
— Мины. Если уж прыгать, то только на следы от машин, — и он спрыгнул спереди, на запекшиеся следы танковых гусениц.
Как можно осторожнее, на цыпочках, я добрался до ближайших следов. И только после этого вздохнул спокойно.
Солдаты рассредоточились по площадке и лениво заняли оборону. Солнце палило нещадно.
Капитан дал мне бинокль:
— Ты, как самый глазастый, смотри, не проворонь нашу группу, — и указал рукой направление.
Минут десять я то и дело прикладывался к биноклю. Потом мне надоело. И я стал играться, разглядывая соседний сектор.
— Если войсковая операция идет нормально, значит, где-то сидит засада, — изрек капитан военную мудрость.
Между камнями что-то мелькнуло.
— Группа, — сказал я тихо.
— О! Ну я же сказал, что он глазастый! И где она? Я показал в сторону соседнего гребня и передал ему бинокль.
Капитан припал к окулярам:
— Едрит твою налево с правым поворотом! Подразделение к бою! Духи!
Застучали башмаки по броне. Башни танков поплыли в сторону угрозы.
Слева от боевиков, по узенькой тропинке уматывала наша маневренная группа. Ее преследовали. Поочередно прикрывая друг друга, фигурки опадали на одно колено, лупили куда-то назад и бежали к нам. Группа, которую мы засекли, пыталась выйти им наперерез. Группа не учла только одного — наша маленькая армия ее уже заметила. Как только послышался треск первых выстрелов, капитан заорал: «Огонь!» Оба танка плюнули разом, и на гребне взлетели облака щебня и пыли.
— Фиг ли ты тут стоишь? — крикнул мне капитан. — Бегом за броню! Бинокль! Следи за тылом!
Я поскакал по следам и встал за танком.
Духи идиотизмом не страдали. Расстояние между нами было приличное, поэтому они не стали стрелять по нам из автоматов. Все равно меткости никакой. После повторного залпа моджахеды поняли маневр военных. Попытайся они выйти наперерез группе разведчиков, неминуемо угодили бы под снаряды. Боевики попрятались за огромные валуны и не высовывались. Группа, которая преследовала разведчиков, также оказалась сообразительной и прекратила преследование.
Маневренная группа бегом влетела на площадку. Часть ее запрыгнула в «Урал». Другие залезли на броню. Никто ничего не спрашивал. Никто не отдавал никаких приказов. Главное сейчас — смыться. Все это понимали и действовали слаженно, как часовой механизм.
Взревели загруженные десантом машины и резво поползли домой.
Меня терзал один вопрос. Я повернулся к Федулову:
— Белье, которое мы видели в одном из дворов. Там ведь точно кто-то есть.
— Духи там, — ответил капитан под лязг гусениц.
— Как это?
— А так это! Им же надо где-то ночевать? Как, по-твоему? Вот они там и остановились.
— Они же могли нас накрыть!
— Могли. Да и сейчас могут. Но не станут.
— Это почему же?
— Мы же за ними гоняться начнем. А на фига им лишние проблемы? Они пришли — ушли. Никого не трогают. Мы тоже их не трогаем. Нам проблемы тоже не нужны.
Меня такое объяснение не успокоило. Но я промолчал. Федулову виднее.
Показалась фигурка — стремительно мелькала между валунами и перепрыгивала расщелины. Опытный горец! Местный таджик?
Через несколько минут перед нами очутился товарищ самой заурядной славянской наружности. Без оружия. В кроссовках на босу ногу, в спортивных штанах и футболке. Людей с таким фасоном одежды можно встретить в подмосковных электричках. Абсолютно ничего не говорило о том, что он военный.
Переговорив с Федуловым и взяв упаковку анальгина, посыльный так же легко побежал в горку. Я наблюдал за ним, пока хватало глаз. Он так и не сбавил темпа.
Наша механизированная ватага потянулась дальше. Я на головном танке с любопытством озирался по сторонам.
Как только застава исчезла из виду, все загнали патрон в патронник и приготовились на всякий случай к стрельбе. Дорога шла зигзагами, огибая сопки.
Вскоре показалась разгромленная застава. От казарм остались только оплавленные стены. Поодаль валялась цистерна из-под воды. Торчали погнутые взрывом пулеметные вышки. Рыжие от пожара БМП. И абсолютно на всех остовах и железках многочисленные следы от пуль. Чуть ли не по три штуки на квадратный сантиметр. Словно прошел тут стальной ливень. Страшное впечатление.
Пока мы ехали мимо заставы, никто из пограничников не проронил ни слова. Каждый представлял, какой ужасный бой вертелся тут огненным хлыстом.
За новым поворотом открылся заброшенный кишлак. Жители покинули его перед нападением на заставу, и после разгрома никто в свои дома не вернулся. Боялись, что военные начнут мстить. Мстить никто не стал. Но и жители не вернулись.
Сначала дорога шла мимо верхней части кишлака, потом неожиданно изгибалась под каким-то лихо закрученным углом и проходила мимо нижней части поселения. Очень удобное место для засады. Развернуться в случае нападения совершенно негде.
На въезде в кишлак в проеме окна что-то блеснуло.
Чисто автоматически я воскликнул:
— Снайпер!
Все тут же пригнулись к броне, вскинув автоматы. Танкист, торчавший по пояс из люка, чертыхнулся и вмиг достал бинокль.
— Это осколок стекла, — сказал он, переведя дух.
Уф!
— А молодец, журналист! — прокричал сквозь грохот мотора капитан Федулов. — Глазастый!
Колонна повернула и пошла вниз. Мимо плыли заброшенные дворы, разбитые хижины. На веревке… развешанное для сушки белье: какие-то майки, бабайские халаты, панталоны.
Я указал на них капитану.
Он только ухмыльнулся и стал демонстративно смотреть куда-то прямо. Словно не хотел этого видеть.
Я насторожился, но промолчал.
Кишлак миновали благополучно. И через триста метров подъема колонна выехала на небольшое плато. Машины остановились.
Я спрыгнул на землю.
— Оч-ч-чень неосмотрительно, — догнал меня голос Александра Петровича.
— Э, что?
— Мины. Если уж прыгать, то только на следы от машин, — и он спрыгнул спереди, на запекшиеся следы танковых гусениц.
Как можно осторожнее, на цыпочках, я добрался до ближайших следов. И только после этого вздохнул спокойно.
Солдаты рассредоточились по площадке и лениво заняли оборону. Солнце палило нещадно.
Капитан дал мне бинокль:
— Ты, как самый глазастый, смотри, не проворонь нашу группу, — и указал рукой направление.
Минут десять я то и дело прикладывался к биноклю. Потом мне надоело. И я стал играться, разглядывая соседний сектор.
— Если войсковая операция идет нормально, значит, где-то сидит засада, — изрек капитан военную мудрость.
Между камнями что-то мелькнуло.
— Группа, — сказал я тихо.
— О! Ну я же сказал, что он глазастый! И где она? Я показал в сторону соседнего гребня и передал ему бинокль.
Капитан припал к окулярам:
— Едрит твою налево с правым поворотом! Подразделение к бою! Духи!
Застучали башмаки по броне. Башни танков поплыли в сторону угрозы.
Слева от боевиков, по узенькой тропинке уматывала наша маневренная группа. Ее преследовали. Поочередно прикрывая друг друга, фигурки опадали на одно колено, лупили куда-то назад и бежали к нам. Группа, которую мы засекли, пыталась выйти им наперерез. Группа не учла только одного — наша маленькая армия ее уже заметила. Как только послышался треск первых выстрелов, капитан заорал: «Огонь!» Оба танка плюнули разом, и на гребне взлетели облака щебня и пыли.
— Фиг ли ты тут стоишь? — крикнул мне капитан. — Бегом за броню! Бинокль! Следи за тылом!
Я поскакал по следам и встал за танком.
Духи идиотизмом не страдали. Расстояние между нами было приличное, поэтому они не стали стрелять по нам из автоматов. Все равно меткости никакой. После повторного залпа моджахеды поняли маневр военных. Попытайся они выйти наперерез группе разведчиков, неминуемо угодили бы под снаряды. Боевики попрятались за огромные валуны и не высовывались. Группа, которая преследовала разведчиков, также оказалась сообразительной и прекратила преследование.
Маневренная группа бегом влетела на площадку. Часть ее запрыгнула в «Урал». Другие залезли на броню. Никто ничего не спрашивал. Никто не отдавал никаких приказов. Главное сейчас — смыться. Все это понимали и действовали слаженно, как часовой механизм.
Взревели загруженные десантом машины и резво поползли домой.
Меня терзал один вопрос. Я повернулся к Федулову:
— Белье, которое мы видели в одном из дворов. Там ведь точно кто-то есть.
— Духи там, — ответил капитан под лязг гусениц.
— Как это?
— А так это! Им же надо где-то ночевать? Как, по-твоему? Вот они там и остановились.
— Они же могли нас накрыть!
— Могли. Да и сейчас могут. Но не станут.
— Это почему же?
— Мы же за ними гоняться начнем. А на фига им лишние проблемы? Они пришли — ушли. Никого не трогают. Мы тоже их не трогаем. Нам проблемы тоже не нужны.
Меня такое объяснение не успокоило. Но я промолчал. Федулову виднее.