Страница:
Трудно было поверить, чтобы в марте моряк, плавающий в Карибском море, попал в шторм, да еще такой, что «если не раскинешь умом, можешь оказаться в большом несчастье».
Де ла Крус стоял на мостике рядом с рулевым.
Ветер только начал задувать, но по тому, как зашипела вода под форштевнем и запели снасти, капитан и опытный рулевой поняли, что приближается шторм. Хотя, объяви они об этом, вряд ли кто-либо на корабле поверил бы их утверждениям.
Меж тем ветер быстро свежел и дул в совершенно необычном для сезона направлении — с запада на восток. Капитан отдал необходимые в данной ситуации команды, и «Каталина» пошла правым галсом курсом бейдевинд.
Педро уже давно приметил, что соленые морские брызги обладают странным свойством. Возможно, они действовали именно так только на него: попадая на лицо, они освежали, но одновременно и вызывали необъяснимый порыв расставить руки, взлететь и парить по воздуху над кораблем.
Почувствовав, как судно с трудом идет против ветра переменными галсами, Добрая Душа, недавно отстоявший вахту, появился на палубе. Матросам то и дело приходилось брасопить реи, и за ними был нужен строгий опытный глаз.
Ветер крепчал с каждой минутой.
На мостик поднялись Тетю и Девото. Старший помощник поглядел вокруг, а потом на свою ладонь, и все догадались, что он вспомнил цыганку из Ла-Гуайры. Тетю посоветовал де ла Крусу убрать грот-стень-стаксель и крюйс-топсель и по-своему означил внезапно и не по сезону разразившийся шторм:
— Так часто в последнее время бывает особенно ласков любовник, заведомо зная, что он решил навсегда расстаться с той, к кому охладел.
Ближе к вечеру небо заволокли рваные тучи, на поверхности моря уже ходили огромные гребни. Пенящиеся вершины их одеты были в багряного цвета пастушьи шапки.
Внезапно сорвался кливер и с оглушительным треском захлопал по бушприту. Не дожидаясь распоряжения капитана, боцман отдал нужную команду.
Наибольшей силы шторм достиг к полуночи. Пена «барашков» теперь ложилась по ветру широкими, густыми молочными полосами. Грозы не было, но море гремело. Ветер дул с силой втрое большей, чем могла развить скорость «Каталина» при полных парусах курсом фордевинд. Зарифленными у судна были лишь фор-марсель нижний и грот. Все остальные паруса де ла Крус убрал, но тревогу вызывала угрожающе сильно гнувшаяся фор-стеньга.
Ближе к двум часам ночи Девото уговорил уставшего капитана пройти к себе в каюту и немного отдохнуть.
Ветер стал резко отходить, матросы еще не успели исполнить отданной старшим помощником команды, как лопнул грот и один из марсовых, сорвавшихся с верхнего фор-марса-рея, упал на палубу.
— Поставить штормовые паруса! — прозвучал приказ Девото.
Пока меняли паруса, «Каталина» потеряла ход и заболталась, закрутилась, как пустая бочка в водовороте.
Команды с трудом зарифили крепкие штормовые паруса. Девото, видя, как ветер резко сменил направление, доставил бизань и поднял еще фор-марсель верхний. И «Каталина» понеслась вперед, как поплавок над крючком рыболова, на который села крупная рыба, — нос судна то нырял глубоко вниз, то вздымался к небу.
К полудню следующего дня шторм наконец стих, и измотанная суматошной ночью команда «Каталины» только было принялась приводить судно в порядок, как с фор-марса послышалось уведомление Зоркого;
— Впереди по курсу два корабля! Фрегат английской постройки и голландский корвет. Вымпелов не несут!
Не успел де ла Крус надеть шляпу и выйти на мостик, как «Каталину» охватила тревожная трель боцманской дудки.
Весь экипаж высыпал на палубу и занял свои места. Де ла Крус молча передал трубу другу. Девото поднес ее к глазу и сразу изрек:
— «Злой Джон»! Английский пират. Сорок четыре пушки. Опытен и свиреп.
— И у корвета не менее двадцати четырех орудий! Так что цыганка говорила тебе, милый Андрес, не о шторме… — заметил Тетю и обратился к де ла Крусу: — Предстоит жаркий бой! Действуй смело, Педро!
Штурман только что записал в судовой журнал, что в полдень «Каталина» по левому борту оставила Куриный мыс и полуостров Гуахира.
Противники выбросили свои вымпелы и шли на сближение. Фрегат двигался со стороны берега, а корвет — с моря, как бы желая отрезать путь к отступлению, хотя делать это «Каталине» при всем желании было уже поздно.
Де ла Крус отдал необходимые распоряжения. Все должным образом вооружились и были готовы к бою. Адальберто Перес отдавал последние распоряжения бомбардирам орудий правого борта, в руках у которых уже дымились фитили.
Первым стрельбу начал «Злой Джон». «Каталина» ответила — и началось…
Де ла Крус выжимал из маневренности «Каталины», потрепанной штормом, все, что мог. Туэрто и Адальберто стреляли превосходно, но преимущество в стволах было на стороне врага, и «Каталина» несла большой урон. Медико с санитарами не успевали сносить раненых в лазарет.
В самый разгар боя, когда не осталось сомнений в том, что пиратские корабли изготовились идти на абордаж, со стороны порта Барранкилья показались торговые суда в сопровождении линейного корабля под испанским флагом. Галеон стал быстро приближаться к месту сражения, и «Злой Джон» поднял на фалах сигнальные флажки, предлагая корвету следовать за ним. Пираты ушли в открытое море, а «Каталина» с разбитой вдребезги бизань-мачтой, полностью снесенным бушпритом, продырявленными парусами, поломанными реями, двумя пробоинами в бортах и семью изуродованными пушками с трудом дотащилась до Картахены. И то благодаря тому, что капитан галеона оказался знакомым Девото. Военный моряк, несмотря на протесты капитанов торговых кораблей, повернул караван на обратный курс.
Экипаж «Каталины» потерял одиннадцать человек убитыми. Погиб от прямого попадания ядра старший бомбардир Туэрто. Более пятидесяти членов команды получили ранения, а Антонио Идальго и еще восемнадцать матросов нуждались в серьезной медицинской помощи на берегу. Врачи, кому были переданы на лечение пострадавшие, заверили Медико и де ла Круса, что через полтора месяца все их пациенты смогут вернуться на корабль.
Не убереглись от легких царапин шрапнелью и де ла Крус с Девото. Был ранен в бок Адальберто, но он наотрез отказался сойти на берег и лечь в госпиталь.
Красный Корсар не находил себе места. Он не жалел денег, и за две недели «Каталина» была приведена в полный порядок. Капитан пополнил экипаж, забил доверху судно боезапасом и, не внемля советам губернатора, да и Тетю с Девото, не торопиться, принял решение уйти на месяц в море на поиски Ганта, с тем чтобы потом вернуться за оставленными на берегу людьми.
ЧАСТЬ II
Глава 1
Де ла Крус стоял на мостике рядом с рулевым.
Ветер только начал задувать, но по тому, как зашипела вода под форштевнем и запели снасти, капитан и опытный рулевой поняли, что приближается шторм. Хотя, объяви они об этом, вряд ли кто-либо на корабле поверил бы их утверждениям.
Меж тем ветер быстро свежел и дул в совершенно необычном для сезона направлении — с запада на восток. Капитан отдал необходимые в данной ситуации команды, и «Каталина» пошла правым галсом курсом бейдевинд.
Педро уже давно приметил, что соленые морские брызги обладают странным свойством. Возможно, они действовали именно так только на него: попадая на лицо, они освежали, но одновременно и вызывали необъяснимый порыв расставить руки, взлететь и парить по воздуху над кораблем.
Почувствовав, как судно с трудом идет против ветра переменными галсами, Добрая Душа, недавно отстоявший вахту, появился на палубе. Матросам то и дело приходилось брасопить реи, и за ними был нужен строгий опытный глаз.
Ветер крепчал с каждой минутой.
На мостик поднялись Тетю и Девото. Старший помощник поглядел вокруг, а потом на свою ладонь, и все догадались, что он вспомнил цыганку из Ла-Гуайры. Тетю посоветовал де ла Крусу убрать грот-стень-стаксель и крюйс-топсель и по-своему означил внезапно и не по сезону разразившийся шторм:
— Так часто в последнее время бывает особенно ласков любовник, заведомо зная, что он решил навсегда расстаться с той, к кому охладел.
Ближе к вечеру небо заволокли рваные тучи, на поверхности моря уже ходили огромные гребни. Пенящиеся вершины их одеты были в багряного цвета пастушьи шапки.
Внезапно сорвался кливер и с оглушительным треском захлопал по бушприту. Не дожидаясь распоряжения капитана, боцман отдал нужную команду.
Наибольшей силы шторм достиг к полуночи. Пена «барашков» теперь ложилась по ветру широкими, густыми молочными полосами. Грозы не было, но море гремело. Ветер дул с силой втрое большей, чем могла развить скорость «Каталина» при полных парусах курсом фордевинд. Зарифленными у судна были лишь фор-марсель нижний и грот. Все остальные паруса де ла Крус убрал, но тревогу вызывала угрожающе сильно гнувшаяся фор-стеньга.
Ближе к двум часам ночи Девото уговорил уставшего капитана пройти к себе в каюту и немного отдохнуть.
Ветер стал резко отходить, матросы еще не успели исполнить отданной старшим помощником команды, как лопнул грот и один из марсовых, сорвавшихся с верхнего фор-марса-рея, упал на палубу.
— Поставить штормовые паруса! — прозвучал приказ Девото.
Пока меняли паруса, «Каталина» потеряла ход и заболталась, закрутилась, как пустая бочка в водовороте.
Команды с трудом зарифили крепкие штормовые паруса. Девото, видя, как ветер резко сменил направление, доставил бизань и поднял еще фор-марсель верхний. И «Каталина» понеслась вперед, как поплавок над крючком рыболова, на который села крупная рыба, — нос судна то нырял глубоко вниз, то вздымался к небу.
К полудню следующего дня шторм наконец стих, и измотанная суматошной ночью команда «Каталины» только было принялась приводить судно в порядок, как с фор-марса послышалось уведомление Зоркого;
— Впереди по курсу два корабля! Фрегат английской постройки и голландский корвет. Вымпелов не несут!
Не успел де ла Крус надеть шляпу и выйти на мостик, как «Каталину» охватила тревожная трель боцманской дудки.
Весь экипаж высыпал на палубу и занял свои места. Де ла Крус молча передал трубу другу. Девото поднес ее к глазу и сразу изрек:
— «Злой Джон»! Английский пират. Сорок четыре пушки. Опытен и свиреп.
— И у корвета не менее двадцати четырех орудий! Так что цыганка говорила тебе, милый Андрес, не о шторме… — заметил Тетю и обратился к де ла Крусу: — Предстоит жаркий бой! Действуй смело, Педро!
Штурман только что записал в судовой журнал, что в полдень «Каталина» по левому борту оставила Куриный мыс и полуостров Гуахира.
Противники выбросили свои вымпелы и шли на сближение. Фрегат двигался со стороны берега, а корвет — с моря, как бы желая отрезать путь к отступлению, хотя делать это «Каталине» при всем желании было уже поздно.
Де ла Крус отдал необходимые распоряжения. Все должным образом вооружились и были готовы к бою. Адальберто Перес отдавал последние распоряжения бомбардирам орудий правого борта, в руках у которых уже дымились фитили.
Первым стрельбу начал «Злой Джон». «Каталина» ответила — и началось…
Де ла Крус выжимал из маневренности «Каталины», потрепанной штормом, все, что мог. Туэрто и Адальберто стреляли превосходно, но преимущество в стволах было на стороне врага, и «Каталина» несла большой урон. Медико с санитарами не успевали сносить раненых в лазарет.
В самый разгар боя, когда не осталось сомнений в том, что пиратские корабли изготовились идти на абордаж, со стороны порта Барранкилья показались торговые суда в сопровождении линейного корабля под испанским флагом. Галеон стал быстро приближаться к месту сражения, и «Злой Джон» поднял на фалах сигнальные флажки, предлагая корвету следовать за ним. Пираты ушли в открытое море, а «Каталина» с разбитой вдребезги бизань-мачтой, полностью снесенным бушпритом, продырявленными парусами, поломанными реями, двумя пробоинами в бортах и семью изуродованными пушками с трудом дотащилась до Картахены. И то благодаря тому, что капитан галеона оказался знакомым Девото. Военный моряк, несмотря на протесты капитанов торговых кораблей, повернул караван на обратный курс.
Экипаж «Каталины» потерял одиннадцать человек убитыми. Погиб от прямого попадания ядра старший бомбардир Туэрто. Более пятидесяти членов команды получили ранения, а Антонио Идальго и еще восемнадцать матросов нуждались в серьезной медицинской помощи на берегу. Врачи, кому были переданы на лечение пострадавшие, заверили Медико и де ла Круса, что через полтора месяца все их пациенты смогут вернуться на корабль.
Не убереглись от легких царапин шрапнелью и де ла Крус с Девото. Был ранен в бок Адальберто, но он наотрез отказался сойти на берег и лечь в госпиталь.
Красный Корсар не находил себе места. Он не жалел денег, и за две недели «Каталина» была приведена в полный порядок. Капитан пополнил экипаж, забил доверху судно боезапасом и, не внемля советам губернатора, да и Тетю с Девото, не торопиться, принял решение уйти на месяц в море на поиски Ганта, с тем чтобы потом вернуться за оставленными на берегу людьми.
ЧАСТЬ II
КОРОЛЕВА ГУАНАХАТАБЕЕВ
Глава 1
МЕРКУРИЙ
Шел предпоследний день Страстной недели. Над островом Пинос водворилась самая благодатная погода. Было не жарко, не душно, но и не ветрено. Не досаждали москиты. В воздухе соперничали между собой в насыщенности ароматы многих цветущих в это время года растений.
Каталина сидела на пеньке неподалеку от навеса, под которым стояли кони, но в мыслях была далеко, рядом с Педро, на мостике у штурвала его корабля. Сердце подсказывало Каталине, что он — прекрасный капитан и если не сам, то с помощью ее отца купил корабль и теперь ищет ее по всем пиратским тропам.
Известно, что любовь для своего продолжения требует только одного: веры.
Рядом в кустах послышался шорох. Каталина увидела, как мимо проскользнула небольшая маха-де-санта-мария. Змея! Девушка готова была вскочить на ноги и бежать, но тут же вспомнила, как однажды на прогулке мать сказала ей: «Нинья, на Кубе нет ядовитых змей, а маха для человека не опасна».
Появился Вулкан, заметил маху и бросился к ней.
— Назад, Вулкан! Назад! Иди сюда. Сидеть! Она нам не страшна! Пусть живет.
«Пусть живет! — подумала Каталина. — А если б была ядовита, я поймала бы ее и положила себе на грудь, и она бы меня все равно не ужалила! Это Клеопатре [76] нужна была смерть, и змея это знала, а мой Педро жив. Он ищет меня! И найдет!»
Вулкан словно услышал мысли обожаемой хозяйки и согласно кивнул. Каталина ласково улыбнулась и залюбовалась своим верным другом. Она знала от доньи Кончиты, что давние предки Вулкана сражались на аренах Древнего Рима. Бледно-желтая, с розоватым отливом гладкая шерсть пса серебрилась в лучах солнца, только что отделившегося от горизонта. Черная морда, уши и кончик носа блестели. Каталине казалось, что нет животного на свете милее Вулкана.
Этой ночью Негро, уйдя из лагеря, где-то раздобыл и принес Каталине ее любимые плоды чиримойи. Теперь Негро отправился на кухню готовить вместе с Деревянной Ногой завтрак, а девушка лакомилась, отламывая кусочки плода, листочки которого с прикрепленной к ним белой ароматной мякотью, напоминавшей по вкусу нечто среднее между ананасом и бананом, как бы сами отваливались. Вулкан следил за полетом выплевываемых хозяйкой мелких черных семечек.
В это время за спиной Каталины послышался хриплый раздраженный голос Деревянной Ноги. Он звал Вулкана. Пес не сразу повиновался. Послышался более гневимый приказ, и Каталина сказала: «Иди!»
Вдруг до слуха девушки донеслись недовольное, злобное рычание Вулкана. Потом она услышала лай. Вулкан обычно тявкал так, когда терял ее в густых зарослях.
Каталина забеспокоилась и пошла на лай. Вулкан оказался в закрытом сарае, на шее у негр была петля, которая при резких движениях пса могла задушить его. Негро и Деревянной Ноги ни на кухне, ни в одном из помещений лагеря не было. Между тем дог спокойно лежал у веранды хижины, принадлежавшей женщинам. Девушка вошла в сарай, скинула петлю с шеи Вулкана, и тотчас с призывным лаем он помчался вверх по тропинке, то и дело оглядываясь на Каталину. Девушка поспешила следом за собакой. Скоро ее глазам открылось зрелище, увидеть которое можно было только в страшным сне.
У колючей пальмы, вплотную к ней, обхватив ствол руками, стоял Негро, а мистер Деревянная Нога тонким гибким прутом дерева хукаро со всего маху бил его по спине. С каждым ударом росло, число кровавых полос. Рядом на земле лежал пистолет. Скорее всего, Деревянная Нога, с утра хлебнувший арака, именно с его помощью вынудил Негро прижаться к стволу пальмы и связал ему руки.
Каталина закричала:
— Что вы делаете? — и, не отдавая себе отчета в том, что говорит, приказала: — Вулкан, взять!
Вулкан прыгнул, стремясь схватить зубами руку, державшую прут, но бывший пират вовремя убрал ее, быстро нагнулся, поднял пистолет и разрядил его в грудь мастифа.
Каталина со всех ног бросилась бежать к хижинам за доньей Кончитой. Та уже поднялась и стояла на веранде в легком платье с длинными широкими рукавами. Выслушав сбивчивый рассказ девушки, женщина кинулась в свою комнату и тут же выбежала из нее.
— Скорее! Где они?
— Тут по тропинке, рядом!
— А его друг?
— Он еще с ночи ушел в лес выслеживать диких поросят. Сказал, что мы, «как господа», должны встретить конец Великого поста жареным поросенком.
Юбка доньи Кончиты шелестела от быстрой ходьбы.
— Я знала, что арак до добра не доведет! Да он и без того — животное!
— Донья Кончита, он теперь пьет другое. Я видела сама. Он срезает кору с пальмы, которую зовет «французской», делает в ней дырку и собирает в миску сок. Сливает его в бочку и через неделю-другую пьет.
— От этого так не звереют, девочка! Он просто скотина! Где они? Где?
И обе женщины увидели Вулкана, пытавшегося подняться на ноги, и Деревянную Ногу. Он хлопал мокрой тряпкой исполосованную спину Негро.
— Что вы делаете? Остановитесь! Вы потеряли разум! — кричала донья Кончита, приближаясь к месту экзекуции.
— Прошу, мистер, пусть Всемогущий Бог позволит дьяволу так вас помучить перед смертью, как вы надо мной мудруете сейчас, — произнес Негро. Пират же отбросил тряпку, как потом оказалось, смоченную соком лимона, смешанного с солью и мелко нарубленным «карликовым», самым злым перцем ахи гуагуао, схватил прут и с еще большей силой принялся хлестать Негро по спине.
— Остановитесь! — приказала донья Кончита и решительно шагнула к мистеру Деревянная Нога.
Хлыст изменил направление, лег на плечо и вдоль груди доньи Кончиты. Шотландка проворно сунула руку в рукав, выдернула из него дамский пистолет и выстрелила точно туда, где билось сердце пирата.
Негодяй упал как подкошенный. Каталина бросилась к Вулкану. Из груди у того сочилась кровь, но он был жив. Донья Кончита ножом, висевшим у Негро на поясе, разрезала путы на его руках. Негро без сил повалился на землю:
— Вулкан не умрет. Я выну пулю. Оботрите спину, крикните дога, пусть зализывает раны, — и потерял сознание.
«Каталина» была полностью готова к отплытию. Де ла Крус, Тетю и Девото еще накануне нанесли необходимые прощальные визиты. Теперь же в кают-компании находились личный секретарь губернатора и старший капитан порта.
Между тем де ла Крус медлил. С берега, после вчерашней отлучки, еще не возвратился Добрая Душа. Педро мог бы счесть это недопустимым нарушением дисциплины, если бы не загадочное поведение боцмана в последние дни стоянки в порту. Старший бомбардир, с которым «Каталина» уходила в море в последнее месячное плавание, не проявил себя должным образом, и де ла Крус не продлил с ним контракт. Однако Добрая Душа настойчиво упрашивал капитана не приглашать пока никого на незанятую должность. Боцман утверждал, что у капитана с этим делом не будет накладки, да и Адальберто Перес прекрасно знает свое дело. Де ла Крус не спорил, но понимал, что назначать Адальберто старшим бомбардиром «Каталины» еще рановато. Педро чувствовал, что боцман темнит, и ждал от Доброй Души сюрприза — в последнюю минуту боцман, скорее всего, приведет на корабль моряка, который сразу подойдет капитану по всем статьям.
Время, когда бриз, сменив направление, перестанет быть попутным, неумолимо приближалось, а Добрая Душа все не появлялся. Неожиданно Медико закрыл глаза, сосредоточился и произнес:
— Боцман скоро будет на трапе!
И действительно, не прошло и пяти минут, как вахтенный доложил о прибытии боцмана и заодно о полной готовности экипажа к отходу из порта.
— Боцман пришел один? — спросил де ла Крус.
— Так точно, мой капитан! Все остальные давно на корабле.
— Так… — Присутствовавшим в каюте было не ясно, что означало это «так», но де ла Крус посмотрел на часы и стал прощаться с картахенцами. Секретарю губернатора он подарил прекрасную табакерку, а старшему капитану порта — плаке. Небольшая фигурка азиатского тигра, покрытая тонкими листочками серебра, очень понравилась сеньору, занимавшему весьма важный пост в Картахене.
Появившись на мостике и увидев боцмана на своем месте у бизань-мачты, капитан отдал давно ожидаемую экипажем команду и повел «Каталину» мимо пушек морских фортов к выходу из бухты.
Там, поставив нужные паруса и уступив место на капитанском мостике Девото, де ла Крус спустился на нижнюю палубу и позвал к себе Добрую Душу.
— Боцман, теперь тебе придется объясниться! Где старший бомбардир? Ты понимаешь, какой опасности подвергаешь «Каталину»? Где еще, как не в Картахене, мы могли его найти?
— Швырните мои потроха за борт на съедение акулам, если вы ошиблись в своем боцмане! — заявил Добрая Душа, отводя глаза. — Пригласите меня, капитан, сегодня в кают-компанию, и Диего Решето вам все объяснит. Сто крабов мне в панталоны, вы останетесь довольны, капитан!
Добрая Душа нес какую-то чертовщину, но де ла Крус, сам не зная почему, согласился.
— Ты лучше других понимаешь, Диего, что «Каталина» не может повернуть в Картахену.
— О! Сто чертей в бочке рома, это самая плохая примета! Только вперед! Добрая Душа прежде умрет, чем подведет вас, мой капитан!
Озадаченный де ла Крус ушел к себе в каюту, чтобы привести в порядок деловые бумаги.
Ближе к обеду, когда Коко обычно объявлял о готовности пищи, Тетю и Фиксатор стояли на баке у погонной пушки, и пожилой француз, следя за реющими над судном чайками, не скупился на хвалебные слова в адрес де ла Круса. Сам Тетю был разодет согласно случаю — отходу «Каталины» из крупного порта. На поясе висела дорогая, купленная им в Картахене шпага известного итальянского мастера, а за поясом красовался подарок — пистолет-кинжал с кремневым замком и коротким стволом, расположенным сбоку клинка.
Тетю хвалил капитана за то, что тот прекрасно дооборудовал «Каталину» и израсходовал крупную сумму из личных денег на вооружение матросов. Он закупил партию казенно-зарядных кремневых ружей новейшего образца знаменитой итальянской марки «Агуа Фреска а Борджиа» и потратился на дорогие подарки друзьям.
За фахой — испанским кушаком — у Антонио Идальго за пояс был заткнут новенький трехствольный кремневый пистолет с поворотными стволами и одной полкой. Дорогостоящее оружие имело роскошную отделку и художественную гравировку.
— Тебе следует, мой юный друг, как можно быстрее начать разрабатывать локтевой сустав. Фехтование! Утром и вечером!
— То же самое говорит мне и Медико, хотя и дает свои мази.
— А знаешь ли, первый удар шпаги нанес мне большой друг отца. В молодости он был приближенным короля. Отменный фехтовальщик! Но Людовик отдалил его за убийство фаворита молодого короля на дуэли. Одним молниеносным ударом этот мастер вспорол подтяжки, на которых держались мои штаны. Затем я год брал у него уроки. Первая же настоящая дуэль была у меня с одним корсиканцем у южного входа в порт Бордо, там он вербовал девиц для публичных домов Касабланки. Он проткнул мне правое плечо, однако без последствий. Сам же поплатился потерей левой руки. А вот вторая серьезная встреча чуть не стоила мне жизни. То не была дуэль, на меня напали, и мне пришлось защищаться. Мы сражались в окрестностях Марселя более часу. Мой слуга поспел на помощь, когда я уже терял последние силы. Противник оказался лучшей шпагой Италии! Он готов был меня убить. И я уже видел лицо смерти. После у меня не было встречи, которую бы я проиграл. Тот бой меня многому научил. Итальянец, как я уже говорил, оказавшийся лучшей шпагой Италии того времени, издевался надо мной, и Безносая заглядывала мне в глаза, когда я понимал, что не могу отразить его очередного удара. И он его не наносил! Глумился. Спасибо слуге…
Послышался перезвон колокольчика — самого, как утверждал Коко, дорогого для него предмета, поскольку он напоминал ему то время, когда кок служил поваром в очень знатном доме. Колокольчик небольших размеров с ручкой из орехового дерева был сделан из платины, золота и меди и издавал неповторимые и будто бы и в самом деле вызывающие аппетит звуки.
— Тебе пригодится на будущее: в бою бойся немецкой даги! Она, стоит нажать на специальную кнопку, в один миг разделяет клинок на три части. Острие твоей шпаги попадает между лезвиями даги, и достаточно легкого движения руки противника, и… шпага ломается. Не дай бог! Ну, пошли. Поглядим, чем сегодня нас побалует милый Коко, — и Тетю зашагал в сторону юта.
Первым за столом кают-компании, на месте, где давно никто не сидел, но всегда лежал куверт, расположился Добрая Душа. Каждый, кто входил в каюту, с удивлением глядел на боцмана, но никто не решался задать ему вопрос. Присутствие боцмана было нарушением незыблемой флотской иерархии.
Последним появился капитан. Обычно никто не начинал трапезы в его отсутствие. Де ла Крус сел во главе стола, и Коко обратился с вопросом: «Можно?» не к капитану, как было положено, а к боцману. Тот кивнул головой.
— В чем дело, Коко? Что это еще… — начал было де ла Крус строгим голосом, но осекся, видя, что толстенного Коко в каюте уже нет.
В дверь постучали, и тут же она отворилась. На пороге собственной персоной стоял, склонив голову, Перес Барроте старший.
От неожиданности все онемели. Добрая Душа вскочил на ноги, отодвинул стул.
— Мой капитан, сеньор де ла Крус, разрешите старшему бомбардиру «Каталины» занять положенное ему место за столом кают-компании?
— Что за чертовщина? — только и спросил Педро, приятно удивленный проделкой боцмана. — Объясните хоть вы нам, Перес.
— Под Веракрусом я приобрел небольшой участок земли, развел огород, а в городе, совсем неподалеку от пристани, купил домик и в нижнем этаже открыл овощную лавку. Жена и дочери хозяйничают в ней. Жил не тужил. Всем моим казалось, что мы обрели спокойствие земного рая. В домашнем алтаре, перед изображением святого Педро, никогда не затухали свечи. Но душа моя не была спокойна. Счастье мое — пляшущая под ногами палуба, — так Перес закончил свое объяснение, но все: Тетю, Девото, второй помощник капитана, Медико, Фиксатор, Адальберто и Чистюля сразу поняли истинную причину появления старшего бомбардира на «Каталине».
Он был в высшей степени порядочным человеком и, узнав из сообщения младшего брата о том, как де ла Крус вызволил его из плена и что «Каталина» после жаркого боя потеряла Туэрто, не задумываясь ни на минуту, пожертвовал благополучием семьи во имя оказания Красному Корсару помощи в его благородном деле.
Зачем только Доброй Душе понадобилось сочинять этот маленький спектакль? А дело было в том, что, как только Перес узнал из письма Адальберто о гибели Туэрто, бывший старший бомбардир «Каталины» тут же сел на первый шедший в Гавану корабль с единственной целью посетить дома тех, кто плавал на «Каталине». Перес знал, что «Каталина» вот уже полтора года как не заходила в Гавану, и вести, привезенные от близких, будут самым приятным сюрпризом для моряков, с которыми ему дальше предстояло плавать, делить радость и горе.
За это время у Переса неприязнь к бывшему пирату Доброй Душе прошла, и он по прибытии в Гавану первым делом навестил дом боцмана и застал его жену буквально при смерти. Местные лекари района, где она жила, разводили руками, и тогда Перес, долго не размышляя, отправился на прием к королевскому фининспектору дону Бартоломе де Арреола Вальдеспино, разыскал его дочь Марию, теперь состоявшую в браке с доном Мигелем де Амбулоди. Услышав о просьбе Переса, Мария и Мигель в тот же час привезли в дом больной лучшего гаванского лекаря, который верно определил редкую болезнь и в неделю поставил умирающую на ноги.
Все это жена и дети Доброй Души описали ему в письме.
Перес прибыл в Картахену всего за несколько дней до возвращения «Каталины». Он сумел встретить боцмана на берегу. Сообщив о своем раскаянии за прежнее отношение к Доброй Душе и поведав ему о своих планах, Перес вручил боцману письмо из дома. Диего внимательно прочел послание, ругнулся так, как это умел делать только он, и протянул руку Пересу, чтобы скрепить отныне вечную дружбу. Затем они, никому не говоря, заведомо зная, что делают доброе дело, придумали план «спектакля», а чтобы не возникло никаких препятствий и недоразумений, не посвятили в него даже Адальберто.
Спектакль пришелся де ла Крусу и его друзьям по душе.
Ближе к вечеру, когда в кают-компании старший бомбардир уже закончил рассказ о своем житье в Веракрусе и вышел наконец с мешком писем из Гаваны на мостик, «Каталина» должна была лечь в дрейф.
Антонио Идальго С улыбкой сказал, глядя на Переса:
— Да здравствует старший бомбардир, наш Меркурий! [77]
Это всем понравилось, и Вскоре за старшим бомбардиром Пересом Барроте это прозвище закрепилось на всю оставшуюся жизнь.
Ни отец, ни мать Хуана не пожелали сообщить сыну что-либо о себе. Зато де ла Крус получил сразу пять посланий: от Марии и Мигеля, от королевского фининспектора, от аудитора Чирино, генерала Чакона и, самое приятное, толстый пакет из Мадрида от графини Иннес.
Мария и Мигель сообщали о своей счастливой жизни и разные светские новости, фининспектор поздравлял де ла Круса с тем, что он в истекшем 1704 году занял верхнюю строчку в списке кубинских корсаров, принеся наибольший доход в казну Филиппа Пятого. Чирино и Чакон писали почти об одном и том же: как они без устали трудятся, чтобы не дать взять верх сторонникам австрийского эрцгерцога Карла и особенно англичанам, которые, как никогда прежде, стремятся к захвату испанских территорий в Новом Свете. Оба сообщали о подробностях взятия англичанами в августе 1704 года Гибралтара и о походе на Мадрид врагов Филиппа Пятого сразу с двух сторон — из Барселоны и Лиссабона. И оба призывали не жалеть пороха во славу Великой Испании.
Письмо графини Педро не решился читать сразу. Для этого ему необходимо было особое настроение.
В Картахене губернатор Диего-де-Кордоба-и-Ласо-де-ла-Вега, который до этого долгие годы был генерал-губернатором Кубы, сообщил, что за последнее время, в связи с усилением испанских гарнизонов и крепостей, охранявших важные порты побережья от Каракаса до Веракруса, английские и голландские корсары и пираты теперь не очень-то решались нападать на города, а занимались тем, что перехватывали торговые испанские корабли, направлявшиеся в Гавану, где по-прежнему формировались караваны, отходившие затем под конвоем галеонов и французских фрегатов в Кадис, Севилью и Виго.
Потому де ла Крус и решил идти к островам Альбукерке, Кортаун, Маис. Обследовать их, а далее и острова Сан-Андрес, Старой Провиденсии и Ронкадор.
Каталина сидела на пеньке неподалеку от навеса, под которым стояли кони, но в мыслях была далеко, рядом с Педро, на мостике у штурвала его корабля. Сердце подсказывало Каталине, что он — прекрасный капитан и если не сам, то с помощью ее отца купил корабль и теперь ищет ее по всем пиратским тропам.
Известно, что любовь для своего продолжения требует только одного: веры.
Рядом в кустах послышался шорох. Каталина увидела, как мимо проскользнула небольшая маха-де-санта-мария. Змея! Девушка готова была вскочить на ноги и бежать, но тут же вспомнила, как однажды на прогулке мать сказала ей: «Нинья, на Кубе нет ядовитых змей, а маха для человека не опасна».
Появился Вулкан, заметил маху и бросился к ней.
— Назад, Вулкан! Назад! Иди сюда. Сидеть! Она нам не страшна! Пусть живет.
«Пусть живет! — подумала Каталина. — А если б была ядовита, я поймала бы ее и положила себе на грудь, и она бы меня все равно не ужалила! Это Клеопатре [76] нужна была смерть, и змея это знала, а мой Педро жив. Он ищет меня! И найдет!»
Вулкан словно услышал мысли обожаемой хозяйки и согласно кивнул. Каталина ласково улыбнулась и залюбовалась своим верным другом. Она знала от доньи Кончиты, что давние предки Вулкана сражались на аренах Древнего Рима. Бледно-желтая, с розоватым отливом гладкая шерсть пса серебрилась в лучах солнца, только что отделившегося от горизонта. Черная морда, уши и кончик носа блестели. Каталине казалось, что нет животного на свете милее Вулкана.
Этой ночью Негро, уйдя из лагеря, где-то раздобыл и принес Каталине ее любимые плоды чиримойи. Теперь Негро отправился на кухню готовить вместе с Деревянной Ногой завтрак, а девушка лакомилась, отламывая кусочки плода, листочки которого с прикрепленной к ним белой ароматной мякотью, напоминавшей по вкусу нечто среднее между ананасом и бананом, как бы сами отваливались. Вулкан следил за полетом выплевываемых хозяйкой мелких черных семечек.
В это время за спиной Каталины послышался хриплый раздраженный голос Деревянной Ноги. Он звал Вулкана. Пес не сразу повиновался. Послышался более гневимый приказ, и Каталина сказала: «Иди!»
Вдруг до слуха девушки донеслись недовольное, злобное рычание Вулкана. Потом она услышала лай. Вулкан обычно тявкал так, когда терял ее в густых зарослях.
Каталина забеспокоилась и пошла на лай. Вулкан оказался в закрытом сарае, на шее у негр была петля, которая при резких движениях пса могла задушить его. Негро и Деревянной Ноги ни на кухне, ни в одном из помещений лагеря не было. Между тем дог спокойно лежал у веранды хижины, принадлежавшей женщинам. Девушка вошла в сарай, скинула петлю с шеи Вулкана, и тотчас с призывным лаем он помчался вверх по тропинке, то и дело оглядываясь на Каталину. Девушка поспешила следом за собакой. Скоро ее глазам открылось зрелище, увидеть которое можно было только в страшным сне.
У колючей пальмы, вплотную к ней, обхватив ствол руками, стоял Негро, а мистер Деревянная Нога тонким гибким прутом дерева хукаро со всего маху бил его по спине. С каждым ударом росло, число кровавых полос. Рядом на земле лежал пистолет. Скорее всего, Деревянная Нога, с утра хлебнувший арака, именно с его помощью вынудил Негро прижаться к стволу пальмы и связал ему руки.
Каталина закричала:
— Что вы делаете? — и, не отдавая себе отчета в том, что говорит, приказала: — Вулкан, взять!
Вулкан прыгнул, стремясь схватить зубами руку, державшую прут, но бывший пират вовремя убрал ее, быстро нагнулся, поднял пистолет и разрядил его в грудь мастифа.
Каталина со всех ног бросилась бежать к хижинам за доньей Кончитой. Та уже поднялась и стояла на веранде в легком платье с длинными широкими рукавами. Выслушав сбивчивый рассказ девушки, женщина кинулась в свою комнату и тут же выбежала из нее.
— Скорее! Где они?
— Тут по тропинке, рядом!
— А его друг?
— Он еще с ночи ушел в лес выслеживать диких поросят. Сказал, что мы, «как господа», должны встретить конец Великого поста жареным поросенком.
Юбка доньи Кончиты шелестела от быстрой ходьбы.
— Я знала, что арак до добра не доведет! Да он и без того — животное!
— Донья Кончита, он теперь пьет другое. Я видела сама. Он срезает кору с пальмы, которую зовет «французской», делает в ней дырку и собирает в миску сок. Сливает его в бочку и через неделю-другую пьет.
— От этого так не звереют, девочка! Он просто скотина! Где они? Где?
И обе женщины увидели Вулкана, пытавшегося подняться на ноги, и Деревянную Ногу. Он хлопал мокрой тряпкой исполосованную спину Негро.
— Что вы делаете? Остановитесь! Вы потеряли разум! — кричала донья Кончита, приближаясь к месту экзекуции.
— Прошу, мистер, пусть Всемогущий Бог позволит дьяволу так вас помучить перед смертью, как вы надо мной мудруете сейчас, — произнес Негро. Пират же отбросил тряпку, как потом оказалось, смоченную соком лимона, смешанного с солью и мелко нарубленным «карликовым», самым злым перцем ахи гуагуао, схватил прут и с еще большей силой принялся хлестать Негро по спине.
— Остановитесь! — приказала донья Кончита и решительно шагнула к мистеру Деревянная Нога.
Хлыст изменил направление, лег на плечо и вдоль груди доньи Кончиты. Шотландка проворно сунула руку в рукав, выдернула из него дамский пистолет и выстрелила точно туда, где билось сердце пирата.
Негодяй упал как подкошенный. Каталина бросилась к Вулкану. Из груди у того сочилась кровь, но он был жив. Донья Кончита ножом, висевшим у Негро на поясе, разрезала путы на его руках. Негро без сил повалился на землю:
— Вулкан не умрет. Я выну пулю. Оботрите спину, крикните дога, пусть зализывает раны, — и потерял сознание.
«Каталина» была полностью готова к отплытию. Де ла Крус, Тетю и Девото еще накануне нанесли необходимые прощальные визиты. Теперь же в кают-компании находились личный секретарь губернатора и старший капитан порта.
Между тем де ла Крус медлил. С берега, после вчерашней отлучки, еще не возвратился Добрая Душа. Педро мог бы счесть это недопустимым нарушением дисциплины, если бы не загадочное поведение боцмана в последние дни стоянки в порту. Старший бомбардир, с которым «Каталина» уходила в море в последнее месячное плавание, не проявил себя должным образом, и де ла Крус не продлил с ним контракт. Однако Добрая Душа настойчиво упрашивал капитана не приглашать пока никого на незанятую должность. Боцман утверждал, что у капитана с этим делом не будет накладки, да и Адальберто Перес прекрасно знает свое дело. Де ла Крус не спорил, но понимал, что назначать Адальберто старшим бомбардиром «Каталины» еще рановато. Педро чувствовал, что боцман темнит, и ждал от Доброй Души сюрприза — в последнюю минуту боцман, скорее всего, приведет на корабль моряка, который сразу подойдет капитану по всем статьям.
Время, когда бриз, сменив направление, перестанет быть попутным, неумолимо приближалось, а Добрая Душа все не появлялся. Неожиданно Медико закрыл глаза, сосредоточился и произнес:
— Боцман скоро будет на трапе!
И действительно, не прошло и пяти минут, как вахтенный доложил о прибытии боцмана и заодно о полной готовности экипажа к отходу из порта.
— Боцман пришел один? — спросил де ла Крус.
— Так точно, мой капитан! Все остальные давно на корабле.
— Так… — Присутствовавшим в каюте было не ясно, что означало это «так», но де ла Крус посмотрел на часы и стал прощаться с картахенцами. Секретарю губернатора он подарил прекрасную табакерку, а старшему капитану порта — плаке. Небольшая фигурка азиатского тигра, покрытая тонкими листочками серебра, очень понравилась сеньору, занимавшему весьма важный пост в Картахене.
Появившись на мостике и увидев боцмана на своем месте у бизань-мачты, капитан отдал давно ожидаемую экипажем команду и повел «Каталину» мимо пушек морских фортов к выходу из бухты.
Там, поставив нужные паруса и уступив место на капитанском мостике Девото, де ла Крус спустился на нижнюю палубу и позвал к себе Добрую Душу.
— Боцман, теперь тебе придется объясниться! Где старший бомбардир? Ты понимаешь, какой опасности подвергаешь «Каталину»? Где еще, как не в Картахене, мы могли его найти?
— Швырните мои потроха за борт на съедение акулам, если вы ошиблись в своем боцмане! — заявил Добрая Душа, отводя глаза. — Пригласите меня, капитан, сегодня в кают-компанию, и Диего Решето вам все объяснит. Сто крабов мне в панталоны, вы останетесь довольны, капитан!
Добрая Душа нес какую-то чертовщину, но де ла Крус, сам не зная почему, согласился.
— Ты лучше других понимаешь, Диего, что «Каталина» не может повернуть в Картахену.
— О! Сто чертей в бочке рома, это самая плохая примета! Только вперед! Добрая Душа прежде умрет, чем подведет вас, мой капитан!
Озадаченный де ла Крус ушел к себе в каюту, чтобы привести в порядок деловые бумаги.
Ближе к обеду, когда Коко обычно объявлял о готовности пищи, Тетю и Фиксатор стояли на баке у погонной пушки, и пожилой француз, следя за реющими над судном чайками, не скупился на хвалебные слова в адрес де ла Круса. Сам Тетю был разодет согласно случаю — отходу «Каталины» из крупного порта. На поясе висела дорогая, купленная им в Картахене шпага известного итальянского мастера, а за поясом красовался подарок — пистолет-кинжал с кремневым замком и коротким стволом, расположенным сбоку клинка.
Тетю хвалил капитана за то, что тот прекрасно дооборудовал «Каталину» и израсходовал крупную сумму из личных денег на вооружение матросов. Он закупил партию казенно-зарядных кремневых ружей новейшего образца знаменитой итальянской марки «Агуа Фреска а Борджиа» и потратился на дорогие подарки друзьям.
За фахой — испанским кушаком — у Антонио Идальго за пояс был заткнут новенький трехствольный кремневый пистолет с поворотными стволами и одной полкой. Дорогостоящее оружие имело роскошную отделку и художественную гравировку.
— Тебе следует, мой юный друг, как можно быстрее начать разрабатывать локтевой сустав. Фехтование! Утром и вечером!
— То же самое говорит мне и Медико, хотя и дает свои мази.
— А знаешь ли, первый удар шпаги нанес мне большой друг отца. В молодости он был приближенным короля. Отменный фехтовальщик! Но Людовик отдалил его за убийство фаворита молодого короля на дуэли. Одним молниеносным ударом этот мастер вспорол подтяжки, на которых держались мои штаны. Затем я год брал у него уроки. Первая же настоящая дуэль была у меня с одним корсиканцем у южного входа в порт Бордо, там он вербовал девиц для публичных домов Касабланки. Он проткнул мне правое плечо, однако без последствий. Сам же поплатился потерей левой руки. А вот вторая серьезная встреча чуть не стоила мне жизни. То не была дуэль, на меня напали, и мне пришлось защищаться. Мы сражались в окрестностях Марселя более часу. Мой слуга поспел на помощь, когда я уже терял последние силы. Противник оказался лучшей шпагой Италии! Он готов был меня убить. И я уже видел лицо смерти. После у меня не было встречи, которую бы я проиграл. Тот бой меня многому научил. Итальянец, как я уже говорил, оказавшийся лучшей шпагой Италии того времени, издевался надо мной, и Безносая заглядывала мне в глаза, когда я понимал, что не могу отразить его очередного удара. И он его не наносил! Глумился. Спасибо слуге…
Послышался перезвон колокольчика — самого, как утверждал Коко, дорогого для него предмета, поскольку он напоминал ему то время, когда кок служил поваром в очень знатном доме. Колокольчик небольших размеров с ручкой из орехового дерева был сделан из платины, золота и меди и издавал неповторимые и будто бы и в самом деле вызывающие аппетит звуки.
— Тебе пригодится на будущее: в бою бойся немецкой даги! Она, стоит нажать на специальную кнопку, в один миг разделяет клинок на три части. Острие твоей шпаги попадает между лезвиями даги, и достаточно легкого движения руки противника, и… шпага ломается. Не дай бог! Ну, пошли. Поглядим, чем сегодня нас побалует милый Коко, — и Тетю зашагал в сторону юта.
Первым за столом кают-компании, на месте, где давно никто не сидел, но всегда лежал куверт, расположился Добрая Душа. Каждый, кто входил в каюту, с удивлением глядел на боцмана, но никто не решался задать ему вопрос. Присутствие боцмана было нарушением незыблемой флотской иерархии.
Последним появился капитан. Обычно никто не начинал трапезы в его отсутствие. Де ла Крус сел во главе стола, и Коко обратился с вопросом: «Можно?» не к капитану, как было положено, а к боцману. Тот кивнул головой.
— В чем дело, Коко? Что это еще… — начал было де ла Крус строгим голосом, но осекся, видя, что толстенного Коко в каюте уже нет.
В дверь постучали, и тут же она отворилась. На пороге собственной персоной стоял, склонив голову, Перес Барроте старший.
От неожиданности все онемели. Добрая Душа вскочил на ноги, отодвинул стул.
— Мой капитан, сеньор де ла Крус, разрешите старшему бомбардиру «Каталины» занять положенное ему место за столом кают-компании?
— Что за чертовщина? — только и спросил Педро, приятно удивленный проделкой боцмана. — Объясните хоть вы нам, Перес.
— Под Веракрусом я приобрел небольшой участок земли, развел огород, а в городе, совсем неподалеку от пристани, купил домик и в нижнем этаже открыл овощную лавку. Жена и дочери хозяйничают в ней. Жил не тужил. Всем моим казалось, что мы обрели спокойствие земного рая. В домашнем алтаре, перед изображением святого Педро, никогда не затухали свечи. Но душа моя не была спокойна. Счастье мое — пляшущая под ногами палуба, — так Перес закончил свое объяснение, но все: Тетю, Девото, второй помощник капитана, Медико, Фиксатор, Адальберто и Чистюля сразу поняли истинную причину появления старшего бомбардира на «Каталине».
Он был в высшей степени порядочным человеком и, узнав из сообщения младшего брата о том, как де ла Крус вызволил его из плена и что «Каталина» после жаркого боя потеряла Туэрто, не задумываясь ни на минуту, пожертвовал благополучием семьи во имя оказания Красному Корсару помощи в его благородном деле.
Зачем только Доброй Душе понадобилось сочинять этот маленький спектакль? А дело было в том, что, как только Перес узнал из письма Адальберто о гибели Туэрто, бывший старший бомбардир «Каталины» тут же сел на первый шедший в Гавану корабль с единственной целью посетить дома тех, кто плавал на «Каталине». Перес знал, что «Каталина» вот уже полтора года как не заходила в Гавану, и вести, привезенные от близких, будут самым приятным сюрпризом для моряков, с которыми ему дальше предстояло плавать, делить радость и горе.
За это время у Переса неприязнь к бывшему пирату Доброй Душе прошла, и он по прибытии в Гавану первым делом навестил дом боцмана и застал его жену буквально при смерти. Местные лекари района, где она жила, разводили руками, и тогда Перес, долго не размышляя, отправился на прием к королевскому фининспектору дону Бартоломе де Арреола Вальдеспино, разыскал его дочь Марию, теперь состоявшую в браке с доном Мигелем де Амбулоди. Услышав о просьбе Переса, Мария и Мигель в тот же час привезли в дом больной лучшего гаванского лекаря, который верно определил редкую болезнь и в неделю поставил умирающую на ноги.
Все это жена и дети Доброй Души описали ему в письме.
Перес прибыл в Картахену всего за несколько дней до возвращения «Каталины». Он сумел встретить боцмана на берегу. Сообщив о своем раскаянии за прежнее отношение к Доброй Душе и поведав ему о своих планах, Перес вручил боцману письмо из дома. Диего внимательно прочел послание, ругнулся так, как это умел делать только он, и протянул руку Пересу, чтобы скрепить отныне вечную дружбу. Затем они, никому не говоря, заведомо зная, что делают доброе дело, придумали план «спектакля», а чтобы не возникло никаких препятствий и недоразумений, не посвятили в него даже Адальберто.
Спектакль пришелся де ла Крусу и его друзьям по душе.
Ближе к вечеру, когда в кают-компании старший бомбардир уже закончил рассказ о своем житье в Веракрусе и вышел наконец с мешком писем из Гаваны на мостик, «Каталина» должна была лечь в дрейф.
Антонио Идальго С улыбкой сказал, глядя на Переса:
— Да здравствует старший бомбардир, наш Меркурий! [77]
Это всем понравилось, и Вскоре за старшим бомбардиром Пересом Барроте это прозвище закрепилось на всю оставшуюся жизнь.
Ни отец, ни мать Хуана не пожелали сообщить сыну что-либо о себе. Зато де ла Крус получил сразу пять посланий: от Марии и Мигеля, от королевского фининспектора, от аудитора Чирино, генерала Чакона и, самое приятное, толстый пакет из Мадрида от графини Иннес.
Мария и Мигель сообщали о своей счастливой жизни и разные светские новости, фининспектор поздравлял де ла Круса с тем, что он в истекшем 1704 году занял верхнюю строчку в списке кубинских корсаров, принеся наибольший доход в казну Филиппа Пятого. Чирино и Чакон писали почти об одном и том же: как они без устали трудятся, чтобы не дать взять верх сторонникам австрийского эрцгерцога Карла и особенно англичанам, которые, как никогда прежде, стремятся к захвату испанских территорий в Новом Свете. Оба сообщали о подробностях взятия англичанами в августе 1704 года Гибралтара и о походе на Мадрид врагов Филиппа Пятого сразу с двух сторон — из Барселоны и Лиссабона. И оба призывали не жалеть пороха во славу Великой Испании.
Письмо графини Педро не решился читать сразу. Для этого ему необходимо было особое настроение.
В Картахене губернатор Диего-де-Кордоба-и-Ласо-де-ла-Вега, который до этого долгие годы был генерал-губернатором Кубы, сообщил, что за последнее время, в связи с усилением испанских гарнизонов и крепостей, охранявших важные порты побережья от Каракаса до Веракруса, английские и голландские корсары и пираты теперь не очень-то решались нападать на города, а занимались тем, что перехватывали торговые испанские корабли, направлявшиеся в Гавану, где по-прежнему формировались караваны, отходившие затем под конвоем галеонов и французских фрегатов в Кадис, Севилью и Виго.
Потому де ла Крус и решил идти к островам Альбукерке, Кортаун, Маис. Обследовать их, а далее и острова Сан-Андрес, Старой Провиденсии и Ронкадор.