Страница:
— При всем уважении к вам, дон Педро, это не в моих силах! Я и так из-за вас отклоняюсь от курса. Вы хорошо знаете, мой сеньор, что меня уже давно ждут в Марселе дети и жена. Я вам говорил. Потому не заставляйте меня, мой друг, искать опасных приключений. Что вы! Эти три года… Гаити! Багамские острова! Нет, дон Педро, дальше пролива Мона ни на кабельтов! — взволнованно заявил капитан, в то как Долорес незаметно разглядывала нового знакомого.
Его продолговатое лицо с живыми блестящими глазами, волевым подбородком, выдающимися скулами и тонкими усиками над выразительными губами вызывало симпатию. Долорес чувствовала, как ей все больше нравится новый пассажир.
— Кто бы мог подумать, мосье Дюгард, что годы делают с храбрецами! — недобро усмехнулся дон Педро.
— И не уговаривайте! Далее пролива Мона, повторяю, ни шагу. Кому нужны встречи с этими…
Долорес быстро подняла глаза на капитана, и он осекся на полуслове.
— Вы имеете в виду пиратов, капитан? — спросила девушка, спокойно вытирая пальцы салфеткой.
— Уверен, что в присутствии сеньориты не следует в разговоре касаться подобных тем, — решительно присоединился к беседе сеньор Осуна. — Тем более что сегодня пираты — больше легенда, чем реальность. Хотя… — инспектор внимательно поглядел на коммерсанта.
— Ну, конечно! Нет сомнений! — засуетился капитан. — Сегодня можно плавать в этих местах так же спокойно, как по реке Эбро, например, или по Сене.
— Так это из-за вас мы изменили курс и увеличили наше путешествие на целых десять дней? — обратился Осуна к Гонсалесу. — А можно полюбопытствовать, какие у вас в Сан-Хуане дела?
— Ищу корабль, который через месяц мог бы перевезти мой груз в Испанию. По пути в Сан-Хуан мы зайдем в ряд портов, где я сделаю необходимые закупки…
— И таким образом «Ласточка» прибудет к месту назначения не на десять дней, а на две недели позже, сеньор Осуна, — заметил капитан.
— А почему бы вам, мосье Дюгард, действительно не помочь дону Педро? — вмешалась Долорес. — Сеньор Осуна не очень-то спешит, служба у него идет, а я готова пожертвовать своим временем.
Капитан вопросительно поглядел на девушку, как бы желая понять, не шутит ли она. Королевский чиновник закусил губу, негоциант бросил на Долорес взгляд, полный благодарности.
— Мадемуазель, вы еще так молоды, вам не понять чувство женщины, которая не видела своего мужа полных пять лет. Каждый день опоздания для нее пытка. А мои бедные дети…
— Сеньорита, я признателен вам за ваше участие, — перебил капитана дон Педро, — но мосье Дюгард прав. Он и так сделал для меня много. Однако из любого положения можно найти выход. — Гонсалес поднялся из-за стола, поправил рассыпавшиеся по плечам волосы блестящего черного парика и учтиво поклонился присутствующим: — Прошу меня извинить, день был тяжелым, — и вышел из кают-компании.
— Странный он все-таки, этот дон Педро, — сказал ему вдогонку Осуна.
Капитан промолчал, он только еще ниже опустил голову и погрузился в свои невеселые мысли.
По пути в Сан-Хуан «Ласточка» заходила во все без исключения порты. Педро Гонсалес всякий раз сходил на берег, но отсутствовал не более чем два-три часа. Как только он возвращался, капитан Дюгард тут же ставил полные паруса. Иногда королевский инспектор сходил на берег вместе с негоциантом. И тогда сеньор Осуна издали наблюдал за тем, как их элегантный пассажир общался в порту с подозрительными типами, которые, конечно, не могли иметь никакого отношения к коммерции.
Однажды, подпоив бомбардира, сеньор Осуна попытался выяснить, что тот знал о загадочном коммерсанте. Но бомбардир от первого же вопроса сразу отрезвел и только сказал:
— О! Он знает дело, как вы своего короля. С ним, сеньор… С ним шутки плохи! «Море, деньги, ром и девы Братьям берега милы…» — запел он одну из песен Береговых братьев, хитро подмигнул, встал и, пошатываясь, пошел из таверны.
Однако сеньору Осуне этого оказалось достаточно. Вечером того же дня в кают-компании он завел разговор с коммерсантом:
— Скажите, сеньор Гонсалес, в Бас-Тере я видел вас с людьми, которые совсем еще недавно, как мне сообщил один мой знакомый, были пиратами. Что, разве теперь модно вести с ними торговлю?
— Модно? Не скажу. А вот что выгодно — это бесспорно. Могу сообщить вам, что многие из светлейших грандов, ныне преуспевающих в Мадриде, составили свои богатства именно потому, что тайно торговали с ними, с пиратами, врагами вашего короля.
— Однако вы, как я вижу, еще и фантазер! — Осуна выпрямился и гордо вздернул голову.
Не обращая внимания на его пренебрежительный тон, Педро Гонсалес спокойно продолжал:
— А что касается слов «были пиратами», то здесь, сеньор Осуна, в этих землях, это не имеет никакого значения. Вам, как гостю, пока этого не понять.
— Где уж мне! — вспылил королевский инспектор. — я ведь никогда не знал черного цвета их флага.
Долорес хотела было что-то сказать, но Педро Гонсалес ее опередил:
— Да! Чтобы удовлетворить ваше любопытство, скажу вам, я плавал под флагом славного Дюкасса, когда он был флибустьером. Сейчас он всеми уважаемый французский адмирал и защищает от англичан владения вашего короля.
— Вашего, вы хотели сказать, сеньор.
— Пусть будет так! — Глаза Гонсалеса потемнели и на миг стали страшными, но Долорес не могла удержаться от вопроса:
— Так вы плавали с Дюкассом? Он заходил к нам в порт. Отец меня знакомил с адмиралом. Расскажите про него, дон Педро. Пожалуйста…
— Так я и думал! — перебил ее сеньор Осуна. — Вы всего…
— Перестаньте! — потребовала Долорес.
— …жалкий пират, выдающий себя за коммерсанта.
— Томас! — гневно вскрикнула Долорес.
— Сеньор Осуна! — Капитан поднялся со своего кресла. — Я бы попросил вас… Вы не знаете, чем рискуете…
— Не утруждайте себя, мосье Дюгард. — Педро Гонсалес улыбался. — Прошу прощения, сеньор Осуна, это старая привычка: улыбка сама появляется при виде страха в глазах других. Однако смею вас заверить, пиратом я все же не был. Я поначалу сказал — флибустьером, точнее же, был корсаром…
— Какая разница?
— Большая! И вам, королевскому инспектору заморских колоний, стыдно не знать разницы между буканьером, флибустьером, пиратом и корсаром.
— Не сочтите за труд разъяснить.
— Как-нибудь в другой раз! Сейчас, однако, считаю нелишним напомнить, что если «Ласточка» свободно плавает в этих водах и капитан Дюгард ведет ее без опасений, так этим в значительной мере вы обязаны Дюкассу и подобным ему смельчакам-корсарам. Не королевские чиновники очистили от пиратов Карибы.
— Очистили, да не совсем! — Капитан Дюгард перекрестился. — Еще разбойничают Хьюз, Гопкинс, Боб Железная Рука и трижды проклятый Злой Джон О господи!
— Этих четверых вполне достаточно. Хватило бы, собственно, и одного, последнего, чтобы вмиг сбить с вас, сеньор Осуна, ненужную спесь, — миролюбиво заметил Педро Гонсалес.
— От Кампече и до островов Тринидад и Табаго и от Панамы до Багам не было более жестокого убийцы, лишенного жалости и всякого понятия о чести, — продолжил капитан. — Перед наживой его не останавливали ни мольба матери, ни просьба старика, ни заклинания девушки, ни даже взведенные пистолеты…
— Однако не слишком ли много страшных слов вы произносите в присутствии женщины, капитан? — прервал Дюгарда бывший корсар.
— О! Тысячу извинений, мадемуазель. Молю Бога, пусть дьявол быстрее заберет Злого Джона в преисподнюю вместе со всеми его пиратами.
— Не надо говорить о пиратах. Но, дон Педро, все-таки расскажите про Дюкасса, — снова попросила Долорес.
Сеньор Осуна нервно кусал усы.
— Даю вам слово, сеньорита, до прибытия в Сан-Хуан вы все узнаете о нем. А сейчас прошу извинить — я вас покину.
Большие фиолетовые звезды мерцали в глубоком черном небе. Гладь моря светилась блестками — то флюоресцировали морские водоросли, моллюски, планктон, поднимавшиеся на поверхность.
«Ласточка» из-за полного отсутствия ветра едва двигалась вперед к Виргинским островам.
Педро Гонсалес любезно распрощался с капитаном, который вышел вслед за ним из кают-компании. Коммерсант сбежал по трапу на шкафут и пружинистой, чуть вразвалку походкой бывалого моряка направился на бак, где кто-то из матросов, свободных от вахты, играл на гитаре и пел прокуренным и пропитым басом.
Долорес, сухо распрощавшись с сеньором Осуной, ушла к себе в каюту. Там, не зажигая света, она подошла к окну. До нее донеслись обрывки грустной песни. Теперь пел приятный баритон, и Лоле показалось, нет, она была уверена, что голос тот принадлежал Педро Гонсалесу.
У Боба Железная Рука была одна серьезная слабость — он был неисправимым картежником. И играл с таким азартом, который довольно часто лишал его способности здраво мыслить.
Однажды, когда Боб продул все свои наличные деньги, благоразумная Кончита попыталась было урезонить бесшабашного пирата:
— Вы должны сами во всеуслышание признать этот свой опасный порок. Те люди, которые вас любят, не укажут на него из опасения вас обидеть, а недруги только будут рады этой вашей особенности, — Кончита произнесла подобное наставление с какой-то особой грустью.
— Да, донья Кончита, я знаю, что незначительные недостатки человека куда сильнее раздражают окружающих, чем их положительные качества, — отшутился Боб.
Когда же Кончита осталась наедине с Каталиной, девушка ей сообщила:
— Боб иногда бывает таким внимательным, добрым, отзывчивым, но когда садиться играть в карты, превращается в исчадие ада! Он может проиграть все… Корабль и меня тоже…
— Пока я рядом, этому не бывать! — лицо Кончиты побагровело, стало суровым.
— Ведь правда, донья Кончита, только пребывая рядом с Бобом, я и могу сохранить себя для Педро?
— Упаси Боже тебя от противного!
Ровно через неделю после этого разговора «Скорая Надежда» столкнулась с небольшим торговым судном, шедшим в Гавану, чтобы там присоединиться к каравану, готовящемуся к отплытию в Испанию. Боб без особого труда взял полный заморскими товарами корабль на абордаж, отвел его на остров Тортуга, где на рынке Гойаны удачно продал все, в том числе и испанских моряков вместе с их капитаном.
Чтобы отдохнуть и дать возможность повеселиться экипажу, Боб направился в Бриджтаун на Багамские острова. Там на рейде стоял 28-пушечный бриг английского производства, хозяином и капитаном которого был хорошо известный в Карибском море пират Спенсер Меррифьельд, состоявший на службе у Вест-Индской компании. Эта компания свободно занималась работорговлей чернокожими людьми, проживавшими на Западном побережье Африки.
Боб, как только его «Скорая Надежда» бросила якоря неподалеку от брига, тут же отправился поприветствовать собрата, который тоже был заядлым картежником. Вернулся Боб Железная Рука к себе под самое утро с пустым холщовым мешочком, который до отъезда был набит дублонами.
Боб хорошо выспался и сейчас не сводил глаз с брига, от борта которого уже давно должна была отчалить лодка с Меррифьельдом. Теперь ему надлежало навестить «Скорую Надежду» и попытать счастье на ее борту.
Поначалу Бобу везло, и он почти вернул сумму, проигранную вчера. Но ближе к вечеру фортуна перестала ему улыбаться, и карта повалила в руки Спенсера. Боб проиграл все наличные деньги, но остановить себя уже был не в силах. А Меррифьельд к тому же не уставал подливать в кружку своего партнера ром.
— Ты вчера говорил, что у тебя на судне недостает пороха, — осторожно произнес Боб. — Ставлю десять бочек!
Эту фразу слышала Каталина, которая только что вошла в каюту капитана. Спенсер, увидев ее, аж крякнул.
— Я слышал, Боб, но чтоб такое!.. Вот и не дуйся, что проигрываешь. Кому в карты не везет, везет в любви.
Каталина ужинала в кают-компании с доньей Кончитой и старшим помощником Чарли, от которого узнала, что капитан Боб проигрался до ниточки. Это же подтвердил и кок. Донья Кончита чувствовала себя неважно и потому пошла к себе в каюту, а Каталине интуиция повелела быть рядом с Бобом.
— Десять бочек так десять бочек. Мне это очень подойдет, — сказал Спенсер и бросил на стол столько дублонов, сколько стоили десять бочек пороха.
Боб прятал глаза от Каталины, но она мгновенно оценила обстановку. Внешний вид гостя не только не вызывал уважения, но, наоборот, вынуждал насторожиться. В ее сознании заметалась тревожная мысль: «Что делать?» Речь явно уже шла не о наличных средствах Боба, а о судьбе «Скорой Надежды», потому и ситуация легко могла обернуться напрямую против нее, бедной Каталины. Потеря корабля означала, что Боб увезет Каталину в Чарлстон, где Педро никогда не сможет ее найти.
Девушка невольно дотронулась до декольте своего платья, где у нее, скрытый от постороннего взгляда, покоился миниатюрный дамский пистолет. Рука коснулась большого, с доброе чайное блюдце, золотого медальона на цепочке — недавнего подарка Боба. И спасительная мысль родилась сама собою. Каталина смело подошла к Спенсеру и стала за его спиной так, что Боб тут же увидел карты партнера.
Десять бочек пороха остались на «Скорой Надежде». Боб поставил выигранные дублоны и тут же удвоил их. Тогда Бобу пришла в голову идея сменить колоду, вскрыть новую, чтобы не породить в голове Спенсера мысль, будто именно прежняя колода принесла Бобу удачу.
Но убогий ум пирата Меррифьельда, когда он продул все, с чем приехал, рассудил иначе.
— Ты подсунул колоду с краплеными картами, Боб! Ты утратил честь! Мерзавец! Негодяй! Подонок! — хрипел пропитыми связками Спенсер. — Убью!
Англичанин вскочил на ноги. Кресло упало, а Спенсер рванул к козетке, на которой лежали шпаги. Он первым схватил свою и с размаху всадил ее в грудь Боба, который также пытался овладеть своим оружием. Боб упал с лезвием в груди. Меррифьельд же развернулся в сторону Каталины. Увидев медальон на ее груди, он только теперь понял суть дела. Глаза его, налитые ромом и кровью, излучали страсть победы, безудержную разнузданность и полную потерю контроля над собой, в них кипели негодование, ненависть и проснувшаяся похоть. Он облапил Каталину своими грубыми волосатыми руками. Девушка уже была готова ко всему. Она коленом так сильно, как могла, ударила пирата в промежность. От неожиданности и боли он отпустил ее, Каталина сделала шаг назад, выхватила из-за декольте пистолет и разрядила его прямо в сердце своего врага.
На звук выстрела в каюту сбежались Чарли, шкипер и боцман.
— Боцман, немедленно разоружить и арестовать гребцов Меррифьельд а! Шкипер, гасите свет на шхуне, снимайтесь с якорей и выводите ее с рейда в открытое море! — распорядился Чарли. — Каталина, а вы бегите за лекарем.
Дважды старшему помощнику капитана не пришлось повторять. Когда он подошел к Бобу, лежавшему на левом боку, тот открыл глаза. Изо рта сочилась кровь.
Примчавшийся доктор разрезал рубаху на капитане, осмотрел вход и выход шпаги, сидевшей в правой части груди, решительно выдернул ее, туго обвязал грудь холщовым полотном, отер кровь.
— Будет жить! Помогите перенести его на койку.
Затем лекарь «Скорой Надежды» ощупал пульс у Меррифьельда.
— Этого в мешок и за борт.
Услышав такие слова, Чарли тут же отправился на мостик. Шхуна с погашенными огнями тихонько выходила из залива. Чарли повернул ее на юг к островам Инагуа и, пройдя с милю, распорядился возвратить оружие гребцам, усадить их на ялик и обрубить концы.
— За час доберетесь до своей посудины. Там вам придется избирать нового капитана, — сказал Чарли гребцам-пиратам.
Когда те с радостью, что остались живы, налегли на весла, Чарли принялся неустанно наблюдать за яликом в подзорную трубу. Убедившись, что без нее лодки не видно, а значит, и с нее не видна шхуна, Чарли отдал приказ полностью развернуть «Скорую Надежду» и повел ее по Багамскому проливу строго на север, в Чарлстон.
Тело Меррифьельда было предано морю по всем морским законам.
Бедная Каталина всю ночь молилась, не могла сомкнуть глаз и лишь после того, как донья Кончита дала ей некое снадобье, уснула крепким сном.
Утро застало «Ласточку» в проливе Анегада. Солнце, жаркое уже с первых часов дня, слепило рулевого. Земли не было видно.
Педро Гонсалес и Долорес стояли у правого борта полуюта. Девушка внимательно слушала своего собеседника. Он рассказывал о знаменитом французском корсаре Дюкассе. Тот, будучи на службе у короля, то есть став корсаром, сыграл значительную роль в борьбе с пиратами Карибского моря, при помощи которых правительства Англии и Голландии вели борьбу с Испанией в целях захвата ее заморских колоний.
— Расскажите о себе, Педро, — попросила девушка.
— Непременно, сеньорита, но не сейчас. Нас приглашают к столу.
Завтрак еще не был окончен, когда в дверях кают-компании появился вахтенный. Он быстро подошел к капитану и что-то тихо ему доложил. Дюгард извинился и вышел. После завтрака Осуна, проводив Долорес до юта, поднялся на мостик. Капитан, не отводя от глаз подзорную трубу, внимательно наблюдал за неизвестным кораблем, который шел по левому борту в пяти-шести милях от «Ласточки», казалось, параллельным с ней курсом.
Рядом с капитаном спокойно стоял Педро Гонсалес.
Капитан опустил подзорную трубу.
— Что это за корабль? — спросил сеньор Осуна.
Дюгард вместо ответа вопросительно посмотрел на Педро Гонсалеса и молча протянул ему трубу. Затем сложил руки на уже округлившемся животике и стал прикидывать: «Ласточка» находилась не менее чем в двадцати часах хода от Сан-Хуана. Ближе была гавань Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас.
— Что вы скажете, дон Педро? — обратился он к негоцианту. — Извините, сеньор Осуна, на ваш вопрос я ответить не могу.
По лицу капитана было видно, что он весьма озабочен, и Осуна, который хотел было уже вспылить по поводу неуважительного отношения к его персоне, сдержался, ожидая, когда бывший корсар объяснит, что так разволновало капитана.
— Превосходный корабль! Обладает хорошими мореходными качествами. Имеет прекрасные остойчивость и плавучесть, легко управляем. Однако, насколько мне известно, давно не стоял в доке. Капитану его все некогда. Да он и боится зайти в хорошую гавань.
— Неужели вы подтверждаете мои подозрения? — Дюгард нервно заходил по настилу мостика.
— К сожалению! И скажу больше: он идет нам наперерез.
— Черт возьми! И надо же случиться этому в мой последний рейс!
— Сеньор Осуна, нам предстоит опасная встреча. Вам благоразумнее всего пройти к вашей спутнице. Не пугайте ее, но не выходите с ней на палубу. — Педро Гонсалес не просил — он приказывал, еще внимательнее разглядывая в подзорную трубу приближавшийся корабль. — Идите к ней! Своего слугу я поставлю у входа в ее каюту. Он знает свое дело.
Педро Гонсалес сложил трубу, передал ее капитану и дружелюбно положил руку на плечо Осуне.
— Умоляю вас, барон! Девото прав! Идите в каюту! — каким-то странным, чужим голосом заговорил Дюгард.
— Как вы сказали? Кто прав?
— Барон, это сейчас не имеет никакого значения. — Капитан сложил руки и поднес их к лицу.
— Именно сейчас это как раз и может иметь значение! Что вы намерены предпринять, капитан? — Педро Гонсалес, которого капитан назвал Девото, улыбнулся. — Прошу вас, как друга, сеньор Осуна, будьте благоразумны. Спуститесь в каюту к девушке, зарядите пистолеты и ждите.
Осуна пожал плечами и направился к трапу.
— Так что вы намерены делать, капитан? — спросил бывший корсар и крикнул вниз: — Бартоло! Бартоло! Живо ко мне!
— Неужели нет ни одного шанса, что вы ошибаетесь? — Капитан надеялся на чудо.
— Вы же сами превосходно знаете, что это «Злой Джон».
— Что же делать?
— Обороняться или уходить!
— Четырнадцать пушек против сорока четырех! Вы, Девото, стоите многого, но преимущество почти в сотню человек вам с моими людьми не одолеть.
— Тогда… — Девото задрал голову и поглядел на небо, где собирались кучевые облака, — тогда, будь я на вашем месте, я бы поставил полные паруса и круче бы взял бейдевинд. Джон не догонит вас.
— Но этим румбом мы проскочим Пуэрто-Рико и бог весть когда увидим землю.
— Оторветесь и, взяв на север, обойдете остров со стороны пролива Мона.
— А если бриз спадет? — Голос капитана заметно дрожал.
— Тогда сражаться! Иного быть не может. Ни я, ни вы, надеюсь, давно не верим в чудеса.
— Поверну обратно. Укроемся в Шарлотте. На этом курсе можно встретить кого…
— За два часа? Я очень сомневаюсь, милейший Дюгард. А к этому времени Джон будет у вас на юте.
— Типун вам на язык! Рулевой! Право руля! Курс на Сент-Томас!
Девото отвернулся, чтобы скрыть от капитана радостную улыбку. Почувствовав, что «Ласточка» совершает крутой разворот, циркуляцию, как выражаются моряки, свободные от вахты члены экипажа высыпали на палубу. Они смотрели на корабль, от которого — ни у одного из них не было сомнений — «Ласточка» стремилась уйти как можно быстрее.
Капитан отдал распоряжения поставить все возможные паруса и принялся следить за «Злым Джоном». Через минуту Дюгард сложил трубу. На его лице была написана растерянность.
— Да, Девото, выходит, вы были правы и на этот раз. Теперь надо обороняться. Но как? Как я это стану делать против его сорока четырех пушек крупного калибра?
— Иной раз дело не в размере калибра, а… в размере храбрости. Вас покинула смекалка, милейший Дюгард. Надо сражаться! — Девото сбросил с себя камзол, снял парик — его собственные волосы были намного чернее. Он перекинул перевязь портупеи, принесенной ему Бартоло, через плечо, повязал пояс, за который воткнул оба пистолета и кинжал. Перчатки положил на сборку мостика.
— Что теперь придется сражаться, мне ясно! Но как? Как, сеньор Девото?
— Сколько у вас людей?
— Пятьдесят восемь. С вами, инспектором и девушкой — шестьдесят один! У «Злого Джона» не менее двухсот!..
— Да! И в чистом преимуществе…
— О боже, спаси и помилуй! Последний раз прошу! — забормотал капитан. Ему было стыдно своей растерянности перед Девото, для которого встреча с английским пиратом была несравненно опаснее. Между тем Девото держался хладнокровно.
— Поручите мне командование артиллерией, капитан, и мы славно сразимся с ними. Среди экипажа я видел отличных бомбардиров. Решайтесь же!
— А может, сдаться? Так будет лучше?
— Конечно! Но не без боя. Ну, решайтесь же, капитан! — повысил тон Девото, явно желая, чтобы его услышала команда.
— Будь по-вашему…
— Бартоло, к дверям каюты сеньориты! И чтоб ни одна живая душа туда не проникла!
Негр выхватил из кожаных ножен мачете и бросился к кормовому люку. Из-за пояса его торчали рукоятки пистолета и испанской даги.
— Приготовить орудия к бою! — Девото перегнулся через перила мостика.
Матросы не двигались.
— Бомбардиры, исполнять приказания Девото! — распорядился капитан и перекрестился. — В его руках наша с вами судьба.
Девото не без удовольствия отметил, как человек пятнадцать из экипажа сорвались с места и понеслись к своим боевым номерам.
— Приготовить орудия к бою! Запалить фитили! — крикнул им вдогонку Девото. — Мосье Дюгард, спасибо за доверие! Но одни мои руки не решат сражения в нашу пользу. Я сделаю все, чтобы залп был прицельно точным. Но наш корабль и наши жизни в равной степени зависят и от ваших команд. Поставьте мне «Ласточку» так, чтобы я мог направить весь залп в ватерлинию «Злого Джона». Только тогда мы сможем праздновать победу! Спокойствие и смелость! Верьте в себя, а я не подведу! — с этими словами Девото пересек шканцы и скрылся в люке, ведущем в боевую рубку.
Очень скоро пушки уже были готовы. У каждой стоял артиллерист с тлеющим фитилем в руке. Девото отдал нужные приказания и приник к амбразуре одного из кормовых портов. «Злой Джон» настигал их быстрее, чем можно было предположить. Когда фрегат и «Ласточку» разделяло не более четырех кабельтовых. Девото отдал приказ:
— Раздуть фитили! Прямой наводкой по ватерлинии правым бортом!
Однако «Ласточка» не ложилась на разворот. Девото закусил губу. «Неужели капитан струсил? — подумал он. — Нет, он ждет первого залпа, чтобы его бригу было безопаснее сближение с фрегатом. Рискованно, но смело!»
Его размышления были прерваны небольшим белым облачком, оторвавшимся от бушприта, словно носовое его украшение — разверстая пасть дракона — выпустило клуб дыма. Звук выстрела послышался одновременно с взметнувшимся не более чем в ста футах от «Ласточки» столбом воды. Девото перебежал к ближайшей амбразуре правого борта. Дальнейшее промедление капитана Дюгарда граничило с поражением. Теперь «Ласточка» могла стать легкой добычей пирата или отправиться на дно.
— Капрал! — позвал Девото старшего бомбардира. — Передайте капитану Дюгарду, если он немедленно не уберет марсели и не положит право руля, через две минуты все будет кончено!
Капрал помчался наверх и принес неутешительный ответ капитана:
— Это нам ничего не даст! Потом нам ни за что уже не лечь на прежний курс!
Видя, что единственный шанс, который мог спасти «Ласточку», уже не может быть использован, Девото оставил артиллерийское помещение и поднялся на мостик
Марсель фок-мачты «Злого Джона» скользнул вниз и тут же был поставлен вновь, снова снят и опять поставлен. Командир фрегата приказывал бригу лечь в дрейф.
Его продолговатое лицо с живыми блестящими глазами, волевым подбородком, выдающимися скулами и тонкими усиками над выразительными губами вызывало симпатию. Долорес чувствовала, как ей все больше нравится новый пассажир.
— Кто бы мог подумать, мосье Дюгард, что годы делают с храбрецами! — недобро усмехнулся дон Педро.
— И не уговаривайте! Далее пролива Мона, повторяю, ни шагу. Кому нужны встречи с этими…
Долорес быстро подняла глаза на капитана, и он осекся на полуслове.
— Вы имеете в виду пиратов, капитан? — спросила девушка, спокойно вытирая пальцы салфеткой.
— Уверен, что в присутствии сеньориты не следует в разговоре касаться подобных тем, — решительно присоединился к беседе сеньор Осуна. — Тем более что сегодня пираты — больше легенда, чем реальность. Хотя… — инспектор внимательно поглядел на коммерсанта.
— Ну, конечно! Нет сомнений! — засуетился капитан. — Сегодня можно плавать в этих местах так же спокойно, как по реке Эбро, например, или по Сене.
— Так это из-за вас мы изменили курс и увеличили наше путешествие на целых десять дней? — обратился Осуна к Гонсалесу. — А можно полюбопытствовать, какие у вас в Сан-Хуане дела?
— Ищу корабль, который через месяц мог бы перевезти мой груз в Испанию. По пути в Сан-Хуан мы зайдем в ряд портов, где я сделаю необходимые закупки…
— И таким образом «Ласточка» прибудет к месту назначения не на десять дней, а на две недели позже, сеньор Осуна, — заметил капитан.
— А почему бы вам, мосье Дюгард, действительно не помочь дону Педро? — вмешалась Долорес. — Сеньор Осуна не очень-то спешит, служба у него идет, а я готова пожертвовать своим временем.
Капитан вопросительно поглядел на девушку, как бы желая понять, не шутит ли она. Королевский чиновник закусил губу, негоциант бросил на Долорес взгляд, полный благодарности.
— Мадемуазель, вы еще так молоды, вам не понять чувство женщины, которая не видела своего мужа полных пять лет. Каждый день опоздания для нее пытка. А мои бедные дети…
— Сеньорита, я признателен вам за ваше участие, — перебил капитана дон Педро, — но мосье Дюгард прав. Он и так сделал для меня много. Однако из любого положения можно найти выход. — Гонсалес поднялся из-за стола, поправил рассыпавшиеся по плечам волосы блестящего черного парика и учтиво поклонился присутствующим: — Прошу меня извинить, день был тяжелым, — и вышел из кают-компании.
— Странный он все-таки, этот дон Педро, — сказал ему вдогонку Осуна.
Капитан промолчал, он только еще ниже опустил голову и погрузился в свои невеселые мысли.
По пути в Сан-Хуан «Ласточка» заходила во все без исключения порты. Педро Гонсалес всякий раз сходил на берег, но отсутствовал не более чем два-три часа. Как только он возвращался, капитан Дюгард тут же ставил полные паруса. Иногда королевский инспектор сходил на берег вместе с негоциантом. И тогда сеньор Осуна издали наблюдал за тем, как их элегантный пассажир общался в порту с подозрительными типами, которые, конечно, не могли иметь никакого отношения к коммерции.
Однажды, подпоив бомбардира, сеньор Осуна попытался выяснить, что тот знал о загадочном коммерсанте. Но бомбардир от первого же вопроса сразу отрезвел и только сказал:
— О! Он знает дело, как вы своего короля. С ним, сеньор… С ним шутки плохи! «Море, деньги, ром и девы Братьям берега милы…» — запел он одну из песен Береговых братьев, хитро подмигнул, встал и, пошатываясь, пошел из таверны.
Однако сеньору Осуне этого оказалось достаточно. Вечером того же дня в кают-компании он завел разговор с коммерсантом:
— Скажите, сеньор Гонсалес, в Бас-Тере я видел вас с людьми, которые совсем еще недавно, как мне сообщил один мой знакомый, были пиратами. Что, разве теперь модно вести с ними торговлю?
— Модно? Не скажу. А вот что выгодно — это бесспорно. Могу сообщить вам, что многие из светлейших грандов, ныне преуспевающих в Мадриде, составили свои богатства именно потому, что тайно торговали с ними, с пиратами, врагами вашего короля.
— Однако вы, как я вижу, еще и фантазер! — Осуна выпрямился и гордо вздернул голову.
Не обращая внимания на его пренебрежительный тон, Педро Гонсалес спокойно продолжал:
— А что касается слов «были пиратами», то здесь, сеньор Осуна, в этих землях, это не имеет никакого значения. Вам, как гостю, пока этого не понять.
— Где уж мне! — вспылил королевский инспектор. — я ведь никогда не знал черного цвета их флага.
Долорес хотела было что-то сказать, но Педро Гонсалес ее опередил:
— Да! Чтобы удовлетворить ваше любопытство, скажу вам, я плавал под флагом славного Дюкасса, когда он был флибустьером. Сейчас он всеми уважаемый французский адмирал и защищает от англичан владения вашего короля.
— Вашего, вы хотели сказать, сеньор.
— Пусть будет так! — Глаза Гонсалеса потемнели и на миг стали страшными, но Долорес не могла удержаться от вопроса:
— Так вы плавали с Дюкассом? Он заходил к нам в порт. Отец меня знакомил с адмиралом. Расскажите про него, дон Педро. Пожалуйста…
— Так я и думал! — перебил ее сеньор Осуна. — Вы всего…
— Перестаньте! — потребовала Долорес.
— …жалкий пират, выдающий себя за коммерсанта.
— Томас! — гневно вскрикнула Долорес.
— Сеньор Осуна! — Капитан поднялся со своего кресла. — Я бы попросил вас… Вы не знаете, чем рискуете…
— Не утруждайте себя, мосье Дюгард. — Педро Гонсалес улыбался. — Прошу прощения, сеньор Осуна, это старая привычка: улыбка сама появляется при виде страха в глазах других. Однако смею вас заверить, пиратом я все же не был. Я поначалу сказал — флибустьером, точнее же, был корсаром…
— Какая разница?
— Большая! И вам, королевскому инспектору заморских колоний, стыдно не знать разницы между буканьером, флибустьером, пиратом и корсаром.
— Не сочтите за труд разъяснить.
— Как-нибудь в другой раз! Сейчас, однако, считаю нелишним напомнить, что если «Ласточка» свободно плавает в этих водах и капитан Дюгард ведет ее без опасений, так этим в значительной мере вы обязаны Дюкассу и подобным ему смельчакам-корсарам. Не королевские чиновники очистили от пиратов Карибы.
— Очистили, да не совсем! — Капитан Дюгард перекрестился. — Еще разбойничают Хьюз, Гопкинс, Боб Железная Рука и трижды проклятый Злой Джон О господи!
— Этих четверых вполне достаточно. Хватило бы, собственно, и одного, последнего, чтобы вмиг сбить с вас, сеньор Осуна, ненужную спесь, — миролюбиво заметил Педро Гонсалес.
— От Кампече и до островов Тринидад и Табаго и от Панамы до Багам не было более жестокого убийцы, лишенного жалости и всякого понятия о чести, — продолжил капитан. — Перед наживой его не останавливали ни мольба матери, ни просьба старика, ни заклинания девушки, ни даже взведенные пистолеты…
— Однако не слишком ли много страшных слов вы произносите в присутствии женщины, капитан? — прервал Дюгарда бывший корсар.
— О! Тысячу извинений, мадемуазель. Молю Бога, пусть дьявол быстрее заберет Злого Джона в преисподнюю вместе со всеми его пиратами.
— Не надо говорить о пиратах. Но, дон Педро, все-таки расскажите про Дюкасса, — снова попросила Долорес.
Сеньор Осуна нервно кусал усы.
— Даю вам слово, сеньорита, до прибытия в Сан-Хуан вы все узнаете о нем. А сейчас прошу извинить — я вас покину.
Большие фиолетовые звезды мерцали в глубоком черном небе. Гладь моря светилась блестками — то флюоресцировали морские водоросли, моллюски, планктон, поднимавшиеся на поверхность.
«Ласточка» из-за полного отсутствия ветра едва двигалась вперед к Виргинским островам.
Педро Гонсалес любезно распрощался с капитаном, который вышел вслед за ним из кают-компании. Коммерсант сбежал по трапу на шкафут и пружинистой, чуть вразвалку походкой бывалого моряка направился на бак, где кто-то из матросов, свободных от вахты, играл на гитаре и пел прокуренным и пропитым басом.
Долорес, сухо распрощавшись с сеньором Осуной, ушла к себе в каюту. Там, не зажигая света, она подошла к окну. До нее донеслись обрывки грустной песни. Теперь пел приятный баритон, и Лоле показалось, нет, она была уверена, что голос тот принадлежал Педро Гонсалесу.
У Боба Железная Рука была одна серьезная слабость — он был неисправимым картежником. И играл с таким азартом, который довольно часто лишал его способности здраво мыслить.
Однажды, когда Боб продул все свои наличные деньги, благоразумная Кончита попыталась было урезонить бесшабашного пирата:
— Вы должны сами во всеуслышание признать этот свой опасный порок. Те люди, которые вас любят, не укажут на него из опасения вас обидеть, а недруги только будут рады этой вашей особенности, — Кончита произнесла подобное наставление с какой-то особой грустью.
— Да, донья Кончита, я знаю, что незначительные недостатки человека куда сильнее раздражают окружающих, чем их положительные качества, — отшутился Боб.
Когда же Кончита осталась наедине с Каталиной, девушка ей сообщила:
— Боб иногда бывает таким внимательным, добрым, отзывчивым, но когда садиться играть в карты, превращается в исчадие ада! Он может проиграть все… Корабль и меня тоже…
— Пока я рядом, этому не бывать! — лицо Кончиты побагровело, стало суровым.
— Ведь правда, донья Кончита, только пребывая рядом с Бобом, я и могу сохранить себя для Педро?
— Упаси Боже тебя от противного!
Ровно через неделю после этого разговора «Скорая Надежда» столкнулась с небольшим торговым судном, шедшим в Гавану, чтобы там присоединиться к каравану, готовящемуся к отплытию в Испанию. Боб без особого труда взял полный заморскими товарами корабль на абордаж, отвел его на остров Тортуга, где на рынке Гойаны удачно продал все, в том числе и испанских моряков вместе с их капитаном.
Чтобы отдохнуть и дать возможность повеселиться экипажу, Боб направился в Бриджтаун на Багамские острова. Там на рейде стоял 28-пушечный бриг английского производства, хозяином и капитаном которого был хорошо известный в Карибском море пират Спенсер Меррифьельд, состоявший на службе у Вест-Индской компании. Эта компания свободно занималась работорговлей чернокожими людьми, проживавшими на Западном побережье Африки.
Боб, как только его «Скорая Надежда» бросила якоря неподалеку от брига, тут же отправился поприветствовать собрата, который тоже был заядлым картежником. Вернулся Боб Железная Рука к себе под самое утро с пустым холщовым мешочком, который до отъезда был набит дублонами.
Боб хорошо выспался и сейчас не сводил глаз с брига, от борта которого уже давно должна была отчалить лодка с Меррифьельдом. Теперь ему надлежало навестить «Скорую Надежду» и попытать счастье на ее борту.
Поначалу Бобу везло, и он почти вернул сумму, проигранную вчера. Но ближе к вечеру фортуна перестала ему улыбаться, и карта повалила в руки Спенсера. Боб проиграл все наличные деньги, но остановить себя уже был не в силах. А Меррифьельд к тому же не уставал подливать в кружку своего партнера ром.
— Ты вчера говорил, что у тебя на судне недостает пороха, — осторожно произнес Боб. — Ставлю десять бочек!
Эту фразу слышала Каталина, которая только что вошла в каюту капитана. Спенсер, увидев ее, аж крякнул.
— Я слышал, Боб, но чтоб такое!.. Вот и не дуйся, что проигрываешь. Кому в карты не везет, везет в любви.
Каталина ужинала в кают-компании с доньей Кончитой и старшим помощником Чарли, от которого узнала, что капитан Боб проигрался до ниточки. Это же подтвердил и кок. Донья Кончита чувствовала себя неважно и потому пошла к себе в каюту, а Каталине интуиция повелела быть рядом с Бобом.
— Десять бочек так десять бочек. Мне это очень подойдет, — сказал Спенсер и бросил на стол столько дублонов, сколько стоили десять бочек пороха.
Боб прятал глаза от Каталины, но она мгновенно оценила обстановку. Внешний вид гостя не только не вызывал уважения, но, наоборот, вынуждал насторожиться. В ее сознании заметалась тревожная мысль: «Что делать?» Речь явно уже шла не о наличных средствах Боба, а о судьбе «Скорой Надежды», потому и ситуация легко могла обернуться напрямую против нее, бедной Каталины. Потеря корабля означала, что Боб увезет Каталину в Чарлстон, где Педро никогда не сможет ее найти.
Девушка невольно дотронулась до декольте своего платья, где у нее, скрытый от постороннего взгляда, покоился миниатюрный дамский пистолет. Рука коснулась большого, с доброе чайное блюдце, золотого медальона на цепочке — недавнего подарка Боба. И спасительная мысль родилась сама собою. Каталина смело подошла к Спенсеру и стала за его спиной так, что Боб тут же увидел карты партнера.
Десять бочек пороха остались на «Скорой Надежде». Боб поставил выигранные дублоны и тут же удвоил их. Тогда Бобу пришла в голову идея сменить колоду, вскрыть новую, чтобы не породить в голове Спенсера мысль, будто именно прежняя колода принесла Бобу удачу.
Но убогий ум пирата Меррифьельда, когда он продул все, с чем приехал, рассудил иначе.
— Ты подсунул колоду с краплеными картами, Боб! Ты утратил честь! Мерзавец! Негодяй! Подонок! — хрипел пропитыми связками Спенсер. — Убью!
Англичанин вскочил на ноги. Кресло упало, а Спенсер рванул к козетке, на которой лежали шпаги. Он первым схватил свою и с размаху всадил ее в грудь Боба, который также пытался овладеть своим оружием. Боб упал с лезвием в груди. Меррифьельд же развернулся в сторону Каталины. Увидев медальон на ее груди, он только теперь понял суть дела. Глаза его, налитые ромом и кровью, излучали страсть победы, безудержную разнузданность и полную потерю контроля над собой, в них кипели негодование, ненависть и проснувшаяся похоть. Он облапил Каталину своими грубыми волосатыми руками. Девушка уже была готова ко всему. Она коленом так сильно, как могла, ударила пирата в промежность. От неожиданности и боли он отпустил ее, Каталина сделала шаг назад, выхватила из-за декольте пистолет и разрядила его прямо в сердце своего врага.
На звук выстрела в каюту сбежались Чарли, шкипер и боцман.
— Боцман, немедленно разоружить и арестовать гребцов Меррифьельд а! Шкипер, гасите свет на шхуне, снимайтесь с якорей и выводите ее с рейда в открытое море! — распорядился Чарли. — Каталина, а вы бегите за лекарем.
Дважды старшему помощнику капитана не пришлось повторять. Когда он подошел к Бобу, лежавшему на левом боку, тот открыл глаза. Изо рта сочилась кровь.
Примчавшийся доктор разрезал рубаху на капитане, осмотрел вход и выход шпаги, сидевшей в правой части груди, решительно выдернул ее, туго обвязал грудь холщовым полотном, отер кровь.
— Будет жить! Помогите перенести его на койку.
Затем лекарь «Скорой Надежды» ощупал пульс у Меррифьельда.
— Этого в мешок и за борт.
Услышав такие слова, Чарли тут же отправился на мостик. Шхуна с погашенными огнями тихонько выходила из залива. Чарли повернул ее на юг к островам Инагуа и, пройдя с милю, распорядился возвратить оружие гребцам, усадить их на ялик и обрубить концы.
— За час доберетесь до своей посудины. Там вам придется избирать нового капитана, — сказал Чарли гребцам-пиратам.
Когда те с радостью, что остались живы, налегли на весла, Чарли принялся неустанно наблюдать за яликом в подзорную трубу. Убедившись, что без нее лодки не видно, а значит, и с нее не видна шхуна, Чарли отдал приказ полностью развернуть «Скорую Надежду» и повел ее по Багамскому проливу строго на север, в Чарлстон.
Тело Меррифьельда было предано морю по всем морским законам.
Бедная Каталина всю ночь молилась, не могла сомкнуть глаз и лишь после того, как донья Кончита дала ей некое снадобье, уснула крепким сном.
Утро застало «Ласточку» в проливе Анегада. Солнце, жаркое уже с первых часов дня, слепило рулевого. Земли не было видно.
Педро Гонсалес и Долорес стояли у правого борта полуюта. Девушка внимательно слушала своего собеседника. Он рассказывал о знаменитом французском корсаре Дюкассе. Тот, будучи на службе у короля, то есть став корсаром, сыграл значительную роль в борьбе с пиратами Карибского моря, при помощи которых правительства Англии и Голландии вели борьбу с Испанией в целях захвата ее заморских колоний.
— Расскажите о себе, Педро, — попросила девушка.
— Непременно, сеньорита, но не сейчас. Нас приглашают к столу.
Завтрак еще не был окончен, когда в дверях кают-компании появился вахтенный. Он быстро подошел к капитану и что-то тихо ему доложил. Дюгард извинился и вышел. После завтрака Осуна, проводив Долорес до юта, поднялся на мостик. Капитан, не отводя от глаз подзорную трубу, внимательно наблюдал за неизвестным кораблем, который шел по левому борту в пяти-шести милях от «Ласточки», казалось, параллельным с ней курсом.
Рядом с капитаном спокойно стоял Педро Гонсалес.
Капитан опустил подзорную трубу.
— Что это за корабль? — спросил сеньор Осуна.
Дюгард вместо ответа вопросительно посмотрел на Педро Гонсалеса и молча протянул ему трубу. Затем сложил руки на уже округлившемся животике и стал прикидывать: «Ласточка» находилась не менее чем в двадцати часах хода от Сан-Хуана. Ближе была гавань Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас.
— Что вы скажете, дон Педро? — обратился он к негоцианту. — Извините, сеньор Осуна, на ваш вопрос я ответить не могу.
По лицу капитана было видно, что он весьма озабочен, и Осуна, который хотел было уже вспылить по поводу неуважительного отношения к его персоне, сдержался, ожидая, когда бывший корсар объяснит, что так разволновало капитана.
— Превосходный корабль! Обладает хорошими мореходными качествами. Имеет прекрасные остойчивость и плавучесть, легко управляем. Однако, насколько мне известно, давно не стоял в доке. Капитану его все некогда. Да он и боится зайти в хорошую гавань.
— Неужели вы подтверждаете мои подозрения? — Дюгард нервно заходил по настилу мостика.
— К сожалению! И скажу больше: он идет нам наперерез.
— Черт возьми! И надо же случиться этому в мой последний рейс!
— Сеньор Осуна, нам предстоит опасная встреча. Вам благоразумнее всего пройти к вашей спутнице. Не пугайте ее, но не выходите с ней на палубу. — Педро Гонсалес не просил — он приказывал, еще внимательнее разглядывая в подзорную трубу приближавшийся корабль. — Идите к ней! Своего слугу я поставлю у входа в ее каюту. Он знает свое дело.
Педро Гонсалес сложил трубу, передал ее капитану и дружелюбно положил руку на плечо Осуне.
— Умоляю вас, барон! Девото прав! Идите в каюту! — каким-то странным, чужим голосом заговорил Дюгард.
— Как вы сказали? Кто прав?
— Барон, это сейчас не имеет никакого значения. — Капитан сложил руки и поднес их к лицу.
— Именно сейчас это как раз и может иметь значение! Что вы намерены предпринять, капитан? — Педро Гонсалес, которого капитан назвал Девото, улыбнулся. — Прошу вас, как друга, сеньор Осуна, будьте благоразумны. Спуститесь в каюту к девушке, зарядите пистолеты и ждите.
Осуна пожал плечами и направился к трапу.
— Так что вы намерены делать, капитан? — спросил бывший корсар и крикнул вниз: — Бартоло! Бартоло! Живо ко мне!
— Неужели нет ни одного шанса, что вы ошибаетесь? — Капитан надеялся на чудо.
— Вы же сами превосходно знаете, что это «Злой Джон».
— Что же делать?
— Обороняться или уходить!
— Четырнадцать пушек против сорока четырех! Вы, Девото, стоите многого, но преимущество почти в сотню человек вам с моими людьми не одолеть.
— Тогда… — Девото задрал голову и поглядел на небо, где собирались кучевые облака, — тогда, будь я на вашем месте, я бы поставил полные паруса и круче бы взял бейдевинд. Джон не догонит вас.
— Но этим румбом мы проскочим Пуэрто-Рико и бог весть когда увидим землю.
— Оторветесь и, взяв на север, обойдете остров со стороны пролива Мона.
— А если бриз спадет? — Голос капитана заметно дрожал.
— Тогда сражаться! Иного быть не может. Ни я, ни вы, надеюсь, давно не верим в чудеса.
— Поверну обратно. Укроемся в Шарлотте. На этом курсе можно встретить кого…
— За два часа? Я очень сомневаюсь, милейший Дюгард. А к этому времени Джон будет у вас на юте.
— Типун вам на язык! Рулевой! Право руля! Курс на Сент-Томас!
Девото отвернулся, чтобы скрыть от капитана радостную улыбку. Почувствовав, что «Ласточка» совершает крутой разворот, циркуляцию, как выражаются моряки, свободные от вахты члены экипажа высыпали на палубу. Они смотрели на корабль, от которого — ни у одного из них не было сомнений — «Ласточка» стремилась уйти как можно быстрее.
Капитан отдал распоряжения поставить все возможные паруса и принялся следить за «Злым Джоном». Через минуту Дюгард сложил трубу. На его лице была написана растерянность.
— Да, Девото, выходит, вы были правы и на этот раз. Теперь надо обороняться. Но как? Как я это стану делать против его сорока четырех пушек крупного калибра?
— Иной раз дело не в размере калибра, а… в размере храбрости. Вас покинула смекалка, милейший Дюгард. Надо сражаться! — Девото сбросил с себя камзол, снял парик — его собственные волосы были намного чернее. Он перекинул перевязь портупеи, принесенной ему Бартоло, через плечо, повязал пояс, за который воткнул оба пистолета и кинжал. Перчатки положил на сборку мостика.
— Что теперь придется сражаться, мне ясно! Но как? Как, сеньор Девото?
— Сколько у вас людей?
— Пятьдесят восемь. С вами, инспектором и девушкой — шестьдесят один! У «Злого Джона» не менее двухсот!..
— Да! И в чистом преимуществе…
— О боже, спаси и помилуй! Последний раз прошу! — забормотал капитан. Ему было стыдно своей растерянности перед Девото, для которого встреча с английским пиратом была несравненно опаснее. Между тем Девото держался хладнокровно.
— Поручите мне командование артиллерией, капитан, и мы славно сразимся с ними. Среди экипажа я видел отличных бомбардиров. Решайтесь же!
— А может, сдаться? Так будет лучше?
— Конечно! Но не без боя. Ну, решайтесь же, капитан! — повысил тон Девото, явно желая, чтобы его услышала команда.
— Будь по-вашему…
— Бартоло, к дверям каюты сеньориты! И чтоб ни одна живая душа туда не проникла!
Негр выхватил из кожаных ножен мачете и бросился к кормовому люку. Из-за пояса его торчали рукоятки пистолета и испанской даги.
— Приготовить орудия к бою! — Девото перегнулся через перила мостика.
Матросы не двигались.
— Бомбардиры, исполнять приказания Девото! — распорядился капитан и перекрестился. — В его руках наша с вами судьба.
Девото не без удовольствия отметил, как человек пятнадцать из экипажа сорвались с места и понеслись к своим боевым номерам.
— Приготовить орудия к бою! Запалить фитили! — крикнул им вдогонку Девото. — Мосье Дюгард, спасибо за доверие! Но одни мои руки не решат сражения в нашу пользу. Я сделаю все, чтобы залп был прицельно точным. Но наш корабль и наши жизни в равной степени зависят и от ваших команд. Поставьте мне «Ласточку» так, чтобы я мог направить весь залп в ватерлинию «Злого Джона». Только тогда мы сможем праздновать победу! Спокойствие и смелость! Верьте в себя, а я не подведу! — с этими словами Девото пересек шканцы и скрылся в люке, ведущем в боевую рубку.
Очень скоро пушки уже были готовы. У каждой стоял артиллерист с тлеющим фитилем в руке. Девото отдал нужные приказания и приник к амбразуре одного из кормовых портов. «Злой Джон» настигал их быстрее, чем можно было предположить. Когда фрегат и «Ласточку» разделяло не более четырех кабельтовых. Девото отдал приказ:
— Раздуть фитили! Прямой наводкой по ватерлинии правым бортом!
Однако «Ласточка» не ложилась на разворот. Девото закусил губу. «Неужели капитан струсил? — подумал он. — Нет, он ждет первого залпа, чтобы его бригу было безопаснее сближение с фрегатом. Рискованно, но смело!»
Его размышления были прерваны небольшим белым облачком, оторвавшимся от бушприта, словно носовое его украшение — разверстая пасть дракона — выпустило клуб дыма. Звук выстрела послышался одновременно с взметнувшимся не более чем в ста футах от «Ласточки» столбом воды. Девото перебежал к ближайшей амбразуре правого борта. Дальнейшее промедление капитана Дюгарда граничило с поражением. Теперь «Ласточка» могла стать легкой добычей пирата или отправиться на дно.
— Капрал! — позвал Девото старшего бомбардира. — Передайте капитану Дюгарду, если он немедленно не уберет марсели и не положит право руля, через две минуты все будет кончено!
Капрал помчался наверх и принес неутешительный ответ капитана:
— Это нам ничего не даст! Потом нам ни за что уже не лечь на прежний курс!
Видя, что единственный шанс, который мог спасти «Ласточку», уже не может быть использован, Девото оставил артиллерийское помещение и поднялся на мостик
Марсель фок-мачты «Злого Джона» скользнул вниз и тут же был поставлен вновь, снова снят и опять поставлен. Командир фрегата приказывал бригу лечь в дрейф.