Страница:
— Я слышал от моего учителя истории, что в этом деле был замешан и один испанец, — сказал Антонио.
— Да, к сожалению. Его незаслуженно обидел лейтенант Алонсо де Бехинес. Испанец и поклялся отомстить. Подумайте только, он отправился через океан во Францию. Там разыскал пирата. Его звали Роберт Вааль. От сообщения испанца о богатствах его бывших горожан запахло жареным. У француза слюнки потекли, зачесались руки. Испанец, в свою очередь, выдвинул условие никого не убивать, женщин не насиловать, а лейтенанта отдать ему. Когда так и произошло, тот испанец своим кинжалом заколол лейтенанта. При этом убийца спокойно заявил: «Такое наказание должно настичь любого, кто незаслуженно обидел порядочного человека!» Однако я хочу сказать, мои дорогие, что сейчас, когда Испания с такими трудностями ведет войну за смену династии на троне, я вижу своим гражданским долгом продолжить дело корсара. Следует пиратов строго карать, очистить Карибы от английских и голландских разбойников. Они преступники! Грабят и убивают наших граждан. Потому я и ухожу в море! И я рад, что Каталина поняла, сколь опасны будут походы и что ей прежде всего следует посвятить себя воспитанию сына.
— За Андреса ты не беспокойся! Он будет весь в тебя! Вот только б не изменила тебе удача! — воскликнула Каталина, и ей стало страшно, она содрогнулась, покраснела от мысли, подкравшейся невзначай к ее сознанию, как аспид: «Я подумала не о том, что его убьют, а о том, что он вдруг встретит другую!»
«Добрая Надежда» подошла к створу залива Гаваны в середине дня, и цепь, закрывавшая вход в гавань, тут же была опущена. Не как это имело место в прошлый раз: на маяке-крепости Эль-Морро явно ждали прибытия этой шхуны. Когда же «Добрая Надежда» пришвартовалась к причалу, первыми, кто поднялись на ее борт, были аудитор Николас Вандебаль и генерал Луис Чакон, которые вернулись к управлению властью на Кубе в конце 1706 года. Многие из тех, кто оказался свидетелем той встречи, невольно подумали, что прибывший капитан шхуны является родственником и аудитора, и генерала одновременно. И впрямь те, кто руководили генерал-губернаторством Кубы, встретили де ла Круса, как родного. Это сулило удачу в деле приобретения нужного корабля и снабжения его военными припасами.
Чакон, уже в капитанской каюте за накрытым столом, узнав о заботах де ла Круса, сразу же заявил, что есть на примете превосходная посудина, которую — он с гордостью так и сказал — де ла Крусу прежде никогда не приходилось видеть даже во сне.
— Да вот ведь прежде следует хорошо продать шхуну. Ваша «посудина», должно быть, вся из серебра, — пошутил Педро.
— С продажей шхуны, я уверен, вам без труда поможет дон Николас. Все судовладельцы у него в руках. Ну а ежели суммы будет не хватать, мы вам верим — дадим кредит. Больше стоят друзья рядом, чем деньги в банке. — Генерал был собой доволен. — А покончить с пиратством — это наша первая обязанность! Ваша, мой друг, Педро! Ваша…
— Да, это верно, дон Луис, не тот богат, кто полон денег, а тот, у кого есть настоящие друзья! — согласился Педро и предложил поднять бокалы, наполненные вином «Латур», одним из лучших бордоских вин.
— Говорю о фрегате французской постройки! Нынче не найти лучшего судна, если оно не создано французскими мастерами. — Чакон поглядел в поисках поддержки на аудитора Вандебаля, и тот согласился:
— Судно действительно красивое и совершенное по своей конструкции. Имеет две батарейные палубы по двадцать шесть пушек с каждого борта и две крупнокалиберные, угонная и ретирадная на носу и корме. Вы залюбуетесь!
— Конечно, дон Николас, это превосходно, но…
— Никаких «но»! Послушайте! Или вы не славный корсар? Двухдечная посудина, закрытая артиллерийская палуба отстоит от ватерлинии на два метра. Над ней — открытая. По скорости превосходит линейные корабли. Обладает большой устойчивостью и парусностью. Мачты не очень высокие, но все же выше, чем на линейных, а рангоут такой же! — Чакон распалялся, словно продавал свой собственный товар.
— Но поймите…
— Повторяю, никаких «но» и «поймите»! — Чакон горячился, он не мог понять, отчего де ла Крус не соглашается.
Педро догадался и пояснил, что не располагает крупной суммой денег.
— Мы вам поможем и даже попросим адмирала Дю Касса оказать содействие. Он сейчас в Гаване. Владелец фрегата — денежный мешок. Однако кое в чем зависит и от нас. Он увидел, сколь прибыльно заниматься коммерцией на Кубе, и решил не возвращаться во Францию. К тому же этому французу нравятся кубинские женщины. Он женится и осядет. фактически он уже стал плантатором, успешно выращивает табак. Снабжает им пол-Парижа. Боевой фрегат ему совсем не нужен.
Они выпили еще по бокалу, и генерал Чакон принялся рассказывать де ла Крусу о том, что такого фрегата на гаванской верфи не построить.
— Потребуется порядка двух сот тысяч кубических футов толстых досок для остова, обшивки и строительства палуб и палубных надстроек. Плюс восемнадцать тысяч ровных стволов для мачт, реев и турникетов, четыреста пятьдесят тысяч фунтов железа и сорок тысяч фунтов меди. Где мы это все найдем? Да у нас и нет таких мастеров, как в Марселе. К тому же это вам обойдется не менее чем в пятьсот тысяч золотых песо, — отчеканил генерал.
— Мне еще в Тринидаде рассказывали, что в позапрошлом году через Гавану в Испанию было перевезено более двадцати пяти миллионов золотых песо. Мне, конечно, полмиллиона не раздобыть, — сокрушенно заметил де ла Крус, который в душе уже согласился с предложением генерала Чакона.
— Тем более! Так что решайтесь, капитан де ла Крус. Я вам безделушку не пожелаю. Будете плавать, побеждать и меня вспоминать. Ничего похожего более вы в колониях не найдете! Шестьсот пятьдесят тонн водоизмещения! Да и просит он за фрегат не полмиллиона, а всего-то триста пятьдесят тысяч. Это более чем удачная покупка. Так что быстрее продавайте свою шхуну. Ну а если не хватит, мы поможем получить у финансового королевского инспектора необходимую ссуду! — Следовало понимать, что этими слова Вандебаль как бы подвел итог беседы. — Я рад за вас. Вам повезло!
— Первый в серии, вообще первый фрегат был построен неким Питером Питтом в 1646 году. Назывался он «Констант Варвик». — Де ла Крус проявил свои познания и принялся горячо благодарить Вандебаля и Чакона, его ангелов-хранителей.
Еще более дружеской была встреча с Хуаном Медико, бывшим старшим бомбардиром Меркурием, его братом и со старшим боцманом Доброй Душой, которая длилась до первых петухов. Все они понравились Хорхе, и он был принят ими по-доброму. Вспоминали Девото, Тетю, былые походы и сражения, и все, узнав о новых планах де ла Круса, в один голос заявили о готовности вновь разделить с ним свои судьбы. Добрая Душа, к радости Педро, оказалось, благодаря стараниям Медико, полностью восстановил свое здоровье и был в состоянии вновь плавать, как и прежде.
Осмотр французского фрегата де ла Крусом в сопровождении Хорхе, Меркурия и Доброй Души превзошел все ожидания. Прежде всего корабль был огромен: имел длину больше пятидесяти и ширину почти пятнадцать метров. Чтобы не давать французу, который, как сказал Чакон, пребывал в зависимости от Вандебаля и Чакона в получении различных лицензий, возможности набить цену и использовать их заинтересованность в своих целях, оба последних сознательно не поехали на осмотр фрегата вместе с де ла Крусом. Вместе с тем де ла Крус, сразу же как ступил ногой на палубу фрегата, только и делал, что прилагал максимум усилий, чтобы не выказывать чувства восхищения от судна, которое в скором времени могло стать его собственностью. Действительно, новейшее судно, которое внешне, бесспорно, представляло собою красивый боевой корабль, имевший современное артиллерийское и мореходное вооружение, просто ослепляло отделкой палуб, строений на них и кают, расположенных в кормовой части. Все было сделано умелыми руками, с особым изяществом и неповторимым шиком.
Прежде всего Педро обратил внимание на то, что на фрегате уже имелась гафельная бизань, которая, конечно, в значительной степени должна была способствовать лучшей маневренности судна. У этого фрегата почти не было завалов бортов внутрь, что придавало ему большую устойчивость, особенно при ощутимых углах крена. Подводная часть имела более правильные очертания, что способствовало ходкости и мореходности фрегата. Над верхней палубой была сооружена легкая палуба, соединяющая надстройки судна. Это создавало удобства во время работы со снастями. Понижение кормовых надстроек и почти полное отсутствие обычных в то время многочисленных украшений прямо отразилось на его устойчивости и облегчало управляемость судна.
Только верхняя часть форштевня была украшена скульптурой Посейдона, бога морей, великого брата громовержца Зевса. То была искусная золоченая резьба по дереву. Все три невысокие мачты были оснащены облегченными реями, что намного упрощало проводку снастей. Артиллерийская часть была вооружена двадцати-, восемнадцати— и шестнадцатифунтовыми пушками. Двенадцать из них были дальнобойными. Фрегат мог удобно разместить в своих каютах и кубриках более двух сотен членов экипажа. В междупалубных помещениях были установлены доселе невиданные лопастные вентиляторы. Это радовало де ла Круса, который, так им было принято, постоянно заботился о лучших условиях жизни членов экипажа его корабля. В фонарях вместо слюды были стекла. Прежние свечи заменены лампами. Удобными были два трапа по левому и правому борту, которые вели на шкафут. Про совершенство и блеск кают и говорить не приходилось. Прежде всего обращали на себя внимание каюты владельца судна, капитана и салон кают-компаний. По обе стороны последней тянулись стеллажи из красного дерева, отделанные русской березой, с книгами в богатых, тисненных золотом по коже переплетах. Библиотека впечатляла. Вместительный стол украшен инкрустацией из слоновой кости и панциря морской черепахи вперемежку с яркими золотыми линиями. На полу лежали персидские ковры, на свободных от стеллажей стенах висели венецианские гобелены, крупные окна прикрывали занавески из воздушного бледно-розового китайского шелка. С потолка спускалась на толстой цепи тяжелая, вся из серебра, тончайшей работы арабского мастера огромная лампа. В проемах между окон висело оружие лучших европейских мастеров. Каюты владельца, капитана и старших офицеров были оборудованы такими же мастерами высокого класса. Стены главной каюты расписывал маслом хороший художник. Он искусно создал аллегорическое изображение морского сражения. Фортуна — богиня судьбы, счастья, удачи в древнеримской мифологии, мчалась по морю на колеснице, запряженной гиппокампами — морскими конями. Фортуну окружали океанские чудовища. Она спешила навстречу плывущим вдали кораблям.
Педро все чаще поглядывал на француза-плантатора, пытаясь угадать, какое он на него производит впечатление и не наступил ли благоприятный момент, чтобы начать разговор о предстоящей сделке, Вновь выручили друзья. На фрегате, конечно же, по их просьбе, внезапно появился своей собственной, весьма внушительной персоной адмирал Жан Батист Дю Касс. В 1б9б году он был губернатором французского Санто-Доминго и воевал с испанцами. Все знали его как отчаянного человека, способного сродниться с дьяволом ради достижения своей цели. Он все время исправно служил Людовику XIV. Король-Солнце щедро одаривал его всякими заморскими товарами. И вот теперь Дю Касс находился со своей эскадрой в Гаване, поскольку полгода тому назад отогнал от ее берегов небольшую английскую эскадру.
Адмирал по-своему решил проверить будущего капитана столь замечательного корабля. Он, как только ступил на палубу, вместо приветствия выхватил шпагу из своих ножен и направил ее на де ла Круса. Тот среагировал мгновенно и был одарен улыбкой адмирала. Они втроем прошли в каюту владельца, где спустя час, порасспросив де ла Круса о том и о сем, адмирал авторитетно произнес:
— Уверен, мсье Перрин, что вы никогда не станете сожалеть, что вручили своего красавца в руки этого капитана. Если бы он согласился, я бы, не задумываясь, отдал под его начало второе по значению судно моей эскадры! Не сомневайтесь! И не дерите дорого с него. Он славно послужит и нашей Франций, — и, пожав им руки, адмирал попросил проводить его к трапу.
Оставшись вдвоем, мсье Перрин и де ла Крус быстро договорились о цене и ударили по рукам.
Располагая поддержкой Вандебаля и Чакона, де ла Крус не стал дорого просить за «Добрую Надежду», и шхуна довольно быстро была продана. Педро получил взаимообразно от казны пятьдесят тысяч дублонов и стал владельцем превосходного фрегата, на корме которого тут же засверкало новое его название: «Андрес II». Оставалось удачно составить боевой экипаж. Весть о намерении де ла Круса быстро облетела Гавану, и Педро, Хорхе, Меркурий и особенно Добрая Душа не успевали составлять списки желающих и по-своему проверять их пригодность. Одновременно на фрегате проводились не столько изменения, сколько добавления в его вооружении. Прежде всего Меркурий установил по оба борта, у самой ватерлинии по крупнокалиберной пушке, наличие которых было скрыто незаметными портами. В прошлом, на «Каталине», когда необходимо было топить вражеское судно, эти пушки у ватерлинии играли решающую роль.
Добрая Душа, предвидя пожелания своего любимого капитана, сразу настоял на установлении над бушпритом кливеров, а за ними и форстакселя. Тогда и старший помощник Хорхе проявил себя. Он порекомендовал и получил согласие поставить треугольный парус перед фок-мачтой, что на деле значительно улучшило маневренность и поворотливость красавца фрегата. Капитан гаванского порта посоветовал, и де ла Крус тут же распорядился, установить для увеличения тяги при подъеме якорей двойные по высоте шпили так, чтобы на них могли работать матросы, пребывавшие на обеих палубах. Железный, уже без обложения камнями, камбуз, расположенный на баке, был диковинкой, и Добрая Душа сам его заново покрасил. Старший боцман первым высказал сожаление, что теперь с ними рядом не будет славного кока Коко, который бы не нарадовался на этот камбуз.
— Добрая Душа, поручаю провести тировку стоячего такелажа под твоим личным наблюдением, — приказал де ла Крус.
— Лопни мои глаза от четырех тузов на руках, если это не будет сделано самым лучшим образом! Мытье и лакировку рангоута произведем обязательно при всех снятых парусах. Когда проолифленный рангоут высохнет, части его, по которым перемещаются бейфуты гафелей и реев, обязательно натрем салом. Олифой рангоут покроем дважды. Во второй раз добавим лак. Трещины в рангоуте тщательно зашпаклюем. — Старший боцман почти кричал, и капитан понял, что Добрая Душа поступает так, чтобы его слышали матросы, которым предстоит взяться за тировку такелажа.
Меж тем де ла Крус решил занять каюту капитана, дверь которой выходила прямо на мостик, а апартамент бывшего владельца разделили на две каюты, в которых Педро разместил дорогих его сердцу друзей, нотариуса Антонио и хирурга Медико. Всякий раз, когда генерал Чакон бывал на фрегате, он не уставал высказывать вслух свое восхищение тем, как мсье Перрин декорировал силами итальянских мастеров свой салон и каюту капитана. Как известно, в начале XVIII века итальянские мастера доходили до виртуозности в деле чеканки, превосходно сочетая ее с тончайшим воронением и золочением. В этом деле они не имели себе равных.
Команда набиралась быстро. Многие знали в Гаване капитана Педро де ла Круса как опытного, а главное — удачливого корсара, который всегда был честен по отношению к служившим у него морякам и с которым можно было хорошо заработать.
Педро специально просил Добрую Душу использовать все свои связи и возможности, чтобы на фрегате появился достойный старший абордажной команды. Девятым по счету и по своей собственной инициативе предстал перед капитаном некий Альберто Санчес. Высокого роста, крепкого телосложения, он по-военному приветствовал де ла Круса и сразу заявил:
— Бывший офицер испанской армии. Уволен! Над моей головой была разломлена моя шпага. Я до полусмерти забил строптивого солдата. Хочу, должен искупить мою вину! Возьмите в экипаж. Дайте возможность загладить стыд, стать вновь как все. В службе жизни своей не пожалею! Поверьте мне! И пусть за меня скажут мои дела.
Разговор шел на палубе фрегата. Педро уставился строгим взглядом в глаза Санчеса, которому полминуты показались вечностью. Неожиданно капитан сделал шаг назад, выхватил свою шпагу из ножен и бросил ее в сторону Санчеса со словами:
— Покажите, как владеете шпагой!
Санчес поймал оружие на лету, принялся выполнять просьбу капитана и еще через минуту услышал:
— Идите в каюту к нотариусу Антонио. Подпишите с ним контракт.
Во время знакомства с составом абордажной команды и проведения с ней первой тренировки, Альберто Санчес получил прозвище Одержимый.
По привычке строгий до придирчивости к состоянию судового хозяйства, Педро долго не мог остановиться на выборе шкипера. Когда наконец был подписан контракт, это вызвало удивление Хорхе и особенно старшего боцмана. Шкипер по имени Аугустин казался Доброй Душе мальчишкой. Ему исполнилось всего двадцать пять лет, однако, как оказалось, он плавал с тринадцати лет и превосходно разбирался в корабельном деле. Капитан остановил на нем свой выбор не только потому, что Аугустин в долгой беседе с ним проявил познания и живость ума, но и потому, что Педро обратил внимание на высокий лоб Аугустина, продолговатое лицо, выдающиеся надбровья, четко очерченные губы и излучающие интеллект глаза. Этому способствовало и то, что Успех, обычно строгий к незнакомым людям, сразу позволил новому шкиперу приласкать себя. Другим положительным обстоятельством было то, что Аугустин, отвечая на самые каверзные вопросы де ла Круса, не сводил глаз с книг, установленных на стеллажах.
Фрегат «Андрес II» был готов к отплытию, и де ла Крус принялся наносить прощальные визиты.
Во время пребывания в Гаване Педро, отправляя с каждым дилижансом по письму своей любимой Каталине, почти каждый день бывал в доме Мигеля и Марии де Амбулоди, своих старых и верных друзей, где невольно и достаточно часто вспоминалась графиня Иннес де ла Куэва. И всякий раз при этом Педро ощущал в душе прилив нежности.
В последний день перед отплытием из Гаваны Педро пришел проститься; и после ужина Мария спросила:
— Педро, я понимаю, что прежде вы подвергали себя опасности, вы искали любимую вами девушку. Я восхищалась вами. Теперь вы нашли ее, однако вновь собираетесь играть со смертью. Ради чего?
— Ради справедливости! Ради спокойствия и счастья других людей.
— Но я всякий раз содрогаюсь, как только думаю о рас. Не дай бог, но если вы попадете к беспощадным, безжалостным пиратам, что они…
— Мария, это придется принять как должное. Пираты беспощадны и безжалостны, как вы говорите, потому, что и наказания, которым они подвергаются цивилизованными людьми, не менее бесчеловечны.
— Не обижайте, Педро, людей. — Мигель поморщился. — Они…
— Что «они»? Милый Мигель, давайте вспомним. Да, это было почти сто лет назад, однако с тех пор мало что изменилось. Казнили человека, который лишил жизни короля Франции Генриха IV. Мсье Равельяк был приговорен к смерти. Об этом случае я всегда рассказываю членам моего экипажа перед началом боя с пиратами. Но прежде чем его казнили, бедняга, а он был больной, маньяк, должен был выдержать ужасные пытки.
— Педро, умоляю вас, не продолжайте, — попросила Мария.
— Что ты, моя милая? В этой жизни надо все знать наперед, — заметил Мигель. — Прошу вас, расскажите.
— Поначалу острогубцами у него принялись отрывать от груди, живота, спины, ягодиц куски тела. Затем в раны стали вливать кипящее масло, плавленую серу и расплавленный свинец.
— О боже! — Мария не выдержала и выбежала из гостиной.
— И чем кончилось дело?
— Человек еще был жив, хотя и неимоверно страдал от невыносимой боли, когда был разодран на части силою двух конных упряжек. Благородным животным, подстегиваемым кнутами и плетками лишь только через час усилий, удалось разорвать человеческое тело на куски. Исчадие ада, а не люди!
— Так что, выходит, дикость проделок и художеств пиратов происходит от принятых властями законов, а они, хоть и придумываются властью, есть порождение психологии толпы, самых низких людей.
— Да! Применение пыток, истязания, предшествующие казни, были и пребывают в порядке вещей для народа, превращающегося в толпу. Она, охваченная чувством мщения, воспринимает это как зрелище. Преступность и наказание суть два понятия, которые живут, существуют неразрывно связанные между собой. — Педро пригубил из рюмки тростниковой водки.
— Очевидно, что если гражданские власти создают основы легитимности наиболее «махровых» проявлений жестокости, то, естественно, индивидуальные действия отдельных людей берут свое начало и развиваются в сфере некоей бесчеловечной сути. Она склонна к надругательствам над душой и телом человека и потому противна подражанию, — заключил Мигель, как истый юрист.
Уже в дверях дома Педро попросил Марию передать в письме к милой Иннес полный благодарности привет от него.
Аудитор Вандебаль и генерал Чакон особенно тепло прощались с де ла Крусом, поскольку наверное знали, что больше им не суждено было когда-либо встретиться. Уже у трапа, перед сходом на пристань, генерал Чакон сказал:
— Наш почитаемый король решил прибрать к рукам производство и продажу табака путем создания государственной монополии. Вы сами видите, как жители Кубы ропщут. Враждующие лагеря обозначились намного четче, и борьба за назначение нового губернатора приняла столь опасный характер, что король решил не делать привилегий ни одной из сторон. Немало было таких, которые требовали возвращения на пост генерал-губернатора проанглийски настроенного генерала Альвареса де Вильярина.
— Вашего личного врага, — добавил Вандебаль.
— Да. Однако король назначил высокого правительственного чиновника дона Лауреано де Торреса. Мы же оба возвращаемся в Испанию. Так что?
— Ты, дорогой Луис, не забудь сообщить Педро о нашем поручении.
— Ни при каких обстоятельствах! Де ла Крус, жители Сантьяго и Ямайки ведут между собой активную контрабандную торговлю сахаром, табаком и ценным деревом. Губернатор Сантьяго, по всей видимости, замешан в этих операциях. Вот наше письмо. Оно удостоверяет, что вам поручено вести неустанную борьбу с этой нелегальной, минующей казну, торговлей.
Проводив дорогих его сердцу друзей и уже поднявшись на мостик, чтобы начать подавать команды к отплытию, де ла Крус подумал, что падение высоких государственных чиновников до свершения преступлений, присущих простолюдинам, в данном случае объяснялось историческим старением испанского монархического дома. Как со всем, что стареет, что утрачивает смысл существования, в великой в недавнем прошлом империи заметно снизился уровень сознания и честности ее подданных. Верх неизменно взяли низменные чувства и низкие качества человека. Государство захирело, нация измельчала. Чтобы в Вест-Индии, в частности на Кубе, в борьбе за свои интересы народ не взбунтовался, Филипп V сделал хитрый ход. Он назначил генерал-губернатором высокого чиновника, не имевшего на Кубе ни сторонников, ни своих коммерческих дел.
Историки затем внесут в свои сочинения и в учебники утверждение, что: «Длительная война за наследие испанского трона и договоры, ей навязанные, оказались гибельными для Испании. Куба, однако, чьи интересы были иными, чем у метрополии, выиграла больше, чем потеряла в этой борьбе, благодаря активности ее корсаров».
Глава 3
— Да, к сожалению. Его незаслуженно обидел лейтенант Алонсо де Бехинес. Испанец и поклялся отомстить. Подумайте только, он отправился через океан во Францию. Там разыскал пирата. Его звали Роберт Вааль. От сообщения испанца о богатствах его бывших горожан запахло жареным. У француза слюнки потекли, зачесались руки. Испанец, в свою очередь, выдвинул условие никого не убивать, женщин не насиловать, а лейтенанта отдать ему. Когда так и произошло, тот испанец своим кинжалом заколол лейтенанта. При этом убийца спокойно заявил: «Такое наказание должно настичь любого, кто незаслуженно обидел порядочного человека!» Однако я хочу сказать, мои дорогие, что сейчас, когда Испания с такими трудностями ведет войну за смену династии на троне, я вижу своим гражданским долгом продолжить дело корсара. Следует пиратов строго карать, очистить Карибы от английских и голландских разбойников. Они преступники! Грабят и убивают наших граждан. Потому я и ухожу в море! И я рад, что Каталина поняла, сколь опасны будут походы и что ей прежде всего следует посвятить себя воспитанию сына.
— За Андреса ты не беспокойся! Он будет весь в тебя! Вот только б не изменила тебе удача! — воскликнула Каталина, и ей стало страшно, она содрогнулась, покраснела от мысли, подкравшейся невзначай к ее сознанию, как аспид: «Я подумала не о том, что его убьют, а о том, что он вдруг встретит другую!»
«Добрая Надежда» подошла к створу залива Гаваны в середине дня, и цепь, закрывавшая вход в гавань, тут же была опущена. Не как это имело место в прошлый раз: на маяке-крепости Эль-Морро явно ждали прибытия этой шхуны. Когда же «Добрая Надежда» пришвартовалась к причалу, первыми, кто поднялись на ее борт, были аудитор Николас Вандебаль и генерал Луис Чакон, которые вернулись к управлению властью на Кубе в конце 1706 года. Многие из тех, кто оказался свидетелем той встречи, невольно подумали, что прибывший капитан шхуны является родственником и аудитора, и генерала одновременно. И впрямь те, кто руководили генерал-губернаторством Кубы, встретили де ла Круса, как родного. Это сулило удачу в деле приобретения нужного корабля и снабжения его военными припасами.
Чакон, уже в капитанской каюте за накрытым столом, узнав о заботах де ла Круса, сразу же заявил, что есть на примете превосходная посудина, которую — он с гордостью так и сказал — де ла Крусу прежде никогда не приходилось видеть даже во сне.
— Да вот ведь прежде следует хорошо продать шхуну. Ваша «посудина», должно быть, вся из серебра, — пошутил Педро.
— С продажей шхуны, я уверен, вам без труда поможет дон Николас. Все судовладельцы у него в руках. Ну а ежели суммы будет не хватать, мы вам верим — дадим кредит. Больше стоят друзья рядом, чем деньги в банке. — Генерал был собой доволен. — А покончить с пиратством — это наша первая обязанность! Ваша, мой друг, Педро! Ваша…
— Да, это верно, дон Луис, не тот богат, кто полон денег, а тот, у кого есть настоящие друзья! — согласился Педро и предложил поднять бокалы, наполненные вином «Латур», одним из лучших бордоских вин.
— Говорю о фрегате французской постройки! Нынче не найти лучшего судна, если оно не создано французскими мастерами. — Чакон поглядел в поисках поддержки на аудитора Вандебаля, и тот согласился:
— Судно действительно красивое и совершенное по своей конструкции. Имеет две батарейные палубы по двадцать шесть пушек с каждого борта и две крупнокалиберные, угонная и ретирадная на носу и корме. Вы залюбуетесь!
— Конечно, дон Николас, это превосходно, но…
— Никаких «но»! Послушайте! Или вы не славный корсар? Двухдечная посудина, закрытая артиллерийская палуба отстоит от ватерлинии на два метра. Над ней — открытая. По скорости превосходит линейные корабли. Обладает большой устойчивостью и парусностью. Мачты не очень высокие, но все же выше, чем на линейных, а рангоут такой же! — Чакон распалялся, словно продавал свой собственный товар.
— Но поймите…
— Повторяю, никаких «но» и «поймите»! — Чакон горячился, он не мог понять, отчего де ла Крус не соглашается.
Педро догадался и пояснил, что не располагает крупной суммой денег.
— Мы вам поможем и даже попросим адмирала Дю Касса оказать содействие. Он сейчас в Гаване. Владелец фрегата — денежный мешок. Однако кое в чем зависит и от нас. Он увидел, сколь прибыльно заниматься коммерцией на Кубе, и решил не возвращаться во Францию. К тому же этому французу нравятся кубинские женщины. Он женится и осядет. фактически он уже стал плантатором, успешно выращивает табак. Снабжает им пол-Парижа. Боевой фрегат ему совсем не нужен.
Они выпили еще по бокалу, и генерал Чакон принялся рассказывать де ла Крусу о том, что такого фрегата на гаванской верфи не построить.
— Потребуется порядка двух сот тысяч кубических футов толстых досок для остова, обшивки и строительства палуб и палубных надстроек. Плюс восемнадцать тысяч ровных стволов для мачт, реев и турникетов, четыреста пятьдесят тысяч фунтов железа и сорок тысяч фунтов меди. Где мы это все найдем? Да у нас и нет таких мастеров, как в Марселе. К тому же это вам обойдется не менее чем в пятьсот тысяч золотых песо, — отчеканил генерал.
— Мне еще в Тринидаде рассказывали, что в позапрошлом году через Гавану в Испанию было перевезено более двадцати пяти миллионов золотых песо. Мне, конечно, полмиллиона не раздобыть, — сокрушенно заметил де ла Крус, который в душе уже согласился с предложением генерала Чакона.
— Тем более! Так что решайтесь, капитан де ла Крус. Я вам безделушку не пожелаю. Будете плавать, побеждать и меня вспоминать. Ничего похожего более вы в колониях не найдете! Шестьсот пятьдесят тонн водоизмещения! Да и просит он за фрегат не полмиллиона, а всего-то триста пятьдесят тысяч. Это более чем удачная покупка. Так что быстрее продавайте свою шхуну. Ну а если не хватит, мы поможем получить у финансового королевского инспектора необходимую ссуду! — Следовало понимать, что этими слова Вандебаль как бы подвел итог беседы. — Я рад за вас. Вам повезло!
— Первый в серии, вообще первый фрегат был построен неким Питером Питтом в 1646 году. Назывался он «Констант Варвик». — Де ла Крус проявил свои познания и принялся горячо благодарить Вандебаля и Чакона, его ангелов-хранителей.
Еще более дружеской была встреча с Хуаном Медико, бывшим старшим бомбардиром Меркурием, его братом и со старшим боцманом Доброй Душой, которая длилась до первых петухов. Все они понравились Хорхе, и он был принят ими по-доброму. Вспоминали Девото, Тетю, былые походы и сражения, и все, узнав о новых планах де ла Круса, в один голос заявили о готовности вновь разделить с ним свои судьбы. Добрая Душа, к радости Педро, оказалось, благодаря стараниям Медико, полностью восстановил свое здоровье и был в состоянии вновь плавать, как и прежде.
Осмотр французского фрегата де ла Крусом в сопровождении Хорхе, Меркурия и Доброй Души превзошел все ожидания. Прежде всего корабль был огромен: имел длину больше пятидесяти и ширину почти пятнадцать метров. Чтобы не давать французу, который, как сказал Чакон, пребывал в зависимости от Вандебаля и Чакона в получении различных лицензий, возможности набить цену и использовать их заинтересованность в своих целях, оба последних сознательно не поехали на осмотр фрегата вместе с де ла Крусом. Вместе с тем де ла Крус, сразу же как ступил ногой на палубу фрегата, только и делал, что прилагал максимум усилий, чтобы не выказывать чувства восхищения от судна, которое в скором времени могло стать его собственностью. Действительно, новейшее судно, которое внешне, бесспорно, представляло собою красивый боевой корабль, имевший современное артиллерийское и мореходное вооружение, просто ослепляло отделкой палуб, строений на них и кают, расположенных в кормовой части. Все было сделано умелыми руками, с особым изяществом и неповторимым шиком.
Прежде всего Педро обратил внимание на то, что на фрегате уже имелась гафельная бизань, которая, конечно, в значительной степени должна была способствовать лучшей маневренности судна. У этого фрегата почти не было завалов бортов внутрь, что придавало ему большую устойчивость, особенно при ощутимых углах крена. Подводная часть имела более правильные очертания, что способствовало ходкости и мореходности фрегата. Над верхней палубой была сооружена легкая палуба, соединяющая надстройки судна. Это создавало удобства во время работы со снастями. Понижение кормовых надстроек и почти полное отсутствие обычных в то время многочисленных украшений прямо отразилось на его устойчивости и облегчало управляемость судна.
Только верхняя часть форштевня была украшена скульптурой Посейдона, бога морей, великого брата громовержца Зевса. То была искусная золоченая резьба по дереву. Все три невысокие мачты были оснащены облегченными реями, что намного упрощало проводку снастей. Артиллерийская часть была вооружена двадцати-, восемнадцати— и шестнадцатифунтовыми пушками. Двенадцать из них были дальнобойными. Фрегат мог удобно разместить в своих каютах и кубриках более двух сотен членов экипажа. В междупалубных помещениях были установлены доселе невиданные лопастные вентиляторы. Это радовало де ла Круса, который, так им было принято, постоянно заботился о лучших условиях жизни членов экипажа его корабля. В фонарях вместо слюды были стекла. Прежние свечи заменены лампами. Удобными были два трапа по левому и правому борту, которые вели на шкафут. Про совершенство и блеск кают и говорить не приходилось. Прежде всего обращали на себя внимание каюты владельца судна, капитана и салон кают-компаний. По обе стороны последней тянулись стеллажи из красного дерева, отделанные русской березой, с книгами в богатых, тисненных золотом по коже переплетах. Библиотека впечатляла. Вместительный стол украшен инкрустацией из слоновой кости и панциря морской черепахи вперемежку с яркими золотыми линиями. На полу лежали персидские ковры, на свободных от стеллажей стенах висели венецианские гобелены, крупные окна прикрывали занавески из воздушного бледно-розового китайского шелка. С потолка спускалась на толстой цепи тяжелая, вся из серебра, тончайшей работы арабского мастера огромная лампа. В проемах между окон висело оружие лучших европейских мастеров. Каюты владельца, капитана и старших офицеров были оборудованы такими же мастерами высокого класса. Стены главной каюты расписывал маслом хороший художник. Он искусно создал аллегорическое изображение морского сражения. Фортуна — богиня судьбы, счастья, удачи в древнеримской мифологии, мчалась по морю на колеснице, запряженной гиппокампами — морскими конями. Фортуну окружали океанские чудовища. Она спешила навстречу плывущим вдали кораблям.
Педро все чаще поглядывал на француза-плантатора, пытаясь угадать, какое он на него производит впечатление и не наступил ли благоприятный момент, чтобы начать разговор о предстоящей сделке, Вновь выручили друзья. На фрегате, конечно же, по их просьбе, внезапно появился своей собственной, весьма внушительной персоной адмирал Жан Батист Дю Касс. В 1б9б году он был губернатором французского Санто-Доминго и воевал с испанцами. Все знали его как отчаянного человека, способного сродниться с дьяволом ради достижения своей цели. Он все время исправно служил Людовику XIV. Король-Солнце щедро одаривал его всякими заморскими товарами. И вот теперь Дю Касс находился со своей эскадрой в Гаване, поскольку полгода тому назад отогнал от ее берегов небольшую английскую эскадру.
Адмирал по-своему решил проверить будущего капитана столь замечательного корабля. Он, как только ступил на палубу, вместо приветствия выхватил шпагу из своих ножен и направил ее на де ла Круса. Тот среагировал мгновенно и был одарен улыбкой адмирала. Они втроем прошли в каюту владельца, где спустя час, порасспросив де ла Круса о том и о сем, адмирал авторитетно произнес:
— Уверен, мсье Перрин, что вы никогда не станете сожалеть, что вручили своего красавца в руки этого капитана. Если бы он согласился, я бы, не задумываясь, отдал под его начало второе по значению судно моей эскадры! Не сомневайтесь! И не дерите дорого с него. Он славно послужит и нашей Франций, — и, пожав им руки, адмирал попросил проводить его к трапу.
Оставшись вдвоем, мсье Перрин и де ла Крус быстро договорились о цене и ударили по рукам.
Располагая поддержкой Вандебаля и Чакона, де ла Крус не стал дорого просить за «Добрую Надежду», и шхуна довольно быстро была продана. Педро получил взаимообразно от казны пятьдесят тысяч дублонов и стал владельцем превосходного фрегата, на корме которого тут же засверкало новое его название: «Андрес II». Оставалось удачно составить боевой экипаж. Весть о намерении де ла Круса быстро облетела Гавану, и Педро, Хорхе, Меркурий и особенно Добрая Душа не успевали составлять списки желающих и по-своему проверять их пригодность. Одновременно на фрегате проводились не столько изменения, сколько добавления в его вооружении. Прежде всего Меркурий установил по оба борта, у самой ватерлинии по крупнокалиберной пушке, наличие которых было скрыто незаметными портами. В прошлом, на «Каталине», когда необходимо было топить вражеское судно, эти пушки у ватерлинии играли решающую роль.
Добрая Душа, предвидя пожелания своего любимого капитана, сразу настоял на установлении над бушпритом кливеров, а за ними и форстакселя. Тогда и старший помощник Хорхе проявил себя. Он порекомендовал и получил согласие поставить треугольный парус перед фок-мачтой, что на деле значительно улучшило маневренность и поворотливость красавца фрегата. Капитан гаванского порта посоветовал, и де ла Крус тут же распорядился, установить для увеличения тяги при подъеме якорей двойные по высоте шпили так, чтобы на них могли работать матросы, пребывавшие на обеих палубах. Железный, уже без обложения камнями, камбуз, расположенный на баке, был диковинкой, и Добрая Душа сам его заново покрасил. Старший боцман первым высказал сожаление, что теперь с ними рядом не будет славного кока Коко, который бы не нарадовался на этот камбуз.
— Добрая Душа, поручаю провести тировку стоячего такелажа под твоим личным наблюдением, — приказал де ла Крус.
— Лопни мои глаза от четырех тузов на руках, если это не будет сделано самым лучшим образом! Мытье и лакировку рангоута произведем обязательно при всех снятых парусах. Когда проолифленный рангоут высохнет, части его, по которым перемещаются бейфуты гафелей и реев, обязательно натрем салом. Олифой рангоут покроем дважды. Во второй раз добавим лак. Трещины в рангоуте тщательно зашпаклюем. — Старший боцман почти кричал, и капитан понял, что Добрая Душа поступает так, чтобы его слышали матросы, которым предстоит взяться за тировку такелажа.
Меж тем де ла Крус решил занять каюту капитана, дверь которой выходила прямо на мостик, а апартамент бывшего владельца разделили на две каюты, в которых Педро разместил дорогих его сердцу друзей, нотариуса Антонио и хирурга Медико. Всякий раз, когда генерал Чакон бывал на фрегате, он не уставал высказывать вслух свое восхищение тем, как мсье Перрин декорировал силами итальянских мастеров свой салон и каюту капитана. Как известно, в начале XVIII века итальянские мастера доходили до виртуозности в деле чеканки, превосходно сочетая ее с тончайшим воронением и золочением. В этом деле они не имели себе равных.
Команда набиралась быстро. Многие знали в Гаване капитана Педро де ла Круса как опытного, а главное — удачливого корсара, который всегда был честен по отношению к служившим у него морякам и с которым можно было хорошо заработать.
Педро специально просил Добрую Душу использовать все свои связи и возможности, чтобы на фрегате появился достойный старший абордажной команды. Девятым по счету и по своей собственной инициативе предстал перед капитаном некий Альберто Санчес. Высокого роста, крепкого телосложения, он по-военному приветствовал де ла Круса и сразу заявил:
— Бывший офицер испанской армии. Уволен! Над моей головой была разломлена моя шпага. Я до полусмерти забил строптивого солдата. Хочу, должен искупить мою вину! Возьмите в экипаж. Дайте возможность загладить стыд, стать вновь как все. В службе жизни своей не пожалею! Поверьте мне! И пусть за меня скажут мои дела.
Разговор шел на палубе фрегата. Педро уставился строгим взглядом в глаза Санчеса, которому полминуты показались вечностью. Неожиданно капитан сделал шаг назад, выхватил свою шпагу из ножен и бросил ее в сторону Санчеса со словами:
— Покажите, как владеете шпагой!
Санчес поймал оружие на лету, принялся выполнять просьбу капитана и еще через минуту услышал:
— Идите в каюту к нотариусу Антонио. Подпишите с ним контракт.
Во время знакомства с составом абордажной команды и проведения с ней первой тренировки, Альберто Санчес получил прозвище Одержимый.
По привычке строгий до придирчивости к состоянию судового хозяйства, Педро долго не мог остановиться на выборе шкипера. Когда наконец был подписан контракт, это вызвало удивление Хорхе и особенно старшего боцмана. Шкипер по имени Аугустин казался Доброй Душе мальчишкой. Ему исполнилось всего двадцать пять лет, однако, как оказалось, он плавал с тринадцати лет и превосходно разбирался в корабельном деле. Капитан остановил на нем свой выбор не только потому, что Аугустин в долгой беседе с ним проявил познания и живость ума, но и потому, что Педро обратил внимание на высокий лоб Аугустина, продолговатое лицо, выдающиеся надбровья, четко очерченные губы и излучающие интеллект глаза. Этому способствовало и то, что Успех, обычно строгий к незнакомым людям, сразу позволил новому шкиперу приласкать себя. Другим положительным обстоятельством было то, что Аугустин, отвечая на самые каверзные вопросы де ла Круса, не сводил глаз с книг, установленных на стеллажах.
Фрегат «Андрес II» был готов к отплытию, и де ла Крус принялся наносить прощальные визиты.
Во время пребывания в Гаване Педро, отправляя с каждым дилижансом по письму своей любимой Каталине, почти каждый день бывал в доме Мигеля и Марии де Амбулоди, своих старых и верных друзей, где невольно и достаточно часто вспоминалась графиня Иннес де ла Куэва. И всякий раз при этом Педро ощущал в душе прилив нежности.
В последний день перед отплытием из Гаваны Педро пришел проститься; и после ужина Мария спросила:
— Педро, я понимаю, что прежде вы подвергали себя опасности, вы искали любимую вами девушку. Я восхищалась вами. Теперь вы нашли ее, однако вновь собираетесь играть со смертью. Ради чего?
— Ради справедливости! Ради спокойствия и счастья других людей.
— Но я всякий раз содрогаюсь, как только думаю о рас. Не дай бог, но если вы попадете к беспощадным, безжалостным пиратам, что они…
— Мария, это придется принять как должное. Пираты беспощадны и безжалостны, как вы говорите, потому, что и наказания, которым они подвергаются цивилизованными людьми, не менее бесчеловечны.
— Не обижайте, Педро, людей. — Мигель поморщился. — Они…
— Что «они»? Милый Мигель, давайте вспомним. Да, это было почти сто лет назад, однако с тех пор мало что изменилось. Казнили человека, который лишил жизни короля Франции Генриха IV. Мсье Равельяк был приговорен к смерти. Об этом случае я всегда рассказываю членам моего экипажа перед началом боя с пиратами. Но прежде чем его казнили, бедняга, а он был больной, маньяк, должен был выдержать ужасные пытки.
— Педро, умоляю вас, не продолжайте, — попросила Мария.
— Что ты, моя милая? В этой жизни надо все знать наперед, — заметил Мигель. — Прошу вас, расскажите.
— Поначалу острогубцами у него принялись отрывать от груди, живота, спины, ягодиц куски тела. Затем в раны стали вливать кипящее масло, плавленую серу и расплавленный свинец.
— О боже! — Мария не выдержала и выбежала из гостиной.
— И чем кончилось дело?
— Человек еще был жив, хотя и неимоверно страдал от невыносимой боли, когда был разодран на части силою двух конных упряжек. Благородным животным, подстегиваемым кнутами и плетками лишь только через час усилий, удалось разорвать человеческое тело на куски. Исчадие ада, а не люди!
— Так что, выходит, дикость проделок и художеств пиратов происходит от принятых властями законов, а они, хоть и придумываются властью, есть порождение психологии толпы, самых низких людей.
— Да! Применение пыток, истязания, предшествующие казни, были и пребывают в порядке вещей для народа, превращающегося в толпу. Она, охваченная чувством мщения, воспринимает это как зрелище. Преступность и наказание суть два понятия, которые живут, существуют неразрывно связанные между собой. — Педро пригубил из рюмки тростниковой водки.
— Очевидно, что если гражданские власти создают основы легитимности наиболее «махровых» проявлений жестокости, то, естественно, индивидуальные действия отдельных людей берут свое начало и развиваются в сфере некоей бесчеловечной сути. Она склонна к надругательствам над душой и телом человека и потому противна подражанию, — заключил Мигель, как истый юрист.
Уже в дверях дома Педро попросил Марию передать в письме к милой Иннес полный благодарности привет от него.
Аудитор Вандебаль и генерал Чакон особенно тепло прощались с де ла Крусом, поскольку наверное знали, что больше им не суждено было когда-либо встретиться. Уже у трапа, перед сходом на пристань, генерал Чакон сказал:
— Наш почитаемый король решил прибрать к рукам производство и продажу табака путем создания государственной монополии. Вы сами видите, как жители Кубы ропщут. Враждующие лагеря обозначились намного четче, и борьба за назначение нового губернатора приняла столь опасный характер, что король решил не делать привилегий ни одной из сторон. Немало было таких, которые требовали возвращения на пост генерал-губернатора проанглийски настроенного генерала Альвареса де Вильярина.
— Вашего личного врага, — добавил Вандебаль.
— Да. Однако король назначил высокого правительственного чиновника дона Лауреано де Торреса. Мы же оба возвращаемся в Испанию. Так что?
— Ты, дорогой Луис, не забудь сообщить Педро о нашем поручении.
— Ни при каких обстоятельствах! Де ла Крус, жители Сантьяго и Ямайки ведут между собой активную контрабандную торговлю сахаром, табаком и ценным деревом. Губернатор Сантьяго, по всей видимости, замешан в этих операциях. Вот наше письмо. Оно удостоверяет, что вам поручено вести неустанную борьбу с этой нелегальной, минующей казну, торговлей.
Проводив дорогих его сердцу друзей и уже поднявшись на мостик, чтобы начать подавать команды к отплытию, де ла Крус подумал, что падение высоких государственных чиновников до свершения преступлений, присущих простолюдинам, в данном случае объяснялось историческим старением испанского монархического дома. Как со всем, что стареет, что утрачивает смысл существования, в великой в недавнем прошлом империи заметно снизился уровень сознания и честности ее подданных. Верх неизменно взяли низменные чувства и низкие качества человека. Государство захирело, нация измельчала. Чтобы в Вест-Индии, в частности на Кубе, в борьбе за свои интересы народ не взбунтовался, Филипп V сделал хитрый ход. Он назначил генерал-губернатором высокого чиновника, не имевшего на Кубе ни сторонников, ни своих коммерческих дел.
Историки затем внесут в свои сочинения и в учебники утверждение, что: «Длительная война за наследие испанского трона и договоры, ей навязанные, оказались гибельными для Испании. Куба, однако, чьи интересы были иными, чем у метрополии, выиграла больше, чем потеряла в этой борьбе, благодаря активности ее корсаров».
Глава 3
ПЕРВЫЕ УДАЧИ «АНДРЕСА II»
К выходу из гавани красавца фрегата корсара Педро де ла Круса на набережной собрались плотные толпы гаванцев. У многих в руках были белые платочки. Когда «Андрес II» проходил над опущенной на дно створа цепью, комендант крепости Эль-Морро проводил корабль тремя холостыми пушечными выстрелами. Старший помощник капитана Хорхе, стоявший вместе с де ла Крусом на капитанском мостике, сказал:
— Педро, похоже, я угадал ваши размышления. Идти прямо, в сторону Мексиканского залива, или взять право руля и по Гольфстриму идти к Багамским островам в поисках Сухого Пороха. Так ведь?
— Вы часто, мой друг, приятно поражаете меня своей сверхтонкой интуицией. С Сухим Порохом мы еще сведем счеты. Однако вначале будет правильнее пополнить нашу общую кассу и до конца познать корабельные достоинства и капризы фрегата, — ответил де ла Крус. — Прежде мы проведем парусные учения.
Подъем и спуск всех парусов, зарифление их, брасовка реев, подъем и спуск кливеров, производство поворотов радовали капитана. Взятие курсов фордевинд по ветру, оверштаг через ветер оказалось простым делом. Особенно легко было ложиться в дрейф под парусами.
Получив полное удовлетворение от первого испытания, де ла Крус указал курс, отдал необходимые команды вахте и пригласил в кают-компанию своих друзей и старших офицеров. Стол там был уставлен бутылками лучших бордоских вин «Латур», «Лафит», «Каберне-Совиньон», «Каберне-Фран», «Мерло».
— Педро, похоже, я угадал ваши размышления. Идти прямо, в сторону Мексиканского залива, или взять право руля и по Гольфстриму идти к Багамским островам в поисках Сухого Пороха. Так ведь?
— Вы часто, мой друг, приятно поражаете меня своей сверхтонкой интуицией. С Сухим Порохом мы еще сведем счеты. Однако вначале будет правильнее пополнить нашу общую кассу и до конца познать корабельные достоинства и капризы фрегата, — ответил де ла Крус. — Прежде мы проведем парусные учения.
Подъем и спуск всех парусов, зарифление их, брасовка реев, подъем и спуск кливеров, производство поворотов радовали капитана. Взятие курсов фордевинд по ветру, оверштаг через ветер оказалось простым делом. Особенно легко было ложиться в дрейф под парусами.
Получив полное удовлетворение от первого испытания, де ла Крус указал курс, отдал необходимые команды вахте и пригласил в кают-компанию своих друзей и старших офицеров. Стол там был уставлен бутылками лучших бордоских вин «Латур», «Лафит», «Каберне-Совиньон», «Каберне-Фран», «Мерло».