Страница:
Те из матросов, которые прежде не встречали Девото, лично смогли убедиться в правдивости слов своих товарищей, отзывавшихся о нем с восхищением. Точные команды и требование быстрого и беспрекословного их выполнения позволили «Ласточке» освободиться от абордажных крючьев и отойти от «Злого Джона», не повредив ни одной реи, ни единого ванта. Палубы корабля быстро заблестели, на них уже не было заметно следов недавнего кровавого сражения.
«Ласточка» и не более чем в кабельтове от нее «Злой Джон» под полными парусами шли строго на запад. Впереди по курсу над горизонтом быстро, словно поднимаясь из самого моря, росла плотная темная стена. По мере ее увеличения верхний край ее во многих местах разламывался на кучевые облака, к которым катилось становившееся пурпурным солнце. Начинался один из неповторимых по красоте карибских закатов, колер которого — свидетельство скорого приближения осенних циклонов.
Вначале кармин коснулся тяжелой синевы далеких туч, затем весь западный участок неба заполыхал красками от бледно-розовой до ультрафиолетовой.
С наступлением сумерек ветер изменил направление и усилился. Девото переставил паруса. «Ласточка» увеличила ход, и сразу по палубе «Злого Джона» забегали матросы. Разрыв между кораблями заметно увеличивался, хотя пиратский фрегат тут же поставил все паруса, вплоть до кливеров и блинда. На мостике «Ласточки» появился Том. У грота на шкафуте стоял Кейнс с двумя десятками пиратов.
— Что происходит? — недовольно спросил Том.
— Гренвиль, примите командование кораблем. Мне надо было кое в чем убедиться, — распорядился Девото тоном, не допускавшим возражений, и направился к трапу.
— Хитрите…
— Нет. Но теперь я знаю наверняка: не струсь Дюгард, вы догоняли бы его до сих пор, и мне, чтобы увидеть вас, пришлось бы применить силу. Курс держать зюйд-вест до пересечения с шестнадцатой, а потом строго по параллели. И на парусах так, чтобы не отрываться от «Злого Джона». Желаю успеха. Прикажите боцману поднять меня с рассветом.
Внимательно проверив, как матросы несут вахту, Девото направился в кают-компанию. Там его с нетерпением ждали Долорес, королевский инспектор и Бартоло, спокойно сидевший у входа.
В это время в каюте шел разговор.
— Одному богу известно, что будет с нами. — Глаза Долорес блестели от слез.
— Вижу, что наконец здравый смысл начинает брать верх над вашим легкомыслием. В следующий раз вы не будете столь наивны в своих суждениях о таких типах, как этот Девото. — Осуна налил из графина воды.
— В следующий раз… А будет ли он? — еще печальнее произнесла Долорес.
— Я же сразу пытался убедить вас, что этот Девото…
— А если будет… то лишь именно благодаря ему, — девушка оживилась. — Да, если у нас и есть хоть один шанс, то он в руках Девото…
— У Девото? Этого гнусного пирата! Так ловко обманувшего капитана Дюгарда и нас с вами.
— В гибели капитана он не виноват, а нас с вами… Пока что он сохранил нам с вами жизнь…
— Неизвестно, для чего, — Осуна недвусмысленно посмотрел на Долорес.
— Дон Томас! — вспыхнула девушка. — Для этого он прежде всего отправил бы вас на тот свет! А он сделал вас своим родственником…
— Лола, дорогая! Что вы говорите! За что вы меня обижаете? Меня, который любит так сильно, что готов свою жизнь отдать за вас…
В этих словах была неподдельная искренность, и Долорес в знак извинения протянула руку в сторону сеньора Осуны.
— Простите меня, Томас! Я меньше всего хотела вас обидеть, но вы иногда бываете так несправедливы.
— Несправедлив! Разве это то, что вы должны были увидеть во мне? — Осуна быстро приблизился к дивану, на котором сидела Лола, и взял ее руки в свои. — Никто другой на моем месте, любя вас так бескорыстно, не был бы столь незаслуженно осужден. Как можно беспокойство за вас принять за несправедливость по отношению к вам, дорогая Лола?
— Извините еще раз, Томас, — девушка посмотрела на своего собеседника, и в ее глазах засветилась нежность.
— Разве мог я поступать иначе, когда смертельная опасность нависла над женщиной, которую я так люблю! — Голос астурийца перешел на шепот, и он попытался обнять девушку.
Долорес сжалась в комочек, ее лицо стало пунцовым.
— Что вы такое говорите, дон Томас? — Она резко оттолкнула сеньора Осуну. — Вы… вы… объясняетесь мне в любви? Сейчас?
— Сеньорита! — Королевский чиновник поднялся с дивана, делая вид, что рассержен.
В это время в дверь каюты постучали, и она распахнулась.
— Что здесь происходит? Никак мои гости ссорятся? — спросил с порога Девото.
Долорес сидела бледная, со сжатыми губами, а сеньор Осуна резко сказал:
— Как это понимать — ваши гости? Можно подумать…
— Можно подумать, что все идет пока, как я и предполагал. Я назначен капитаном «Ласточки», вы в относительной безопасности…
— Какую безопасность может гарантировать нам человек, захвативший место убитого Дюгарда? — с негодованием произнес Осуна.
Новый партнер Злого Джона смерил взглядом барона и медленно, чеканя каждое слово, произнес:
— В моем присутствии вы, сеньор Томас Осуна де Кастро и Лара, барон де Фуэнтемайор, можете рассуждать, как вам заблагорассудится, и говорить все, что вам взбредет в голову. Но малейшая глупость в присутствии посторонних, и я не ручаюсь за то, что вам удастся еще раз в этой жизни что-либо сказать или даже подумать. А вас, — Девото с легким поклоном обратился к Долорес, — прошу поверить мне на слово и напрасно не терзать себя сомнениями.
— Мы в вашей власти, — сказала она тихо.
— Вы хотите сказать, под моей защитой… Что касается власти, то она едина для всех. Все мы находимся во власти обстоятельств, Долорес, и я еще раз прошу вас…
— Нет, это я вас прошу обращаться к даме с большим уважением и не допускать подобной фамильярности. — Осуна вновь потерял над собой контроль.
— Вы беспредельно глупы, Томас, так как забываете, что Долорес моя жена, а вы мой родственник. И возьмите себя в руки, или вы действительно полагаете, что рея «Ласточки» не выдержит тяжести тела знатного вельможи, королевского инспектора заморских владений Испании? — Девото резко повернулся на каблуках своих высоких сапог и направился к двери. — Через полчаса прошу вас ко мне в каюту на ужин. За столом будут мои помощники. Рекомендую не забывать о нашем разговоре.
Оставив по правому борту остров Гаити, «Каталина», вместо того чтобы свалиться несколько на запад, к заливу, укрывавшему порт Сантьяго-де-Куба, пошла Наветренным проливом к мысу Майей. Тетю, стоявший на мостике рядом с де ла Крусом, тут же поинтересовался:
— Ты что задумал, Педро?
— Хочу дать свободу неграм. Торговля ими крепко полита человеческой кровью. Это позор для всего человечества. Высажу негров на земле, не занятой таинами. Земля там плодородна, рядом лес. Чуть выше берега бьют ключи с питьевой водой. Обстроятся. Весь запас продуктов на «Бреде» оставим неграм. Гамаки матросов, топоры, гвозди, некоторую утварь. Если сдам губернатору, он все равно сделает их рабами.
— Я восхищаюсь тобой, mon cher frere cadet!
— И намерен высадить негров там, где, как утверждают историки, Христофор Колумб впервые увидел Кубу. Тот заливчик неподалеку от нынешнего прибрежного поселения Баракоа он назвал тогда портом Морей [89].
Матросы «Каталины» под началом Доброй Души воздвигли для оставшихся в живых ста двадцати трех сенегальцев временные шалаши, которые могли в первые дни укрыть их от проливных дождей, и научили, как следует готовить хлеб «касабе» из корнеплодов юкки. В Сантьяго-де-Куба, как и ожидал Тетю, у его друга начались неприятности. «Бреда» и ее экипаж были сданы королевскому нотариусу, от кого губернатор тут же и узнал о «своевольстве» корсара, самовластно высадившего негров на берег Кубы. Губернатор поначалу хотел было наложить солидный денежный штраф на де ла Круса, однако внезапно передумал. Он, наговорив массу лестных слов корсару, неожиданно предложил оставить его погрешность без внимания, коль скоро де ла Крус укажет координаты места на берегу, где были высажены негры.
Красный Корсар на это не согласился и даже сам заговорил о штрафе, когда в кабинет губернатора вошел его секретарь, который положил на стол лист бумаги с картой. Стало ясно, что кто-то из голландцев выдал полиции место высадки негров.
Де ла Крус взял лежавший рядом чистый лист бумаги и указал нужное место. Губернатор и корсар расстались друзьями. Некоторое время спустя де ла Крусу стало известно, что губернатор Сантьяго-де-Куба отправил вооруженных людей в новоиспеченное поселение негров и двадцать из них в качестве рабов перевез на свой сентраль — сахарный завод.
Ближе к полуночи ветер стих. «Ласточка» медленно скользила по волне, и от этого на борту жара ощущалась с еще большей силой. Духота звездной, но безлунной тропической ночи выгнала всех без исключения на палубу. Девото, который за прошедшие три дня сумел завоевать среди команды непререкаемый авторитет, находился с матросами на баке. Он рассказывал им очередную историю из жизни испанского королевского двора. Подавляющему большинству матросов рассказы Девото представлялись сказками. Да и разве когда-нибудь какой другой капитан разговаривал со своими матросами так запросто?
Помощник Джона — пират Том Гренвиль и боцман Кейнс не могли не видеть, что превосходное знание морского дела и товарищеское отношение к экипажу корабля вызывают уважение и желание служить новому капитану верой и правдой.
Оба они, Гренвиль и Кейнс, сытно поужинав вместе с Долорес и сеньором Осуной, вышли на палубу и, прижавшись спинами к переборке, тихо беседовали. Уже последний матрос отправился отдыхать в свой гамак, а Гренвиль и Кейнс все продолжали разговор.
Не спалось и Долорес, которая за последние дни немного успокоилась. Пока ей ничто не угрожало, сеньор Осуна изменил свое отношение к происходящему, стал неразговорчив. Бартоло был внимателен и предупредителен, пытался угадать любое ее желание. Он всегда находился рядом с Лолой: спал в гамаке, растянутом в коридоре рядом с входом в ее каюту, и сопровождал ее в прогулках по палубе.
В эту ночь, когда на корабле все затихло, Долорес, изнемогая от жары, решила поискать прохладу вне каюты. Но ей не хотелось тревожить Бартоло, и она проскользнула мимо него так осторожно, что он не проснулся. Оказавшись на палубе, она услышала приглушенные голоса и, чтобы ее не заметили, прижалась к борту. В это время потянул легкий бриз, и Долорес услышала обрывки фраз:
— …посмеемся над ним…
— …доля в двести сорок тысяч дублонов…
— …сказал, что поделить между нами… — Девото проиграет…
Услышав имя Девото, Долорес осторожно сделала несколько шагов вперед. Теперь она видела спины Гренвиля и Кейнса. Ветер доносил до нее их голоса. Чувство страха гнало Долорес обратно в каюту, но еще более сильное чувство природу которого она не могла определить, удерживало ее на месте.
— Однако знаешь, Кейнс, я все же думаю, что Девото понимает, что Джону верить нельзя. Второго, как он, хитреца не сыскать на Карибах. Он или не нашел никого другого, с кем взять это богатство, или у него что-то на уме.
— А отчего ему нам не верить? — Боцман концом рубахи вытер грудь. — Он ведь гранд, корсар из старых — они уважали слово, тем более есть подписанный контракт… Нам только надо не показывать вида…
— Да это уж точно! Он настоящая бестия! Пока сокровища не будут в трюмах «Джона», нам придется потерпеть, а уж потом… потом мы свое возьмем, Кейнс. Клянусь парусами «Джона», я сам попробую, насколько крепки у этого испанца косточки.
От этих слов Долорес стало не по себе. Она тихо пробралась к своей каюте и разбудила Бартоло. Сначала тот никак не мог понять, почему девушка так взволнована, но как только ему стало ясно, что она требует позвать Девото, тут же пошел за ним.
Внимательно слушая уже несколько успокоившуюся Долорес, Девото отметил ее бесстрашие и подумал, что в отличие от королевского инспектора она его союзница. У Девото было свое, особое, отношение к женщинам — на то были веские причины, но, слушая Долорес и чувствуя ее неподдельное возмущение по поводу возможной измены, испанский моряк невольно поймал себя на мысли о том, что думает о девушке с уважением. Когда она закончила свой рассказ, он спокойно ответил:
— Сеньорита, вы уж извините, но погоду, как бы я ни старался, мне не изменить. Жара действует на всех удручающе… Вам, сеньорита, следует побольше отдыхать. В подобную жару, да еще ночью, может почудиться любое. Я только что выходил на палубу, там абсолютно никого не было. Бартоло, приготовь сеньорите примочки из апельсиновых цветков.
— Но, сеньор… — попыталась было возразить девушка.
— Не спорьте! Мой вам совет — постараться быстрее заснуть. Мои друзья вне подозрения. И лучше пусть сеньор Осуна ничего не знает о ваших ночных выходах на палубу. Спокойной ночи!
Уходя, Девото сделал незаметный знак Бартоло. Этой же ночью в каюте капитана между ними состоялся разговор.
— Ты видел что-нибудь подобное, Бартоло? Вот мерзавцы! Нет, времена настоящих пиратов ушли в прошлое. Остались воры и бандиты, — говорил Девото, расхаживая по каюте. — Будь особенно осторожен. Постарайся завтра же утром успокоить Долорес и еще раз напомни ей ничего не говорить Осуне. Будь с ней внимателен, Бартоло.
Боб, донья Кончита и Чарли отмечали день рождения Каталины. Боб преподнес девушке жемчужное ожерелье, донья Кончита — книгу Франсиско де Кеведо и Вильегоса [90] плутовскую повесть «Жизнеописание Бускона», а Чарли — смешную обезьянку, искусно выточенную из «адамовой кости» — окаменелого дерева, выброшенного морем на пляж.
Стол был уставлен изысканными блюдами: оливки, дичь, холодное мясо, рыба, прованское масло, шоколад и корзиночки с разными фруктами. Боб сам готовил напитки. Налил в кружки немного тростниковой водки (рома), насыпал две ложечки сахара, добавил воды, положил сверху две веточки мяты и ломтик лимона.
— За мою любовь, за ее счастье! — встав на ноги, торжественно произнес Боб и осушил кружку.
Каталина, думая о Педро, сделала большой глоток и закашлялась.
— Боб, ты хочешь меня споить!
— Нет! Ты полюбишь меня без водки. А этот прекрасный напиток называется «дрейк». Его придумал знаменитый английский моряк Френсис Дрейк в свою бытность на Кубе [91]. — Пей! Пей до дна, если хочешь быть счастливой! — увещевая Боб.
— Мне рассказывали, что в Испании еще в середине прошлого века чрезмерное употребление спиртных напитков, то есть пьянство, считалось непростительным пороком, — сообщила донья Кончита. — Тогда назвать кого-нибудь «пьяницей» было великим оскорблением. Это было самым ругательным словом.
— Времена меняются, — заметил Чарли. — И я думаю, что в худшую сторону. И это все из-за новых открытий.
— Все зависит от человека. Хорошему знания впрок, а плохому во вред, — высказала свою мысль Каталина и заставила себя выпить «дрейк» до конца.
— Что еще интересного про Испанию вы расскажете нам, донья Кончита? — спросил Боб.
— Там каждая любовница короля, перестававшая его интересовать, сама удалялась в монастырь. После священной королевской особы никто не имел права дотронуться до нее.
Меж тем лицо Каталины покрылось краской, в голове зашумело, и она придвинулась ближе к донье Кончите.
— Ну что, девочка?
— Я думаю о Порции — жене Марка Юния Брута. Вы знаете, она, желая доказать, что не страшится состоять в заговоре против Гая Юлия Цезаря, на глазах у мужа тяжело ранила себя. Позднее, узнав, что ее муж покончил с собой на поле брани, проиграв ее, она наложила на себя руки. — Каталина раскраснелась, а донья Кончита подумала, что она непременно должна встретить своего Педро.
— Тебе плохо. Идем, я отведу тебя в постель.
Боб было запротестовал, но донья Кончита урезонила его:
— Так вы ничего не добьетесь! Только отдалите ее от себя.
Ближе к середине следующего дня впередсмотрящий «Скорой Надежды» сообщил на мостик, что в небольшом заливчике видит корабль, стоящий на якоре. Тут же на мостике появились Боб Железная Рука и Чарли. Поднялась по трапу и Каталина.
Боб в подзорную трубу рассмотрел то, что происходило в заливчике, и сообщил:
— Хоть корабль и без флага, но это голландцы воруют у испанцев лес. И дорогой! Бакаут — железное, или гваяковое, дерево. Тяжелая и очень крепкая древесина. Самая твердая из известных. Тонет в воде.
— Это как? Дерево, и тонет? — с детской наивностью спросила Каталина.
— Да, вот так. Тонет потому, как удельный вес этой древесины равен одной целой и четырем десятым. В Англии оно стоит кучу денег.
— В Новой Англии тоже, — вставил Чарли.
— Об этом я и думаю, — продолжил Боб. — Ни одна постройка корабля не обходится без гваякового дерева. Пусть себе рубят, очищают стволы, грузят в свои трюмы. Мы подождем. Я это место знаю хорошо. Поставим нашу голубку там, где надо. Капитан голландца, когда станет выходить из заливчика, бросится к ветру и, когда захочет его снова взять, увидит перед собою риф, выйдет из ветра и потеряет ход. Тут мы его и возьмем голыми руками. А затем в Нью-Йорк. Там у меня есть свои очень деловые люди…
— А ты, Боб, не рискуешь? — спросил Чарли. — Вспомни совсем недавнюю историю с капитаном Уильямом Киддом.
— Что за история? — поинтересовалась Каталина,
— Капитан Уильям Кидд в мае первого года этого века в Англии по решению королевского суда был вздернут на ноке рея флагманского корабля в Портсмуте. Он грабил своих.
— Это неправда, — возразил Боб. — То была политическая игра.
— Но голландцы ведь наши союзники, — не успокаивался Чарли.
— Да! Однако они не несут флага, Кроме всего, мне нужны деньги. Мы заберем у них бакаут, а корабль с теми, кто останется в живых, отпустим.
Рассвет встретил «Ласточку» неспокойным морем. Небо затянули рваные тучи. Налетевший внезапно ветер не принес ощутимой прохлады, но дул порывисто. Где-то совсем близко зарождался первый в этом году циклон. Девото, поднявшись на мостик, отдал команды. Боцман Кейнс повторил их и тут же послал ближайшего матроса немедленно разбудить Гренвиля, который точно еще спал.
Через три минуты, не более, паруса на «Ласточке» заработали все до единого. Бриг словно напружинился и помчался вперед, быстро набирая скорость и увеличивая расстояние между ним и «Злым Джоном».
Невооруженным глазом было видно, как на пиратском корабле забеспокоились. Матросы помчались на реи. Фрегат тоже поставил полные паруса, но «Ласточка» от него уходила.
В тот момент, когда Гренвиль, бормоча ругательства, поднимался на мостик по трапу, Девото опустил подзорную трубу. Он видел, как на фрегате бомбардиры уже готовили носовые пушки.
— Лево руля! Лечь в дрейф! Шлюпку на воду!
Матросы поспешно исполнили команды Девото.
На «Злом Джоне» не сразу разгадали маневр «Ласточки», и, пока сняли паруса, фрегат проскочил мимо брига.
— Гренвиль, остаетесь за старшего! Я ухожу к Джону. Не корабль, а старое корыто… — Последние слова Девото произносил, уже приближаясь к шторм-трапу.
Озабоченный вид, решительный приказ и быстрота действий Девото не дали Гренвилю узнать, что собственно, задумал капитан.
Когда Девото спрыгнул в шлюпку, Гренвиль проворчал:
— Бесноватый! Кейнс, старина, следи за ним и дальше, а я пойду догляжу сон, — и Том отправился в свою каюту.
Через четверть часа Девото уже поднимался по трапу «Злого Джона», Его капитан в окружении старших по положению пиратов встретил Девото на шкафуте.
— Какая муха укусила тебя, испанец голубых кровей? Что ты еще задумал? Или пятая доля показалась тебе мала? Смотри, терпение мое может лопнуть…
— Хочу обсудить детали наших общих действий и поговорить кое о чем серьезном, — ответил Девото, не обращая внимания на недружелюбный тон. В тоне его голоса, спокойном и холодном, менее всего можно было уловить нотки страха.
— А! Ну, это другое дело… пойдем в каюту. Нед, Билл и ты, Фред, послушаем, что он нам сегодня скажет.
На большом, давно не мытом дубовом столе кают-компании «Злого Джона» валялись пустые бутылки и остатки еды. Девото сел в кресло, оглядел присутствующих и, обращаясь к Джону, сказал:
— Возможно, ты и сам понял, зачем я дважды на «Ласточке» ставил полные паруса. Командуй ею я вместо покойного Дюгарда, ты бы по сей день догонял меня, если б, конечно, давно не был бы отправлен на дно морское. К грязному днищу твоего фрегата давно не прикасались руки плотников.
Джон сначала растерялся, но потом нагло расхохотался. Его поддержал молоденький шкипер. Второй помощник Билл и помощник боцмана Фред внимательно слушали, что еще скажет Девото.
— Ты всегда мне казался хвастуном, чванливый испанец! Но это уже слишком! Ты станешь говорить о деле или…
— Или ты прежде поглядишь на Билла и своего верного Фреда. Они не смеются, Джон.
— Что?
— А то, что они умнее тебя и понимают, насколько в деле, которое мы с тобой задумали, важен ход твоего корабля. Внезапность! Быстрота в атаке!
— Что ты можешь сказать плохого о «Злом Джоне»? — Предводитель пиратов был полон самоуверенности, но смеяться уже перестал.
— Я убедился в том, что говорю, и твердо знаю одно: сегодня «Злой Джон» не способен принять участие в деле, которое нам предстоит. А проигрывать его я не желаю! Понял? И тебе не советовал бы рисковать и вести своих людей на заведомую гибель…
— Но ты же сам говорил, что они лишь чуть сильнее нас.
— Да, однако, теперь вижу, гораздо маневреннее и быстрее в ходе.
— Что ты предлагаешь? — Джон начинал терять терпение.
— Уравновесить шансы.
— Как?
— Почистить днище.
— Сейчас предлагаешь килевать?.. — Губы Злого Джона побелели от бешенства, он медленно поднялся.
— Да! Другого выхода у тебя нет! И это мое условие.
— Что? Кто здесь капитан? Ты, никак, опять вздумал командовать. Клянусь святым Патриком, я отправлю тебя к праотцам и один овладею богатством.
Шкипер Нед больше не улыбался, второй помощник Билл опустил глаза, а на широком, покрытом шрамами лице Фреда зашевелились густые брови.
— Встань! — заревел Джон. — Встань, и я выпушу твою голубую кровь из твоих паршивых вен!
— Вижу, ты не согласен, — не обращая внимания на ярость Джона, так же спокойно, как и прежде, сказал Девото. — Тогда поставим точку. Сражения не будет. Сокровищ тоже. Поворачивай на Ямайку, Высадишь меня в Кингстоне и делай, что знаешь.
— Как? — Теперь со своего места поднялся Билл, глаза его стали краснее тамаринда [92]. — Что это значит, Девото?
— А то, что если твой капитан заведомо намерен потопить фрегат и отправить тебя и еще три сотни душ в царство Нептуна, то я в эту игру не играю.
Джон сделал шаг в сторону и выхватил шпагу из ножен.
— Повтори! — прорычал он.
— Джон, а что подумают твои люди? Не выживаешь ли ты из ума? Что скажешь команде? Разделался со мной только за то, что я предлагал тебе лучше подготовиться к сражению, предлагал сделать самое необходимое, чтобы сохранить фрегат и жизнь людям. Дай мне поговорить с ними, и я погляжу, кто здесь останется за главного. Если бы я к этому стремился, то давно принял бы твой вызов. Вместо этого я выслушиваю, как последний трус, твои угрозы, которые в другой раз не потерпел бы ни от кого на свете.
— От меня стерпишь! Ты у меня на корабле! Выходи на палубу… Вздерну!..
«Ласточка» и не более чем в кабельтове от нее «Злой Джон» под полными парусами шли строго на запад. Впереди по курсу над горизонтом быстро, словно поднимаясь из самого моря, росла плотная темная стена. По мере ее увеличения верхний край ее во многих местах разламывался на кучевые облака, к которым катилось становившееся пурпурным солнце. Начинался один из неповторимых по красоте карибских закатов, колер которого — свидетельство скорого приближения осенних циклонов.
Вначале кармин коснулся тяжелой синевы далеких туч, затем весь западный участок неба заполыхал красками от бледно-розовой до ультрафиолетовой.
С наступлением сумерек ветер изменил направление и усилился. Девото переставил паруса. «Ласточка» увеличила ход, и сразу по палубе «Злого Джона» забегали матросы. Разрыв между кораблями заметно увеличивался, хотя пиратский фрегат тут же поставил все паруса, вплоть до кливеров и блинда. На мостике «Ласточки» появился Том. У грота на шкафуте стоял Кейнс с двумя десятками пиратов.
— Что происходит? — недовольно спросил Том.
— Гренвиль, примите командование кораблем. Мне надо было кое в чем убедиться, — распорядился Девото тоном, не допускавшим возражений, и направился к трапу.
— Хитрите…
— Нет. Но теперь я знаю наверняка: не струсь Дюгард, вы догоняли бы его до сих пор, и мне, чтобы увидеть вас, пришлось бы применить силу. Курс держать зюйд-вест до пересечения с шестнадцатой, а потом строго по параллели. И на парусах так, чтобы не отрываться от «Злого Джона». Желаю успеха. Прикажите боцману поднять меня с рассветом.
Внимательно проверив, как матросы несут вахту, Девото направился в кают-компанию. Там его с нетерпением ждали Долорес, королевский инспектор и Бартоло, спокойно сидевший у входа.
В это время в каюте шел разговор.
— Одному богу известно, что будет с нами. — Глаза Долорес блестели от слез.
— Вижу, что наконец здравый смысл начинает брать верх над вашим легкомыслием. В следующий раз вы не будете столь наивны в своих суждениях о таких типах, как этот Девото. — Осуна налил из графина воды.
— В следующий раз… А будет ли он? — еще печальнее произнесла Долорес.
— Я же сразу пытался убедить вас, что этот Девото…
— А если будет… то лишь именно благодаря ему, — девушка оживилась. — Да, если у нас и есть хоть один шанс, то он в руках Девото…
— У Девото? Этого гнусного пирата! Так ловко обманувшего капитана Дюгарда и нас с вами.
— В гибели капитана он не виноват, а нас с вами… Пока что он сохранил нам с вами жизнь…
— Неизвестно, для чего, — Осуна недвусмысленно посмотрел на Долорес.
— Дон Томас! — вспыхнула девушка. — Для этого он прежде всего отправил бы вас на тот свет! А он сделал вас своим родственником…
— Лола, дорогая! Что вы говорите! За что вы меня обижаете? Меня, который любит так сильно, что готов свою жизнь отдать за вас…
В этих словах была неподдельная искренность, и Долорес в знак извинения протянула руку в сторону сеньора Осуны.
— Простите меня, Томас! Я меньше всего хотела вас обидеть, но вы иногда бываете так несправедливы.
— Несправедлив! Разве это то, что вы должны были увидеть во мне? — Осуна быстро приблизился к дивану, на котором сидела Лола, и взял ее руки в свои. — Никто другой на моем месте, любя вас так бескорыстно, не был бы столь незаслуженно осужден. Как можно беспокойство за вас принять за несправедливость по отношению к вам, дорогая Лола?
— Извините еще раз, Томас, — девушка посмотрела на своего собеседника, и в ее глазах засветилась нежность.
— Разве мог я поступать иначе, когда смертельная опасность нависла над женщиной, которую я так люблю! — Голос астурийца перешел на шепот, и он попытался обнять девушку.
Долорес сжалась в комочек, ее лицо стало пунцовым.
— Что вы такое говорите, дон Томас? — Она резко оттолкнула сеньора Осуну. — Вы… вы… объясняетесь мне в любви? Сейчас?
— Сеньорита! — Королевский чиновник поднялся с дивана, делая вид, что рассержен.
В это время в дверь каюты постучали, и она распахнулась.
— Что здесь происходит? Никак мои гости ссорятся? — спросил с порога Девото.
Долорес сидела бледная, со сжатыми губами, а сеньор Осуна резко сказал:
— Как это понимать — ваши гости? Можно подумать…
— Можно подумать, что все идет пока, как я и предполагал. Я назначен капитаном «Ласточки», вы в относительной безопасности…
— Какую безопасность может гарантировать нам человек, захвативший место убитого Дюгарда? — с негодованием произнес Осуна.
Новый партнер Злого Джона смерил взглядом барона и медленно, чеканя каждое слово, произнес:
— В моем присутствии вы, сеньор Томас Осуна де Кастро и Лара, барон де Фуэнтемайор, можете рассуждать, как вам заблагорассудится, и говорить все, что вам взбредет в голову. Но малейшая глупость в присутствии посторонних, и я не ручаюсь за то, что вам удастся еще раз в этой жизни что-либо сказать или даже подумать. А вас, — Девото с легким поклоном обратился к Долорес, — прошу поверить мне на слово и напрасно не терзать себя сомнениями.
— Мы в вашей власти, — сказала она тихо.
— Вы хотите сказать, под моей защитой… Что касается власти, то она едина для всех. Все мы находимся во власти обстоятельств, Долорес, и я еще раз прошу вас…
— Нет, это я вас прошу обращаться к даме с большим уважением и не допускать подобной фамильярности. — Осуна вновь потерял над собой контроль.
— Вы беспредельно глупы, Томас, так как забываете, что Долорес моя жена, а вы мой родственник. И возьмите себя в руки, или вы действительно полагаете, что рея «Ласточки» не выдержит тяжести тела знатного вельможи, королевского инспектора заморских владений Испании? — Девото резко повернулся на каблуках своих высоких сапог и направился к двери. — Через полчаса прошу вас ко мне в каюту на ужин. За столом будут мои помощники. Рекомендую не забывать о нашем разговоре.
Оставив по правому борту остров Гаити, «Каталина», вместо того чтобы свалиться несколько на запад, к заливу, укрывавшему порт Сантьяго-де-Куба, пошла Наветренным проливом к мысу Майей. Тетю, стоявший на мостике рядом с де ла Крусом, тут же поинтересовался:
— Ты что задумал, Педро?
— Хочу дать свободу неграм. Торговля ими крепко полита человеческой кровью. Это позор для всего человечества. Высажу негров на земле, не занятой таинами. Земля там плодородна, рядом лес. Чуть выше берега бьют ключи с питьевой водой. Обстроятся. Весь запас продуктов на «Бреде» оставим неграм. Гамаки матросов, топоры, гвозди, некоторую утварь. Если сдам губернатору, он все равно сделает их рабами.
— Я восхищаюсь тобой, mon cher frere cadet!
— И намерен высадить негров там, где, как утверждают историки, Христофор Колумб впервые увидел Кубу. Тот заливчик неподалеку от нынешнего прибрежного поселения Баракоа он назвал тогда портом Морей [89].
Матросы «Каталины» под началом Доброй Души воздвигли для оставшихся в живых ста двадцати трех сенегальцев временные шалаши, которые могли в первые дни укрыть их от проливных дождей, и научили, как следует готовить хлеб «касабе» из корнеплодов юкки. В Сантьяго-де-Куба, как и ожидал Тетю, у его друга начались неприятности. «Бреда» и ее экипаж были сданы королевскому нотариусу, от кого губернатор тут же и узнал о «своевольстве» корсара, самовластно высадившего негров на берег Кубы. Губернатор поначалу хотел было наложить солидный денежный штраф на де ла Круса, однако внезапно передумал. Он, наговорив массу лестных слов корсару, неожиданно предложил оставить его погрешность без внимания, коль скоро де ла Крус укажет координаты места на берегу, где были высажены негры.
Красный Корсар на это не согласился и даже сам заговорил о штрафе, когда в кабинет губернатора вошел его секретарь, который положил на стол лист бумаги с картой. Стало ясно, что кто-то из голландцев выдал полиции место высадки негров.
Де ла Крус взял лежавший рядом чистый лист бумаги и указал нужное место. Губернатор и корсар расстались друзьями. Некоторое время спустя де ла Крусу стало известно, что губернатор Сантьяго-де-Куба отправил вооруженных людей в новоиспеченное поселение негров и двадцать из них в качестве рабов перевез на свой сентраль — сахарный завод.
Ближе к полуночи ветер стих. «Ласточка» медленно скользила по волне, и от этого на борту жара ощущалась с еще большей силой. Духота звездной, но безлунной тропической ночи выгнала всех без исключения на палубу. Девото, который за прошедшие три дня сумел завоевать среди команды непререкаемый авторитет, находился с матросами на баке. Он рассказывал им очередную историю из жизни испанского королевского двора. Подавляющему большинству матросов рассказы Девото представлялись сказками. Да и разве когда-нибудь какой другой капитан разговаривал со своими матросами так запросто?
Помощник Джона — пират Том Гренвиль и боцман Кейнс не могли не видеть, что превосходное знание морского дела и товарищеское отношение к экипажу корабля вызывают уважение и желание служить новому капитану верой и правдой.
Оба они, Гренвиль и Кейнс, сытно поужинав вместе с Долорес и сеньором Осуной, вышли на палубу и, прижавшись спинами к переборке, тихо беседовали. Уже последний матрос отправился отдыхать в свой гамак, а Гренвиль и Кейнс все продолжали разговор.
Не спалось и Долорес, которая за последние дни немного успокоилась. Пока ей ничто не угрожало, сеньор Осуна изменил свое отношение к происходящему, стал неразговорчив. Бартоло был внимателен и предупредителен, пытался угадать любое ее желание. Он всегда находился рядом с Лолой: спал в гамаке, растянутом в коридоре рядом с входом в ее каюту, и сопровождал ее в прогулках по палубе.
В эту ночь, когда на корабле все затихло, Долорес, изнемогая от жары, решила поискать прохладу вне каюты. Но ей не хотелось тревожить Бартоло, и она проскользнула мимо него так осторожно, что он не проснулся. Оказавшись на палубе, она услышала приглушенные голоса и, чтобы ее не заметили, прижалась к борту. В это время потянул легкий бриз, и Долорес услышала обрывки фраз:
— …посмеемся над ним…
— …доля в двести сорок тысяч дублонов…
— …сказал, что поделить между нами… — Девото проиграет…
Услышав имя Девото, Долорес осторожно сделала несколько шагов вперед. Теперь она видела спины Гренвиля и Кейнса. Ветер доносил до нее их голоса. Чувство страха гнало Долорес обратно в каюту, но еще более сильное чувство природу которого она не могла определить, удерживало ее на месте.
— Однако знаешь, Кейнс, я все же думаю, что Девото понимает, что Джону верить нельзя. Второго, как он, хитреца не сыскать на Карибах. Он или не нашел никого другого, с кем взять это богатство, или у него что-то на уме.
— А отчего ему нам не верить? — Боцман концом рубахи вытер грудь. — Он ведь гранд, корсар из старых — они уважали слово, тем более есть подписанный контракт… Нам только надо не показывать вида…
— Да это уж точно! Он настоящая бестия! Пока сокровища не будут в трюмах «Джона», нам придется потерпеть, а уж потом… потом мы свое возьмем, Кейнс. Клянусь парусами «Джона», я сам попробую, насколько крепки у этого испанца косточки.
От этих слов Долорес стало не по себе. Она тихо пробралась к своей каюте и разбудила Бартоло. Сначала тот никак не мог понять, почему девушка так взволнована, но как только ему стало ясно, что она требует позвать Девото, тут же пошел за ним.
Внимательно слушая уже несколько успокоившуюся Долорес, Девото отметил ее бесстрашие и подумал, что в отличие от королевского инспектора она его союзница. У Девото было свое, особое, отношение к женщинам — на то были веские причины, но, слушая Долорес и чувствуя ее неподдельное возмущение по поводу возможной измены, испанский моряк невольно поймал себя на мысли о том, что думает о девушке с уважением. Когда она закончила свой рассказ, он спокойно ответил:
— Сеньорита, вы уж извините, но погоду, как бы я ни старался, мне не изменить. Жара действует на всех удручающе… Вам, сеньорита, следует побольше отдыхать. В подобную жару, да еще ночью, может почудиться любое. Я только что выходил на палубу, там абсолютно никого не было. Бартоло, приготовь сеньорите примочки из апельсиновых цветков.
— Но, сеньор… — попыталась было возразить девушка.
— Не спорьте! Мой вам совет — постараться быстрее заснуть. Мои друзья вне подозрения. И лучше пусть сеньор Осуна ничего не знает о ваших ночных выходах на палубу. Спокойной ночи!
Уходя, Девото сделал незаметный знак Бартоло. Этой же ночью в каюте капитана между ними состоялся разговор.
— Ты видел что-нибудь подобное, Бартоло? Вот мерзавцы! Нет, времена настоящих пиратов ушли в прошлое. Остались воры и бандиты, — говорил Девото, расхаживая по каюте. — Будь особенно осторожен. Постарайся завтра же утром успокоить Долорес и еще раз напомни ей ничего не говорить Осуне. Будь с ней внимателен, Бартоло.
Боб, донья Кончита и Чарли отмечали день рождения Каталины. Боб преподнес девушке жемчужное ожерелье, донья Кончита — книгу Франсиско де Кеведо и Вильегоса [90] плутовскую повесть «Жизнеописание Бускона», а Чарли — смешную обезьянку, искусно выточенную из «адамовой кости» — окаменелого дерева, выброшенного морем на пляж.
Стол был уставлен изысканными блюдами: оливки, дичь, холодное мясо, рыба, прованское масло, шоколад и корзиночки с разными фруктами. Боб сам готовил напитки. Налил в кружки немного тростниковой водки (рома), насыпал две ложечки сахара, добавил воды, положил сверху две веточки мяты и ломтик лимона.
— За мою любовь, за ее счастье! — встав на ноги, торжественно произнес Боб и осушил кружку.
Каталина, думая о Педро, сделала большой глоток и закашлялась.
— Боб, ты хочешь меня споить!
— Нет! Ты полюбишь меня без водки. А этот прекрасный напиток называется «дрейк». Его придумал знаменитый английский моряк Френсис Дрейк в свою бытность на Кубе [91]. — Пей! Пей до дна, если хочешь быть счастливой! — увещевая Боб.
— Мне рассказывали, что в Испании еще в середине прошлого века чрезмерное употребление спиртных напитков, то есть пьянство, считалось непростительным пороком, — сообщила донья Кончита. — Тогда назвать кого-нибудь «пьяницей» было великим оскорблением. Это было самым ругательным словом.
— Времена меняются, — заметил Чарли. — И я думаю, что в худшую сторону. И это все из-за новых открытий.
— Все зависит от человека. Хорошему знания впрок, а плохому во вред, — высказала свою мысль Каталина и заставила себя выпить «дрейк» до конца.
— Что еще интересного про Испанию вы расскажете нам, донья Кончита? — спросил Боб.
— Там каждая любовница короля, перестававшая его интересовать, сама удалялась в монастырь. После священной королевской особы никто не имел права дотронуться до нее.
Меж тем лицо Каталины покрылось краской, в голове зашумело, и она придвинулась ближе к донье Кончите.
— Ну что, девочка?
— Я думаю о Порции — жене Марка Юния Брута. Вы знаете, она, желая доказать, что не страшится состоять в заговоре против Гая Юлия Цезаря, на глазах у мужа тяжело ранила себя. Позднее, узнав, что ее муж покончил с собой на поле брани, проиграв ее, она наложила на себя руки. — Каталина раскраснелась, а донья Кончита подумала, что она непременно должна встретить своего Педро.
— Тебе плохо. Идем, я отведу тебя в постель.
Боб было запротестовал, но донья Кончита урезонила его:
— Так вы ничего не добьетесь! Только отдалите ее от себя.
Ближе к середине следующего дня впередсмотрящий «Скорой Надежды» сообщил на мостик, что в небольшом заливчике видит корабль, стоящий на якоре. Тут же на мостике появились Боб Железная Рука и Чарли. Поднялась по трапу и Каталина.
Боб в подзорную трубу рассмотрел то, что происходило в заливчике, и сообщил:
— Хоть корабль и без флага, но это голландцы воруют у испанцев лес. И дорогой! Бакаут — железное, или гваяковое, дерево. Тяжелая и очень крепкая древесина. Самая твердая из известных. Тонет в воде.
— Это как? Дерево, и тонет? — с детской наивностью спросила Каталина.
— Да, вот так. Тонет потому, как удельный вес этой древесины равен одной целой и четырем десятым. В Англии оно стоит кучу денег.
— В Новой Англии тоже, — вставил Чарли.
— Об этом я и думаю, — продолжил Боб. — Ни одна постройка корабля не обходится без гваякового дерева. Пусть себе рубят, очищают стволы, грузят в свои трюмы. Мы подождем. Я это место знаю хорошо. Поставим нашу голубку там, где надо. Капитан голландца, когда станет выходить из заливчика, бросится к ветру и, когда захочет его снова взять, увидит перед собою риф, выйдет из ветра и потеряет ход. Тут мы его и возьмем голыми руками. А затем в Нью-Йорк. Там у меня есть свои очень деловые люди…
— А ты, Боб, не рискуешь? — спросил Чарли. — Вспомни совсем недавнюю историю с капитаном Уильямом Киддом.
— Что за история? — поинтересовалась Каталина,
— Капитан Уильям Кидд в мае первого года этого века в Англии по решению королевского суда был вздернут на ноке рея флагманского корабля в Портсмуте. Он грабил своих.
— Это неправда, — возразил Боб. — То была политическая игра.
— Но голландцы ведь наши союзники, — не успокаивался Чарли.
— Да! Однако они не несут флага, Кроме всего, мне нужны деньги. Мы заберем у них бакаут, а корабль с теми, кто останется в живых, отпустим.
Рассвет встретил «Ласточку» неспокойным морем. Небо затянули рваные тучи. Налетевший внезапно ветер не принес ощутимой прохлады, но дул порывисто. Где-то совсем близко зарождался первый в этом году циклон. Девото, поднявшись на мостик, отдал команды. Боцман Кейнс повторил их и тут же послал ближайшего матроса немедленно разбудить Гренвиля, который точно еще спал.
Через три минуты, не более, паруса на «Ласточке» заработали все до единого. Бриг словно напружинился и помчался вперед, быстро набирая скорость и увеличивая расстояние между ним и «Злым Джоном».
Невооруженным глазом было видно, как на пиратском корабле забеспокоились. Матросы помчались на реи. Фрегат тоже поставил полные паруса, но «Ласточка» от него уходила.
В тот момент, когда Гренвиль, бормоча ругательства, поднимался на мостик по трапу, Девото опустил подзорную трубу. Он видел, как на фрегате бомбардиры уже готовили носовые пушки.
— Лево руля! Лечь в дрейф! Шлюпку на воду!
Матросы поспешно исполнили команды Девото.
На «Злом Джоне» не сразу разгадали маневр «Ласточки», и, пока сняли паруса, фрегат проскочил мимо брига.
— Гренвиль, остаетесь за старшего! Я ухожу к Джону. Не корабль, а старое корыто… — Последние слова Девото произносил, уже приближаясь к шторм-трапу.
Озабоченный вид, решительный приказ и быстрота действий Девото не дали Гренвилю узнать, что собственно, задумал капитан.
Когда Девото спрыгнул в шлюпку, Гренвиль проворчал:
— Бесноватый! Кейнс, старина, следи за ним и дальше, а я пойду догляжу сон, — и Том отправился в свою каюту.
Через четверть часа Девото уже поднимался по трапу «Злого Джона», Его капитан в окружении старших по положению пиратов встретил Девото на шкафуте.
— Какая муха укусила тебя, испанец голубых кровей? Что ты еще задумал? Или пятая доля показалась тебе мала? Смотри, терпение мое может лопнуть…
— Хочу обсудить детали наших общих действий и поговорить кое о чем серьезном, — ответил Девото, не обращая внимания на недружелюбный тон. В тоне его голоса, спокойном и холодном, менее всего можно было уловить нотки страха.
— А! Ну, это другое дело… пойдем в каюту. Нед, Билл и ты, Фред, послушаем, что он нам сегодня скажет.
На большом, давно не мытом дубовом столе кают-компании «Злого Джона» валялись пустые бутылки и остатки еды. Девото сел в кресло, оглядел присутствующих и, обращаясь к Джону, сказал:
— Возможно, ты и сам понял, зачем я дважды на «Ласточке» ставил полные паруса. Командуй ею я вместо покойного Дюгарда, ты бы по сей день догонял меня, если б, конечно, давно не был бы отправлен на дно морское. К грязному днищу твоего фрегата давно не прикасались руки плотников.
Джон сначала растерялся, но потом нагло расхохотался. Его поддержал молоденький шкипер. Второй помощник Билл и помощник боцмана Фред внимательно слушали, что еще скажет Девото.
— Ты всегда мне казался хвастуном, чванливый испанец! Но это уже слишком! Ты станешь говорить о деле или…
— Или ты прежде поглядишь на Билла и своего верного Фреда. Они не смеются, Джон.
— Что?
— А то, что они умнее тебя и понимают, насколько в деле, которое мы с тобой задумали, важен ход твоего корабля. Внезапность! Быстрота в атаке!
— Что ты можешь сказать плохого о «Злом Джоне»? — Предводитель пиратов был полон самоуверенности, но смеяться уже перестал.
— Я убедился в том, что говорю, и твердо знаю одно: сегодня «Злой Джон» не способен принять участие в деле, которое нам предстоит. А проигрывать его я не желаю! Понял? И тебе не советовал бы рисковать и вести своих людей на заведомую гибель…
— Но ты же сам говорил, что они лишь чуть сильнее нас.
— Да, однако, теперь вижу, гораздо маневреннее и быстрее в ходе.
— Что ты предлагаешь? — Джон начинал терять терпение.
— Уравновесить шансы.
— Как?
— Почистить днище.
— Сейчас предлагаешь килевать?.. — Губы Злого Джона побелели от бешенства, он медленно поднялся.
— Да! Другого выхода у тебя нет! И это мое условие.
— Что? Кто здесь капитан? Ты, никак, опять вздумал командовать. Клянусь святым Патриком, я отправлю тебя к праотцам и один овладею богатством.
Шкипер Нед больше не улыбался, второй помощник Билл опустил глаза, а на широком, покрытом шрамами лице Фреда зашевелились густые брови.
— Встань! — заревел Джон. — Встань, и я выпушу твою голубую кровь из твоих паршивых вен!
— Вижу, ты не согласен, — не обращая внимания на ярость Джона, так же спокойно, как и прежде, сказал Девото. — Тогда поставим точку. Сражения не будет. Сокровищ тоже. Поворачивай на Ямайку, Высадишь меня в Кингстоне и делай, что знаешь.
— Как? — Теперь со своего места поднялся Билл, глаза его стали краснее тамаринда [92]. — Что это значит, Девото?
— А то, что если твой капитан заведомо намерен потопить фрегат и отправить тебя и еще три сотни душ в царство Нептуна, то я в эту игру не играю.
Джон сделал шаг в сторону и выхватил шпагу из ножен.
— Повтори! — прорычал он.
— Джон, а что подумают твои люди? Не выживаешь ли ты из ума? Что скажешь команде? Разделался со мной только за то, что я предлагал тебе лучше подготовиться к сражению, предлагал сделать самое необходимое, чтобы сохранить фрегат и жизнь людям. Дай мне поговорить с ними, и я погляжу, кто здесь останется за главного. Если бы я к этому стремился, то давно принял бы твой вызов. Вместо этого я выслушиваю, как последний трус, твои угрозы, которые в другой раз не потерпел бы ни от кого на свете.
— От меня стерпишь! Ты у меня на корабле! Выходи на палубу… Вздерну!..