Страница:
῾Ρόδον ἐν κόραις Μυρίλλα.
Влюбленных глаз не отрывай -
Утратишь вмиг желанный рай.
Хоть обойдешь ты целый свет,
Прекрасней этой розы нет.
Анакреон
Покуда свет, огонь и музыка оживляли общество за плотно задернутыми
занавесями, снаружи была безлунная ночь и густо валил снег; и утром
однообразная белизна одела окружные поля и тяжко навалилась на ветки
деревьев. Лорд Сом, не желая отказываться от коньков, выступил немедля после
завтрака, созвал работников и расчистил обширное место на льду, дорожку к
нему от дома и часть берега. И он веселился на льду с мисс Найфет да еще кое
с кем из гостей, а прочие, как всегда, их наблюдали. Был тут и мистер Принс,
довольствовавшийся ролью зрителя.
Лорд Сом предложил станцевать рил, мисс Найфет согласилась, но для рила
нужен хотя бы третий. Долго искали его, пока наконец некий юноша весьма
круглого свойства, не отважился восполнить нехватку, зато уж потом он не
заставил себя ждать и почти тотчас полег на льду, где на него и рухнули бы
оба других танцора, не прояви они должной предусмотрительности. Другие
смельчаки его сменяли, быстро демонстрируя разновидности неуклюжих падений.
В конце концов лорд Сом и мисс Найфет откатили от них так далеко, как только
позволяла расчищенная площадка, и он ей сказал:
- Если был бы не "приз Аталанты" лучшему бегуну, а "приз мисс Найфет"
лучшему конькобежцу, я б непременно завоевал вас, доведись мне состязаться с
кем угодно, кроме вас же самой.
Она отвечала:
- Не сбивайте меня, а то я поскользнусь.
Он умолк, но слова ее произвели должное действие. Они поощрили сто
ровно настолько, насколько он в своих сложных обстоятельствах и мог
надеяться и насколько она могла это допустить.
Мистер Принс восхищался "поэзией жестов", как и все прочие на берегу. У
него родились соображенья, которыми он охотно поделился бы с мисс Грилл, но
тщетно он искал ее взглядом. И он побрел к дому в надежде оказаться там с
ней наедине и с ней помириться.
Он оказался с ней наедине, но мириться с ней ему не пришлось. Она
встретила его улыбкой, протянула ему руку и он горячо пожал ее. Рука мисс
Грилл, показалось ему, дрожала, но черты были покойны. Затем он сел к столу,
на котором, как и прежде, лежало раскрытым старинное издание Боярда.
Мистер Принс сказал:
- Вы не пошли взглянуть на удивительных конькобежцев.
Она сказала:
- Я вижу их каждый день. Сегодня мне снег помешал. Но это правда
чудесно. Большей ловкости и грации и представить себе невозможно.
Он хотел извиниться за внезапность своего отъезда и долгое отсутствие,
но не знал, как приступиться к делу. Она пришла ему на выручку. Она сказала:
- Вас не было дольше обычного... на наших репетициях. Мы правда уже
хорошо разучили роли. Но отсутствие ваше было замечено... кое-кем. Особенно
скучал по вас лорд Сом. Он каждое утро допытывался у его преподобия, как ему
думается: не объявитесь ли вы нынче?
Алджернон:
- И что же его преподобие?
Моргана:
- Он обычно отвечал: "Будем надеяться". Но однажды утром выразился
определенней.
Алджернон:
- Как именно?
Моргана:
- Не знаю, право, и говорить ли вам.
Алджернон:
- О, скажите, прошу вас!
Моргана:
- Он сказал: "Надежды мало". "Но какая, однако же, вероятность?" -
спросил лорд Сом. "Единица против семи", - сказал отец Опимиан. "Да не может
этого быть, - сказал тут лорд Сом, - у нас же целый греческий хор против
семи его весталок". Но отец Опимиан сказал: "По мне надежда зависит не от
одного только соотношения чисел".
Алджернон:
- Он бы мог сказать больше, что касается до соотношения чисел.
Моргана:
- Он бы мог сказать больше, что семь перевешивают единицу.
Алджернон:
- Зачем бы он стал это говорить?
Моргана:
- Однако ж было б слишком лестно для единицы и утверждать, что
соотношение равно.
Алджернон:
- Ну а что до соотношения отсутствующего с кем-то иным на чаше весов?
Моргана:
- Единица против единицы обещает, по крайней мере, более равное
соотношение.
Алджернон:
- Это плохо. О, простите мне, пожалуйста.
Моргана:
- Вам простить? Но что?
Алджернон:
- Я хотел бы сказать, но я не знаю, как это сделать, чтоб не
показалось, будто я допускаю то, чего я допускать не вправе, и значит, я
вдвойне должен просить у вас прощения.
Моргана:
- А если я догадываюсь, что хотели бы вы сказать, и скажу это вместо
вас?
Алджернон:
- Вы бесконечно облегчите мою задачу, если только вы верно
догадываетесь.
Моргана:
- Вы можете начать вместе с Ахиллом:
Мой разум помутился / бурлящий. Дно я разглядеть не в силах {Троил и
Крессида, акт 3, сц. 3. (Примеч. автора) {199}.}.
Алджернон:
- По-моему, я кое-что уже вижу все-таки.
Моргана:
- Дальше вы можете сказать: я живу зачарованной жизнью. Я подвергся
было опасности разрушить чары; они вновь семикратной цепью опутали меня; я
подвергся было опасности поддаться иному притяженью; я сделал лишний шаг, я
чуть было этого не объявил; я не знаю теперь, как мне достойно ретироваться.
Алджернон:
- Ах, нет-нет; только не так.
Моргана:
- Тогда вы можете сказать нечто третье; но, пока я еще не произнесла
это вместо вас, обещайтесь не отвечать, слышите - ни звука; и не
возвращаться к предмету разговора четырежды семь дней. Но вы колеблетесь...
Алджернон:
- Кажется, будто сама судьба моя качается на чаше весов.
Моргана:
- Вы должны дать обещание, как я попросила.
Алджернон:
- Да, обещаю вам.
Моргана:
- Стало быть, повторите все, слово в слово.
Алджернон:
- Слушать вас молча; не отвечать ни звука; не возвращаться к предмету
разговора четырежды семь дней.
Моргана:
- Тогда вы можете сказать: я влюбился; весьма неразумно (тут он было
вскрикнул, но она приложила палец к губам) - весьма неразумно; но что
поделать? Боюсь, мне придется покориться судьбе. Я попытаюсь преодолеть все
препятствия. Если смогу, я предложу руку той, кому отдано мое сердце. И все
это я сделаю через четырежды семь дней. Тогда или никогда.
Она снова приложила палец к губам и вышла из комнаты; но перед тем
показала ему отмеченное место на открытой странице "Влюбленного Роланда". Он
не успел опомниться, как она уже ушла. Но он взял книгу и прочитал указанное
место. То было продолжение приключений Роланда в очарованном лесу; La
Penitenza {раскаяние (ит.).} преследует, гонит, подхлестывает его, а сам он,
в свою очередь, преследует фата-моргану по скалистым горам, продираясь
сквозь колючие заросли.
Cosi diceva. Con molta roina
Sempre seguia Morgana il cavalliero:
Fiacca ogni bronco ed ogni mala spina,
Lasciando dietro a se largo il sentiero:
Ed a la Fata molto s'avicina
E gia d'averla presa e il suo pensiero:
Ma quel pensiero e ben fallace e vano,
Pero che pressa anchor scappa di mano.
О quante volte gli dette di piglio,
Hora ne' panni ed hor nella persona:
Ma il vestimento, ch,e bianco e vermiglio,
Ne la speranza presto l'abbandona:
Pur una fiata rivoltando il ciglio,
Corne Dio volse e la ventura bona,
Volgendo il viso quella Fata al
Conte Ei ben la prese al zuffo ne la fronte.
Allor cangiosse il tempo, e l'aria scura
Divenne chiara, e il ciel tutto sereno,
E l'aspro monte si fece pianura;
E dove prima fu di spine pieno,
Se coperse de fiori e de verdura:
E 'l flagellar dell' altra venne meno:
La quai, con miglior viso che non suole.
Verso del Conte usava tal parole.
Attenti, cavalliero, a quella chioma... {*}
{* Боярдо. Влюбленный Роланд, 1, 2, песнь 9.
Заговорило в нем раскаянье. Поспешна
Он бросился вослед, в погоню за Морганой,
Отбрасывая ветви, травы, безутешный,
Бежал, минуя заросли кустов, поляны.
Порой казалось - рядышком она, утешно
Он мнил, что схватит тотчас, в сей же миг, но странно:
Лишь руку простирал - Моргана ускользала
И вновь к вершине легче прежнего бежала.
Касался столько раз трепещущей рукою
Он стана легкого, девической одежды,
Но Фата с ловкостью почти что плутовскою
Вновь ускользала, исчезая, как и прежде.
Но вдруг воздела очи к небесам с мольбою,
Как Бог того хотел, - и вмиг сбылись надежды:
Моргана обернулась - граф наудалую
Схватил могучею рукою прядь златую.
В одно мгновенье изменилася картина:
Чудесным светом озарилась вся округа,
На месте гор крутых раскинулась равнина,
Где ветви терна были сплетены друг с другом,
Там изумрудный луг волнуется в низине,
Покой повсюду воцарился, стихла мука,
И Фата, просияв и графа озирая,
Так молвила ему, светясь, как неземная:
"Будь осторожней, кавалер, с огнистым даром..."
Первые две книги поэмы были опубликованы в 1486 году. Первое полное
издание вышло в 1495-м.
Венецианское издание 1544 года, из которого я цитировал этот пассаж и
предшествующий - в главе XX, - пятнадцатое и последнее полное итальянское
издание. Оригинал был заменен Pifacciamenti [переделка (ит.)] Берни и
Доменичи {200}. Мистер Паниззи оказал литературе большую услугу, переиздав
оригинал. Он сличил все доступные ему издания. Verum opere in longo fas est
obrepere somnum [Хоть я не грех ненадолго соснуть в столь длинной поэме
(лат.)] {201}. Образцом он избрал, полагаю, - увы - миланское издание 1539
года. При всем своем тщании он не заметил страшного искажения в последнем
стансе, который во всех изданиях, кроме миланского, читается так:
Mentre ch'io canto, ahime Dio redentore,
Veggio l'Italia lutta a fiamma e a foco,
Per questi Galli, che con gran furore
Vengon per disertar non so che loco.
Pero vi lascio in questo vano amore
Di Fiordespina ardente a poco a poco:
Un altra fianta, se mi fia concesso,
Racconterovi il tutto per espresso.
Когда пою, о Небо, помоги! Италия моя в огне войны -
Я вижу, как беснуются враги,
Все разрушают, ярости полны.
Не жди любви, но чувства береги,
Грядущим мирным дням они нужны.
Когда-нибудь, коль Рок благоволит,
Вновь песнь Фиодеспины прозвучит.
Миланское издание 1539 года было перепечаткой издания 1513 года, того
самого года, когда французы при Людовике XII вновь захватили Милан. В
миланских изданиях valore читается, как furore [мужество, доблесть; гнев,
ярость (ит.)].
Без сомнения, лишь из почтения к завоевателям печатник 1513 года
предпринял эту замену. Французы при Карле VIII захватили Италию в сентябре
1494 года, и ужас, в который повергло Боярда их вторжение, не только пресек
его работу над поэмой, но и самое жизнь, привел к безвременному концу. Он
умер в декабре 1494 года. Замена одного слова чуть ли не в комплимент
превращает выражение живейшего презренья. (Примеч. автора).}
"Значит, она знала, что я приду, - сказал сам себе наш молодой человек.
- Открыла книгу на этом месте, чтобы книга сказала мне вместо нее -
"выбирай: любовь или горькие сожаления". Четырежды семь дней? Это чтобы
рождественские торжества прошли спокойно. Срок истекает на крещение. В
старинной поэзии любовь поверяли семью годами: Семь долгих лет служил тебе,
прекраснейшая, И за семь долгих лет презренье лишь обрел.. {202}
Но здесь, быть может, все наоборот. Она опасалась, как бы ее самое не
стали испытывать семь лет; и не без причины. И чего мне ждать по прошествии
этих четырежды семи дней? О, я по глазам ее вижу, да и книга говорит о том
же, - меня ждут горькие сожаления, и третьего случая уж не будет. Она не
вовсе равнодушна к лорду Сому. Она считает, что он отдаляется от нее, и на
двадцать девятый день, а то и раньше, она попробует его вернуть. Разумеется,
это ей удастся. Какая соперница против нее устоит? Если власть ее над лордом
и стала слабей, то только потому, что она сама так распорядилась. Стоит ей
пожелать, и он снова будет ее рабом. Двадцать восемь дней! Двадцать восемь
дней сомнений и терзаний!" И мистер Принс встал и вышел в парк и побрел не
по расчищенной тропке, но увязая по колено в снегу. Из задумчивости его
вывела яма, в которую он провалился по самые плечи. С трудом он выкарабкался
из-под снега и направил свои стопы уже к дому, рассуждая о том, что даже и
при самых горьких превратностях любви сухое платье и добрый огонь в камине
все же лучше снежной ямы.
ГАРРИ И ДОРОТИ
Μνηστῆρες δ᾽ ὸμαδήσαν ἀνὰ μέγαρα σκιόεντα.
Тою порой женихи в потемневшей палате шумели,
Споря о том, кто из них предпочтен Пенелопою будет {203}.
Гомер. Одиссея
Гарри Плющ, доставляя в Башню дары полей и лесов, всякий раз
пользовался случаем и постепенно представил сестрам всех своих шестерых юных
друзей, объяснив им предварительно, чтобы и помышлять не смели о мисс
Дороти; каковое повеление, при естественном порочном ходе вещей могло бы
повести к обратному результату и навлечь на Гарри множество неприятных
хлопот. Этого, однако же, не случилось. "Вся потеха", как уже сказал Гарри
его преподобию, была в том, что каждый из друзей решительно отличал
какую-нибудь из семи весталок. Правда, они не шли далее весьма внятных
намеков. Объясниться, сделать предложение ни один не отважился. Предоставя
Гарри завоевывать мисс Дороти, они полагали двинуться по его стопам, когда
он достигнет успеха.
К тому же каждый заручился прорицаньем хорошенькой цыганки (соединив
ладонь ее с шиллингом на счастье), что прекрасная девушка, в которую он
влюблен, тоже его любит и пойдет за него замуж не позже, чем через год. И
все радовались ожиданьем.
А Гарри неустанно шел к своей цели, благо никто не мешал ему ее
преследовать; ибо Дороти всегда выслушивала его милостиво, хоть и не
отступала от первоначального своего ответа, что она и сестры не хотят
разлучиться друг с дружкой и с молодым хозяином.
Сестры не придавали значения отлучкам мистера Принса; ибо всякий раз,
возвращаясь, он, кажется, не мог нарадоваться тому, что вновь очутился дома.
Однажды, покуда мистер Принс был в Усадьбе, вразумляясь "Влюбленным
Роландом", Гарри, счастливо застав мисс Дороти одну, как всегда, горячо
говорил о своих мечтаньях и выслушан был тоже как всегда, с той разницей,
что удовольствие, доставляемое ему его речами, а ей - слушаньем их, все
более возрастало. Обоим все более нравилось "играть невинностью любви"
{204}. И хоть с уст Дороти неизменно сходило - "нет", он читал "да" у ней во
взоре.
Гарри:
- Ладно, мисс Дороти, вот вы с сестрицами не желаете бросать молодого
хозяина, а вдруг кто-то у вас его отберет, что вы тогда-то скажете?
Дороти:
- Да что вы это такое вообразили, мастер Гарри?
Гарри:
- Ну, а вдруг он женится, мисс Дороти?
Дороти:
- Женится?!
Гарри:
- Как вам понравится, если в Башне станет жить благородная леди и на
вас будет смотреть как на свою собственность, а?
Дороти:
- Откровенно сказать, мне это вовсе не понравится. Да отчего же эдакие
вещи приходят вам в голову?
Гарри:
- Вы знаете, где он сейчас?
Дороти:
- У помещика Грилла, разучивает пьесу к рождеству.
Гарри:
- А у помещика Грилла племянница редкой красоты и богатая несметно.
Дороти:
- Была она у нас тут, племянница помещика Грилла, и мы с сестрицами ее
хорошо разглядели. Очень милая барышня; но он редких красавиц и несметно
богатых уж понавидался. Красавицы ему ни к чему, а богатство их ему не
надобно; нет, не станет он менять свою жизнь.
Гарри:
- Ах, мисс Дороти! Не знаете вы, что такое любовь! Она вырывает
человека прямо с корнем, как буря все равно.
Дороти:
- И с вами, например, такое, мастер Гарри?
Гарри:
- Именно, мисс Дороти. Не будь вы ласковы со мной, уж и не знаю, что бы
я делал. Но вы всегда ласковы со мной, хоть и не желаете за меня.
Дороти:
- Я не говорю, что не желаю.
Гарри:
- Верно. Но вы всегда говорите "не могу", а это одно и то же на
поверку.
Дороти:
- Вы очень достойный молодой человек, мастер Гарри. Все про вас говорят
одно хорошее. И мне очень приятно, что вы так отличаете меня. И если хозяин
надумает жениться, а сестрицы надумают идти замуж, а я решу взять с них
пример, то сказать вам по правде, мастер Гарри, я только вас тогда и выберу
и больше никого.
Мастер Гарри попытался ответить, но попытки высказаться не увенчались
успехом; а потому, не найдя слов, он рухнул на колени перед своей
возлюбленной, всплеснул руками, глядя на нее со страстной мольбой, и получил
в награду благосклонную улыбку. В такой позе Гарри и пребывал, покуда одна
из сестер, войдя, не прервала сих согласных грез наяву.
Продвинувшись таким образом на подступах к Фивам, Гарри приободрил
друзей, осаждавших другие ворота; к тому же для военных действий открывались
новые возможности, ибо отлучки молодого хозяина делались все продолжительней
и приходилось верить в его пристрастие к мисс Грилл.
СОМНЕНЬЯ И ВОПРОСЫ
Οὐ χρἡ κακοισι θυμον ἐπιτρέπειν˙
Προκὑψομεν γὰρ οὐδέν, ἀσάμενοι,
Ὦ Βακχί˙ φαρμακον δ᾽ ἄριστον
Οἶνον ἐνεικαμένοις μεθύσθαι.
Alcaeus.
К чему раздумьем сердце мрачить, друзья.
Предотвратим ли думой грядущее?
Вино - из всех лекарств лекарство
против унынья. Напьемся же пьяны {205}.
Алкей
Мистер Принс видел мисс Грилл теперь только тогда, когда общество
собиралось в гостиных. К столу ее неизменно вел лорд Сом, на долю же мистера
Принса выпадала честь вести мисс Найфет, так что за обедом два юных
джентльмена оказывались на противоположных концах стола, мечтая - каждый -
очутиться на месте другого; впрочем, лорд Сом оказывал всевозможные знаки
внимания прекрасной соседке. Мистер Принс замечал, что мисс Грилл беседует с
лордом оживленно и весело; быть может, чуточку слишком весело для любви; но
зато столь сердечно, что это тревожило мистера Принса. Меж тем по бодрой
говорливости, царившей во главе стола, было видно как будто, что тайны и
чувства там ни при чем. А с другой стороны, отчего бы девушке, в течение
краткого срока ожидающей решения своей участи, сохранять такую беспечность?
Сам мистер Принс почти не разговаривал с мисс Найфет. Она же, по всегдашнему
своему обычаю, сама не начинала разговора и сидела, как всегда, с
невозмутимостью статуи, слушая, что говорят вокруг. Сидела она слева от
мистера Грилла. Мисс Тополь была справа от нее, а справа от мисс Тополь
преподобный отец Опимиан. Эти трое вели оживленную беседу. Мистер Мак-Мусс
сидел неподалеку и развлекал обеих своих прекрасных соседок замечаниями,
касаемыми до предмета весьма близкого - о способах приготовления и
устройства доброго обеда; и замечания эти сделали бы честь самому
Франкателли {206}.
Немного погодя мистер Принс решился выведать соображения мисс Найфет о
том, что более всего его волновало. Он ей сказал:
- Там во главе стола очень весело.
Мисс Найфет:
- Верно, лорд Сом решил развлечь своих соседей, а в обществе он всегда
удачен.
Мистер Принс:
- Вы так подчеркиваете - "в обществе", будто он не во всем всегда
удачен.
Мисс Найфет:
- Ну, не во всех своих изобретениях он удачей. Но в умении оживить
общество он не имеет равных. Разумеется, если общество ему соответствует.
Радоваться столь же надо уметь, как и радовать. Ну, а мисс Грилл и лорд Сом
оба умеют делать и то и другое. Неудивительно, что так весело их соседям.
Мистер Принс:
- Которые, надо полагать, умеют радоваться.
Мисс Найфет:
- Здесь почти все это умеют. Вряд ли иначе они и были бы здесь. Мне
приходилось встречать людей мрачных, из которых каждый способен отравить
веселье целого общества. Здесь таких нет. Видывала я и то, как целое
общество готово радоваться, но все молчат, не зная, с чего начать разговор.
В таком обществе лорд Сом был бы незаменим. Он бы всех расшевелил тотчас.
Мистер Принс:
- И давно вы его знаете?
Мисс Найфет:
- Я с ним только тут познакомилась.
Мистер Принс:
- Вам известно, что он сватается к мисс Грилл?
Мисс Найфет:
- Да, известно.
Мистер Принс:
- Как вы думаете, то, что он так удачен в обществе, увеличивает ля
вероятность его успеха?
Мисс Найфет:
- Любовь слишком капризна и не поддается вычислению вероятностей.
Мистер Принс:
- И все же я был бы счастлив узнать ваше мнение. Вы так хорошо знаете
их обоих.
Мисс Найфет:
- Что ж, и мне хочется доставить вам приятное, ведь спрашиваете вы,
полагаю, не из одного любопытства. Иначе я не стала бы и отвечать. Думаю,
дело у них с Морганой не дойдет до помолвки. Возможно, и дошло бы, если бы
лорд Сом продолжал этого добиваться так же, как начинал. Но он привык к
тому, чтоб его встречали благосклонно. Он не нашел той склонности в Моргане,
на какую надеялся. Он понял, что она уготована кому-то другому. И, полагаю,
он не ошибся.
Мистер Принс:
- И все же вы думаете, что, если бы постарался, он добился бы своего.
Мисс Найфет:
- Мне трудно думать иначе, ведь он наделен такими достоинствами.
Мистер Принс:
- Однако же он от нее не отступился.
Мисс Найфет:
- И не отступится. Но она слишком великодушна и не стала бы помнить о
его предложении, раз он к ней переменился, даже если б собственные ее
помыслы не обратились к другому.
Мистер Принс:
- А вы не думаете, что она сумела б вновь воспламенить лорда, когда б
ей вздумалось употребить для этого все свое очарованье?
Мисс Найфет:
- Возможно. Но вряд ли она станет стараться (а про себя добавила: "Вряд
ли бы она преуспела").
Мистер Принс не был уверен в том, что она не станет стараться; ему
показалось даже, что и сейчас уже она кое-что предпринимает. Моргану он
считал неотразимой. Но, поскольку прекрасная соседка его, как представлялось
ему, была не вовсе безразлична к предмету разговора, его подивила
бесстрастность, с какою она отвечала на его расспросы.
А покуда шел разговор, мистер Принс - уж в который раз - убеждался, что
чем более взволнованна его душа, тем больше мадеры может он вместить, не
мрача рассудка.
ПАМЯТЬ О ЛЮБВИ
II faut avoir aime une fois en sa vie, non pour le moment ou l'on aime,
car on n'eprouve alors que des tourments, des regrets, de la jalousie: mais
peu a peu ces tourments-la deviennent des souvenirs, qui charment notre
arriere saison: . . et quand vous verrez la vieillesse douce, facile et
tolerante, vous pourrez dire comme Fontenelle: "L'amour a passe par-la.
Scribe. La Vieille {Надо хоть однажды в жизни испытать любовь, не ради
времени, когда любишь, ибо тогда не испытываешь ничего, кроме мук, ревности
и сожалений; но мало-помалу муки оборачиваются воспоминаньями, которые
украшают нашу осень... и если вы видите тихую, покойную, легкую старость, вы
можете сказать, как Фонтенель {207}: "Здесь побывала любовь" (Скриб.
"Старуха" {208}) (фр.).}.
Мисс Грилл тщательно избегала оставаться с мистером Принсом наедине,
чтобы у него не явилось возможности заговорить о запрещенном предмете. Она
чувствовала, что избрала единственный верный способ избавиться от мук
неопределенности; но ей хотелось услышать и чей-то беспристрастный совет, и
она решила довериться хладнокровному сужденью своего друга мисс Тополь,
старой девы, однако же хорошо знавшей свет, а потому не откладывая она
рассказала ей обо всем, что произошло между нею и мистером Принсом, и
спросила, правильно ли она поступает.
Мисс Тополь:
- Да, моя милая, если б я хоть немного надеялась на то, что он сумеет
достаточно разобраться в себе, чтобы прийти к желаемому решенью, я бы
посоветовала вам дать ему побольше сроку; но мне ясно, что на такое он сам
неспособен, а потому, коль скоро он, очевидно, вам дорог, вы избрали самый
лучший из открывающихся путей. Он уже не однажды чуть было не объяснился; но
это "чуть было" могло бы повторяться без конца и вы бы загубили свою жизнь
понапрасну.
Мисс Грилл:
- Ну а вы могли бы так же поступить на моем месте?
Мисс Тополь:
- Нет, милая, наверное, нет. Ибо в очень сходном случае я так не
поступила. Отсюда вовсе не следует, что я была права. Напротив, я думаю, это
вы правы, а я нет. Вы проявили душевное мужество именно там, где оно более
всего потребно.
Мисс Грилл:
- Надеюсь, что я не пробудила в вас горьких воспоминаний?
Мисс Тополь:
- Нет, милая, нет. В воспоминаниях этих нет ничего горького. Мечтания
юности, как бы ни оказались они напрасны, сложены из боли и радости. И ради
последней терпим мы первую, да что я - терпим? - даже ласкаем в памяти.
Мисс Грилл:
- Судя по тому, что слышала я о вашей былой красоте, и по тому, что я и
теперь еще вижу, и при вашей неизменной веселости, я не могу поверить, чтобы
вы были несчастливы в любви, как приходится предположить из ваших слов.
Мисс Тополь:
- Нет, милая, я была несчастлива в любви и по глупости на всю жизнь
сохранила верность одной идее; и не могла расстаться с этой тенью ради
достижимой вещественности.
Мисс Грилл:
- Если это не разбередит старых ран, я хотела бы услышать историю вашу,
не из праздного любопытства, но оттого, что речь идет именно о вас.
Влюбленных глаз не отрывай -
Утратишь вмиг желанный рай.
Хоть обойдешь ты целый свет,
Прекрасней этой розы нет.
Анакреон
Покуда свет, огонь и музыка оживляли общество за плотно задернутыми
занавесями, снаружи была безлунная ночь и густо валил снег; и утром
однообразная белизна одела окружные поля и тяжко навалилась на ветки
деревьев. Лорд Сом, не желая отказываться от коньков, выступил немедля после
завтрака, созвал работников и расчистил обширное место на льду, дорожку к
нему от дома и часть берега. И он веселился на льду с мисс Найфет да еще кое
с кем из гостей, а прочие, как всегда, их наблюдали. Был тут и мистер Принс,
довольствовавшийся ролью зрителя.
Лорд Сом предложил станцевать рил, мисс Найфет согласилась, но для рила
нужен хотя бы третий. Долго искали его, пока наконец некий юноша весьма
круглого свойства, не отважился восполнить нехватку, зато уж потом он не
заставил себя ждать и почти тотчас полег на льду, где на него и рухнули бы
оба других танцора, не прояви они должной предусмотрительности. Другие
смельчаки его сменяли, быстро демонстрируя разновидности неуклюжих падений.
В конце концов лорд Сом и мисс Найфет откатили от них так далеко, как только
позволяла расчищенная площадка, и он ей сказал:
- Если был бы не "приз Аталанты" лучшему бегуну, а "приз мисс Найфет"
лучшему конькобежцу, я б непременно завоевал вас, доведись мне состязаться с
кем угодно, кроме вас же самой.
Она отвечала:
- Не сбивайте меня, а то я поскользнусь.
Он умолк, но слова ее произвели должное действие. Они поощрили сто
ровно настолько, насколько он в своих сложных обстоятельствах и мог
надеяться и насколько она могла это допустить.
Мистер Принс восхищался "поэзией жестов", как и все прочие на берегу. У
него родились соображенья, которыми он охотно поделился бы с мисс Грилл, но
тщетно он искал ее взглядом. И он побрел к дому в надежде оказаться там с
ней наедине и с ней помириться.
Он оказался с ней наедине, но мириться с ней ему не пришлось. Она
встретила его улыбкой, протянула ему руку и он горячо пожал ее. Рука мисс
Грилл, показалось ему, дрожала, но черты были покойны. Затем он сел к столу,
на котором, как и прежде, лежало раскрытым старинное издание Боярда.
Мистер Принс сказал:
- Вы не пошли взглянуть на удивительных конькобежцев.
Она сказала:
- Я вижу их каждый день. Сегодня мне снег помешал. Но это правда
чудесно. Большей ловкости и грации и представить себе невозможно.
Он хотел извиниться за внезапность своего отъезда и долгое отсутствие,
но не знал, как приступиться к делу. Она пришла ему на выручку. Она сказала:
- Вас не было дольше обычного... на наших репетициях. Мы правда уже
хорошо разучили роли. Но отсутствие ваше было замечено... кое-кем. Особенно
скучал по вас лорд Сом. Он каждое утро допытывался у его преподобия, как ему
думается: не объявитесь ли вы нынче?
Алджернон:
- И что же его преподобие?
Моргана:
- Он обычно отвечал: "Будем надеяться". Но однажды утром выразился
определенней.
Алджернон:
- Как именно?
Моргана:
- Не знаю, право, и говорить ли вам.
Алджернон:
- О, скажите, прошу вас!
Моргана:
- Он сказал: "Надежды мало". "Но какая, однако же, вероятность?" -
спросил лорд Сом. "Единица против семи", - сказал отец Опимиан. "Да не может
этого быть, - сказал тут лорд Сом, - у нас же целый греческий хор против
семи его весталок". Но отец Опимиан сказал: "По мне надежда зависит не от
одного только соотношения чисел".
Алджернон:
- Он бы мог сказать больше, что касается до соотношения чисел.
Моргана:
- Он бы мог сказать больше, что семь перевешивают единицу.
Алджернон:
- Зачем бы он стал это говорить?
Моргана:
- Однако ж было б слишком лестно для единицы и утверждать, что
соотношение равно.
Алджернон:
- Ну а что до соотношения отсутствующего с кем-то иным на чаше весов?
Моргана:
- Единица против единицы обещает, по крайней мере, более равное
соотношение.
Алджернон:
- Это плохо. О, простите мне, пожалуйста.
Моргана:
- Вам простить? Но что?
Алджернон:
- Я хотел бы сказать, но я не знаю, как это сделать, чтоб не
показалось, будто я допускаю то, чего я допускать не вправе, и значит, я
вдвойне должен просить у вас прощения.
Моргана:
- А если я догадываюсь, что хотели бы вы сказать, и скажу это вместо
вас?
Алджернон:
- Вы бесконечно облегчите мою задачу, если только вы верно
догадываетесь.
Моргана:
- Вы можете начать вместе с Ахиллом:
Мой разум помутился / бурлящий. Дно я разглядеть не в силах {Троил и
Крессида, акт 3, сц. 3. (Примеч. автора) {199}.}.
Алджернон:
- По-моему, я кое-что уже вижу все-таки.
Моргана:
- Дальше вы можете сказать: я живу зачарованной жизнью. Я подвергся
было опасности разрушить чары; они вновь семикратной цепью опутали меня; я
подвергся было опасности поддаться иному притяженью; я сделал лишний шаг, я
чуть было этого не объявил; я не знаю теперь, как мне достойно ретироваться.
Алджернон:
- Ах, нет-нет; только не так.
Моргана:
- Тогда вы можете сказать нечто третье; но, пока я еще не произнесла
это вместо вас, обещайтесь не отвечать, слышите - ни звука; и не
возвращаться к предмету разговора четырежды семь дней. Но вы колеблетесь...
Алджернон:
- Кажется, будто сама судьба моя качается на чаше весов.
Моргана:
- Вы должны дать обещание, как я попросила.
Алджернон:
- Да, обещаю вам.
Моргана:
- Стало быть, повторите все, слово в слово.
Алджернон:
- Слушать вас молча; не отвечать ни звука; не возвращаться к предмету
разговора четырежды семь дней.
Моргана:
- Тогда вы можете сказать: я влюбился; весьма неразумно (тут он было
вскрикнул, но она приложила палец к губам) - весьма неразумно; но что
поделать? Боюсь, мне придется покориться судьбе. Я попытаюсь преодолеть все
препятствия. Если смогу, я предложу руку той, кому отдано мое сердце. И все
это я сделаю через четырежды семь дней. Тогда или никогда.
Она снова приложила палец к губам и вышла из комнаты; но перед тем
показала ему отмеченное место на открытой странице "Влюбленного Роланда". Он
не успел опомниться, как она уже ушла. Но он взял книгу и прочитал указанное
место. То было продолжение приключений Роланда в очарованном лесу; La
Penitenza {раскаяние (ит.).} преследует, гонит, подхлестывает его, а сам он,
в свою очередь, преследует фата-моргану по скалистым горам, продираясь
сквозь колючие заросли.
Cosi diceva. Con molta roina
Sempre seguia Morgana il cavalliero:
Fiacca ogni bronco ed ogni mala spina,
Lasciando dietro a se largo il sentiero:
Ed a la Fata molto s'avicina
E gia d'averla presa e il suo pensiero:
Ma quel pensiero e ben fallace e vano,
Pero che pressa anchor scappa di mano.
О quante volte gli dette di piglio,
Hora ne' panni ed hor nella persona:
Ma il vestimento, ch,e bianco e vermiglio,
Ne la speranza presto l'abbandona:
Pur una fiata rivoltando il ciglio,
Corne Dio volse e la ventura bona,
Volgendo il viso quella Fata al
Conte Ei ben la prese al zuffo ne la fronte.
Allor cangiosse il tempo, e l'aria scura
Divenne chiara, e il ciel tutto sereno,
E l'aspro monte si fece pianura;
E dove prima fu di spine pieno,
Se coperse de fiori e de verdura:
E 'l flagellar dell' altra venne meno:
La quai, con miglior viso che non suole.
Verso del Conte usava tal parole.
Attenti, cavalliero, a quella chioma... {*}
{* Боярдо. Влюбленный Роланд, 1, 2, песнь 9.
Заговорило в нем раскаянье. Поспешна
Он бросился вослед, в погоню за Морганой,
Отбрасывая ветви, травы, безутешный,
Бежал, минуя заросли кустов, поляны.
Порой казалось - рядышком она, утешно
Он мнил, что схватит тотчас, в сей же миг, но странно:
Лишь руку простирал - Моргана ускользала
И вновь к вершине легче прежнего бежала.
Касался столько раз трепещущей рукою
Он стана легкого, девической одежды,
Но Фата с ловкостью почти что плутовскою
Вновь ускользала, исчезая, как и прежде.
Но вдруг воздела очи к небесам с мольбою,
Как Бог того хотел, - и вмиг сбылись надежды:
Моргана обернулась - граф наудалую
Схватил могучею рукою прядь златую.
В одно мгновенье изменилася картина:
Чудесным светом озарилась вся округа,
На месте гор крутых раскинулась равнина,
Где ветви терна были сплетены друг с другом,
Там изумрудный луг волнуется в низине,
Покой повсюду воцарился, стихла мука,
И Фата, просияв и графа озирая,
Так молвила ему, светясь, как неземная:
"Будь осторожней, кавалер, с огнистым даром..."
Первые две книги поэмы были опубликованы в 1486 году. Первое полное
издание вышло в 1495-м.
Венецианское издание 1544 года, из которого я цитировал этот пассаж и
предшествующий - в главе XX, - пятнадцатое и последнее полное итальянское
издание. Оригинал был заменен Pifacciamenti [переделка (ит.)] Берни и
Доменичи {200}. Мистер Паниззи оказал литературе большую услугу, переиздав
оригинал. Он сличил все доступные ему издания. Verum opere in longo fas est
obrepere somnum [Хоть я не грех ненадолго соснуть в столь длинной поэме
(лат.)] {201}. Образцом он избрал, полагаю, - увы - миланское издание 1539
года. При всем своем тщании он не заметил страшного искажения в последнем
стансе, который во всех изданиях, кроме миланского, читается так:
Mentre ch'io canto, ahime Dio redentore,
Veggio l'Italia lutta a fiamma e a foco,
Per questi Galli, che con gran furore
Vengon per disertar non so che loco.
Pero vi lascio in questo vano amore
Di Fiordespina ardente a poco a poco:
Un altra fianta, se mi fia concesso,
Racconterovi il tutto per espresso.
Когда пою, о Небо, помоги! Италия моя в огне войны -
Я вижу, как беснуются враги,
Все разрушают, ярости полны.
Не жди любви, но чувства береги,
Грядущим мирным дням они нужны.
Когда-нибудь, коль Рок благоволит,
Вновь песнь Фиодеспины прозвучит.
Миланское издание 1539 года было перепечаткой издания 1513 года, того
самого года, когда французы при Людовике XII вновь захватили Милан. В
миланских изданиях valore читается, как furore [мужество, доблесть; гнев,
ярость (ит.)].
Без сомнения, лишь из почтения к завоевателям печатник 1513 года
предпринял эту замену. Французы при Карле VIII захватили Италию в сентябре
1494 года, и ужас, в который повергло Боярда их вторжение, не только пресек
его работу над поэмой, но и самое жизнь, привел к безвременному концу. Он
умер в декабре 1494 года. Замена одного слова чуть ли не в комплимент
превращает выражение живейшего презренья. (Примеч. автора).}
"Значит, она знала, что я приду, - сказал сам себе наш молодой человек.
- Открыла книгу на этом месте, чтобы книга сказала мне вместо нее -
"выбирай: любовь или горькие сожаления". Четырежды семь дней? Это чтобы
рождественские торжества прошли спокойно. Срок истекает на крещение. В
старинной поэзии любовь поверяли семью годами: Семь долгих лет служил тебе,
прекраснейшая, И за семь долгих лет презренье лишь обрел.. {202}
Но здесь, быть может, все наоборот. Она опасалась, как бы ее самое не
стали испытывать семь лет; и не без причины. И чего мне ждать по прошествии
этих четырежды семи дней? О, я по глазам ее вижу, да и книга говорит о том
же, - меня ждут горькие сожаления, и третьего случая уж не будет. Она не
вовсе равнодушна к лорду Сому. Она считает, что он отдаляется от нее, и на
двадцать девятый день, а то и раньше, она попробует его вернуть. Разумеется,
это ей удастся. Какая соперница против нее устоит? Если власть ее над лордом
и стала слабей, то только потому, что она сама так распорядилась. Стоит ей
пожелать, и он снова будет ее рабом. Двадцать восемь дней! Двадцать восемь
дней сомнений и терзаний!" И мистер Принс встал и вышел в парк и побрел не
по расчищенной тропке, но увязая по колено в снегу. Из задумчивости его
вывела яма, в которую он провалился по самые плечи. С трудом он выкарабкался
из-под снега и направил свои стопы уже к дому, рассуждая о том, что даже и
при самых горьких превратностях любви сухое платье и добрый огонь в камине
все же лучше снежной ямы.
ГАРРИ И ДОРОТИ
Μνηστῆρες δ᾽ ὸμαδήσαν ἀνὰ μέγαρα σκιόεντα.
Тою порой женихи в потемневшей палате шумели,
Споря о том, кто из них предпочтен Пенелопою будет {203}.
Гомер. Одиссея
Гарри Плющ, доставляя в Башню дары полей и лесов, всякий раз
пользовался случаем и постепенно представил сестрам всех своих шестерых юных
друзей, объяснив им предварительно, чтобы и помышлять не смели о мисс
Дороти; каковое повеление, при естественном порочном ходе вещей могло бы
повести к обратному результату и навлечь на Гарри множество неприятных
хлопот. Этого, однако же, не случилось. "Вся потеха", как уже сказал Гарри
его преподобию, была в том, что каждый из друзей решительно отличал
какую-нибудь из семи весталок. Правда, они не шли далее весьма внятных
намеков. Объясниться, сделать предложение ни один не отважился. Предоставя
Гарри завоевывать мисс Дороти, они полагали двинуться по его стопам, когда
он достигнет успеха.
К тому же каждый заручился прорицаньем хорошенькой цыганки (соединив
ладонь ее с шиллингом на счастье), что прекрасная девушка, в которую он
влюблен, тоже его любит и пойдет за него замуж не позже, чем через год. И
все радовались ожиданьем.
А Гарри неустанно шел к своей цели, благо никто не мешал ему ее
преследовать; ибо Дороти всегда выслушивала его милостиво, хоть и не
отступала от первоначального своего ответа, что она и сестры не хотят
разлучиться друг с дружкой и с молодым хозяином.
Сестры не придавали значения отлучкам мистера Принса; ибо всякий раз,
возвращаясь, он, кажется, не мог нарадоваться тому, что вновь очутился дома.
Однажды, покуда мистер Принс был в Усадьбе, вразумляясь "Влюбленным
Роландом", Гарри, счастливо застав мисс Дороти одну, как всегда, горячо
говорил о своих мечтаньях и выслушан был тоже как всегда, с той разницей,
что удовольствие, доставляемое ему его речами, а ей - слушаньем их, все
более возрастало. Обоим все более нравилось "играть невинностью любви"
{204}. И хоть с уст Дороти неизменно сходило - "нет", он читал "да" у ней во
взоре.
Гарри:
- Ладно, мисс Дороти, вот вы с сестрицами не желаете бросать молодого
хозяина, а вдруг кто-то у вас его отберет, что вы тогда-то скажете?
Дороти:
- Да что вы это такое вообразили, мастер Гарри?
Гарри:
- Ну, а вдруг он женится, мисс Дороти?
Дороти:
- Женится?!
Гарри:
- Как вам понравится, если в Башне станет жить благородная леди и на
вас будет смотреть как на свою собственность, а?
Дороти:
- Откровенно сказать, мне это вовсе не понравится. Да отчего же эдакие
вещи приходят вам в голову?
Гарри:
- Вы знаете, где он сейчас?
Дороти:
- У помещика Грилла, разучивает пьесу к рождеству.
Гарри:
- А у помещика Грилла племянница редкой красоты и богатая несметно.
Дороти:
- Была она у нас тут, племянница помещика Грилла, и мы с сестрицами ее
хорошо разглядели. Очень милая барышня; но он редких красавиц и несметно
богатых уж понавидался. Красавицы ему ни к чему, а богатство их ему не
надобно; нет, не станет он менять свою жизнь.
Гарри:
- Ах, мисс Дороти! Не знаете вы, что такое любовь! Она вырывает
человека прямо с корнем, как буря все равно.
Дороти:
- И с вами, например, такое, мастер Гарри?
Гарри:
- Именно, мисс Дороти. Не будь вы ласковы со мной, уж и не знаю, что бы
я делал. Но вы всегда ласковы со мной, хоть и не желаете за меня.
Дороти:
- Я не говорю, что не желаю.
Гарри:
- Верно. Но вы всегда говорите "не могу", а это одно и то же на
поверку.
Дороти:
- Вы очень достойный молодой человек, мастер Гарри. Все про вас говорят
одно хорошее. И мне очень приятно, что вы так отличаете меня. И если хозяин
надумает жениться, а сестрицы надумают идти замуж, а я решу взять с них
пример, то сказать вам по правде, мастер Гарри, я только вас тогда и выберу
и больше никого.
Мастер Гарри попытался ответить, но попытки высказаться не увенчались
успехом; а потому, не найдя слов, он рухнул на колени перед своей
возлюбленной, всплеснул руками, глядя на нее со страстной мольбой, и получил
в награду благосклонную улыбку. В такой позе Гарри и пребывал, покуда одна
из сестер, войдя, не прервала сих согласных грез наяву.
Продвинувшись таким образом на подступах к Фивам, Гарри приободрил
друзей, осаждавших другие ворота; к тому же для военных действий открывались
новые возможности, ибо отлучки молодого хозяина делались все продолжительней
и приходилось верить в его пристрастие к мисс Грилл.
СОМНЕНЬЯ И ВОПРОСЫ
Οὐ χρἡ κακοισι θυμον ἐπιτρέπειν˙
Προκὑψομεν γὰρ οὐδέν, ἀσάμενοι,
Ὦ Βακχί˙ φαρμακον δ᾽ ἄριστον
Οἶνον ἐνεικαμένοις μεθύσθαι.
Alcaeus.
К чему раздумьем сердце мрачить, друзья.
Предотвратим ли думой грядущее?
Вино - из всех лекарств лекарство
против унынья. Напьемся же пьяны {205}.
Алкей
Мистер Принс видел мисс Грилл теперь только тогда, когда общество
собиралось в гостиных. К столу ее неизменно вел лорд Сом, на долю же мистера
Принса выпадала честь вести мисс Найфет, так что за обедом два юных
джентльмена оказывались на противоположных концах стола, мечтая - каждый -
очутиться на месте другого; впрочем, лорд Сом оказывал всевозможные знаки
внимания прекрасной соседке. Мистер Принс замечал, что мисс Грилл беседует с
лордом оживленно и весело; быть может, чуточку слишком весело для любви; но
зато столь сердечно, что это тревожило мистера Принса. Меж тем по бодрой
говорливости, царившей во главе стола, было видно как будто, что тайны и
чувства там ни при чем. А с другой стороны, отчего бы девушке, в течение
краткого срока ожидающей решения своей участи, сохранять такую беспечность?
Сам мистер Принс почти не разговаривал с мисс Найфет. Она же, по всегдашнему
своему обычаю, сама не начинала разговора и сидела, как всегда, с
невозмутимостью статуи, слушая, что говорят вокруг. Сидела она слева от
мистера Грилла. Мисс Тополь была справа от нее, а справа от мисс Тополь
преподобный отец Опимиан. Эти трое вели оживленную беседу. Мистер Мак-Мусс
сидел неподалеку и развлекал обеих своих прекрасных соседок замечаниями,
касаемыми до предмета весьма близкого - о способах приготовления и
устройства доброго обеда; и замечания эти сделали бы честь самому
Франкателли {206}.
Немного погодя мистер Принс решился выведать соображения мисс Найфет о
том, что более всего его волновало. Он ей сказал:
- Там во главе стола очень весело.
Мисс Найфет:
- Верно, лорд Сом решил развлечь своих соседей, а в обществе он всегда
удачен.
Мистер Принс:
- Вы так подчеркиваете - "в обществе", будто он не во всем всегда
удачен.
Мисс Найфет:
- Ну, не во всех своих изобретениях он удачей. Но в умении оживить
общество он не имеет равных. Разумеется, если общество ему соответствует.
Радоваться столь же надо уметь, как и радовать. Ну, а мисс Грилл и лорд Сом
оба умеют делать и то и другое. Неудивительно, что так весело их соседям.
Мистер Принс:
- Которые, надо полагать, умеют радоваться.
Мисс Найфет:
- Здесь почти все это умеют. Вряд ли иначе они и были бы здесь. Мне
приходилось встречать людей мрачных, из которых каждый способен отравить
веселье целого общества. Здесь таких нет. Видывала я и то, как целое
общество готово радоваться, но все молчат, не зная, с чего начать разговор.
В таком обществе лорд Сом был бы незаменим. Он бы всех расшевелил тотчас.
Мистер Принс:
- И давно вы его знаете?
Мисс Найфет:
- Я с ним только тут познакомилась.
Мистер Принс:
- Вам известно, что он сватается к мисс Грилл?
Мисс Найфет:
- Да, известно.
Мистер Принс:
- Как вы думаете, то, что он так удачен в обществе, увеличивает ля
вероятность его успеха?
Мисс Найфет:
- Любовь слишком капризна и не поддается вычислению вероятностей.
Мистер Принс:
- И все же я был бы счастлив узнать ваше мнение. Вы так хорошо знаете
их обоих.
Мисс Найфет:
- Что ж, и мне хочется доставить вам приятное, ведь спрашиваете вы,
полагаю, не из одного любопытства. Иначе я не стала бы и отвечать. Думаю,
дело у них с Морганой не дойдет до помолвки. Возможно, и дошло бы, если бы
лорд Сом продолжал этого добиваться так же, как начинал. Но он привык к
тому, чтоб его встречали благосклонно. Он не нашел той склонности в Моргане,
на какую надеялся. Он понял, что она уготована кому-то другому. И, полагаю,
он не ошибся.
Мистер Принс:
- И все же вы думаете, что, если бы постарался, он добился бы своего.
Мисс Найфет:
- Мне трудно думать иначе, ведь он наделен такими достоинствами.
Мистер Принс:
- Однако же он от нее не отступился.
Мисс Найфет:
- И не отступится. Но она слишком великодушна и не стала бы помнить о
его предложении, раз он к ней переменился, даже если б собственные ее
помыслы не обратились к другому.
Мистер Принс:
- А вы не думаете, что она сумела б вновь воспламенить лорда, когда б
ей вздумалось употребить для этого все свое очарованье?
Мисс Найфет:
- Возможно. Но вряд ли она станет стараться (а про себя добавила: "Вряд
ли бы она преуспела").
Мистер Принс не был уверен в том, что она не станет стараться; ему
показалось даже, что и сейчас уже она кое-что предпринимает. Моргану он
считал неотразимой. Но, поскольку прекрасная соседка его, как представлялось
ему, была не вовсе безразлична к предмету разговора, его подивила
бесстрастность, с какою она отвечала на его расспросы.
А покуда шел разговор, мистер Принс - уж в который раз - убеждался, что
чем более взволнованна его душа, тем больше мадеры может он вместить, не
мрача рассудка.
ПАМЯТЬ О ЛЮБВИ
II faut avoir aime une fois en sa vie, non pour le moment ou l'on aime,
car on n'eprouve alors que des tourments, des regrets, de la jalousie: mais
peu a peu ces tourments-la deviennent des souvenirs, qui charment notre
arriere saison: . . et quand vous verrez la vieillesse douce, facile et
tolerante, vous pourrez dire comme Fontenelle: "L'amour a passe par-la.
Scribe. La Vieille {Надо хоть однажды в жизни испытать любовь, не ради
времени, когда любишь, ибо тогда не испытываешь ничего, кроме мук, ревности
и сожалений; но мало-помалу муки оборачиваются воспоминаньями, которые
украшают нашу осень... и если вы видите тихую, покойную, легкую старость, вы
можете сказать, как Фонтенель {207}: "Здесь побывала любовь" (Скриб.
"Старуха" {208}) (фр.).}.
Мисс Грилл тщательно избегала оставаться с мистером Принсом наедине,
чтобы у него не явилось возможности заговорить о запрещенном предмете. Она
чувствовала, что избрала единственный верный способ избавиться от мук
неопределенности; но ей хотелось услышать и чей-то беспристрастный совет, и
она решила довериться хладнокровному сужденью своего друга мисс Тополь,
старой девы, однако же хорошо знавшей свет, а потому не откладывая она
рассказала ей обо всем, что произошло между нею и мистером Принсом, и
спросила, правильно ли она поступает.
Мисс Тополь:
- Да, моя милая, если б я хоть немного надеялась на то, что он сумеет
достаточно разобраться в себе, чтобы прийти к желаемому решенью, я бы
посоветовала вам дать ему побольше сроку; но мне ясно, что на такое он сам
неспособен, а потому, коль скоро он, очевидно, вам дорог, вы избрали самый
лучший из открывающихся путей. Он уже не однажды чуть было не объяснился; но
это "чуть было" могло бы повторяться без конца и вы бы загубили свою жизнь
понапрасну.
Мисс Грилл:
- Ну а вы могли бы так же поступить на моем месте?
Мисс Тополь:
- Нет, милая, наверное, нет. Ибо в очень сходном случае я так не
поступила. Отсюда вовсе не следует, что я была права. Напротив, я думаю, это
вы правы, а я нет. Вы проявили душевное мужество именно там, где оно более
всего потребно.
Мисс Грилл:
- Надеюсь, что я не пробудила в вас горьких воспоминаний?
Мисс Тополь:
- Нет, милая, нет. В воспоминаниях этих нет ничего горького. Мечтания
юности, как бы ни оказались они напрасны, сложены из боли и радости. И ради
последней терпим мы первую, да что я - терпим? - даже ласкаем в памяти.
Мисс Грилл:
- Судя по тому, что слышала я о вашей былой красоте, и по тому, что я и
теперь еще вижу, и при вашей неизменной веселости, я не могу поверить, чтобы
вы были несчастливы в любви, как приходится предположить из ваших слов.
Мисс Тополь:
- Нет, милая, я была несчастлива в любви и по глупости на всю жизнь
сохранила верность одной идее; и не могла расстаться с этой тенью ради
достижимой вещественности.
Мисс Грилл:
- Если это не разбередит старых ран, я хотела бы услышать историю вашу,
не из праздного любопытства, но оттого, что речь идет именно о вас.