Страница:
нового, еще более мрачного средневековья.
Преподобный отец Опимиан:
- Да, но у него не было перед глазами победного марша разума, с
барабанным боем несущего науку по городам и весям. Боюсь, правда, шумливая
эта наука может лишь заново убедить, что "глаза нам на то и даны, чтоб
разглядывать дорогу, которая идет во тьме" {*}.
След истин, что, сойдя с тропы деянья,
вотще искал я под крылом молчанья {**},
вряд ли обнаружу я в неуемной болтовне всех этих шумливых поставщиков
вздора.
{* Тюремщик: Понимаете, сэр, вы ж не знаете, куда пойдете.
Цимбелин: Нет, я знаю, приятель.
Постум: Стало быть, ваша-то смерть с глазами; что-то не видывал я такой
на картинках...
Цимбелин: Уверяю тебя, приятель, у всякого есть глаза, чтоб разглядеть
дорогу, по которой мне придется пойти, да только иные жмурятся, чтоб ее не
видеть.
Постум: Надо ж, вот потеха, значит, глаза нам на то и даны, чтоб
разглядывать дорогу, которая идет во тьме.
Цимбелин, акт V, сц. 4. (Примеч автора.).
** Коллинз, "Ода о нравах" {242}. (Примеч. автора).}
Мистер Грилл:
- Да если б вам и удалось их обнаружить, они б не много помогли против
вторжения готов и вандалов, какое, верно, предвидел Нибур. Вандалы сидят на
северных тронах, заботясь лишь об одном, как бы задушить всякую истину и
свободу, вандалы повсюду, даже и среди нас, и цель у них и здесь точно та
же, только наши плуты умеют лучше ее прикрыть, а наши простофили лучше дают
себя одурачить.
Преподобный отец Опимиан:
- Прибавьте, что вандалы заполнили половину Америки, с вольной речью и
даже с попытками вольной мысли расправляясь не хуже инквизиции, разве что
заменив суд линча и виселицы иной пародией на правосудие, кончающейся кнутом
и костром.
Мистер Грилл:
- Я сужу только о Европе. Страшная монархия на севере и анархия на юге;
и ярость толпы здесь у нас, ныне сглаживаемая и подавляемая, но всегда
готовая вспыхнуть неодолимым пламенем, как "скрытый под обманным пеплом
огнь" {*}.
{* incedis per ignes
Suppositos cineri doloso. - Hor. Carm. II, 1. (Примеч. автора).
Ты пишешь, по огню ступая,
Что под золою обманно тлеет. - Гораций, Оды, II, 1 (лат.). (Пер. Г.
Церетели).}
Мистер Мак-Мусс:
- Но пока нам даже очень весело. И довлеет дневи злоба его, тем более
что лично я поблизости вовсе ее покуда не наблюдаю.
Мисс Тополь:
- Лорд Сом, кажется, того же мнения, ибо ускользнул от продолжения
спора, чтоб пригласить мисс Найфет на контрданс.
Преподобный отец Опимиан:
- И вовремя спохватился. Он будет танцевать с ней как раз перед ужином
и поведет ее к столу. Замечаете вы, что ее трагической строгости как не
бывало? Она и всегда-то была чудо как хороша, но порой казалась ожившей
статуей. А нынче она - само счастье, вся так и сияет.
Мисс Тополь:
- Как же ей не сиять? Настоящее и будущее для нее лучезарны. Вот она и
отражает эти лучи.
Потом был ужин, а все отобедали рано и потому угощались с живым
удовольствием. Лорд Сом из кожи лез вон, угождая своему божеству, однако ж
не забывал и прекрасных соседок. После ужина опять танцевали, будто
сговорившись не расходиться до утра. Мистер Грилл, мистер Мак-Мусс,
преподобный отец Опимиан и еще кое-кто из гостей постарше, отказавшиеся от
обычного своего стаканчика вина после раннего обеда, теперь остались за
столом выпить пунша, который лился рекой, и его разносили среди прочих
напитков по гостиным в перерывах между танцами и с благодарностью принимали
молодые люди и не вполне отвергали юные дамы. Мы вынуждены в этом
признаться, не соглашаясь, впрочем, с веселым Гольдони, который считает, что
и в скрытой под маской бессловесной даме можно тотчас узнать англичанку по
благосклонности к пуншу {**}.
{** Лорд Рунебиф в Венеции встречает перед bottega di caffe [кофейня
(ит.). (Примеч. автора).] Розауру. Она в маске и делает ему английский
книксен.
Milord: Madama, molto compila, volete caffe?
Rоsaura: (Fa cenno di no).
Milord: Cioccolata?
Rоsaura: (Fa cenno di no).
Milord: Volete ponce?
Rоsaura: (Fa cenno di si).
Milord: Oh! e Inglese.
La Vedova Scaltra, A. III, s. 10.
Милорд: Сударыня, вы желаете кофе?
Розаура: (отрицательно качает головой).
Милорд: Шоколаду?
Розаура: (отрицательно качает головой).
Милорд: Хотите пуншу?
Розаура: (кивает в знак согласия).
Милорд: О! Англичанка.
Хитрая вдова (ит.) {243}.
Он не предлагает ей чаю, который, будучи более английским напитком,
нежели кофе или шоколад, мог бы скорей соперничать с пуншем; особенно если
пить его, как пьют англичане в другой комедии Гольдони, не с молоком, а с
ар_а_ком {244}. Лорд Артур приходит в гости к лорду Бонфилу среди дня и тот
предлагает ему чай с сахаром и араком. Пока они пьют его, входит лорд
Кубрек.
Вonfil: Favorite, bevete con noi.
Соubrech: Il te non si rifiuta.
Artur: E bevanda salutifera.
Bonfil: Volete rak?
Соubrech: Si, rak.
Вonfil: Ecco, vi servo.
Pamela Fanciula, A. I, s. 15.
Бонфил: Соблаговолите выпить с нами.
Кубрек: От чая не отказываются.
Артур: Этот напиток полезен.
Бонфил: Хотите арак?
Кубрек: Да.
Бонфил: Я угощаю.
Памела Фанчилла (ит.) {245}}
СТРАХИ И НАДЕЖДЫ. ВОЗМЕЩЕНЬЯ В ЖИЗНИ.
АФИНСКАЯ КОМЕДИЯ. МАДЕРА И МУЗЫКА. ПРИЗНАНЬЯ
Ὑμεῑς δέ, πρέσβεις, χαίρετ᾽, ἐν κακοῑς ὅμως
Ψυχῇ διδόντες ἡδονὴν καθ᾽ ἡμέραν,
Ὡς τοῑς θανοῦτος οὐδὲν ωφὲλεῖ.
Прощайте, старцы! Даже среди горестей
Душе дарите радость каждодневную,
Ведь после смерти счастья и в богатстве нет {248}.
Призрак Дария - хору в "Персах" Эсхила
Дороти начала уж было верить новостям Гарри, но вот обычная
жизнерадостность Гарри стала ему изменять: упорство засевшего в Башне
молодого хозяина отравляло надежду. Однако в деле Гарри наметилась уже
счастливая перемена, оставалось продолжать в том же духе, и Дороти разрешала
ему строить воздушные замки, согретые и разукрашенные огнями будущего
рождества.
Однажды вечером по дороге домой Гарри повстречал отца Опнмиана,
направлявшегося к Башне, где намеревался он отобедать и переночевать. Его
преподобие удивлялся, что мистера Принса не было на бале (и это тогда, когда
лорд Сом больше ему не соперник), и дурные предчувствия мрачили его. Отец
Опимиан протянул Гарри руку, и тот горячо пожал ее. Потом отец Опимиан
спросил, как продвигается у него и шестерых его друзей осада женских сердец.
Гарри Плющ:
- Да на молодых барышень, сэр, жаловаться не приходится. А вот молодого
господина не поймешь. Раньше он, бывало, все утро сидит и читает у себя
наверху. А теперь только поднимется - сразу опять вниз и в лес идет гулять.
Потом опять наверх, опять вниз и опять в лес. Что-то неладно с ним - видать,
несчастная любовь, ничего другого не придумаешь. И с письмами в Усадьбу меня
больше не шлет. Так что не получилось у нас веселое рождество, сами
понимаете, сэр.
Преподобный отец Опимиан:
- А вы, я смотрю, все о веселом рождестве мечтаете. Остается надеяться,
что следующее будет получше.
Гарри Плющ:
- А в Усадьбе, у них там весело, да, сэр?
Преподобный отец Опимиан:
- Очень весело.
Гарри Плющ:
- Стало быть, ни у кого там нет несчастной любви.
Преподобный отец Опимиан:
- Не беру на себя смелости подобного умозаключенья. О других ничего не
знаю. У меня ее нет и никогда не бывало, если это может служить утешением.
Гарри Плющ:
- Для меня утешение видеть вас и слушать ваш голос, сэр. От этого
всегда на душе легче.
Преподобный отец Опимиан:
- Так отчего же, мой юный друг, вы можете слышать и видеть меня, когда
вам угодно; буду сердечно рад. Приходите ко мне в гости. Вам всегда
обеспечен кусок холодного ростбифа и стакан доброго эля; а сейчас и ломоть
свинины. Это большое утешение.
Гарри Плющ:
- Ах, сэр, премного благодарны. Оно утешение, конечно. Да я не за тем к
вам приду.
Преподобный отец Опимиан:
- Верю, мой юный друг. Но, когда подкрепишься добрым английским харчем,
легче бороться против всех, превратностей, грозящих как телу нашему, так и
духу. Милости прошу ко мне. И, что бы ни случилось, пусть это не портит вам
радости славного обеда.
Гарри Плющ:
- Вот и отец мой то же говорит. Да не всегда такой совет помогает.
Когда мать померла, это ему на много дней обед испортило. Так и не
оправился, хоть старается держаться. Вот только если я приведу к нам в дом
Дороти, он, глядишь, прямо помолодеет. А если к тому рождеству он уж и
маленького Гарри будет качать, уж как он будет рад его угостить мозговой
косточкой!
Преподобный отец Опимиан:
- Боюсь, эта еда окажется не вполне по нутру маленькому Гарри, хоть
именно так вскармливал Гектор Астианакса {"Илиада", XXII, 500-501. (Примеч.
автора).} {247}. Отложим, однако, попечение о его меню до того времени,
когда он родится. А покамест будем питать надежды. И питаться мясом и элем.
Отец Опимиан снова дружески пожал Гарри руку, и они распрощались.
Его преподобие продолжил путь, как всегда рассуждая сам с собою.
"Отец милого юноши потерял добрую жену, и так с тех пор и не оправился.
Будь жена у него злая, он, потеряв ее, испытал бы чувство радостного
избавления. Странные возмещения нам готовит судьба. Поневоле согласишься с
Ювеналом, что лишь богам одним ведомо, что полезно для нас {Ювенал, Сатиры.
X. 346 {248}. (Примеч. автора).}. Ну вот, к примеру, все тот же мой друг из
Башни. Не полюби его Моргана (а я уверен, она его любит), он бы утешался
своими весталками. Не будь у него их сестринской привязанности, он был бы
счастлив любовью Морганы, но у него есть и любовь ее, и привязанность их, и
он раздираем между двумя чувствами, из которых каждое делало бы его
счастливцем, а вместе они делают его страдальцем. Кто решит, что лучше для
него? Или для них? Или для самой Морганы? Право, почти досадно, что она не
одарила своей благосклонностью лорда Сома. Упустила случай! Другой такой
вряд ли скоро представится. Верно, она бы могла его удержать, когда б
захотела. Но ведь и мисс Найфет превосходная девица, и как приятно наблюдать
столь полную взаимность. Будто сам Юпитер, как мне уже однажды пришлось
заметить, подготовил их соответствие. Одно время юный лорд, как казалось
ему, был верен первой своей звезде, но незаметно и непреложно его манила
другая; а юная леди подарила ему свое сердце, быть может сама о том не
догадываясь и уж конечно не подозревая, что кто-то еще может проникнуть в ее
тайну. И теперь, кажется, оба удивляются тому, что никто не удивляется их
помолвке. Вот и для лорда странный случай возмещенья. Ибо, прими Моргана
сразу же его сватовство, мисс Найфет о нем бы и не подумала; но она увидела,
как безжалостно носят волны челн его неприкаянной любви, и без хитростей и
лукавства помогла ему причалить у ее ног. Простота и безыскусственность
победили там, где провалилась бы изобретательность самая тонкая. Не знаю,
было ли и для нее заготовлено возмещение; но, если было, она его уже нашла;
ибо я не знаю мужа, более достойного семейного счастья, и сам Педро
Португальский не был пламенней влюблен. Когда я только что познакомился с
лордом, я заметил лишь комическую струнку в его характере, но есть в нем и
серьезная струнка, ничуть не менее приятная. Правда, комическая остается. Не
пойму, то ли веселость его заразительна, и я заранее смеюсь, едва оказываюсь
в его компании, то ли невозможно, думая о том, как он читает лекции о рыбе
среди пантопрагматиков, не замечать смехотворного противоречия между лордом
- душою общества и бездушным обществом, сующим свой нос во все и вся;
правда, он покончил с этой дурью; но она вспоминается неотвязно. Впрочем,
какая разница? Я смеюсь - и он смеется со мною. Он смеется - и я смеюсь
вместе с ним. "Смейся, пока не поздно" - прекрасный совет. Когда люди друг к
другу расположены, и малая искорка высекает огонь веселья.
Заметь, что долгожитель - весельчак,
А кто хандрит, тот погружен во мрак...
И кто же откажется от такого дня? Но дальше:
Чтоб люди долго жили, пусть они
В веселье сообща проводят дни {*}.
{* Эти две цитаты из самой старинной комедии на английском языке
"Ройстер Дойстер". 1566, переизданной шекспировским обществом в 1847 г.
(Примеч. автора).}
Прекрасно и стоит запомнить. Однако можно посмеяться и вовсе без всякой
мудрости, и в том я тоже не вижу вреда".
Уже неподалеку от Башни отец Опимиан встретил мистера Принса, быстрым
шагом устремляющегося вон из своего дома. Он вернулся туда вместе с его
преподобием, тот не захотел ничего есть до обеда, а выпил только стаканчик
вина с печеньем, и оба отправились в библиотеку.
Беседа шла исключительно о литературе. Отец Опимиан, хоть и думал
неотступно о мисс Грилл, не хотел первым о ней заговаривать, а мистер Принс,
хоть ни на чем другом не мог сосредоточиться, знал, что только над бутылкой
мадеры он сумеет раскрыть сердце его преподобию.
Отец Опимиан спросил, что мистер Принс читал последнее время. Тот
отвечал:
- Я брался за многое, но возвращался неизменно к "Orlando Innamorato"
{"Влюбленному Роланду" (ит.).}. Вот он как раз на столе, старое издание,
подлинник.
Отец Опимиан заметил:
- Я видел старое издание, примерно такое же, на столе в гостиной, в
Усадьбе.
Он чуть было не добавил что-то насчет общности вкусов, но вовремя
спохватился. Две младшие сестрицы внесли свечи.
- Я смотрю, - сказал его преподобие, - девушки ваши ходят всегда по
две. Горячую воду для умывания мне тоже всегда приносили две неразлучные
горничные, если осмелюсь их назвать этим именем.
Мистер Принс:
- Да, на моей стороне они только так и ходят, чтоб никакой дурной слух
не коснулся их репутации. Проживи вы тут с января по декабрь вместе с полным
домом гостей, ни вы, ни я, никто в моем доме ни разу не увидел бы их
порознь.
Преподобный отец Опимиан:
- Хорошее правило. Я голову готов прозакласть, что сестры
Чисты, как первый снег,
Пока его не тронуло
Ни солнце,
Ни теплый ветерок не очернил {*}.
{* Саути. Талаба {249}. (Примеч. автора).}
Но так уж устроен мир, что и добродетель самую безупречную следует
ограждать от наветов. Однако ж не постигаю, как можно согласить привычки
ваши с полным домом гостей.
Мистер Принс:
- Всякому удается собрать гостей, отвечающих его вкусу. Иным это легче,
иным труднее, но невозможного тут нет никогда. Устраивая этот дом, я
рассчитывал часто принимать у себя избранное общество. Благодаря
Аристофановой комедии и всему с нею связанному я наслаждался приятной
беседой в другом месте. Но я не отказался от своих планов, я только отсрочил
их.
Множество мыслей пронеслось в голове у его преподобия. Ему очень
хотелось их высказать. "Как хороша была мисс Грилл в роли Цирцеи; как славно
играла. Да какое же это избранное общество без женщин? И как холостяк может
их пригласить?" Но тогда пришлось бы задеть струнку, которой решил он не
задевать первым. А потому, кстати об Аристофановой комедии, он снял с полки
Аристофана и сказал:
- Как точно обозначает поэт афинскую комедию в одной этой строчке:
"Комедия из всех искусств труднейшее" {Κωμωδοδιδασκαλίαν εἶναι χαλεπώτατον
ἔργον ἁπάντων. (Примеч. автора).}. А нынче и не подумаешь, что это трудное
искусство, видя, сколько новых комедий ежевечерне разыгрывают на лондонской
сцене, а еще больше в Париже, и ведь тешат же они публику, каковы бы ни были
их литературные достоинства, не меньше, чем Аристофан тешил афинян.
Мистер Принс:
- С той разницей, что афиняне еще и гордились своим автором, чего не
скажешь о нынешних зрителях, особенно когда речь идет о новинках. А уж в так
называемых бурлесках нынешних так мало вкуса и истинного чувства, что, на
мой взгляд, даже тот, кто смеялся, покуда шел спектакль, оглядываясь на него
потом, ничего не может испытывать, кроме глубокого стыда за автора, театр и
самого себя.
Когда отобедали и рядом с его преподобием была поставлена бутылка
бордо, а бутылка мадеры - рядом с хозяином, который и за обедом не забывал о
любимом своем напитке, в последнее время служившем ему почти "единственным
питьем и едой", как эль для капитана с приятелями у Флетчера и Бомонта {"Эль
их единственная еда и питье". - "Презрительная леди", акт IV, сц. 2.
(Примеч. автора).}, его преподобие заметил:
- Я был рад убедиться, что обеды у вас по-прежнему хороши; жаль только,
что вы теперь не отдаете им должного, как бывало.
Мистер Принс:
- У одного великого философа было семеро друзей, и каждый день недели
один из них с ним обедал. И среди прочих последних своих распоряжений он
просил, чтобы полгода после его смерти все в доме оставалось по-прежнему и
ежедневно подавался обед для него самого и единственного гостя,
приглашаемого в его память, и чтобы один из двух его душеприказчиков (оба
тоже философы) по очереди брал на себя обязанности хозяина.
Преподобный отец Опимиан:
- Как я рад, что обязанности хозяина исполняете вы собственной
персоной, а не душеприказчик ваш, поверенный либо уполномоченный. Исполняете
вы их исправно, жаль только, сам обед не встречает в вас былого одушевленья.
Однако мне не совсем понятно, какое отношение имеет feralis coena {поминки
(лат.).} душеприказчика и гостя к обеду двух живых людей?
Мистер Принс:
- Ах, ваше преподобие, скажите лучше - обед одного живого человека в
обществе тени. Ибо сам я - лишь тень. Лишь тень моей былой веселости.
Преподобный отец Опимиан:
- То-то мне показалось, у вас неприятность какая-то. Но все равно -
держитесь совета Горация: "Облегчай ты вином и песней тяжелое горе: они
утеху сладкую в скорби тяжелой дают" {Illic omne malum vino canuque levato,
/ Deformis aegrimoniae dulcibus alloquiis. Epod. XIII {249а} (Примеч.
автора).}.
Мистер Принс:
- Так я и делаю, доктор. Мадера и песня семи сестер - мне утешение, да
еще какое. Но оно не доходит до тайной печали, терзающей мое сердце, как
Рататоск гложет корни Иггдрасиля {250}.
Преподобный отец Опимиан:
- В северной мифологии, поэтичнейшей мифологии, я глубоко чту Одина и
Тора {251}. Их подвиги всегда восхищали меня; и все вместе отлично
воспитывает воинский дух. У Лукана есть об этом дивные строки {Pharsalia
{252} I, 458-462. (Примеч. автора).}.
Отец Опимиан воспроизвел дивные строки Лукана с большим выражением. Не
того хотелось мистеру Принсу. Он ждал, чтобы его преподобие спросил о
причине терзающей его сердце печали. Но совершенно независимо от решения
доктора ни о чем не спрашивать, покуда юный друг не выскажется сам,
несчастная метафора повлекла его преподобие по одной из старых излюбленных
тропок, и если б не ожидание исповеди, которую, он знал, предстояло ему
принять от мистера Принса, он бы весь вечер мог толковать о северной
мифологии. А потому он пресек свою речь и молча потягивал бордо.
Мистер Принс не в силах был более сдерживаться и без введений, без
предисловий он рассказал его преподобию все, что произошло между ним и мисс
Грилл, ни слова не пропустив из пассажей Боярда, неизгладимо врезавшихся в
его память.
Преподобный отец Опимиан:
- Не возьму в толк, в чем же тут огорчаться? Вы влюблены в мисс Грилл.
Она готова принять ваше предложение. Чего же вам более по этой части?
Мистер Принс:
- Ничего более по этой части, но семь сестер мне как родные сестры.
Будь они и впрямь мне родными сестрами, отношения наши бы не нарушились,
женитьба моя не была бы помехой. Но, как мила, великодушна, снисходительна,
терпима ни была бы женщина, она не сможет отнестись к некровным узам, как к
кровным.
Преподобный отец Опимиан:
- В самом деле, на такое не станешь рассчитывать. Но ведь из этой
трудности тоже есть выход. Пусть все семь идут замуж!
Мистер Принс:
- Все семь замуж! Немыслимо!
Преподобный отец Опимиан:
- Не столь немыслимо, как вам представляется.
И тут его преподобие нашел уместным поведать мистеру Принсу историю о
семи женихах, расточая особенные хвалы Гарри и заметив, что, если мудрость
Noscitur a sociis {Полн.: Noscitur a socio turpive probov(e) hominus meus, -
По товарищу, дурному или доброму, познается характер человека (лат.).} верна
и в обратном смысле и о друзьях человека можно судить по его качествам, в
высоких достоинствах шестерых приятелей Гарри не приходится сомневаться; а к
тому же он навел о них справки. Мистера Принса рождественской порой весьма
обрадовала новость, которая еще летом повергла б его в уныние. Он тотчас
решил, что, раз он так мало ел за обедом, можно на ужин спросить куропаток,
ибо кладовая его всегда ломилась от дичи. Куропатки были поданы после
обычного пенья в гостиной, и его преподобие, хоть немало ел за обедом, счел
невежливым не принять участия в трапезе; припомнив же, как скоротал он ночь
после бала, он вызвался сварить пунш, и они допоздна просидели над чашей,
беседуя о том о сем, но больше всего о Моргане.
ЗАВОЕВАНИЕ ФИВ
Ἦ σοφὸς ἦ σοφὸς ᾗν,
Ὅς πρῶτος ἐν γνώμᾳ τόδ᾽ ἑβάστασε,
Καὶ γλώσσᾳ διεμυθολόγησεν,
Ὡς τὸ κηδεῦσαι καθ᾽ ἑαυτὸν ἀριστεύει μακρῷ˙
Καὶ μήτε τῶν πλούτῳ διαθρυπτομένων,
Μήτε τῶν γέννᾳ μεγαλυνομένων,
Ὄντα χερνήταν ἐραστεῦσαι γάμων.
Aeschylus. Prometheus.
Мудр, о, поистине мудр
Тот, кто впервые понял и вслух произнес:
С равными нужно
В браки вступать, чтоб счастье свое найти.
Если ты нищ и убог, то богатых, пресыщенных
И родовитых, надменных, напыщенных
Обходить старайся стороной {253}.
Эсхил. Прометей прикованный
Наутро, после того как отец Опимиан отправился в обратный путь лесом,
мистер Принс отступил от принятого обычая и призвал Дороти одну в гостиную.
Она явилась, трепеща и краснея.
- Сядь, - сказал он, - сядь, милая Дороти. Я должен кое-что сказать
тебе и твоим сестрам. Но, по некоторым причинам, я начинаю с тебя. Вероятно,
во всяком случае вполне возможно, я очень скоро вступлю в брак, и вам тогда
останется последовать моему примеру. А мне сказали, что один из самых
прекраснейших молодых людей, какие мне известны, сохнет от любви к тебе.
- Он хороший молодой человек, что верно, то верно, - сказала Дороти;
потом, вдруг поняв, в чем она невольно проговорилась, еще пуще залилась
краской. И, стараясь загладить промах, она добавила:
- Но я-то по нем не сохну.
- Еще бы, - возразил мистер Принс. - Зачем тебе по нем сохнуть, ты
чересчур в нем уверена, и дело стало только за твоим согласием.
- И за вашим, - сказала Дороти, - и за согласием сестриц, особенно
старших; они ведь должны пример подавать.
- Не уверен, - сказал мистер Принс. - Покуда, как я понимаю, они
последовали твоему примеру. Твой поклонник неустанными своими заботами
обеспечил жениха каждой. Ну, а мое согласие ты, безусловно, получишь. Когда
ты увидишь Гарри, пошли его сразу ко мне.
- А он уже тут, - сказала Дороти.
- Тогда проси его сюда, - сказал мистер Принс.
Дороти, не без смущения, удалилась. Но сердце ее говорило само за себя.
Явился Гарри.
Мистер Принс:
- Итак, Гарри, ты ухаживаешь за девушкой у меня в доме, не спросясь
моего позволения.
Гарри Плющ:
- Сэр, я не мог за ней не ухаживать. А позволения у вас не спросил,
потому что думал, вы не позволите.
Мистер Принс:
- Как всегда откровенно, Гарри. И ты полагаешь, из Дороти выйдет
хорошая крестьянская жена?
Гарри Плющ:
- Я полагаю, сэр, она до того хорошая, до того умная, до того
работящая, что подойдет в жены хоть кому, хоть лорду, к примеру. Но для нее
ж для самой лучше остаться в том сословии, где она родилась.
Мистер Принс:
- И она ведь особенной красотою не блещет, знаешь ли.
Гарри Плющ:
- Не блещет! Ну, если она не красавица, то я уж не знаю, кто тогда и
красавица, сэр.
Мистер Принс:
- Да, конечно, она недурна собой.
Гарри Плющ:
- Что значит недурна, сэр? Она писаная красотка.
Мистер Принс:
- Ладно, Гарри, она красотка, если тебе угодно.
Гарри Плющ:
- А то не угодно, сэр! Мне б сразу сообразить, что вы просто смеетесь,
когда вы сказали, будто она красотой не блещет.
Мистер Принс:
- Но, знаешь ли, у нее нет приданого.
Гарри Плющ:
- Не надо мне никакого приданого. Мне ее надо, и больше ничего и больше
никого.
Мистер Принс:
- Но я не могу согласиться, чтоб она вышла замуж, не имея собственных
средств.
Гарри Плющ:
- Ой, да я их дам ей заранее. Отец поднакопил денег, и мы их как это? -
запишем на ее имя.
Мистер Принс:
- Ты молодец, Гарри, и я действительно рад за Дороти; но ты не вполне
понял меня. Она должна принести тебе средства, а не взять их у тебя. И ты не
смей увертываться.
Гарри твердил, что ему не нужны никакие средства; мистер Принс твердил,
что не допустит, чтобы Дороти их не имела. Без особых трудов однако, они
Преподобный отец Опимиан:
- Да, но у него не было перед глазами победного марша разума, с
барабанным боем несущего науку по городам и весям. Боюсь, правда, шумливая
эта наука может лишь заново убедить, что "глаза нам на то и даны, чтоб
разглядывать дорогу, которая идет во тьме" {*}.
След истин, что, сойдя с тропы деянья,
вотще искал я под крылом молчанья {**},
вряд ли обнаружу я в неуемной болтовне всех этих шумливых поставщиков
вздора.
{* Тюремщик: Понимаете, сэр, вы ж не знаете, куда пойдете.
Цимбелин: Нет, я знаю, приятель.
Постум: Стало быть, ваша-то смерть с глазами; что-то не видывал я такой
на картинках...
Цимбелин: Уверяю тебя, приятель, у всякого есть глаза, чтоб разглядеть
дорогу, по которой мне придется пойти, да только иные жмурятся, чтоб ее не
видеть.
Постум: Надо ж, вот потеха, значит, глаза нам на то и даны, чтоб
разглядывать дорогу, которая идет во тьме.
Цимбелин, акт V, сц. 4. (Примеч автора.).
** Коллинз, "Ода о нравах" {242}. (Примеч. автора).}
Мистер Грилл:
- Да если б вам и удалось их обнаружить, они б не много помогли против
вторжения готов и вандалов, какое, верно, предвидел Нибур. Вандалы сидят на
северных тронах, заботясь лишь об одном, как бы задушить всякую истину и
свободу, вандалы повсюду, даже и среди нас, и цель у них и здесь точно та
же, только наши плуты умеют лучше ее прикрыть, а наши простофили лучше дают
себя одурачить.
Преподобный отец Опимиан:
- Прибавьте, что вандалы заполнили половину Америки, с вольной речью и
даже с попытками вольной мысли расправляясь не хуже инквизиции, разве что
заменив суд линча и виселицы иной пародией на правосудие, кончающейся кнутом
и костром.
Мистер Грилл:
- Я сужу только о Европе. Страшная монархия на севере и анархия на юге;
и ярость толпы здесь у нас, ныне сглаживаемая и подавляемая, но всегда
готовая вспыхнуть неодолимым пламенем, как "скрытый под обманным пеплом
огнь" {*}.
{* incedis per ignes
Suppositos cineri doloso. - Hor. Carm. II, 1. (Примеч. автора).
Ты пишешь, по огню ступая,
Что под золою обманно тлеет. - Гораций, Оды, II, 1 (лат.). (Пер. Г.
Церетели).}
Мистер Мак-Мусс:
- Но пока нам даже очень весело. И довлеет дневи злоба его, тем более
что лично я поблизости вовсе ее покуда не наблюдаю.
Мисс Тополь:
- Лорд Сом, кажется, того же мнения, ибо ускользнул от продолжения
спора, чтоб пригласить мисс Найфет на контрданс.
Преподобный отец Опимиан:
- И вовремя спохватился. Он будет танцевать с ней как раз перед ужином
и поведет ее к столу. Замечаете вы, что ее трагической строгости как не
бывало? Она и всегда-то была чудо как хороша, но порой казалась ожившей
статуей. А нынче она - само счастье, вся так и сияет.
Мисс Тополь:
- Как же ей не сиять? Настоящее и будущее для нее лучезарны. Вот она и
отражает эти лучи.
Потом был ужин, а все отобедали рано и потому угощались с живым
удовольствием. Лорд Сом из кожи лез вон, угождая своему божеству, однако ж
не забывал и прекрасных соседок. После ужина опять танцевали, будто
сговорившись не расходиться до утра. Мистер Грилл, мистер Мак-Мусс,
преподобный отец Опимиан и еще кое-кто из гостей постарше, отказавшиеся от
обычного своего стаканчика вина после раннего обеда, теперь остались за
столом выпить пунша, который лился рекой, и его разносили среди прочих
напитков по гостиным в перерывах между танцами и с благодарностью принимали
молодые люди и не вполне отвергали юные дамы. Мы вынуждены в этом
признаться, не соглашаясь, впрочем, с веселым Гольдони, который считает, что
и в скрытой под маской бессловесной даме можно тотчас узнать англичанку по
благосклонности к пуншу {**}.
{** Лорд Рунебиф в Венеции встречает перед bottega di caffe [кофейня
(ит.). (Примеч. автора).] Розауру. Она в маске и делает ему английский
книксен.
Milord: Madama, molto compila, volete caffe?
Rоsaura: (Fa cenno di no).
Milord: Cioccolata?
Rоsaura: (Fa cenno di no).
Milord: Volete ponce?
Rоsaura: (Fa cenno di si).
Milord: Oh! e Inglese.
La Vedova Scaltra, A. III, s. 10.
Милорд: Сударыня, вы желаете кофе?
Розаура: (отрицательно качает головой).
Милорд: Шоколаду?
Розаура: (отрицательно качает головой).
Милорд: Хотите пуншу?
Розаура: (кивает в знак согласия).
Милорд: О! Англичанка.
Хитрая вдова (ит.) {243}.
Он не предлагает ей чаю, который, будучи более английским напитком,
нежели кофе или шоколад, мог бы скорей соперничать с пуншем; особенно если
пить его, как пьют англичане в другой комедии Гольдони, не с молоком, а с
ар_а_ком {244}. Лорд Артур приходит в гости к лорду Бонфилу среди дня и тот
предлагает ему чай с сахаром и араком. Пока они пьют его, входит лорд
Кубрек.
Вonfil: Favorite, bevete con noi.
Соubrech: Il te non si rifiuta.
Artur: E bevanda salutifera.
Bonfil: Volete rak?
Соubrech: Si, rak.
Вonfil: Ecco, vi servo.
Pamela Fanciula, A. I, s. 15.
Бонфил: Соблаговолите выпить с нами.
Кубрек: От чая не отказываются.
Артур: Этот напиток полезен.
Бонфил: Хотите арак?
Кубрек: Да.
Бонфил: Я угощаю.
Памела Фанчилла (ит.) {245}}
СТРАХИ И НАДЕЖДЫ. ВОЗМЕЩЕНЬЯ В ЖИЗНИ.
АФИНСКАЯ КОМЕДИЯ. МАДЕРА И МУЗЫКА. ПРИЗНАНЬЯ
Ὑμεῑς δέ, πρέσβεις, χαίρετ᾽, ἐν κακοῑς ὅμως
Ψυχῇ διδόντες ἡδονὴν καθ᾽ ἡμέραν,
Ὡς τοῑς θανοῦτος οὐδὲν ωφὲλεῖ.
Прощайте, старцы! Даже среди горестей
Душе дарите радость каждодневную,
Ведь после смерти счастья и в богатстве нет {248}.
Призрак Дария - хору в "Персах" Эсхила
Дороти начала уж было верить новостям Гарри, но вот обычная
жизнерадостность Гарри стала ему изменять: упорство засевшего в Башне
молодого хозяина отравляло надежду. Однако в деле Гарри наметилась уже
счастливая перемена, оставалось продолжать в том же духе, и Дороти разрешала
ему строить воздушные замки, согретые и разукрашенные огнями будущего
рождества.
Однажды вечером по дороге домой Гарри повстречал отца Опнмиана,
направлявшегося к Башне, где намеревался он отобедать и переночевать. Его
преподобие удивлялся, что мистера Принса не было на бале (и это тогда, когда
лорд Сом больше ему не соперник), и дурные предчувствия мрачили его. Отец
Опимиан протянул Гарри руку, и тот горячо пожал ее. Потом отец Опимиан
спросил, как продвигается у него и шестерых его друзей осада женских сердец.
Гарри Плющ:
- Да на молодых барышень, сэр, жаловаться не приходится. А вот молодого
господина не поймешь. Раньше он, бывало, все утро сидит и читает у себя
наверху. А теперь только поднимется - сразу опять вниз и в лес идет гулять.
Потом опять наверх, опять вниз и опять в лес. Что-то неладно с ним - видать,
несчастная любовь, ничего другого не придумаешь. И с письмами в Усадьбу меня
больше не шлет. Так что не получилось у нас веселое рождество, сами
понимаете, сэр.
Преподобный отец Опимиан:
- А вы, я смотрю, все о веселом рождестве мечтаете. Остается надеяться,
что следующее будет получше.
Гарри Плющ:
- А в Усадьбе, у них там весело, да, сэр?
Преподобный отец Опимиан:
- Очень весело.
Гарри Плющ:
- Стало быть, ни у кого там нет несчастной любви.
Преподобный отец Опимиан:
- Не беру на себя смелости подобного умозаключенья. О других ничего не
знаю. У меня ее нет и никогда не бывало, если это может служить утешением.
Гарри Плющ:
- Для меня утешение видеть вас и слушать ваш голос, сэр. От этого
всегда на душе легче.
Преподобный отец Опимиан:
- Так отчего же, мой юный друг, вы можете слышать и видеть меня, когда
вам угодно; буду сердечно рад. Приходите ко мне в гости. Вам всегда
обеспечен кусок холодного ростбифа и стакан доброго эля; а сейчас и ломоть
свинины. Это большое утешение.
Гарри Плющ:
- Ах, сэр, премного благодарны. Оно утешение, конечно. Да я не за тем к
вам приду.
Преподобный отец Опимиан:
- Верю, мой юный друг. Но, когда подкрепишься добрым английским харчем,
легче бороться против всех, превратностей, грозящих как телу нашему, так и
духу. Милости прошу ко мне. И, что бы ни случилось, пусть это не портит вам
радости славного обеда.
Гарри Плющ:
- Вот и отец мой то же говорит. Да не всегда такой совет помогает.
Когда мать померла, это ему на много дней обед испортило. Так и не
оправился, хоть старается держаться. Вот только если я приведу к нам в дом
Дороти, он, глядишь, прямо помолодеет. А если к тому рождеству он уж и
маленького Гарри будет качать, уж как он будет рад его угостить мозговой
косточкой!
Преподобный отец Опимиан:
- Боюсь, эта еда окажется не вполне по нутру маленькому Гарри, хоть
именно так вскармливал Гектор Астианакса {"Илиада", XXII, 500-501. (Примеч.
автора).} {247}. Отложим, однако, попечение о его меню до того времени,
когда он родится. А покамест будем питать надежды. И питаться мясом и элем.
Отец Опимиан снова дружески пожал Гарри руку, и они распрощались.
Его преподобие продолжил путь, как всегда рассуждая сам с собою.
"Отец милого юноши потерял добрую жену, и так с тех пор и не оправился.
Будь жена у него злая, он, потеряв ее, испытал бы чувство радостного
избавления. Странные возмещения нам готовит судьба. Поневоле согласишься с
Ювеналом, что лишь богам одним ведомо, что полезно для нас {Ювенал, Сатиры.
X. 346 {248}. (Примеч. автора).}. Ну вот, к примеру, все тот же мой друг из
Башни. Не полюби его Моргана (а я уверен, она его любит), он бы утешался
своими весталками. Не будь у него их сестринской привязанности, он был бы
счастлив любовью Морганы, но у него есть и любовь ее, и привязанность их, и
он раздираем между двумя чувствами, из которых каждое делало бы его
счастливцем, а вместе они делают его страдальцем. Кто решит, что лучше для
него? Или для них? Или для самой Морганы? Право, почти досадно, что она не
одарила своей благосклонностью лорда Сома. Упустила случай! Другой такой
вряд ли скоро представится. Верно, она бы могла его удержать, когда б
захотела. Но ведь и мисс Найфет превосходная девица, и как приятно наблюдать
столь полную взаимность. Будто сам Юпитер, как мне уже однажды пришлось
заметить, подготовил их соответствие. Одно время юный лорд, как казалось
ему, был верен первой своей звезде, но незаметно и непреложно его манила
другая; а юная леди подарила ему свое сердце, быть может сама о том не
догадываясь и уж конечно не подозревая, что кто-то еще может проникнуть в ее
тайну. И теперь, кажется, оба удивляются тому, что никто не удивляется их
помолвке. Вот и для лорда странный случай возмещенья. Ибо, прими Моргана
сразу же его сватовство, мисс Найфет о нем бы и не подумала; но она увидела,
как безжалостно носят волны челн его неприкаянной любви, и без хитростей и
лукавства помогла ему причалить у ее ног. Простота и безыскусственность
победили там, где провалилась бы изобретательность самая тонкая. Не знаю,
было ли и для нее заготовлено возмещение; но, если было, она его уже нашла;
ибо я не знаю мужа, более достойного семейного счастья, и сам Педро
Португальский не был пламенней влюблен. Когда я только что познакомился с
лордом, я заметил лишь комическую струнку в его характере, но есть в нем и
серьезная струнка, ничуть не менее приятная. Правда, комическая остается. Не
пойму, то ли веселость его заразительна, и я заранее смеюсь, едва оказываюсь
в его компании, то ли невозможно, думая о том, как он читает лекции о рыбе
среди пантопрагматиков, не замечать смехотворного противоречия между лордом
- душою общества и бездушным обществом, сующим свой нос во все и вся;
правда, он покончил с этой дурью; но она вспоминается неотвязно. Впрочем,
какая разница? Я смеюсь - и он смеется со мною. Он смеется - и я смеюсь
вместе с ним. "Смейся, пока не поздно" - прекрасный совет. Когда люди друг к
другу расположены, и малая искорка высекает огонь веселья.
Заметь, что долгожитель - весельчак,
А кто хандрит, тот погружен во мрак...
И кто же откажется от такого дня? Но дальше:
Чтоб люди долго жили, пусть они
В веселье сообща проводят дни {*}.
{* Эти две цитаты из самой старинной комедии на английском языке
"Ройстер Дойстер". 1566, переизданной шекспировским обществом в 1847 г.
(Примеч. автора).}
Прекрасно и стоит запомнить. Однако можно посмеяться и вовсе без всякой
мудрости, и в том я тоже не вижу вреда".
Уже неподалеку от Башни отец Опимиан встретил мистера Принса, быстрым
шагом устремляющегося вон из своего дома. Он вернулся туда вместе с его
преподобием, тот не захотел ничего есть до обеда, а выпил только стаканчик
вина с печеньем, и оба отправились в библиотеку.
Беседа шла исключительно о литературе. Отец Опимиан, хоть и думал
неотступно о мисс Грилл, не хотел первым о ней заговаривать, а мистер Принс,
хоть ни на чем другом не мог сосредоточиться, знал, что только над бутылкой
мадеры он сумеет раскрыть сердце его преподобию.
Отец Опимиан спросил, что мистер Принс читал последнее время. Тот
отвечал:
- Я брался за многое, но возвращался неизменно к "Orlando Innamorato"
{"Влюбленному Роланду" (ит.).}. Вот он как раз на столе, старое издание,
подлинник.
Отец Опимиан заметил:
- Я видел старое издание, примерно такое же, на столе в гостиной, в
Усадьбе.
Он чуть было не добавил что-то насчет общности вкусов, но вовремя
спохватился. Две младшие сестрицы внесли свечи.
- Я смотрю, - сказал его преподобие, - девушки ваши ходят всегда по
две. Горячую воду для умывания мне тоже всегда приносили две неразлучные
горничные, если осмелюсь их назвать этим именем.
Мистер Принс:
- Да, на моей стороне они только так и ходят, чтоб никакой дурной слух
не коснулся их репутации. Проживи вы тут с января по декабрь вместе с полным
домом гостей, ни вы, ни я, никто в моем доме ни разу не увидел бы их
порознь.
Преподобный отец Опимиан:
- Хорошее правило. Я голову готов прозакласть, что сестры
Чисты, как первый снег,
Пока его не тронуло
Ни солнце,
Ни теплый ветерок не очернил {*}.
{* Саути. Талаба {249}. (Примеч. автора).}
Но так уж устроен мир, что и добродетель самую безупречную следует
ограждать от наветов. Однако ж не постигаю, как можно согласить привычки
ваши с полным домом гостей.
Мистер Принс:
- Всякому удается собрать гостей, отвечающих его вкусу. Иным это легче,
иным труднее, но невозможного тут нет никогда. Устраивая этот дом, я
рассчитывал часто принимать у себя избранное общество. Благодаря
Аристофановой комедии и всему с нею связанному я наслаждался приятной
беседой в другом месте. Но я не отказался от своих планов, я только отсрочил
их.
Множество мыслей пронеслось в голове у его преподобия. Ему очень
хотелось их высказать. "Как хороша была мисс Грилл в роли Цирцеи; как славно
играла. Да какое же это избранное общество без женщин? И как холостяк может
их пригласить?" Но тогда пришлось бы задеть струнку, которой решил он не
задевать первым. А потому, кстати об Аристофановой комедии, он снял с полки
Аристофана и сказал:
- Как точно обозначает поэт афинскую комедию в одной этой строчке:
"Комедия из всех искусств труднейшее" {Κωμωδοδιδασκαλίαν εἶναι χαλεπώτατον
ἔργον ἁπάντων. (Примеч. автора).}. А нынче и не подумаешь, что это трудное
искусство, видя, сколько новых комедий ежевечерне разыгрывают на лондонской
сцене, а еще больше в Париже, и ведь тешат же они публику, каковы бы ни были
их литературные достоинства, не меньше, чем Аристофан тешил афинян.
Мистер Принс:
- С той разницей, что афиняне еще и гордились своим автором, чего не
скажешь о нынешних зрителях, особенно когда речь идет о новинках. А уж в так
называемых бурлесках нынешних так мало вкуса и истинного чувства, что, на
мой взгляд, даже тот, кто смеялся, покуда шел спектакль, оглядываясь на него
потом, ничего не может испытывать, кроме глубокого стыда за автора, театр и
самого себя.
Когда отобедали и рядом с его преподобием была поставлена бутылка
бордо, а бутылка мадеры - рядом с хозяином, который и за обедом не забывал о
любимом своем напитке, в последнее время служившем ему почти "единственным
питьем и едой", как эль для капитана с приятелями у Флетчера и Бомонта {"Эль
их единственная еда и питье". - "Презрительная леди", акт IV, сц. 2.
(Примеч. автора).}, его преподобие заметил:
- Я был рад убедиться, что обеды у вас по-прежнему хороши; жаль только,
что вы теперь не отдаете им должного, как бывало.
Мистер Принс:
- У одного великого философа было семеро друзей, и каждый день недели
один из них с ним обедал. И среди прочих последних своих распоряжений он
просил, чтобы полгода после его смерти все в доме оставалось по-прежнему и
ежедневно подавался обед для него самого и единственного гостя,
приглашаемого в его память, и чтобы один из двух его душеприказчиков (оба
тоже философы) по очереди брал на себя обязанности хозяина.
Преподобный отец Опимиан:
- Как я рад, что обязанности хозяина исполняете вы собственной
персоной, а не душеприказчик ваш, поверенный либо уполномоченный. Исполняете
вы их исправно, жаль только, сам обед не встречает в вас былого одушевленья.
Однако мне не совсем понятно, какое отношение имеет feralis coena {поминки
(лат.).} душеприказчика и гостя к обеду двух живых людей?
Мистер Принс:
- Ах, ваше преподобие, скажите лучше - обед одного живого человека в
обществе тени. Ибо сам я - лишь тень. Лишь тень моей былой веселости.
Преподобный отец Опимиан:
- То-то мне показалось, у вас неприятность какая-то. Но все равно -
держитесь совета Горация: "Облегчай ты вином и песней тяжелое горе: они
утеху сладкую в скорби тяжелой дают" {Illic omne malum vino canuque levato,
/ Deformis aegrimoniae dulcibus alloquiis. Epod. XIII {249а} (Примеч.
автора).}.
Мистер Принс:
- Так я и делаю, доктор. Мадера и песня семи сестер - мне утешение, да
еще какое. Но оно не доходит до тайной печали, терзающей мое сердце, как
Рататоск гложет корни Иггдрасиля {250}.
Преподобный отец Опимиан:
- В северной мифологии, поэтичнейшей мифологии, я глубоко чту Одина и
Тора {251}. Их подвиги всегда восхищали меня; и все вместе отлично
воспитывает воинский дух. У Лукана есть об этом дивные строки {Pharsalia
{252} I, 458-462. (Примеч. автора).}.
Отец Опимиан воспроизвел дивные строки Лукана с большим выражением. Не
того хотелось мистеру Принсу. Он ждал, чтобы его преподобие спросил о
причине терзающей его сердце печали. Но совершенно независимо от решения
доктора ни о чем не спрашивать, покуда юный друг не выскажется сам,
несчастная метафора повлекла его преподобие по одной из старых излюбленных
тропок, и если б не ожидание исповеди, которую, он знал, предстояло ему
принять от мистера Принса, он бы весь вечер мог толковать о северной
мифологии. А потому он пресек свою речь и молча потягивал бордо.
Мистер Принс не в силах был более сдерживаться и без введений, без
предисловий он рассказал его преподобию все, что произошло между ним и мисс
Грилл, ни слова не пропустив из пассажей Боярда, неизгладимо врезавшихся в
его память.
Преподобный отец Опимиан:
- Не возьму в толк, в чем же тут огорчаться? Вы влюблены в мисс Грилл.
Она готова принять ваше предложение. Чего же вам более по этой части?
Мистер Принс:
- Ничего более по этой части, но семь сестер мне как родные сестры.
Будь они и впрямь мне родными сестрами, отношения наши бы не нарушились,
женитьба моя не была бы помехой. Но, как мила, великодушна, снисходительна,
терпима ни была бы женщина, она не сможет отнестись к некровным узам, как к
кровным.
Преподобный отец Опимиан:
- В самом деле, на такое не станешь рассчитывать. Но ведь из этой
трудности тоже есть выход. Пусть все семь идут замуж!
Мистер Принс:
- Все семь замуж! Немыслимо!
Преподобный отец Опимиан:
- Не столь немыслимо, как вам представляется.
И тут его преподобие нашел уместным поведать мистеру Принсу историю о
семи женихах, расточая особенные хвалы Гарри и заметив, что, если мудрость
Noscitur a sociis {Полн.: Noscitur a socio turpive probov(e) hominus meus, -
По товарищу, дурному или доброму, познается характер человека (лат.).} верна
и в обратном смысле и о друзьях человека можно судить по его качествам, в
высоких достоинствах шестерых приятелей Гарри не приходится сомневаться; а к
тому же он навел о них справки. Мистера Принса рождественской порой весьма
обрадовала новость, которая еще летом повергла б его в уныние. Он тотчас
решил, что, раз он так мало ел за обедом, можно на ужин спросить куропаток,
ибо кладовая его всегда ломилась от дичи. Куропатки были поданы после
обычного пенья в гостиной, и его преподобие, хоть немало ел за обедом, счел
невежливым не принять участия в трапезе; припомнив же, как скоротал он ночь
после бала, он вызвался сварить пунш, и они допоздна просидели над чашей,
беседуя о том о сем, но больше всего о Моргане.
ЗАВОЕВАНИЕ ФИВ
Ἦ σοφὸς ἦ σοφὸς ᾗν,
Ὅς πρῶτος ἐν γνώμᾳ τόδ᾽ ἑβάστασε,
Καὶ γλώσσᾳ διεμυθολόγησεν,
Ὡς τὸ κηδεῦσαι καθ᾽ ἑαυτὸν ἀριστεύει μακρῷ˙
Καὶ μήτε τῶν πλούτῳ διαθρυπτομένων,
Μήτε τῶν γέννᾳ μεγαλυνομένων,
Ὄντα χερνήταν ἐραστεῦσαι γάμων.
Aeschylus. Prometheus.
Мудр, о, поистине мудр
Тот, кто впервые понял и вслух произнес:
С равными нужно
В браки вступать, чтоб счастье свое найти.
Если ты нищ и убог, то богатых, пресыщенных
И родовитых, надменных, напыщенных
Обходить старайся стороной {253}.
Эсхил. Прометей прикованный
Наутро, после того как отец Опимиан отправился в обратный путь лесом,
мистер Принс отступил от принятого обычая и призвал Дороти одну в гостиную.
Она явилась, трепеща и краснея.
- Сядь, - сказал он, - сядь, милая Дороти. Я должен кое-что сказать
тебе и твоим сестрам. Но, по некоторым причинам, я начинаю с тебя. Вероятно,
во всяком случае вполне возможно, я очень скоро вступлю в брак, и вам тогда
останется последовать моему примеру. А мне сказали, что один из самых
прекраснейших молодых людей, какие мне известны, сохнет от любви к тебе.
- Он хороший молодой человек, что верно, то верно, - сказала Дороти;
потом, вдруг поняв, в чем она невольно проговорилась, еще пуще залилась
краской. И, стараясь загладить промах, она добавила:
- Но я-то по нем не сохну.
- Еще бы, - возразил мистер Принс. - Зачем тебе по нем сохнуть, ты
чересчур в нем уверена, и дело стало только за твоим согласием.
- И за вашим, - сказала Дороти, - и за согласием сестриц, особенно
старших; они ведь должны пример подавать.
- Не уверен, - сказал мистер Принс. - Покуда, как я понимаю, они
последовали твоему примеру. Твой поклонник неустанными своими заботами
обеспечил жениха каждой. Ну, а мое согласие ты, безусловно, получишь. Когда
ты увидишь Гарри, пошли его сразу ко мне.
- А он уже тут, - сказала Дороти.
- Тогда проси его сюда, - сказал мистер Принс.
Дороти, не без смущения, удалилась. Но сердце ее говорило само за себя.
Явился Гарри.
Мистер Принс:
- Итак, Гарри, ты ухаживаешь за девушкой у меня в доме, не спросясь
моего позволения.
Гарри Плющ:
- Сэр, я не мог за ней не ухаживать. А позволения у вас не спросил,
потому что думал, вы не позволите.
Мистер Принс:
- Как всегда откровенно, Гарри. И ты полагаешь, из Дороти выйдет
хорошая крестьянская жена?
Гарри Плющ:
- Я полагаю, сэр, она до того хорошая, до того умная, до того
работящая, что подойдет в жены хоть кому, хоть лорду, к примеру. Но для нее
ж для самой лучше остаться в том сословии, где она родилась.
Мистер Принс:
- И она ведь особенной красотою не блещет, знаешь ли.
Гарри Плющ:
- Не блещет! Ну, если она не красавица, то я уж не знаю, кто тогда и
красавица, сэр.
Мистер Принс:
- Да, конечно, она недурна собой.
Гарри Плющ:
- Что значит недурна, сэр? Она писаная красотка.
Мистер Принс:
- Ладно, Гарри, она красотка, если тебе угодно.
Гарри Плющ:
- А то не угодно, сэр! Мне б сразу сообразить, что вы просто смеетесь,
когда вы сказали, будто она красотой не блещет.
Мистер Принс:
- Но, знаешь ли, у нее нет приданого.
Гарри Плющ:
- Не надо мне никакого приданого. Мне ее надо, и больше ничего и больше
никого.
Мистер Принс:
- Но я не могу согласиться, чтоб она вышла замуж, не имея собственных
средств.
Гарри Плющ:
- Ой, да я их дам ей заранее. Отец поднакопил денег, и мы их как это? -
запишем на ее имя.
Мистер Принс:
- Ты молодец, Гарри, и я действительно рад за Дороти; но ты не вполне
понял меня. Она должна принести тебе средства, а не взять их у тебя. И ты не
смей увертываться.
Гарри твердил, что ему не нужны никакие средства; мистер Принс твердил,
что не допустит, чтобы Дороти их не имела. Без особых трудов однако, они