Страница:
Каков же смысл в движенье этом?
Зачем вся эта трата сил?
Вопросы роковые. Страна наша, конечно, жаждала перемен. Появилась возможность спокойно подкорректировать русский социализм, привести в соответствие с новыми требованиями, веяниями. На том нас и подловили! Охомутав, поволокли совсем в другую степь. Изустно, экранно, печатно круглосуточно внушалось: пора-де России приобщиться к цивилизованным державам. Тогда, дескать, и решим свои насущные проблемы. Заживем счастливо. Всем будет хорошо. Дефицита будет кругом навалом!
Такой вот напевали советскому народу мюзикл – вариант старой сказочки о Красной Шапочке, но без кровожадного Серого Волка. А главное – без коммунистов. Хватит, дескать, намаялись, натерпелись. Назад к истокам! Ангажированные историки тут же задудели в свои кривые дудочки: при крепостном-де праве россияне горюшка не знали, жили припеваючи. Ну а после вообще держава благоденствовала. При всем при том какие хорошие да пригожие были у нас, на святой Руси, цари-батюшки. Один лучше другого. Как любили свой православный народ, для его блага ничего не жалели. А каким уважением пользовались у правителей Западной Европы наши коронованные особы. С каким пиететом относились к россиянам цивилизованные народы. В глаза глядели безотрывно, не могли налюбоваться.
Как только власть узурпировали большевики, все изменилось под нашим зодиаком. Стал Козерогом Лев, а мерзопакостная Антанта перевоплотилась в НАТО. Буквы как будто одни и те же, суть же прежняя – бандитская.
Чешется перо: на бумагу просится анекдот.
«В одной из столиц Европы на междусобойчик съехались секретные агенты Мирового правительства и Мирового порядка. На сей раз в их кругу оказался наивный и настырный новичок. Во время ланча Малыш, хлебнув виски, вякнул:
– Отчего и почему вокруг возникают путчи, перевороты? У нас же в Штатах нет ничего подобного.
Коллеги отреагировали по-разному. Кто-то усмехнулся, кто-то многозначительно кашлянул, кто-то еще ниже склонился над распластанным на салфетке лангустом. Седовласый босс, похожий на Джеймса Бонда, пригубив рюмку с белым хересом, негромко произнес:
– Это от того и потому, Малыш, что в Вашингтоне нет посольства Соединенных Штатов Америки».
Уже двадцать лет сатанинским реформам в СНГ конца же не видать. Рассказанная заговорщиками в глухую ночь в Беловежской пуще невинная на первых послух сказочка превратилась в жуткий триллер. Мы все поголовно оказались героями и одновременно исполнителями навязанных продюсерами ролей. Хотя никто сценария в руках не держал, даже в общих чертах не знали его содержания. Между тем, действо уже во всю раскручено. Наворочены горы непролазной лжи, всяческой гнуси, леденящих душу страхов.
Затюканные и обманутые вознамерились было освободиться от цепей и пут. В 1993-м власть показала, что с совками церемониться не намерена. Из 100-миллиметровых пушек прямой наводкой расстреляла законно избранный парламент. Прицельным огнем с крыш, чердаков и окон завербованные снайперы перебили более полутора тысяч безоружных Буратино. Зачинщиков «неразрешенного бунта» поманежили малость в люксовых камерах Матросской тишины.
Теперь уже не скоро народ на рожон полезет. Не от испуга, нет! За Родину, за волю, за честь русский человек готов свою жизнь положить, но нужен вождь. Те, кто машет руками с трибун, на верхотуре, – ряженые, фигуранты, хлюпики. Трудно определить их нутро, тем более партийную суть. На словах-то горазды. Выдают себя за друзей народа, на Библии клянутся, перед телекамерами и микрофонами выхваляются. Когда же доходит до дела – в решительный момент продаются администрации или толстосумам-олигархам.
Триллер продолжается. Политических дел повара вешают нам на уши уже не наспех сварганенную пропагандистскую лапшу, а вроде бы математически выверенную, снятую только что с файлов компьютеров точнейшую ложь. По нескольку раз на дню «независимые» спецслужбы замеряют общественные рейтинги: кого народ более других обожает? Любимчики одни и те же! Дежурные спецы, приставленные к электронным гадалкам, похожи на коверных фокусников: способны вытащить из колоды одного за другим четырех тузов одной масти.
Схожим образом проходят и выборы в разные госструктуры. Кто власти мил, тот и выигрывает. Не будем брать в расчет безумную эйфорию 1991-го года и особенно 1996-го, когда ЕБН чудом оказался на вершине пирамиды. Обратимся к статистике последнего времени, на региональном уровне. Сплошь и рядом выборы объявляются правомочными, ежели участвовало минимум 25 % электората. Жрецы Центризбиркома знают, что две трети граждан Отечества ни умом, ни сердцем не приемлют власть со всеми ее ветвями. В натуре имеем так называемый пассивный протест народа: голосуют ногами!
В высшем эшелоне выборы выигрывает кандидат (в президенты, губернаторы и т. д.), набравший лишь половину голосов, плюс один голос. Значит, на вершину властной пирамиды взбирается не общий любимец нации, а выдвиженец, представляющий интересы всего-навсего четырех-пяти процентов электората. В основном это лица получающие какие-то подачки от власти, либо заблудшие «серые овечки», по недомыслию оказавшиеся в одной компании с хищниками, их чадами и верными служками, которых в царских дворах называют свитой.
На днях радиостанция «Эхо Москвы» (оная не скрывает своей ненависти к совкам и к свергнутому советскому режиму) обратилась к своей пастве отнюдь не с праздным, затаенно коварным вопросом: «Доверяете ли вы нынешней власти?» Через пять минут высокоточный компьютер доложил: «Да» ответило восемь процентов респондентов, «нет» сказали 92 процента дозвонившихся. И вся любовь!
Много-много накопилось у народа вопросов к властьпридержащим. Чаще всего люди спрашивают друг друга: куда запропастились несметные рублевые и золотовалютные запасы, которые советское государство копило на черный день? Где заводы, фабрики, сказочные здравницы, построенные недотепами-совками на зависть матерым капиталистам преуспевающих стран? Что стало с нашими ваучерами? (Я лично спрашиваю, где мой приватизационный чек на 10000 рублей за номером 07 20024444, который я вложил в развитие производства Волжского автозавода в Тольятти? Один рыжий обещал на дивиденды с акций аж две новенькие, тепленькие, только что с конвейера «Волги», по сей день не получил ни гроша.) И эти наглецы напропалую хают советскую власть!
Денежные вопросы нынче, пожалуй, самые жгучие. Диву даешься, как мы существовали при бюджете в 30 миллиардов долларов, из коих уходила треть на оплату царских долгов парижскому и английскому банкам? Наша соседка Финляндия имела куда больше при трехмиллионном населении, и то считала свое экономическое состояние кризисным. Как же наше-то определить? Там и сям слышно: «Держимся на плаву». Это ж положение утопающих, оказавшихся во время бури, после шторма и кораблекрушения среди обломков судна своего. Единственное, на что в такой ситуации приходится уповать – на помощь протянутой руки с неба.
Знайте же, братья и сестры, не будет нам никакой руки. Ибо случившаяся в море житейском – дело отнюдь не сил небесных, а творение рук человеческих. Потому-то и надеяться надо лишь на самих себя.
Затесался я недавно в компанию тусующихся интеллектуалов, которые в презренное советское прошлое ходили с фигою в кармане. Теперь же в этом кружке инакомыслящих искренний восторг вызвала ненароком сорвавшаяся с уст одного шалопая острота: «Эх, обновить бы нашу жизнь! Да так, чтоб незаметно вернулось все старое».
Нечаянно пришел на память обрывок беседы с лядовенским мудрецом, бадей Котосом. В какой-то момент, казалось, безо всякой связи с текущим разговором о делах хозяйственных и о житейском, он обронил:
– Политическую кампанию, как видно мы проиграем. Отвоевывать упущенное придется уже внукам. Или правнукам.
– А внуки-то большие?
– Девять годков и семь. Вот и считай.
Мне показалось, старик бредит. Над куполом московского Кремля еще трепыхался красный флаг. Накануне в Лядовенах заседал колхозный партком с традиционной повесткой дня: как ловчее, без потерь собрать выращенный урожай. А тут бадя Михай гнул свое:
– Будьте уверены, что надо вырастут бойцы. [9]– Тронув мочку уха, молвил уже без пафоса: – Только б не скурвились, не сбились с пути. Вокруг дохрена искусителей.
В глубине народного сознания было предчувствие надвигающейся катастрофы. Сигналы поступали как бы из недр космического разума, ноосферы. Народ волновался не только за собственное благополучие, переживал за судьбу Отечества. В высшие инстанции, в Кремль, в КГБ нескончаемым потоком шли письма от встревоженных граждан, резолюции стихийных собраний, протоколы митингов, сходов. Люди криком кричали: «Грядет беда великая!» О том же сигнализировала в рассудительной петиции на имя Горбачева интеллигенция Кишинева.
Я вообразил себя легатом ЦК КПСС. Бросил все срочное, помчался к землякам. С первых шагов был обескуражен тем, что своими глазами увидел, ушами услышал.
Работал как в лихорадке. В назначенный срок выдал очерк, написанный в жанре репортажа. [10]Со стола главного редактора рукопись в портфеле фельдкурьера перекочевала на Старую площадь. В тот же день помощник генсека Г. Ревенко по кремлевской «вертушке» поучал моего шефа: «Не стоит драматизировать обстановку. Мы контролируем порядок в Молдавии, на Украине, в Прибалтике. Так что автор зря нагнетает страхи».
Это была убойная резолюция. Опасаясь хулигана, попал я невзначай в объятия настоящего гангстера. В ту пору мы еще находились под обаянием старых идеалов. Между тем, вышедшая из глубокого советского подполья команда Горбачева уже инициировала свой разрушительный процесс, получивший затем название «демонтаж социализма в СССР».
Такого предательства мир еще не знал.
ШАГ В СТОРОНУ И ДВА НАЗАД
Подъемной силой народных движений (революций) исстари были высокие идеалы, великие устремления, грандиозные задачи ради счастья народа, во имя процветания нации. Мы живем в безыдейное время, обуреваемые низменными страстями, копошась в скользком месиве обыденщины. А вокруг чернуха, порнуха, бестолковщина, скотство и разная гниль. Символом благопо лучия, благоденствия, довольствия стала палка копченой колбасы. С нее-то все у нас и началось.
В своей увесистой монографии философ-грамотей в тысячный раз повторил замусоленный тезис: товарный дефицит сыграл с советской властью злую шутку. В конце 1970-х и в начале 1980-х великий наш народ якобы изнывал от голода. Всяк мечтал о вареной колбасе по 2 р. 40 коп. Ради нее, любимой, высокоидейные и высокоразвитые строители коммунизма готовы были тащиться на край света и даже лезть на рожон.
Легенда о дешевой, но совершенно непригодной к употреблению советской колбасе «для населения» шла, как многие еще помнят, в одном пакете с затасканными страшилками о жертвах сталинских репрессий (с тех пор число их год от года все увеличивается и увеличивается!); о леденящих душу пытках совершенно невинных и очень честных в мрачных застенках Лубянки, Матросской тишины, Бутырки, Таганки, за колючей проволокой в Соловках, на Колыме и прочих гибельных местах; об умопомрачительной кампании по раскулачиванию хороших, трудолюбивых крестьян, ну и непременно, конечно, о злом пионере Павлике Морозове. При сем нарочито умалчивается – ретушируется, покрывается розовым глянцем – нынешний беспредел в судах, в прокуратурах и разных казенных палатах. Хотя по числу загубленных жизней и судеб ельцинская клика переплюнула показатели сталинского режима. Нынешняя ситуация в стране может расцениваться как геноцид. За пятнадцать лет реформ население в городах и весях сократилось на 17–18 миллионов душ. Кстати сказать, мы с Латвией – мировые чемпионы: делим первое и второе место по числу самоубийств. Один политик нынешний режим назвал душегубским.
Парализующее действие на экономику взбудораженной страны оказал вброс в обращение безучетное количество дензнаков. Что сразу же породило жуткую инфляцию, а следом – неуправляемый ажиотаж. Народ обезумел. Волокли домой что ни попадя. Мои соседи по этажу превратили свою малогабаритную квартирку в товарный склад. Года через три сверхнормативные запасы круп, макаронов, муки, стирального порошка, крахмала, зубной пасты зачервивели, спеклись, – пришлось выбросить на помойку.
Мой друг А. Т. истратил на товары долговременного пользования денег больше, чем за три десятка предшествующих лет. Влез в дурацкие долги, по сей день не расквитался. В бешеном порыве зачем-то купил три холодильника, три телевизора, две газовых плиты, плюс электрическую. Тут уж было не до высоких материй – шкаф-купе забили разным тряпьем. Каких это нервов супругам стоило. Дружная семья в конце концов развалилась. Многие вещи пришли в негодность, одежду погрызла моль.
Погоня за ширпотребом ни в какое сравнение не идет с ажиотажем вокруг мясного батона. Право на реализацию народного деликатеса имела первопрестольная столица. Но и здесь не все было так просто. По установленному маршруту большие и малые мясокомбинаты СССР гнали свою продукцию как можно ближе к Кремлю. Здесь продукт уже караулили алчные потребители. Отоварившись, поездами дальнего следования, электричками, самолетами, туристическими автобусами и теплоходами, кляня родное правительство, везли страждущие московский «гостинец» под крышу дома своего.
Проблему отечественного дефицита, в самом деле, умом не понять. Согласно статистике, пищевая промышленность в исследуемый отрезок времени работала на пределе сил. Колбасных изделий в середине восьмидесятых годов вырабатывалось на тридцать с лишним процентов больше, чем в лучшие застойные годы. К тому же мясную гастрономию к нам гнали еще и из зарубежья, под видом гуманитарной помощи. И все как в прорву!
Недавно на радио «Свобода» выступала Мария Гайдар. Профессорская дщерь тоже ударилась в политику. Кляня советские порядки, вспомнила свою юность, как семья их бедствовала, едва сводили концы с концами. «Холодильник был пустой. Папа голодный уходил на службу». Были и другие леденящие сердце подробности. Какая лабуда, какая оголтелая ложь. Точно такие же сказочки для лохов мог бы рассказывать и генсек Горбачев: как они «бедствовали» в Кремле вместе с Раисой Максимовной.
Но ежели полистать подшивки старых газет, прокрутить архивные бобины с пленками ТВ, радиокассеты, там иная информация. Откормленные крикуны на площадях недвусмысленно намекали: лакомства и вкуснятину пожирают члены Политбюро ЦК и приближенные к ним активисты. Эту «правду» народ глотал, не разжевывая. И выпив из горла плоской фляжки какой-то дряни, что было мочи скандировал: «Долой коммуняк! КПСС к ответу!»
Не зря сказано: политика – грязное дело. В народе ходит молва: дефицит – дело рук тайной оппозиции. Все эти милые инакомыслящие, диссиденты, плюралисты разного толка, проникнув в советский и партийный аппарат, потихоньку вредили действующей власти, по возможности саботажничали. Тихо настраивали нестойких, колеблющихся, аполитичных и глупых против марксизма-ленинизма и существующего строя. Поначалу инакомыслящая братия кучковалась на кухнях. Потом организованным порядком их вывели на улицы. (Вспомните откровения бывшего тульского губернатора Севрюгина.)
В своей увесистой монографии философ-грамотей в тысячный раз повторил замусоленный тезис: товарный дефицит сыграл с советской властью злую шутку. В конце 1970-х и в начале 1980-х великий наш народ якобы изнывал от голода. Всяк мечтал о вареной колбасе по 2 р. 40 коп. Ради нее, любимой, высокоидейные и высокоразвитые строители коммунизма готовы были тащиться на край света и даже лезть на рожон.
Легенда о дешевой, но совершенно непригодной к употреблению советской колбасе «для населения» шла, как многие еще помнят, в одном пакете с затасканными страшилками о жертвах сталинских репрессий (с тех пор число их год от года все увеличивается и увеличивается!); о леденящих душу пытках совершенно невинных и очень честных в мрачных застенках Лубянки, Матросской тишины, Бутырки, Таганки, за колючей проволокой в Соловках, на Колыме и прочих гибельных местах; об умопомрачительной кампании по раскулачиванию хороших, трудолюбивых крестьян, ну и непременно, конечно, о злом пионере Павлике Морозове. При сем нарочито умалчивается – ретушируется, покрывается розовым глянцем – нынешний беспредел в судах, в прокуратурах и разных казенных палатах. Хотя по числу загубленных жизней и судеб ельцинская клика переплюнула показатели сталинского режима. Нынешняя ситуация в стране может расцениваться как геноцид. За пятнадцать лет реформ население в городах и весях сократилось на 17–18 миллионов душ. Кстати сказать, мы с Латвией – мировые чемпионы: делим первое и второе место по числу самоубийств. Один политик нынешний режим назвал душегубским.
Парализующее действие на экономику взбудораженной страны оказал вброс в обращение безучетное количество дензнаков. Что сразу же породило жуткую инфляцию, а следом – неуправляемый ажиотаж. Народ обезумел. Волокли домой что ни попадя. Мои соседи по этажу превратили свою малогабаритную квартирку в товарный склад. Года через три сверхнормативные запасы круп, макаронов, муки, стирального порошка, крахмала, зубной пасты зачервивели, спеклись, – пришлось выбросить на помойку.
Мой друг А. Т. истратил на товары долговременного пользования денег больше, чем за три десятка предшествующих лет. Влез в дурацкие долги, по сей день не расквитался. В бешеном порыве зачем-то купил три холодильника, три телевизора, две газовых плиты, плюс электрическую. Тут уж было не до высоких материй – шкаф-купе забили разным тряпьем. Каких это нервов супругам стоило. Дружная семья в конце концов развалилась. Многие вещи пришли в негодность, одежду погрызла моль.
Погоня за ширпотребом ни в какое сравнение не идет с ажиотажем вокруг мясного батона. Право на реализацию народного деликатеса имела первопрестольная столица. Но и здесь не все было так просто. По установленному маршруту большие и малые мясокомбинаты СССР гнали свою продукцию как можно ближе к Кремлю. Здесь продукт уже караулили алчные потребители. Отоварившись, поездами дальнего следования, электричками, самолетами, туристическими автобусами и теплоходами, кляня родное правительство, везли страждущие московский «гостинец» под крышу дома своего.
Проблему отечественного дефицита, в самом деле, умом не понять. Согласно статистике, пищевая промышленность в исследуемый отрезок времени работала на пределе сил. Колбасных изделий в середине восьмидесятых годов вырабатывалось на тридцать с лишним процентов больше, чем в лучшие застойные годы. К тому же мясную гастрономию к нам гнали еще и из зарубежья, под видом гуманитарной помощи. И все как в прорву!
Недавно на радио «Свобода» выступала Мария Гайдар. Профессорская дщерь тоже ударилась в политику. Кляня советские порядки, вспомнила свою юность, как семья их бедствовала, едва сводили концы с концами. «Холодильник был пустой. Папа голодный уходил на службу». Были и другие леденящие сердце подробности. Какая лабуда, какая оголтелая ложь. Точно такие же сказочки для лохов мог бы рассказывать и генсек Горбачев: как они «бедствовали» в Кремле вместе с Раисой Максимовной.
Но ежели полистать подшивки старых газет, прокрутить архивные бобины с пленками ТВ, радиокассеты, там иная информация. Откормленные крикуны на площадях недвусмысленно намекали: лакомства и вкуснятину пожирают члены Политбюро ЦК и приближенные к ним активисты. Эту «правду» народ глотал, не разжевывая. И выпив из горла плоской фляжки какой-то дряни, что было мочи скандировал: «Долой коммуняк! КПСС к ответу!»
Не зря сказано: политика – грязное дело. В народе ходит молва: дефицит – дело рук тайной оппозиции. Все эти милые инакомыслящие, диссиденты, плюралисты разного толка, проникнув в советский и партийный аппарат, потихоньку вредили действующей власти, по возможности саботажничали. Тихо настраивали нестойких, колеблющихся, аполитичных и глупых против марксизма-ленинизма и существующего строя. Поначалу инакомыслящая братия кучковалась на кухнях. Потом организованным порядком их вывели на улицы. (Вспомните откровения бывшего тульского губернатора Севрюгина.)
ДОЖДАЛИСЬ: ДЕФИЦИТА НАВАЛОМ!
Дождливым вечером, в 20.45 в передаче «600 секунд» народный телекорреспондент Александр Невзоров выдал умопомрачительный сюжет. В Ленинградской области, в лесной чащобе его съемочная группа наткнулась на огромный курган (захоронение) сервелата, ветчины и прочих вкусностей.
Дотошный и неутомимый Невзоров вознамерился разыскать авторов рукотворного сооружения. Чиновники, естественно, придуривались, никак не могли сообразить, о чем речь, чего от них хотят.
Вскоре схожие курганы журналисты обнаружили в Подмосковье, на Тамбовщине, под Белгородом. Сигналы подобного рода заполонили редакционную почту центральных газет, местных СМИ. Явно по подсказке начальства сей непонятного происхождения криминал преподносился очумелому народу под видом проделок нечистой силы. Появились рассказы очевидцев о нечто «схожем» – о концентрических кругах на полях с некошеной пшеницей, рожью. Сплошняком пошли трехколоночные заметки об НЛО, о замечательных барабашках и прочей чертовщине. Страна жила в ожидании какой-то катастрофы. В воздухе пахло грозой.
Предчувствия не обманули: рвануло! Но то был не взрыв – нечто напоминающее хлопок. В газетах напечатали коммюнике: где-то в Белоруссии состоялся саммит глав трех государств, принявших решение о реорганизации Советского Союза в некий Союз Независимых Государств (СНГ).
Так совпало: в этот тусклый предзимний день купил я какой давно хотел смеситель воды. Пригласил на подмогу сантехника из РЭУ Валеру Коробова. Изрядно пришлось обоим попотеть. Сделав дело, тут же на кухне и перекусили, что бог послал. За одно опорожнили початую бутылку «Московской».
После второй маэстро, смежив веки, обронил:
– Вчера по телеку показывали какой-то сбор блатных.
– У них теперь это саммит называется. Но убей меня, не помню, о чем они там говорили.
Аритмично качнувшись корпусом туда-сюда, водопроводчик изрек:
– Давай на спор: ни ф-фига у них не выйдет.
– Поделись-ка своим умозаключением.
Валера достал зажигалку. Ловко прикурил от одной искры.
– Понимаешь, слово они взяли никудышнее – СНГ. Ведь «г» на конце.
– Ну и что с того?
– А то. В Библии не зря сказано: первым было слово.
Суматошным и сумбурным выдалось предзимье девяносто первого года. И в природе творилось сущее безобразие. Взбунтовались стихии. Дожди перемежались сильными морозами. В московском небе гром гремел, среди ясного неба молнии сверкали.
Я взял отпуск, чтобы хоть малость оттянуться и расслабиться. Приглашали черниговские друзья: поохотиться на кабанов, коих видимо-невидимо развелось в плавнях Десны, неподалеку от симпатичного городка Мены.
Настоящие охотники не меньше трофеев ценят товарищеское общение. После горячего обсуждения итогов охоты разговор у нас зашел о «саммите зубров» на беловежском кордоне. Всех нас озадачило: почему в той блатной компании не нашлось места Горбачеву? Это был недобрый знак. Похоже, в шайке заговорщиков возникли большие разногласия. Значит, жди смуты, которую народ по наитию связывал с личностью Меченного, называл оборотнем, засланном врагами в славянский стан.
Тревожные предчувствия были навеяны не только загадочными событиями последних дней. Между прочим, сказывалось влияние местной атмосферы, точнее – почвы. Ведь именно здесь восемь столетий назад, в годину великой смуты и печали безымянный русский гений создал по горячим следам событий полный трагизма великолепный эпос – «Слово о полку Игореве», адресованный не столько современникам, как потомкам. Смысл оного прост и мудр: братская дружба – самое сильное оружие славян в борьбе против исконных врагов Отечества.
Глобального уровня тезисы часто имеют, как ни странно, житейскую подоплеку. В одной из энциклик римский папа Пий IX безапелляционно заметил: «Дьявол прячется в деталях».
Не помню уже, в какой именно момент в нашем узком охотничьем кружке возник «колбасный вопрос».
Коноводил бригадой Мысливцев директор Черниговского автотреста Середа Александр Иванович – настоящий Теркин хохлацкого пошиба. Он беспрерывно хохмил, каламбурил, сыпал анекдоты. Вдруг прервал речь на полуслове, повел вкруговую глазами. Сузив зрачки, молвил с дрожью в голосе:
– Скажите-ка, друзи, шов оно вокруг диется? Кто цэ миж намы шельмуэ? Чого вин хоче? Куды цэ вин нас тягне?
Кружок буквально оцепенел от крутого виража. Как шуткуют в Одессе, это был переход «со спонта на вареники». Однако не понятно было, в кого именно целил хитромудрый старшина. Не подымая чубатой головы, проговорил резко, будто дуплетом выстрелил из ствола шестнадцатого калибра:
– К примеру, ты, чоловиче, доложи товарищам, какого черта гонял рефрижератор у Польшу?
Тот, кому адресовался вопрос, взмолился:
– На кой ляд старое ворошить?
– Что значит старое, год еще не минул. Давай выкладывай, тут все свои.
Начальство велит – не отвертеться. В цыганских глазах дальнобойщика мелькнул озорной огонек:
– Вы не забыли, Александр Иванович, в маршрутном листе стояла вроде б ваша подпись.
Не дождался ответа. Хряпнув полный стакан горилки, шофер повел рассказ в деталях и подробностях, будто сидел в кабинете следователя.
Блохин был совершенно уверен: за спиной у них с напарником бартер определенно государственно значения. От Чернигова до Бреста фура катила по «зеленой трассе». Ни разу не тормознули. Встречали как вип-персону. У пограничного шлагбаума толстозадый служка, мельком глянув на документы, жезлом изобразил дугу: ехать в объезд километровой очереди.
И на той стороне их ждали. Из микроавтобуса, дежурившего под кроной старой липы, вышли трое. Старший приказал следовать за ними. «Чтоб борзо явиться на место», – прибавил хитроватый на вид усач в модном картузе.
Ехали будто арестованные.
Через час с небольшим в стороне осталось местечко Хайнувка. Свернули с асфальта на бетонку. Долго кружили. Последние километра два-три тащились просекой, переваливаясь с боку на бок. Наконец уперлись в неказистые ворота и дощатую сторожку. Навстречу вышел парень в конфедератке. Молча поднял поперечину с противовесом. Первым прошмыгнул микроавтобус.
Двигались на первой скорости сумрачным туннелем, цепляясь бортами за ветви деревьев. Блохин мысленно проклинал ту минуту, когда сдуру решился на эту загранку. Уж лучше на север, хоть в Великий Устюг.
В какой-то момент вообразил себя на месте Ивана Сусанина, который, рискуя жизнью, под конвоем вел в гибельное место вражеский отряд ради спасения молодого русского царя Михаила Романова. Немного погодя водила наш смекнул, что малость обмишурился. Все было наоборот: потомка легендарного Сусанина теперь уже поляки заманивали в какую-то западню.
Впереди открылся смутный просвет. Через пару минут ихняя «автоколонна» остановилась перед поляной размером с футбольный стадион, окруженное со всех сторон высоченными елями. И ни-ч-чего более – ни сарая, ни сторожки. Только неприветливое серое небо над головой.
Блохин с напарником Лехой переглянулись: что же дальше?
К ним подошли. Их было числом восемь или девять. Амбалы, один к одному. Глядели недружелюбно, исподлобья.
– Разгружайсь!
У Лехи нервишки сдали, огрызнулся:
– Куда разгружаться – в грязюку?
– Кидай до кучи.
Пошли срывать пломбы. Распахнули тяжелые двери. Из нутра смачно пахнуло гастрономическим духом. Не зря украинскую колбасу на международном рынке оптовики называют конвертируемой валютой.
Блохин наотрез отказался участвовать в санкционированном разбое. Вернулся в кабину, в зеркало заднего вида наблюдал, что творят получатели груза. Творили же бисовы сыны чертовщину. Крюками вытаскивали контейнеры, вытряхивали содержимое. Через какое-то время на углу поляны образовался внушительный высоты холм из твердокопченых батонов. Это был словно дурной сон, наваждение. Абсурд усиливался тем, что у водил был зверский аппетит, со вчерашнего дня во рту ни крохи не было. В термосе остался суточный чай, в шкафчике завалялась с какого-то давнего рейса початая пачка печенья. Попросить же у «конвоиров» шмат колбасы язык не поворачивался: лучше уж умереть от голодной смерти. Тем более, что до сих пор не ясно было, что здесь в натуре происходит? Кому оно надо? И чем все кончится?
После чая Блохина на сон потянуло. Очнувшись, не сразу понял где он, что с ним. Уже смеркалось. Часы показывали половину четвертого. Завалившись на его плечо, дрыхнул Леха, как младенец с открытым ртом.
Почти одновременно спрыгнули на заиндивевшую траву. Блохин от удивления остолбенел. Метрах в пятнадцати от рефрижератора высилась безобразная пирамида как будто из распиленных на чурбаны дров. Типичная картина деревенской улицы накануне отопительного сезона. Потом уже добрые хозяева перетаскают чурки под навес, сложат в аккуратные поленницы. Позже в трескучие морозы, сидя у пышущей жаром печи, приятно вспоминать о красном лете.
Такой вот возник в душе Блохина магический сюжет, напоминавший деревенскую жизнь, беззаботное детство. Когда морок рассеялся, действительность предстала в своем натуральном мерзопакостном обличье.
К концу следующего дня пустопорожняя «Алка», скрежеча просевшими тормозами, объявилась на западной окраине Чернигова. Капитальная машина вид имела изнуренный, опустошенный, чем-то схожий с женщиной, только что вышедший из калитки роддома после выкидыша.
Сказано, возможно, цинично, беспощадно. Но правда и то, что в душах изнуренных дорогой много чего повидавших водил было черным-черно. Мир казался в овчинку.
После пересечения польской границы они и десятком слов не обмолвились. В глаза друг другу не глядели. Вывела экипаж из оцепенения «живая» очередь возле гастронома. Она окольцевала торговый центр почти вкруговую, будто омерзительный спрут.
Дотошный и неутомимый Невзоров вознамерился разыскать авторов рукотворного сооружения. Чиновники, естественно, придуривались, никак не могли сообразить, о чем речь, чего от них хотят.
Вскоре схожие курганы журналисты обнаружили в Подмосковье, на Тамбовщине, под Белгородом. Сигналы подобного рода заполонили редакционную почту центральных газет, местных СМИ. Явно по подсказке начальства сей непонятного происхождения криминал преподносился очумелому народу под видом проделок нечистой силы. Появились рассказы очевидцев о нечто «схожем» – о концентрических кругах на полях с некошеной пшеницей, рожью. Сплошняком пошли трехколоночные заметки об НЛО, о замечательных барабашках и прочей чертовщине. Страна жила в ожидании какой-то катастрофы. В воздухе пахло грозой.
Предчувствия не обманули: рвануло! Но то был не взрыв – нечто напоминающее хлопок. В газетах напечатали коммюнике: где-то в Белоруссии состоялся саммит глав трех государств, принявших решение о реорганизации Советского Союза в некий Союз Независимых Государств (СНГ).
Так совпало: в этот тусклый предзимний день купил я какой давно хотел смеситель воды. Пригласил на подмогу сантехника из РЭУ Валеру Коробова. Изрядно пришлось обоим попотеть. Сделав дело, тут же на кухне и перекусили, что бог послал. За одно опорожнили початую бутылку «Московской».
После второй маэстро, смежив веки, обронил:
– Вчера по телеку показывали какой-то сбор блатных.
– У них теперь это саммит называется. Но убей меня, не помню, о чем они там говорили.
Аритмично качнувшись корпусом туда-сюда, водопроводчик изрек:
– Давай на спор: ни ф-фига у них не выйдет.
– Поделись-ка своим умозаключением.
Валера достал зажигалку. Ловко прикурил от одной искры.
– Понимаешь, слово они взяли никудышнее – СНГ. Ведь «г» на конце.
– Ну и что с того?
– А то. В Библии не зря сказано: первым было слово.
Суматошным и сумбурным выдалось предзимье девяносто первого года. И в природе творилось сущее безобразие. Взбунтовались стихии. Дожди перемежались сильными морозами. В московском небе гром гремел, среди ясного неба молнии сверкали.
Я взял отпуск, чтобы хоть малость оттянуться и расслабиться. Приглашали черниговские друзья: поохотиться на кабанов, коих видимо-невидимо развелось в плавнях Десны, неподалеку от симпатичного городка Мены.
Настоящие охотники не меньше трофеев ценят товарищеское общение. После горячего обсуждения итогов охоты разговор у нас зашел о «саммите зубров» на беловежском кордоне. Всех нас озадачило: почему в той блатной компании не нашлось места Горбачеву? Это был недобрый знак. Похоже, в шайке заговорщиков возникли большие разногласия. Значит, жди смуты, которую народ по наитию связывал с личностью Меченного, называл оборотнем, засланном врагами в славянский стан.
Тревожные предчувствия были навеяны не только загадочными событиями последних дней. Между прочим, сказывалось влияние местной атмосферы, точнее – почвы. Ведь именно здесь восемь столетий назад, в годину великой смуты и печали безымянный русский гений создал по горячим следам событий полный трагизма великолепный эпос – «Слово о полку Игореве», адресованный не столько современникам, как потомкам. Смысл оного прост и мудр: братская дружба – самое сильное оружие славян в борьбе против исконных врагов Отечества.
Глобального уровня тезисы часто имеют, как ни странно, житейскую подоплеку. В одной из энциклик римский папа Пий IX безапелляционно заметил: «Дьявол прячется в деталях».
Не помню уже, в какой именно момент в нашем узком охотничьем кружке возник «колбасный вопрос».
Коноводил бригадой Мысливцев директор Черниговского автотреста Середа Александр Иванович – настоящий Теркин хохлацкого пошиба. Он беспрерывно хохмил, каламбурил, сыпал анекдоты. Вдруг прервал речь на полуслове, повел вкруговую глазами. Сузив зрачки, молвил с дрожью в голосе:
– Скажите-ка, друзи, шов оно вокруг диется? Кто цэ миж намы шельмуэ? Чого вин хоче? Куды цэ вин нас тягне?
Кружок буквально оцепенел от крутого виража. Как шуткуют в Одессе, это был переход «со спонта на вареники». Однако не понятно было, в кого именно целил хитромудрый старшина. Не подымая чубатой головы, проговорил резко, будто дуплетом выстрелил из ствола шестнадцатого калибра:
– К примеру, ты, чоловиче, доложи товарищам, какого черта гонял рефрижератор у Польшу?
Тот, кому адресовался вопрос, взмолился:
– На кой ляд старое ворошить?
– Что значит старое, год еще не минул. Давай выкладывай, тут все свои.
Начальство велит – не отвертеться. В цыганских глазах дальнобойщика мелькнул озорной огонек:
– Вы не забыли, Александр Иванович, в маршрутном листе стояла вроде б ваша подпись.
Не дождался ответа. Хряпнув полный стакан горилки, шофер повел рассказ в деталях и подробностях, будто сидел в кабинете следователя.
Блохин был совершенно уверен: за спиной у них с напарником бартер определенно государственно значения. От Чернигова до Бреста фура катила по «зеленой трассе». Ни разу не тормознули. Встречали как вип-персону. У пограничного шлагбаума толстозадый служка, мельком глянув на документы, жезлом изобразил дугу: ехать в объезд километровой очереди.
И на той стороне их ждали. Из микроавтобуса, дежурившего под кроной старой липы, вышли трое. Старший приказал следовать за ними. «Чтоб борзо явиться на место», – прибавил хитроватый на вид усач в модном картузе.
Ехали будто арестованные.
Через час с небольшим в стороне осталось местечко Хайнувка. Свернули с асфальта на бетонку. Долго кружили. Последние километра два-три тащились просекой, переваливаясь с боку на бок. Наконец уперлись в неказистые ворота и дощатую сторожку. Навстречу вышел парень в конфедератке. Молча поднял поперечину с противовесом. Первым прошмыгнул микроавтобус.
Двигались на первой скорости сумрачным туннелем, цепляясь бортами за ветви деревьев. Блохин мысленно проклинал ту минуту, когда сдуру решился на эту загранку. Уж лучше на север, хоть в Великий Устюг.
В какой-то момент вообразил себя на месте Ивана Сусанина, который, рискуя жизнью, под конвоем вел в гибельное место вражеский отряд ради спасения молодого русского царя Михаила Романова. Немного погодя водила наш смекнул, что малость обмишурился. Все было наоборот: потомка легендарного Сусанина теперь уже поляки заманивали в какую-то западню.
Впереди открылся смутный просвет. Через пару минут ихняя «автоколонна» остановилась перед поляной размером с футбольный стадион, окруженное со всех сторон высоченными елями. И ни-ч-чего более – ни сарая, ни сторожки. Только неприветливое серое небо над головой.
Блохин с напарником Лехой переглянулись: что же дальше?
К ним подошли. Их было числом восемь или девять. Амбалы, один к одному. Глядели недружелюбно, исподлобья.
– Разгружайсь!
У Лехи нервишки сдали, огрызнулся:
– Куда разгружаться – в грязюку?
– Кидай до кучи.
Пошли срывать пломбы. Распахнули тяжелые двери. Из нутра смачно пахнуло гастрономическим духом. Не зря украинскую колбасу на международном рынке оптовики называют конвертируемой валютой.
Блохин наотрез отказался участвовать в санкционированном разбое. Вернулся в кабину, в зеркало заднего вида наблюдал, что творят получатели груза. Творили же бисовы сыны чертовщину. Крюками вытаскивали контейнеры, вытряхивали содержимое. Через какое-то время на углу поляны образовался внушительный высоты холм из твердокопченых батонов. Это был словно дурной сон, наваждение. Абсурд усиливался тем, что у водил был зверский аппетит, со вчерашнего дня во рту ни крохи не было. В термосе остался суточный чай, в шкафчике завалялась с какого-то давнего рейса початая пачка печенья. Попросить же у «конвоиров» шмат колбасы язык не поворачивался: лучше уж умереть от голодной смерти. Тем более, что до сих пор не ясно было, что здесь в натуре происходит? Кому оно надо? И чем все кончится?
После чая Блохина на сон потянуло. Очнувшись, не сразу понял где он, что с ним. Уже смеркалось. Часы показывали половину четвертого. Завалившись на его плечо, дрыхнул Леха, как младенец с открытым ртом.
Почти одновременно спрыгнули на заиндивевшую траву. Блохин от удивления остолбенел. Метрах в пятнадцати от рефрижератора высилась безобразная пирамида как будто из распиленных на чурбаны дров. Типичная картина деревенской улицы накануне отопительного сезона. Потом уже добрые хозяева перетаскают чурки под навес, сложат в аккуратные поленницы. Позже в трескучие морозы, сидя у пышущей жаром печи, приятно вспоминать о красном лете.
Такой вот возник в душе Блохина магический сюжет, напоминавший деревенскую жизнь, беззаботное детство. Когда морок рассеялся, действительность предстала в своем натуральном мерзопакостном обличье.
К концу следующего дня пустопорожняя «Алка», скрежеча просевшими тормозами, объявилась на западной окраине Чернигова. Капитальная машина вид имела изнуренный, опустошенный, чем-то схожий с женщиной, только что вышедший из калитки роддома после выкидыша.
Сказано, возможно, цинично, беспощадно. Но правда и то, что в душах изнуренных дорогой много чего повидавших водил было черным-черно. Мир казался в овчинку.
После пересечения польской границы они и десятком слов не обмолвились. В глаза друг другу не глядели. Вывела экипаж из оцепенения «живая» очередь возле гастронома. Она окольцевала торговый центр почти вкруговую, будто омерзительный спрут.