Страница:
Образчик такого рода фальшивой логической связки – взаимоотношения официального Грозного (Масхадова) и чеченской оппозиции (в лице Басаева). Официально они друг друга не признавали, друг от друга отмежевывались. Президент Ичкерии на словах гневно осудил вторжение «бандитских отрядов» в Дагестан. А немного погодя они стали – независимо друг от друга! – защищать Чечню от федералов. Вот такой крутеж. Помню, мой незабвенный друг, предколхоза из-под Одессы Макар Посмитный в таких случаях говорил: «Ну и пойми тут, кто кем командует: собака хвостом или хвост собакой?»
Со временем вопросы распрямляются и превращаются в восклицательные знаки с такой приблизительно ремаркой: «Да как же могли мы верить в такую лабуду!» Но и скептикам бывает нелегко. У власти всегда найдутся средства, с помощью которых она способна унять настырных, а откровенных нахалов запугать или купить с потрохами. А объявляется упрямцы непокорные, таковых она сумеет приструнить.
Между прочим, в конверте из Молдовы оказались также вырезки из «Комсомольской правды». Аналитическая служба газеты задалась целью провести собственное расследование «жареных фактов» на предмет (по началу!) их достоверности.
Журналисты обратили, например, внимание на странное обстоятельство. После сообщений в прессе о кознях РСИ прошло немало времени, три-четыре месяца, а официальные круги Бухареста и Кишинева словно в рот воды набрали: ни гу-гу! Помалкивало и руководство народного фронта. Хотя эти господа обычно остро и скоро реагируют на любое замечание в свой адрес.
По ходу дела выяснилось, что несколькими месяцами раньше молдавские депутаты внесли в парламент запрос о вмешательстве румынских спецслужб во внутренние дела республики. Была образована специальная комиссия, однако о результатах ее деятельности общественность так ничего и не узнала. Со своей стороны, редакция «Комсомолки», предприняв собственное расследование, наткнулась на глухую стену.
Тогда аналитики сделали шаг в сторону. Корреспондент «КП» обратился за разъяснениями в парламент РМ, к заместителю председателя Комитета по безопасности и военным вопросам Георге Мазылу. (Еще один мой однокашник и даже сожитель в университетском общежитии на ул. Бендерской наши койки стояли рядом.)
Еще в студенчестве Георге отличался от своих сверстников гибкостью ума не по годам. Был весьма осторожен в спорах, в суждениях. Даже в дружеском разговоре, на прямо заданный вопрос он никогда просто не ответит, а все с бессмысленными оговорками и вводными словами. Подчас они выстраивались в бессмысленную цепочку и следовали друг за другом. Так собственно и родилась пародия, иллюстрирующая «красноречие» Мазылу: «Ээээ Вместе с тем эээ однако эээ все же эээ тем не эээ менее и не смотря эээ ни на что».
Георге готовился стать историком. А на этот факультет поступали люди определенного сорта, из которых впоследствии выходили партчиновники, профсоюзные функционеры, государственные деятели определенного сорта. Нашего Георгия сразу же взяли в органы госбезопасности. Свое место работы он долго и тщательно скрывал даже от друзей. Был оч-чень скрытен. Вытянуть из него новость, что-либо конфиденциальное не удавалось даже университетским красавицам. Не представляю, как корреспондент «КП» смог «расколоть» Георгия Мазылу и взять интервью. Но факт есть факт. Вот фрагмент беседы:
«– Считаю, что существуют определенные силы, которые бы хотели испортить наши отношения с Румынией. Существуют и точно такие же силы, которые хотят того же и в наших отношениях с Россией и Украиной. Мы же стремимся поддерживать и укреплять цивилизованные отношения со всеми соседями, учитывая сложную геополитическую ситуацию на Балканах. А этот шум вокруг статей в украинских газетах – из старых приемов по дестабилизации ситуации. Вопрос же объединения с Румынией вообще не стоит в Молдове. На повестке дня у нас более важные задачи: разрешить кризисные проблемы с Гагаузией, с Приднестровьем, укреплять свою экономику и, таким образом, наполнять нашу независимость реальным содержанием».
Читал я газетное интервью и явственно слышал «эканье» своего однокашника, улавливал его знаменитое «Вместе с тем, однако, все же, тем не менее». Как обычно Мазылу ушел от ответа на прямо поставленный вопрос. На языке разведчиков это называется «мочало»: пустой, бессодержательный треп. Чиновник ловко ушел от ответа на поставленные вопросы: зачем миролюбивой Молдове боевики? Как власть собирается их практически использовать? Не на воинских же парадах.
Журналисты переадресовали вопросы министерству национальной безопасности. Руководитель прес-службы Валериу Доробан был еще лаконичней. Еле выдавил из себя полтора десятка слов:
«– Сведения, изложенные в известных публикациях, нами расследуются. Создана специальная комиссия. О результатах говорить пока рано».
Очень лаконично, хотя и достаточно оптимистично. Дескать, за нами не заржавеет! Вот только долго ль ждать, прикажете, ответ? Год. Век. Вечность.
За «перестроечные» годы (у нас и в ближнем зарубежье) по свежим следам кровавых преступлений создано было бесчисленное множество специальных, полномочных, авторитетных и прочих комиссий. И что же выдали они на-гора? Да в основном ту же «мочалу»! Вывод: комиссию создавали ради того только, чтобы запутать следы преступников, а властьпридержащих оградить от гнева народного.
Вспоминается лето 1990 года. Тогда ни за что, ни про что оборвалась жизнь паренька Димы Матюшкина. Убийство произошло на глазах сотрудников милиции и тайных агентов КГБ. Злодеяние сошло злодеям с рук. Тогда тоже, сообщали СМИ, была создана «авторитетная и независимая» комиссия. Возник даже целый комитет «по делу Димы». По городам республики прокатилась волна митингов. Народ требовал тщательного расследования и открытого суда над убийцами. Власти охотно пообещали и то, и другое, и третье, но просили соблюдать спокойствие, не драматизировать обстановку.
Народ угомонился. Люди поверили. А немного погодя внимание «электората» отвлекли политическим шутовством с кровопусканием: боевики учинили мордобой депутатами парламента. На этом фоне случай с убиенным агнцем показался заурядной бытовухой. «Дело Матюшкина» списали на перестройку, которая, безусловно, потребует жертв ради прекрасного завтра. Имя Димы помянул на сороковины только настоятель храма св. Прасковьи о. Петря, отслужив по рабу Божьему безвременно убиенному заупокойную молитву. А сколько за истекшие полтора десятка лет погибло и безвестно кануло в вечность невинных душ? Им и счета нет.
И снова странный парадокс. Поименно известны жертвы, но остаются безвестными закулисные злодеи. Ловят и сажают за решетку разную мелкую шушеру. Не зря молвится: общий бал «правит Сатана», а в миру зло творят его подручные – бесы, бесенята. Собственно, то же самое печалило и фрателя моего Гицу. Вечная ему память.
Всяк задается вопросом: откуда бесы и бесенята берутся? Да из жизни. Поговорите с врачом-инфекционистом, он доходчиво объяснит и популярно расскажет. Окружающий мир, все жизненное пространство переполнено болезнетворными бактериями, вирусами. Живут они и внутри нас, в полудремотном состоянии. Достаточно легкой простуды, перегрева или же пережить нервную встряску, неприятность (стресс), нарушается гормональное равновесие, возникает внутриклеточный диссонанс. Тут же подымает голову, как говаривали наши бабушки, лихорадка, горячка. Похожее наблюдается и в обществе. У криминалистов на то имеется соответствующее выражение: преступность подымает голову.
Гнусь, всякая нечисть боятся света, огня, они забиваются в уголки, щели. Подличают исподтишка. Но едва в жизни возникают колебания, зуд, подвижки, когда государство занято больше собой, о подданных не радеет, тогда из щелей и вылезают мошенники, авантюристы, проходимцы, злодеи-душегубы и прочие гадостные элементы. В сумятице и неразберихе истошно вопят о своих некогда утраченных правах! Хотя большинство из них – отпетые уголовники. Но выдают себя за жертвы прошлого режима. Ну и руководствуясь новой политической конъюнктурой, начинают активно сотрудничать с новой администрацией. Ей же того и надо. Потому-то современный режим народ, безо всяких натяжек, называет криминальным.
ПОД СТАРЫМ ОРЕХОМ
ВЗГЛЯД КОЛХОЗНИКА СТОЙКО НА ОТДЕЛЬНЫЕ МОМЕНТЫ НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ
СПАСАЛИСЬ КТО КАК МОГ
Со временем вопросы распрямляются и превращаются в восклицательные знаки с такой приблизительно ремаркой: «Да как же могли мы верить в такую лабуду!» Но и скептикам бывает нелегко. У власти всегда найдутся средства, с помощью которых она способна унять настырных, а откровенных нахалов запугать или купить с потрохами. А объявляется упрямцы непокорные, таковых она сумеет приструнить.
Между прочим, в конверте из Молдовы оказались также вырезки из «Комсомольской правды». Аналитическая служба газеты задалась целью провести собственное расследование «жареных фактов» на предмет (по началу!) их достоверности.
Журналисты обратили, например, внимание на странное обстоятельство. После сообщений в прессе о кознях РСИ прошло немало времени, три-четыре месяца, а официальные круги Бухареста и Кишинева словно в рот воды набрали: ни гу-гу! Помалкивало и руководство народного фронта. Хотя эти господа обычно остро и скоро реагируют на любое замечание в свой адрес.
По ходу дела выяснилось, что несколькими месяцами раньше молдавские депутаты внесли в парламент запрос о вмешательстве румынских спецслужб во внутренние дела республики. Была образована специальная комиссия, однако о результатах ее деятельности общественность так ничего и не узнала. Со своей стороны, редакция «Комсомолки», предприняв собственное расследование, наткнулась на глухую стену.
Тогда аналитики сделали шаг в сторону. Корреспондент «КП» обратился за разъяснениями в парламент РМ, к заместителю председателя Комитета по безопасности и военным вопросам Георге Мазылу. (Еще один мой однокашник и даже сожитель в университетском общежитии на ул. Бендерской наши койки стояли рядом.)
Еще в студенчестве Георге отличался от своих сверстников гибкостью ума не по годам. Был весьма осторожен в спорах, в суждениях. Даже в дружеском разговоре, на прямо заданный вопрос он никогда просто не ответит, а все с бессмысленными оговорками и вводными словами. Подчас они выстраивались в бессмысленную цепочку и следовали друг за другом. Так собственно и родилась пародия, иллюстрирующая «красноречие» Мазылу: «Ээээ Вместе с тем эээ однако эээ все же эээ тем не эээ менее и не смотря эээ ни на что».
Георге готовился стать историком. А на этот факультет поступали люди определенного сорта, из которых впоследствии выходили партчиновники, профсоюзные функционеры, государственные деятели определенного сорта. Нашего Георгия сразу же взяли в органы госбезопасности. Свое место работы он долго и тщательно скрывал даже от друзей. Был оч-чень скрытен. Вытянуть из него новость, что-либо конфиденциальное не удавалось даже университетским красавицам. Не представляю, как корреспондент «КП» смог «расколоть» Георгия Мазылу и взять интервью. Но факт есть факт. Вот фрагмент беседы:
«– Считаю, что существуют определенные силы, которые бы хотели испортить наши отношения с Румынией. Существуют и точно такие же силы, которые хотят того же и в наших отношениях с Россией и Украиной. Мы же стремимся поддерживать и укреплять цивилизованные отношения со всеми соседями, учитывая сложную геополитическую ситуацию на Балканах. А этот шум вокруг статей в украинских газетах – из старых приемов по дестабилизации ситуации. Вопрос же объединения с Румынией вообще не стоит в Молдове. На повестке дня у нас более важные задачи: разрешить кризисные проблемы с Гагаузией, с Приднестровьем, укреплять свою экономику и, таким образом, наполнять нашу независимость реальным содержанием».
Читал я газетное интервью и явственно слышал «эканье» своего однокашника, улавливал его знаменитое «Вместе с тем, однако, все же, тем не менее». Как обычно Мазылу ушел от ответа на прямо поставленный вопрос. На языке разведчиков это называется «мочало»: пустой, бессодержательный треп. Чиновник ловко ушел от ответа на поставленные вопросы: зачем миролюбивой Молдове боевики? Как власть собирается их практически использовать? Не на воинских же парадах.
Журналисты переадресовали вопросы министерству национальной безопасности. Руководитель прес-службы Валериу Доробан был еще лаконичней. Еле выдавил из себя полтора десятка слов:
«– Сведения, изложенные в известных публикациях, нами расследуются. Создана специальная комиссия. О результатах говорить пока рано».
Очень лаконично, хотя и достаточно оптимистично. Дескать, за нами не заржавеет! Вот только долго ль ждать, прикажете, ответ? Год. Век. Вечность.
За «перестроечные» годы (у нас и в ближнем зарубежье) по свежим следам кровавых преступлений создано было бесчисленное множество специальных, полномочных, авторитетных и прочих комиссий. И что же выдали они на-гора? Да в основном ту же «мочалу»! Вывод: комиссию создавали ради того только, чтобы запутать следы преступников, а властьпридержащих оградить от гнева народного.
Вспоминается лето 1990 года. Тогда ни за что, ни про что оборвалась жизнь паренька Димы Матюшкина. Убийство произошло на глазах сотрудников милиции и тайных агентов КГБ. Злодеяние сошло злодеям с рук. Тогда тоже, сообщали СМИ, была создана «авторитетная и независимая» комиссия. Возник даже целый комитет «по делу Димы». По городам республики прокатилась волна митингов. Народ требовал тщательного расследования и открытого суда над убийцами. Власти охотно пообещали и то, и другое, и третье, но просили соблюдать спокойствие, не драматизировать обстановку.
Народ угомонился. Люди поверили. А немного погодя внимание «электората» отвлекли политическим шутовством с кровопусканием: боевики учинили мордобой депутатами парламента. На этом фоне случай с убиенным агнцем показался заурядной бытовухой. «Дело Матюшкина» списали на перестройку, которая, безусловно, потребует жертв ради прекрасного завтра. Имя Димы помянул на сороковины только настоятель храма св. Прасковьи о. Петря, отслужив по рабу Божьему безвременно убиенному заупокойную молитву. А сколько за истекшие полтора десятка лет погибло и безвестно кануло в вечность невинных душ? Им и счета нет.
И снова странный парадокс. Поименно известны жертвы, но остаются безвестными закулисные злодеи. Ловят и сажают за решетку разную мелкую шушеру. Не зря молвится: общий бал «правит Сатана», а в миру зло творят его подручные – бесы, бесенята. Собственно, то же самое печалило и фрателя моего Гицу. Вечная ему память.
Всяк задается вопросом: откуда бесы и бесенята берутся? Да из жизни. Поговорите с врачом-инфекционистом, он доходчиво объяснит и популярно расскажет. Окружающий мир, все жизненное пространство переполнено болезнетворными бактериями, вирусами. Живут они и внутри нас, в полудремотном состоянии. Достаточно легкой простуды, перегрева или же пережить нервную встряску, неприятность (стресс), нарушается гормональное равновесие, возникает внутриклеточный диссонанс. Тут же подымает голову, как говаривали наши бабушки, лихорадка, горячка. Похожее наблюдается и в обществе. У криминалистов на то имеется соответствующее выражение: преступность подымает голову.
Гнусь, всякая нечисть боятся света, огня, они забиваются в уголки, щели. Подличают исподтишка. Но едва в жизни возникают колебания, зуд, подвижки, когда государство занято больше собой, о подданных не радеет, тогда из щелей и вылезают мошенники, авантюристы, проходимцы, злодеи-душегубы и прочие гадостные элементы. В сумятице и неразберихе истошно вопят о своих некогда утраченных правах! Хотя большинство из них – отпетые уголовники. Но выдают себя за жертвы прошлого режима. Ну и руководствуясь новой политической конъюнктурой, начинают активно сотрудничать с новой администрацией. Ей же того и надо. Потому-то современный режим народ, безо всяких натяжек, называет криминальным.
ПОД СТАРЫМ ОРЕХОМ
По пути из Рышкан в Кишинев у нашей «Волги» не выдержала передняя подвеска. Автомедонт Иван Видрашку осторожно свернул с трассы, и мы впритруску добрались до села Лядовены. В колхозной мастерской охромевшей легковушке вправили суставы. Этого показалось мало. Дело-то к ночи, а до стольного града еще полторы сотни верст.
Возник экспресс-план. Неподалеку, в Бельцах жил двоюродный брат нашего Ивана. Он механик на автобазе, значит, нашей машине будет оказана техническая помощь на должном уровне. И бесплатная. Я же пока погожу в Лядовенах.
Просто решился и вопрос насчет ночлега. Конторские работники заявили: лучше места, чем у бади Григория Стойки не сыскать.
Это оказалась настоящая цитадель. Возвел ее дед нынешнего деда, тоже Григорий, – мужик решительный, дальновидный. С компанией парней-женихов отправился он в Голландию строить морезащитную дамбу возле города Хелдер. Работали как черти. Двое сломались, заболели и померли. Трое сбежало. Григорий Стойко выдержал до конца контрактный срок и возвратился на берег Реута с мешочком серебряных гульденов. Через два года справил новоселье в собственном доме.
Мы расположились под старым орехом. Густая листва, непробиваемая вечерними лучами солнца, осеняла двор зеленым шатром. Сидели за круглым дощатым столом, покрытом белой скатертью.
Оказалось, мы с Григорием Павловичем годки, что создало сразу же атмосферу полной душевной взаимности.
За столом сидели только вдвоем, а обслуживали нас аж три фемеи (женщины). Командовала Надежда (крестная), ей помогали невестка старшего сына Валя да соседка-вдовушка Иляна. Как я догадался, за крепеньким еще дедом приглядывали три ангела, облегчая жизнь вдовца.
– Фиць сэнетошь! [6]– глухо клацнули граненые стаканы, до краев наполненные розовым вином.
Уже до того, как переступить порог этого дома, я знал, что хозяин – садовод. Да непростой, а божьей милости. Более того, это родовая профессия всех Стойко.
– Наш тату вывел персональный сорт чернослива, – доложил мош Григорий. – А мы, разгильдяи, не смогли его уберечь и размножить. Зато вот хороший колхоз, – прибавил как будто ни к селу, ни к городу.
Для человека постороннего это было сложновато. Однако нутром газетчика я чувствовал: тут кроется пружинка занимательного сюжета. И откровенно говоря, боялся вспугнуть фортуну: ни о чем не расспрашивал, не торопил. Заодно выяснилось, что произрастали-то мы в одной местности.
Возник экспресс-план. Неподалеку, в Бельцах жил двоюродный брат нашего Ивана. Он механик на автобазе, значит, нашей машине будет оказана техническая помощь на должном уровне. И бесплатная. Я же пока погожу в Лядовенах.
Просто решился и вопрос насчет ночлега. Конторские работники заявили: лучше места, чем у бади Григория Стойки не сыскать.
Это оказалась настоящая цитадель. Возвел ее дед нынешнего деда, тоже Григорий, – мужик решительный, дальновидный. С компанией парней-женихов отправился он в Голландию строить морезащитную дамбу возле города Хелдер. Работали как черти. Двое сломались, заболели и померли. Трое сбежало. Григорий Стойко выдержал до конца контрактный срок и возвратился на берег Реута с мешочком серебряных гульденов. Через два года справил новоселье в собственном доме.
Мы расположились под старым орехом. Густая листва, непробиваемая вечерними лучами солнца, осеняла двор зеленым шатром. Сидели за круглым дощатым столом, покрытом белой скатертью.
Оказалось, мы с Григорием Павловичем годки, что создало сразу же атмосферу полной душевной взаимности.
За столом сидели только вдвоем, а обслуживали нас аж три фемеи (женщины). Командовала Надежда (крестная), ей помогали невестка старшего сына Валя да соседка-вдовушка Иляна. Как я догадался, за крепеньким еще дедом приглядывали три ангела, облегчая жизнь вдовца.
– Фиць сэнетошь! [6]– глухо клацнули граненые стаканы, до краев наполненные розовым вином.
Уже до того, как переступить порог этого дома, я знал, что хозяин – садовод. Да непростой, а божьей милости. Более того, это родовая профессия всех Стойко.
– Наш тату вывел персональный сорт чернослива, – доложил мош Григорий. – А мы, разгильдяи, не смогли его уберечь и размножить. Зато вот хороший колхоз, – прибавил как будто ни к селу, ни к городу.
Для человека постороннего это было сложновато. Однако нутром газетчика я чувствовал: тут кроется пружинка занимательного сюжета. И откровенно говоря, боялся вспугнуть фортуну: ни о чем не расспрашивал, не торопил. Заодно выяснилось, что произрастали-то мы в одной местности.
ВЗГЛЯД КОЛХОЗНИКА СТОЙКО НА ОТДЕЛЬНЫЕ МОМЕНТЫ НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ
– В октябре месяце сорок пятого года к нам в класс пришел в военной гимнастерке, украшенной орденами и медалями, учитель-фронтовик Иван Федорович. Имел он уроки по истории, по астрономии и военному делу. Ребята и девчонки его боготворили, готовы были идти за ним в огонь и воду. О чем бы не рассуждал он, хотелось и нам повторять. Обычные слова, которые срывались с его языка, казались особенными. До сей поры из башки не выветрились. Ты, наверное, думаешь: «Ну дядько заливает!» Могу доказать, пожалуйста. Иной раз гляну на небо, само собой с языка срывается, когда-то сказанное на обычном уроке по астрономии: «Млечный путь, который мы видим ночью, состоит из бесчисленного множества звезд».
Наконец мош Григорий дух перевел. Успокоившись, продолжал:
– Теперь уж так не говорят и не пишут не только в селе, а и в больших городах. Вот еще послушай, уже с другого урока: «История – великий учитель. К сожалению, люди небрежные ученики». Бездна мудрости. Помянем же школьного мудреца.
За покойников не чокаются. Мы просто подняли стаканы. Вино уже было другое: почти черное, терпкое. Соответствовало оглашенному тосту.
Я понял: Григор Стойко сел на любимого конька.
Меня поразила эрудиция простого селянина. Его трезвый, не замутненный политикой взгляд в прошлое.
– Молдова, – профессорским тоном сказал дядька, – одно из старейших государств Европы. Миру известно с двенадцатого века. Расцвета своего достигла при государе Стефане чел Маре. Теперь вот некоторые, – был сделан акцент на последнем слове, – ординарное вино пробуют разливать по бутылкам с красивой этикеткой. И пишут: «Марочное». Не солидно. Жульничество. И даже подлость. Меня же беспокоит не только это, а и другое. Теперь вот слышно: Молдова вроде б должна образовать со своей соседкой Румынией одно целое, приняв даже ее имя. У меня сразу вопрос: почему? Мне говорят: «Так будет лучше, потому как Румыния – видное государство в Европе». Они что, считают нас дурней себя! Как-никак мы историю тоже проходили. И Библию читаем, а там сказано: «Каждому выдается по заслугам его». Как садовод, я могу и свое добавить: «На дичке не родится золотое яблочко». Нужна, понимаешь, порода.
Куда клонил лядовенский Нестор? Ждать пришлось недолго. По памяти названа была еще одна дата: 1862 год. Это та самая точка отсчета, когда после Крымской войны на географической карте появилось новое государственное образование под названием Румыния.
– Так что к чему господа политики собираются пристегивать? Лошадь к хомуту или хомут к лошади?
Специально историю этого региона я не изучал, но знаю, она весьма драматична. Местами трагична. Скажу больше: в самом воздухе Молдовы улавливается дух печали, грусти. Вслушайтесь в «Дойну» – это же сплошное рыдание. По сути, гимн нации. А сколько чувств и мысли вложил русский гений в две поэтические строки:
Колесо истории безжалостно прокатилось по живой плоти рода Стойко. В огне Первой мировой войны сгорел простодушный бадя Васыл. Пал от пули русского солдата, ибо по воле рока сражался на стороне короля Фердинанда.
Горькая участь постигла и следующую ветвь.
– Наш тату откупился от мобилизации, – продолжал хронику своего рода Григор. – Сунул военному комиссару тысячу лей, для чего пасеку продал. Когда же вернулись советские войска, добровольно явился на призывной пункт и дошел с боями до Австрии. Медаль имел «За взятие Вены». Вон лежит в шкатулке. А тату давно уже в земле.
Возле ворот притормозило авто. Я подумал: наверно, Иван за мной пожаловал. Хозяин спокойно проговорил:
– Не иначе, как наш Борис.
Послышались возбужденные голоса, торопливые шаги. Обе половинки дверей распахнулись – и в касу-маре ввалился богатырь в яркой тенниске, которая едва не трещала на груди.
Борис завернул в Лядовены на пять минут: взять в город немного деревенских продуктов. Он работал и жил в Бельцах, по технической части. С появлением молодого хозяина женская обслуга засуетилась, заволновалась. На стол обрушился поток снеди. Запомнился кролик, зажаренный в сметане. А еще было удивительное сациви: тушеные с грецкими орехами баклажаны.
Тетушка Иляна сновала вокруг стола, приговаривая:
– Кушайте, кушайте, дорогие. Я еще принесу.
Борис, между прочим, оказался подписчиком «Труда». Сразу провозгласил смешной тост:
– За редакторов и корреспондентов!
Комплимент я принял на свой счет. А оказалось, по недоразумению присвоил чужую славу. У многих жителей северной части Молдавии в то время на слуху было имя спецкора «Социалистической индустрии» Новомира Лимонова, моего друга и однокурсника по университету.
С этим краем у Лимонова много было связано. В Бельцах жили его родители. Он сюда часто наезжал не только по личным делам. В конце концов замахнулся на местных партийных бонз и чиновников. Пользуясь покровительством верховной власти, они спекулировали государственными квартирами. Бандитское гнездовье и разворотил Новомир. Его пытались купить, он устоял от соблазна. Угрожали – не дрогнул. Его письма-очерки в течение года публиковала «Социндустрия». Затем весь блок (журналистское расследование) напечатал журнал «Дружба народов».
Простой люд, местечковые обыватели торжествовали. Имя журналиста Новомира Лимонова у всех было на устах. Вот и теперь прозвучало в доме Стойко. Выявились и новые детали. Оказалось, что Верховный суд МССР пытался выгородить преступную «бельцкую группировку», а за решетку угодили их жертвы. Сгустились тучи и над головой автора скандальных публикаций. Лимонову ставилось в вину: тенденциозность в изложении фактов (неопровержимых!), а также субъективизм и некомпетентность в толковании законов, что, с одной стороны, дезориентировало следствие, а с другой стороны, породило у населения искаженные взгляды на порядок учета и распределения жилого фонда. Вот такой был выдан канцелярский бред с оргвыводом: журналиста объявили «персоной нон грата».
Об этом судачили не только в высоких инстанциях. В глухих уголках республики народ на все лады обсуждал грязные дела бельцкой партноменклатуры. При этом назывались имена первых лиц республики, которые пытались выгородить «своих товарищей», погрязших в скверне. Да не просто выгородить, а еще и обелить ценой попрания человеческого достоинства неугомонных правдоискателей.
– Ворон ворону глаз не выклюет, – изрек по-молдавски русскую поговорку Стойко-старший.
Стойко-младший прибавил:
– Они все там одним миром мазанные.
И тут же прозвучало имя Пушкаша. Это он, верховный жрец Фемиды (по молдавскому региону) принял тогда на себя подлую роль: взял под защиту гнусных дельцов и тех, кто стоял в тени, за их спинами.
В конечном счете справедливость восторжествовала, но ненадолго. Через два года произошел исторический переворот. И власть каким-то чудом оказалась в руках упавших с неба демократов, которые до последнего момента выдавали себя за несгибаемых коммунистов. А я-то, как наивный вольтеровский Кандид, бродил с диктофоном и блокнотом по служебным кабинетам заговорщиков и намеревался вызнать у них секреты.
Наконец мош Григорий дух перевел. Успокоившись, продолжал:
– Теперь уж так не говорят и не пишут не только в селе, а и в больших городах. Вот еще послушай, уже с другого урока: «История – великий учитель. К сожалению, люди небрежные ученики». Бездна мудрости. Помянем же школьного мудреца.
За покойников не чокаются. Мы просто подняли стаканы. Вино уже было другое: почти черное, терпкое. Соответствовало оглашенному тосту.
Я понял: Григор Стойко сел на любимого конька.
Меня поразила эрудиция простого селянина. Его трезвый, не замутненный политикой взгляд в прошлое.
– Молдова, – профессорским тоном сказал дядька, – одно из старейших государств Европы. Миру известно с двенадцатого века. Расцвета своего достигла при государе Стефане чел Маре. Теперь вот некоторые, – был сделан акцент на последнем слове, – ординарное вино пробуют разливать по бутылкам с красивой этикеткой. И пишут: «Марочное». Не солидно. Жульничество. И даже подлость. Меня же беспокоит не только это, а и другое. Теперь вот слышно: Молдова вроде б должна образовать со своей соседкой Румынией одно целое, приняв даже ее имя. У меня сразу вопрос: почему? Мне говорят: «Так будет лучше, потому как Румыния – видное государство в Европе». Они что, считают нас дурней себя! Как-никак мы историю тоже проходили. И Библию читаем, а там сказано: «Каждому выдается по заслугам его». Как садовод, я могу и свое добавить: «На дичке не родится золотое яблочко». Нужна, понимаешь, порода.
Куда клонил лядовенский Нестор? Ждать пришлось недолго. По памяти названа была еще одна дата: 1862 год. Это та самая точка отсчета, когда после Крымской войны на географической карте появилось новое государственное образование под названием Румыния.
– Так что к чему господа политики собираются пристегивать? Лошадь к хомуту или хомут к лошади?
Специально историю этого региона я не изучал, но знаю, она весьма драматична. Местами трагична. Скажу больше: в самом воздухе Молдовы улавливается дух печали, грусти. Вслушайтесь в «Дойну» – это же сплошное рыдание. По сути, гимн нации. А сколько чувств и мысли вложил русский гений в две поэтические строки:
Оказалось, что мой новый приятель знал сей стих и находил его «захватывающим сердце молдаванина».
Сия пустынная страна
Священна для души поэта.
Колесо истории безжалостно прокатилось по живой плоти рода Стойко. В огне Первой мировой войны сгорел простодушный бадя Васыл. Пал от пули русского солдата, ибо по воле рока сражался на стороне короля Фердинанда.
Горькая участь постигла и следующую ветвь.
– Наш тату откупился от мобилизации, – продолжал хронику своего рода Григор. – Сунул военному комиссару тысячу лей, для чего пасеку продал. Когда же вернулись советские войска, добровольно явился на призывной пункт и дошел с боями до Австрии. Медаль имел «За взятие Вены». Вон лежит в шкатулке. А тату давно уже в земле.
Возле ворот притормозило авто. Я подумал: наверно, Иван за мной пожаловал. Хозяин спокойно проговорил:
– Не иначе, как наш Борис.
Послышались возбужденные голоса, торопливые шаги. Обе половинки дверей распахнулись – и в касу-маре ввалился богатырь в яркой тенниске, которая едва не трещала на груди.
Борис завернул в Лядовены на пять минут: взять в город немного деревенских продуктов. Он работал и жил в Бельцах, по технической части. С появлением молодого хозяина женская обслуга засуетилась, заволновалась. На стол обрушился поток снеди. Запомнился кролик, зажаренный в сметане. А еще было удивительное сациви: тушеные с грецкими орехами баклажаны.
Тетушка Иляна сновала вокруг стола, приговаривая:
– Кушайте, кушайте, дорогие. Я еще принесу.
Борис, между прочим, оказался подписчиком «Труда». Сразу провозгласил смешной тост:
– За редакторов и корреспондентов!
Комплимент я принял на свой счет. А оказалось, по недоразумению присвоил чужую славу. У многих жителей северной части Молдавии в то время на слуху было имя спецкора «Социалистической индустрии» Новомира Лимонова, моего друга и однокурсника по университету.
С этим краем у Лимонова много было связано. В Бельцах жили его родители. Он сюда часто наезжал не только по личным делам. В конце концов замахнулся на местных партийных бонз и чиновников. Пользуясь покровительством верховной власти, они спекулировали государственными квартирами. Бандитское гнездовье и разворотил Новомир. Его пытались купить, он устоял от соблазна. Угрожали – не дрогнул. Его письма-очерки в течение года публиковала «Социндустрия». Затем весь блок (журналистское расследование) напечатал журнал «Дружба народов».
Простой люд, местечковые обыватели торжествовали. Имя журналиста Новомира Лимонова у всех было на устах. Вот и теперь прозвучало в доме Стойко. Выявились и новые детали. Оказалось, что Верховный суд МССР пытался выгородить преступную «бельцкую группировку», а за решетку угодили их жертвы. Сгустились тучи и над головой автора скандальных публикаций. Лимонову ставилось в вину: тенденциозность в изложении фактов (неопровержимых!), а также субъективизм и некомпетентность в толковании законов, что, с одной стороны, дезориентировало следствие, а с другой стороны, породило у населения искаженные взгляды на порядок учета и распределения жилого фонда. Вот такой был выдан канцелярский бред с оргвыводом: журналиста объявили «персоной нон грата».
Об этом судачили не только в высоких инстанциях. В глухих уголках республики народ на все лады обсуждал грязные дела бельцкой партноменклатуры. При этом назывались имена первых лиц республики, которые пытались выгородить «своих товарищей», погрязших в скверне. Да не просто выгородить, а еще и обелить ценой попрания человеческого достоинства неугомонных правдоискателей.
– Ворон ворону глаз не выклюет, – изрек по-молдавски русскую поговорку Стойко-старший.
Стойко-младший прибавил:
– Они все там одним миром мазанные.
И тут же прозвучало имя Пушкаша. Это он, верховный жрец Фемиды (по молдавскому региону) принял тогда на себя подлую роль: взял под защиту гнусных дельцов и тех, кто стоял в тени, за их спинами.
В конечном счете справедливость восторжествовала, но ненадолго. Через два года произошел исторический переворот. И власть каким-то чудом оказалась в руках упавших с неба демократов, которые до последнего момента выдавали себя за несгибаемых коммунистов. А я-то, как наивный вольтеровский Кандид, бродил с диктофоном и блокнотом по служебным кабинетам заговорщиков и намеревался вызнать у них секреты.
СПАСАЛИСЬ КТО КАК МОГ
Перед тем, как оказаться в Рышканах, затем в Лядовенах, несколько дней колесил я по дорогам Оргеевского района, здесь я некогда трудился в поте лица.
По привычке наведался в райком, где меня принимали в партию, в чем я не раскаиваюсь и никоим образом не сожалею. Впрочем, по ходу дела возникла маленькая заковырка. Кто-то из членов бюро задал мне «убийственный вопрос»: как понимаю я демократический централизм? Когда кого-либо хотели посадить в лужу, спрашивали именно это. Без запинки перечислил я все заковыристые постулаты, забыл упомянуть последнее: о подчинении меньшинства большинству.
– И это все? – спросил как на допросе первый секретарь товарищ Епур. (В переводе с молдавского – «заяц».) А в нашей типографии работал старый еврей по фамилии Заяц. По сему поводу в районе ходили шутки, розыгрыши, анекдоты.
А вот что произошло на самом деле. На первое апреля наш Мойша позвонил в райком и по ошибке нарвался на Первого. Тот поднял трубку:
– Кто говорит?
– Заяц.
– А это Епур. Да ты, брат, смелый.
– Такими нас партия воспитала. И вообще, – типографский служка с испугу вошел в раж, – доложу я вам, заяц – зверь отчаянный. С испугу может даже волку брюхо распороть.
И что вы думаете? Через несколько дней в районе произошла кадровая перестановка. Нашего Зайца повысили в должности: он возглавил типографию при редакции.
Лично я без подобострастья относился к носителям районной власти, что не всем нравилось. Некоторых строгих моралистов раздражала моя нескромная одежда и особенно стрижка модели «кок». Но я им был нужен и они меня терпели вместе с узкими брючатами и чешскими туфлями с бронзовыми пряжками и на толстенной микропорке типа «манка». Но местные ортодоксы, обряженные в галифе и «сталинки», не упускали случая приструнить, а то и осадить несущегося вскачь, не разбирая пути, молодого франта, который публиковал свои «штучки» в республиканской прессе и даже в толстом журнале «Октябрь» (молдавский аналог союзного).
Меня всегда удручала атмосфера, царившая на заседаниях партийных бюро.
В данном случае адресованный мне вопрос, как я понимаю о демократическом централизме, имел под собой, как мне позже сказали, цель – выяснить насколько я ознакомился с уставом партии.
Судьба меня хранила. Вовремя вспомнил тезис о подчинении меньшинства большинству. При этом, не иначе как сам черт дернул меня за язык. В присутствии всего районного синклита выдал я угловатую сентенцию, что большинство не всегда право. Ведь был период, когда Ленин и его соратники были не раз побиваемы оппозиционным большинством, и все же в итоге взяли верх. Историческая правда оказалась на их стороне.
Закончил я так:
– Надо уважать иные мнения. Хотя в данный исторический момент они, может, и не отвечают потребе дня, хотя по большому счету служат великим целям нации, народа.
Вздрогнул кабинет. Задвигались в креслах зады. Зашевелились под черепной коробкой обленившиеся извилины. Обида застила глаза: «Кто им, тузам, мораль читает? Какая-то „шестерка“.
Прошелестело как бы само собой словцо: «Не зрелый». Затем: «Требуется закалка».
Какое позорище: от ворот дан поворот! Я им чужой, не ихнего бора сосна. Как же буду я после этого глядеть в глаза товарищей. «Не зрелый. Требуется закалка», – это же разнесется по всему району. Все, кому не лень, станут меня поучать, а за спиной будут ухмыляться: «Тоже туда же!»
Будто из подземелья до слуха моего долетел голос Епура:
– Есть предложение принять товарища (имярек) в члены Коммунистической партии Молдавии. Вместе с тем принять к сведению некоторые колебания в его понимании и трактовке основополагающего тезиса о демократическом централизме. Все.
Второй секретарь райкома Константин Васильевич Кузьмин доверительно мне сообщил, что после моего ухода у них больше часа кипела (при закрытых дверях) дискуссия по вопросу демократического централизма. К единому мнению так и не пришли. 28 сентября 1958 года, в недрах ЦК КП Молдавии и начались разногласия, которые затем привели к расколу в коммунистической организации республики и в обществе в целом?
В основе их оказались вопросы о практике руководства республикой в том числе и несоблюдение принципа демократического централизма. Из истории известно, что на события глобального масштаба оказывают подчас решающее влияние какие-то частности, мелочи. Говорят же на полном серьезе, что Наполеон Бонапарт после взятия Москвы отказался от дальнейшего продвижения на восток из-за легкого насморка. Или вот еще парадокс. Картина мира на нашей планете была бы совершенно иной, будь у юной египетской царицы Клеопатры иная линия носа.
Оргеевский райком стоял на своем месте. Однако у здания вид был какой-то пришибленный. А на втором этаже был кавардак и ералаш. Словно, как прежде, все ушли на фронт!
Девушке в приемной я представился: такой-сякой просит аудиенции. Услыхав, что я из Москвы, красавица, виляя бедрами, юркнула в кабинет первого и моментально выскочила, как ошпаренная:
– Товарища Доменти, – промямлила, еле дыша, – нет у себя. Уехал. Вы можете зайти ко второму секретарю, товарищу Атаманенко. Он пока еще у себя.
Я перешагнул порог. Хозяин кабинета сидел среди огромного вороха бумаг. Похоже, сортировал. Документами с грифами «Секретно» и «Для служебного пользования» был устлан пол; они громоздились на стульях, диване, подоконниках. Товарищ смутился, как будто я застал его за чем-то непотребным.
Атаманенко был в этой должности недавно и не скрывал, что тяготится ею. Парень, свойский и честный, было видно, что он на кого-то очень сердит. И тут же выложил:
– У меня такое ощущение, словно в разгар боя нас предали. Вы понимаете о чем речь? – спросил меня в упор.
Непотребно седовласому «баде» казаться Незнайкой. Тем более, что позади уже была Гагаузия, Тирасполь. Участвовал в «бабском митинге», заседал за «круглым столом» с «головастиками» «Точлитмаша». Потому и признался: кое о чем наслышан, однако многое еще неведомо. Потому и завернул в Оргеев, где некогда служил верой и правдой и даже был принят в «ряды».
– В редакции своей были?
– Сразу к вам.
– И не ходите. Там мерзостно и грязно. Может, слышали «историю с географией» о нашем редакторе?
И тут же поведал сюжет, который проник даже на страницы союзного журнала «Журналист». Речь шла о нарушении моим коллегой уставных норм и этических правил. Бюро райкома исключило редактора газеты Владимира Паскару из партии. Тот вздыбился: не признал наказание справедливым. Поднял хай. Обратился с жалобами во все инстанции, дошел до парткомиссии ЦК КПСС. Все жалобы заканчивались предостережением: автор не представляет себя вне рядов партии, потому и жизнь для него теряет смысл. Авторитетная комиссия, взвесив все «за» и «против», пришла к выводу: исключение – кара слишком тяжелая. Достаточно и строгого выговора.
Победа? В каком-то смысле да. Но дальше «сюжет» день ото дня становился круче и круче. Через пару месяцев после «победы» Владимир Паскару стал Владом. На страницах своей газеты «Орхейский край» публикует открытое письмо: он-де осознал, что до сих пор шел не туда и не с теми, а потому выходит из рядов КПСС.
По привычке наведался в райком, где меня принимали в партию, в чем я не раскаиваюсь и никоим образом не сожалею. Впрочем, по ходу дела возникла маленькая заковырка. Кто-то из членов бюро задал мне «убийственный вопрос»: как понимаю я демократический централизм? Когда кого-либо хотели посадить в лужу, спрашивали именно это. Без запинки перечислил я все заковыристые постулаты, забыл упомянуть последнее: о подчинении меньшинства большинству.
– И это все? – спросил как на допросе первый секретарь товарищ Епур. (В переводе с молдавского – «заяц».) А в нашей типографии работал старый еврей по фамилии Заяц. По сему поводу в районе ходили шутки, розыгрыши, анекдоты.
А вот что произошло на самом деле. На первое апреля наш Мойша позвонил в райком и по ошибке нарвался на Первого. Тот поднял трубку:
– Кто говорит?
– Заяц.
– А это Епур. Да ты, брат, смелый.
– Такими нас партия воспитала. И вообще, – типографский служка с испугу вошел в раж, – доложу я вам, заяц – зверь отчаянный. С испугу может даже волку брюхо распороть.
И что вы думаете? Через несколько дней в районе произошла кадровая перестановка. Нашего Зайца повысили в должности: он возглавил типографию при редакции.
Лично я без подобострастья относился к носителям районной власти, что не всем нравилось. Некоторых строгих моралистов раздражала моя нескромная одежда и особенно стрижка модели «кок». Но я им был нужен и они меня терпели вместе с узкими брючатами и чешскими туфлями с бронзовыми пряжками и на толстенной микропорке типа «манка». Но местные ортодоксы, обряженные в галифе и «сталинки», не упускали случая приструнить, а то и осадить несущегося вскачь, не разбирая пути, молодого франта, который публиковал свои «штучки» в республиканской прессе и даже в толстом журнале «Октябрь» (молдавский аналог союзного).
Меня всегда удручала атмосфера, царившая на заседаниях партийных бюро.
В данном случае адресованный мне вопрос, как я понимаю о демократическом централизме, имел под собой, как мне позже сказали, цель – выяснить насколько я ознакомился с уставом партии.
Судьба меня хранила. Вовремя вспомнил тезис о подчинении меньшинства большинству. При этом, не иначе как сам черт дернул меня за язык. В присутствии всего районного синклита выдал я угловатую сентенцию, что большинство не всегда право. Ведь был период, когда Ленин и его соратники были не раз побиваемы оппозиционным большинством, и все же в итоге взяли верх. Историческая правда оказалась на их стороне.
Закончил я так:
– Надо уважать иные мнения. Хотя в данный исторический момент они, может, и не отвечают потребе дня, хотя по большому счету служат великим целям нации, народа.
Вздрогнул кабинет. Задвигались в креслах зады. Зашевелились под черепной коробкой обленившиеся извилины. Обида застила глаза: «Кто им, тузам, мораль читает? Какая-то „шестерка“.
Прошелестело как бы само собой словцо: «Не зрелый». Затем: «Требуется закалка».
Какое позорище: от ворот дан поворот! Я им чужой, не ихнего бора сосна. Как же буду я после этого глядеть в глаза товарищей. «Не зрелый. Требуется закалка», – это же разнесется по всему району. Все, кому не лень, станут меня поучать, а за спиной будут ухмыляться: «Тоже туда же!»
Будто из подземелья до слуха моего долетел голос Епура:
– Есть предложение принять товарища (имярек) в члены Коммунистической партии Молдавии. Вместе с тем принять к сведению некоторые колебания в его понимании и трактовке основополагающего тезиса о демократическом централизме. Все.
Второй секретарь райкома Константин Васильевич Кузьмин доверительно мне сообщил, что после моего ухода у них больше часа кипела (при закрытых дверях) дискуссия по вопросу демократического централизма. К единому мнению так и не пришли. 28 сентября 1958 года, в недрах ЦК КП Молдавии и начались разногласия, которые затем привели к расколу в коммунистической организации республики и в обществе в целом?
В основе их оказались вопросы о практике руководства республикой в том числе и несоблюдение принципа демократического централизма. Из истории известно, что на события глобального масштаба оказывают подчас решающее влияние какие-то частности, мелочи. Говорят же на полном серьезе, что Наполеон Бонапарт после взятия Москвы отказался от дальнейшего продвижения на восток из-за легкого насморка. Или вот еще парадокс. Картина мира на нашей планете была бы совершенно иной, будь у юной египетской царицы Клеопатры иная линия носа.
Оргеевский райком стоял на своем месте. Однако у здания вид был какой-то пришибленный. А на втором этаже был кавардак и ералаш. Словно, как прежде, все ушли на фронт!
Девушке в приемной я представился: такой-сякой просит аудиенции. Услыхав, что я из Москвы, красавица, виляя бедрами, юркнула в кабинет первого и моментально выскочила, как ошпаренная:
– Товарища Доменти, – промямлила, еле дыша, – нет у себя. Уехал. Вы можете зайти ко второму секретарю, товарищу Атаманенко. Он пока еще у себя.
Я перешагнул порог. Хозяин кабинета сидел среди огромного вороха бумаг. Похоже, сортировал. Документами с грифами «Секретно» и «Для служебного пользования» был устлан пол; они громоздились на стульях, диване, подоконниках. Товарищ смутился, как будто я застал его за чем-то непотребным.
Атаманенко был в этой должности недавно и не скрывал, что тяготится ею. Парень, свойский и честный, было видно, что он на кого-то очень сердит. И тут же выложил:
– У меня такое ощущение, словно в разгар боя нас предали. Вы понимаете о чем речь? – спросил меня в упор.
Непотребно седовласому «баде» казаться Незнайкой. Тем более, что позади уже была Гагаузия, Тирасполь. Участвовал в «бабском митинге», заседал за «круглым столом» с «головастиками» «Точлитмаша». Потому и признался: кое о чем наслышан, однако многое еще неведомо. Потому и завернул в Оргеев, где некогда служил верой и правдой и даже был принят в «ряды».
– В редакции своей были?
– Сразу к вам.
– И не ходите. Там мерзостно и грязно. Может, слышали «историю с географией» о нашем редакторе?
И тут же поведал сюжет, который проник даже на страницы союзного журнала «Журналист». Речь шла о нарушении моим коллегой уставных норм и этических правил. Бюро райкома исключило редактора газеты Владимира Паскару из партии. Тот вздыбился: не признал наказание справедливым. Поднял хай. Обратился с жалобами во все инстанции, дошел до парткомиссии ЦК КПСС. Все жалобы заканчивались предостережением: автор не представляет себя вне рядов партии, потому и жизнь для него теряет смысл. Авторитетная комиссия, взвесив все «за» и «против», пришла к выводу: исключение – кара слишком тяжелая. Достаточно и строгого выговора.
Победа? В каком-то смысле да. Но дальше «сюжет» день ото дня становился круче и круче. Через пару месяцев после «победы» Владимир Паскару стал Владом. На страницах своей газеты «Орхейский край» публикует открытое письмо: он-де осознал, что до сих пор шел не туда и не с теми, а потому выходит из рядов КПСС.